Текст книги "Обманутые надежды, или Чудеса случаются (СИ)"
Автор книги: Александра Стецинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)
Глава 36
Наши жизни определяются возможностями. Даже теми, которые мы упускаем...
Загадочная история Бенджамина Баттона
…Прошло больше двух месяцев после того как они в последний раз виделись. Казалось бы, что такое два месяца, так ерунда, но с другой стороны, целых шестьдесят с лишним дней и ночей, которые уже никогда не повторятся.
Сразу после поцелуя девушка исчезла. Пока Глеб спорил с разочарованными женщинами, Галя тихо ускользнула, когда он обернулся, её уже и след простыл. Он тогда здорово расстроился, что не успел о чём-то спросить, что-то сказать… «Что же тебе помешало найти её?» – насмешливо полюбопытствовал внутренний голос. – «Струсил?».
Глеб недовольно передёрнул плечами и неожиданно даже для самого себя признался: «Да! Как ни смешно, забыл, разучился делать первый шаг».
«Разбаловали тебя бабы, Твердохлебов, разбаловали», – ехидно похихикал всё тот же голос. – «Привык, что девицы сами за тобой бегают. Вот и проворонил свой шанс. Ведь она сама тебя нашла, а ты повёл себя, как истукан бесчувственный. Видел же, что нравишься ей, так какого чёрта кочевряжился?».
«Не до этого тогда было», – попытался оправдаться Твердохлебов.
«Угу, каждый утешает себя, как может».
Не успели отгулять День части, как пришёл приказ о проведении полномасштабных совместных учений с участием крупных армейских частей и военно-морских сил. Тут уж точно не до выяснения отношений. Глебу пришлось на время забыть о страстном желании найти Галю.
Когда Твердохлебов вернулся в часть, пришлось несколько дней разгребать накопившиеся дела, но как только более или менее разобрался, решил наконец-то разыскать Галю.
– Василий Иванович, – окликнули выходящего из штаба полковника Ростоцкого.
Мужчина остановился и пристально уставился на смутно знакомого майора. «Уж больно красивый, зараза», ― отметил он про себя.
– С кем имею честь? ― спросил он немного суховато.
– Простите, что задерживаю. Майор Твердохлебов.
– Я вас вспомнил. Вы были призом, ― заметив, как напрягся майор Ростоцкий, замолчал и нервно кашлянул. ― У вас ко мне какое-то дело?
– Да. Я разыскиваю Галину Королёву.
– Ничем не могу помочь, ― тут же отрезал начальник ОВРА. ― Я вам не адресный стол.
– Василий Иванович, если бы это не было так важно, я не стал бы к вам обращаться.
Ростоцкий несколько минут разглядывал настойчивого офицера.
– Кхм, ― растеряно кашлянул он. ― Даже не знаю, что вам сказать...
– Помогите мне, пожалуйста, её найти. Нам с ней нужно о многом поговорить.
– Что ж вы так долго тянули с разговором-то?
– Вы же знаете, учения...
– М-да... Дело в том, молодой человек, что Галина со вчерашнего дня в отпуске. Насколько мне известно, она улетела в Крым. Генерал Решетников выбил обещанную путёвку, так что...
– Извините, за отнятое у вас время, – козырнул Твердохлебов, – честь имею.
– Не расстраивайтесь, майор. Галя уехала не навсегда. У вас будет ещё возможность встретиться и поговорить. А пока, не проводите ли меня до отдела? У меня есть к вам ряд вопросов.
– Готов ответить на все, ― кивнул майор.
Глава 37
Родители – это кость, на которой дети точат свои зубы.
Питер Устинов
Буквально за два дня, до того, как Галя должна была вернуться из Крыма, прямо посреди ночи Твердохлебова разбудила резкая трель телефонного звонка. Мужчина резко подскочил на кровати, и его сердце сжалось от тревожного предчувствия.
– Твердохлебов, слушаю.
– Сынок...
– Отец, что случилось?
– Прости, что так поздно... Глеб, если можешь, приезжай.
– Ты можешь толком сказать, что случилось.
– Пока ничего, я пока ещё жив, но ты не переживай, возможно это не надолго. К тому же, ты же знаешь, твой отец уже стар и его по ночам мучает бессонница.
– Ты плохо себя чувствуешь?
– Не хуже чем обычно. Прости, может это старческий маразм, но меня уже несколько дней мучает мысль, что я начинаю забывать твоё лицо. Ты слишком давно не был дома. Конечно, есть фотографии, но это всё не то. Сын, знаю, я виноват перед тобой... Мальчик мой, ты так давно не был дома. Я просил Марго позвонить тебе и попросить приехать. Она обещала, но...
– Ты прав, мачеха мне не звонила.
– Глеб, прошу, порадуй старика, скажи, что приедешь.
– Конечно, приеду.
– Спасибо, я буду ждать.
Утром Глеб пошёл к командиру и, недолго думая, написал рапорт на предоставление очередного отпуска и за текущий и остаток за прошлый год. Глеб, вообще-то, не планировал надолго задерживаться у отца. Он решил, что недельку побудет у старика, чтобы совесть успокоилась, а потом махнёт к друзьям, те давно приглашали его. Парни решили на несколько месяцев уйти от цивилизации, отправиться в поход на байдарках. Обещали показать потрясающие места и море адреналина, но судьба решила по-своему.
Твердохлебов неторопливо шёл по улице родного города. За последние четыре года, что он не был тут, город изменился. Центральные улицы были отремонтированы, дома радовали глаз свежей штукатуркой. Проходившие мимо женщины бросали заинтересованные взгляды на статного красавца офицера. Но Твердохлебов ни на кого не обращал внимания. Сейчас его больше волновали другие вещи: новый асфальт, сохранённая старая аллея, обилие цветочных клумб, идеальная чистота царящая вокруг.
Глеб несколько минут топтался у двери, прежде чем позвонить. Наконец решившись, надавил на копку звонка. Тихая, приятная трель пронеслась вглубь квартиры. Подождав ещё немного, мужчина ещё раз позвонил.
«Приехали», ― хмыкнул он про себя. ― «Нет, чтобы предупредить о приезде. Сюрприз хотел сделать. Сделал. Вот и топчись теперь на пороге, пака хозяева появятся».
Вдруг он услышал, как кто-то в квартире кашляет и снова позвонил.
– Входите, открыто, ― донесся до его слуха глухой голос отца.
Сердце Твердохлебова подпрыгнуло и тревожно сжалось. Он толкнул незапертую дверь и вошёл в тёмный коридор. Здесь почти ничего не изменилось. Только, похоже, переклеили обои. Насколько он помнил, когда приезжал в последний раз, они были полосатые, а теперь светлые с редким растительным рисунком.
– Ну, что вы топчитесь на пороге, проходите в комнату.
Глеб закинул сумку в свою старую комнату и пошёл на голос отца. Алексей Глебович лежал в кровати и тяжело дышал. Услышав шаги, он открыл глаза и пробормотал:
– Кто вы и чего хотите?
– Отец, это я, ― слегка дрогнувшим голосом, ответил Глеб.
– Сынок, ― мужчина широко распахнул слезящиеся глаза. ― Неужели это не сон и ты, наконец, обо мне вспомнил.
– Прости, но я же часто звонил.
– Надеюсь, ты никогда не услышишь от своих детей подобных оправданий. Сын, я же не молодею. Понимаю, что у тебя служба, но хотя бы раз в год, мог бы и навещать своего старика.
– Где Марго? Почему ты тут лежишь совершенно один. Дверь нараспашку. У нас конечно тихий городок, но всё же.
– Она в аптеку пошла. Замучил я её своей чёртовой пневмонией. Лето на дворе, а у меня пневмония, представляешь? А дверь,… так, Любочка, медсестра должна прийти делать укол. Вот Марго дверь и не закрыла, чтоб я лишний раз не вставал с постели.
– Почему ты не лёг в больницу.
– Ты же знаешь, как на меня действуют эти учреждения. Я бы там, через пару дней загнулся. Нет, я дома помереть хочу.
– Что за глупости. Тебе ещё рано умирать, ты ещё внуков не дождался.
– Угу, ― фыркнул Алексей Глебович, ― от тебя дождёшься. Вот спросит меня мать, как там мой сынок. А мне и сказать будет нечего.
– Брось, отец, ― рассердился Глеб.
– Надеюсь, ты погостишь у нас, хоть немного. А то, может, как говорится, что даже чаю не попьёте?
– Погощу. Я в отпуске.
Мужчины услышали, как хлопнула дверь.
– Алёша, я дома. Извини, немного задержалась. Заскочила в гастроном, а там сегодня мясо выбросили. Фарш просто загляденье. Представляешь, мне удалось ещё купить отличный кусок вырезки и поджарку. Приготовлю завтра голубцы. Алёш, а может лучше пельмени? Как думаешь?
– Я думаю, тебе лучше зайти ко мне, у нас гости.
– Гости? Странно...
Женщина быстро пересекла длинный коридор и вошла в комнату мужа. Она замерла на пороге, слегка приоткрыв рот, оторопело уставившись на Глеба.
– Ты-ы-ы, – протянула она.
– И тебе привет, Марго.
– Глеб, надо же, что же ты не предупредил, что приедешь.
– Хотел сделать вам сюрприз.
– Угу, ― кивнула мачеха, ― он тебе удался. Что ж пойду на кухню. Ты наверно голоден с дороги.
– Не стоит беспокоиться, я перекусил в вагоне-ресторане.
– Какое там беспокойство, ― отмахнулась мачеха, ― ты хоть ему сажи, отец.
– Глеб, надеюсь, ты у нас остановишься?
– Если не прогоните...
– Твоя комната всегда в твоём распоряжении, ― поджав губы, буркнула Марго. ― Вы тут ещё немного поболтайте, а через десять минут жду тебя на кухне.
Глеб не стал ломаться, не хотел по пустякам расстраивать отца и просто кивнул.
Глава 38
Нельзя вернуться в прошлое и изменить свой старт, но можно стартовать сейчас и изменить свой финиш…
― Что смотришь? Изменилась, постарела?
– Да нет, в общем-то, ― ответил Глеб и отвёл глаза. Он никогда не любил эту женщину, но её бледное осунувшееся лицо, почему-то его тревожило. Она выглядела измученной и сильно постаревшей. В некогда тёмно-каштановых густых волосах, было слишком много ранней седины. Под глазами залегли тени, в уголках рта, глубокие морщины.
– Угу, а врать ты так толком и не научился, ― ехидно усмехнулась Марго. ― Думаешь, не вижу, как ты на меня смотришь.
– И как же я на вас смотрю?
– С жалостью, вперемешку с лёгким налётом брезгливости. Господи, кого лешего ты заявился, ― женщина закрыла лицо руками и жалобно застонала. ― Ведь только всё стало, хоть как-то налаживаться. А тут ты, как чёрт из табакерки выскочил.
– Мне отец позвонил, ― холодно бросил Глеб. ― Может вам напомнить, что это и мой дом.
– Ах, отец, ну конечно. Вот старый прохвост. Так и знала, что он телефон припрятал, ― женщина устало махнула рукой. ― Хотя, ладно, чего уж там. Алёша в последнее время только о тебе и твердит, просил, чтобы позвонила тебе. А я не стала.
– Почему?
– Всё трусость моя, ― неожиданно призналась мачеха. ― Может, и к лучшему, что ты приехал. Да и болезнь эта его какая-то странная. Кучу лекарств извели, а Алёше легче не становится. Только день ото дня ещё больше слабеет. Сколько ни просила, сколько в ногах ни валялась, чтоб в больницу лёг ― ни в какую. Пришлось Любочку, она медсестрой работает, простить к нам забегать. Она уколы делает и капельницы ставит, но всё без толку.
– Марго, я давно вас хотел спросить, почему,… а, в прочем, ― неважно. Мужчина передёрнул плечами и отвернулся к окну. Но мачеха, будто каким-то звериным чутьём почуяла, о чём он хотел спросить.
– Тебя интересует, почему отец женился на мне? ― женщина потёрла ладонями бледное лицо и не села, а буквально рухнула на соседний стул. ― Что ж, видно пришло время всё тебе выложить, как на духу.
– Я не священник. Мне ваша исповедь ни к чему.
– А при чём тут исповедь? Хочу просто рассказать тебе, про отца твоего, про меня, но если тебе не интересно… Я думала, ты уже вырос из детских обид.
– Хорошо, я слушаю.
– Алёна умерла, когда ты ещё маленьким был.
– Не такой уж и маленький, ― скривил губы Глеб. ― Мне тогда шесть было.
– Может и так, но всё равно ещё не достаточно взрослый… Отец твой, когда мне предложение сделал…. Я дура, вне себя от счастья была, будто на крыльях летала, думала, что он хочет, чтобы я тебе матерью стала, а ему утешением. До меня не сразу дошло, ему просто нужно было, чтобы за тобой кто-то присматривал, а чужих в доме, он видеть не хотел. Твой отец меня никогда не любил. Он по матери твоей, как с ума сходил, так до конца дней своих сходить будет. Алёша до сих пор, с её портретом разговаривает.
– Почему же вы не ушли от него. Ведь вы моложе моего отца на семнадцать лет. Зачем мучились?
– А это мне наказание за все грехи мои тяжкие. Ведь я Алёшу любила всю свою жизнь. Он взрослый, а я мелюзга ещё совсем, уже тогда с него глаз не сводила. Подружки по известным киноактёрам сохли, а я по соседскому парню. Когда он женился на твоей матери, слезами горькими всю ночь обливалась, проклинала разлучницу, смерти ей желала. А разве в том её вина была, что едва Алёша увидел, так влюбился без памяти. Красивая она была. Ох, какая красивая. Ей бы в кино сниматься. Глаза синие-синие, как небесная бездна. Волосы густые, тёмные, ниже талии струились, кожа бархатная, что сметана белая, а губы… ― Марго покачала головой и грустно усмехнулась. ― Впрочем, что я тебе рассказываю, ты на неё очень похож.
Алёша ухаживал за Алёной, как в сказке, и как поженились, ― надышаться не мог. Пылинки с молодой жены сдувал. А я от зависти, злобой вся исходила. Только ума и хватило, чтобы ему не показать. Если бы узнал, точно с лестницы спустил. Я ведь частенько, по-соседски, к молодым забегала. Ты не смотри на меня с такой жалостью. Не стою я этого.
На похоронах все плакали: жалели Алёну, такую молодую, красивую, отца твоего раньше времени поседевшего, тебя сироту, без любви и заботы материнской оставшегося. Я тоже плакала,… а где-то в глубине души, не видимая для всех, жила радость. Вот теперь, любимый моим будет.
Только, после похорон, твой отец чуть умом не тронулся. Если бы не ты… Пять лет, после смерти Алёны ни на одну женщину не глянул, потом умерла твоя бабушка. За тобой смотреть нужно было. Ты озорной, бедовый рос. А тётка твоя, свою личную жизнь налаживала, ей было не до проблем брата и племянника. Нина знала, как я к Алёше отношусь. Да об этом, наверно, все знали. Вот и стала уговаривать брата, чтоб женился на мне. Не успел твой отец толком мне предложение сделать, как я тут же согласилась. Он даже опешил, не ожидал, что я вот так, сразу...
Мама меня чуть ли не на коленях отговаривала. Мол, одумайся, куда ты лезешь. Я ведь тогда в самом соку была. Парни за мной табунами бегали. Может, и не такая красивая, как твоя мать, но тоже ничего. А тут вдовец, да ещё с ребёнком. Так кто ж советов родителей слушает? Молодая, глупая, а самой казалось, что умнее всех. Думала, стерпится ― слюбится. Со временем, ты ко мне привыкнешь, матерью назовёшь. Алёша свою первую жену забудет, меня полюбит. Дура!
Да только ты на всю ласку мою, волком смотрел. Думаешь, я не видела, что затаил обиду на меня и отца. Чуть подрос и вон из дома. А отец твой… Для него я, как женщина, никогда не существовала. Так, бесплатная прислуга. На всю мою нежность и любовь он отвечал холодностью, давая понять, что ему это не нужно.
А я ребёнка от него хотела. Мечтала, что хоть маленькая частичка его, меня любить будет. Не сложилось. Хочешь ― верь, хочешь ― нет, но я и теперь Алёшу больше жизни люблю. Только им и дышу. Он только пару лет, как слегка оттаял. А мне многого и не надо. Вот только отчуждение ваше, совесть мою мучило. Знала, что моя вина, а как исправить… Ты прости меня, Глеб за то, что не смогла тебе матерью стать, за то, что невольно стала между тобой и отцом.
– Чего же вы хотите от меня? Отпущения вам всех грехов? Так сказал уже, я не священник.
– А если просто, по-человечески, понять и простить?
– А вот с этим, вы уж не взыщите, у меня туго. Так и не научился прощать.
– Жаль… Трудно тебе в жизни будет.
– Ничего, пока справляюсь.
Мачеха вздохнула и как-то вся сгорбилась.
– Не хочешь прощать ― ты в своём праве. Я хочу только одного, Глеб, чтобы ты помнил, что у меня, кроме тебя и отца твоего на всём белом свете никого нет. Это хорошо, что ты приехал. ― Женщина помолчала немного и вдруг выпалила:
– Мне страшно.
Её глаза набухли непролитыми слезами, а губы посерели. Она поднялась, выглянула в коридор и к чему-то напряжённо прислушалась. Потом вернулась на своё место, наклонилась к нему ближе и лихорадочно зашептала:
– Алёша в последнее время каким-то тихим, ласковым стал. Болезнь эта проклятущая… Можно конечно списать на неё, мол, оценил, наконец, мою заботу, а мне страшно… Ночью спать совсем не могу, к каждому шороху прислушиваюсь. Кажется, стоит закрыть глаза и тут его не станет. Я его никому, даже смерти не отдам.
Глеб отшатнулся. По лицу мачехи побежали крупные слёзы. Она зажала рот руками, изо всех сил пытая сдержать, рвущиеся из груди, судорожные всхлипы. Мужчина не выдержал. Он вскочил, притянул мачеху к своей груди, давая измученной страхом женщине, выплакаться. Она вздрогнула, уткнулась ему в рубашку и тихо завыла. Глеб осторожно поглаживал хрупкие плечи, отмечая про себя, что с тех пор, когда он последний раз видел мачеху, она сильно исхудала.
– Ну, тише, тише. Я здесь. Всё будет хорошо. Хватит плакать. Мне не за что вас прощать. Я помню, как вы пытались наладить со мной отношения. Вы уж простите мой детский максимализм. Его частенько подогревали злые сплетни. А потом, похоже, ненавидеть вас у меня просто вошло в привычку. ― Услышав подобные слова, мачеха ещё горше заплакала. ― «Вот, болван», ― чертыхнулся про себя Глеб. ― Успокойтесь, не мне вас судить. Сам столько дров наломал, что в пору каяться.
– Что ты, что ты, ― сквозь слёзы улыбнулась женщина. ― Я всегда глядя на тебя удивлялась. Хоть ты меня терпеть не мог, но гадостей мне никогда не делал. Держался только холодно и на расстоянии.
– Что вы говорите. А мне казалось, что я вас хорошенько изводил.
– Если честно, мне поначалу тоже так казалось, ― хихикнула женщина. Она отстранилась, открыла кран с холодной водой и быстро умылась. Вытерев лицо, она судорожно вздохнула. ― Спасибо, что не оттолкнул и дал выплакаться. Мне даже дышать немного легче стало.
– Не за что, ― усмехнулся Глеб. ― Тем более, я тоже отчасти виноват в ваших слезах. Вы так и не рассказали, почему только «поначалу»? ― спросил мужчина, заметив, как опять погрустнело лицо мачехи.
– Что? ― переспросила она слегка рассеяно.
– Вы сказали, вам по началу…
– Ах, да, ― улыбнулась Марго. ― Так случилось, что одна моя подруга вышла за муж за мужчину, который жил с дочерью от первого брака. Когда он развёлся с женой, она решила, что девочке лучше остаться с отцом, так как не хотела взваливать на нового мужа своего ребёнка. Однажды я попала к ним в гости и то, что я там увидела…
– Понятно, всё познаётся в сравнении.
– Что-то вроде того.
– Марго, ― почему вы с отцом серьёзно не поговорили. Ему нужно тщательное обследование и медицинский уход. Вы же с ним совсем измучились.
– Что ты. Мне не в тягость. А что касается больницы… Глеб, поговори с ним. Ты же знаешь, какой он упрямый. Я и так и эдак, а он ни в какую. Вот точно Твердохлебов ― грызи не грызи, только зубы обломаешь.
– Я поговорю. А вам больше отдыхать нужно.
– Алёша по ночам почти совсем спать перестал. Как же…
– Вот и договорились. Если не уговорю его лечь в больницу, то беру на себя ночные дежурства.
В дверь позвонили.
– Ой, это Людочка, наверно, пришла, ― засуетилась Марго. ― Ты и не поел ничего. Совсем я тебя заболтала. Ты, давай кушай, а я к отцу.
Глава 39
Цените тех, с кем можно быть собой.
Без масок, недомолвок и амбиций.
И берегите их, они вам посланы судьбой.
Ведь в вашей жизни их – лишь единицы…
Глеб для проформы поковырялся в тарелке. Есть совершенно не хотелось. Странно, он никогда не задумывался, о причинах своей ненависти к Марго. Она никогда его специально не обижала. Вначале, мачеха пыталась пробиться сквозь стену отчуждения, которую возвёл вокруг себя осиротевший мальчик, но натолкнувшись на жёсткий отпор, отступила и сама стала держаться от него подальше. Когда Глеб узнал, что отец женится, то попытался высказать всё, что по этому поводу думает. Отец поступил так, как считал нужным. Этого пренебрежения, Глеб ему так и не простил. Алексей Глебович, после смерти жены, замкнулся в себе. На сына почти не обращал внимания, погрузившись с головой в своё горе. Одно время, даже начал выпивать, но бабушка быстро его на путь истинный поставила. Она как истинная сибирячка, обладала сильным характером и железной волей.
Пока жива была Алёна, Твердохлебовы жили легко и радостно. Она обожала делать своих мужчин счастливыми. Каждый день был наполнен чем-то интересным и увлекательным. Родители любили активный отдых: многодневные походы по лесу с ночёвкой в палатке, сплав по реке на плоту, вело путешествия и тому подобное. Глеб очень рано научился плавать, ездить на велосипеде, кататься на лыжах, лазить по горам, ориентироваться на местности. Для укрепления духа и воспитания дисциплины, отец отдал его в школу боевых искусств, в которой главным тренером работал его лучший армейский друг. И вдруг всё рухнуло, наступило оглушающее безмолвие в почти полной пустоте. Эта школа, фактически спасла Глеба от отчаяния и одиночества, надолго поселившихся внутри его, после смерти матери.
– Спасибо вам огромное, Любочка, ― вывел его из тяжёлых раздумий голос мачехи. ― Что бы мы без вас делали.
– Ну, что вы. У нас все медсёстры очень отзывчивые. Если не я, то кто-нибудь другой, непременно согласился бы вам помочь.
Глеб поднялся и вышел в коридор. Высокая, стройная девушка с длинной рыжей косой, в белом халатике, маленькой медицинской шапочке, весело улыбалась, держа в руках довольно объемный чемодан с красным крестом на боку.
– Здравствуйте, ― вежливо поздоровался мужчина. ― Так вот как выглядит наш Земной ангел.
– Вот ещё, ― покраснела девушка и смущённо опустила глазки, ― скажете то же ― «ангел».
– А почему нет? Вся разница в том, что они о душе пекутся, а вы больше о теле, за которое она цепляется.
– Любочка, познакомьтесь ― это Глеб, сын Алексея Глебовича.
– А я знаю.
– Интересно откуда? ― чуть насмешливо обронил мужчина, заставив девушку снова покраснеть.
– Ваши фотографии у него по всей комнате развешаны.
– Надо же, я думал, что вы лечить моего отца ходите, а не нашим семейным фотоальбомом любоваться.
– Вот ещё, ― неожиданно обиделась Любочка, ― больно надо. Пока капельница стоит, я что же, только на свои ноги смотреть должна?
– Глеб, ― укоризненно покачала головой мачеха.
– Простите, ― тут же извинился мужчина и одарил девушку ослепительной улыбкой, ― я просто пошутил. К сожалению, неудачно. Я бы хотел с вами поговорить. Вы позволите вас немного проводить?
Совершенно покорённая девушка, застыла посреди прихожей, взирая на Твердохлебова, как на ожившее божество. «В жизни, он ещё красивее, чем на фотографиях», ― подумала она и шумно сглотнула. В голове её зашумело, и она почувствовала лёгкое головокружение.
– Кхм, ― громко кашлянула Марго, пытаясь помочь медсестричке выйти из ступора.
Любочка, тряхнула головой, поправила чёлку и слегка прикусила пухлую губку.
– Так как на счёт проводить? ― напомнил мужчина.
– Хорошо, ― покорно кивнула девушка, ― я согласна.
Глеб рассмеялся.
– Я же вас не в загс зову…
– Опять шутите, ― разозлилась девушка, ― а, ну вас. ― Она, как ошпаренная, выскочила из квартиры и захлопнула за собой дверь.
– Глеб, ― устало вздохнула мачеха, ― что ты за человек. Даже такую святую простоту, как наша Любочка, за две минуты разговора до бешенства довёл.
– Простите, Марго, не удержался. Не волнуйтесь, я её сейчас догоню, и мы всё уладим, ― пообещал Твердохлебов и помчался ловить нервную рыжую.
Ему с трудом удалось догнать разобиженную медсестру. Несмотря на внушительный чемоданчик, она довольно далеко успела ушагать на длинных ногах.
– Люба, ― окликнул девушку Твердохлебов. Но она, сделав вид, что не услышала, только прибавила шаг.
– Погодите, не спешите. Я вас мигом проглочу! ― тихо рассмеялся Твердохлебов и одним стремительным рывком настиг девушку.
– Люба, стойте, ― Глеб схватился за ручку чемоданчика и слегка дёрнул на себя, вынуждая девушку остановиться.
– Немедленно отпустите государственное имущество, ― сердито буркнула медсестричка, ― или я закричу.
Не обращая внимания на её угрозу, Глеб, отобрал тяжёлый саквояж, ухватил девушку за освободившуюся ладошку, поднёс к губам и осторожно поцеловал.
– Простите, Любочка. Я не хотел вас обидеть или оскорбить. Просто, имею склонность к шуткам на грани фола. В наказание, готов нести ваш тяжёлый саквояж, куда прикажете.
– Хм, ― девушка прищурилась и посмотрела на него с сомнением, ― даже не знаю. Обещайте со мной так больше не шутить.
– Я постараюсь. ― Твердохлебов изо всех сил старался сделать серьёзное лицо, хотя ему невыносимо хотелось смеяться. Уж больно недоверчиво смотрела на него рыжуля. Только сейчас он рассмотрел, как комично она морщит свой маленький носик и очаровательные маленькие конопушки, рассыпавшиеся по переносице. В тёмном коридоре, наверно, из-за высокого роста, девушка показалась ему совсем взрослой, а тут на улице, при ярком свете солнца, стало понятно, что она совсем молоденькая, почти девочка, видимо, совсем недавно окончившая училище. ― А если что, вы всегда можете огреть меня своим чемоданом, чтоб впредь неповадно было, ― покладисто подсказал он дальнейшие действия, на случай его неправильного поведения.
– Вот все вы такие, ― тяжело вздохнув, вдруг выдала Люба.
– В каком смысле «все такие»? ― осторожно поинтересовался Глеб.
– В прямом, ― отрезала девушка. ― Чем парень красивее, тем противнее характер.
– Зачем же обобщать?
– А что, если на самом деле всё так и есть. Вот сколько мне ни попадалось симпатичных парней, ни одного не было без придури. Причём чем красивее…
– Ага, тогда следуя вашей логике, я полный идиот.
– Ой, ну, что вы, ― спохватилась девушка. ― Извините. Правду говорят, язык мой ― враг мой.
– Не надо смущаться, Любочка. Я заслужил. Вы простите меня, ещё раз.
– Да ладно, ― вздохнула медсестричка, ― чего уж там. Да и мне приятно.
– То есть, ― оторопел мужчина.
– Мне до вас никто ещё рук не целовал. Прямо, как в кино.
– Угу, ― нахмурился Глеб, ― точнее в дешёвом водевиле.
– Опять начинаете, ― грозно сдвинула брови Любаша.
– О, нет, только не это, ― закатил глаза Глеб. ― Боюсь, ещё одного раза я не переживу. Люба, я собственно с вами о моём отце хотел поговорить.
– Что? А, конечно, конечно, ― кивнула медсестричка, тут же настраиваясь на профессиональный лад. Лицо её мгновенно стало более строгим и, казалось, даже повзрослело.
– Вот вы мне как медицинский работник скажите, мой отец идёт на поправку?
– И, да и нет, ― ответила девушка. ― Идёмте, у меня скоро процедуры начнутся, ― сказала она и двинулась вперёд по дорожке.
– Люба, простите, но вы меня, своим ответом, поставили в тупик.
– Понимаете, пневмония у него потихоньку проходит. Во всяком случае, температура больше не поднимается и дышит он лучше, но…
– Вас что-то беспокоит?
– Давление у него постоянно скачет. Сердечный ритм частит. Он сильно похудел, хотя Маргарита Михайловна, старается, чтобы он ел, как следует. Я заметила, что у него участились случаи сильного головокружения. На боль Алексей Глебович не жалуется, но мне кажется, ему срочно надо пройти серьёзное обследование. Что-то там наши врачи не досмотрели.
– Вы так считаете?
– Ой, ― почему-то испугалась медсестричка и всплеснула руками, ― вы только не подумайте… Врачи у нас очень хорошие. Один Виктор Сергеевич, десятерых стоит. Скольких буквально с того света вернул.
– Ну, пока, слава богу, об этом речь не идёт. Я просто пытаюсь понять…
– Нет, ― сердито топнула ножкой Любочка. Она побледнела, и её веснушки выступили ярче. ― Я же вижу, что не пытаетесь. Как можно лечить человека, если не знаешь, чем он болен. Алексей Глебович, он конечно чудесный, но такой…
– Твердолобый?
– Угу, ― покраснела девушка, ― упрямый больно. Это ж надо, с пневмонией отказался от госпитализации. Представляете, вечером Алексея Глебовича привезли в отделение, а утром он сбежал. Прямо в тапочках и халате, ― девушка округлила глаза и хлопнула себя по щеке. ― Ужас! Его даже Виктор Сергеевич не смог уломать вернуться.
– Хорошо, я вас понял. Перво-наперво, надо заставить моего упрямого отца пройти полное обследование.
– Это самое главное, ― одобрительно кивнула медсестра. ― Ой, вот мы уже и пришли. Спасибо вам, что помогли тянуть этот чемодан. Он не столько тяжёлый, сколько жутко неудобный. Так и норовит, проклятущий, углом по ноге ударить. У меня все икры в синяках.
– Дать сдачи не пробовали?
– Ах, Глеб Алексеевич, ну, вас с вашими шуточками, ― сердито буркнула Любочка. ― Давайте сюда этого монстра, меня уже больные ждут, а я тут с вами на крыльце топчусь.
– Спасибо вам за всё.
– Лучшей благодарностью для меня будет, если вы уговорите отца лечь к нам в отделение, ― строго заявила девушка и, махнув рукой, исчезла за дверью.
