Текст книги "Обманутые надежды, или Чудеса случаются (СИ)"
Автор книги: Александра Стецинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)
Глава 33
Петушки распетушились,
Но подраться не решились,
Если очень петушиться,
Можно пёрышек лишиться.
Если пёрышек лишиться,
Нечем будет петушиться.
В. Берестов
Слегка притомившиеся обилием развлечений, люди с удовольствием расселись за столами. Решетников, ожидавший, что победительница сядет возле него, был жутко разочарован, обнаружив, что в суматохе она куда-то ускользнула. Сначала он думал, что девушка отправилась припудрить носик, но время шло, а она так и не появилась.
– Иван Васильевич, ― гаркнул захмелевший генерал, перекрыв шум многочисленных разговоров, ― я не понял, а где наша победительница? Почему я её не вижу за нашим столом.
– Папа, успокойся, ― поморщилась Ирина. ― Совсем не обязательно так орать.
– Помолчи, дочь. Иван Васильевич, где наша Галочка? Куда вы её дели?
– Под стол засунули, ― буркнула Ира и те, кто расслышали её реплику, уткнулись в тарелки пытаясь удержать рвущийся наружу смех.
– Ирина Германовна, ― предупреждающе нахмурился Ростоцкий. Он не только обладал очень тонким слухом, но и умел читать по губам. ― Вы не правы. Герман Арнольдович, Галочке позвонили из дома, там что-то случилось. Она вынуждена была уехать.
– Как это уехала, ― изумился генерал, ― на чём?
– На метле, ― опять не удержалась Ирина. ― Ой, простите, ― нарочито извинилась Решетникова, заметив, как рассердился Ростоцкий, ― папуля, не волнуйся. За Галочкой прилетел голубой вертолёт.
– Почти, ребята, которые сегодня заглянули к нам на огонёк, любезно согласились подвезти Галю в город.
– Вы сума сошли, ― возмутился Решетников, ― как вы могли отпустить её с совершенно незнакомыми людьми.
– С чего вы так решили? Нескольких человек из их компании я отлично знаю. Ребята пообещали мне, что доставят Галю к подъезду в целости и сохранности.
– Но почему вы меня не предупредили?
– А зачем?
– Я бы дал машину.
– Герман Арнольдович, мы с вами отлично знаем, что вы ни за что бы сразу не отпустили Галю, а стали бы уговаривать задержаться. Ей действительно надо было срочно уехать.
Через час после начала банкета Глеб не выдержал и выскользнул из палатки. Он был сыт, к алкоголю равнодушен, а неумеренные возлияния сослуживцев, которое сопровождалось всё более развязанными шуточками, действовало на нервы.
Твердохлебов обошёл палатку и осмотрелся. Выбора куда пойти, особо не было. Неподалёку солдаты разложили небольшой костёр. Он освещал большую часть поляны тёплым, мягким светом, но стоило отойти чуть дальше, и всё вокруг погружалось в кромешную тьму, которую не могли разбавить огни далёкого города. Желающим погулять по лесу в такое время, нужно было захватить хороший фонарь, чтобы не подвернуть ногу, а то и сломать шею.
Глеб не боялся темноты и отлично ориентировался в ночном лесу, но бродить в одиночестве ему не хотелось, да и озеро сейчас не привлекало. Немного постояв около палатки, он неторопливо направился к поляне. Твердохлебов удобно расположился в плетёном кресле, подбросил сухих сучьев в костёр, который с довольным потрескиванием принял новую добычу, и уставился на огонь.
Вскоре к нему присоединился Смолин, а вслед за ним, ещё подтянулась молодёжь. Ирина, с довольной улыбочкой, вдруг плюхнулась майору на колени, но он тут же встал, подхватив девушку на руки, и попустил на своё место, а сам пересел на огромную корягу, которую непонятно откуда притащили отдыхающие. Спустя мгновение возле него примостился Смолин. Рядом присели молодожёны Комаровы.
Решетникова передёрнула плечами и недовольно поджала губы.
Но майору на её неудовольствие было глубоко наплевать. Развязность и бесцеремонность генеральской дочки его уже откровенно бесила. Она не желала ничего слушать и шла напролом к намеченной цели. Твердохлебов отвёл глаза от кислой физиономии Ирины и с улыбкой посмотрел на чету Комаровых.
Лейтенант служил у них в части только полгода, но уже зарекомендовал себя, как хороший товарищ и отличный офицер. На место службы он приехал со своей женой, к которой относился трепетно и с огромной нежностью. Невысокая, чуть полноватая хохотушка просто боготворила своего мужа. Сейчас её милое лицо было задумчивым и серьёзным.
– О чём, задумалась, люба моя? – тихо спросил лейтенант, крепче прижимая к себе жену. – Что тревожит твоё нежное сердечко?
– Да вот интересно, о чём тот чернявый Галю спрашивал. Ребят, случайно никто из вас не понял, а? И язык, на котором они говорили гортанный, но в тоже время удивительно певучий.
– Вот любопытная сорока, – улыбнулся лейтенант.
– Интересно же,…– вздохнула молодая женщина.
Она обвела вопросительным взглядом всех, кто собрался на поляне. Но девчонки отрицательно качали головами, а мужчины только пожимали плечами.
– И вправду любопытно, – пробормотала Решетникова. – Жаль, что наша «Мисс часть» так быстро слиняла. Мы бы ей тут устроили допрос с пристрастием.
– Ой, что вы, – испугалась Комарова, – зачем же вы так. Я бы лучше попросила её ещё раз спеть. Как же красиво она поёт, прямо за душу так и берёт, так и берёт.
– Вот ещё, – фыркнула Решетникова. – Скажете тоже, за душу.
Девушки рассмеялись.
– Но как же…
– Не волнуйтесь, Машенька, – усмехнулся Смолин, – того берёт, у кого она есть.
– Борис, вы намекаете на то, что у меня нет души?
– Возможно, и есть, только крохотная.
– Зато у вас она широкая, даже слишком.
– Не ссорьтесь, дети, ― раздражённо буркнул Твердохлебов, ― а если невтерпёж ― идите в лес.
На поляне вновь установилась тишина.
– Ой, и шо вы усе засумувалы? ― спросил капитан Петренко, забредший на огонёк. В палатке ему стало скучно, и он пошёл искать более интересную компанию. ― Шо надулись, як мыши на крупу? Машенька, душа моя, улыбнись, зигрий моё старае сердце.
– Да, ну вас, Алексей Степанович, – тихо рассмеялась Комарова. – Вечно вы со своими шуточками.
– Та якия шутки? Ось ты писмихнулась и видразу теплише стало. Геб, знову ты дивчат налякав. Ось, що за людына. Не людына, а холодна колода.
– Зато вы у нас капитан жутко горячий, – подколола Решетникова, – особенно, как выпьете. Всех на свете любите, а они все любят вас.
– А от не треба на людей кыдатыся, шановна, ображаты понапрасну не треба и люды вас и без горилкы любыты и поважаты будуть.
– Уверен? – фыркнула рыжая Светка.
– Ось,… як це,… а – язва. Та шоб я здох, як шо брешу.
– Знаете что, Петренко…
– Ирина Германовна, я же просил. Бросьте ребячество.
– Глеб, я не понимаю, на что это вы намекаете.
– Я не намекаю, а прямо говорю, хотите устроить скандал – идите в лес.
На поляну опустилась тугая, вязкая тишина. Решетникова замолчала. Она сидела, поджав губы с каменным выражением лица. Подружки её молчали, боясь ещё больше рассердить язвительного Твердохлебова. Все знали, что в гневе он беспощаден. Мужчины тихо злились на Ирину, которая умудрилась испоганить такое хорошее завершение дня. Одним словом, настроение было окончательно испорчено, все чувствовали себя неловко и неуютно. Хотелось уйти, исчезнуть, но идти собственно было не куда. Не в лес же, погружённый в чернильную темень, тем более палатку, откуда уже доносилось громкое пение, нестройность которого, почти не компенсировал энтузиазм исполнения.
Глава 34
Нет, – если я условие нарушу
И обернусь к запретной стороне,
Тогда навек я потеряю душу,
И даже песни не помогут мне…
Ольга Фёдоровна Берггольц
Кхм, кхм, – кашлянул Петренко и тяжело вздохнул. Мужчина устало потёр лицо и слегка поёрзал на бревне. После перепалки с вздорной девицей он резко протрезвел и чувствовал себя из-за этого не лучшим образом. Возвращаться к столу не хотелось, но и сидеть молча и тосковать не в его характере. Живая деятельная натура энергичного офицера, не любила предаваться грусти и унынию.
– Слухай, Глеб, ты б може спел, а то я от скуки, уже зовсим протрезвел, аж в голове гудит.
– Вот и я говорю, – оживилась Маша, – жаль, что Галя уехала. И спеть нам, не споёт и узнать, не узнаем, что ей цыган говорил.
– Та, шо там узнавать, – отмахнулся Петренко. – Если кратко, спросил, мол, не цыганка ли она, если да, то, из якого роду.
– Вы понимаете по-цыгански? – недоверчиво спросила Светка. – Откуда? Вы ж вроде на цыган.
– Та яки там цыган, скажете тоже. Каждый год биля нашей станицы, на несколько дней, ставав табор.
– Табор? Странно, насколько я знаю, они давно не кочуют.
– Правда, ваша, не кочують. Но некоторые ностальгують, так сказать, не хочуть забуваты свое мынуле, а може ще шо… Хто ж их розбере. Так от, одын барон прыдумав збыраты своих и несколько мисяцив кочуваты с мисця на мисце, як предкы. Ну и бизнес, само собою висти.
Наш староста з тем бароном был в приятельских видносынах. Я тогда зовсим пацанёнком был, ну и конечно, з нашими дитьмы в табор бигав, а дитям переводчик ни до чого. Они все на лету пидхоплюють.
– Подождите, капитан, – у Маши загорелись глаза, – тогда вы точно знаете, что она ответила.
– Ну, знаю и шо?
– Петренко, – хмыкнул Смолил, – хватит выделываться, не томи народ.
– Барони, – почему-то неохотно обронил капитан и насупился.
– А что это такое?
– Не шо, а кто, – после небольшой паузы пояснил капитан. – Род такой.
– Значит, наша «Мисс» не солгала, когда сказала, что её прапрабабка была цыганкой, – задумчиво пробормотала Решетникова.
– Це вона вам сказала? – почему-то удивился Петренко.
– Почему же только мне, вон и майор Твердохлебов это слышал.
Капитан вопросительно посмотрел на майора и тот просто кивнул.
Несмотря на кажущуюся невозмутимость, Глебу тоже явно стало любопытно. Сохраняя равнодушную маску на лице, он напряжённо прислушивался к разговору. Прошло довольно много времени после памятного поцелуя, но он до сих пор помнил пьянящий вкус её губ. Когда переполох, связанный с проверкой пошёл на убыль, Глеб несколько раз пытался встретиться с девушкой, но она явно его избегала, и майор решил пока отступить. Мужчина не хотел, чтобы девушка решила, будто он такой же охотник, как Смолин. Пусть пройдёт время, решил Твердохлебов и тогда он обязательно её найдёт.
– Петренко, будь человеком, не выделывайся, – Смолин так хлопнул капитана по плечу, что тот от неожиданности чуть с бревна не слетел.
– Ось, чёрт верткый, ведмидь косолапы, – заворчал капитан, – и за шо тебя дивчата люблять, тыж гірше редьки.
– Так они же меня не на зуб пробуют, ― усмехнулся Борис.
– Ну и даремно, тоди б воны сразу зрозумилы, шо ты за фрукт.
– Алексей Семёнович, расскажите, пожалуйста, что вы знаете об этих Барони, ― умоляюще воскликнула Маша.
– Для тебя, серденько моё, все, що твоя душенька захоче. ― Петренко неторопливо закурил сигарету и с наслаждением выдохнул дым. ― Вечорамы, колы вся робота по хозяйству была зроблена, наши станычныкы, теж прыходылы в табор. А як же, хто ж упустыть такое той… развлечение. Станыця не город, театрив там нэмае. Все чынно сидалы биля костра, ну и мы ж, дитвора само собою, тут же крутылыся, вухи розвисывшы. Тоди и начиналося самое найцикавише.
Старши всяки истории розповидалы про те, шо колысь случились з ними, або з родычамы, а то з саседам. Бувало сказки старинные, шо теперь забути давно вспоминали, легенды, передания. Одного разу, в одын з такых вечорив, зашёл разговор о проклятьях. Тут и рассказал барон про Барони ― одному з найстаришых и уважаемых цыганськых родов. Так вже й буты расскажу вам, шо пам'ятаю.
– Послушайте, а нельзя ли без ваших эти словечек? ― попросил кто-то из девчонок. ― Простите, капитан, меня за тупость, но я не всё понимаю.
– А що тут розумиты? Я ж не по-китайски балакаю.
– Всё равно, пожалуйста…
– Ладно, ― вздохнул Петренко, ― попробую.
Глава 35
И над степью зловещей
Ворон пусть не кружит.
Мы ведь целую вечность,
Собираемся жить
Песня неуловимых мстителей
…Это случилось так давно, что кости тех, кто был свидетелем этой истории, почти истлели в земле, даже дети их детей лет двести, а может и больше, как исчезли, ушли в небытие, оставив эту грешную землю своим беспокойным потомкам. Тогда степь ещё была свободна от ярма человека, от его вечной жажды наживы. Это потом он пригонит сюда железных монстров, которые будут рвать, и терзать её, выворачивая наружу тёмные от сочной влаги внутренности.
А тогда в степи царило безмолвие и покой, которое только скрашивалось мягким шелестом потревоженной ветром травы и пением птиц, парящих высоко в небе. Тихо, безлюдно. Изредка, лёгкой тенью проскользнёт одинокий всадник, а потом исчезнет также быстро и незаметно, как и появлялся. Иногда проходил караван, разгоняя знойную тишину людским гомоном, бряцанием упряжи, недовольным рыком и фырканьем вьючных животных. Время от времени, с криком и гиком, проносились табунщики, перегонявшие скотину на более сочную траву, а потом опять воцарялась тишина.
Случались и войны, как же без них. И тогда люди вторгались в степь, гремя оружием и сбруей, крича от ярости и боли, оставляя после себя вытоптанную копытами лошадей траву, сломанное оружие и окровавленные, искорёженные тела погибших. Они потом долгое время лежали, омываемые дождём и ветром, медленно разлагаясь под полуденным солнцем. Останки потихоньку растаскивали животные и птицы, и когда от них оставались лишь, потемневшие от соприкосновения с враждебным миром кости, их, постепенно, будто сжалившись, укрывала от постороннего глаза степь.
– Короче, при царе Горохе, ― не выдержала Ирина. ― Петренко, что ты тоску наводишь.
– Ирина Германовна, ― укоризненно покачала головой Маша, ― зачем же вы так. Интересно же человек рассказывает.
– Вот, именно, ― неожиданно поддержал её Смолин. ― Если тебе скучно, ступай в палатку, песню с народом спой, а нам не мешай слушать.
– Да, что вы опять на меня взъелись, ― возмутилась Решетникова. ― Я просто хочу, чтобы он быстрее перешёл к сути, а не корчил здесь из себя сказителя.
– Лёха, не обращай на неё внимания, ― взволнованно зашумели собравшиеся возле костра, ― давай дальше рассказывай.
– Пожалуйста, ― пробормотала Маша и умоляюще уставилась на капитана.
– Не хвылюйся, синеглазка, раз вже почав, то расскажу до кинця, ― усмехнулся Петренко. ― Не гнивайтеся, Ирина Германовна, як чув, так и рассказываю. Потерпить, дальше дело пиде веселийше, а то, якая ж казка без присказки. Це як борщ, без сметани або хохол без сала.
– Петренко!
Одним словом, в те стародавние времена, бороздил степь большой табор. Состоял он из множества кибиток битком набитым всяким добром и людьми. Откуда он ехал и куда направлялся, было никому то не ведомо, разве, кроме цыганского барона Радомира Барони. Поговаривали, что табор исколесил Германию, Венгрию, Румынию, Великое княжество Литовское и вот теперь странствовал, нигде особо не задерживаясь, останавливаясь возле городов и станиц на пару ночей, разве, чтоб дать коням отдохнуть, да людям размяться.
Радомир ― высокий, тёмный, как сама ночь цыган, с глазами, горевшими жёлтым, прямо демоническим светом, железной рукой управлял своим табором. Шла людская молва, что он сильный колдун, только прямо спросить боялись. И никто не смел ему в лицо посмотреть, не говоря о том, чтоб голос против поднять. Даже брат его, Шандор и сыны его горячие, как необъезженные скакуны, Штефан и Джанко, готовые по поводу и без, вступить в спор или драку с самим дьяволом, покорно склоняли головы, повинуясь воле барона. Только дочь его, Зара, была единственной слабостью Радомира. Она могла одним прикосновением, одним взглядом усмирить, самый страшный гнев отца.
Росла девчушка без матери, погибшей, едва крохе исполнилось пару месяцев, окружённая заботой и любовью всего табора. Да и как было не любить нежную красавицу, пусть немного своенравную и порой упрямую. Когда Зара пела, ― смолкали птицы, танцевала, ― ноги сами пускались в пляс, а кровь быстрее бежала по жилам. Выросла дочь барона весёлой, милой шалуньей, и, не смотря на потворство отца всем её капризам, удивительно доброй и ласковой. Отец не мог надышаться на дочку, дядя баловал. Двоюродные братья, Штефан и Джанко защищали и охраняли Зару от назойливого внимания посторонних мужчин. Каждый из них мечтал, назвать красавицу своей, но она только смеялась и ускользала. А удержать… Разве ветер удержишь?
Стоило только табору стать возле какого-нибудь селения или города, так тут же являлись женихи. День и ночь оббивали они порог Барони: просили, умоляли, требовали, а самые смелые угрожали, требуя руки цыганской принцессы, обещали взамен всякие милости, богатства несметные. Были среди них и князья, и бояре, и богатый торговый люд, но барон всем отказывал. Кто знает почему. Может, не желал дочку неволить, может, хотел задержать возле себя подольше, а может, просто ждал, пока сама она найдёт того, кто будет ей по сердцу.
И вот однажды, когда табор остановился возле очередной небольшой станицы, почти хутора, Зара встретила того, кто был предначертан ей судьбой. Как увидала его брови соколиные, глаза синие, так и дрогнуло её сердце девичье, впервые затрепетало, ответив на зов мужчины. Да и парень не смог остаться равнодушным к чарам красавицы цыганки. Больше тридцати лет, Андрей ходил по земле, но не встретил ни одну женщину, которая заставила бы забыть о боевых друзьях-товарищах, о вольнице казацкой. Ибо до сих пор в нём жила страсть только к одной страшно жестокой даме – войне. Потому что был парень прирождённым воином. Одним из тех, о которых говорят, мол, родился с мечом в руке. Но как только заприметил бесстрашный воин, ни разу в своей жизни не испытавший горечь поражения, Зару и тут же сдался без боя.
Едва забрезжил рассвет, Андрей помчался в табор. Кинулся в ноги Радомиру, умоляя отдать ему Зару. Клялся любить её больше жизни, беречь, пуще глаз своих, защищать, как душу свою. Но барон только головой покачал. Тогда и Зара упала на колени рядом с любимым, просила пожалеть, не губить их любовь. Плакала, обхватив отца за ноги, молила дать согласие на свадьбу.
Впервые Радомир оказался глух к мольбам дочери, впервые его не тронули слёзы её. Оттолкнул дочь свою, схватил парня за грудки и затряс в бессильной злобе. «Кто ты такой, погань! – кричал он ему, – «Как посмел смотреть в её сторону. Да руки моей Зары такие люди просили, что ты рядом с ними грязь под ногтями. Что у тебя есть, кроме коня паршивого и сабли, кровью залитой. Да что ты можешь дать моей дочери! Она птица вольная, душа у неё цыганская. Не будет она счастлива в твоей хате душной. Прочь ступай, и никогда больше на глаза мне не попадайся, а то прокляну тебя и весь твой род», – и прогнал Андрея на все четыре стороны.
Велел барон своим людям срочно в путь собираться. Обессилевшую от горя Зару, в кибитку бросил, а братьям её велел, чтоб стерегли. Спустя полчаса на от цыганской стоянки остались, только чуть тёплые на месте костра угли, а табор растворился на просторах степи.
– Неужели они так и расстались?– невольно заволновались девчонки.
– Пожалуйста, Алексей Степанович, – умоляюще пробормотала Маша, с глазами полными слёз, – расскажите.
– Дальше зовсим не весело, – предупредил капитан.
– Слушай, Петренко, что ты замолчал на самом интересном месте, – возмутилась Светка, – Весело не весело, но хотелось бы, в конце концов, узнать, чем закончилась эта история.
– Що ж, тильки потим не жалуйтесь. Я усих попередив. Ехал табор по степи без остановок до тех пор, пока даже лошади, не говоря о людях, окончательно выбились из сил. Окинув взглядом бескрайнюю, совершенно безлюдную степь, Радомир успокоился и дал приказ остановиться на отдых. Он решил, что они достаточно далеко уехали, и теперь парень ни за что их не найдёт. Короче, зря надеялся цыганский барон, что нахальный парень отстанет, забудет о Заре. Не оценил он ни силы любви парня, ни упорства, а о том, что он отличный воин, вовсе не догадывался. Через пару дней настиг Андрей табор и под покровом ночи, выкрал любимую.
Узнав о побеге Зары, барон пришёл в страшную ярость. Кричал, что отныне нет у него дочери. А потом ушёл в кибитку и, рухнув прямо на пол, тихо завыл от горя и тоски.
– Ну, вот вам пример дочерней благодарности, – язвительно усмехнулась Ирина. – Отец растил её, заботился, а она ушла с первым встречным нищебродом.
– Эх, Ирина Германовна, – покачал головой Петренко, – вам такого не зрозумиты.
– Почему же? Не глупей некоторых.
– Полюбыла вона, понимаете, бильше жизни полюбыла.
– Конечно, что ж тут непонятного. Потом детишек наплодила кучу грязных и сопливых. И каждый вечер, ожидая пока явится из кабака пьяный муженёк, думала: «И чего это мне дома не сиделось. Какого чёрта я с этим придурком связалась».
– Фуу, Ирина, зачем же вы так, – возмутилась Маша. – Мои родители, например, тоже сначала были против нашей свадьбы. Говорили, что я ещё слишком молода. А теперь мама не нарадуется на моего Толика. Сыночком его зовёт. Жалко мне барона, но и Зару с Андреем жалко не меньше.
– Почекайте, делать выводы, история ще не закинчылася.
– Как, ещё не всё? Прямо Санта-Барбара какая-то получается.
– Та ни, остался тилькы самый кинчык. Через пару мисяцив вернулась Зара в табор.
– Ну, что я говорила, – рассмеялась Ирина.
– Как? – схватилась за сердце Маша. – Неужели она бросила Андрея?
– Стосковалась вона по батькови. Захотила рассказать, як счастлива з Андреем. Надеялась, що смягчиться, барон, простит свою любимую дочку…
– И что?
– Радомир… не захотив её слухати. Прогнав и велив не возвращаться. Мол, нет у меня бильше дочки. Прошло совсем немного времени и все заметили, что силы стали уходить из некогда могучего, как дуб, мужчины. Потеря дочери подкосила, сломала этого некогда сильного человека. Он и раньше был не разговорчив, а теперь, казалось, совсем дар речи потерял. Все дела передал своему брату и племянникам, а сам сидел день-деньской в уголке и курил трубку за трубкой. А на тех, кто пытался потревожить покой его, бывало, так глянет, что человек ещё долго в себя прийти не может.
– А как же проклятие?
– Так я до нього и веду.
– Скоро утро, а ты всё на одном месте топчешься. Ты что, Петренко, как Шахерезада, ждёшь первого луча солнца, чтобы прекратить дозволенные речи? Так у нас ещё одной ночи нету.
– Тьфу, на вас, окаянни! Ну, ниякого терпиння.… Короче, через год, может бильше, опять появилась в таборе Зара. Была она в положении, потому уверенная, что теперь отец точно, простит её.
– Простил? ― не выдержала Маша и тут же испуганно прикрыла рот ладошкой. ― Ой, я случайно.
Петренко только укоризненно головой покачали и продолжил:
– Может и простил бы, та браты и дядько не пустылы до нього. Радомыр зовсим слёг от тоски по любимой дочци, не видав вин, що Зара вернулась.
– Погоди, Лёха, так чего ж они её не пустили? ― изумился Борис.
– А хто ж его знает… Може, из-за злости, що чужака вона в мужья выбрала, може, не хотилы, щоб Радомир простил дочку и виддав уси свои богатства, може ще шо. Одним словом, прогнали вони её, велилы убираться и пид страхом смерти никогда не возвращаться в табор.
Вернулась Зара к мужу, упала на грудь ему и залилась слезами горючими. Несколько дней и ночей плакала, упрекая отца за упрямство, братьев и дядю за жестокость. Ни какие уговоры и ласки мужа не смогли успокоить несчастную женщину. От горя слегка помутился разум её, и тут начались преждевременные роды. Корчась от боли, в ужасе от страха, что погубила своего ребёнка, прокляла Зара весь род Барони, кричала, пока не падут на колени пред ней, либо потомком её, умоляя простить за причинённое зло, не будет им ни богатства, ни удачи. Оскудеет род Барони и вымрет.
Два дня сердешная мучилась, а когда, наконец, появился на свет сын её, только и смогла, что поцеловать его, а потом умерла. Долго убивался Андрей над телом любимой. Хотел бы пойти вслед за ней, но не мог. Сына его, будто мать надоумила. Малютка громко кричал и сучил ножками, пробуждая отца к жизни.
Прошло лет пять, может больше, как исчезла Зара из табора. Радомир весь седой, как лунь, совсем ослабел, весь сгорбился. Только глаза его, горели по-прежнему. Со стороны казалось, не сегодня – завтра умрёт барон, но он всё цеплялся за жизнь, правда, непонятно чего ради.
И вот однажды, когда табор расположился на ночёвку, старый Радомир уселся у костра, попыхивая трубкой и задумчиво уставившись на огонь. Сидел он, сильно сгорбившись, совершенно не обращая внимания на пронзительные вопли цыганят, снующих взад и вперед, ругань женщин, затеявших какую-то свару, разговоры мужчин и возню собак.
Вдруг, откуда ни возьмись, появился отряд хорошо вооружённых всадников. Молниеносно окружили воины стоянку и замерли. От них отделился один из всадников, на огромном вороном скакуне. Он неторопливо подъехал к костру и остановился напротив Радомира.
– Кто ты и что тебе от нас надо? ― с тревогой спросил Шандор. Его сыновья рядом застыли, схватившись за рукоятки своих ножей.
Суровый воин усмехнулся и молча откинул полу плаща. В седле, тесно прижавшись к нему, сидел маленький, темноволосый мальчик. Он огромными от любопытства глазёнками, рассматривал всё вокруг.
– Привет, Радомир, ― обратился незнакомец к барону. ― Что смотришь? Аль не узнал? Я Андрей, муж твоей дочери.
– Зара, ― пробормотал Радомир и медленно встал, не в силах оторвать взгляд от янтарных глаз малыша, ― где моя Зара? ― Истосковавшееся сердце отца, мгновенно растаяло и затрепетало.
– Известно где, ― лицо Андрея исказилось от ненависти, ― там, куда ты и твои родичи загнали её ― в могиле. Я искал тебя, чтоб сказать, ― ты проклят! И ты и весь род твой поганый. Смотри, Радомир. Это мой сын и твой внук, но это первый и последний раз, когда ты видишь его. Вы никогда не сможете избавиться от проклятия.
– Погоди, постой, ― умоляюще закричал Радомир, ― дозволь только прижать внука к груди, хоть недолго подержать малыша на руках.
– У твоей дочери не было и такой малости. Прощай, старик, ― Андрей развернул коня и умчался, а следом за ним и отряд его. И как только всадники исчезли из вида, и затих топот их коней, схватился Радомир за сердце, захрипел и упал замертво.
На поляне повисла тишина. Все молчали, переваривая услышанное.
– Ну и что? Глупая сказка. Таких историй можно придумать миллион. Причём тут проклятие?
– Придумать-то можно, да только с того времени табор стали преследовать несчастье за несчастьем. Шандор пошёл к лучшей колдунье, умолял прервать цепь несчастий, обещал любые деньги. Только отказала ему старая цыганка. Велела наследника Зары искать, а как найдёт, пасть ему в ноги и молить о прощении. Простит, тогда и развеется проклятье.
Куда что ушло… Богатства, накопленные Радомиром, будто прахом пошли. Как не бился Шандор и его сыновья, всё становилось только хуже. Поняли они, что выход один – найти Андрея. Только поздно спохватились. Исчез тот вместе с сыном, как сквозь землю провалился. Много веков уже ищут Барони потомка Зары по свету, а найдут ли, кто знает.
– Неужели вы верите в эту чушь? Вы же боевой офицер. Петренко, вы меня удивляете.
– Вера вообще иррациональна, – заметил Смолин.
– Понимаете, Ирина Германовна, – пожал плечами Петренко, – дело не в том, в що вирю я. В эту легенду вирять цигани. Вони убеждены, що той, хто найдёт прямого потомка Зары, получит щасця и удачу во всём.
– Бред какой-то! Вы…
Назревающий спор прервало появление солдата, который сообщил, что несколько машин идёт в город и если кто готов ехать, пусть поторопиться. Все разом вскочили и засуетились.
Ирина окликнула Твердохлебова:
– Глеб, подожди, задержись на секунду. Мене нужно с тобой переговорить. – Девушка терпеливо дождалась, пока все разбегутся, шагнула к майору, положила руки ему на грудь и решительно начала. – Я не понимаю, почему ты на меня всё время сердишься, что я тебе сделала плохого.
Твердохлебов слегка поморщился и отступил:
– Ничего, кроме того, что вы постоянно вторгаетесь в моё личное пространство, пытаетесь заставить меня делать то, чего я не хочу. Ирина Германовна, оставьте меня в покое.
– Я не могу. Бесчувственный ты чурбан. Как ты не понимаешь, я люблю тебя и хочу, чтобы мы были вместе.
– Понятно, а мои чувства, значит, в расчёт не принимаются.
– А причём тут твои чувства?
– В самом деле, причём? – захохотал Твердохлебов. – Да, Ирина, вы нечто.
– Прекрати! – топнула ногой Решетникова, – Если ты намекаешь, что пока не любишь меня, так скоро полюбишь. Вот поженимся…
– Хм, я думал, что любовь является основой для брака, а у вас выходит наоборот – брак основа для любви.
– Ой, вот только не надо болтать все эти глупости.
– А вы ещё и циничны.
– Я тебе совсем не нравлюсь? – изумилась Ирина и не в силах в это поверить уставилась на офицера, как на сумасшедшего. – Неужели при виде меня у тебя не появляется никаких чувств?
– Почему же, чувство ужаса, частенько, – пожал плечами Твердохлебов. Мужчина развернулся и бесшумно исчез в лесу.
Он не видел, как из глаз девушки хлынули злые слёзы. Она гневно кусала губы и сквозь зубы бормотала:
– Всё равно будешь моим. Я так решила, а если нет, то уничтожу тебя, проклятый киборг.
