Текст книги "Приключения Каспера Берната в Польше и других странах"

Автор книги: Зинаида Шишова

Соавторы: Сергей Царевич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

К костру кто-то подошел. В слабом свете угольков Каспер различил шляпу с перьями. «Лейтенант!» – Каспер хотел было вскочить на ноги, но старый солдат остановил его, положив руку на плечо.

– Не до этого сейчас, – пробормотал он сквозь зубы.

Да и лейтенант, очевидно, понимал, что сейчас «не до этого».

– Вы чьи, ребята? – спросил он. В голосе его прозвучали заискивающие нотки.

– Капитана Ландгаммера, – ответил бородатый.

– А ты? – спросил лейтенант Каспера.

– Тоже капитана Ландгаммера.

– Вот что, друзья, – начал лейтенант вкрадчиво, – надо пойти в разведку на тот берег Лыни. Выяснить, каков лед, а также велико ли сторожевое охранение с восточной стороны замка.

«Вот он, счастливый случай, друг бездомных и бедняков!» – подумал Каспер.

– Командующий фон Эльстер обещал за удачную разведку выдать смельчаку тройное жалованье. Ну как?

Латники у костра молчали.

«Фон Эльстер! Ага, вот почему мне так знаком этот вкрадчивый, приятный голос! – Каспер даже застонал от бешенства. – Но сейчас дело не в Эльстере. Случай сам дается в руки!»

– На мое тройное жалованье жене с ребятишками не прожить и месяца! – мрачно отозвался бородатый латник. – А там у них вокруг замка выставлена стража – не нашей чета… Да еще, того и гляди, по дороге под лед провалишься!

– Я пойду, господин лейтенант, – сказал Каспер, решительно поднимаясь. – Меня некому оплакивать, да и дома у меня, по правде говоря, нет.

– Молодец! Как тебя зовут?

– Карл Вольф из Саксонии.

– Ну что ж, Карл, пойдем к берегу. Я проведу тебя через наши форпосты.

– Эх, не сносить парню головы! – пробормотал бородатый, плотнее закутываясь в плащ.

– Задание тебе ясно? – спросил лейтенант, стоя с Каспером на берегу Льши. – Только торопись, пока не рассвело! Тебе ведь придется идти в рост, ползком не годится: так крепость льда не проверишь! – Каспер молчал, и, чтобы подбодрить его, лейтенант напомнил: – Тройной оклад! Это не шутки! Авось тебя не подстрелят. Если доберешься до того берега, постарайся незаметно обойти замок с восточной стороны, откуда мы неожиданно для поляков начнем штурм. Есть сведения, что там не выставлена охрана. Проверь и это. Если господь бог поможет и ты вернешься, доложишь мне. Я лейтенант Розен.

– Слушаю, господин лейтенант!

– Ну, с богом! Валяй, лазутчик!

Осторожно, крадучись, выглянул Каспер из-за прибрежных кустов. Лейтенант был уже далеко.

В рост перебираться по льду через Лыню лазутчик и не собирался. Он полз долго, слабый лед поддавался под ним и потрескивал, и это наполняло сердце Каспера радостью: по льду кшижакам легче всего было бы перейти Лыню…

– Нет, это вам не удастся, проклятые! – бормотал он сквозь зубы.

Касперу казалось, что прошла целая вечность, когда он, изнемогая от усталости, достиг противоположного берега.

Впереди смутно темнела громада замка. Забывая о предосторожности, о том, что на нем одежда ландскнехта, Каспер бросился вперед.

– Стой! Кто идет? – услышал он окрик по-польски.

– Не стреляйте! Не стреляйте! Я свой! К пану Копернику! – закричал Каспер.

– Стой, говорят тебе, пся крев! Руки вверх!

Каспер остановился и поднял руки. Из мрака вынырнули два дюжих молодца и в одно мгновение скрутили ему руки за спину.

– А, лайдак, попался!

Один из сопровождавших Каспера ополченцев бешено заколотил в ворота замка.

– Кто стучит? – донеслось из-за ворот. – Пароль!

– Черт, холера тяжкая с этими паролями! «Святой Себастьян!»

– Что принес?

– «Кровавые стрелы из тела своего», пся вера, открывай!

– Открываю. Входите!.. Кого это вы?

– Лайдака с того берега!

– В подвал его!

– Послушайте, братцы, – молил Каспер, – у меня важное и срочное донесение к пану наместнику. Доложите ему обо мне!

– Врешь! – закричал один из стражей и крепко стукнул Каспера древком алебарды в спину.

– А может, правда, доложить хоть бурграву? – в раздумье сказал второй.

Каспера втолкнули в сырой и холодный подвал. Дверь с грохотом захлопнулась. Звякнули засовы.

– Только бы они доложили, только бы доложили!.. – шептал Каспер, как молитву.

Прошло с полчаса. Никто не являлся. Прошел, как видно, еще час. В малую отдушину под сводами подвала стал просачиваться слабый серенький свет. Ночь была на исходе.

Пробираясь вдоль стены, Каспер наконец очутился у двери.

Натужившись изо всех сил, он попытался высвободить замлевшие, скрученные за спиной руки. Какое счастье! На совесть затянутый ремень чуть ослабел. Дрожа от радости, Каспер высвободил одну руку, потом другую. Потом, стиснув от боли зубы, принялся изо всех сил колотить распухшими кулаками в дверь.

Снова никого! Каспер в отчаянии прислонился к сырой стене.

«Нет, холера тяжкая, достучаться необходимо!»

Ему казалось, что весь замок сотрясается от стука, но снаружи, очевидно, его никто не слышал. И вдруг, когда Каспер из последних сил, точно на приступ, кинулся с разбитыми в кровь кулаками к двери, где-то рядом зазвенели ключи. Взвизгнули засовы. Дверь распахнулась.

Перед Каспером, держа в руке зажженный фонарь, стоял старый, сейчас еще более постаревший, слуга Коперника.

– Войцех! – закричал узник. – Войцех!

– А ты кто же? – спросил Войцех, поднося к самому его лицу фонарь. – Откуда ты знаешь, немец, как меня зовут?

– Войцех, присмотрись хорошенько, неужели меня нельзя узнать? – жалобно сказал Каспер.

– Ты не хитри, немец, – сказал старый слуга строго, – а то мы на тебя управу найдем!

– Войцех, это я, Каспер Бернат… Помнишь, студент… – услышал старый слуга в ответ.

Фонарь выпал из его рук и покатился по кирпичному полу подвала.

– Езус-Мария, это ты, Каспер?! Голубчик наш рыжий! Воскрес ты, что ли?!

Ноги Каспера подгибались, перед глазами стоял красный туман.

– Веди меня к отцу Миколаю! Немедленно! – пробормотал он, чувствуя, что еще минута – и он потеряет сознание.

Три или четыре раза пришлось Войцеху останавливаться, чтобы дать Касперу передохнуть, пока они добирались до вышки… Уже у самой двери, выходящей на винтовую лестницу, старый слуга подхватил его под мышки и, как ребенка, потащил наверх.

– Ты только ноги переставляй по ступенькам, – сказал он заботливо.

Вот наконец и вышка. Над головой – серое предутреннее небо. Редкие звезды то выплывали из-за проходящих облаков, то снова скрывались. На низкой скамье сидел человек в темной одежде. На полу рядом стоял фонарь. Поодаль, на скамье, Каспер разглядел тетради, циркульные измерители, свернутую в рулоны бумагу. А вот он – в самом углу вышки – трикетрум.

– Пан доктор! – окликнул Войцех человека в темной одежде.

Сердце Каспера застучало и замерло. Он закрыл глаза. Ничего не было: ни мучительных лет рабства, ни той страшной минуты, когда бабка София сняла с лица его повязки. Только вчера Учитель дал ему задание – измерить угол звезды или проверить расчеты… И вот, выполнив задачу, он поднялся наверх. Вышка Ольштына очень походила на лидзбарскую вышку, с которой Каспер когда-то чуть не свалился вниз… Только сейчас астрономические приборы были безжалостно отодвинуты в сторону.

Каспер вдруг осознал, до чего молниеносна человеческая мысль: как много он уже успел передумать, а Учитель только сейчас, не оборачиваясь, откликнулся на голос Войцеха:

– Это ты, Войцех?

– Я, пан доктор.

– Войцех, полчаса назад ко мне поднимался бурграв… У заставы ополченцы наши задержали какого-то человека с той стороны. Пригляди, чтобы дали ему поесть. Только руки пускай ему снова завяжут!

– Пане доктор, пане доктор, – начал было Войцех и вдруг, подтолкнув Каспера к наместнику, вышел.

Коперник обернулся на стук двери и невольно вздрогнул, увидев человека в желто-красной одежде.

– Кто вы? Что вам надо?

– Учитель… Пане доктор… Отец Миколай, это ведь я, Каспер Бернат… Не узнаете меня?

– Езус-Мария! Каспер! Жив? Ступай же, ступай ко мне!

И Коперник сжал изнемогающего от усталости и волнения Каспера в своих объятиях.

Глава восьмая
ТРУДНАЯ ПРАВДА

Коперник велел Касперу ложиться и спать спокойно, пока его не поднимут, но тому навряд ли удалось в эту ночь заснуть больше чем на полчаса.

Едва он смыкал веки, как раздавались тяжелые, гулкие залпы. Стены замка сотрясались, в окнах дребезжали стекла.

Каспер вскакивал со скамьи и выглядывал в окно. По замковым стенам бежали воины, туманное предрассветное небо поминутно озарялось багровыми вспышками.

Выходить из комнаты Каспер не решался – рядом, в своем маленьком кабинете, спал отец Миколай, а Войцех шепнул гостю, что пан доктор вот уже который день не отдыхает как следует.

Дверь открылась.

– Пане Каспер, вот я принес вам еду, – окликнул его старый слуга.

– Тише, – отозвался Каспер, – отец Миколай еще не встал!

– Какое там! – махнул рукою Войцех. – Он, как только вас уложил, сам отправился на стену! – Старый слуга говорил ворчливо, но в словах его явно чувствовалась гордость за хозяина.

– И ведь все там, на стене, – и солдаты и командиры, – в латах и в шлемах… От ядра ни шлем, ни латы, понятно, не спасут, но от осколков да от камней какая-то защита есть! А он, отец Миколай, как был в своей рясе, так и на стене в этой рясе командует! Безрассудство!

Однако и слово «безрассудство» в устах Войцеха прозвучало, как «молодец».

«Учитель никогда не был безрассуден, – подумал Каспер, – а с годами тем паче не станет он проявлять удальство. Значит, нужно ему без лат, без шлема стоять среди своих воинов…»

– Ну, добрый Войцех, тогда я тоже поспешу на стену, – сказал Каспер, направляясь к двери. – Я тоже без шлема, но ведь не станут же кшижаки бить по своему, – добавил молодой человек с улыбкой, показывая на свою рейтарскую одежду. – Вот только бы наши не сбросили меня со стены!

– Не сбросят, – успокоил его Войцех, принявший слова гостя всерьез. – О вас тут уже все знают… В замке у нас новости, плохие и хорошие, тут же узнают все – начиная с пана наместника и кончая последним ополченцем! Отец Миколай сказал, что стыдно ждать предательства от людей, которые, оставив дома жен и детей, явились сюда либо отогнать мерзких кшижаков, либо умереть. Он от воинов ничего не скрывает. «Надо верить в людей, рядом с которыми идешь на смерть, – сказал он, – тогда последний солдат, если у него хватит сметки, сможет заменить павшего офицера»… Вот так у нас и повелось: мы платим своим людям не деньгами, а доверием!

Речь была слишком пространная, и последние слова славного Войцеха Каспер дослушал, уже сбегая по лестнице.

– Да куда же вы, пане Каспер, поесть вам надо же! – крикнул Войцех ему вдогонку. – Тут и отец Тидеман Гизе, неужто вы не хотите его повидать?

На замковой стене среди вооруженных людей Каспер отыскал отца Миколая. Рядом стоял бурграв в шлеме и латах.

«Значит, пригодилось мое донесение! – с радостью отметил про себя Каспер. – Учитель сосредоточил оборону как раз на той стороне, откуда кшижаки намеревались неожиданно для замка начать наступление!»

– Пан Тадеуш, прикажи канонирам поднять жерла на ладонь! – отдал Коперник распоряжение бурграву. – Бить вон по тем деревьям! Бомбарды навести на дорогу!

Коперник был не в рясе, а в отороченном мехом плаще, с непокрытой головой. И много серебряных нитей разглядел Каспер в кудрявых волосах Учителя при ярком свете восходящего солнца.

– Приготовиться! Внимание! – Коперник оперся о парапет стены, пристально наблюдая за противником.

Каспер выглянул из-за зубца стены. Внизу, у самого подножия замка, извивалась Лыня. На том берегу чернели линии вражеских солдат. Вспоминая порядок их расположения, он стал пояснять план командующего фон Эльстера. Учитель слушал внимательно, время от времени кивая головой, не отрывая, однако, взгляда от противоположного берега.

Вдруг на дорогу с запада вырвался отряд мчавшейся во весь опор конницы.

– Это их главные силы! – крикнул Каспер. – Подкрепление для этих, ведущих осаду!

Коперник резко опустил руку:

– Огонь, Тадеуш! Пли!

Разом ударили все пушки замка. Стены заволокло сизым душным дымом.

– Огонь!

Снова ударили пушки.

– Аркебузы – в ход! Арбалеты! – прорываясь сквозь гром и вой орудийной пальбы, пронесся над стенами голос наместника.

И вдруг – точно кто начал сыпать камнями по железному листу – затарахтели ружейные выстрелы. Покрывая их, гремели пушечные залпы.

– Довольно! – приказал отец Миколай, отмахивая от себя едкие клубы порохового дыма.

Каспер снова выглянул из-за зубца стены. Весь берег был усеян лежащими и ползущими ландскнехтами. На дороге творилось нечто ужасное: издали можно было разглядеть шевелящееся месиво из коней и людей, на всем скаку пораженных ядрами, пулями и стрелами.

– Отходят! Отходят! – послышались крики на стене.

Первый штурм кшижаков не удался. Враг отступил.

– Сегодня можно отдохнуть, – сказал ольштынский наместник, отирая потное лицо полой плаща. – Но завтра снова следует ждать гостей!

И верно, на следующее утро враги снова ринулись на штурм Ольштына. И снова их отбили. Кшижаки отошли с явным уроном. В полдень явился парламентер с просьбой разрешить подобрать и предать погребению убитых. Имена их парламентер прочел по листу: «тела славных героев – капитана Ландгаммера, капитана Андраши, капитана Каульбарса».

Несмотря на предостерегающие знаки бурграва, Коперник разрешил унести с поля боя мертвых и даже подобрать раненых.

«До чего же заботлив тевтонский командующий к павшим! – думал Каспер, наблюдая за обозниками, медленно передвигавшимися с носилками по затоптанной, растерзанной земле. – Трудно поверить, что это он же, фон Эльстер, и послал их на верную смерть».

Враг не терял надежды овладеть замком. С небольшими передышками в один-два дня он снова предпринимал наступление. И каждый раз дозорные вовремя замечали оживление по ту сторону Лыни. Частые короткие удары колокола поднимали всех по тревоге. Много раз еще взбирался Каспер на вышку или на стены замка, и всегда его поражало умение и предусмотрительность вармийского каноника, волею господней ставшего военачальником.

С неослабевающим интересом приглядывался Каспер и к действиям бурграва, а также просматривал реляции помощника Дрохвича, пана Язвицкого, посланного бургравом в тыл врага – в непроходимые чащобы и болота – задолго до того, как кшижаки появились у стен Ольштына.

После первых тяжелых неудач атаки орденского войска стали ослабевать. Под огнем замковых пушек таяла их стойкость. Настал седьмой день осады. Солнце уже крепко пригревало землю. Черные пятна там и сям проступали на грязном снежном покрове. После жестоких морозов вдруг пришла оттепель – частый гость в Прибалтике. Ее-то и опасался фон Эльстер.

Коперник и Каспер стояли на вышке дозорной башни.

– Сын мой, мальчик мой… – сказал Коперник.

Каспер вздрогнул. Снова ему почудилось, что не было этих страшных лет разлуки.

– Я знаю, – продолжал Учитель, – что тебе не терпится о многом рассказать мне, а также и от меня услышать важные новости. Но сейчас то ли я постарел настолько, что не могу делать два дела разом, то ли я уверился в том, что ты достаточно возмужал и будешь спокойно дожидаться нужного часа, но… отложим разговор!.. Каспер, Каспер, а ну-ка, погляди, что это? Твои глаза помоложе моих… Неужто это наши с Язвицким во главе?

Нет, это не были люди Язвицкого. Вправо от замка, там, где кончается лес, а подлесок постепенно переходит в холмистые поля, у излучины Лыни, в самом узком ее месте, где осаждающие недавно пытались настелить мост, снова собралась толпа орденских солдат.

– Пан бурграв, пан бурграв! – позвал Коперник, видя, что кшижаки подвозят к излучине реки бревна, хворост, а стоящие на пригорке солдаты катят сверху камни и сбрасывают их в воду.

– Эге, дело ясное, – отозвался Дрохвич, – собачьи дети думают перекрыть Лыню и отвести ее в старое русло, чтобы мы подохли от жажды… Но что делать? Со стен туда пушками не достанешь!

– Да, положение скверное, – промолвил Коперник в раздумье. – Для пушек они слишком далеко… Остается одно – вылазка! Распорядись, кликни охотников, пан бурграв! Жаль, что никак не вызвать сейчас подмогу из лесу! – И, строго глянув на Каспера, добавил: – Не рвись, не рвись, никто тебя туда не пошлет! Ты не знаешь здешних мест – заплутаешься или провалишься в подмерзшее болото… А то напорешься на волчью яму… Их тоже для незваных гостей много заготовлено…

– Тогда позвольте мне принять командование над отрядом, – сказал Каспер. – Вылазки, внезапные нападения – этому я у казаков научился. Я не подведу вас, Учитель! – добавил он тихо.

Не дождавшись ответа, Каспер повторил с мольбой:

– Вы доверите мне отряд?

Коперник молча следил за тем, что делается во дворе замка. Потом, повернув Каспера за плечи в сторону ворот Ольштына, сказал коротко:

– Ступай! Люди ждут уже. В добрый час!

Около двух сотен человек в полной боевой готовности выстроилось у ворот. Каспер буквально слетел вниз, но не успел он отдать приказание спустить мост и открыть ворота, как Коперник снова окликнул его сверху:

– Подожди, Каспер! Присмотрись-ка: кажется, господь бог посылает нам подмогу! Подымись на вышку – это уже наверняка пан Язвицкий!

Раздосадованный задержкой, Каспер исполнил приказание Учителя. Ему не пришлось даже присматриваться: из самой чащи леса показался конный отряд. Всадники на мужицких лошадях были вооружены кто копьем, кто алебардой, а у иных красовался в руках кистень на длинной палке. Кое-где над конскими головами поблескивали косы.

С таким нехитрым снаряжением, не придерживаясь воинского строя, отряд с гиканьем и криками несся прямо на закованных в латы орденских наемников. Вот тебе и пан Язвицкий! Не похожи они на регулярную армию!

– Бей их, псов поганых! Бей кшижаков! – кричали мужики.

– Это помощь нам, – воскликнул Каспер, – но и мы должны их поддержать!

Ворота распахнулись, и отряд отлично вооруженных бойцов под командованием офицера в красно-желтом наряде, размахивающего шляпой, украшенной беличьим хвостом, ринулся на орденских наемников с юга, пока мужики крошили их с севера. Ведь за эту полную тревог и наблюдений неделю Каспер не нашел времени сменить немецкую одежду на другое платье.

В рядах противника началась паника. Обороняясь, кшижаки отступали к своему лагерю. Не прошло и часа, как с ними было все покончено. К Касперу на грузном белом жеребце подъехал предводитель мужицкого отряда. На рукаве его расплывалось темное пятно крови.

– Щука! – закричал Каспер, приглядевшись к нему.

– Рыжий, друг мой! – воскликнул Генрих, спешиваясь.

Товарищи крепко обнялись.

– Сейчас, пожалуй, мне больше кличка «сивый» подошла бы, – сказал Каспер шутливо. – Да что это, Генрих, ты ранен! Немедленно садись на коня – и в замок!

Генрих поглядел на высокие башни Ольштына, на его литые чугунные ворота и чуть поморщился.

– Ну, что ты раздумываешь, Щука? – с укором сказал Каспер. – Тебе, видно, претит одно слово «замок», но погляди-ка: отстояли-то его наши бравые хлопы-ополченцы! А потом, тебя необходимо по-настоящему перевязать – это во-первых, а во-вторых, надо же потолковать старым товарищам!.. А ты, Щука, смотри-ка, сразу меня узнал! – добавил он, не скрывая радости.

И прямолинейный, правдивый и холодный (недаром же его прозвали Щукой) Генрих Адлер покривил душой: о том, что Каспер Бернат пробирается к Ольштыну, он был предупрежден братом Робертом. В этом обезображенном красно-желтом ландскнехте и родная мать не признала бы его однокашника!

– А чего мне было тебя не узнать? – пробормотал мужицкий вожак, отводя взгляд в сторону.

Потом он отдал какое-то распоряжение своим, и люди его исчезли так же внезапно, как и появились.

Ольштынский наместник встретил их у ворот. Он обнял Каспера и тепло приветствовал Генриха.

– Добро пожаловать, панове, в наш замок!.. Э, да вы ранены? Ну, рукой вашей займусь я сам… В Ольштыне вы найдете приют на любой срок. Вы, я вижу, с Каспером старые знакомые, пан…

– …Генрих, – подсказал Каспер. – Генрих Адлер…

– Устрой же пана Генриха как можно лучше и поручи его заботам Войцеха. Я считаю излишним, пан Генрих, говорить о том, как вы с вашими ребятами выручили нас сегодня. Пан сам понимает, что я чувствую…

Генрих, не говоря ни слова, поклонился.

Всю ночь напролет проговорили старые товарищи. Несмотря на рану и на большую потерю крови, Генрих не хотел укладываться и не отпускал Каспера от себя.

– Давай сойдем вниз, к канонику Гизе, он ведет там дневник осады, – говорил Каспер жалобно. – Я уже столько дней в замке и до сих пор не удосужился наведаться к нему! А ведь он сделал для меня так много!

Однако с Генрихом договориться было трудно. Одно слово «каноник» приводило его в бешенство.

– Пока все воюют, твой каноник сидит себе внизу и ведет дневник осады. А Войцех тем временем доставляет на подносе прямо к его ложу яства и вина!

Прямолинейный, правдивый и холодный Генрих умел быть иной раз чудовищно несправедлив: отец Миколай рассказал Касперу, что в начале осады Тидеман Гизе дни и ночи проводил с ним бок о бок на сторожевой вышке или на стенах замка. И, только когда было получено распоряжение его величества о том, что канонику поручается вести дневник осады, отец Тидеман. по горячей просьбе наместника, спустился вниз, в подвал, где можно было спокойно работать, так как туда слабее доносился грохот канонады. Здесь же он принимал и донесения лазутчиков, и те немногие вести из Великой Польши, которые, рискуя жизнью, доставляли гданьские и краковские курьеры.

Неизвестно, почему Генрих заговорил о винах и яствах, подносимых к самому ложу Тидемана Гизе. В Ольштыне все, от наместника до последнего ополченца, питались скудно, а иной раз здесь ощущалась и нехватка воды. А что касается отца Тидемана, то он, страдая желудком, даже в хорошие времена ел мало, а вина в неразбавленном виде вообще не употреблял.

Отец Тидеман уже знал от Коперника и Войцеха, что Каспер Бернат жив, здоров, вернулся в Польшу и вот уже несколько дней находится в Ольштыне. Старик был несколько обижен тем, что «мальчик» не нашел времени спуститься к нему в подвал.

Надо сказать, что Каспер в глубине души побаивался этой встречи. Ведь это именно Тидеман Гизе когда-то откровенно восхищался внешностью Каспера. «Подлинный, чистейший старопольский тип! – говорил он. – Надо бы только, чтобы волосы были белокурые или русые».

Касперу казалось, что встреча Тидемана Гизе с обезображенным Каспером Бернатом сулит им обоим много неприятных минут, но, пересилив себя, он решил больше ее не откладывать.

Спускаясь в подвал, Каспер готовил слова приветствия, но все вылетело из головы, когда он подошел к маленькому старичку, утонувшему в глубоком кресле. Каноник Гизе остался таким же, каким знавал его Каспер: сухоньким, румяным, с ясными голубыми глазами навыкате…

Глянув на обезображенное лицо статного молодого человека, целующего ему руку, отец Гизе поначалу Каспера не узнал, а потом, догадавшись, кто это, тут же смущенно принялся жаловаться на годы и на свою слабую стариковскую память.

…Но вот первые трудные минуты встречи уже позади. Отец Тидеман весело ощупывает мускулы Каспера и похлопывает его по широкой спине.

– Вот это донесения наших из тылов врага, – говорит он вдруг, придвигая к молодому человеку кипу бумаг. – А ну-ка, тряхни стариной, мой мальчик, перепиши-ка все эти реляции. Король распорядился пересылать ему все сведения о славной обороне Ольштына. Мы так и сделаем, но… – Каноник лукаво глянул на Каспера. – Но нужно, чтобы и у нас в замке остались копии…

Переписывая реляции, Каспер воочию убедился, как распорядительно, разумно и даже хитроумно была предначертана и осуществлена оборона Ольштына.

Судя по всему, Альбрехт поначалу собирался взять Ольштын в клещи – с востока и запада. Поэтому Ежи Конопацкий, воевода Поморский, гоня свою конницу напрямик через кустарники и болота, из-под Моргана пробился к Ольштыну. Часть конницы он послал к Ливскому Млину под Остругом, чтобы в случае надобности задержать кшижаков, а сам с половиной знамен двинулся к Ольштыну и стал бивуаком под городом.

В крепости, как уже знал Каспер, держали оборону люди бурграва ольштынского Дрохвича.

У канониров, по распоряжению Миколая Коперника, день и ночь был наготове деревянный уголь для запалов. Лазутчики из-под Оструга доносили, что кшижаки покинули эти позиции, нападения следовало ожидать только из-за Лыни – с востока.

Часть пехоты Дрохвича была заранее, еще до прихода врага, расположена в зарослях на левом берегу Лыни. Клещи готовились не ольштынцам, а кшижакам!

Старательно выполняя распоряжение отца Тидемана, Каспер ловил себя на том, что он еще старательнее прислушивается к грохоту канонады, доносящемуся извне. Каноник Гизе только посмеивался про себя, наблюдая, как «мальчик» то и дело откладывает перо.

– На сегодня довольно, – наконец смилостивился он. – Но завтра прошу снова в подвал – к секретарским обязанностям. А пока поболтаем немного, по старой памяти.

Отца Тидемана заинтересовал рассказ о помощи, которую оказал ольштынцам молодой предводитель мужицкого отряда.

– Пришли его ко мне, мальчик! – сказал он Касперу. – Это тоже имеет отношение к «Истории обороны Ольштына». Завтра же мы с твоим другом потолкуем по душам.

Касперу трудно было бы объяснить доброму старику, что с Генрихом им никак не столковаться. Он решил посоветоваться с отцом Миколаем или придумать какой-нибудь предлог, объясняющий нежелание Генриха спуститься в подвал, но никаких предлогов не понадобилось: на рассвете следующего дня кшижаки снова пошли в наступление.

Враги двигались полукругом, выдвинув свое левое крыло к реке, где летом был брод.

– Плохие лазутчики у рыцарей! – сказал отец Миколай Касперу. – Сейчас брода и в помине нету, вода высокая, а лед на ней, по приказанию пана Дрохвича, ежедневно разбивают топорами. Сегодня ночью ударил мороз, вот реку и затянуло корочкой, столь тонкой, что ни пешего, ни тем более конного она не выдержит!

Кшижаки уже поняли свою ошибку и, сбившись в кучу, пытались перебросить на тот берег мостки, но тут и в лицо и в спину им загремели выстрелы: это действовали люди Дрохвича.

Река была здесь слишком широка, лед слабый, гораздо лучше было бы форсировать Лыню много ниже, прямо под стенами замка. Туда, переменив направление, и двинул свои силы начальник кшижаков. Этого Коперник только и хотел. Наведя дуло своей пушки, он проверил прицел и с запалом в руке дожидался, пока под стенами замка соберется побольше врагов.

Каспер видел, как тяжело отъехала назад пушка, как все вокруг заволокло синим дымом. И тотчас же из лесу в ответ на выстрел отозвались пушки пана Язвицкого.

Начальники кшижаков скакали вдоль рядов своих дрогнувших отрядов, понуждая их снова идти в наступление. Особенно рьяно размахивал мечом человек в белом плаще с нашитым на нем черным крестом. Коперник прицелился еще раз и дал по нему выстрел. Начальник кшижаков тяжело рухнул с коня, а тот помчался прочь, волоча всадника по земле.

К вечеру бурграв доложил Копернику, что враги покинули лагерь. На месте их стоянки дымились незатушенные костры, валялся мусор, издыхающие лошади. Коперник велел их пристрелить. Люди его в пылу гнева чуть было не пристрелили и раненого ландскнехта, забытого в походном лазарете. Наместник распорядился доставить его на носилках в замок.

Отцом Миколаем руководило не одно человеколюбие. Солдат, придя немного в себя, перевязанный и накормленный, охотно давал показания.

– Войско наше ушло обратно в орденские земли, – сообщил он, пересыпая свою речь проклятиями по адресу оставивших его товарищей, начальников, командующего фон Эльстера и даже самого магистра Тевтонского ордена.

Да, у поляков верные сведения: капитаны отрядов, первыми принявшие огонь, все трое убиты. Из их солдат тоже мало кто остался в живых. Командующий фон Эльстер, говорят, храбрый человек, но ему пришлось отступить, так как Ольштын оказался твердым орешком. Взять крепость и город измором, как думал магистр, не было возможности: у кшижаков кончились запасы продовольствия. А кроме того, наемники отказались без поддержки артиллерии штурмовать замок. Магистр же ни пушек, ни продовольствия не мог доставить из-за бездорожья.

– Один-единственный наш «единорог» герр Коперник превратил своим выстрелом в груду осколков, а четыре маленькие пушки завязли при переправе через болото.

Что запасы продовольствия у кшижаков пришли к концу, защитники Ольштына поняли и без признания ландскнехта: в покинутом лагере они то и дело наталкивались на ободранные и освежеванные туши лошадей. Как видно, славные рыцари-крестоносцы, подобно татарам, не брезговали кониной.

Ни одного кшижака не осталось под замком!

– Отрадные вести, – удовлетворенно проговорил наместник, выслушав сообщение об отходе врагов.

Оповещая о победе, в замке ударили в колокол. Ему отозвались колокола всех костелов города Ольштына. Прятавшиеся в погребах и подземельях люди высыпали на улицу. На ольштынском рынке снова стало черно от народу, но сегодня никто не продавал и не покупал. Люди обнимались, целовались. «Виват! Виват!» – гремело повсюду. Толпясь по обочинам улиц, горожане приветствовали своих избавителей. Тут же, откуда ни возьмись, в толпе засновали повара. Они разводили на улицах огромные костры и на них жарили, варили и пекли угощение для победителей и для местных горожан.

На улицах, несмотря на мороз, были расставлены столы с угощением, и за столами не пустовало ни одно место.

А в замке за ужином уже сидели Миколай Коперник, наместник ольштынский, по правую руку от него – Ежи Конопацкий, поморский воевода, по левую – Тидеман Гизе, дальше – бурграв ольштынский Дрохвич, староста Миколай Дзялинский и многие другие храбрые защитники Ольштына.

На этот ужин Генрих Адлер Каспера не пустил.

– Там будет слишком много богатых и знатных, – сказал он, – посиди лучше с сыном кладбищенского сторожа!

Тидеман Гизе решил, что здесь, за торжественным и веселым ужином, он наконец встретится с мужественным предводителем мужицкого отряда, но, не видя за столом ни Каспера, ни его друга, решил сам наведаться на следующий день к выздоравливающему Генриху.

Однако на следующий день отец Гизе уже был в дороге: король Зыгмунт затребовал его в Краков со всеми его записями.

Злые языки поговаривали, что король Зыгмунт не то недолюбливал, не то побаивался покойного епископа вармийского.

Злые языки были неправы: получив донесение об обороне Ольштына, а также обо всех военных действиях, предпринятых против кшижаков в Вармии и Поморье, его величество, поднеся к губам нежную ручку королевы Боны, произнес с укором:

– Вот вы, ваше величество, и столь любезный вам пан Дантышек постоянно высмеиваете покойного епископа и всех его кровных. Чтобы вам не было очень скучно, назову только несколько имен людей, особо отличившихся при обороне нашего королевства: Миколай Коперник, каноник, со славой оборонял Ольштын. Большую помощь ему оказал двоюродный его брат Лукаш Аллен, староста Тчевский и второй его двоюродный – Ежи Конопацкий, поморский воевода. А ведь в жилах всех этих храбрецов течет славная кровь Ваценродов!