Текст книги "Увязнуть в паутине (ЛП)"

Автор книги: Зигмунт Милошевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

3

Он глянул на часы. Двенадцать. В час дня должен был прибыть сын Теляка; к счастью, его мать не настаивала на личном присутствии во время допроса. Теоретически такое право у нее имелось, на практике же им пользовались только при допросе детей, а не пятнадцатилетних бычков. Теперь же у него имелся час. Совершенно дурацкая ситуация. Было бы у него два часа, он мог бы набросать план следствия; три часа – обвинительный акт по делу Нидзецкой. Но в этой ситуации ничего начинать не хотелось. Вновь он чувствовал себя обессиленным. А кроме того, он никак не мог избавиться от впечатления, что прошляпил что-то существенное. Что имеется у него какая-то информация, возможно, даже уже записанная в материалах дела, которую он не замечает. Нужно тщательно прочитать все уже собственные сведения. А еще нужно порасспрашивать, не знает ли кто какого-нибудь «заведения с воздушными шариками», в котором можно было бы устроить день рождения Хеле. Кстати, что это еще за прибацанная мода. В его времена все на именинах встречались у себя дома, и все было здорово. Что, он и вправду подумал про «мои времена»? Господи, ну не настолько же я стар!?

Он сделал себе кофе.

Просмотрел газету.

Что за ерунда происходит! Квасный обратился к Чимошке, чтобы тот стартовал в президентской гонке.[55]55
  См. текст и примечания на стр. 23.


[Закрыть] Зачем вообще писать обо всей этой нудятине? Шацкий считал, что необходимо просто запретить ежедневно сообщать о политике. Раз в месяц коротенький отчет на пару колонок – и хватит.

Политики жили в изолированном мире, уверенные, будто бы с утра до ночи делают что-то чертовски важное, о чем в обязательном порядке необходимо рассказывать на пресс-конференциях. В уверенности об их важности политиков подкрепляли вечно озабоченные политические пресс-атташе, которые верили в значимость событий, по-видимому, чтобы придать смысла своему лишенному всего и вся труду. Ведь и так – несмотря на усилия обеих групп и массированную атаку в средствах массовой информации лишенных значения сведений, представляемых как нечто крайне важное – весь народ плевать на них хотел. Зимой Шацкий с Вероникой и Хелей поехал отдыхать, их не было две недели. За это время он не прочитал ни единой газеты. Вернулся, и все было по-старому. Абсолютно ничего не случилось. Однако, когда просмотрел прессу, оказалось, что каждый божий день весь мир катился в тартарары, правительство валилось к чертям собачьим, оппозиция рвала на голове волосы, ABW[56]56
  Агентство внутренней безопасности (польск. Agencja Bezpieczeństwa Wewnętrznego, ABW) – спецслужба Польши, в задачи которой входит обеспечение внутренней безопасности, включая контрразведку, борьбу с терроризмом, контрабандой оружия, незаконным оборотом наркотиков, организованной преступностью, коррупцией и экономическими преступлениями.[2] Его полномочия включают в себя проведение расследований, оперативно-розыскную работу, аресты подозреваемых, проведение контртеррористических операций с участием антитеррористических подразделений.[3] Штаб-квартира ABW находится в Варшаве на улице Раковецкая в районе Мокотув. Руководитель ABW подчиняется непосредственно премьер-министру Польши, который в свою очередь, обеспечивает контроль за ABW. – Википедия


[Закрыть] в очередной раз компрометировало себя, ежечасно, судя по опросам общественного мнения, возникали новые договоренности, комиссии осуждали на смерть по звонку и т. д. Эффект: нулевой. Тут вошла Марыля.

– Это с Краковского, – сообщила она, положила перед ним письмо и, не говоря больше ни слова, вышла.

Шацкий прочитал, ругнулся, взял кофе и выбежал из кабинета. Быстрым шагом он прошел мимо секретарши, которая пока что не добрела до своего места, постучал в двери кабинета Хорко и, не ожидая приглашения, вошел.

– Добрый день, пан прокурор, – глянула та на него над стеклами очков, не отрывая пальцев от клавиатуры компьютера.

– День добрый. Третий раз отвергли проект прекращения дела по убийству Сенкевича, – сообщил Теодор, положив перед начальницей письмо из окружной прокуратуры.

– Мне это известно, пан прокурор.

– Какой нонсенс. Если я напишу обвинительный акт, то суд, мало того, что признает их невиновными, так еще высмеет нас. И эти чинуши прекрасно понимают это. Для них самое важное, это статистика: главное, вынести обвинительный акт и выбросить все из головы, а там пускай суд ломает голову.

Шацкий пытался говорить хладнокровно, но раздражение в его словах скрыть было невозможно.

– Мне это известно, пан прокурор, – согласилась Хорко.

Дело по убийству было делом по типичному убийству в малине. Пили втроем, проснулись вдвоем, для третьего возврат к жизни сделался невозможным по причине перерезанного горла. На ноже были отпечатки пальцев всей троицы. Оставшиеся в живых согласно зарекались, что совершенно ничего не помнят, впрочем, даже ведь сами позвонили в полицию. Так что известно: кто-то из них – это убийца, но не известно – кто конкретно; нет хотя бы малейшей улики, позволяющей указать на преступника. А вот двоих обвинить нельзя. Ситуация самая идиотская: убийца есть, и его нет.

– Вы прекрасно понимаете, что если мы обвиним их совместно, то даже самый глупый адвокатишка вытащит их. Если будем тянуть спички и обвиним одного, тогда и адвокат не потребуется. Его признают невиновным на первом же заседании.

Хорко сняла очки, которыми пользовалась только для работы за компьютером, и поправила челку. Мелкие локоны выглядели так, словно их пересадили от пуделя.

– Пан прокурор Шацкий, – заявила она. – Я понимаю и то, о чем пан говорит, равно как и то, что прокуратура является иерархической структурой. То есть, чем выше иерархическое положение, тем ближе к нашему начальнику, который, как правило… – и она указала на Шацкого, желая, чтобы тот закончил предложение.

– Дебилом из политического пула, присланным сюда лишь затем, чтобы прибавлять своим дружкам баллы в подсчетах общественного мнения.

– В том-то и оно. Только не говорите этого журналистам, если только не желаете закончить свои дни в отделе общей корреспонденции. И потому-то слишком активные коллеги с улицы Краковское Предместье… – она вновь дала знак Шацкому.

– Уже готовятся к смене караула, и на всякий пожарный желают стать более радикальными, бескомпромиссными и более крутыми чем-то яйцо, из которого родились Братья.[57]57
  Для тех, кто не в танке: имеются в виду братья Качиньские, прославившиеся очень давно в фильме «О двоих, что украли Луну», а уже в наши дни – в политике.


[Закрыть]

– Ну, раз пан так замечательно все понимает, пан прокурор Шацкий, тогда зачем пан прибывает ко мне со всем этим скандалом? Я вам не враг. Просто я понимаю, что если сейчас, на какое-то время, мы не поддадимся и не подставим шею, то пойдем в отставку, а на наше место придут верные середняки. И вы считаете, будто так будет лучше для этого живописного местечка: Районной Прокуратуры для Варшавы-Средместье?

Шацкий закинул ногу на ногу, поправил стрелку на брюках и глубоко вздохнул.

– Сейчас я пани кое в чем признаюсь.

– Пикантности будут?

Шацкий даже не усмехнулся. Янина Хорко была последней женщиной планеты, с которой бы ему хотелось пофлиртовать.

– Неделю назад мне позвонил Буткус.

– Тот литовский гангстер?

– Лично. Первое заседание назначили через два месяца. Он сообщил, что претензий ко мне не имеет, и если бы я, к примеру, пожелал сменить цвет тесьмы на тоге с красного на зеленый,[58]58
  У польских прокуроров тесьма на тогах красная, у адвокатов – зеленая.


[Закрыть] то он готов заплатить двадцать тысяч за сам факт взятия дела в качестве защитника, по десять тысяч за каждое судебное заседание и дополнительные пятьдесят тысяч за оправдательный вердикт.

– А пан был бы в состоянии?

Хорко поудобнее устроилась в кресле и расстегнула пуговку блузки. Шацкий почувствовал, что покрывается потом. Неужели это происходит на самом деле.

– Естественно. Я вел следствие, пока его у меня не забрали знаментости с Краковского; и я помогал при написании обвинительного акта.

– Дело не в том. Был бы пан в состоянии так легко перейти на другую сторону баррикады?

Несколько мгновений Шацкий сидел, не говоря ни слова. Дурацкий вопрос. Да если бы мог, сделал бы это уже давно. Что удерживало его здесь, как не детская вера в шерифскую звезду? Ему платили официальную заработную плату – совершенно одинаково получал прокурор в центре Варшавы и каком-нибудь Пипидувке Глухом. Никаких дополнений. Официальный запрет приработков каким-либо образом, за исключением лекций, на которые и так необходимо было получить специальное разрешение – предполагая, будто бы кто-то ему такую редкость предложит. Ненормированное рабочее время, что на практике означало шестьдесят рабочих часов в неделю. К тому же ему приходилось ассистировать при вскрытии трупов и, не жалуясь, выполнять распоряжения своих различных начальников. В прокуратуре было больше начальства и руководителей, чем директоров на государственных предприятиях. Общество считало, будто бы прокурор – это тот гадкий тип, который выпускает бандитов, пойманных хорошей полицией. Возможно, и тот гадкий тип, который настолько облажался с бумажной работой, что суду пришлось бандита выпустить. Придурки с Вейской, в свою очередь, были уверены, что у прокуроров имеется своя частная армия, чтобы мучить политических противников. Что ни говори, работа охренительная, горько подумал Шацкий. Стоило так пахать в академии.

– У этой баррикады больше сторон, – сказал он, уходя от прямого ответа, так как ему не хотелось откровенничать с начальством.

– Естественно, пан прокурор. Вот так в душе и вижу, как вы сидите в юридической канцелярии и готовите письма с консультациями или же размышляете над тем, можно ли стащить с должника дополнительные проценты.

Хорко начала играться воротником блузки. Еще наклонится, и тогда просто будет вынужден заглянуть ей в декольте. А вот на это у него на самом деле не было охоты.

– Все мы обязаны платить по счетам, – пожал он плечами.

– Ну ладно, к делу. Так вы напишете этот обвинительный акт, пан прокурор? Может быть, найдем какой-то компромисс. Обвините их не в убийстве, а… в неоказании помощи. Все-таки что-то. Посмотрим, что они с этим сделают.

Тот неохотно кивнул. Была такая мысль.

– Предупреждаю, что этот обвинительный акт не будет исключительно длинным или исключительно убедительным.

– Я его и так подпишу. Напоминаю о плане следствия по делу Теляка и об обвинительном акте по делу Нидзецкой.

Шацкий снова согласно качнул головой и поднялся.

– Очень приятно было с вами, пан прокурор, побеседовать, – сказала Хорко и задорно улыбнулась.

Шацкому вспомнились персонажи картин Брейгеля.

Он ответил неуверенной полуулыбкой и вышел.

Бартош Теляк сидел на стульчике возле его кабинета и игрался мобилкой.

4

Он любил приходить в сауну в Варшавянке[59]59
  Возможно, имеется в виду спортивный клуб «Варшавянка».


[Закрыть] в средине дня, когда здесь не было диких толп, и когда всем можно было воспользоваться спокойно. На самой высокой полке в сухой сауне он сидел так долго, пока перед глазами не стало мутиться, а каждый вздох обжигал гортань. Наконец вышел, повесил банное полотенце на вешалку и, совершенно голый, вошел в громадную ванну с ледяной водой, стоящую посреди помещения. Миллионы иголок тут же вонзились в тело. Он нырнул и только после того вскрикнул. Боже, как же это было замечательно. Он еще мгновение полежал в холодной воде, вышел, обернулся полотенцем и лег на шезлонге в саду. Игорь тут же подал ему бутылку охлажденного апельсинового сока. Да, существуют моменты, когда человеку нужно чуточку тепла, чуточку прохлады и немножко апельсинового сока. Парни из варшавской системы – не то, чтобы он их сильно любил – знали, что делают, когда возводили для себя такой классный бассейн.

Рядом какая-то парочка лет двадцати двух лежала настолько близко друг к другу, что если бы сблизились хотя бы на миллиметр сильнее, это был бы уже половой контакт в общественном месте. Они, попеременно, то тихонечко шептались, то громко хихикали. Он неодобрительно поглядел в их сторону. Девица даже и ничего себе, хотя стоило бы побрить ей под мышками и пару раз сводить на аэробику. А пацан – дохляк, как и все в его поколении: худенькие ручки, худенькие ножки, реденькая щетинка на подбородке, грудная клетка словно у чахоточного.

– Следовало бы поднять цены, – обратился он к Игорю настолько громко, чтобы быть уверенным, что юная парочка слышит его. – А так любая скотина может торчать здесь часами.

Игорь понимающе покачал головой. Парочка сначала затихла, потом парень что-то прошептал девушке на ухо, и та вдруг начала хихикать, словно ненормальная. Ему страшно хотелось подняться и набить пацану морду, но он решил не обращать на них внимания.

– Ну что, похоже, что с Хериком все будет спокойно? – обратился он к Игорю.

– Да, вроде как беспокоиться не надо, – ответил тот. – Сегодня Шацкий должен написать план следствия, так что будем знать побольше.

– И когда мы его получим?

– Вечером, – ответил Игорь, как будто бы было совершенно естественным, что они получают копии всех внутренних документов из всех прокуратур в Польше.

– Замечательно, – сказал председатель и отпил большой глоток сока. Он любил когда все вокруг происходило без сучка и задоринки.

5

У Кузнецова был сын того же возраста, что и Бартош Теляк, и в последнее время Олег не называл того иначе как «животное».

– Иногда у меня появляется желание врезать замок в двери нашей комнаты, – говорил он. – Он какой-то такой здоровый, лохматый, ходит, словно тигр в клетке. Настроение у него меняется каждые десять минут, гормонов у него в крови больше, чем у легкоатлета стероидов. Как только вечером поссоримся, так думаю: придет он с ножиком или не придет? А если придет, удастся ли мне с ним справиться? Я же, вроде как, не калека, так и у него же все на месте.

Такие рассказы свидетельствовали лишь о том, что Кузнецов – псих. Больное воображение и многолетняя работа в полиции довела его до биполярного расстройства.[60]60
  Биполярное аффективное расстройство (сокр. БАР; ранее – маниака́льно-депресси́вный психоз, МДП) – эндогенное психическое расстройство, которое проявляется в виде аффективных состояний – маниакальных (или гипоманиакальных) депрессивных, а иногда и смешанных состояний, при которых у больного наблюдаются быстрая смена симптомов мании (гипомании) и депрессии, либо симптомы депрессии и мании одновременно (например, тоска со взвинченностью, беспокойством либо эйфория с заторможенностью – так называемая непродуктивная мания – или другие). Возможны многообразные варианты «смешанных» состояний.
  Эти состояния, называемые эпизодами или фазами заболевания, периодически сменяют друг друга, непосредственно или через «светлые» промежутки психического здоровья (интермиссии, называемые ещё интерфазами), без или почти без снижения психических функций, даже при большом числе перенесённых фаз и любой продолжительности болезни. В интермиссиях психика и личностные свойства больного полностью восстанавливаются. Следует, однако, отметить, что пациенты с биполярным расстройством часто (примерно в 75 % случаев) страдают и другими, сопутствующими, психическими расстройствами (это может быть, например, тревожное расстройство).


[Закрыть] Шацкий так всегда считал. Теперь же, когда он сел напротив подростка, у него мелькнула мысль, что в иррациональных высказываниях полицейского может быть какая-то доля правды. Теляк обладал очень деликатной, бумажной красотой; черные волосы и черные брови дополнительно подчеркивали его бледность. Очень худой, чего не удалось замаскировать ни широкими штанами, ни обширной блузой. Даже наоборот – по причине слишком больших одежек он казался еще более хрупким. Шацкий знал, что мальчишка смертельно болен. Тем не менее, в его движениях и глазах были хищность, агрессия и отчаяние. А может по-другому и нельзя, когда приходит время на то, что свое место в мире необходимо завоевать? Шацкий как-то не мог вспомнить, как это было, когда он сам был в том же возрасте. Много пил, много онанировал и много болтал с приятелями о политике. А помимо того? Черная дыра. Ссорился с родителями, это обязательно. Но вот разве ненавидел их? Были ли у него такие мгновения, когда бы он желал им смерти? Согласился бы на их смерть, если это должно было бы обеспечить ему свободу и независимость? Ему вспомнился процесс подростка из Прушковиц, убившего мать, и который пояснил в суде: «… и тут у меня в голове появилась идея, чтобы матери не было». А не родилась ли подобная мысль в голове у сына Хенрика Теляка?

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА СВИДЕТЕЛЯ. Бартош Теляк, родился 20 марта 1991 года, проживает по ул. Карловича в Варшаве, образование базовое, ученик гимназии № 2 по ул. Нарбута. Отношение к сторонам: сын Хенрика Теляка (жертвы), за дачу фальшивых показаний не привлекался.

Предупрежденный об уголовной ответственности по ст. 233 УК, дает следующие показания:

Уже через пять минут Шацкому хотелось написать огромными каракулями в протоколе: «ХРЕН ОН ДАЕТ КАКИЕ ПОКАЗАНИЯ!», поскольку молодой человек пытался общаться с ним исключительно с помощью движений головы, отдельных звуков и односложных слов.

– Что тебе известно о психотерапии своего отца?

– Ну, ходил.

– А чего-нибудь больше?

Жест отрицания.

– Вы беседовали об этом?

Жест отрицания.

– Ты знаешь тех людей, с которыми он ходил на терапию?

Отрицательный жест.

– Не узнаешь кого-нибудь на этих снимках?

Отрицательный жест головой.

Совершеннейшая чушь, подумал Шацкий, так мы ни к чему не придем.

– Что ты делал в субботу вечером?

– Играл.

– Во что?

– Call of Duty.

– В первую или вторую?

– Двойка.

– Какая кампания?

Парень поерзал на стуле.

– Милосердия.

– Российская, британская или американская?

– Российская.

– И далеко не прошел.

– Эт'точно. В Сталинграде никак не могу пройти тот фрагмент, когда нужно отстреливаться из окна ратуши. Просто не в состоянии снять всех; вечно кто-то прокрадется понизу и зайдет сзади. А когда слежу за тылами, спереди валит вся фашистская армия с пулеметами.

Шацки понимающе покачал головой. Даже у него эта миссия отняла добрых пару часов проб и ошибок.

– К сожалению, там никакого хорошего способа нет, – сказал он. – Лучше всего сначала выбить столько, сколько удастся, а потом следить за тылами и отстреливать из снайперской винтовки тех, у кого есть пулемет. Как только выдержишь достаточно долго, тогда в конце появится информация о новом задании. Миссия идиотская, вся ее трудность заключается в том, что традиционное количество немцев умножается на десять. Но вообще-то, все в норме.

– Ну, так ведь оно и должно было выглядеть, разве пан так не считает?

– Война? Наверняка, так. Летишь вслепую, с заедающим ружьем; все – это один громадный хаос, пули свистят, по сторонам падают твои приятели. Тебя же интересует только то, чтобы добежать до ближайшей ямы, спрятаться там, бросить гранату и бежать дальше. Здесь очень важен звук.

– У меня 5.1.

– Поздравляю. У меня только 2.1; для 5.1 квартира слишком мала. Но обычно и так играю в наушниках, потому что жена злится.

– А ко мне мама приходит и говорит, что не желает, чтобы по ее дому ездили танки. А в кино все допросы выглядят иначе.

Шацкого удивила резкая смена темы, но ответил он молниеносно.

– Я не могу вести допрос. Почему ты не отвечаешь на мои вопросы?

Парень пожал плечами.

– Не думаю, чтобы это имело какое-то значение.

– Убили твоего отца, и я хочу знать, кто это сделал и зачем. Неужели по-твоему это не имеет значения?

Снова лишь жест плечами.

– Не имеет, потому что от этого он не оживет. Кроме того, какая разница, отвечаю я полными предложениями или говорю «да» или «нет». Здесь ведь важно то, чтобы я говорил правду.

Шацкий отложил протокол в сторону. Он и сам не верил в то, будто бы пацан может знать нечто такое, что будет доказательством по делу. Но для него было важно что-то другое.

– А тебе хотелось бы, чтобы твой отец ожил? – спросил он.

Прокурор ожидал, когда Теляк пожмет плечами, но тот сидел неподвижно. У него даже ресница не дрогнула.

– И да, и нет, – ответил тот наконец.

– Что, был плохим отцом?

– Он нас не бил и вовсе не желал, чтобы мы ему мыли спинку, если вы имеете в виду это. Кричал тоже мало. Банальный, нудный польский отец. Не могу сказать, что я его ненавидел или любил. Может это и шок, но я на самом деле не могу пробудить в себе какое-то чувство после его смерти. Я пану правду говорю.

Шацкому хотелось бы, чтобы его свидетели всякий раз давали такие же откровенные ответы. Он уважительно кивнул парню.

– А после смерти твоей сестры он изменился?

– Постарел. Но перед тем и так одна лишь сестра контактировала с ним, так что для меня это никакого значения не имело.

– Ты обвинял его в смерти сестры?

Парень замялся.

– Не больше, чем всех остальных вокруг.

Шацкий вспомнил о таблетках, найденных в комнате Теляка на Лазенковской.

– А тебя удивило бы, если бы он покончил с собой?

– Нет, не очень. Гораздо сильнее меня удивляет то, что кто-то его убил. Зачем?

Хороший вопрос. Шацкий вновь почувствовал себя ужасно усталым. А откуда он, черт подери, должен знать, зачем? У него появилось впечатление, будто бы все разлезается. Теория, будто бы Теляка убил кто-то из психотерапевтической группы, попеременно казалась ему, то вероятной, то совершенно фантастической. Но, все чаще – именно второе. Ни один из допросов не приносил ничего нового в дело. Очевидные ответы на очевидные вопросы. А может плюнуть на все это, передать все следствие в руки полиции и спокойно ожидать самый вероятный результат – прекращение дела потому что виновный не будет найден – а на деле появится метка «NN».

– Именно этого я и не знаю, – честно ответил он. ну ладно, наполовину честно. Он не смог бы объяснить этого рационально, но хотел, чтобы у парня появилось впечатление, будто бы он сам стоит на месте и не знает, что делать дальше.

– Вам необходимо обнаружить мотив, способность и орудие.

– Благодарю. Детективы я читаю. А вот ты знаешь кого-нибудь, кто выиграл бы на смерти твоего отца?

– Не я. Вы же наверняка знаете, что я болен и вскоре обязательно умру.

Шацкий кивнул.

– Спасти меня могут три вещи: чудо, государственная служба здравоохранения или же пересадка сердца в частной клинике за рубежом. Как вы считаете, какая из них наиболее вероятна? Вот именно. А как вы считаете, насколько уменьшились мои шансы, когда не стало моего отца, директора? Ну вот.

И что он мог ответить? О чем еще мог спросить? Шацкий поблагодарил парня и пожелал успеха в Call of Duty. Он даже не дал ему протокол на подпись; там не было абсолютно ничего.

– Пан будет на похоронах в субботу? – спросил Теляк-младший уже перед тем, как уйти.

– Конечно.

Шацкий выругал себя в мыслях, что это ему раньше не пришло в голову. Ведь это будет единственная возможность увидеть родных Теляка и людей с терапии вместе.