Текст книги "Увязнуть в паутине (ЛП)"

Автор книги: Зигмунт Милошевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

5

Он не мог припомнить, когда еще погода в Татрах его так баловала. С вершины Копы Кондрацкей[17]17
  Копа Кондрацка (пол. Kopa Kondracka, слов. Kondratova kopa, 2005 метров над уровнем моря) – вершина в Западных Татрах, принадлежащая к группе Красных Верхов, самая невысокая из них и наиболее выдвинутая к востоку. Киры – расположенная у выхода Кошчелиской долины часть подхальской деревни Кошчелиско, именно там находится точка выхода для туристов, идущих по этой долине – польская Википедия.


[Закрыть] у него был превосходный вид во все стороны, только лишь где-то далеко, над словацкой частью гор были видны малюсенькие тучки. С тех пор, как утром поставил машину в Кирах и после коротенькой прогулки по Кошчелиской долине он начал восхождение на Красные Верхи, все время его сопровождало солнце. Где-то со средины пути, когда тропка начала забирать все круче, низкая кедровая сосна не давала ни малейшего шанса на тень, а поблизости не было ни единого ручья, горная прогулка превратилась в марш по раскаленной сковороде. Ему вспомнились рассказы об американских солдатах во Вьетнаме, у которых, якобы, мозговая жидкость закипала под раскаленными солнцем шлемами. Он сам всегда считал такие россказни чушью, но вот сейчас чувствовал себя точно так же, хотя голову его защищала не каска, а бежевого цвета шляпа, памятка от поездки в Австралию.

Когда он уже был совсем близко от ребра горы, когда перед глазами затанцевали световые пятна, а ноги сделались совершенно ватными, он проклял собственную глупость семидесятилетнего старика, которому все еще кажется, будто бы все можно делать, как раньше. Точно так же выпивать, так же заниматься любовью, и так же ходить по горам.

На самой вершине свалился без сил на землю, позволяя ветру охлаждать себя, и вслушался в расходившееся сердце. Что поделать, пришла в голову мысль, но лучше дать дуба на Чемняке[18]18
  Чемняк (пол. Ciemniak, слов. Temniak, 2096 м. над уровнем моря) – далее всего к западу выдвинутая вершина, принадлежащая к массиву Красных Верхов в Западных Татрах. Словацкие источники подают высоту 2090 м. – польская Википедия. Перевод на русский – Темняк, Темная вершина. Малолончняк (по-словацки: Малолучняк) – еще одна вершина из массива Красных Верхов (высота 2096 м.), соседствующая с Копой Кондрацкой. Ирония фрагмента заключается в том, что восхождение на него не представляет никакой трудности, местные жители занимали всю гору под выпасы. Конддратова = долина Кондратова. Пекло – небольшая котловина, названная так по причине постоянно гуляющих там ветров. Стражиска – долина Стражиска, неподалеку от Закопане.


[Закрыть] чем на Маршалковской. Когда сердце чуточку успокоилось, ему подумалось, что, все же, лучше умереть на Малолончнике, поскольку звучит он значительно лучше, чем чертов Чемняк. А то бы после его смерти о нем анекдоты рассказывали. Так что он потащился на Малолочняк, выпил немного кофе из термоса, пытаясь не думать о собственной мышце номер раз, и в силу разгона добрался на Копу. Странная вещь, но похоже было на то, что слабое сердце в соединении со старческой глупостью и на этот раз его не убьют. Он налил себе очередную кружку кофе, вынул завернутый в фольгу бутерброд и глядел на пузатых тридцатилеток, которые забирались на эту несчастную Копу с такими усилиями, словно то был семитысячник. Ему хотелось посоветовать им брать с собой кислород.

«Нет, как можно так себя запускать?» – думал он, презрительно глядя на едва-едва передвигающих ноги людей. В их возрасте он мог утром бегом преодолеть трассу их туристического убежища на Конддратовой на Копу и назад, через Пекло, только лишь затем, чтобы разогреться и заслужить завтрак. Да, вот то было времечко. Все было четким, у всего имелся смысл, все было легко.

Он протянул загорелые и все еще мускулистые, покрытые седыми волосками икры к солнцу и включил мобильный, собираясь отослать SMS жене, которая ждала его в пансионате неподалеку от Стражиской. Только-только телефон вошел в зону приема, раздался звонок. Мужчина выругался и нажал на «прием».

– Да?

– Добрый день, это Игорь говорит. У меня для вас неприятное сообщение.

– Да?

– Генрик умер.

– Как это случилось?

– Боюсь, это был несчастный случай.

Мужчина не размышлял ни мгновения что ответить.

– Действительно, известие печальное. Постараюсь вернуться завтра, но некролог следует заказать пораньше. Понятно?

– Естественно.

Пожилой мужчина отключил телефон. Желание написать жене прошло. Он допил кофе, забросил рюкзак за спину и направился в сторону перевала под копой. Можно еще будет выпить пива на Калятквках[19]19
  Регловая поляна – поляна, образовавшаяся после вырубки местных деревьев, например, кедровой сосны (халя), располагающаяся в Долине Быстрой. Со всех сторон окружена лесом, с видами на Каспшовы Верх (одну из вершин Татр). На поляне располагается гостиница «На Калятувках». – польская Википедия


[Закрыть] и поразмыслить, как так сказать ей, что им необходимо возвращаться в Варшаву. Вот почти что сорок лет вместе, но подобного рода разговоры для него были мукой.

6

Прокурор Теодор Шацкий запустил мощный, трехлитровый двигатель V6 ситроена с некоторым трудом – газовая установка вновь бастовала – подождал, пока гидравлическая система поднимет его дракона с земли, и направился в сторону Вислострады с намерением переехать на другую сторону Вислы по Лазенковскому мосту. В последний момент он передумал, свернул в сторону Вилянува и остановил машину на автобусной остановке возле Гагарина, включив аварийные огни.

Давно, десять лет назад, то есть, и вправду столетия назад, они жили здесь с Вероникой, когда Хели еще не было на свете. Однокомнатная квартира на третьем этаже, оба окна выходили на Вислостраду. Ужас! Днем один болшегрузник за другим, после заката – ночные автобусы и «малюхи»,[20]20
  «maluch» («малыш») – польский фиат 126р, производимый в Польше с 1 июня 1973 года по 22 сентября 2000 г.


[Закрыть] дающие копоти со скоростью сто десять в час. Он научился различать марки автомобилей по звуку двигателей. На мебели собирался слой жирной, черной пыли, окно делалось крязным уже через полчаса после того, как его помыли. Хуже всего было летом. Приходилось открывать окна, чтобы не задохнуться, но тогда невозможно было ни разговаривать, ни смотреть телевизор. Другое дело, что тогда они чаще занимались любовью, чем смотрели новости. А сейчас? Шацкий не был уверен, отрабатывают ли они среднее значение по стране, которое когда-то их так веселило. Это как? Что, и вправду есть люди, которые занимаются этим раз в неделю? Ха-ха-ха!

Шацкий весело фыркнул и немного опустил стекло. А дождь припустился, капли попадали вовнутрь, оставляя темные следы на обивке. В их окнах крутилась низенькая блондиночка в блузке на бретельках, волосы падали на плечи.

А вот интересно, как бы оно было, подумал Шацкий, если бы сейчас я припарковался на дворе и вошел в квартиру на третьем этаже, а там меня ожидала бы эта девушка. Если бы у него была совершенно другая жизнь, другие диски с музыкой, другие книги на полках, если бы чувствовал совершенно другой запах лежащего рядом тела. Мы могли бы пойти прогуляться в Лазенки,[21]21
  Парк Лазенки (польск. Park Łazienkowski или Łazienki Królewskie) – крупнейший парк в Варшаве, столице Польши, занимающий 76 гектаров в центре города. Дворцово-парковый комплекс лежит в центральном городском районе (Средместье), на Уяздовской аллее (Aleje Ujazdowskie), части «Королевского тракта», связывающего Королевский дворец в центре Варшавы с дворцом в Вилянуве на юге. – Википедия


[Закрыть] я бы рассказал ей, почему сегодня мне нужно было сегодня идти на работу – допустим – в архитектурной мастерской, она бы сказала, что я храбрец, и что купит мне мороженое возле театра «На Острове». Все было бы по-другому.

Как это подло, размышлял Шацкий, что у нас всего одна жизнь, и она так быстро нам надоедает.

Одно лишь точно, подумал он еще, поворачивая ключ зажигания. Мне нужна перемена. Перемена, как черт подери!

ГЛАВА ВТОРАЯ

понедельник, 6 июня 2005 года

Отец Хеймо[22]22
  Конрад Хеймо, точнее же, Станислав Хеймо (6 апреля 1936 г.) – польский католический священник, доминиканец. В 2005 году был обвинен в том в том, что в 1980–1988 сотрудничал со Службой Безопасности, передавая данные о деятельности духовных лиц. В настоящее время работает в Италии, но его деятельность не связана ни с Ватиканом, ни с польской Церковью. – польская Википедия


[Закрыть] пересылает из Рима специальное заявление; он долго и запутанно поясняет, что не сотрудничал со Службой Безопасности. В том же Риме Бенедикт XVI вновь выражает неприятие Церковью гомосексуальных супружеств, абортов и генетической инженерии. Верный Церкви кандидат в президенты Лех Качинский запрещает Парады Равенства и подчеркивает, что упорство «некоторых сред» со всей очевидностью связано с выборами. Бывший президент, Лех Валенса, приглашает нынешнего президента с супругой на свои именины. В Варшаве Йоанна Райковская[23]23
  Йоанна Райковская (Joanna Rajkowska, род. 1968 г., Быдгощ) – польская художница, когда-то поразившая Варшаву тем, что установила огромную пальму в самом центре города. Этот нашумевший паблик-арт проект Greetings from Jerusalem Avenue был воспринят горожанами по-разному, но в итоге работа была взята под охрану самого президента Польши. Сейчас Йоанна живет в Берлине и активно выставляется по всему миру.


[Закрыть] монтирует свежие листья на пальме на Иерусалимских Аллеях; в ДОПРе на Раковецкой первый концерт дает образовавшаяся там рок-группа; а совсем рядом, на Шпацеровой, восьмидесятишестилетняя женщина не может целые сутки покинуть ванну. Вечером состоятся матчи полуфинала Кубка Польши: «Легия» играет у себя с Шроцлином, а «Висла» – с «Заглебем Любин». Максимальная температура воздуха в столице – 18 градусов, небольшой дождь, пасмурно.

1

Шацкий отвел дочку в детский сад, завез Веронику на Медовую, в мэрию, и ровно в девять уже сидел в «Браме» на Кручей, ожидая Олега. Он был голоден, но тратить чуть ли не два десятка злотых на завтрак было жалко. С другой стороны, подумал он, это же только начало месяца, деньги на счету имеются. Не зря что ли столько лет он мучился в институте, на юридической практике и в асессуре,[24]24
  Асессор – чиновник суда, прокуратуры или нотариата, который уже прошел требуемую практику и сдал соответствующие экзамены, но еще не получил назначения. – Словарь Польского Языка SJP http://sjp.pl/asesor


[Закрыть] чтобы теперь не позволить себе позавтракать. И он заказал омлет с сыром и помидорами.

Официантка как раз ставила перед ним заказанное блюдо, когда появился Кузнецов.

– Во-во, – сказал он, садясь с другой стороны стола. – А принес баночку своей конторской растворячки, чтобы пани тебе кофейку сделала?

Шацкий не прокомментировал, лишь красноречиво поглядел на полицейского. Кузнецов заказал черный кофе и вынул из папки пачку листков.

– Держи… здесь служебный рапорт, протоколы осмотра места происшествия и допроса свидетелей. Так, протоколы обысков ты еще должен мне подтвердить. Я послушался твоего совета и приболтал одну такую ядреную практиканточку для помощи. Погляди, какие замечательные, кругленькие буквочки. Девочка пишет почти так же волшебно, как и выглядит.

– Что-то не видел я красивый женщин-полицейских, – брюзгливо заметил Шацкий.

– Может, тебе не по вкусу мундиры. Лично я всегда представляю их в самой фуражке и кителе на голое тело, с застегнутыми всего лишь двумя пуговицами…

– Ты лучше расскажи, как пошло вчера.

Кузнецов поправил расположение своего угловатого тела на неудобном стульчике и сложил руки, словно собираясь молиться.

– Я практически уверен, – начал он говорить серьезно и благоговейно, – что убил камердинер.

Шацкий уложил столовые приборы на краю тарелки и тяжело вздохнул. Контакты с полицейскими иногда напоминали ему работу преподавателя, в классе которого все ученики страдают СДВГ.[25]25
  Синдром дефицита внимания и гиперактивности (сокращённо СДВГ; англ. attention deficit hyperactivity disorder (ADHD)) – неврологическо-поведенческое расстройство развития, начинающееся в детском возрасте. Проявляется такими симптомами, как трудности концентрации внимания, гиперактивность и плохо управляемая импульсивность. При неприспособленности к СДВГ у взрослых возможны снижение интеллекта и трудности с восприятием информации.


[Закрыть] Нужно было обладать огромным терпением и самоконтролем.

– Ну а какая-нибудь соль из всего этого будет? – холодно спросил он.

Кузнецов недоверчиво покачал головой.

– Ужасный ты чинуша, Теодор. Сам почитаешь, что они конкретно сказали. Никто никого не знает, никто ничего не знает, никто ничего не видел. Всем ужасно неприятно, все ужасно потрясены. Покойника узнали неделю назад, только Рудский, психотерапевт, знал его дольше, где-то с год. Все отметили, что покойный был печальным, замкнутым в себе, в депрессии. И все говорили настолько убедительно, что я на какое-то мгновение чуть было не подумал, а не покончил ли он сам с собой.

– Ты шутишь. Вбивая себе вертел в глаз?

Шацкий вытер губы салфеткой. А омлет был очень даже ничего.

– Вот именно, что маловероятно. Но, раз люди в состоянии стрельнуть себе в голову или же откусить и проглотить собственный язык, то ты сам понимаешь. На всякий случай, расспроси патологоанатома. Кстати, о языке. Я тут недавно слышал историю про одну женщину-логопеда, у которой был настолько натренированный язык, что во время занятий она им удавилась. Неплохо, а?

– Ну а твои впечатления? – спросил Шацкий, не комментируя анекдот.

Кузнецов причмокнул и задумался. Шацкий терпеливо ждал. Он знал, что мало имеется столь понятливых и наблюдательных людей, как этот слишком крупный и добродушный мусор с русской фамилией.

– Сам увидишь, – ответил тот в конце концов. – Все производили весьма хорошее впечатление. Никто низ них не был ни сверхъестественно возбужден или шокирован, никто не был неестественно хладнокровен. А ведь убийцу можно узнать именно по этому. Либо притворяется холодным как камень, либо сходит с ума от отчаяния. Любое отступление от нормы подозрительно, а они все нормальные. Более-менее.

– Или же, кто-то из них знает, как следует себя вести, – предложил Шацкий.

– Да, психотерапевт, я и сам об этом думал. Кроме того, он дольше всех знал покойного, вполне возможно, у него имелся мотив. Я даже был готов задержать его на все сорок восемь, если бы тот в чем-то себя выдал. Только – ничего подобного. Немножко надменный и нагловатый, как они все, психи долбаные. Но я не чувствовал, чтобы он врал.

То есть, а нихрена у нас нет, подумал Шацкий и жестом руки удержал официантку, которая вместе с пустой тарелкой хотела забрать булки и масло. Это же сколько стоит, так что слопает все, до последней крошки.

– А может, это и правда несчастный случай в ходе работы какого-то вора, – сказал он.

– Может, согласился с ним Кузнецов. – Все это образованные, умные люди. Ты веришь, будто бы кто-то из них решился на убийство в столь театральном месте? Не нужно читать детективы, чтобы знать, что мы станем вынюхивать при них до последнего. Никто в своем уме не убивает столь дурацким способом. Смысла нет.

Кузнецов был прав. Предполагалась любопытная игра, но похоже на то, что они ищут воришку, который совершенно случайно вступил в мокрое дело. То есть, действовать следует по правилам, подумал Шацкий, составляя про себя перечень необходимых мероприятий.

– Помести в прессе, что мы ищем людей, которые крутились в этом месте ночью и могли что-то видеть. Расспросите всех сторожей, охранников, священников, кто там мог быть на работе в выходные. Узнайте, кто там самый главный, с кем Рудский договаривался об аренде, чтобы я мог с ним переговорить. Вообще-то я и сам собирался поехать туда среди недели и все тщательно осмотреть.

Кузнецов кивнул; все распоряжения прокурора были для него очевидны.

– Только, когда освободишься, выпиши мне бумагу, чтобы у меня было официальное основание.

– Конечно. Но есть еже одна просьба, неофициальная.

– Ну.

Проследи несколько дней за Рудским. У меня нет абсолютно ничего, чтобы выдвинуть обвинение, но пока что он наиболее подозрителен. Боюсь, что он смоется, и дело можно будет прикрывать.

– Как это: прикрывать. Ты не веришь, что энергичная польская полиция его найдет?

– Ой, только не смеши мен. В этой стране достаточно не проживать по адресу прописки, чтобы исчезнуть навеки.

Кузнецов расхохотался.

– Мало того, что чинуша, так еще и циник, – сказал он, собираясь уже уходить. – Передавай от меня привет своей супер-красивой и супер-сексуальной жене.

Шацкий повел бровью. Он не был уверен, говорит ли Кузнецов о той самой женщине, которая шастала по его дому, каждый день страдая от все новых болей.

2

По дороге в собственный кабинет Шацкий забрал из канцелярии папку дела. Порядковый номер 803/05. Невероятно. Выходит, очень скоро у них будет тысяча зарегистрированных следственных ведений, и прошлогодний рекорд будет запросто побит. Похоже на то, что небольшая по площади поверхность варшавского центра – это самое темное пятно на криминальной карте Польши. Правда, большая часть из проводимых следствий касалась хозяйственных, бухгалтерских и финансовых мошенничеств, которыми занимался особый отдел – в результате того, что юридические адреса чуть ли не восьмидесяти процентов всех фирм в Польше располагались между площадью Любельской Унии и Банковской площадью – но хватало и обычных уголовных дел. Почти два десятка прокуроров в «первом СО», то есть первом следственном отделе прокуратуры занималось грабежами, разбоем, случаями насилия и избиения. А частенько – и делами, которыми, в теории, должны были заниматься отделы по борьбе с организованной преступностью из окружной прокуратуры. На практике же, звезды из ОП выбирали для себя наиболее интересные случаи, а «обычные стрелялки» оставляли в районе. Результат был такой, что прокурор из ОП в окружной прокуратуре имел на руках пять-шесть дел, а районный прокурор – несколько десятков. А на самом деле – несколько сотен, если собрать следствия текущие, отложенные в шкафы, те, в которых необходимо обнаружить какого-нибудь свидетеля; те, что ожидают рассмотрения в суде, откладываемые и отсрочиваемые надцать раз. Шацкий, у которого и так была комфортная ситуация для районной прокуратуры, поскольку он занимался исключительно убийствами, на прошлой неделе пересчитать, сколько висит на нем дел. Вышло сто одиннадцать. Вместе с убийством Теляка – сто двенадцать. Сто одиннадцать, если сегодня вынесут надлежащий приговор по делу Пещоха. Сто тринадцать – если судья решит возвратить дело в прокуратуру на доследование. Хотя не должен был, все было идеально приготовлено, а Шайнерт был, по мнению Шацкого, самым лучшим судьей во всем варшавском округе.

К сожалению, из года в год отношения прокуратуры с судами складывались все хуже и хуже. Несмотря на то, что работа прокурора была ближе работе судьи, чем полицейского, а сама прокуратура представляла собой «вооруженную десницу» третьей власти, дистанция между чиновниками с фиолетовым и красным обрамлением тог только увеличивалась. Месяц назад начальница Шацкого поехала в Лешно[26]26
  Лешно (польск. Leszno), Лисса (нем. Lissa) – город в Польше, входит в Великопольское воеводство. Занимает площадь 31,9 км². Население 63.970 человек (на 2006 год).


[Закрыть] просить, чтобы ей был назначен как можно быстрый срок рассмотрения по громкому делу многократного изнасилования в спортивном клубе на Нововейской. Так там ее просто отругали: женщина услышала, что суды, мол, независимы, так что никакая прокурорша не станет им говорить, как следует работать. Смешно. Ладно, когда по причине враждебности возникали словесные притеснения. Хуже, когда шли приговоры. Иногда у Шацкого складывалось впечатление, что выигранным может быть лишь то дело, когда обвиняемый уже в первый день следствия во всем признался, а потом трижды повторил это в зале суда. Любое другое дело – сплошная лотерея.

Он бросил зонтик в угол комнаты, которую, в течение ближайших двух недель не должен был ни с кем делить, поскольку его коллега с больным ребенком на две недели отправилась в санаторий. Уже третий раз в этом году. Правда, он получил два ее дела, зато, по крайней мере, можно будет не глядеть на тот бардак, который та постоянно устраивает вокруг себя. Теодор уселся за стол, на котором всегда старался поддерживать безупречный порядок, и вынул листок с телефонами людей с Лазенковской. Он уже взял трубку, когда в комнату сунула голову Марыля, секретарша начальницы.

– Тебя приглашают в салоны, – сообщила она.

– Через четверть часа.

– Она сказала, цитирую: «Если скажет, что через четверть часа, тогда скажи, что я передала: немедленно».

– Сейчас буду.

– Она сказала, цитирую…

– Сейчас буду, – ответил, акцентируя, Шацкий, красноречиво указывая на трубку, которую держал в руке. Марыля повела глазами и вышла.

Шацкий быстро договорился о встрече после обеда с Барбарой Ярчик и Ханной Квятковской. Небольшие проблемы были лишь с Эузебием Каимом.

– У меня сегодня встреча за городом.

– Отмените ее, пожалуйста.

– Это очень важная встреча.

– Понимаю. Мне будет лучше отметить вам визит у меня или сразу же обратиться с ордером на арест?

Долгая тишина в трубке.

– Ну, вообще-то, не такая уж эта встреча и важная.

– Прекрасно. Тогда до свидания в три часа дня.

Психотерапевт трубку не снимал. Шацкий оставил ему сообщение и почувствовал неприятное давление в желудке. Он надеялся, что мужчина лишь ненадолго отключил телефон. О других возможностях предпочитал не думать. Позвонил еще в судебный морг и узнал, что вскрытие запланировано на девять утра в среду, после чего вышел.

– Похоже, наши кабинеты находятся в различных измерениях пространства-времени, – приветствовала его начальница, – поскольку мое «немедленно» у вас равно десяти минутам, пан прокурор.

– Я и не знал, что мне предоставлен кабинет, – ответил Шацкий, присаживаясь.

Районный прокурор для Варшавы-Центра, Янина Хорко, кисло усмехнулась. Она была на несколько лет старше Шацкого, ее серый костюм сливался с серыми волосами и посеревшим от никотина лицом. Вечно слегка скривившаяся, со сморщенными бровями, она заставляла усомниться в тезисе, что некрасивых женщин не бывает. Янина Хорко была уродлива, прекрасно это понимала и совершенно не пыталась прикрыть дефектов одеждой или макияжем. Совсем даже наоборот – она сознательно поддерживала впечатление горькой, злорадной и до боли конкретной чиновницы, что прекрасно ассоциировалось с ее внешностью, делая из нее чуть ли не архетипичную начальницу-ведьму. Новые прокуроры ее боялись, практиканты бегом прятались в туалет, когда она шла по коридору.

Как прокурор она была превосходна. Шацкий ее ценил, поскольку начальница не была серой чиновницей, поднимаемой по служебной лестнице за верность и корректность, но личностью с самого края фронта. Она отслужила свое в районной прокуратуре на Воле, потом на Краковском предместье, в конце концов – попала на Кручую и железной рукой управляла самым сложным районом во всей Польше. У себя в кабинете ей удавалось самую крупную звезду превратить в тридцать три несчастья, но за пределами прокуратуры ни разу не выступила против своих людей, неоднократно рискуя многим ради них. Шацкий слыхал, что на Краковском ее тоже боятся, в особенности, в отделе подготовительных расследований редко когда решаются не согласиться с парафированным ею решением. Во время правления Хорко у Шацкого ни разу не случалось не получить согласия на привлечение эксперта в связи с финансовыми проблемами (расходы в размере выше двух с половиной тысяч должна была утверждать пани окружной прокурор), в любой другой прокуратуре такое встречалось на каждом шагу.

Вот уже семь лет они работали вместе и друг друга дарили глубочайшим уважением, хотя приятелями не были. Они даже не перешли на «ты», что было удобно обеим сторонам. Они оба были согласны в том, что прохладные, официальные отношения способствуют профессиональной работе. Тем более, когда на табличке у входа вы видели не разноцветный логотип фирмы, а герб Польской Республики.

Шацкий кратко изложил события на Лазенковской, рассказал о планах на ближайшие дни и о подозрениях в отношении психотерапевта Рудского. Подозрениях, которые никак не могли быть основанием для каких-либо действий против него.

– Когда вскрытие? – спросила Хорко.

– В среду утром.

– В таком случае, до трех часов дня среды прошу представить мне план следствия и следственные версии. Не позднее. Еще напоминаю, что до конца недели пан обязан написать акт обвинения по делу Нидзецкой. Я поверила вам и парафировала замену ареста на надзор, только это вовсе не делает меня более спокойной. Мне бы хотелось, чтобы дело как можно скорее очутилось в суде.

Шацкий кивнул. Сам он откладывал то дело еще с прошлой недели, так как не мог решить, как провести его правовую квалификацию.

– Раз уже мы беседуем, еще два вопроса. Во-первых, нечего использовать коллег женского пола, которым пан нравится; на свои процессы в суд обязаны ходить вы. Во-вторых, мне бы хотелось, чтобы вы помогли Юреку и Тадеушу с наркотиками.

Шацкому не удалось скрыть гримасу отвращения.

– Вот оно как, пан прокурор? У пана что-то болит? Пану ведь не хотелось, чтобы я подумала, будто бы пан не способен работать в коллективе? Тем более, в делах, требующих множества трудоемких, скучных и не приносящих какого-либо удовлетворения действий?

«Что правда, то правда», – подумал Шацкий.

– Дайте мне неделю, чтобы я сконцентрировался на этом убийстве. А наркотики мы будем тащить еще несколько месяцев, я еще успею включиться, – сказал он.

– Неделю. Тадеушу я передам, что с понедельника вы работаете вместе.

На сей раз Шацкий сохранил каменное лицо, хотя стоило это ему многое. У него мелькнула гаденькая надежда на то, что на неделе появятся еще какие-нибудь жмурики, что спасло бы его от скучной работы со скучными коллегами.

Аудиенция подошла к концу. Шацкий уже положил руку на дверную ручку, как тут до него дошли слова начальницы.

– Только не считайте, будто бы я говорю пану комплименты, но в этом костюме пан выглядит превосходно. Словно звезда палестры.

Шацкий повернулся с улыбкой. Поправил модные деревянные запонки на манжетах сорочки.

– Это был не комплимент, пани прокурор. И пани об этом прекрасно знает.