Текст книги "Бриллиант для короля"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
– Удар голландской сабли, который мог обойтись мне гораздо дороже, потому что меня далеко не сразу переправили на берег. Но цель моего посещения иная.
– Какая же? Может быть, вы хотите сесть?
– Благодарю, с удовольствием – ответил Шарль без ложной стыдливости и расположился на другом конце скамейки. – До меня дошла весть, что вы стали жертвой банды грабителей, обворовавших этот дом.
– Вы хотите выразить мне сочувствие по поводу ограбления?
– Безусловно. Возможно, вы забыли, но именно в этом доме на свет появился не только ваш отец, но и моя мать.
– Вы правы, я почему-то никогда не думала об этом и понимаю, что вам далеко не безразлично все, что происходит с особняком Фонтенаков, хотя теперь он принадлежит мне.
– Он достался вам по праву, но я хочу сказать вам другое. До меня дошли слухи, что полиция, ища преступников, надеется одним ударом убить двух зайцев, считая, что грабители одновременно...
– Убийцы мадам де Фонтенак и господина де Ла Пивардьера? Я нахожу это естественным, потому что, по свидетельству слуг, банды похожи между собой как две капли воды. Убийцы и грабители мало чем отличаются друг от друга. И те и другие – злодеи.
– Я с вами не согласен. Первые радели о справедливости, а вторые разбойничали. Для меня крайне важно различие между ними.
– Вам важно различие? С какой стати?
– А с той, что это я казнил эту женщину и ее любовника. И я хочу, чтобы вы об этом знали. Вы, и никто другой.
В саду воцарилась мертвая тишина, не было слышно даже птичьего щебета, словно ужасное признание напугало все живые существа. Шарлотта побледнела. Она услышала слова Шарля, но они никак не могли дойти до ее сознания. Все еще не веря до конца самой себе, она, запинаясь, спросила:
– Вы... сами... осуществили возмездие?
– С помощью нескольких товарищей. Я посчитал себя вправе отомстить этим негодяям. Ведь как человеческая справедливость оставила преступников в покое.
– Те, кто напал на мадам де Брекур, были казнены.
– Вам показалось, что этого достаточно? Казнили жалкое отребье, за плату готовое на любое преступление. А я наказал тех, кто отдавал приказы, кто замыслил преступление и собирался отсидеться в тепле у камелька, пока другие будут убивать. Я отомстил за мою мать... и вашего отца, о чьей смерти до меня тоже дошли весьма определенные слухи. Вы должны быть мне благодарны.
– Не требуйте от меня слишком многого! Я хотела бы любить свою мать, как любит ее любой ребенок, но она сделала все, чтобы этого не случилось. Тем не менее я не могу вас благодарить за убийство матери. Однако... относительно Ла Пивардьера... да, за него я вам благодарна. Он не заслуживал ничего другого, и полиция продолжала его разыскивать. Я буду молиться за вас от всего сердца, вспоминая те времена, когда очень вас любила, и в память о моей любимой крестной. Ей я обязана всем. Только благодаря ей я не прозябаю в монастырских стенах!
Впервые за все это время Шарль де Брекур улыбнулся, и его улыбка была похожа на улыбку его матери.
– Мне трудно представить вас прозябающей где бы то ни было! Вы наделены той жизненной силой, которая так или иначе поможет вам справиться с любыми неприятностями. Теперь я рад, что моя матушка взяла вас под свое крыло. Она оказалась лучшим судьей, чем я.
Мерлэн вновь появился на дорожке и осведомился, соизволит ли графиня принять господина де ла Рейни. Видя, как смутилась его хозяйка, Шарль де Брекур искренне расхохотался.
– Уж не божий ли это перст? Можно сказать, справедливое возмездие. Вам достаточно сказать слово, дорогая, и мадам де Фонтенак успокоится в своем гробу.
Шарлотта вспыхнула от гнева.
– Пора перестать принимать меня за ту, которой я никогда не была! Предать гостя и своего кузена? Оскорбить память моей дорогой крестной? Вы забыли, что мы с ней обе принадлежим к роду де Фонтенак!
– Простите мне эту шутку сомнительного свойства. Я и в мыслях не держал ничего подобного. И все-таки подумайте: промолчав, вы становитесь моей сообщницей.
Шарлотта посмотрела кузену прямо в глаза.
– Я прекрасно это знаю и согласна стать вашей сообщницей. Было бы верхом лицемерия упрекать вас за то, о чем я иной раз мечтала. Бог будет судить нас обоих.
– Спасибо! А вот и господин де ла Рейни! Вы видите? Он уже появился в конце аллеи. У меня осталось несколько минут, чтобы передать вам...
Из обширного кармана своего темно-синего плаща Шарль де Брекур достал плоский футляр и с поклоном передал его Шарлотте.
– Я уверен, что матушка непременно подарила бы их вам.
Он открыл футляр: на белом бархате переливались колье и серьги из бриллиантов с изумрудами. Шарлотта помнила их, это были самые красивые драгоценности мадам де Брекур. На ее главах невольно выступили слезы.
– Вы дарите их мне? Но разве вы не женаты?
– Нет, и никогда не женюсь. Я ушел из королевского флота и намерен вступить в Мальтийский орден. Это самое меньшее, что я могу сделать, чтобы смягчить божий гнев. Мой визит к вам – по существу, прощание.
Следуя за Мерлэном, господин де ла Рейни подошел уже достаточно близко, чтобы расслышать последние слова Шарля. Мужчины обменялись поклонами, Шарль взял шляпу со скамьи и поцеловал протянутую Шарлоттой руку. Она была взволнована и не скрывала этого.
– Да хранит вас господь, Шарль! Я буду молиться за вас. Проводите господина графа, Мерлэн!
Де ла Рейни, видя слезы на глазах Шарлотты, понял, что помешал весьма прочувствованной беседе, и попросил извинить его за вторжение.
– Шарль де Брекур вторгся не менее неожиданно, чем вы, – ответила Шарлотта.
– Вы, кажется, говорили, что вы с ним в ссоре.
– Да, и он приехал попросить у меня прощения. Горе и гнев вынудили его обидеть меня. Теперь он ни в чем меня не винит и искренне раскаивается. И еще он приехал проститься. Он вступает в Мальтийский орден и будет сражаться под его знаменами.
Они оба стояли и смотрели вслед удаляющемуся графу, пока он не скрылся за балконной дверью гостиной.
– Я не знал, что он хромает, – заметил главный полицейский. – И давно?
– В последнюю кампанию он получил удар саблей от голландца. Но довольно о моем кузене, поговорим о вас. Вы готовы пообедать со мной? Я буду счастлива.
Де ла Рейни достал из кармашка часы и взглянул на них.
– Почему бы и нет? Если только вы позволите мне долго у вас не засиживаться.
– Я распоряжусь, и мы сядем за стол сразу же, как только мадемуазель Леони вернется из церкви, – отозвалась Шарлотта и позвонила в колокольчик, призывая к себе Мерлэна.
Де ла Рейни тем временем принялся рассматривать колье и серьги, лежавшие в открытом футляре.
– Великолепные украшения! – похвалил он.
– Правда? Это любимое колье моей тети, графини де Брекур.
– Нежданный подарок?
– Да... Знак раскаяния за грубое и несправедливое обхождение во время нашей последней встречи. Но оставим моего кузена. Чем обязана удовольствию видеть вас у себя?
– Я проезжал мимо, и мне пришло в голову вас навестить. Хочу сообщить, что нашлась золотая табакерка из коллекции вашего отца. Этой ночью в игорном зале Душенуа некий барон де Солаж обменял ее на звонкую монету.
– Кто ее распознал?
– Дегре, один из моих помощников. Я поставил под наблюдение все заведения подобного рода, а также конторы ростовщиков, куда отдают вещи под заклад.
– Но откуда он узнал, что табакерка принадлежала моему отцу?
– Благодаря мадемуазель де Куртиль. Она составила подробную опись всех украденных вещей. Я сказал бы, что, пожив под одной крышей с Делаландом, она обнаружила в себе качества сыщика, весьма редкие у женщин.
– Я сказала бы иначе: у нее зоркие глаза и она умеет ими пользоваться. Я часто думаю: что было бы с домом... и со мной без нее?..
– Согласен, что она – дар небес, крайне для вас необходимый.
– Правда, так оно и есть. А вы расспросили господина де Солажа?
– Да, я отправился к нему домой сегодня утром. Он весьма непринужденно сообщил мне, что находится в стесненных обстоятельствах и таким образом хотел их поправить. Уточнил, что табакерка – подарок одного из его приятелей, имени которого назвать не пожелал. История с подарком показалась мне ложью. Согласитесь, странная мысль: человеку с инициалами «Л.С.» дарить вещицу с вензелем барона и инициалами «Ю.Ф.». Еще он подчеркнул, что и он и его приятель принадлежат к кружку, любимому герцогом Орлеанским. Что весьма осложняет мое расследование. Сейчас – увы! – не время Суда ревностных, когда я был наделен неограниченными правами.
Шарлотта слушала де ла Рейни, и на сердце у нее все отчаянней скребли кошки. Она чувствовала, что за словами преданного ей друга скрывается что-то еще, какая-то плохая весть.
– Скажите мне всю правду, прошу вас!
– Неужели я тешу вас выдумками?
– Вы не сказали, к какому заключению пришли... Неужели возможно предположить, что мой дом ограбили... друзья моего мужа? Очень вас прошу ничего от меня не скрывать, – добавила она. – Вы сказали многое, но все же не все.
Если де ла Рейни и колебался, то очень недолго. Он знал, как мужественна Шарлотта, и к тому же речь шла о грабеже, а не о кровопролитии.
– Хорошо. Но для начала ответьте мне на один вопрос. Когда граф де Сен-Форжа приехал к вам лечиться от простуды, его привез шевалье де Лоррен?
– Да. Но я надеюсь, что вы не подумали, будто граф был одним из грабителей?
– Успокойтесь, конечно нет, но я убежден, что его отправили в ваш дом в качестве разведчика... Он должен был оценить обстановку... Вспомните наши первоначальные предположения. Теперь они стали почти уверенностью. Господа нашли новое увлекательное развлечение. А мы знаем, что они способны и на худшее.
– Благородные дворяне, грабящие дом своего друга? Мне трудно в это поверить! Кто же среди них был, по-вашему?
– Трудно сказать, но чутье мне подсказывает, что зачинщиком и главарем был лично шевалье де Лоррен.
– Почему такая уверенность?
– Бриллиант! Все дело в бриллианте! Не только король и его брат страстно любят драгоценные камни. Шевалье де Лоррен любит их ничуть не меньше. Он собрал недурную коллекцию в своем замке Фромон. Ваш бриллиант стал бы ее украшением, и если шевалье возглавил банду, то только ради того, чтобы не выпустить его из рук. А вот и мадемуазель Леони вернулась!
Мадемуазель Леони спешила к ним чуть ли не бегом, вне себя от любопытства. Посещения главного полицейского оказывали на нее магическое действие, к тому же Мерлэн известил ее о визите графа де Брекура.
– Как я рада вас видеть, господин главный полицейский!
– А ведь я очень редко приезжаю с добрыми вестями.
– Все вести хороши, лишь бы их получать, – заявила мадемуазель Леони, усаживаясь на скамейку, чтобы перевести дух после слишком быстрой ходьбы.
Она тут же заметила футляр, лежавший рядом с ней, и открыла его.
– Матерь божия! Откуда такая красота? Чудо как хороши!
Шарлотта рассказала ей о подарке графа. Мадемуазель Леони задумалась, перебирая сверкающие камешки, а потом сказала:
– Странный все-таки этот молодой человек, Шарль де Брекур! Сначала он возненавидел вас и не счел нужным скрывать свое чувство, потом приехал сообщить, что вступает в Мальтийский орден, и подарил вам самые красивые драгоценности своей матери.
– Я думаю, его сегодняшний визит – плод долгих размышлений, – ответила Шарлотта. – В конце концов он понял, что я не виновата в гибели его матери, и, надеюсь, вы можете себе представить, какое это для меня облегчение.
– Конечно, вас можно понять, – поддержал Шарлотту де ла Рейни. – Скажу больше, мне кажется, что какое-то событие его совершенно переменило, иначе откуда у него появилось желание стать рыцарем-монахом и посвятить свою жизнь служению господу? Помнится, я встретил его однажды у покойного господина Кольбера, министр выказывал графу величайшее почтение. Но в тот раз я не заметил его хромоты...
Шарлотта вспыхнула до корней своих светлых волос и отвернулась. Ее смущение было так очевидно, что полицейский не мог не улыбнуться.
– И вы теперь будете молиться за графа, не так ли?
Шарлотта догадалась, что де ла Рейни все понял, и приготовилась защищать Шарля. Глядя прямо в глаза де ла Рейни, она ответила:
– Да, я буду молиться за него каждый день, до самой моей смерти!
– И будете правы. А мы пожелаем ему увенчать себя славой на службе господу, как увенчал он себя славой на службе королю.
На следующее утро, приехав в Шатле, господин де ла Рейни попросил Альбана Делаланда принести ему папку – весьма тощую, – посвященную двойному убийству в Сен-Жермене. Своим крупным почерком он написал поперек нее: «Расследование прекращено». Посидел, подумал, потом взял папку и бросил ее в огонь камина.
Делаланд застыл от изумления.
– Я все тебе объясню, – пообещал ему начальник.
Часть третья
От тьмы к свету
Глава 9Испанский стул
Шарлотта получила приглашение от герцогини Орлеанской провести новогодние праздники в Версале и собралась к ней поехать. Бедная принцесса хотела хотя бы в праздники окружить себя преданными и любящими людьми после долгих печальных месяцев, которые выпали на ее долю. Судьба в самом деле, похоже, ополчилась против Орлеанского дома.
Первой бедой стала случившаяся в июле смерть той, которую до Елизаветы-Шарлотты французский двор привык называть курфюрстиной. Называли так Анну де Гонзага, дочь герцога Неверского, которая вышла замуж по любви за Эдуарда Пфальцского, дядю Елизаветы-Шарлотты, самого красивого, самого миролюбивого и наименее склонного к авантюрам из всего их семейства принца. Он приехал в Париж еще юношей и в салонах, которые посещал, слыл самым очаровательным молодым человеком. Анна де Гонзага, сама необыкновенная красавица, но обладавшая склонностью к интригам, влюбилась в баварского принца и без труда привязала его к себе «самыми нежными узами». Она была на восемь лет старше его, но разница в возрасте ничуть не была заметна, столько в невесте было жизненных сил и свежести. Венчание состоялось в 1645 году, Анна родила своему супругу трех дочерей, а в 1663 году ее красивый, но ничем больше не примечательный супруг отошел в мир иной. Для герцога Орлеанского курфюрстина Анна всегда оставалась близким другом, и ее стараниями племянница Елизавета-Шарлотта вышла за него замуж Она и в дальнейшем оставалась надежной опорой обоим супругам в их нелегкой семейной жизни, штормившей все чаще и чаще. Незадолго до смерти Анна стала видеть сны, которые считала видениями, они обратили ее к богу, и вскоре настало время ей самой предстать перед лицом господа и покаяться перед ним в своих грехах. После ухода первой курфюрстины при дворе герцога Орлеанского образовалась зияющая пустота, и он чувствовал ее острее всех, потому что обращался к Анне за советами по самым разным случаям и даже обсуждал с ней свои наряды.
Вскоре после ее похорон заболел сам герцог. На этот раз с ним случилась серьезная болезнь, а не легкое недомогание, какими он часто страдал из-за своих по-женски чувствительных нервов. Герцог почувствовал приближение смерти и стал готовиться к ней. Доктора несколько туманно определили его недуг как «возобновляющуюся третичную лихорадку». Герцогиня Елизавета терпеть не могла докторов, а после подозрительной смерти королевы [26]26
В одном из писем своей тете Софии герцогиня писала с присущей ей прямотой: «Старый дьявол Фагон убил королеву, чтобы освободить дорогу старой шлюхе». (Прим. авт.)
[Закрыть]Марии-Терезии и вовсе стала считать их убийцами. Болезнь мужа очень напугала ее, и она дни и ночи проводила у его изголовья. Услышав о чудодейственном английском снадобье, известном под названием «порошок миледи Кент», составной частью которого была хина, она достала его для мужа. Лекарство очень помогло больному. Как только герцог Филипп стал принимать его, ему стало гораздо лучше, и вскоре он встал на ноги.
Но тут подоспели нерадостные вести из Шамбери. Замужество очаровательной Анны-Марии Орлеанской с Виктором Амадеем оказалось несчастливым. Распутный и легкомысленный герцог подпал под очарование графини де Верю, заслужившей прозвище «дама-сладострастница», и осыпал ее богатыми подарками, а юной супруге отвел роль «машины для рождения детей». В этом смысле Анна-Мария вполне оправдает его ожидания, родив ему восемь девочек и мальчиков. Но корона Сардинии, увенчавшая со временем Анну-Марию, ничуть ее не утешит...
Вести, приходившие из Испании, были еще огорчительней. Письма теперь доставлялись свободно, но вести были тревожными. Партия приверженцев свекрови Марии-Терезии попыталась обвинить молодую королеву в заговоре, посягающем на жизнь ее супруга короля. Свидетельство одного из «заговорщиков», а скорее всего боязнь, что в это дело вмешается разгневанный Людовик, избавило Марию-Луизу от трагической участи: заточения в монастыре, а потом насильственной смерти. Так считала герцогиня Елизавета и, когда рассказывала о печалящих ее новостях Шарлотте, добавила:
– Как мы были правы, когда решились обратиться к королю и я отвезла ему письмо, написанное вами и малюткой Невиль и доставленное отважным де Сен-Шаманом. Я предвидела, что жизнь королевы окажется в опасности, если с течением времени она так и не забеременеет, потому что именно ее, а не короля обвинят в бесплодии.
– Трудно забеременеть от мужа-импотента. И что же ответил Его величество Вашему королевскому высочеству?
– Что король Карлос II не отличается хорошим здоровьем и, вполне возможно, в самом скором времени сойдет в могилу. Что любой ценой наша милая королева должна сохранить этот брак и в случае его смерти стать его вдовой. Таковы требования политики. А потом она выйдет замуж за преемника Карлоса.
– Насколько мне известно, король Карлос чувствует себя ничуть не хуже, чем пять лет тому назад, и нет никаких оснований думать, что здоровье его ухудшается.
– Теперь в опасности Мария-Луиза. Бессильная страсть ее супруга, коварные ловушки австрийской партии, невыносимые тяготы бесчеловечного этикета, аутодафе, которыми продолжают ее развлекать, – все это отнимает у нее силы.
– Полагаю, что герцог Орлеанский осведомлен о состоянии своей дочери? Он всегда был хорошим отцом. Неужели он не поделился своим беспокойством с королем?
– Поделился, и даже думаю, что он уже проявил некоторую настойчивость.
– И что же?
Герцогиня Елизавета бессильно развела руками.
– Мы получили ответ, которого так опасались. Король объявил, что мы не имеем ни малейшего права вмешиваться в дела Испании. Мария-Луиза – коронованная королева и должна до конца следовать своей судьбе, иными словами – до могилы в Эскуриале. Боюсь, что это случится довольно скоро. Вы знаете, о чем просит Мария-Луиза в последнем письме? Не старайтесь, вы все равно не догадаетесь. Она просит прислать ей противоядия...
– Боже мой! Неужели она до такой степени чувствует себя в опасности?
– К сожалению, да. Герцогу Филиппу стало плохо, когда он прочел ее письмо. Всю ночь он метался, как раненый волк, а утром пришел ко мне за советом.
– Вопрос и правда непростой. Признаюсь, что сама я не сильна в противоядиях... Знаю только, что иногда помогает молоко.
– Я знаю не больше вашего, но у герцога Филиппа должны быть основательные познания по этой части благодаря его дорогим друзьям Лоррену и Эффиа, – с горькой усмешкой проговорила принцесса. – Но снадобья нужно еще передать королеве и сделать это так, чтобы не вызвать возмущения. Нужен гонец, который отправился бы в Испанию и передал их в ее собственные руки.
– Как обидно, что граф де Сен-Шаман сейчас в Испании! Он бы идеально выполнил это поручение.
– Мы не знаем, вернулся он туда или нет. У нас нет о нем никаких известий. Если его вдруг обвинили в том, что он был возлюбленным королевы, его судьбе не позавидуешь.
– Я могу поехать в Испанию. Я немного знаю страну, говорю по-испански, и Ее величество меня любила.
– Вы забываете, что и вас, и Сесиль де Невиль официально выслали из Мадрида. То, что вы стали графиней де Сен-Форжа, дела не меняет. Узнать вас не составляет труда. Послать вас в Испанию – значит обречь на верную смерть, а я этого никогда не допущу.
– Так что же делать?
– Ждать... И в первый и единственный раз в жизни предоставить возможность действовать моему супругу. Он обожает свою старшую дочь и не захочет, чтобы ее убили. Ее корона для него не главное! Думаю, самое лучшее – снова обратиться к королю. В конце концов, бедную девочку принесли в жертву его политике, и если король хочет, чтобы Мария-Луиза осталась вдовой своего несчастного супруга, то хорошо бы ему позаботиться о том, чтобы и сама она осталась в живых...
Принцесса хотела успокоить Шарлотту, но на глазах у нее показались слезы, голос дрогнул, и Шарлотта, забыв об этикете, встала на колени возле ее кресла.
– Мне непереносимо видеть мадам такой несчастной! Она так любит жизнь, и жизнь не может не ответить ей тем же! Мадам еще так молода [27]27
Герцогине Орлеанской в то время было тридцать три года, на двенадцать лет меньше, чем ее мужу, герцогу Орлеанскому. (Прим. авт.)
[Закрыть]! Мы приготовимся к празднику Рождества и с божьей помощью...
– Нет! Нет! – запротестовала герцогиня Елизавета, торопливо поднимаясь с кресла. – Ради всех святых, Шарлотта, не обещайте, что будете молиться. Не напоминайте мне старую ханжу Ментенон!
Шарлотта не могла удержаться от смеха и поднялась с колен.
– Надеюсь, что на даму в черном я никогда не стану похожа! Я просто хотела сказать, что приближается Рождество, праздник света и радости!
– Радости, – эхом откликнулась принцесса. Она подошла к высокому окну, выходящему в парк, и остановилась, глядя в него.
– Подойдите сюда и посмотрите, – позвала она Шарлотту.
Шарлотта подошла, и ей сразу стало понятно, почему в произнесенном герцогиней Елизаветой слове «радость» слышалось столько горечи. Декабрьские дни стояли холодные, но удивительно солнечные, и король, как видно, решил вывести на прогулку в парк дам своего двора. Принцессы, титулованные дамы и девицы длинной чередой следовали за ним, среди них были и дофина, и мадам де Монтеспан с сестрой, а мадам де Ментенон находилась к королю ближе остальных, но все-таки на несколько шагов отставая от царственной особы. Словом, на прогулку вышли все... Кроме герцогини Орлеанской, которую даже не соизволили пригласить. Нужны ли были другие подтверждения королевской опалы? Шарлотта стала свидетельницей этой немилости.
Размышляла она одну секунду. И быстренько хлопнула в ладоши, зовя горничных герцогини. А когда они вошли, распорядились, чтобы они помогли герцогине Елизавете одеться, поскольку они собираются выйти на улицу.
– Нужно поспешить и воспользоваться таким чудесным солнышком, – объявила она мадам дю Плесси-Праслен, статс-даме, отвечающей за гардероб герцогини, наверное, самой праздной из всех статс-дам, отвечающих за гардеробы высокопоставленных особ во всей Франции. Мадам вспыхнула.
– Мы не можем отправиться гулять, Шарлотта.
– Почему? Парк открыт для всех [28]28
Через несколько месяцев открытый доступ в парк был прекращен из-за слишком большого притока народа. (Прим. авт.)
[Закрыть], и я не думаю, что Ее королевское высочество составляет исключение. Мы с вами пройдем через Большой вестибюль, а в парк выйдем через деревянную дверь, будто бы, возвращаясь из города, захотели еще немного насладиться хорошей погодой.
– Но мы можем повстречать короля!
– На это я и рассчитываю! Если мадам соизволит оказать мне честь и возьмет меня под руку, то говорить буду я.
– Малютка совершенно права, – одобрила действия Шарлотты статс-дама.
Некоторое время спустя герцогиня Елизавета в просторной шубке из черного бархата, отороченной лисьим мехом, и с лисьей муфтой шла, не спеша, опираясь на руку Шарлотты, по террасе, где остановился Людовик, рассказывая дамам, какие еще задумал сотворить в парке чудеса, намереваясь потом спуститься к Водному партеру. Опираясь одной рукой на трость, король поводил другой рукой, что-то показывая слушательницам, и вдруг, повернув голову, заметил двух женщин, появившихся из-за угла дворца. Они шли, спокойно беседуя, словно вокруг никого не было.
Людовик попросил своих дам подождать и подошел к герцогине Орлеанской с Шарлоттой. Ответив коротким кивком на их реверансы, он свирепо поглядел на герцогиню и осведомился:
– Вы здесь, мадам? Я что-то не помню, чтобы вас приглашали!
От этого грубого окрика на глазах несчастной принцессы показались слезы, но Шарлотта сделала вид, что ничего не заметила.
– Мы не знали, – сказала она спокойно, – что король выйдет на прогулку так рано. Мы возвращаемся из церкви Святого Людовика, куда мадам отвозила деньги для раздачи бедным на Рождество. Выйдя из кареты, мы соблазнились солнышком и решили немного прогуляться по парку, прежде чем возвращаться домой.
Шарлотта чувствовала, как дрожит рука принцессы, но решимость ее только крепла. Между тем лицо короля смягчилось.
– Какая приятная неожиданность увидеть вас здесь, мадам де Сен-Форжа! Вы ведь нечасто бываете в Версале, не так ли?
– Король оказывает мне честь, заметив мое отсутствие, но сейчас я живу в Сен-Жермене и привожу в порядок мой дом...
– Который, как мы слышали, ограбили.
– Именно так, но как только Ее королевское высочество пожелала меня видеть, я не смогла отказаться от радости побыть возле августейшей принцессы, которая всегда была так добра ко мне.
Нескольких минут разговора оказалось достаточно, чтобы принцесса справилась со своими чувствами и сочла нужным вмешаться в беседу.
– Пойдемте, дорогая, мы злоупотребили вниманием Его величества, помешав ему продолжать прогулку.
– Ничего подобного, сестрица, ничего подобного. Я-то думал, что вы прихворнули, – объявил Людовик с поистине королевским пренебрежением к правде и ничуть не боясь противоречить самому себе. – Может быть, вы желаете к нам присоединиться?
– Мы всего-навсего собирались пройтись по Полуденному партеру, – сообщила Шарлотта, с ловкостью опытного ювелира нанизывая одну ложь на другую. – И я прошу, сир, снисхождения к виновной, потому что это я упросила Ее королевское высочество после церкви пойти и подышать воздухом в парке, сама герцогиня намеревалась отправиться сразу домой.
– И, честное слово, была совершенно права, – раздался веселый голос мадам де Монтеспан. – Я чувствую, что озябла, и, если Ее королевское высочество соизволит быть милосердной и угостит меня чашечкой своего чудесного шоколада, я вернусь вместе с ней!
– Я сделаю это с радостью, – отозвалась герцогиня. Ее настроение заметно улучшилось благодаря удачному завершению этого маленького приключения. – Сир, мой брат, я прошу вашего королевского прощения за то, что отвлекла вас от приятного времяпрепровождения.
Три дамы плавно и согласованно присели в низком реверансе. Они выпрямились лишь тогда, когда король удалился, а сделал он это с явным сожалением.
– Шарлотта! – воскликнула мадам де Монтеспан. – Это в самом деле вы уговорили герцогиню Елизавету отправиться в парк?
– Да, меня действительно уговорила Шарлотта, – ответила за нее принцесса. – Меня не пригласили участвовать в королевской прогулке, и я не хотела показываться в парке. Она привела меня сюда чуть ли не силой.
– И правильно сделала! Нельзя обращаться с принцессой крови, как с маленькой девочкой, которую ставят в угол! И вы действительно шли из церкви?
– Нет, – призналась Шарлотта. – Просто я не хотела, чтобы создалось впечатление, будто мы преследуем Его величество.
Маркиза звонко рассмеялась.
– Браво! Вы делаете успехи в придворном фехтовании, моя милая, если решились преподать урок нашему королю.
– Я и не думала ни о каких уроках. Просто не могла вынести столь несправедливого обхождения с принцессой. Прогуливаться прямо перед ее окнами со всеми дамами, не пригласив ее! Обращение, недостойное «короля-солнца»!
После шоколада Шарлотта отправилась проводить маркизу до ее покоев. Они по-прежнему располагались рядом с покоями короля, и он к ней заглядывал каждый день. По дороге мадам де Монтеспан вновь вернулась к утреннему происшествию.
– Вы были совершенно правы, поступив так, как поступили: в последнее время с герцогиней Орлеанской обращаются просто несносно. Но не слишком часто совершайте свои маленькие подвиги. И смотрите, чтобы Ментенон не было поблизости. Сегодня вам помогла неожиданность. Счастливая неожиданность, судя по лицу короля. Он откровенно засиял, как только увидел вас. И герцогине это пошло на пользу...
– Еще более ей пошла на пользу ваша поддержка, мадам. Говоря откровенно, эту партию мы выиграли с вами вдвоем.
– И я счастлива нашему выигрышу. Но не будем поддаваться иллюзиям и посмотрим правде в глаза: мое влияние на короля убывает с каждым днем.
– Говорят, однако, что король ежедневно вас навещает...
– Нет, он приходит поздороваться не со мной, а с матерью своих детей. До того, как эта женщина завладела его мыслями, он уделял мне не какие-то жалкие полчаса. Все время, остававшееся у него после государственных дел и супружеских обязанностей, принадлежало мне... Бедная наша королева, – с грустью добавила она. – У нее было, за что меня ненавидеть. А я, безумица, позволяла потоку страсти, которым жила, нести меня. Я знаю, что Ее величество считала меня распутной. Но я не заслужила подобного оскорбления. Если бы король не пожелал меня, я никогда бы не обманула господина де Монтеспана. У меня никогда не было и не будет других любовников. Зато у вдовы Скаррона их было предостаточно. И теперь она смеет выставлять себя образцом добродетели! Как меня это бесит! Если распутница и влезала под одеяло к королю, то это была Ментенонша...
– Не желая прослыть сплетницей, осмелюсь сказать, что, кажется, она не была единственной...
– Из тех, кого можно воспринимать всерьез, она была именно единственной. Мы не берем в расчет бесчисленные интрижки. Из дам-интриганок самыми опасными были, я думаю, графиня де Суассон и Олимпия Манчини, но связи с ними были недолгими. Зато Лавальер, на которую, бог знает почему, вы так похожи, была чиста, как слеза, и Фонтанж, и я, как вы теперь знаете. И вы тоже.
– Я не оправдала ваших ожиданий, не так ли?
– Да, но теперь я не так уж об этом и сожалею. Я поняла, что могла бы привести вас к погибели. И теперь даю вам совет: ведите себя предельно осторожно. Совершенно очевидно, что Людовик продолжает испытывать к вам интерес, но эта мегера не потерпит его фавориток! И запомните, – заговорила она вдруг с той же веселостью, как в начале их разговора, – что я остаюсь вашим другом и постараюсь помочь избежать возможных подводных камней...
Внезапно маркиза заметила, что Шарлотта напряглась и смотрит в другую сторону. К роскошным покоям маркизы нужно было подниматься по широкой, нарядной Лестнице короля, что они, не спеша, и делали. А им навстречу спускался мужчина, и молодая женщина следила за ним как завороженная. От маркизы не укрылось, что взгляд Шарлотты выражал одновременно страх и отвращение, а мужчина, который шел им навстречу, был де Лувуа.
– Что же это такое? – прошептала про себя маркиза.
Де Лувуа, с осторожностью наступая своей хромой ногой на мраморные ступени и стараясь не поскользнуться, двинулся им наперерез. Мадам де Монтеспан взяла Шарлотту под руку. После того как один из ее сторожей привел к ней в замок испуганную, измученную молодую женщину, она представляла себе в общих чертах, какую роль сыграл де Лувуа в истории исчезновения Шарлотты. Главного, известного одной мадемуазель Леони, она не знала, но опыт и интуиция мигом навели ее на правильный след. Она чувствовала дрожь Шарлотты, догадывалась, что та ненавидит министра. Однако мужественная и отважная девушка была не из тех, кого мог испугать обычный тюремщик. А если она...
