Текст книги "Бриллиант для короля"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Жюльетта Бенцони
Бриллиант для короля
Часть первая
Исчезла!
Глава 1Вопросы мадам де Монтеспан
«Королева скончалась!»
Горестная весть из Зеркальной галереи со скоростью ветра облетела необъятный дворец, ошеломив придворных, челядь, стражников. Как? Неужели? Не может быть! Ведь только что Ее величество была здорова, только что совершила путешествие по восточным провинциям! Не все даже успели узнать, что она захворала!
Мрачная новость летела все дальше – по столичным улицам, городам и весям, на колокольнях уже загудели колокола, и, услышав похоронный звон, вся Франция погрузилась в траур.
Какое величие обрела маленькая застенчивая государыня, безропотно несшая груз своей беспредельной любви к королю, который так часто унижал ее – гордую инфанту! – приближая к себе и осыпая милостями бесчисленных любовниц, деля с ними в путешествиях свою королевскую карету... Но король не слишком горевал о потере. Уронив несколько слезинок над ее еще не остывшим телом – ни для кого не было секретом, что у Людовика XIV слезы были близко, – он поспешил подчиниться старинному обычаю, запрещавшему королю находиться под одной крышей с усопшими, и переселился к своему брату, герцогу Орлеанскому, в замок Сен-Клу. А тело Марии-Терезии до послезавтрашнего дня, иными словами, до 31 июля 1683 года, было оставлено на милость врачей и бальзамировщиков. Государь вновь появился во дворце лишь два дня спустя.
Второго августа при адской жаре, усугубляемой закрытыми ставнями и множеством горящих свечей, в Большом кабинете королевы проходило традиционное прощание с покойной. К гробу, установленному на высоком, покрытом черным бархатным покровом с гербами и серебряной бахромой постаменте, подходили сначала представители церкви – епископы, аббаты, священники. Внизу, у ступеней, стояли два герольда в длинных черных одеждах и подавали прощающимся кропила со святой водой. Дамы из свиты королевы в парадных траурных платьях читали возле гроба днем и ночью молитвы, сменяясь каждые два часа. Иногда их замещали другие знатные дамы королевства.
В знак траура все придворные облачились в черные плащи со шлейфами, длина которых зависела от занимаемой при дворе должности [1]1
Пять футов (1,68 м) у государя и четыре пальца (11 см) у маршалов и высоких сановников. (Прим. авт.)
[Закрыть]. Должностью определялась и длина крепа на их шляпах.
Вслед за духовенством появился Его величество король в окружении всего своего семейства, чтобы тоже уронить несколько капель святой воды на усопшую.
Лицо Людовика XIV выражало требуемую приличиями скорбь. Он позволил себе даже всплакнуть, когда наклонился и пробормотал короткую молитву, кропя святой водой тело той, что всегда была ему так послушна. Потом он подошел к небольшому алтарю, на котором стоял сосуд из позолоченного серебра со свинцовой ампулой внутри – там покоилось сердце его супруги. У алтаря он тоже помолился. Сердце королевы должны были отнести в часовню Валь-де-Грас и положить рядом с сердцем Анны Австрийской, матери Людовика, которая приходилась покойной не только свекровью, но еще и тетей.
Исполнив свой долг, Его величество вернулся к себе в покои, снял мрачную траурную одежду, надел белоснежный шейный платок, поправил манжеты из тончайшего полотна, сел в карету и уехал в Фонтенбло, где его ожидали радости охоты.
Вскоре после отъезда короля маркиза де Монтеспан и герцогиня де Креки, с чувством немалого облегчения уступив свое место в траурном покое герцогине де Шеврез и графине де Граммон, спустились по лестнице, затянутой черным крепом, – впрочем, как и все покои королевы, – торопясь выйти на свежий воздух. Маркиза, похоже, была чем-то озабочена, что без труда заметила ее спутница.
– Мне кажется, что-то вас беспокоит, – проговорила она.
– Вы правы. Не могли бы вы мне сказать, куда исчезла малютка де Сен-Форжа? С тех пор как я вернулась из Кланьи и приступила к своим обязанностям гофмейстерины королевы, я ее ни разу не видела.
– Я знаю о ней не больше вашего. Похоже, она исчезла в тот самый день, когда умерла наша бедная Мария-Терезия.
– Исчезла? Что значит «исчезла»?
– Видите ли, я думаю, что именно это слово лучше всего передает суть того, что произошло. Графиня вышла из опочивальни королевы сразу же после того, как Ее величество скончалась, и король пришел с ней проститься. Можно даже сказать, она выбежала из опочивальни и, насколько мне известно, поспешила вслед за королем до его покоев. Было замечено, как она входила в рабочий кабинет Его величества, но никто не видел, как она из него вышла...
Ослепительно синие глаза мадам де Монтеспан широко раскрылись.
– Этого не может быть. Рано или поздно она должна была выйти! Королевские покои не западня, и потом, мне сказали, что после прощания король сразу же уехал в Сен-Клу. Не увез же он ее с собой?
– Нет, конечно же, нет. Но могло случиться, что Иго величество посоветовал ей тоже вернуться в Сен-Клу. Хотя бы для того, чтобы воссоединиться со своим супругом, он ведь служит у брата короля, герцога Орлеанского, и сама она тоже долго была фрейлиной у его жены. Со смертью королевы графиня осталась без места, и возвращение в Сен-Клу было бы совершенно естественным. Удивляет меня только внезапность ее отъезда и то, что она ни с кем не простилась. Более того, она не приняла участия в бдении у гроба покойной... Ну разве что ее стали мучить приступы тошноты. Что тоже вполне естественно для молодой замужней женщины.
– Вы полагаете, что она беременна? С ее супругом это было бы чудом из чудес!
– А что еще могло произойти?
– В самом деле, что еще?
Зная, что с некоторых пор герцогиня стала очень набожна, вполне возможно, не вполне по собственной воле, мадам де Монтеспан удержалась от того, чтобы добавить, что в семействе Шарлотты забеременеть можно только с помощью Святого Духа, что, безусловно, маловероятно. И все же ей очень хотелось знать, что же произошло с малюткой де Сен-Форжа. Сославшись на необходимость написать письмо, она распрощалась со своей спутницей, предоставив ей возможность продолжать прогулку по парку в одиночестве, а сама вернулась во дворец. До тех пор, пока тело Ее величества королевы находилось в Версале, маркиза оставалась главной статс-дамой, а Шарлотта де Сен-Форжа – ее подчиненной.
Для начала мадам де Монтеспан поднялась на верхний этаж, где, как раз над покоями Марии-Терезии, располагались комнаты для свиты. Дверь с надписью мелом «Госпожа графиня де Сен-Форжа» была заперта. Мадам де Монтеспан позвала камеристку и распорядилась отпереть дверь. В комнатке, хоть и маленькой, но очень удобной, царил безупречный порядок. Казалось даже, что в ней никто не жил. Даже на туалетном столике не было ни одной принадлежащей хозяйке вещицы – ни флакона с духами, ни коробочки с пудрой, ни шарфика... Маркиза снова позвала камеристку, которая, отперев дверь, тут же почтительно удалилась.
– Можно подумать, что здесь никто не живет. Когда вы в последний раз видели графиню?
– Утром в день смерти Ее величества. Госпожа графиня провела ночь у королевы, а утром вернулась, чтобы умыться и переодеться, потом она снова ушла. Я навела в комнате порядок и закрыла ее, как обычно, на ключ, но вечером обнаружила, что комната открыта, и шкаф с одеждой тоже, в нем не хватало одного платья, плаща, белья, туалетных принадлежностей и сумки. Решив, что графиня будет отсутствовать недолгое время, я еще раз прибралась в комнате и снова заперла ее на ключ. С тех пор я больше не видела госпожу графиню. Может быть, она поехала к своему супругу?
– Поехала и оставила здесь весь свой гардероб? Зная пристрастие супруга к нарядам? Пусть даже наступило время траура, пусть даже она отправилась в дом герцогини Орлеанской, которая никогда не была щеголихой, но предположить такое было трудно!
Решительно в исчезновении Шарлотты присутствовала какая-то тайна, и маркиза была намерена ее раскрыть. Она терпеть не могла неясностей и находила чрезвычайно странным, что молодая женщина безвозвратно исчезла, войдя в кабинет короля. Если только...
Любезное внимание, какое оказывал Людовик к юной и очаровательной Шарлотте после ее замужества, – а мадам де Монтеспан всячески поощряла его, надеясь избавиться от несносной Ментенон. – вот что могло стать причиной ее столь неожиданного исчезновения. Королева ушла в мир иной, а значит, исчезли и преграды для желаний короля, чью неистовость Атенаис де Монтеспан знала лучше других. Король мог распорядиться, чтобы Шарлотту отправили в какое-нибудь укромное местечко, где он станет ее полным господином. В таком случае ей, конечно, не нужны никакие платья, у нее их будет великое множество, ее щедро одарят и самыми великолепными драгоценностями. Надо сказать, король никогда не церемонился, достаточно вспомнить, как обошелся он три года тому назад с Анжеликой де Фонтанж, явившись ночью в Пале-Рояль, в дом своего брата, и лишив ее там невинности, а утром, на глазах у всех, прислав за ней карету...
Шарлотта, ни от кого не скрываясь, последовала за ним в кабинет, а он использовал поднесенную ему на блюдечке возможность и отправил красавицу поджидать его в Фонтенбло или, вероятнее всего, куда-нибудь в его окрестности...
Эта мысль очень позабавила мадам де Монтеспан, а еще больше позабавила ее вполне возможная в этом случае беременность мадам де Сен-Форжа. Она бы от души посмеялась! Чего стоило одно только выражение лица мадам де Ментенон!
Маркиза, конечно, не забыла слова Шарлотты о том, что она не испытывает никакого влечения к королю. Но уж маркиза-то знала, что устоять перед Его величеством невозможно, если он начнет добиваться желаемого. Может быть, со временем маркиза и раскается в своем сводничестве, но в какое сравнение идут угрызения совести с возможностью избавиться от старой ханжи!
Однако многообещающие надежды маркизы весьма скоро развеялись как дым. По дороге в свои покои она заметила принцессу Лильебон, стоявшую у окна, выходящего в Мраморный дворик. Маркиза тоже выглянула в окно, но не заметила ничего интересного: из дворика, направляясь к воротам, выезжала карета с гербом герцога де Ларошфуко.
– Неужели вас так интересует наш милый герцог? – осведомилась маркиза с невольной улыбкой.
– Герцог – ничуть, но та, что сидит в карете, очень. Карета везет в Фонтенбло к королю Ментеноншу. Я только что слышала, как она говорила, что ее присутствие будет лучшим утешением для Его величества...
– И это сейчас, когда королева еще не покинула Версаль! Нет! Быть такого не может!
– Может! Боюсь, нам надо готовиться к еще более суровым временам...
– Надеюсь, он не дойдет до крайности и не отдаст место инфанты испанской вдове писаки Скаррона?
Принцесса Лильебон, по рождению принадлежавшая к дому Водемон-Лоррен, считалась одной из самых знатных дам Франции, и короля она не любила.
– А я думаю, что наш король очень даже способен на подобный шаг, – уронила она пренебрежительно. – Вдова твердит ему день и ночь, что жаждет примирить его с господом и открыть двери в рай.
– Двери в ее рай и в рай небесный имеют мало общего! Хорошо бы помочь ему почувствовать разницу. Король приближается к пятидесяти, а это опасный возраст.
– И он станет менее опасным, если рядом с ним будет находиться учительница с указкой? А ведь она давно перешагнула пятидесятилетний рубеж!
– Вы предпочли бы видеть рядом с королем юную красавицу вроде бедняжки Фонтанж? – насмешливо осведомилась мадам де Лильебон.
– Клянусь, что да! Тысячу раз да! По крайней мере, двор не будет представлять собой ужасающе унылое место, каким он готовится стать!
С этими словами мадам де Монтеспан вошла в свои покои. Она переоделась, приказала, чтобы подали лошадей, и направилась в Сен-Клу, зная, что герцогиня Орлеанская, невестка короля, уже вернулась домой.
Маркиза очень дружила с братом короля и была в хороших отношениях с его женой. Елизавета Орлеанская, женщина твердых правил, никогда не одобряла бурной связи маркизы с деверем, зато ей пришелся по душе язвительный ум мадам де Монтеспан, ее жизнелюбие и щедрость к бедным.
Герцогиня приняла маркизу сразу, как только о ней доложили, хотя из-за удушающей жары не была одета.
Вероятно, впервые в жизни герцогиня Елизавета принимала гостью не сидя за письменным столом, а лежа на кушетке. Она шумно всхлипывала, обмахиваясь веером и пытаясь удержать слезы, но это у нее получалось плохо: герцогиня беспрестанно подносила платок к глазам. Мадам де Монтеспан, сделав глубочайший реверанс, попросила прощения за то, что потревожила герцогиню в неурочный час.
– Нет, нет, не извиняйтесь. Я очень рада повидать человека, который не считает себя обязанным выглядеть так, будто приобщен к ангельскому чину! Все эти приторно скорбные лица невыносимы, когда тебе по-настоящему больно.
– Я знаю, что мадам очень любила королеву...
Маркиза не добавила, хотя при дворе все об этом знали, что короля герцогиня любила еще больше, но совсем иначе... Еще и по этой причине герцогиня терпеть не могла мадам де Ментенон.
– Правда, я ее очень любила. Она была мне истинным другом. Прошу вас, сядьте, сейчас вам принесут холодного лимонада, и вы расскажете, что вас привело ко мне. Я вижу, вы чем-то обеспокоены.
– Я и в самом деле обеспокоена и хочу узнать, не знает ли Ваше королевское высочество, где сейчас находится Шарлотта де Фонтенак... Я хотела сказать, мадам де Сен-Форжа.
– Нет, не знаю. Вы думаете, она здесь?
– Думаю, что это было бы самым естественным. Со смертью Ее величества она лишилась места. Зная ее привязанность к вам, герцогиня, и учитывая, что ее супруг...
– Служит моему? Уж это вовсе не может быть основанием, после свадьбы они если и виделись, то раз или два, не больше. А вот вернуться ко мне и правда она могла бы. Я сама думала пригласить ее к себе. Но с чего вдруг вы ее ищете?
– Потому что она исчезла в самом прямом смысле этого слова. В последний раз ее видели в тот самый день, когда королева скончалась, и Шарлотта поспешила вслед за королем, желая непременно поговорить с ним.
– С чего вдруг такая поспешность? Что за важную новость она могла ему сообщить?
– Не могу вам сказать, не знаю. Меня тогда не было, но одна из придворных дам сказала мне, что Шарлотта выглядела очень взволнованной.
– И у этой дамы не достало любопытства дождаться, когда она выйдет от короля? Редкое при дворе качество...
– Я тоже была удивлена, но... дело в том, что Шарлотта так и не вышла из кабинета Его величества... Признаюсь, мне даже на секунду подумалось, что... В общем, малютка совершенно очевидно нравилась королю и...
– Вы подумали о том, что, став вдовцом, король мог... похитить ее так же, как похитил когда-то Фонтанж? Но действовал при этом более осторожно и скрытно и отправил Шарлотту куда-то ждать его?
Великолепная Монтеспан смутилась и даже покраснела, а герцогиня наслаждалась от души, наблюдая за нежданным зрелищем. Оно было для нее тем более приятным, что немного отвлекло ее от горя. И она добавила:
– Вполне может быть, что король и замуж ее выдал только для того, чтобы она стала замужней дамой, найдя у милого де Сен-Форжа замечательные качества нетребовательного супруга: слепоту, глухоту и немоту? Ваша мысль, полагаю, была вполне справедливая.
– Мне пришлось от нее отказаться. До своего отъезда к вам я успела увидеть, как герцог де Ларошфуко отправился в Фонтенбло в обществе Скарронши.
– Не может быть!
– Как ни прискорбно, но это так! Как выяснилось, она одна способна утешить безутешного короля! Три скупые слезинки над телом только что умершей и несколько капель святой воды при торжественном прощании – вот все, что бедная женщина получила от своего безутешного супруга. И, боюсь, больше ничего не получит!
– Надеюсь, он проводит гроб, когда его повезут из Версаля?
– Я бы очень хотела в это верить.
В тоне маркизы звучало искреннее сомнение, и герцогиню Елизавету оно покоробило.
Между тем пришлось смириться с очевидностью – вечером 10 августа тело Марии-Терезии было отправлено в аббатство Сен-Дени, супруг не сопровождал траурную процессию. Королеву провожали ее дамы – пять принцесс: дофина, герцогиня Орлеанская, принцесса де Конти, мадемуазель де Монпансье и мадемуазель де Бурбон, а из мужчин – брат короля и бедняжка Вермандуа-младший, которому оставалось жить совсем недолго, он шел за гробом и обливался горючими слезами. Почетный караул из десяти конных гвардейцев следовал по бокам катафалка, а за ним шли человек шестьдесят нищенствующих монахов в серых балахонах. Король так и не появился.
Траурный кортеж проехал в ночной темноте через Ниль-д'Авре, Сен-Клу, Булонский лес, заставу Саблон и равнину Сен-Дени и по дороге весьма разросся. В аббатстве катафалк был установлен на хорах некрополя французских королей, где он должен был дожидаться 1 сентября, когда состоится торжественное отпевание в присутствии дофина, представителей парламента, городских властей, монетного двора, палаты вспомоществований, университета и, разумеется, всех тех, кто провожал королеву 10 августа...
Панихиду служил один из духовников королевы, а проповедь произнес прославленный Боссюэ, который говорил блистательно и... невообразимо долго.
«Она (имелась в виду королева) безупречна и в глазах господа, и в глазах людей. Злословие не в силах очернить ни одной минуты ее жизни от рождения и до смерти, ореол чистоты и сопутствующая ей добрая слава, будто драгоценное миро, наполняют своим ароматом землю и небеса...»
Увлекшись пением птиц под сенью зеленых кущ Фонтенбло, Людовик не услышал чудесной проповеди, более того, он не принял участия и в торжественной мессе в соборе Парижской Богоматери, где народ воздавал последние почести своей усопшей государыне.
Впоследствии стало известно, что король не мог удержаться от смеха, когда увидел перед собой мадам де Ментенон в глубоком трауре и со скорбным выражением лица.
– Господи боже мой! Мадам! Судя по вашему виду, можно подумать, что вы в одночасье похоронили всю свою семью! Я и предположить не мог, что вы так опечалитесь!
– Неужели? Ну так поверьте, я готова печалиться еще меньше вашего.
И она тоже рассмеялась. Для этих двоих страница была перевернута, вот и все.
***
Когда все погребальные церемонии завершились, со дня смерти Марии-Терезии прошло не меньше месяца, и за все это время никто так и не видел Шарлотту. Герцогиня Елизавета осведомилась о жене у Адемара де Сен-Форжа, и он заморгал глазами, словно с луны свалился: он понятия не имел, куда могла исчезнуть его супруга, потому что и думать о ней не думал, исполняя таким образом договор, который они молчаливо заключили на следующий день после свадьбы. Но он тут же выразил надежду, что ничего дурного с ней не случилось.
– А что дурного с ней может произойти? – насмешливо поинтересовался шевалье де Лоррен, проходя в этот миг мимо беседующих. – Она слишком красивая женщина, чтобы не иметь поклонников. Избавившись от принудительного исполнения строгих правил, какие были приняты при покойной королеве, разве не могла она себе позволить вполне заслуженный отдых?
Язвительный тон шевалье обеспокоил безмятежного супруга.
– Отдых? Что вы подразумеваете под отдыхом, шевалье?
– Всего-навсего медовый месяц, который вы не посчитали нужным ей подарить. Природа не терпит пустоты, мой милый! И женщины тоже.
– Но есть еще моя честь! – возопил де Сен-Форжа. – Как ты смеешь на нее посягать?!
– Господа! Господа! – вмешалась в их перепалку герцогиня. – Я не думаю, что вы нашли удачную тему для шуток.
– Но я вовсе не шучу, – возразил де Лоррен.
– А я уверена, что шутите, и господин де Сен-Форжа совершенно прав, возмутившись предположением крайне дурного тона. Мадемуазель де Фонтенак...
– Дочь своей матери, и этим все сказано, – с дьявольской усмешкой закончил шевалье.
– В таком случае почему вы не помешали своему дорогому другу жениться на ней, а, напротив, всячески склоняли его к женитьбе? Скажу больше, только из низкой злобы можно задевать недостойным подозрением девушку, к которой я сердечно привязана и достаточно хорошо успела узнать. Я уверена, даже безумная страсть не заслонила бы от нее того великого горя, которое на нас обрушилось. Она искренне любила королеву, подавшую ей руку помощи в самый горький для нее час, она была вся в слезах, когда бежала за королем и просила уделить ей несколько минут. С тех пор никто ее больше не видел.
– Никто не видел?
– Да, никто. И мне кажется этого вполне достаточно, чтобы вы оставили при себе свои ядовитые замечания, шевалье де Лоррен!
Довод подействовал. Красавец Филипп не только замолчал, но даже недоуменно нахмурился и бросил на своего «собрата» озадаченный взгляд.
– Вы хотите сказать, что узнать о ней можно только у Его величества? Ну что, отважишься, Сен-Форжа?
– Я? Чтобы я осмелился допрашивать Его величество короля о том, как он поступил с Шарлоттой?
– Почему бы и нет? В конце концов, она твоя жена...
– Повезло же ей с мужем! – заметила герцогиня Елизавета. – Однако не стоит беспокоиться, господа. Вы боитесь того, кого не боюсь я. Я поеду к королю и обо всем его расспрошу.
В то самое время, когда Елизавета Орлеанская приняла решение поговорить с Его величеством, другая дама уже задавала вопросы королю. Мадам де Монтеспан столько лет была близка с ним, что ни о какой робости или опаске не могло быть и речи. Исчезновение Шарлотты не давало маркизе покоя, и она решила добиться разгадки этой странной тайны.
Когда король, в последний раз перекрестившись и благоговейно закрыв молитвенник, вышел из часовни, путь ему преградили волны серо-голубой тафты маркизы, присевшей в низком реверансе.
– Сир, – обратилась она к королю, улыбаясь самой ослепительной из своих улыбок, – я прошу короля уделить мне несколько минут для частной беседы.
– Вы хотите с нами поговорить, мадам? Но о чем?
– Об одном происшествии, которое Его величество, вполне возможно, сочтет незначительным, но для меня оно имеет большое значение.
– Что ж, пройдемтесь немного вместе.
– Король знает, какое для меня счастье находиться с ним рядом, и этим несказанным счастьем я хотела бы насладиться одна, – сообщила маркиза, бросив взгляд на соперницу, которая стояла позади Людовика, скромно опустив глаза. – Особенно сегодня, потому что то, о чем я хочу поговорить с вами, сир, не предназначено для посторонних ушей. Кабинет Вашего величества представляется мне самым подходящим местом для нашей беседы.
– Так и быть. Пойдемте! Мы увидимся позже, мадам, – добавил он, посмотрев на мадам де Ментенон, и та, едва согнувшись в реверансе, удалилась, явно раздосадованная, под насмешливым взглядом неизменно прекрасной Атенаис.
Пять минут спустя швейцарские гвардейцы пропустили короля и его спутницу в кабинет. Людовик отдал шляпу, перчатки и молитвенник слуге, тут же отослав его повелительным жестом, подошел к бюро и сел возле него, указав на стул и своей посетительнице.
– Ну вот мы с вами и одни, как вы хотели. Говорите, но поскорее, у меня сегодня много дел. Так что вы хотели?
– Задать Вашему величеству один вопрос... Если Наше величество позволит.
– Спрашивайте.
– Я хотела бы знать, куда исчезла мадам де Сен-Форжа, которую никто не видел с того самого печального дня, когда нас покинула королева.
– Мы обязаны это знать?
Величественное «мы» и нахмуренные брови не ускользнули от взгляда маркизы, но она видела и не такое!
– Я не знаю никого, кто был бы осведомлен в этом деле лучше Вашего величества. Шарлотта вошла в этот кабинет крайне взволнованная, и, судя по тому, что мне известно, она его не покидала.
– Я бы посоветовал вам следить за своими словами, мадам, и помнить, к кому вы обращаетесь. Что вы себе вообразили? Что мы вот уже месяц держим ее у себя в стенном шкафу?
– Нет, в этом не было бы никакого смысла. Король тут же отправился в Сен-Клу.
– Так что вы хотите? Мы можем вас уверить, что она была во дворце, когда мы его покинули, и мы понятия не имеем, что с ней произошло.
– Она осталась в этом кабинете одна?
– Вы задаете слишком много вопросов, мадам, что недопустимо в беседе с королем. И вы должны были бы знать об этом!
– Я знаю, сир. Но мне известно и другое – чудесные времена, когда мы, утомленные любовью, без удержу смеялись и король был для меня просто Людовиком... Я испытываю дружеские чувства, сир, к малютке Шарлотте... Может быть, из-за сходства, которое щемит мне сердце печальными воспоминаниями, а может быть, потому, что судьба ополчилась против нее и забирает одну за другой ее покровительниц.
– У нее есть супруг, насколько я знаю. Не забывайте об этом, мадам...
– Главное, что есть человек, сир, который, судя по всему, считает своим долгом ее уничтожить. Не спрашивайте меня кто, вы знаете это не хуже меня, и даже если бы вы спросили меня об этом, я бы вам не ответила. Поэтому я решаюсь повторить свой вопрос, и он будет последним: она осталась здесь одна?
– Нет. Она была с де Лувуа, когда мы отсюда уехали. Это должно вас успокоить. Он ведь, кажется, из ваших друзей?
– Безусловно! Но я никогда бы не доверила ему столь красивую молодую женщину, как мадам де Сен-Форжа. У него непомерные аппетиты, и он безудержен в своих прихотях.
– Вы знаете об этом по собственному опыту?
– Он никогда бы не осмелился. Он выказал бы неслыханное самомнение, отважившись охотиться в местах, принадлежащих величайшему в мире королю. Они недосягаемы ни для кого...
Лесть была грубовата, но Атенаис знала своего Людовика даже лучше, чем свои пять пальцев. И действительно, он сразу смягчился, и на лице его вдруг появилось мечтательное выражение, которое ему совсем не шло.
– Прелестные места, тенистые, ласковые, блуждать по ним было так сладостно...
Внезапно зыбкая надежда затеплилась в сердце маркизы... Но умерла, не успев воскреснуть.
– Сир! – произнес елейный голосок. – Может быть, лучше сказать правду мадам де Монтеспан, а не заставлять ее теряться в нелепых догадках?
Бог мой, это ведь Ментенон! Она стояла в кабинете, неизвестно как проникнув в комнату без приглашения, что говорило о многом, но гордая порода Мортемаров не снисходила до сопоставлений. С высоты своего величия Атенаис смерила взглядом непрошеную гостью.
– Ну надо же! И вы здесь! И по-прежнему сохранили оригинальную привычку подслушивать у дверей?
Раздражение вспыхнуло в Людовике с новой силой, и он поспешил на помощь своей наперснице.
– До чего неуместный тон, маркиза! Мадам де Ментенон может входить, когда и куда ей угодно с тех пор, как я доверил ей спасение моей души!
– Неужели отец Лашез до такой степени расхворался, что попросил помощи у мадам? Вот уж скверная новость, ведь духовности у вашего духовника не отнять. А это качество присуще отнюдь не всем.
– Прекратите насмешничать, мадам. Мне это не нравится!
– Я в отчаянии, что не угодила Его величеству, но почему бы королю не последовать совету, который он только что получил? Что это за правда, которую не худо было бы мне узнать?
– С позволения Его величества я сообщу ее вам: мадам де Сен-Форжа оскорбила короля. Он не счел возможным выслушивать ее речи дальше и предоставил господину де Лувуа возможность успокоить юную фурию.
– Фурию? Это о Шарлотте? В тот самый миг, когда смерть королевы повергла ее в горе и тоску?
– Откуда вы это знаете? Вас здесь не было.
– Другие были и рассказали мне. Но коль скоро вы столь многознающи, мадам, то не расскажете ли мне, чем это бедное дитя могло оскорбить Его величество?
– Я не страдаю свойственным вам неуместным любопытством, мадам. Я знаю, что она провинилась, но не знаю в чем, – пропела мадам де Ментенон с добродетельнейшим видом.
– После вашего появления в кабинете мне показалось, что болезнью неуместного любопытства страдаете именно вы! А бедную девочку, как только она появилась при дворе, вы сразу начали сживать со света!
– Я? Вы фантазируете, мадам. У меня нет никаких причин...
– У вас их множество – слишком молода, слишком хороша, да еще и сходство, которое вы сочли опасным!
– Память играет с вами дурные шутки, мадам. Не я вытеснила и заняла место мадемуазель де Лавальер, ввергнув ее в отчаяние.
– Возможно, я сожалею об этом больше вас, но мы не властны над собственным сердцем, когда в нем загорается любовь, и все, что не является предметом нашей страсти, исчезает из наших глаз...
От этой страсти низкий теплый голос бывшей фаворитки вдруг завибрировал, и сердце Людовика неожиданно откликнулось на проявление ее чувств. Ом обернулся к госпоже де Ментенон.
– Благодарю вас за желание мне помочь, мадам, – произнес он ласково, – но я хотел бы закончить наш разговор с мадам де Монтеспан... Мы увидимся с вами позже.
Что тут скажешь? Пришлось сделать реверанс и удалиться. Но красные пятна, вспыхнувшие на щеках мадам де Ментенон, откровенно свидетельствовали о том, в каком гневе она пребывает. В восторге от своей маленькой победы, великолепная Атенаис благоразумно удержалась от язвительных замечаний. Людовик подошел к ней ближе, пристально глядя на бывшую фаворитку, и в глубине его глаз разгорался огонь, которого она уже не надеялась увидеть.
– Осталось ли что-то от страсти? – прошептал он, подойдя так близко, что она почувствовала его дыхание. – Или один только пепел?
– Угли тлеют под пеплом и жаждут вспыхнуть огнем...
Воцарилось молчание, наполненное невысказанными эмоциями, воздух затрепетал предвестием грозы, и на отдаленное ворчание грома отозвался вздох. Когда губы их разомкнулись, Атенаис услышала:
– Я сейчас же отправлюсь охотиться в леса Кланьи. Жди меня там!
Выходя из королевского кабинета, мадам де Монтеспан уже не помнила о поводе, который привел ее туда... Можно ли думать о чем-то другом, кроме мига, когда солнце своими лучами вновь согреет ее одинокую постель? Она тут же уехала в свой замок Кланьи.
А герцогиня Елизавета в тот же вечер слегла с температурой и не смогла поехать к королю, как собиралась прежде. Двор в скором времени перебрался в Фонтенбло, а она, к своей радости, из-за болезни осталась в Сен-Клу, чтобы набираться сил и выздоравливать.
В Фонтенбло между тем разыгралась комедия, которая была бы очень смешна, если бы не трагическая развязка. К королю прискакал из Версаля курьер с сообщением, что северное крыло, которое только-только начали строить, обрушилось. Людовик позеленел от злости и вылил всю свою ярость на Кольбера, который, по мнению короля, был во всем виноват: кто, как не он, отвечал за сохранность королевского имущества, а заодно и за строительство, и, как видно, нанял сущих бездельников.
– Или работники никудышные, или никудышные материалы! – гремел король. – И значит, кто-то нагрел на этом руки! Мой дворец заслуживает лучшего попечения! Позаботьтесь, чтобы подобное не повторилось!
– Сир! – проговорил министр, побледнев как полотно. – Никогда король не говорил со мной таким тоном, и я полагал...
