Текст книги "Путешествие в Англию и Шотландию задом наперед"
Автор книги: Жюль Габриэль Верн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
Глава IX
ЭКСКУРСИЯ В ЛАГУНУ АРКАШОН
На следующее утро Жак и Жонатан поспешили к набережной, где принялись вновь расспрашивать любезного таможенника. Увы, ничего нового тот сообщить не мог. Предстояло определить распорядок свободного дня. Эдмон Р. предложил речную прогулку по Гаронне. На том и порешили. Молодые люди сели в лодку напротив гостиницы «Нант», рядом с огромным подъемным краном.
Лодка направилась к Бордоскому мосту. Эдмон Р., чисто южный темперамент и разговорчивость которого были поистине неудержимы, служил проводником, к вящему удовольствию своих парижских гостей.
– Вы, наверное, полагаете, – начал он, – что этот мост самый обычный?
– Разумеется.
– Так вот, друзья мои, знайте же: он одновременно и казарма.
– Казарма?!
– Да-да, причем преотличнейшая казарма! Под настилом спокойно можно разместить шесть тысяч человек.
– Как?! Шесть тысяч человек? – поразился Жак.
– По меньшей мере шесть тысяч, – подтвердил Эдмон.
– Только не подавай виду, что сомневаешься, – вмешался Жонатан, – а то он сейчас скажет: двадцать тысяч.
– Ну, если это шесть тысяч гасконцев, тогда дело другое!
Отдав дань восхищения смелому конструкторскому решению арок моста, гости направились к Бак алану, откуда вернулись по длинной набережной к зданию Биржи, не отличавшемуся, кстати, особой привлекательностью. Эдмон не поленился показать парижанам древний собор, который не найти в перечне археологических достопримечательностей города – и, заметим, совершенно справедливо. Затем прогулка привела молодых парижан к башне Святого Михаила, где хранятся необычные скульптуры, изображающие реально существовавших людей. В частности, гости обратили внимание на статую портового грузчика, легендарного силача, который однажды взвалил на плечи вес, превышавший три тысячи фунтов [61]61
Фунт – старинная весовая единица, имевшая разное значение в различных странах и городах; во Франции наиболее распространенным был парижский фунт, равный 490 г.
[Закрыть].
– Ого! Три тысячи фунтов! – Жак по-прежнему был недоверчив. – Так сколько же весит у вас килограмм, в Гаскони?
– Вы напрасно сомневаетесь, – парировал Эдмон. – Говорю же: три тысячи фунтов, если не все четыре!
– Так-так.
– Не дразни его, – взмолился Жонатан, – а то сейчас услышишь: пять тысяч фунтов!
Эдмон пожал плечами; как истый южанин, он находил такие подвиги явлением вполне естественным.
Завершился этот день в театре: молодые люди слушали «Гугенотов» [62]62
«Гугеноты» – опера Джакомо Мейербера, поставленная в 1836 году.
[Закрыть]в исполнении провинциальной труппы.
Воскресенье, которое пришлось на восьмое августа (отметил с болью в сердце Жонатан), не принесло никаких известий о мифическом судне. Эдмон Р., оказавшийся в затруднительном положении из-за необходимости развлекать весьма и весьма удрученных гостей, решил организовать экскурсию на берег моря в Аркашон. Жонатан воспротивился: ему казалось нелепым продолжать подготовку к путешествию в Шотландию, забирая все больше и больше к югу. Но пришлось подчиниться воле большинства. В понедельник утром трое молодых людей сели в поезд южного направления – и через несколько часов прибыли в пункт назначения.
Лагуна Аркашон действительно заслуживает внимания. Высокие песчаные дюны, поросшие вечнозелеными соснами, тянутся длинными и правильными рядами. Воздух напоен животворным и целебным ароматом смолы. Некогда дикий, сейчас этот уголок постепенно становится цивилизованным, и господин Кост, приступивший здесь к разведению устриц, способствует тем самым увеличению местного населения.
С девятого по двенадцатое августа наши туристы объехали все окрестности на маленьких тамошних лошадках. Один день был целиком отведен купанию в теплой воде, фосфоресцировавшей к ночи. Завтракали на маяке, стоящем у входа в Бискайский залив. Это была самая южная точка, которую суждено оказалось посетить Жаку и Жонатану.
В четверг телеграмма, посланная на имя Эдмона Р. одним из его служащих, известила о прибытии «Гамбурга».
– Надо ехать! – заявил Жак. – Едем!
– Но…
– Никаких «но»! Я не намерен ждать, пока «Гамбург» ускользнет у нас из-под носа!
– Послушай, Жак, ведь предстоит разгрузить судно и нагрузить новые товары! На это уйдет не меньше трех-четырех дней.
– Ну конечно! С бордоскими-то грузчиками и с паровыми кранами! Оставайтесь, коли хотите, а я сейчас же еду.
Жонатан, как всегда, уступил желанию друга и увлек за собой Эдмона, который просто не верил в самое существование «Гамбурга».
В пятницу, тринадцатого августа, путешественники вернулись поездом в Бордо, и к полудню Жак уже примчался в порт. Проискавши нужное судно, он такового не обнаружил! Парижанин допросил уже знакомого таможенника, и тот подтвердил, что «Гамбург» действительно прибыл, но не смог указать место его стоянки. Жаку пришлось вернуться к друзьям, ожидавшим его к завтраку на театральной площади. Уверенный, что дело в шляпе, он не скрывал распиравшей его радости.
Завтрак отличался в равной мере и весельем и обилием: Эдмон предложил выпить «Люрсаллюса», о котором он говорил не иначе как снимая шляпу.
– Знаете ли вы, сколько стоит это вино?
– Понятия не имеем.
– Так я вам скажу, хоть и не принято называть цёны, что бочка «Люрсаллюса» стоит двадцать пять тысяч франков.
– Вот это да! – вырвалось у Жонатана.
– Ну уж конечно, – скептически заметил Жак.
– Пожалуй, я даже ошибаюсь в сторону уменьшения!
– Никогда не поверю.
– Да не дразни же его, – снова вмешался Жонатан, – или он сейчас заявит: сорок тысяч!
Часа через два неразлучная троица, приятно откушав, решительно направилась в порт на поиски «Гамбурга».
Глаза X
ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ОТПЛЫТИЮ
«Гамбург» пришвартовался под самыми окнами гостиницы «Нант». Это было винтовое судно мощностью в девяносто лошадиных сил и водоизмещением приблизительно в пятьсот тонн. Оно несло мачтовое оснащение шхуны [63]63
Шхуна – самый распространенный тип парусного судна, имеющий от двух до семи мачт с косыми парусами и отличающийся хорошими мореходностью, маневренностью, скоростью хода.
[Закрыть], и мачты, наклоненные к корме, придавали кораблю кокетливый вид. Каюты и пассажирский салон в рубке носовой части находились далеко от машинного отделения, перенесенного по английскому обычаю ближе к корме. Система удобно расположенных мостиков и трапов позволяла обойти весь «Гамбург», не поднимаясь на палубу, обычно заваленную грузами. На одном из мостиков, в центре судна, было установлено колесо штурвала. Таким образом, ничто не мешало обзору штурвального, который видел весь путь до горизонта.
Жак с первого взгляда схватил все эти подробности. Сопровождаемый друзьями, он устремился на палубу.
Жонатан, припоминая необходимые английские слова, спросил капитана, который не замедлил явиться. В этом здоровом шотландце, с честным, открытым и добрым лицом, угадывался хороший моряк и верный товарищ. Красноватые тона его добродушной каледонской физиономии от загара казались более насыщенными. На него приятно было смотреть. Капитан встретил будущих пассажиров в высшей степени приветливо и препроводил их в большой салон. Waiter, то есть корабельный стюард, выложил на стол огромный честерский сыр, футом в ширину, высотою в два. Между огромными пустыми бокалами и высокой бутылкой виски поместился широкий кофейник с кипятком. И, невзирая на недавний завтрак, гостям капитана Спиди пришлось отведать устрашающего по своим размерам сыра и еще более пугающего виски. Под действием этого крепкого напитка, совершенно, впрочем, бесцветного, пьянящая сила которого усугублялась добавлением кипятка, Жак почувствовал себя по-настоящему больным, но сохранил всю свою веселость. Капитан, отличавшийся истинно шотландским гостеприимством, не переставал наполнять бокалы.
Жонатан завел с этим достойнейшим человеком разговор о Шотландии, об Эдинбурге, о Данди, и с языка молодого француза постоянно слетали слова: «малышка», «милашка», а его лицо озаряла широкая торжествующая улыбка. Естественно, Жак не понимал ни слова, но находил капитана Спиди чрезвычайно остроумным.
Жонатан осведомился об отплытии судна и получил заверения, что через три или четыре дня все будет готово.
Между тем Эдмону Р., воодушевленному честером и виски, пришла потрясающая мысль: он пригласил капитана в тот же день на ужин. Приглашение было незамедлительно принято, и в условленный час гости собрались перед роскошно сервированным столом. Как Жаку, Эдмону и Жонатану удалось не только вынести вид всех обильных яств, расставленных перед ними, но и уничтожить их, – остается загадкой, ключ к которой будет найден не скоро. Отметим только добровольную помощь со стороны шотландца, одинаково энергично работавшего как вилкой, так и челюстями.
Беседа становилась все оживленней, с любезным изяществом Эдмон нес несусветные глупости. Капитан в них ровным счетом ничего не понимал, но смеялся так, что от смеха его дребезжали тарелки. И то сказать: бордосец вздумал перепить шотландца! Ну не глупо ли? Тщетно выставлялись бордоские, бургундские, шампанские вина, тщетно шли в дело дорогой коньяк и вишневая водка – Спиди проглотил все не моргнув глазом: Клайд перелился через берега Гаронны! Оргия закончилась в полночь; парижане, поддерживаемые крепкими руками капитана, вернулись к себе в гостиницу, и по дороге Жак не переставая обращался к шотландцу на английском, которого так и не выучил, а капитан отвечал на французском, которого вообще не знал.
На следующий день пришлось устроить передышку, и никто и не помышлял подниматься с постели. В воскресенье окрестности Лормона внезапно огласились пушечными выстрелами и эхом – пятнадцатого августа торжественно отмечался национальный праздник [64]64
Национальный праздник – 15 августа во Франции времен Второй империи (1852–1870) торжественно отмечался день святого Наполеона.
[Закрыть]. Его должен был увенчать пышный фейерверк, но – это часто случается в Бордо – с фейерверком поторопились и как-то нечаянно устроили несколькими днями раньше. В силу этого обстоятельства публичные торжества ограничились сорока двумя пушечными залпами, которые произвели выстроенные в парадном порядке солдаты.
Часы меж тем бежали, а погрузочные работы продвигались на борту «Гамбурга» как-то вяло. Ватерлиния ничуть не изменилась: полностью разгруженное судно жалко бултыхалось на самой поверхности воды. Так прошли понедельник, вторник, и лишь в среду на борт поступили мешки с зерном, составлявшие груз. Люки открыли, и трюм начал заполняться. Жак подружился со старшим грузчиком, наблюдавшим за прибытием товара и служившим одновременно переводчиком. Через этого грузчика Жак засыпал капитана тысячью вопросов, и все они касались предполагаемого дня отплытия. В конце концов шотландец остановился на пятнице. Итак, необходимо было без проволочек перебраться на борт корабля и приготовиться к отходу. Но Жонатан закапризничал; его одолевали кое-какие сомнения, и для них были определенные основания. К тому же на композитора навалился какой-то сплин: [65]65
Сплин – хандра.
[Закрыть]он уже поговаривал о том, чтобы вообще отказаться от сумасбродного, окольным путем, путешествия в Шотландию, и намекал, что не худо было бы завернуть еще южнее, к Пиренеям. По этому поводу разгорелась бурная дискуссия, подогревавшаяся сарказмом Эдмона, который не переставал подтрунивать над старой Каледонией и «Гамбургом», – а до чего может дойти бордоская фантазия, мы уже знаем. Однако Жак бешено сопротивлялся, и первоначальный проект был утвержден. Правда, от Жака потребовалась некоторая уступка: он вынужден был согласиться поехать с друзьями в экскурсию к мосту Кюбзак. Поездка состоялась в четверг при великолепной погоде. Но еще чуть-чуть, и дело кончилось бы плохо: путешественники едва не увязли в болотах, окружавших Дордонь. В отличие от Эмпедокла, они добрались до берега, пожертвовав сандалиями, куда как более счастливые и менее знаменитые, чем этот философ из Агригента [66]66
Эмпедокл из Агригента (490–430 до н. э.) – древнегреческий философ-материалист, поэт, оратор, врач, активный политический деятель.
[Закрыть].
Наступила пятница, а погрузка все еще не была закончена. Капитан окончательно назначил отплытие на воскресенье. Композитор едва не повредился умом. Жак со злостью скрипел зубами. Эдмон отреагировал совершенно неуместной пантомимой. В течение двух последующих дней Жаку не сиделось на месте, и в субботу вечером он потребовал, чтобы спутник его заночевал на борту «Гамбурга», хотя судно должно было сняться с якоря лишь в десять часов утра. По распоряжению Жака служащий гостиницы перенес чемоданы на борт, и Эдмон пообещал прийти пораньше пожать на прощание руку друзьям.
Глава XI
НАКОНЕЦ В ПУТЬ, В ШОТЛАНДИЮ!
Большой салон «Гамбурга», обставленный с истинно английским комфортом, предлагал пассажирам все возможные удобства: вдоль стен – широкие диваны, на дверях – элегантные занавески, в глубине, перед панно, изящный столик с книгами, а висящие рядом часы и барометр – позволяли одновременно справляться о времени и погоде.
Две двери по сторонам от книжного шкафа вели в каюты, в каждой из которых имелось по четыре попарно расположенных друг над другом койки, а у противоположной стенки – широкая удобная банкетка; сквозь иллюминаторы над ней глазу открывались морские просторы; в углу, напротив, в небольшом умывальнике с надписями «Up» [67]67
Открыть (англ.).
[Закрыть]и «Shut» [68]68
Закрыть (англ.).
[Закрыть]над кранами всегда имелась вода.
Жаку и Жонатану койки напомнили выдвижные ящики комода, снабженные матрацами, слишком короткими полотняными простынями и слишком узкими, на английский манер, подушками. Новые пассажиры выбрали нижние койки. Со смехом они втиснулись в свои ящики, залезли под одеяла, и Жак заснул на третьем томе мемуаров Сен-Симона.
На следующее утро, когда друзья проснулись, пароходные топки гудели, и «Гамбург» завершал свой первый маневр в порту Бордо под командой неприятного ворчливого лоцмана, не знавшего ни слова по-английски, что сильно осложняло его взаимоотношения с капитаном Спиди.
Корабль спустился вниз по Гаронне, но отплытие еще не было окончательным: в Бакалане предстояла догрузка. Матросы задраили люки трюма, заполненного зерном, и прикрыли их для большей надежности непромокаемым брезентом; оставалось разместить на палубе изрядное количество деревянных балок и досок для шахтных крепей, доставленных на двух баржах, пришвартованных вдоль бортов к «Гамбургу». Капитан, надеясь успеть воспользоваться вечерним приливом, торопил погрузку как мог, однако работа продвигалась медленно, так как обилие дерева надо было разместить по возможности компактно и прочно закрепить цепями на случай морской качки.
В это время на судно прибыл Эдмон и, видя, что в их распоряжении имеется по меньшей мере несколько часов, предложил друзьям отправиться позавтракать в Лормон, одним лье ниже Бакалана. Он пригласил также и капитана, но тот предпочел не покидать судна, желая лично доследить за погрузкой и поторопить с отплытием. После твердого обещания друзей вернуться до начала прилива шлюпка с «Гамбурга» доставила их на правый берег Гаронны.
Жак безумно боялся опоздать и в течение всего завтрака, накрытого в живописной цветочной беседке на берегу Гаронны, пребывал в довольно скверном расположении духа. В два часа все трое вскочили в лодку, под парусом поднялись вверх по течению и после жесточайшего спора между Жаком и Эдмоном о том, как надо крепить парус, спора, едва не стоившего морской болезни Жонатану, вернулись на борт. Но, увы! Топки оказались погашенными, погрузка незавершенной, и отправление откладывалось до следующего утра.
Это уже противоречило всякому здравому смыслу, и, если бы багаж Жонатана не был уже на борту, он немедленно отказался бы от поездки. Жак же, напротив, поклялся, что не оставит больше палубу. И все же Эдмону удалось уговорить друзей поехать обедать, на сей раз достаточно далеко, где они и задержались до девяти вечера. После трогательных прощаний и рукопожатий Эдмон, смеясь, выразил надежду еще увидеться, прежде чем начнется это поистине немыслимое путешествие, на чем приятели и расстались.
Ночь выдалась очень темной. Жак и Жонатан спустились до набережной напротив Кинконс и, опасаясь, что в Бакалане переправиться не смогут, наняли лодку, вместо того чтобы идти дальше берегом. Лодочник не без труда согласился их везти против поднимающегося прилива и, лишь соблазнившись высокой платой, три с половиной франка за переправу, кликнул себе в помощники двенадцатилетнего сына, решив попытаться добраться до корабля. Лодка взяла курс прямо на Бастиду. В этом месте приливное течение образует водовороты, которые могли бы облегчить спуск по реке. Переход был тяжелым. Из-за довольно сильного течения шлюпка почти не двигалась с места. За час не одолели и половины пути. Жак снял куртку, взял весло у мальчика и изо всех сил начал грести.
Путешественники поравнялись с Бакаланом, но и на этом их испытания не кончились: надо было еще отыскать «Гамбург». Как опознать его ночью среди других кораблей? Жак хорошо запомнил местоположение, но не принял во внимание непроглядную темень. В течение часа лодка наудачу переплывала от одного судна к другому, и выбившийся из сил лодочник уже настаивал на том, чтобы вернуться.
– Только этого еще не хватало, – проворчал Жонатан. – Вот увидите, мы не найдем «Гамбург», и он уплывет без нас.
Жак даже подскочил.
– Подумать только, что ради этой «милой» прогулки мы проторчали в Бордо семнадцать дней!
Жак молчал. Сжав зубы, он широко раскрытыми глазами до боли всматривался в черноту. В этот момент шлюпка проходила между берегом и пришвартованной в нескольких туазах шхуной. Неожиданно канат, натянутый между бортом и берегом и оказавшийся как раз на уровне шеи привставшего на скамье Жонатана, опрокинул его. Вскрикнув, композитор упал навзничь на дно лодки.
– Прекрасно! – процедил Жак сквозь зубы. Ото всех приключений он был в ярости. Но именно в этот момент ему почудился легкий отблеск на позолоченном форштевне какого-то судна. Темная масса, встававшая у него перед глазами, напоминала вытянутые очертания «Гамбурга». Жак велел взять курс прямо на нее и вскоре убедился в правильности своего решения. Наконец-то, после двух часов блужданий, сопровождаемый верным спутником, он смог вскарабкаться на борт и лечь в постель, убаюкиваемый проблесками надежды, которая никогда его не покидала.
На другой день увлекаемый отливом «Гамбург» быстро скользил по волнам к устью Жиронды.
Гордо выпрямившись, Жак стоял на палубе и провожал глазами убегающие назад берега реки. Молодой человек пренебрежительно помахал мысу Амбес, Пойаку и Блаю. Даже Жонатан улыбался вдыхая свежий утренний воздух.
– В путь, в Шотландию! – воскликнул первый.
– В путь! – эхом откликнулся другой.
В этот день не произошло ничего примечательного, если не считать того, что композитору пришлось служить переводчиком капитану и лоцману, чтобы корректировать движения «Гамбурга» в порту Бордо. Музыкант с трудом справлялся с этой задачей, с него градом струился пот от нечеловеческих усилий исторгнуть из себя столь мало ему привычный английский.
В устье реки к судну подошла большая шлюпка. До океана было рукой подать, и для ворчливого лоцмана служба закончилась. Теперь он уступал место своему собрату, который должен был вывести корабль в открытые просторы. Первый лоцман на лодке отправился к берегу; шлюпка следовала за пароходом, привязанная сзади. Небольшая задержка у стоящего на якоре на выходе из залива сторожевого корабля для выполнения формальностей – и, оставив позади Кордуанскую башню, «Гамбург» вспенил форштевнем океанские волны.
Глава XII
НОЧЬ В ОТКРЫТОМ ОКЕАНЕ
Капитан Спиди по-прежнему не был командиром на борту своего корабля. Второй лоцман, как и его предшественник, не знал ни слова по-английски, что казалось нелепым и невероятным, так как в порт Бордо заходит множество английских судов.
Впрочем, с того момента, как этот человек ступил на борт корабля, он думал только о том, чтобы побыстрее его покинуть. Приближалась ночь, а возвращаться назад в темноте не хотелось. «Гамбург» быстро скользил между красных буев, отмечавших вход в Жиронду. Лишь миновав последний, лоцман мог передать командование капитану и вернуться на шлюпке на берег. Через какое-то время француз подозвал капитана и, не отнимая от глаз подзорной трубы, знаками дал понять, что вдали показался последний буй. Капитан навел трубу на указанную точку.
– No! [69]69
Нет (англ.).
[Закрыть]– произнес он лаконично.
– Как нет?! – воскликнул лоцман, продолжая указывать на невидимую точку на горизонте. – Как нет?! Вы, наверное, меня не понимаете?!
Капитан мерил шагами палубу, не обращая никакого внимания на происходящее вокруг.
– Месье, – обратился лоцман к Жонатану, – будьте так любезны, объясните же ему, что мне больше нечего здесь делать! Вот последний буй в пределах видимости, в нескольких кабельтовых [70]70
Кабельтов – десятая часть морской мили; 185,2 м.
[Закрыть]по ветру!
– Но я не вижу его! – воскликнул Жонатан.
– Я тоже, – поддержал его Жак, забравшийся на первые выбленки [71]71
Выбленки – концы тонкого троса, укрепленные поперек вант наподобие ступенек для подъема на мачты.
[Закрыть]вант [72]72
Ванты – снасти, раскрепляющие мачту симметрично в обе стороны к бортам судна.
[Закрыть]фок-мачты. – Я абсолютно ничего не вижу!
– Странно, – удивился лоцман.
Буй оставался невидимым для всех, кроме самого лоцмана, с упорством и апломбом южанина утверждавшего, что ясно видит знак. Француз снова и снова пытался убедить в этом капитана, но тот оставался непреклонен. Лоцман ругался сквозь зубы, обзывал капитана собакой, Джоном Буллем [73]73
Джон Булль – прозвище типичного англичанина.
[Закрыть]и шотландским кротом, но ничего не мог добиться. После целого часа пререканий злополучный буй наконец показался. С лоцманом рассчитались, тот спрыгнул в свою шлюпку, канат отцепили, и капитан Спиди, оставшись полноправным хозяином на борту, повернул в открытый океан, намереваясь обогнуть полуостров Бретань.
Океан был изумительно красив. «Гамбург» легко скользил без толчков и почти без качки. Его фок, бизань и марсель [74]74
Марсель – прямой четырехугольный парус; на мачтах он располагается во втором ряду снизу.
[Закрыть], наполненные восточным ветром, придавали судну остойчивости на волнах. Жонатан чувствовал себя прекрасно, а Жак был так счастлив, как это только возможно. К десяти часам вечера парижане спустились в каюту и заснули в своих «ящиках от комода».
Дважды в течение ночи Жак покидал свое ложе и поднимался на палубу, чтобы полюбоваться восхитительной картиной ясной ночи в океане. Чувствительный к такого рода впечатлениям, юноша жадно ловил малейшие детали. Капитан и его помощник, крепкий парень из Ливерпуля, по очереди несли вахту, и палуба вздрагивала под их решительными шагами. Время от времени они подходили к рулевому, бросали взгляд на компас, освещенный маленькой лампочкой, чтобы удостовериться в правильности курса, затем, засунув руки в карманы, с трубкой в зубах продолжали мерить шагами палубу, не обращая никакого внимания ни на свист ветра в снастях, ни на клочья пены, летевшие им в лицо. Несколько матросов сгрудились в тени на носу и на корме судна. Одни облокотились о борт, другие пристроились на свернутых в бухты канатах, и над всем этим царила неясная, смутная тишина, нарушаемая только стонами паровой машины и хлопаньем парусов.
Восход солнца поразил Жака своим великолепием, и в памяти его всплыли описания Шатобриана.
– Теперь надо бы поприветствовать капитана.
– Я сделаю это за нас двоих, – предложил Жонатан.
– Нет! Говори за себя! Я запомнил несколько обиходных слов. Достаточно, чтобы сделать это самому.
– Как угодно, – не стал настаивать Жонатан и завязал беседу с помощником капитана. Композитор узнал, что корабль находится на траверсе [75]75
Траверс – направление, перпендикулярное курсу или диаметральной плоскости судна.
[Закрыть]берегов Бретани на широте Бель-Иля.
Жак тем временем направился к капитану.
– Good mourning! [76]76
Жак путает «morning» (утро) с «mourning» («скорбь, траур»); однако эти слова-омонимы произносятся одинаково.
[Закрыть]– произнес он и потряс ему руку совсем поморскому. – Good mourning, капитан!
Капитан поднял голову и что-то буркнул. Ответ Жак перевел как «Неплохо, а вы?». Окрыленный успехом, он приблизился к помощнику капитана и повторил маленькую церемонию.
– Good mourning, master! [77]77
Господин (англ.).
[Закрыть]
Помощник капитана прислушался и странно на него посмотрел.
– Ну, как я управился! – радовался Жак. – Положительно, у меня большие способности к английскому языку. А теперь необходимо подкрепиться.
За пять шиллингов в день капитан предлагал своим пассажирам следующий режим питания: утром, в 8 часов, чай и жареный хлеб с маслом; в 10 часов – завтрак с мясным блюдом; в 3 часа – обед, состоящий из супа, мяса и пирогов, и, наконец, в 7 часов вечера – ужин с честерским сыром.
Парижане прекрасно освоились с предложенным распорядком. Мясо, в основном говядина и свинина, было превосходным и зажарено так, как это умеют делать только в Англии, изысканные ломтики прибывшего прямо из Йорка окорока ласкали глаз и восхищали желудок, варенные без соли сушеные овощи подавались в натуральном виде и с успехом заменяли хлеб, не шедший ни в какое сравнение с ирландским картофелем.
Из напитков подавалась только чистая вода. Англичане почти не пьют за едой; американцы, более цивилизованные, не пьют совсем. Во всяком случае, капитан Спиди и его помощник полностью придерживались традиции. Тем не менее они не отказались разделить со своими пассажирами несколько добрых бутылок бордоского, которыми молодые люди были обязаны дружбе Эдмона Р. За обедом на столе неизменно появлялась огромная миска, до краев заполненная аппетитным супом, в котором среди лопнувших ячменных зерен в обилии плавали овощи и огромные куски мяса. Неизменный пирог скрывал в своих дышащих жаром под золотистой корочкой недрах сладкие, сочные сливы. За десертом стол прогибался под тяжестью внушительного честера. Этот сыр со временем темнеет и приобретает все более выраженный аромат.
Все это изысканное великолепие подавалось стюардом на больших фаянсовых блюдах, закрытых высокими колпаками из английского металла, с эмблемой «Гамбурга» из Данди. Беседа за столом ни на миг не прекращалась и заметно оживлялась, когда подавали джин и виски.
Жак упорно пытался изъясняться по-английски и нередко допускал оплошности, заставлявшие до слез смеяться славного капитана и его помощника. Жонатан, как мог, разъяснял приятелю причину этой веселости. В тех случаях, когда Жак по счастливой случайности попадал на верное слово, чтобы объяснить свою мысль, он не мог избежать забавных недоразумений, связанных с неправильным произношением.
Так, например, за обедом он спросил хлеба:
– Give me some bread, – и произнес при этом «брайд».
Спиди расхохотался.
– Ты знаешь, что ты только что попросил? – спросил Жонатан.
– Хлеба, конечно.
– Ничего подобного – какую-нибудь невесту.
– Но разве bread означает…
– Да, когда его произносят «брайд».
– Вот в чем сложность! – воскликнул Жак. – По своей сути все языки похожи. Различается только произношение!
