Текст книги "Путешествие в Англию и Шотландию задом наперед"
Автор книги: Жюль Габриэль Верн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
Глава XX
ГОРОД КОНТРАСТОВ
– Теперь для полноты ощущений, – заметил Жак, спускаясь по Хай-стрит, – мне хотелось бы найти таверну с гербом Уоллеса [129]129
Уоллес Уильям (1272–1305) – шотландский патриот и национальный герой, возглавивший борьбу с английским королем Эдуардом I, пытавшимся поработить Шотландию; потерпев поражение, продолжал ожесточенную партизанскую войну, но был взят в плен и казнен.
[Закрыть]– тремя журавлями или кольчугой Саутуорка [130]130
Саутуорк – в 1295–1547 годах самостоятельный город, позднее включенный в состав Лондона.
[Закрыть]на вывеске, – местный колорит ничуть не повредит нашему завтраку.
– Не возражаю, но прежде всего давай позавтракаем, с гербом или без него.
В Эдинбурге трудно отыскать место, помимо гостиниц, где можно поесть. В городе нет ресторанов, как в Париже, а редкие таверны не имеют вывесок. Запасшись терпением, друзья разыскали в конце концов нечто типа кафе перед Трон-Черч, где за умеренную плату насладились холодным мясом и шотландским элем. Жонатан хотел заказать яйца, но не смог объясниться с хозяином – в его словаре не нашлось слова «всмятку».
После сытного завтрака Жак вернулся к высказанной утром идее, и Жонатану пришлось последовать за ним к горе, которую они созерцали из окна гостиницы. Парижане спустились к замку Холируд по Хай-стрит, оживленной улице, подробно описанной Вальтером Скоттом в романе «Аббат» [131]131
«Аббат» – роман В. Скотта (1820).
[Закрыть], оставили позади Бридж-стрит, соединяющую гигантским мостом три холма, на которых раскинулся Эдинбург. В конце улицы виднелся университет, построенный на месте дома, который Босуэл [132]132
Босуэл – Джеймс Хейнберн, граф Босуэл (1536–1578), шотландский аристократ, третий муж Марии Стюарт.
[Закрыть]взорвал с трупом Дарнлея [133]133
Дарнлей (Дарнли) Генрих (1545–1567) – правнук по матери английского короля Генриха VII, по отцу он принадлежал к шотландскому королевскому роду Стюартов; женившись на Марии Стюарт, завладел шотландской короной.
[Закрыть]. Надо сказать, что в Эдинбурге нельзя и шагу ступить, чтобы не натолкнуться на живое напоминание о Марии Стюарт [134]134
Мария Стюарт (1542–1587) – шотландская королева (1560–1567 гг.); восстание шотландской знати вынудило ее бежать в Англию, где королева Елизавета, опасаясь притязаний беглянки на английский престол, заключила ее в тюрьму; после многолетнего заключения Мария Стюарт была казнена.
[Закрыть], не оказаться среди таинственных руин романов великого шотландского писателя. Продолжением Хай-стрит является улица Незербау [135]135
Улица названа по городским воротам Незербау.
[Закрыть]. Здесь сохранился дом великого реформатора шотландской церкви Джона Нокса, единственного человека, устоявшего перед чарующей улыбкой шотландской королевы. Возможно, что именно поэтому он спокойно скончался в своей постели 24 ноября 1572 года. Незербау сменяется старинной улицей Кэнонгейт, служившей когда-то границей города.
Этот пригород, ведущий к королевскому дворцу, являет собой царство нищеты: голые дети, женщины и девушки, босые, в лохмотьях – они бродят, встречаются друг с другом и расходятся, снуют по улицам, скользят жалкими и голодными тенями вдоль высоких домов. И тем не менее среди этих бедняков, в смрадном воздухе, располагающем к эпидемиям, на грубой, грязной мостовой, в глубине отвратительных, темных, сырых улочек, известных под именем Клоуз [136]136
Здесь: уединенный, скрытный (англ.).
[Закрыть], ведущих в мерзкие притоны и спускающихся к двум смежным оврагам, среди всего этого убожества чувствуется грозное дыхание поэзии старой Шотландии. Здесь Уэверли вошел в город, прибыв впервые в Эдинбург, здесь портной сшил ему знаменитый боевой наряд из тартана [137]137
Тартан – клетчатая шерстяная материя.
[Закрыть], которым так восхищалась вдова Флокхарт. Здесь на маленькой площади горцы стреляли из ружей после победы Претендента [138]138
Имеется в виду Яков Эдуард (1688–1766), сын Якова II; поддержанный Людовиком XIV, он претендовал на английский престол; в 1715 году высадился в Шотландии и короновался под именем Якова VIII, но после того, как его сторонники потерпели поражение, бежал на континент. Однако действие романа «Уэверли» происходит в 1745–1746 годах, когда главным действующим лицом шотландского восстания был сын упомянутого претендента Карл Эдуард. У Ж. Верна речь идет о сражении при Фолкерке (1746 г.), в котором Карл Эдуард разбил королевские войска.
[Закрыть], и Флора Мак-Ивор [139]139
Флора Мак-Ивор – героиня романа В. Скотта «Уэверли».
[Закрыть]чуть было не попала под пули охваченных восторгом людей. Улица Кэнонгейт ни с чем не сравнима; ее вид sui generis [140]140
В своем роде (лат.).
[Закрыть]неповторим; хибары, лавочки с вывесками, поскрипывающими на железных цепях, широкие навесы, часы тюремного замка, посреди улицы выставляющие на обозрение свой роковой циферблат, сохранившиеся до сих пор столы старых харчевен для разделки туш – все это придает кварталу своеобразный колорит, который лишь кисть Делакруа [141]141
Делакруа Эжен (1798–1863) – великий французский живописец-романтик.
[Закрыть]способна передать. На Кэнонгейт, как, впрочем, и в других районах города, женщин намного больше, чем мужчин, – оттого, что мужская прислуга – редкость в Эдинбурге. Служанки, горничные в старых шляпках своих хозяек, бегущие по их поручениям, в обилии встречаются на улице.
Приближаясь к Холируду, улица немного расширяется и проходит мимо больницы и церкви Кэнонгейт с примыкающим к ней кладбищем. Церковь являет собой готическое здание, без признаков какого-либо определенного архитектурного стиля. Наконец улица выходит на площадь, в глубине которой возвышается дворец древних властителей Шотландии.
Здесь толпится народ, чтобы полюбоваться новой достопримечательностью города – очаровательным фонтаном, в котором, казалось, отразилось все великолепие возрожденной готики, следовательно, он не отличался чистотой стиля, но все детали были так тонко проработаны, с таким терпением отделаны, дышали такой свежестью, что смотреть на весь ансамбль было одно удовольствие. Казалось, тропический цветок вырос и распустился летней ночью.
Жак с Жонатаном направились к Холируду. У ворот дворца стояли часовые, одетые в старинные шотландские костюмы: юбки из зеленой материи, клетчатые пледы, у бедра – сумки из козьего меха, свисавшие чуть ли не до земли. Из-за недостатка времени туристы ограничились тем, что полюбовались четырьмя мощными башнями с зубцами, придающими дворцу вид средневекового замка. За исключением полуразрушенной старой часовни за дворцом, воздевающей к небу стрельчатые готические арки, невозможно отличить новые постройки от реставрированных. Несмотря на мрачные события прошлого, преступления, совершившиеся здесь, ужасную память о трагической любви Марии Стюарт и бедного Риччо [142]142
Риччо Давид – придворный итальянский скрипач, позднее – любовник Марии Стюарт; убит 9 марта 1566 года.
[Закрыть], эта старинная резиденция не выглядит угрюмо и зловеще. Наоборот, ее можно принять за небольшой загородный дворец, сохранивший по прихоти владельца свой первозданный феодальный облик. Надо было быть свергнутым королем, как Карл X [143]143
Карл X (1757–1836) – король Франции в 1824–1830; свергнут в результате Июльской революции 1830 года.
[Закрыть], чтобы не наслаждаться там полным покоем без сожаления о прошлом и забот о будущем.
– Холируд, Холируд! – воскликнул Жак, декламируя строку Виктора Гюго [144]144
Из стихотворения Виктора Гюго «Седьмое августа 1829 года». (Примеч. фр. издателя.)
[Закрыть]. – А теперь на приступ горы!
– Она довольно отвесна. Может, поищем менее крутую тропу?
– Никогда! Поднимаемся прямо вверх! Вперед!
С этими словами Жак устремился в Королевский парк, простиравшийся справа от дворца, где в это время кавалерийский полк проводил учения. Сверкающее на солнце оружие, яркие красные мундиры замечательно вписывались в окружающий пейзаж. Несколько деревьев затеняли берега небольшого озера, скорее даже пруда, омывающего подножие холма.
Жак невольно вспомнил сцены из «Уэверли», разыгравшиеся на этом самом месте; здесь собиралась армия принца Карла Эдуарда с колышущимися тартанами, трепещущими плюмажами, полощущимися стягами, на которых читались боевые девизы кланов: Клэнроналдов, Мак-Фарленов, Туллибардинов, Гордонов, – сзывавшие их под знамена [145]145
В романе Вальтера Скотта приводятся эти девизы: «Противься, кто смеет» (Клэнроналды), «Лох Слой» (Мак-Фарлены), «Вперед, удача, врагу оковы!» (маркиз Туллибардин), «Ждем» (лорд Льюис Гордон).
[Закрыть]. В центре вздымалось знамя принца с девизом: «Tandem triumfans» [146]146
«Торжествующий под конец» (лат.).
[Закрыть], получившим подтверждение вскоре в битве при Престонпансе.
Справа с равными интервалами раздавались звуки выстрелов, эхом отдававшиеся от склонов гор, – стрелковая рота упражнялась в стрельбе из карабинов. Постепенно, по мере подъема, взглядам путешественников открывались все новые перспективы, но Жак поклялся ни на что не смотреть, пока не доберется до вожделенной вершины.
Через некоторое время друзья миновали Виктория-драйв – прекрасную окружную дорогу, удобную для экипажей и удостоившуюся нескольких строк в романе Вальтера Скотта, причем великий романист тешил себя надеждой, что эти строки и явились причиной восстановления дороги. Вальтер Скотт создал чарующую картину тропок, вьющихся у подножия Солсберийских утесов. Это высокое скальное полукружие образует подножие Артурова Седла [147]147
Артурово Седло – возвышающаяся над Эдинбургом горная вершина, с которой, по преданию, легендарный средневековый король Артур обозревал местность перед битвой с саксами.
[Закрыть], горы, на которую карабкался Жак. Высота ее составляла около тысячи футов, чему молодой француз никак не хотел поверить, считая, что она не больше трехсот. Не привыкший к подобным картинам, он не раз впадал в заблуждение такого рода. Наконец, значительно обогнав запыхавшегося Жонатана, Жак, обливаясь потом, с бешено бьющимся сердцем и с прерывающимся дыханием, достиг вершины Артурова Седла. На мгновение он закрыл глаза, потом обернулся к городу и осмотрелся.
Никогда еще более величественное зрелище не представало перед более восторженным и ошеломленным взором. Одинокая вершина Артурова Седла владычествовала над окрестностями, внизу, у подножия, расстилалась панорама Эдинбурга: чистые, прямые кварталы нового города, скопление домов и причудливая сетка улиц Старой коптильни; надо всем этим возвышались замок на базальтовой скале и Колтон-Хилл с руинами современного греческого памятника; от столицы лучами расходились прекрасные, обсаженные деревьями дороги; на севере залив Ферт-оф-Форт, морской рукав, глубоко врезался в берег, где виднелся Лейтский порт; выше, на заднем плане, глазам открывалось живописное побережье Файфского графства, а на востоке – беспредельная гладь моря, синяя и спокойная. Эти Северные Афины соединялись с морем, по словам Шарля Нодье, прямой дорогой, словно Пирейская [148]148
Пирей с древних времен служил морской гаванью для Афин (в настоящее время эти города фактически слились).
[Закрыть]. Далеко на западе вырисовывался пик Бен-Ломонд, а справа расстилались прекрасные пляжи Ньюхейвена и Портобелло с купальнями. Перо не в силах описать величия дивного зрелища. Жак замер в немом восторге перед открывшейся панорамой. Жонатан разделял молчаливое восхищение приятеля. Друзья долго стояли неподвижно, вдыхая доносившиеся запахи моря.
– Надо спускаться, – сказал наконец Жак. – Надо скорее спускаться, а то еще немного – и нам захочется остаться здесь навсегда. Невозможно оторваться от чарующего зрелища. Пойдем, Жонатан.
Они взошли на Артурово Седло по самому крутому подъему. Более пологая тропа вилась по противоположному склону. Молодые шотландки, свежие и румяные, поднимались по ней, смеясь и восклицая:
– О, мои ноги! Мои бедные ноги! My poor legs!
Жонатан, гордый тем, что понял шутку, послал девушкам самую обворожительную улыбку, на какую только был способен. Во время спуска ему пришла счастливая мысль искупаться в Портобелло, и через полчаса приятели были на берегу моря.
Портобелло – это всего несколько домов на очень красивом пляже. Откуда взялось итальянское название среди суровых гэльских имен? Жонатан не мог объяснить этого иначе как присутствием при дворе Марии певца Риччо и его компаньонов. Там, на золотом песке, протекала «купальная» жизнь, известная по английским гравюрам. Многие семьи проводили на пляже самые теплые часы дня; дети под присмотром бонн [149]149
Бонна – гувернантка, воспитательница.
[Закрыть]и гувернанток играли, а их матери и очаровательные молодые мисс плескались в воде. Мужчины купались в десятке метров от женщин. Передвижные кабинки доставляли их за линию прибоя.
– Вот оно, английское целомудрие! Во Франции пляжи не разделены, – восхитился Жак.
– Жаль, очень жаль, но, что поделать, подчинимся местным нравам, – откликнулся Жонатан.
И каждый вошел в свою кабинку на колесиках.
– Жонатан, – позвал Жак через несколько минут, – попроси у хозяина заведения купальные костюмы.
– Дьявол! Это трудно! Я не знаю слова.
– Объяснись жестами!
Жонатан позвал служителя, но, как ни старался, ничего не смог от того добиться и сообщил другу неутешительные результаты переговоров.
– Хороши же мы будем! Как же ты не смог?!
– Видимо, это настоящий нижнебретонец [150]150
Автор имеет в виду коренного жителя французской исторической области Бретань, говорящего не по-французски, а на древнем языке исконных обитателей этих краев – бретонцев, одной из кельтских народностей.
[Закрыть].
– Но все-таки не можем же мы…
Фраза застыла у него на губах; в приоткрытую дверку кабинки он заметил великолепного купальщика, чистокровного англичанина, грациозно и неспешно выходящего из воды в костюме Адама [151]151
То есть нагишом, как гулял по раю библейский Адам до своего «грехопадения».
[Закрыть].
– Жонатан, посмотри же…
Жонатан был поражен. Остальные купальщики выходили на пляж столь же мало одетые, как и первый, нимало не заботясь о мисс и миссис на берегу! Друзья больше не размышляли. Они побежали к воде и, не оборачиваясь, бросились в волны.
– Вот оно, английское целомудрие! – рассмеялся Жонатан, отбрасывая со лба мокрые волосы.
– И безусловно, обратное будет выглядеть шокирующим.
Температура воды показалась молодым купальщикам, несколько дней назад нырявшим в бухте Аркашон, не слишком высокой, и после некоторых, вполне естественных сомнений, прежде чем вернуться в кабинку в этом первозданном наряде, они вышли из воды, пятясь задом, рискуя своим видом и поспешным бегством вызвать взрывы веселья молодых барышень.
Глава XXI
АНГЛИЯ: ЛЕДИ НА ПРОГУЛКЕ
Освежившись купаньем, друзья отправились в таверну, точнее «грот», где с удовольствием выпили по кружке превосходного эля. В это время подошел омнибус, совершавший регулярные рейсы между Портобелло и Эдинбургом. Друзья поднялись на империал, с трудом втиснувшись в заполнявшую его толпу: дети, старики, женщины, собаки – кого только не было в этом тряском ковчеге! Нельзя было найти ни одного закутка, не занятого пассажиром, и кучер, важный и серьезный, в черном костюме и шляпе, лишь чудом умещался на козлах, теснимый сзади пассажирами. Омнибус обогнул Колтон-Хилл и въехал на Риджент-роуд, миновав новую городскую тюрьму – хаотичное нагромождение маленьких саксонских построек, разбросанных по склону небольшого холма, окруженных зубчатыми стенами с часовыми на каменных вышках, толстыми решетками на окнах и бесчисленными бойницами. Казалось, глазам предстает средневековый город в миниатюре, содержащийся в исключительной чистоте, натертый и отполированный до блеска.
Омнибус остановился перед театром, об архитектуре которого лучше умолчать, и почти напротив здания архива, украшенного нелепым куполом.
Оттуда друзья вернулись в отель Ламбре, чтобы посмотреть план Эдинбурга. Брат Жонатана был женат на племяннице респектабельного шотландца, проживавшего с семьей в Эдинбурге. Парижский меломан, о чьем приезде, впрочем, было сообщено заранее, рассчитывал на радушный прием, а будучи принят этим почтенным семейством, надеялся поближе познакомиться с нравами и обычаями Шотландии. Поделившись своими соображениями с Жаком, он предложил отправиться вместе. Тот с готовностью согласился.
Мистер Б. проживал на окраине города, на Инверлайт-роу. Чтобы попасть туда, надо пересечь новые кварталы столицы и пройти по современным улицам, нарекающимся площадями, террасами, шоссе, дорогами, проспектами и, наконец, улицами исключительно с одной целью – сбить с толку туриста.
Жак засыпал друга вопросами о мистере Б. Помешанный на Вальтере Скотте, он спрашивал, как к нему надо обращаться: «ваша честь» или «ваше сиятельство», и ожидал увидеть эсквайра в национальном шотландском костюме.
Пройдя по улице Сент-Эндрю, парижане вышли к площади, посреди которой стоял памятник Мельвилю [152]152
Речь идет либо об Эндрю Мельвиле (1545–1622), видном деятеле шотландской церковной реформации, наследнике Дж. Нокса на посту главы шотландской реформатской церкви, либо о Джеймсе Мельвиле (1556–1614), шотландском пресвитерианском проповеднике и церковном реформаторе.
[Закрыть]– колонна с каннелюрами [153]153
Каннелюры – вертикальные желобки на стволе колонны.
[Закрыть]и фигурой наверху, напоминающая колонну Траяна [154]154
Колонна Траяна – монумент, воздвигнутый в Риме по указанию императора Траяна (98-117) в качестве символа римских завоеваний в Европе.
[Закрыть]в Риме. Кстати, почти все архитектурные памятники Эдинбурга являют собой копии, часто уменьшенные и, как правило, неудачные, известных памятников древности. На площадь перед сквером выходило фасадом здание Королевского банка, который не следует путать ни с Шотландским банком, ни с банком Английской компании, расположенном в особняке с коринфскими колоннами [155]155
Коринфский стиль (правильно – ордер) – один из трех основных ордеров античности: характеризовался высокой колонной со стволом, прорезанным желобками (каннелюрами), и пышной венчающей частью – капителью, состоящей из расширяющихся кверху рядов листьев аканфа и небольших волют.
[Закрыть]несколькими метрами дальше, ни с Коммерческим банком – постройкой, в которой греческий и римский стили оспаривают друг у друга право на орнамент, ни, наконец, со всеми прочими банками, заполонившими города Англии.
Сент-Джордж-стрит проходит параллельно Принс-стрит от площади Сент-Эндрю до церкви Святого Георга. Эта улица просто великолепна в обрамлении особняков страховых компаний, библиотек, музеев и церквей, не без основания претендующих на звание архитектурных памятников. В это время с остроконечной колокольни церкви Сент-Эндрю раздался радостный благовест. Жонатан пометил в записной книжке серию звуков, идущих по нисходящим квинтам: до, фа, си, ми, ля, ре, соль, до. Эта последовательность создавала своеобразный, поразивший слух музыканта звуковой эффект. Прохожие, безусловно, не обращали на него никакого внимания. Они важно шли с видом занятых деловых людей. Эта часть населения резко отличалась от жителей Кэнонгейт: женщины в безвкусных туалетах кричащих цветов вышагивали на длинных негнущихся ногах по-британски широко и самоуверенно; слишком низкая талия платьев удлиняла и без того плоскую верхнюю половину фигуры; на каждой была неизменная шляпа с широкими полями. Поглядев на одну из этих угловатых миссис, Жак обратился к Жонатану:
– Тебе никогда не приходила в голову дурацкая мысль, что карта Англии и Шотландии очень напоминает английскую леди на прогулке? Шлейф платья в складку и с оборками тянется до Атлантического океана; приспущенную талию охватывает пояс графств, стягивающий остров между Ирландским и Северным морями; леди несколько изогнулась, откинув назад голову с угловатыми чертами лица, на котором Ферт-оф-Форт изобразил огромный рот; наконец, ее голову украшает круглая шляпа, из-под которой выбиваются локоны – многочисленные острова! Посмотри – и при желании увидишь эту картину.
Так за разговором двое парижан достигли отвратительной статуи Георга IV [156]156
Георг IV (1762–1830) – английский король в 1820–1830 годах.
[Закрыть]и по Ганновер-стрит вышли к продолговатой формы площади – Саду Королевы. В целом эта часть города исключительно хорошо смотрится. Проложенные под прямыми углами улицы, широкие и чистые, почти безлюдны; вдоль них выстроились невысокие аккуратные дома с фасадом на три окна, состоящие, как правило, из подвала для кухни и двух этажей над цокольным. Каждый коттедж занимает одна семья. Чтобы войти в такой дом, нужно пройти по небольшому мостику под греческим портиком. Жак забавлялся, читая таблички с указанием профессии владельца дома: хирург, врач, стряпчий… Надписи, которые он не мог понять, также вызывали у него приступы веселья. Лишь одна, часто повторяющаяся, казалась ему устрашающей и угрожающей, и он с изумлением перечитывал подозрительное слово: upholsterer!
– Это всего-навсего обойщик, – пояснил приятелю Жонатан.
– А по какому праву, скажи на милость, обойщик может так называться?
Глава XXII
ОЧАРОВАНИЕ МИСС АМЕЛИИ
Двигаясь все время в направлении Лейта, парижане дошли наконец до Инверлайт-роу и, преодолев еще с полмили, оказались перед домом мистера Б. Перед крыльцом они увидели небольшой двор, окруженный решеткой. Вилла была очаровательна – чистая, кокетливая, с широкими окнами, дающими неограниченный доступ свету и воздуху.
Жонатан позвонил. Дверь открыла служанка. Парижанин на своем лучшем английском спросил мистера Б., и его в сопровождении Жака провели по натертой до блеска лестнице, покрытой ковровой дорожкой, в салон на первом этаже.
Здесь гости увидели двух женщин с рукодельем на коленях.
Это были миссис Б. и мисс Амелия, ее дочь, очаровательная молодая особа, чья живость, предупредительность и грация приятно контрастировали с обычной британской холодностью. Парижане представились сами. Их ждали, и благодаря мисс Амелии знакомство быстро состоялось. Сама миссис Б. не говорила по-французски, но ее дочь, жившая какое-то время в Нанте и Париже, прекрасно изъяснялась на этом языке, хотя и с легким шотландским акцентом. Жак, в восторге от того, что может наконец вести свободную беседу, был сама любезность и не отходил ни на шаг от мисс Амелии.
По указанию хозяйки в гостиную принесли поднос с двумя бокалами и двумя бутылками, портвейном и шерри (английское название хереса). Эти два типа вина составляют, очевидно, основу английских погребов, ибо щедро предлагаются всегда и везде. Молодые люди выпили бодрящего напитка с несколькими печеньями и попросили о чести быть представленными мистеру Б.
– Отца сейчас нет дома, – ответила мисс Амелия, – но если вы окажете нам удовольствие отобедать с нами, то увидите его.
Жак извинился за себя и за своего спутника. Он не хотел злоупотреблять гостеприимством, даже будучи в Шотландии.
– Это не злоупотребление, – возразила любезная мисс, – обед будет без всяких церемоний. Но мистер Савурнон композитор, а я настоящая меломанка. Можно провести вечер органной и фортепьянной музыки.
– Ну что ж, если вам угодно, мадемуазель, завтра – воскресенье, и, если это устраивает мистера и миссис Б…
– Это совершенно исключено! – воскликнула девушка. – Завтра вы непременно обедаете у нас, но мы не сможем музицировать, чтобы не нарушить традиций. Это непреложное правило и для католиков, и для протестантов.
Молодые французы сдались перед столь убедительными аргументами.
– Сейчас, – продолжала девушка, – я возьму шляпку и шаль и до обеда покажу вам местные достопримечательности.
В сопровождении матери она вышла из салона.
– До чего очаровательная шотландка! – сошлись во мнении приятели.
Салон представлял собой большую светлую комнату, интерьером отвечающую всем требованиям английского комфорта. Широкие окна, как и везде в Англии, открывались сверху вниз при помощи пружины и противовеса, напоминая старинные окна с фрамугой, но были гораздо более легкими. Это устройство без створок позволяет устанавливать жалюзи изнутри. Стекла с тонким железным переплетом не препятствуют свету свободно проникать в комнату. Высокий камин из черного мрамора, широкий, но почти не выступавший из стены, с очагом, приспособленным для каменного угля, служил для отопления в холодный сезон. На каминной полке между двумя бронзовыми канделябрами с тройными рожками стояли простые небольшие часы. По скрытому проводу к канделябрам подавался газ, которым освещались все углы салона, он поступал и к люстре под потолком. Это было удобно и давало много света. Кресла различных форм и обивок приглашали уставших гостей расслабиться в самых удобных позах. Здесь не было и намека на французские моды и привычки: минимум роскоши при максимуме удобств. Рояль фирмы Бродвуд и маленький орган дополняли ансамбль и придавали салону особый колорит и гармонию.
Как это часто бывает в Шотландии, католичество и протестантство поделили мировоззрения и религиозные убеждения членов гостеприимной семьи: мистер Б. был ревностным протестантом, тогда как его жена и дочь исповедовали католическую веру. Своей терпимостью, общительностью и поэтичностью эта последняя смягчала пуританскую суровость. Кальвинисты Шотландии, последователи Джона Нокса [157]157
Нокс Джон (1505–1572) – один из вождей церковной реформации в Шотландии, талантливый проповедник и публицист, противник шотландского абсолютизма и прежде всего – королевы Марии Стюарт.
[Закрыть], зашли очень далеко в строгости религиозной практики и даже отделились от англиканской церкви, которая, принимая догмы Кальвина [158]158
Кальвин Жан (1509–1564) – крупнейший деятель церковной реформации, основатель протестантского вероучения, получившего его имя, – кальвинизма, которое в Англии и Шотландии стало называться пуританством.
[Закрыть], все же сохранила епископов и некоторую церковную иерархию, в то время как пресвитерианцы Шотландии провозгласили полное равенство духовенства. Служители этой церкви освобождены от литургий, служб и отправления церковных обрядов, их единственная миссия – толковать Библию верующим. Жак решил внимательно понаблюдать за отношениями двух объединившихся в одной семье религий.
Мисс Амелия вернулась через несколько минут одна и с непринужденностью, свойственной молодым англичанкам, пригласила гостей на новую экскурсию.
– Господа, – обратилась она к ним, – я поведу вас в ботанический сад. Это совсем недалеко, на Инверлайт-роу. Сегодня суббота, оранжереи еще открыты, и вы увидите там прелюбопытные растения.
Жак предложил руку мисс Б., и они вскоре подошли ко входу в ботанический сад – маленькой дверце без всяких украшений. Сад производил впечатление аккуратно содержащейся частной собственности, посетители одинаково свободно гуляли по великолепным, как и повсюду в Англии, газонам и по посыпанным песком аллеям. Мисс Амелия направилась к оранжереям – большой стеклянной ротонде с экзотическими представителями флоры всех климатических поясов. Вершина ротонды увенчана железной галереей, откуда открывалась великолепная панорама города.
Очаровательная прогулка продолжалась около часа при несмолкаемых взаимных расспросах Жака о Шотландии и мисс Амелии – о Франции. Наконец они вновь очутились на Инверлайт-роу, и мисс Б. совершенно естественно, как в обычный парк, повела своих новых знакомых на другую сторону улицы на эдинбургское кладбище.
Впрочем, кладбище представляло собой восхитительный сад с зелеными лужайками и живой изгородью вдоль аллей. Могилы под тенистым сводом деревьев навевали мысли о покое и вызывали желание уснуть когда-нибудь вечным сном в этом райском уголке. Картина смерти не обличена здесь в форму мрачных мавзолеев, усеченных колонн, как во Франции. Усыпальницы имеют вид небольших коттеджей, где, казалось, протекает спокойная, размеренная жизнь. Необычное зрелище поразило Жака, и он понял, почему так просто и естественно мисс Амелия повела их в этот чарующий парк.
