Текст книги "Самые таинственные и невероятные истории (сборник)"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 110 страниц)

Глава тринадцатая
СПЛОШНЫЕ ЛЬДЫ

«Наутилус» неуклонно шел на юг. Он стремил свой бег по пути пятидесятого меридиана. Неужели он рвался к полюсу? Какой вздор! Любые попытки проникнуть к этой точке земного шара терпели неудачу. 13 марта в антарктических зонах соответствует 13 сентября в северных областях, когда начинается период равноденствия.

Четырнадцатого марта под 55° широты показались плавающие льды – свинцового оттенка глыбы футов двадцать – двадцать пять высотой, образовавшие заторы, о которые с шумом разбивались волны. «Наутилус» шел по поверхности океана. Нед Ленд плавал в арктических морях, и айсберги ему были не в диковинку. Мы же с Конселем любовались ими впервые.

По небосводу, с южной стороны горизонта, тянулась ослепительной белизны полоса. Английские китобои называют ее «iceblink».[104] Как бы густы ни были облака, они не могут затмить ее сияния. Сияние это – отражение ледяного поля.

И в самом деле, скоро показались более мощные скопления льдов. Блеск их то усиливался, то ослабевал, застилаемый густым туманом. Иные льдины были изборождены зелеными прожилками, как бы начерченными сернокислой медью. Другие, как драгоценный аметист, светились насквозь. Одни загорались всеми огнями, отражая солнечные лучи тысячами граней своих кристаллов, иные представляли собой целые каменоломни зернистого известкового шпата, которого достало бы на возведение мраморного города!

Чем дальше мы шли на юг, тем чаще встречались плавающие ледяные поля, тем мощнее становились ледяные горы. Арктические птицы гнездились на них тысячами. Глупыши и буревестники оглушали нас своим криком. Иные, принимая наше судно за кита, садились на него отдыхать и усердно долбили железную обшивку его корпуса, звеневшую под их клювом.

Во время нашего плавания среди льдов капитан Немо часто выходил на палубу. Он пристально вглядывался в бескрайнюю ледовую пустыню. Порой его взгляд загорался. Что думал он в такие минуты? Не чувствовал ли он себя властелином этих антарктических вод, этой области сплошных льдов, недоступной человеку? Может быть. Но он хранил молчание. Он часами стоял, отдавшись своим думам, пока инстинкт мореходца не одерживал верх над созерцателем. Тогда он сам становился к штурвалу и, искусно маневрируя, избегал столкновения с ледовыми торосами и айсбергами, достигавшими иногда нескольких миль в длину при высоте надводной части в семьдесят – восемьдесят метров. Часто сплошная стена льдов, казалось, преграждала путь. Под 60° широты чистая вода исчезла. Но капитан Немо скоро открывал какую-нибудь узкую щель между льдами и смело входил в нее, зная хорошо, что вслед за судном льды сразу же сомкнутся.

Так, управляемый искусной рукой кормчего, «Наутилус» преодолевал льды, точная классификация которых в зависимости от формы и размеров восхищала Конселя: айсберги, или ледяные горы, ледяные поля, дрейфующие льды, пак, или разбитые поля, круглые или удлиненные.

Температура воздуха была довольно низкая. Термометр показывал два-три градуса ниже нуля. Но у нас были теплые медвежьи дохи, куртки из тюленьей шкуры, отлично защищавшие от холода. «Наутилус» отапливался электрическими приборами, которые поддерживали в помещении ровную температуру, независимо от температуры воздуха. К тому же стоило судну погрузиться на несколько метров под уровень моря, как мы попадали в сносные температурные условия.

Будь мы под этими широтами два месяца назад, круглые сутки тут стоял бы день; но полярная ночь уже вступала в свои права, отнимая у дня три-четыре часа и готовясь на шесть месяцев отбросить свою тень на эти околополюсные области.

Пятнадцатого марта мы прошли на широте Южно-Шетландских и Южных Оркнейских островов. Капитан Немо рассказал мне, что некогда в этом водоеме водились во множестве тюлени; но английские и американские китобои хищнически перебили взрослых самцов и самок, истребив дочиста тюленей в этих некогда полных жизни водах, где ныне царит могильная тишина.

Шестнадцатого марта к восьми часам вечера «Наутилус», следуя вдоль пятьдесят пятого меридиана, пересек Южный полярный круг. Льды наступали на него со всех сторон, суживая линию горизонта. Однако капитан Немо неуклонно шел на юг.

– Куда он идет? – спрашивал я.

– Куда глаза глядят, – отвечал Консель. – Расшибет себе лоб – остановится.

– Ну, я за это не поручусь! – сказал я.

И, говоря откровенно, чреватая опасностями экспедиция приходилась мне по душе. Не умею выразить всю степень моего восхищения величавой красотой полярных стран! Льды принимали величественные формы. Возникали архитектурные ансамбли восточных городов с минаретами и мечетями. Не успело воображение воспринять этот рисунок, а он уже распадается, и на его месте встает город в развалинах зданий! Видения меняют окраску: под косыми лучами уходящего солнца все одевается в пурпур и золото; и вдруг серая пелена тумана застилает горизонт, и все пропало в снежной буре! Внезапно со всех сторон начинается адский грохот, обвалы, столкновение льдин – и декорация менялась, как пейзаж в диораме! Если в тот момент, когда нарушалось равновесие льдов и морских пучин, «Наутилус» оказывался под водой, грохот обвалов передавался жидкой средой с ужасающим нарастанием, и падение ледяных гор вызывало опасные водовороты в самых глубинных слоях океана. Тогда «Наутилус» швыряло с волны на волну, и он нырял носом, как парусное судно, застигнутое бурей на море.

Часто, запертые во льдах, мы не видели выхода; но, руководимый своим замечательным инстинктом, капитан Немо по самым легким признакам открывал спасительные трещины во льдах. Тонкие струйки синеватой воды, бороздившие ледяные поля, указывали ему путь. И он никогда не ошибался в выборе дороги. Несомненно, ему уже доводилось плавать во льдах антарктических морей!

Однако 16 марта нас все же затерло льдами. Это еще не была полоса вечной мерзлоты, а всего лишь обширные ледовые поля, сцементированные морозом. Но препятствие не остановило капитана Немо, и он со всего разгона врезался в ледовое поле. Стальной корпус «Наутилуса» врезался в эту массу ломкого льда, и льдины с треском раскалывались на части. Он действовал, как в старину таран, но пущенный с неимоверной силой. Осколки льда, взметнувшись ввысь, градом падали вокруг нас. Силой своего натиска наше судно прокладывало себе дорогу. Увлеченное инерцией разбега, оно порой взлетало на льдину и продавливало ее своей тяжестью. А иной раз, врезавшись под лед, раскалывало его движением боковой качки, и мы шли дальше по образовавшейся в ледовом поле широкой трещине.

В эти дни на море бушевали шквалы. Густой туман ложился на льды, и с одного конца палубы не видно было другого. Ветер резко менял направление. Снег, выпавший за ночь, одевал палубу ледяным покровом, который приходилось сбивать киркой. Вообще, как только температура воздуха опускалась до пяти градусов ниже нуля, все наружные части «Наутилуса» покрывались льдом. Парусное судно не могло бы маневрировать в таких условиях, потому что все блоки и тали обледенели бы. Только судно с электрическим двигателем, которое обходится без парусов и каменного угля, могло пуститься в плавание под такими широтами.

Барометр стоял очень низко. Показания компаса не внушали никакого доверия. Обезумевшая стрелка компаса растерянно металась, давая противоречивые указания по мере приближения к магнитному южному полюсу, который не совпадает с географическим полюсом Южного полушария.

В самом деле, по Ганстену, южный магнитный полюс находится под 70° широты и 130° долготы, а по наблюдениям Дюпере – под 135° долготы и 70°30 широты. Приходилось вести контрольные наблюдения, перенося компасы в различные части судна, и брать средние показания. Но часто мы были вынуждены определять пройденный путь на основании показаний лага, далеко не точных, потому что в извилистых трещинах льдов судно постоянно меняло курс.

Наконец, 18 марта, после множества напрасных попыток пробить себе дорогу, «Наутилус» был окончательно затерт во льдах. Это были уже не торосы, не дрейфующие льды, не ледяные поля, а неколебимый сплошной барьер из ледяных гор.

– Сплошные льды, – сказал канадец.

Я понял, что Нед Ленд, как и все прежние мореходы-полярники, считает ледяную преграду непреодолимой. Около полудня выглянуло солнце, и капитан Немо установил координаты местности. Оказалось, что мы находимся под 51°30 долготы и 67°39 южной широты. Итак, мы зашли уже в глубь Антарктики!

Ни признака свободного моря, ни малейшего намека на чистую воду не было и в помине! Перед «Наутилусом» расстилалась бескрайняя торосистая равнина, хаотическое нагромождение льдов, огромные глыбы в виде параллелепипедов с вертикальными гранями – словом, поверхность реки в ледоход, но в гигантском масштабе. Тут и там ледяные обелиски, шпили утесов вздымались на высоту двухсот футов; а еще дальше крутые берега, окутанные легкой дымкой, как зеркало, отражали солнечные лучи, прорывавшиеся сквозь туман. Унылая природа, погруженная в суровое молчание, изредка нарушаемое хлопаньем крыльев буревестников или пуффинов! Все оледенело, даже звук.

«Наутилус» вынужден был остановить свой дерзновенный бег среди ледовых полей.

– Господин профессор, – сказал мне в тот день Нед Ленд, – если ваш капитан пройдет и дальше…

– Ну и что ж?

– Он будет молодцом!

– Почему, Нед?

– Потому что никто еще не преодолевал сплошные льды. Он силен, ваш капитан. Но – тысяча чертей! – не сильнее же он природы! А там, где самой природой положен предел, волей-неволей надо остановиться.

– Верно, Нед Ленд! Но все же я хотел бы знать, что находится за этими льдами. Вот эта стена меня самого раздражает!

– Господин профессор прав, – сказал Консель. – Стены на то и созданы, чтобы портить нервы ученым. Стены всюду помеха!

– Э-э! – сказал канадец. – Всем известно, что находится там, за этими сплошными льдами.

– Что же именно? – спросил я.

– Лед, и только лед!

– Вы в этом уверены, Нед? – возразил я. – А я нет. Вот почему я хотел бы преодолеть эти льды.

– Послушайтесь меня, господин профессор, откажитесь-ка от этой затеи! – ответил канадец. – Мы дошли до сплошных льдов, и с нас хватит! Ни вы, ни ваш капитан Немо, ни его «Наутилус» дальше ни шага не ступят. Хотите вы или нет, но мы вернемся на север, то есть в страны, где живут порядочные люди.

Я должен был признать правоту Неда Ленда в одном отношении: пока корабли не будут приспособлены к плаванию среди ледяных полей, им придется останавливаться у границы сплошных льдов.

И в самом деле, несмотря на все усилия, несмотря на отчаянные попытки расколоть льды, «Наутилус» был обречен на бездействие. В обычных условиях, если судно не может продолжать путь по маршруту, оно возвращается назад. Но тут возвращение было так же невозможно, как и продвижение вперед, ибо мы были затерты во льдах! И если бы нам пришлось стоять на месте, наше судно вмерзло бы в лед. Так оно и случилось около двух часов пополудни: разводье, в котором стоял «Наутилус», с невероятной быстротой стало затягиваться молодым льдом. Приходилось признаться, что поведение капитана Немо было верхом неосторожности.

Я находился в этот момент на палубе. Капитан, наблюдавший некоторое время за образованием ледяного покрова, обратился ко мне:

– Ну-с, господин профессор, как вы находите наше положение?

– Я нахожу, что мы затерты во льдах, капитан.

– «Затерты»! Как прикажете вас понимать?

– Я хочу сказать, что мы не сможем двинуться ни вперед, ни назад, ни в какую бы то ни было сторону. Вот что означает слово «затерты», по крайней мере в цивилизованных странах.

– Стало быть, господин Аронакс, вы думаете, что «Наутилус» не в состоянии выбраться из льдов?

– Трудное дело, капитан! Время года позднее, и вряд ли можно рассчитывать на вскрытие льда.

– Ах, господин профессор, вы верны себе! – отвечал капитан Немо несколько иронически. – Вам всюду представляются преграды и препятствия! Я же заявляю, что «Наутилус» не только выйдет из ледяного затора, но и пойдет дальше!

– Дальше на юг? – спросил я, глядя на капитана.

– Да, сударь, к самому полюсу.

– К полюсу? – вскричал я, не сумев скрыть своего недоверия.

– Да, – хладнокровно ответил капитан, – к антарктическому полюсу, к той неизвестной точке, где скрещиваются все меридианы земного шара. Вы знаете, что я делаю с «Наутилусом» все, что хочу.

Да, я это знал! Я знал, что этот человек отважен до безрассудства! Но надеяться преодолеть препятствия, преграждающие путь к Южному полюсу, еще более неприступному, нежели Северный полюс, до которого напрасно пытались добраться самые дерзновенные мореплаватели, отважиться на столь безумное предприятие мог только безумец!

Мне пришла мысль спросить капитана Немо, уж не открыл ли он в самом деле этот пресловутый полюс, куда еще не ступала нога ни единого человеческого существа.

– Нет, сударь, – ответил он. – Мы сделаем вместе это открытие. То, что не удалось другим, удастся мне. Никогда еще мой «Наутилус» не заходил так далеко в южные моря; но, повторяю вам, он пойдет еще дальше.

– Хотел бы верить вам, капитан, – отвечал я с легкой иронией. – И я вам верю! Идемте вперед! Препятствий нет для нас! Расколем эти сплошные льды! Взорвем их! А если они не поддадутся, дадим крылья «Наутилусу», и пусть он пронесется надо льдами!

– Надо льдами, господин профессор? – спокойно спросил капитан Немо. – Нет, не надо льдами, а подо льдами!

– Подо льдами? – воскликнул я.

И вдруг я все понял. Мне стали ясны намерения капитана Немо. Чудесные свойства «Наутилуса» должны были сослужить службу и в этом фантастическом предприятии!

– Я вижу, что мы начинаем понимать друг друга, господин профессор, – сказал капитан, улыбнувшись. – Вы уже предвидите возможность – а я говорю, успех – нашей попытки. То, что неисполнимо для обыкновенного судна, вполне осуществимо для «Наутилуса». Если у полюса обнаружится материк, «Наутилус» остановится. Но ежели и полюс омывается океаном, мы дойдем до самого полюса!

– Пожалуй, вы правы, – сказал я, увлекшись речами капитана. – Если поверхность океана скована льдами, то глубинные слои свободны, согласно мудрому закону, по которому наибольшая плотность морской воды соответствует температуре выше градуса замерзания. И, если не ошибаюсь, надводная часть льда относится к подводной, как один к четырем?

– Почти так, господин профессор! На каждый фут айсберга, выступающего над уровнем моря, приходятся три фута под уровнем моря. Поскольку эти ледяные горы не превышают ста метров в высоту, стало быть, толща их подводной части не более трехсот метров. А что такое триста метров для «Наутилуса»?

– Ровно ничего, сударь!

– «Наутилус» может опуститься в самые глубинные воды, где температура одинакова под всеми широтами; а там не страшны нам и тридцати-сорокаградусные морозы, сковывающие поверхностные воды.

– Верно, сударь, совершенно верно, – отвечал я, воодушевляясь.

– Единственная трудность в том, – продолжал капитан Немо, – что нам несколько дней придется пробыть под водой, не возобновляя запасов воздуха.

– Только-то? – возразил я. – Резервуары «Наутилуса» вместительны. Мы их наполним до отказа воздухом и, стало быть, не будем чувствовать недостатка в кислороде!

– Отлично придумано, господин Аронакс, – смеясь, сказал капитан. – Но я не хочу, чтобы вы обвинили меня в безрассудстве, а потому заранее скажу, чего нам следует опасаться.

– А именно?

– Только одного! Возможно, что море – если море существует у Южного полюса – сковано сплошными льдами, и тогда, пожалуй, нам не выбраться на поверхность!

– Неужели вы, капитан, запамятовали, каков таран у «Наутилуса»? Неужели нельзя пустить судно по диагонали прямо в ледяной потолок и пробить в нем отверстие?

– А-а! Да вы сегодня находчивы, господин профессор!

– И наконец, – продолжал я, все более и более воодушевляясь, – почему бы нам не встретить на Южном полюсе свободное ото льдов море? Полюсы вечной мерзлоты и географические полюсы не совпадают ни в Южном полушарии, ни в Северном; и покуда не доказано обратное, позволительно допустить существование материка или же свободных ото льдов морей в этих двух точках земного шара!

– Я держусь того же мнения, господин Аронакс, – отвечал капитан Немо. – Однако разрешите вам заметить, что, выдвинув столько возражений против моего проекта, теперь вы засыпаете меня доводами в его пользу.

Капитан Немо был прав. Я перещеголял его в смелости. Теперь я увлекал его к полюсу! Я даже превзошел его, оставил за собой… Но нет, жалкий глупец! Капитан Немо знал лучше тебя все «за» и «против» своего плана. И он подсмеивался, видя, как ты увлечен несбыточными мечтаниями…

Однако капитан Немо не терял времени. Он вызвал своего помощника. И они оживленно о чем-то заговорили на своем непонятном языке. И был ли помощник предупрежден заранее, или он нашел предложение исполнимым, но он не выказал ни малейшего удивления.

Но как ни хладнокровно встретил помощник предложение капитана, Консель еще более хладнокровно отнесся к известию о нашем намерении идти к Южному полюсу.

– Как будет угодно господину профессору, – ответил он своей обычной фразой.

И это было все, что он сказал. Что касается Неда Ленда, он так высоко вздернул плечи, что его голова ушла в них.

– Видите ли, сударь, – сказал он, – вы с вашим капитаном Немо внушаете мне жалость!

– Мы откроем полюс, мистер Ленд!

– Возможно, но обратно вы не воротитесь!

И Нед Ленд пошел к себе в каюту, «чтобы не натворить беды», как он сказал в заключение.

Тем временем начались приготовления к нашей смелой экспедиции. Мощные насосы «Наутилуса» нагнетали воздух в резервуары под высоким давлением. Около четырех часов капитан Немо объявил, что подъемная дверь в люке сейчас будет закрыта. Я кинул последний взгляд на сплошные льды, которые мы готовились преодолеть. Погода стояла ясная, воздух чист, хотя было довольно холодно – двенадцать градусов ниже нуля, но ветер утих и мороз не был так чувствителен.

Десять человек из экипажа с кирками в руках поднялись на палубу и стали разбивать лед вокруг корпуса судна. Операция эта не составила большого труда, потому что молодой лед лежал тонким слоем. Когда все было кончено, мы вошли внутрь корабля. Резервуары, по обыкновению, были наполнены водой до ватерлинии. «Наутилус» начал погружаться.

Я вошел в салон вместе с Конселем. Через открытые окна мы могли видеть глубинные слои Антарктического океана. Ртуть в термометре поднималась. Стрелка манометра отклонялась вправо по циферблату.

На глубине трехсот метров, как и предвидел капитан Немо, мы оказались под волнистой нижней поверхностью сплошных льдов. Но «Наутилус» все еще продолжал погружаться. Мы достигли глубины восьмисот метров. Температура воды была уже не двенадцать градусов, как на поверхности моря, а всего одиннадцать градусов. Уже один градус был выигран! Само собой, что температура внутри «Наутилуса», обогреваемого электрическими приборами, была значительно выше. «Наутилус» маневрировал с необычайной точностью.

– Если угодно знать господину профессору, мы все-таки пройдем, – сказал мне Консель.

– Надеюсь, – отвечал я тоном глубочайшей уверенности.

На этой свободной ото льда глубине «Наутилус» взял курс прямо к полюсу, не уклоняясь от пятьдесят второго меридиана. Оставалось пройти от 67°30 до 90°, двадцать два с половиной градуса широты, иначе говоря, немного более пятисот лье. «Наутилус» шел в среднем со скоростью двадцати шести миль в час, то есть со скоростью курьерского поезда. Если судно не замедлит хода, мы через сорок часов подойдем к полюсу.

Часть ночи мы с Конселем провели в салоне. Новизна пейзажа приковала нас к окнам. Воды искрились при свете нашего прожектора. Но морские глубины были пустынны. Рыбы не населяли эти скованные ледяным покровом воды. Только в определенное время они появляются в этих зонах, направляясь из Антарктики в водоемы, свободные ото льдов. Мы шли большим ходом. Но это чувствовалось лишь по дрожанию стального корпуса судна.

Около двух часов ночи я пошел к себе, поспать несколько часов. Консель поступил так же. Проходя по корабельным коридорам, я надеялся встретить капитана Немо, но он, очевидно, находился в штурвальной рубке.

На следующий день, 19 марта, я с пяти часов утра занял свой пост в салоне. Электрический лаг показывал, что «Наутилус» шел на умеренной скорости. Судно осторожно поднималось к поверхности океана, постепенно опоражнивая свои резервуары.

Сердце бешено колотилось. Удастся ли нам выйти на поверхность? Свободно ли ото льдов море у полюса?

Но увы! Сильный толчок показал мне, что «Наутилус» натолкнулся на нижнюю поверхность толстого слоя сплошных льдов, судя по глухому удару при столкновении. В самом деле, мы «коснулись дна», говоря языком моряков, но в обратном смысле и на глубине тысячи футов! Стало быть, над нами лежал слой льда в две тысячи футов толщиной.

Итак, ледяной покров в этом месте был толще, чем там, где мы погрузились! Обстоятельство малоутешительное!

В тот день «Наутилус» несколько раз возобновлял попытки пробиться сквозь льды, но всякий раз ударялся о ледяной потолок. Бывало, что льды встречались на глубине девятисот метров, из чего следовало, что толща ледяного покрова равнялась тысяче двумстам метрам, считая и те триста метров, которые выступали над уровнем моря. Это уже втрое превышало высоту ледяной поверхности в момент нашего погружения в воду!

Я тщательно отмечал различные глубины залегания сплошных льдов и получил таким образом рельеф подводной части ледяного покрова.

Наступил вечер, а наше положение не изменилось. Толща льдов колебалась между четырьмя и пятью сотнями метров. Ледяной покров заметно истончался. Но все же какой еще толщи слой льда отделял нас от поверхности океана!

Было восемь часов вечера. По распорядку, установленному на борту, «Наутилус» должен был еще четыре часа назад возобновить запасы воздуха. Впрочем, я не ощущал острой потребности подышать свежим воздухом, хотя капитан Немо не прибегал до сих пор к помощи запасных резервуаров.

В ту ночь я спал тревожно. То меня одолевал страх, то вспыхивала надежда. Я вскакивал несколько раз с постели. «Наутилус» то и дело прощупывал ледяной потолок. Около трех часов утра приборы в салоне показали мне, что нижняя поверхность ледового поля лежит всего в пятидесяти метрах под уровнем моря. Сто пятьдесят футов отделяет нас от поверхности океана! Сплошные льды превращались в айсберги! Гирлянды подводных гор переходили в плоскогорья!

Я не сводил глаз с манометра. Судно всплывало, следуя по диагонали наклонной поверхности ледового поля, сверкавшего при свете нашего прожектора. Ледяной покров утончался и сверху и снизу. Он становился тоньше с каждой милей.

Наконец, в шесть часов утра того памятного дня, 19 марта, дверь салона отворилась. Вошел капитан Немо.

– Открытое море! – сказал он.[105]