Текст книги "Доллары за убийство Долли [Сборник]"

Автор книги: Жорж Сименон

Соавторы: Морис Левель,Жорж Клотц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА 5. ИСТОРИЯ СО ШЛЯПКОЙ

Мегрэ приятно было немного отдохнуть от той шумихи, которая царила в помещении судебной полиции: бегающие из комнаты в комнату инспекторы беспрерывно хлопали дверьми и все телефоны звонили одновременно. Комиссар поднялся по всегда пустой лестнице на верхний этаж Дворца правосудия, где размещались лаборатории и картотека правонарушений. Уже почти стемнело, и огромная тень шествовала перед комиссаром по маршам скудно освещенной лестницы, которая чем-то напоминала потайной ход в старинном замке. В углу комнаты, которая приютилась в мансарде Дворца, трудился Мёр, водрузивший на лоб зеленый козырек, а на нос – очки с толстыми стеклами. Он то приближал к себе, то отдалял яркую настольную лампу, поднимая или опуская ее гибкую ножку.

На улице Тюренна инспектор Мёр не появлялся ни разу, не допрашивал соседей переплетчика, не пил перно и белое вино в окрестных барах. Он никогда не занимался уличной слежкой, не дежурил ночами у чьих-либо закрытых дверей. Не приходилось ему также ни расстраиваться, ни нервничать, но за рабочим столом Мёр, быть может, просидит, не смыкая глаз, до завтрашнего утра. Однажды он провел в своей комнате трое суток подряд!

Ни слова не говоря, Мегрэ взял стул с плетеным сиденьем, уселся рядом с инспектором Мёром, зажег трубку и, медленно затягиваясь, стал ждать. Услышав над головой тихое равномерное постукивание капель по стеклу форточки, Мегрэ понял, что погода изменилась, пошел дождь.

– Просмотрите вот эти, шеф, – протянул Мёр комиссару, словно колоду карт, пачку фотографий.

Эта пачка и была плодом той кропотливой работы, которую Мёр выполнил, в одиночестве просматривая бесчисленные материалы картотеки. Руководствуясь лишь весьма приблизительными приметами, которые были ему сообщены сотрудниками отдела Мегрэ, инспектор Мёр оживил, если можно так выразиться, наделил индивидуальными чертами трех персонажей, о которых не было известно почти ничего: полного черноволосого, элегантно одетого иностранца, молодую женщину в белой шляпке и, наконец, их сообщника – человека, которого хозяйка гостиницы уподобила «продавцу открыток известного рода».

В распоряжении инспектора Мёра имелись сотни тысяч учетных карточек, но только его феноменальная память помогла ему отобрать некое число фотографий, среди которых могли быть изображения искомых персонажей.

В первом пакете, который рассматривал Мегрэ, содержалось штук сорок фотографий упитанных лощеных мужчин греческого или ближневосточного типа с гладкими волосами и к тому же с перстнем на пальце.

– Этими-то я не очень доволен, – вздохнул Мёр, словно ему поручили подобрать актеров для съемок фильма. – Но вы, господин комиссар, если хотите, можете попробовать… А вот эти фотографии представляются мне гораздо более удачными.

•Во втором пакете оказалось только пятнадцать снимков, но, глядя на каждый из них, Мегрэ хотелось зааплодировать, настолько они соответствовали внешнему облику, представление о котором сложилось у комиссара на основании рассказа хозяйки гостиницы «Босежур».

На обороте каждого снимка была указана профессия «фотомодели». Двое или трое были ипподромными «жучками», один – карманным вором, которого Мегрэ прекрасно знал, ибо как-то самолично арестовал его в автобусе. Еще один тип промышлял тем, что караулил клиентов у дверей дорогих отелей, чтобы заманить их в заведения определенного сорта.

На лице Мёра было написано удовлетворение.

– Занятно, не правда ли? Однако для опознания женщины я пока не подобрал ничего, поскольку на наших фотографиях никто не снят в головных уборах. Впрочем, буду искать дальше.

Положив фотографии в карман, Мегрэ еще немного постоял в комнате инспектора Мёра: во-первых, ему здесь нравилось, а во-вторых, уходить не хотелось. Наконец, вздохнув, он отправился в находившуюся по соседству лабораторию, где производился анализ содержимого судков Фернанды Стевельс.

Однако никаких следов яда в судках обнаружить не удалось. Таким образом, предположений могло быть три: либо вся история была от начала и до конца выдумана – непонятно, с какой целью; либо злоумышленник не успел подложить в судки яд; либо яд попал в ту часть пищи, которая полностью пролилась на пол в вагоне метро.

Не желая идти по заполненным людьми коридорам судебной полиции, Мегрэ сразу же вышел через боковую дверь на набережную Орфевр. Шел дождь, и комиссар, подняв воротник плаща, направился к мосту Сен-Мишель, где и попытался поймать такси. Раз десять Мегрэ безуспешно поднимал руку, и в конце концов одна из машин остановилась.

– Площадь Бланш, угол улицы Лепик!

Мегрэ был не в духе, ощущая недовольство и собою, и тем, как повернулось дело. В особенности же он был зол на мэтра Филиппа Лиотара, который вынудил его отказаться от привычных методов расследования, заставив с самого начала розыска поднять на ноги все службы судебной полиции.

Теперь делом Стевельса занималось такое количество людей, что проконтролировать каждого персонально Мегрэ не мог просто физически! Да и само дело Стевельса, как назло, все осложнялось и осложнялось: появлялись новые персонажи, о которых комиссар почти ничего не знал и роль которых во всей этой истории была ему непонятна.

Уже дважды возникало у Мегрэ желание организовать расследование как бы с самого начала, то есть спокойно и размеренно поработать самому, не отступая ни на йоту от своего излюбленного метода. Но, увы, это было совершенно исключено – огромный механизм уже пришел в движение и остановить его не представлялось возможным! Например, Мегрэ хотелось бы самому расспросить консьержку, сапожника, чья лавка находилась как раз напротив мастерской Стевельса, старушку с пятого этажа. Ныне же во всем этом не было никакого смысла – самые разнообразные люди задали уже им тысячи вопросов. Тут потрудились инспекторы полиции, репортеры, детективы-любители и просто знакомые, приятели, соседи по дому. К тому же сообщения этих важных для следствия свидетелей уже появились в прессе, и отказываться от своих слов никто, конечно, не станет. Все это уж слишком напоминало Мегрэ тропинку со следами преступника, которую, однако, вытоптали уже развлечения ради, фланируя взад и вперед, пятьдесят человек.

– Вы считаете, что переплетчик – убийца, господин Мегрэ?

Шофер такси узнал комиссара и теперь расспрашивал, словно старого своего знакомого.

– Не знаю.

– На вашем месте я в первую очередь занялся бы мальчиком. По-моему, это хорошая отправная точка. А говорю так потому, что у меня самого есть ребенок такого возраста.

Даже таксисты, как видим, стремились распутать дело Стевельса!

Комиссар Мегрэ вышел на углу улицы Лепик и завернул в ближайший бар, чтобы выпить стаканчик вина. Возле гостиницы «Босежур» под полотняными навесами витрин, с которых на тротуар струилась вода, застыли, наподобие восковых фигур, несколько женщин. В силу своей профессии комиссар знал многих из них в лицо. Клиентов они, вероятно, водили именно в «Босежур».

Одна из женщин, толстуха, стояла перед самыми дверьми гостиницы, загораживая собою проход. Она улыбнулась приближавшемуся Мегрэ, полагая, что он направляется к ней, но, признав в нем комиссара полиции, извинилась.

Поднявшись по слабо освещенной лестнице, Мегрэ застал владелицу «Босежура» за конторкой. На этот раз она была в очках с золотой оправой, а ее огненно-рыжая шевелюра пламенела над черной шелковой блузкой.

– Присаживайтесь и подождите, пожалуйста, секундочку.

Хозяйка гостиницы вышла на лестницу и крикнула кому-то:

– Полотенце в семнадцатый номер, Эмма!

Вернувшись, она спросила:

– Вам удалось что-нибудь обнаружить, господин комиссар?

– Будьте любезны, посмотрите внимательно на эти снимки.

Вначале Мегрэ протянул хозяйке «Босежура» несколько отобранных Мёром женских фотографий. Она проглядела их одну за другой, всякий раз отрицательно качая головой. Затем вернула снимки комиссару:

– Нет, это совсем не то. Она выглядит более изысканно, чем все эти женщины. Ну, даже если и не слишком изысканно, то уж наверняка абсолютно прилично. Понимаете? Сразу видно, что это порядочная молодая женщина, а девицы, фотографии которых вы мне только что показывали, принадлежат скорее всего к числу тех, кто снимают у меня номера на время от получаса до часа…

– Взгляните-ка теперь на эти фотографии, мадам.

И Мегрэ вынул из кармана пакет со снимками черноволосых мужчин. Как и в первый раз, хозяйка отрицательно покачала головой:

– Нет, опять не то. Не знаю, как вам объяснить. Эти уж слишком колоритны, а господин Левен мог бы остановиться в роскошном отеле на Елисейских полях, и его внешность ничем бы на общем фоне не выделялась.

– А что вы скажете на это?

Мегрэ со вздохом протянул ей последнюю пачку. Две первые фотографии она быстро отложила в сторону, но, увидев следующую, застыла и искоса посмотрела на комиссара. Видно было, что она колеблется.

– Это он?

– Возможно. Погодите, я подойду поближе к свету.

По лестнице тем временем поднималась девица в сопровождении клиента, который прижимался к стенке, стараясь остаться незамеченным.

– Иди в седьмой, Клемане. Там только что убрали.

Хозяйка поправила очки.

– Да, могу поклясться, что это он! Жаль только, что на снимке он не двигается. Если бы я могла увидеть – пусть даже со спины – его походку, я бы тотчас его узнала. Но вообще-то я вряд ли ошибаюсь.

На обороте фотографии Мёр сообщал краткие сведения об изображенной на ней личности. Перевернув снимок и прочтя, что этот тип скорее всего, как и Стевельс, бельгиец, Мегрэ поразился. «Скорее всего», ибо он был известен полиции под разными фамилиями, а какая из них подлинная, никто не знал.

– Благодарю вас.

– Надеюсь, вы учтете мою готовность помочь вам, господин комиссар. Ведь я могла бы сделать вид, что не узнала его. Должно быть, эти люди – опасные преступники, так что я очень рискую.

От хозяйки гостиницы так сильно пахло дешевыми духами, а другие запахи в доме оказались столь интенсивными, что Мегрэ рад был выбраться в конце концов наружу и вдохнуть сырой воздух улицы. Дождь шел не переставая.

Было около семи часов вечера. Малыш Лапуэнт наверняка уже встретился со своей сестрой и, выполняя распоряжение Мегрэ, рассказал ей обо всем, что происходило в этот день на набережной Орфевр. «Этот Лапуэнт – хороший парень, еще, правда, чересчур возбудимый и впечатлительный, но из него, пожалуй, может выйти толк», – думал Мегрэ.

Старший инспектор Люка, находясь безотлучно в своем кабинете, продолжал выполнять роль диспетчера операции. Он поддерживал телефонную связь со всеми отделами судебной полиции и со многими районами Парижа, где искали преступную троицу. Что касается инспектора Жанвье, то он неотступно следовал за Альфонси, который, кстати, вернулся все-таки на улицу Тюренна и в течение часа беседовал о чем-то в подвале с Фернандой.

Комиссар выпил кружку пива и вновь перечитал заметки Мёра, которые ему кое о чем напомнили:

Альфред Мосс, бельгиец (?). Приблизительно сорок два года. На протяжении десяти лет был артистом мюзик-холла. Выступал в номере Мосс, Джеф и Джо – акробаты на турнике.

Комиссар Мегрэ видел этот номер. Один из акробатов ему особенно запомнился – тот, кто играл роль клоуна в широченной черной хламиде и длинноносых туфлях. Подбородок у него был вымазан синей краской, рот занимал пол-лица, а на голову был нахлобучен зеленый парик. Движения клоуна выглядели абсолютно нескоординированными. После каждого полета он так неуклюже шлепался с перекладины на ковер, что, казалось, непременно должен был себе что-нибудь повредить.

Работал в нескольких европейских странах и даже в США, где в течение четырех лет разъезжал с цирком Барнума. В результате несчастного случая вынужден был свою профессию оставить.

Далее шли имена, под которыми он был известен полиции впоследствии: Мосселар, Ван Вландерен Паттерсон, Смит, Томас… Первый раз был арестован в Лондоне, затем последовали аресты в Манчестере, Брюсселе, Амстердаме, и, наконец, он три или четыре раза побывал в парижской полиции.

Однако в связи с отсутствием улик он ни разу не был осужден. Под какой бы фамилией Мосс ни выступал, его документы всегда оказывались в полном порядке. А владея в совершенстве четырьмя или пятью языками, он мог свободно выбирать себе национальность.

В Лондоне, где его задержали впервые, Мосс выдавал себя за швейцарца и работал переводчиком в роскошном отеле. Там в одном из номеров пропала сумочка с драгоценностями, а кто-то увидел, что из этого номера выходил Мосс. Однако владелица драгоценностей, старая американка, сказала, что она сама позвала его в номер, чтобы он перевел полученное ею письмо из Германии.

Спустя четыре года в Амстердаме Мосса заподозрили в краже, которая была к тому же отягощена мошенничеством. Но так же, как и в первый раз, неоспоримых доказательств его вины не нашли. Затем Мосс на некоторое время из поля зрения полиции исчез.

В дальнейшем им занялась в Париже полицейская служба общей информации, но опять-таки безрезультатно. Это было как раз в тот период, когда приобрела невиданный дотоле размах международная спекуляция золотом, и Мосс, превратившийся уже в Джозефа Томаса, непрерывно курсировал между Францией и Бельгией.

В жизни его случались и взлеты и падения. Он то останавливался в отелях высшего разряда, то прозябал в жалких меблированных комнатах.

Но вот уже три года, как о Моссе ничего слышно не было. Никто не знал, в какой стране и под каким именем он орудует, если, конечно, занимается еще тем, что находится в сфере интересов полиции.

Мегрэ прошел в телефонную будку и позвонил старшему инспектору Люка.

– Поднимись наверх к Мёру, возьми у него все данные о некоем Моссе. Да. Скажи, что это один из тех троих. Мёр сообщит тебе его приметы и все остальное. Пусть объявят общую тревогу, но распорядись, чтобы его не арестовывали. Напротив, если найдут, пусть постараются не спугнуть. Понял?

– Все ясно, шеф. Мне только что дали знать еще об одном ребенке.

– Где он находится?

– На проспекте Денфер-Рошро. Я уже послал туда человека, теперь жду. У меня людей больше нет. Был еще сигнал с Северного вокзала. Туда отправился Торранс.

Несмотря на дождь, комиссару захотелось немного пройтись. Он миновал Антверпенскую площадь, полюбовался мокрой скамейкой в сквере, где две с лишним недели назад сиживала госпожа Мегрэ. На стене углового дома на проспекте Трюдэн он увидел вывеску с вылинявшей надписью: «Дантист».

К этому врачу, возможно, Мегрэ еще когда-нибудь обратится: комиссару давно уже требовалось заняться многими личными делами, но в ежедневной рабочей суете он постоянно откладывал их на завтра.

Мегрэ сел в автобус. У дверей своей квартиры он на секунду застыл в недоумении: из кухни не доносилось ни звука, а кулинарные ароматы на лестничной площадке полностью отсутствовали. Миновав столовую, в которой даже не был накрыт к обеду стол, Мегрэ наконец обнаружил свою супругу в спальне. Сидя в кресле в одной нижней сорочке, госпожа Мегрэ стягивала с ног чулки.

Такое небывалое отступление от привычного распорядка дня повергло комиссара в величайшее изумление. А его супруга, глядя на округлившиеся глаза мужа, расхохоталась:

– Не сердись, Мегрэ!

В голосе ее звучали веселые и даже слегка задорные нотки, которых Мегрэ раньше не слыхивал. На кровать было брошено самое нарядное ее платье, а рядом лежала модная выходная шляпка.

– Тебе, Мегрэ, придется довольствоваться холодными блюдами. Представь себе, я была так занята, что не успела ничего приготовить. Впрочем, в последние дни ты редко приходишь домой обедать!

Утопая в мягком кресле, госпожа Мегрэ, удовлетворенно улыбаясь, продолжала массировать ноги.

– По-моему, мне ни разу в жизни не приходилось столько ходить!

Комиссар стоял молча и, не снимая плаща и мокрой шляпы, ожидал от супруги объяснений. Но госпожа Мегрэ, желая еще больше заинтриговать мужа, намеренно начала свой рассказ издалека:

– Я решила поискать в универсальных магазинах, хотя была почти уверена, что это бесполезно. Но ведь всякое может случиться, а мне, право же, не хотелось упрекать себя потом в недобросовестности. Затем я прошлась по улице Лафайет и, поднявшись по Нотр-Дам-де-Лоретт, вышла к улицам Бланш и Клиши. Наконец спустилась к Опере, и все это, заметь, пешком, даже когда начал накрапывать дождик. Между прочим, вчера, не говоря тебе о том ни слова, я уже «обработала» квартал Терн и Елисейские поля. Однако лишь для очистки совести, поскольку знала, что там все слишком уж дорогое…

Наконец-то Мегрэ задал вопрос, который его супруга как раз и желала своим повествованием спровоцировать:

– Что же ты искала?

– Шляпку, конечно! Неужели ты не понял? То, что случилось со мною в Антверпенском сквере, не давало мне покоя, вот я и решила, что подобные поиски не для мужчин. Английский костюм – это одежда вполне обычная, да притом еще синий! Но вот шляпка – дело другое! А уж на эту-то шляпку я достаточно насмотрелась. У нас в Париже белые шляпки вошли в моду всего несколько недель назад, но ведь шляпка шляпке рознь. Понимаешь? Так что придется тебе, Мегрэ, довольствоваться холодными блюдами. Я принесла колбасу из итальянского магазина, пармскую ветчину, маринованные грибы и уйму всяких мелких закусок.

– Ну, а что же шляпка?

– Значит, тебя это интересует, Мегрэ? Сними-ка ты, пока суд да дело, свою шляпу. Смотри, сколько воды натекло с нее на ковер!

Поиски госпожи Мегрэ явно увенчались успехом. В противном случае у нее не было бы столь веселого настроения и она не стала бы вести себя с мужем так задиристо. Мегрэ решил и дальше сохранять насупленный вид, позволяя жене продолжать в том же духе, поскольку это определенно доставляло ей удовольствие.

В ожидании, пока госпожа Мегрэ натянет на себя шерстяное домашнее платье, комиссар уселся на край кровати.

– Мне было ясно, что такая шляпка не могла быть приобретена ни в одном из домов моделей. Вот почему на улицах де ля Пэ, или Сент-Оноре, либо на проспекте Матиньон искать ее было бессмысленно. Кроме того, да будет тебе известно, дома моделей не выставляют товары на витринах, отчего мне пришлось бы заходить внутрь, разыгрывая из себя покупательницу. Вообрази меня примеряющей шляпы у «Каролин Ребу» или «Роз Валуа»! Но это была и не шляпка из «Галери» или «Прентан» [5]5
  «Галери Лафайет» и «Прентан» – дешевые парижские магазины готовой одежды. (Примеч. пер.)


[Закрыть]. Значит, искать надо было где-то посредине, то есть в мастерских у шляпниц, причем у шляпниц с хорошим вкусом. Вот почему я обошла все шляпные ателье в районе Антверпенской площади. Я осмотрела, наверное, сотню белых шляпок и остановилась в конце концов на улице Комартен перед витриной ателье «Элен и Розин», где была выставлена жемчужно-серая шляпка. Та самая, но только другого цвета. Я была уверена, что не ошибаюсь. Я ведь, кажется, говорила тебе, что у той дамы на шляпке была доходившая до глаз вуалетка шириной в три-четыре сантиметра. Жемчужно-серая шляпка была украшена точно такой же вуалеткой.

– И ты зашла внутрь?

Мегрэ сделал над собой усилие, чтобы не улыбнуться: его робкая супруга впервые в жизни вмешалась в полицейское расследование. И уж, конечно же, госпоже Мегрэ никогда не случалось наносить визиты в модные ателье, расположенные в районе Оперы.

– Почему же ты удивляешься? Неужели я выгляжу такой уж старой, толстой теткой? Да-да, я вошла. Я даже боялась, как бы ателье не оказалось закрыто. Самым естественным тоном я спросила, нет ли у них такой же шляпки, но белого цвета. Хозяйка ответила, что белой шляпки нет, остались только бледно-голубая, желтая и изумрудно-зеленая. Затем добавила, что была у нее и белая, но больше месяца назад она ее продала.

– Ну, и что же было дальше? – спросил заинтригованный Мегрэ.

– Я набралась храбрости и сказала: «Должно быть, ее-то я и видела у одной моей знакомой. Я смотрела на себя в зеркало (там ведь, знаешь, все стены увешаны зеркалами) и заметила, что, произнеся эти слова, я покраснела как рак. «Так вы знакомы с графиней Панетти?» – спросила хозяйка ателье, и в ее голосе прозвучало весьма нелестное для меня удивление. «Я не раз встречалась с графиней Панетти. И должна была увидеться с нею вновь, тем более что мне передали от нее приглашение. Но я куда-то задевала адрес». – «Я думаю, она все еще в…» Тут хозяйка ателье запнулась – видно было, что она мне не очень-то верит. Но, не решившись оборвать фразу на середине, она все же ее закончила: «Я думаю, что графиня Панетти все еще в отеле «Кларидж».

Госпожа Мегрэ смотрела на мужа одновременно с торжеством и лукавством, но губы ее все-таки от волнения подрагивали. Комиссар сыграл свою роль до конца, пробурчав:

– Надеюсь, ты не пошла в «Кларидж» допрашивать портье?

– Ну, что ты… Я тут же вернулась домой. Ты сердишься, Мегрэ?

– Нет, не сержусь.

– Поскольку всей этой историей я доставила тебе немало хлопот, то и решила попытаться помочь полиции ее распутать. А теперь давай пообедаем. Я думаю, у тебя найдется время перекусить, прежде чем ты помчишься в «Кларидж»?

Обед напомнил комиссару их первые совместные трапезы, когда госпожа Мегрэ еще только открывала для себя Париж и была в восторге от готовых блюд из итальянских магазинчиков, хотя это был скорее обедик, нежели обед.

– Как ты думаешь, я разузнала важные вещи?

– Если, конечно, ты не ошиблась насчет шляпки.

– Ну уж в этом я не сомневаюсь нисколько. А вот относительно туфель такой уверенности у меня нет.

– Каких таких туфель? При чем тут туфли?

– Когда мы сидели на скамейке в сквере, я невольно смотрела на ее туфли, ведь они все время были у меня перед глазами! И однажды, когда я бросила на них более внимательный взгляд, то увидела, что дама, видимо, смутившись, убрала ноги под скамейку.

– Почему же?

– Сейчас объясню. Не сердись, пожалуйста, Мегрэ: не твоя вина, что ты ничего не можешь понять в женских делах. Представь себе, что дама, привыкшая одеваться в дорогих домах моделей, желает изобразить женщину среднего достатка. Она купит не привлекающий к себе внимания готовый английский костюм – это несложно. Она может также купить не очень шикарную шляпку, хотя тут-то уж я не совсем уверена.

– Что ты хочешь всем этим сказать?

– Я думаю, что белая шляпка была у нее и раньше, но дама решила, что эта шляпка вполне похожа на те, что в этом сезоне носят простые девушки. Затем она снимает с себя драгоценности – без них можно легко обойтись. Однако существует кое-что, к чему привыкнуть трудно, – это готовые туфли, купленные в конфекционе!

Если женщина постоянно носит туфли из модных обувных ателье, где их шьют по ее мерке, ноги становятся очень нежными. Ты ведь неоднократно слышал мои жалобы на жесткую обувь и, следовательно, должен понимать, что ноги $ женщин очень чувствительны к плохой обуви. Вот почему дама продолжала носить свои дорогие туфельки, полагая, что никто на них внимания не обратит. И это большая ошибка. Лично я, например, первым делом смотрю на туфли. Правда, обычно все бывает наоборот. Увидишь красивую элегантную женщину в дорогом платье или в меховой шубке, а обувь – грошовая.

– Итак, твоя подруга из Антверпенского сквера носила дорогие туфли?

– Во всяком случае, сшитые на заказ. Я не очень хорошо в этом разбираюсь, чтобы определить, какой именно из модельеров их шил. Другие женщины это сказали бы тебе наверняка…

Закончив трапезу, Мегрэ еще немного посидел за столом. Он выпил рюмку сливовой настойки и выкурил почти целую трубку.

– Поедешь в «Кларидж»? Вернешься не очень поздно?

К отелю Мегрэ подъехал на такси, но вышел из него на противоположной стороне Елисейских полей. Войдя в «Кларидж», комиссар направился к конторке. Там уже дежурил ночной портье, которого Мегрэ знал довольно давно, и это была явная удача: дело в том, что ночные портье осведомлены, как правило, о постояльцах гораздо лучше дневных.

Появление комиссара в подобного рода заведениях вызывало всегда один и тот же эффект. Администраторы, помощники управляющих и даже лифтеры хмурились, желая поскорее узнать, в чем дело. Ведь в роскошных отелях скандалов не любят, а визит комиссара судебной полиции редко может предвещать что-нибудь хорошее.

– Как поживаете, Бенуа?

– Неплохо, господин комиссар. Начинают прибывать американцы.

– Графиня Панетти еще тут?

– Уже месяц, как уехала. Могу найти точную дату.

– Уехала вместе с семьей?

– Какой семьей?

В отеле было тихо, поскольку большинство постояльцев отправлялось по вечерам в театры или рестораны. В вестибюле, залитом мягким золотистым светом, стояли возле мраморных колонн, заложив руки за спину, посыльные. Они внимательно смотрели на комиссара, ибо тоже знали его.

– Я никогда не видел никого из семьи графини. Она уже много лет здесь останавливается и…

– Скажите, пожалуйста, носила ли графиня когда-либо белую шляпку?

– Конечно. Незадолго до отъезда ей прислали белую шляпку из ателье.

– Надевала ли графиня Панетти когда-нибудь синий английский костюм?

– Нет. Вы что-то путаете, господин комиссар. В синем английском костюме ходила ее горничная или, если хотите, камеристка, компаньонка. Ну, в общем, девушка, которая с ней путешествует.

– Словом, вы никогда не видели графиню Панетти в синем английском костюме?

– Если бы вы знали графиню, господин комиссар, у вас никогда не возник бы подобный вопрос.

Мегрэ вынул на всякий случай из кармана пачку женских фотографий, отобранных Мёром:

– Кто-нибудь из них похож на графиню?

Бенуа посмотрел на комиссара с изумлением:

– Вы уверены, что не ошибаетесь, господин Мегрэ? Это ведь снимки молодых женщин, а графине – под семьдесят. Вы можете навести справки о ней у коллег в отделе по борьбе с наркотиками. Они должны ее знать. У нас бывают, конечно, всякого рода постояльцы, но графиня Панетти принадлежит к самым оригинальным.

– Тогда объясните, кто она такая?

– Она вдова графа Панетти, которому принадлежали в Италии станкостроительные и оружейные заводы. Графиня живет то в Париже, то в Каннах, а иногда – в Египте. Если я не ошибаюсь, она проводит ежегодно целый сезон в Виши.

– Алкоголичка?

– Я бы сказал, что графиня заменяет воду шампанским, и не удивился бы, если бы узнал, что она полощет рот яблочным самогоном. Одевается графиня, как молоденькая девушка. Она всегда накрашена, как кукла, и почти все ночи проводит в кабаре.

– А горничная?

– Ее я знаю плохо. Графиня часто их меняет. Эту

я впервые увидел только в нынешнем году. В прошлом году у графини служила в горничных высокая рыжая девица, по профессии массажистка. Ведь графине каждый день делают массаж.

– Как зовут горничную?

– Глория или что-то в этом духе. У меня нет сведений о ней, но они имеются в картотеке у администратора. Она не то итальянка, не то с юга Франции. Может быть, даже из Тулузы.

– Невысокая брюнетка?

– Да, весьма элегантная, приличного вида и симпатичная. Я-то ее редко видел. Она жила не в отдельном номере, а в апартаментах вместе с хозяйкой. Да и питались они там же.

– Мужчин с ними не было?

– Только зять графини, который время от времени к ним приходил.

– Когда он тут появился?

– Незадолго до их отъезда. О датах можно справиться у администратора. Впрочем, зять графини в нашем отеле не жил.

– Как его фамилия?

– Кринкер, по-моему. Он то ли чех, то ли вейгр.

– Полноватый брюнет лет сорока?

– Нет, как раз наоборот. Очень светлый и гораздо моложе сорока. Я не дал бы ему больше тридцати.

Их разговор был прерван приходом компании американцев в вечерних костюмах. Они отдали портье ключи и попросили вызвать такси.

– Я бы не дал голову на отсечение, что это действительно настоящий зять.

– Неужели у графини есть любовник?

– Не знаю, не скажу ни да, ни нет.

– А этот зять когда-нибудь здесь ночевал?

– Нет. Но графиня с зятем по вечерам часто уходили.

– А горничная?

– Графиня никогда по вечерам не брала с собой горничную. Я даже ни разу не видел горничную в вечернем платье.

– Вы случайно не знаете, куда они уехали?

– Если не ошибаюсь, в Лондон. Погодите, погодите, я кое-что вспомнил! Эрнест! Иди сюда! Не бойся. Ведь графиня Панетти, кажется, оставила свои кофры у нас?

– Да, месье.

Портье объяснил:

– Наши постояльцы, уезжая на более или менее длительный срок, довольно часто оставляют здесь громоздкий багаж. У нас даже имеется для этого специальное помещение. Именно там графиня и оставила свои чемоданы.

– А не говорила ли она, когда намерена вернуться?

– Насколько мне известно, нет.

– Графиня уезжала одна? – спросил Мегрэ.

– Вместе с горничной.

– В такси?

– Об этом нужно спросить у дневного портье – он дежурит завтра с восьми утра.

Мегрэ вынул из кармана фотографию Альфреда Мосса. Портье, бросив на нее беглый взгляд, сразу сморщился:

– Этого типа вы здесь не ищите…

– Разве вы его знаете?

– Паттерсон. Правда, я знал его и под именем Мос-селара, когда пятнадцать лет назад работал в Милане. Теперь вход во все отели ему заказан, да он и не рискнет больше снять здесь номер. Ему не то что номер не сдадут, но не позволят даже зайти в вестибюль.

– А в последнее время вы его не встречали?

– Нет. Если бы Паттерсон мне встретился, я бы тотчас потребовал с него сто лир, которые он когда-то у меня одолжил, да так и позабыл вернуть.

– У вашего сменщика телефон есть? – поинтересовался Мегрэ.

– Попробуйте позвонить ему в Сен-Клу, но дозвониться трудно. Он не любит, когда его по вечерам беспокоят, и чаще всего отключает телефон.

Дневной портье, впрочем, на звонок ответил. В телефонной трубке слышались звуки музыки.

– Более точные данные вы можете получить у заведующего камерой хранения. Я не припоминаю, чтобы графиня Панетти просила меня вызвать такси. Обычно, когда она уезжает, именно я беру ей билет в спальный вагон или на самолет.

– А на этот раз вы тоже брали ей билет?

– Нет. Я сам удивился. Может быть, она уехала в чьем-то автомобиле?

– Вы не знаете, была ли у ее зятя Кринкера машина?

– Конечно, была. Американский лимузин шоколадного цвета.

– Благодарю вас. Скорее всего я еще к вам зайду завтра утром.

Мегрэ подошел к стойке администратора, где помощник управляющего – он был в черном пиджаке и брюках в полоску – стал лично отыскивать нужные документы.

– Графиня Панетти уехала из отеля пятнадцатого февраля вечером. Вот ее карточка.

– Уезжала одна?

– Тут отмечены два завтрака. Значит, они завтракали вдвоем с компаньонкой.

– Я могу взять эту карточку с собой?

В карточке отмечались все ежедневные расходы графини в отеле, и Мегрэ хотел изучить ее завтра утром, как говорится, на свежую голову.

– Можете взять, господин комиссар, но при условии, что непременно ее вернете! В противном случае у нас будут неприятности с налоговым управлением. Кстати, почему полиция вдруг заинтересовалась столь богатой дамой?

Озабоченный Мегрэ чуть было не ответил: «Из-за моей жены!», но вовремя спохватился и пробормотал: