Текст книги "Доллары за убийство Долли [Сборник]"

Автор книги: Жорж Сименон

Соавторы: Морис Левель,Жорж Клотц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА 4. ПРИКЛЮЧЕНИЕ ФЕРНАНДЫ

Малыш Лапуэнт имел вид человека, проведшего ночь на вокзальной скамье в зале ожидания третьего класса, – глаза его покраснели, лицо осунулось. Он посмотрел на вошедшего в инспекторскую комнату Мегрэ с таким отчаянием, что тот немедленно утащил молодого человека к себе в кабинет.

– Все то, о чем мы узнали в гостинице «Босежур», напечатано в утренней газете, – мрачно сообщил Лапуэнт.

– Прекрасно! Я был бы сильно разочарован, если бы это не случилось.

Мегрэ нарочно разговаривал с ним так, как говорил бы с опытным сотрудником, например с Люка или с Торрансом.

– Видишь ли, об этих людях нам почти ничего не известно, даже то, имеют ли они отношение к делу Стевельса. Их четверо – женщина, мальчик и двое мужчин, о которых мы знаем только, что один из них довольно полный, а другой имеет весьма непривлекательную внешность. По-прежнему ли они в Париже? Об этом мы также не имеем ни малейшего представления. Если они тут, в Париже, то скорее всего разделились. Ведь стоит женщине снять белую шляпку да расстаться с ребенком, как мы ее уже никогда не узнаем. Следишь ли ты за ходом моей мысли?

– Да, господин комиссар, я вас понял. И все же мне очень горько сознавать, что еще вчера вечером моя сестра бегала к этому хлюсту.

– Сестрой позже займешься. А теперь ты работаешь со мной. Сегодняшняя статья должна их напугать. Одно из двух: либо они останутся в своей берлоге, если таковая у них, конечно, имеется, либо поищут другое надежное пристанище. Во всяком случае, единственный наш шанс – это надежда на то, что они сами себя как-то да выдадут.

В этот момент раздался телефонный звонок. Звонил следователь Досен, прочитавший пресловутую статью. Мегрэ пришлось повторить свои рассуждения с самого начала.

– Повсюду разосланы предупреждения, господин следователь, – добавил он, – на вокзалы, в аэропорты, в гостиницы. Даны соответствующие указания и дорожной полиции. По тем описаниям, которыми мы располагаем, в картотеке правонарушений Мёр отбирает уже фото из архива. Ведется также опрос таксистов и владельцев гаражей – на тот случай, если у этих ловкачей окажется машина.

– Вы полагаете, что здесь прослеживается какая-то связь с делом Стевельса?

– Ну, все же это какой-никакой, но след. Ведь все наши предыдущие разыскания ни к чему не привели.

– Сегодня я вызвал к одиннадцати часам на допрос Стевельса. Примчится, конечно, и его адвокат. Ведь он не позволяет перемолвиться с подозреваемым ни единым словом в свое отсутствие.

– Можно ли мне зайти на минутку во время допроса?

– Лиотар, конечно, будет возражать, но тем не менее вы все же приходите, только как бы случайно.

Ситуация была весьма забавной. Мегрэ ни разу в жизни не видел мэтра Лиотара, выступающего (по крайней мере, в прессе) в роли его личного врага. Не далее как сегодня утром все газеты поместили комментарий молодого адвоката по поводу новых поворотов в деле его подопечного:

«Мегрэ – полицейский старой закваски. В его времена господа с набережной Орфевр могли безнаказанно избить человека, чтобы вытянуть из него признание. Они способны были держать неделями людей в заточении й без зазрения совести вмешиваться в частную жизнь. Все эти и многие другие хитрости из арсенала полиции выдавались за честную игру. Сейчас же только один Мегрэ не отдает себе отчета в том, что для современной искушенной публики подобные номера – не более чем дешевый трюк.

Что же, собственно говоря, происходит?

Позволив какому-то шутнику обмануть себя анонимным письмом, Мегрэ велел арестовать честного человека и вот уже несколько недель не может выдвинуть против него сколько-нибудь серьезного обвинения. Теперь Мегрэ упрямится и, вместо того чтобы признать свое поражение, пытается выиграть время, призывает на выручку супругу, потешая публику и пичкая ее обрывками бульварного романа.

Поверьте, господа, что комиссар Мегрэ безнадежно отстал от жизни!»

– Сегодня ты останешься со мной, дружок, – сказал Мегрэ молодому Лапуэнту. – А вечером, прежде чем пойдешь домой, не забудь спросить у меня, что именно ты можешь сообщить своей сестре.

– Я больше ей ничего не расскажу!

– Скажешь то, что я попрошу тебя сказать.

С этого момента Лапуэнт стал исполнять функции адъютанта при комиссаре Мегрэ, и это было отнюдь не бесполезно, ибо судебная полиция стала походить на штаб-квартиру, проводящую сложную и важную операцию. Кабинет Великого Тюренна Люка превратился в командный пункт, куда со всех этажей то и дело прибывали посыльные. Внизу, в отделе гостиничного контроля, несколько полицейских сортировали карточки, поступающие из отелей и меблированных комнат, в надежде найти Левена или хотя бы обнаружить какие-нибудь сведения, имеющие отношение к таинственной троице с ребенком.

Прошлой ночью постояльцев многих гостиниц ожидал неприятный сюрприз: они были разбужены полицией с целью проверки документов. В результате около пятидесяти мужчин и женщин, чьи бумаги оказались не в порядке, провели ночь в камерах предварительного заключения, а теперь толпились в очереди на антропометрию.

На всех вокзалах специально выделенные сотрудники полиции внимательно приглядывались к пассажирам. Часа через два после выхода газеты в свет на набережной Орфевр стали раздаваться телефонные звонки. Вскоре они сделались столь частыми, что Люка вынужден был отрядить одного из инспекторов дежурить у телефона. Добровольные помощники полиции видели мальчика во всевозможных уголках Парижа и во многих предместьях одновременно. Причем одни – с дамой в белой шляпке, а другие – в сопровождении мужчины, который говорил с иностранным акцентом. На улицах прохожие бросались к блюстителям порядка с призывами:

– Сюда! Идите скорее сюда! Ребенок стоит здесь, на углу!

Приходилось, однако, проверять все сигналы, с тем чтобы не упустить шанс. С раннего утра три инспектора отправились опрашивать владельцев гаражей. Подключились даже сотрудники отдела по борьбе с наркотиками.

Ведь сказала же хозяйка гостиницы «Босежур», что ее жилец всегда возвращался не раньше часа ночи. Следовательно, необходимо было выяснить, посещал ли он ночные заведения, а для этого приходилось опрашивать барменов и танцовщиц кабаре.

Возвратившись со служебного совещания в кабинете шефа, Мегрэ, сопровождаемый Лапуэнтом, стал бродить по этажам. Они то спускались к «гостиничникам», то поднимались к Мёру в картотеку правонарушений, то прислушивались в одном отделе к телефонному разговору, то присутствовали в другом при допросе свидетелей.

В начале одиннадцатого позвонил таксист из компании «Юрбен». Он не мог дать знать о себе раньше, так как находился за городом, отвозил в Дрё старую больную даму, не желавшую ехать туда поездом. К нему-то на площади Святого Августина и села в машину молодая дама с маленьким мальчиком. Таксист это помнил точно.

– Куда же вы их отвезли?

– На угол Больших Бульваров и улицы Монмартр.

– Кто-нибудь их там ждал?

– Я не заметил никого.

– А не видели ли вы, куда они направились?

– Я тут же потерял их из виду в толпе.

В этом районе располагалось несколько гостиниц.

– Позвони еще раз «гостиничникам», – велел Мегрэ Лапуэнту. – Пусть хорошенько прочешут весь квартал вблизи перекрестка. Понимаешь, если они сейчас не ошалеют и не высунут из своей норы нос, у нас больше не останется шансов их найти.

Возвратившийся из Конкарно Торранс отправился на улицу Тюренна, чтобы, говоря его словами, погрузиться вновь в местную атмосферу.

Что касается Жанвье, то, отослав на Набережную рапорт о первых результатах порученной ему слежки, он продолжал ходить за Альфонси по пятам. А тот отправился ужинать с Филиппом Лиотаром в ресторан на улице Ришелье. Позднее к ним присоединились две женщины, но на даму в белой шляпке ни одна из них похожа не была. Высокая блондинка с манерами начинающей кинозвезды оказалась секретаршей адвоката, другая ушла из ресторана в сопровождении Альфонси. Вначале они отправились в кинотеатр неподалеку от Оперы, а затем завернули в кабаре на улице Бланш, где и оставались до двух часов ночи. После чего бывший инспектор полиции повел свою подругу к себе в гостиницу на улицу Дуэ.

Жанвье снял комнату в том же отеле. Только что он позвонил:

– Они еще не встали. Я жду.

Около одиннадцати часов Лапуэнту, не отстававшему ни на шаг от комиссара Мегрэ, удалось побывать в дотоле не известном ему тупичке на первом этаже здания на набережной Орфевр. Комиссар и его спутник молча шли по пустынному коридору, окна которого выходили во двор, как вдруг Мегрэ остановился на повороте, приложил палец к губам и стал смотреть в окно.

Во двор вкатился полицейский фургон, проехав под аркой тюрьмы предварительного заключения. Фургон встречали трое или четверо жандармов с сигаретами в зубах. Двое других вышли из фургона, сопровождая закованного в наручники низколобого звероподобного верзилу, которого Мегрэ видел впервые, поскольку его отдел им не занимался. Затем настала очередь хрупкой старушки, которая, судя по ее невинному виду, могла собирать в церкви плату за сидячие места. Впрочем, внешность обманчива – старушку уже раз двадцать арестовывали за карманные кражи. В своей слишком широкой юбке она привычно семенила за жандармом, направляясь к хорошо знакомому ей следственному отделу.

Ярко светило солнце. Голубоватый прозрачный воздух по-весеннему благоухал. Раздавалось веселое жужжанье только что вывевшихся мушек.

Наконец из полицейского фургона высунулась рыжая шевелюра Франса Стевельса. На нем не было ни шляпы, ни кепки, а костюм слегка измялся. Он остановился, ошарашенный ослепительным сиянием солнца, и можно было догадаться, что глаза его за толстыми стеклами очков непроизвольно сощурились.

На Стевельса надели наручники, и в этом смысле он не отличался теперь от вышедшего первым звероподобного верзилы. Предписание надевать наручники строго соблюдалось с тех пор, как отсюда сбежали несколько подследственных. Они сбежали из этого самого двора, причем последний по счету беглец ухитрился выбраться на свободу ни много ни мало через коридоры Дворца правосудия.

Сгорбленная спина и вялые очертания фигуры Стевельса выдавали в нем типичного интеллектуального ремесленника, который читает все, что попадет под руку, и не имеет ин, ых увлечений, кроме работы.

Один из жандармов протянул Стевельсу зажженную сигарету, тот поблагодарил и несколько раз подряд с явным наслаждением затянулся, наполняя легкие воздухом и табачным дымом.

Вел себя Стевельс, по всей видимости, покладисто, ибо жандармы были с ним вежливы и, перед тем как ввести его в здание, позволили ему размять во дворе ноги.

Да и Стевельс со своей стороны неприязни к охранникам определенно не испытывал: лицо его не выражало ни раздражения, ни озлобления.

Доля правды в «разоблачительном» интервью мэтра Лиотара все же была. В прежние времена Мегрэ непременно завершил бы расследование сам, а уж потом бы передал подозреваемого следователю. Таким образом, у комиссара хватило бы времени на то, чтобы хорошенько узнать Стевельса. Ведь он бы успел несколько раз побеседовать с ним в отсутствие адвоката. А нынче после первого же допроса прискакал мэтр Лиотар!

В итоге комиссар практически не смог изучить личность фламандца. Ведь Мегрэ провел с ним с глазу на глаз лишь десять или двенадцать часов, да и то в самом начале расследования, когда он ничего еще не знал ни о самом Стевельсе, ни об уликах против него.

Не часто случалось Мегрэ работать с таким спокойным и уравновешенным подследственным, чье самообладание к тому же не выглядело наигранным.

Ожидая вопросов комиссара, Стевельс, не поднимая головы, всем своим видом показывал, что стремится понять его, или смотрел на него как на лектора, излагающего сложный материал. Затем, после минутного размышления, переплетчик отвечал на очередной вопрос ровным, чуть глуховатым голосом, причем отточенными, округлыми фразами, которые звучали совершенно естественно. В отличие от большинства подследственных, с которыми приходилось иметь дело Мегрэ, Стевельс не впадал в беспокойство и на заданный даже в двадцатый раз один и тот же вопрос отвечал с поразительной выдержкой, повторяя слово в слово свой первоначальный ответ.

Мегрэ хотелось бы познакомиться со Стевельсом поближе, но вот уже двадцать дней, как тот находится в распоряжении Досена, который вызывал переплетчика на допросы дважды в неделю – вместе с его адвокатом.

В поведении Стевельса порой ощущалась застенчивость, но, как это ни странно, и следователь обладал тем же самым свойством характера. Комиссар, не раз видевший инициал «Г.» перед фамилией Досена, осмелился однажды поинтересоваться у следователя, как его зовут.

Высокий, элегантный судебный чиновник неожиданно покраснел:

– Только, пожалуйста, никому не рассказывайте, не то меня опять, как некогда в коллеже, а затем и на юридическом факультете, будут дразнить «Архангелом». Мое имя – Габриэль! [4]4
  Французскому имени Габриэль соответствует русское Гавриил. Здесь скрыт и своеобразный каламбур. В разговорном французском языке архангелами называют полицейских. (Примеч. пер.)


[Закрыть]

– Ну, пошли, – сказал Мегрэ, обращаясь к Лапуэнту. – Ты обоснуешься сейчас в моем кабинете и, пока я не возвращусь, будешь принимать всю поступающую информацию.

Однако сразу наверх Мегрэ не пошел. Он стал прогуливаться по коридорам здания судебной полиции, здороваясь с шедшими навстречу или обгонявшими его чиновниками. Трубка в зубах и руки в карманах выдавали в нем человека, чувствовавшего себя в этих коридорах, как дома. Когда комиссар наконец решил, что допрос Стевельса уже начался, он направился в следственный отдел и постучал в дверь кабинета Досена.

– Разрешите?

– Милости прошу, господин комиссар!

Маленький, худощавый, подчеркнуто элегантно одетый мужчина при виде Мегрэ немедленно вскочил на ноги. По недавним фотографиям в газетах комиссар его тотчас узнал. Он был молод, но, дабы казаться старше, напускал на себя важный вид и демонстрировал не свойственную его возрасту самоуверенность. Довольно красивый, с матовой кожей, черными волосами и длинными подрагивающими ресницами, он смотрел людям прямо в глаза, словно желая заставить их отвести взгляд.

– Господин Мегрэ, если не ошибаюсь?

– Я самый, мэтр Лиотар.

– Если вы ищете меня, то я с удовольствием побеседую с вами после допроса, – сказал адвокат.

Сидевший напротив следователя Франс Стевельс не выказывал никаких чувств. Он спокойно посматривал то на комиссара, то на судебного секретаря, пристроившегося с протоколом на краешке стола.

– Представьте себе, я ищу не вас, а всего-навсего стул.

И, повернув к себе один из стульев, Мегрэ уселся на него верхом, продолжая курить трубку.

– Вы собираетесь здесь остаться? – спросил адвокат.

– Да, если господин следователь не попросит меня удалиться.

– Оставайтесь, Мегрэ, – сказал Досен.

– Я протестую. Допрос не может продолжаться в таких условиях, ибо присутствие полицейского в кабинете оказывает на моего клиента давление.

Мегрэ еле сдерживался, чтобы не пробормотать: «Мели, что хочешь, голубчик!», но лишь бросил на молодого адвоката ироничный взгляд. Лиотар, однако, вовсе не имел в виду того, что говорил. Такова была часть его тактики. Он устраивал аналогичные сцены на каждом допросе, причем по самым пустячным и нелепым поводам.

– Нет такого правила, которое запрещало бы офицеру судебной полиции участвовать в допросе, – сказал следователь. – Давайте продолжим работу.

Присутствие Мегрэ выбило, впрочем, из привычной колеи самого следователя, отчего тот несколько замешкался, прежде чем вернулся к своим записям.

– Я спрашивал вас, господин Стевельс, покупаете ли вы готовые костюмы или шьете их у портного?

– Как когда, – после небольшого раздумья ответил подследственный.

– Что значит «как когда»?

– Я почти не придаю значения одежде. Когда мне бывает нужен костюм, я покупаю его в магазине или заказываю у портного.

– У какого портного?

– Несколько лет назад один костюм мне сшил сосед, польский еврей, который куда-то исчез. Думаю, что он уехал в Америку.

– Это был темно-синий костюм?

– Нет, серый.

– Сколько времени вы его носили?

– Два или три года, точно не помню.

– А ваш темно-синий костюм?

– Темно-синих костюмов я не покупал уже лет десять.

– И тем не менее ваши соседи не так давно видели вас в темно-синем.

– Они, вероятно, спутали костюм с пальто.

Действительно, в квартире Стевельса было найдено темно-синее пальто.

– Когда вы купили это пальто?

– Прошлой зимой.

– Все же маловероятно, чтобы вы купили темно-синее пальто, имея лишь коричневый костюм. Эти два цвета не столь уж хорошо сочетаются.

– Я не пижон.

Все это время мэтр Филипп Лиотар пристально смотрел на Мегрэ с таким видом, словно хотел его загипнотизировать. Потом он поступил так, как непременно сделал бы в зале суда, чтобы произвести впечатление на присяжных, – выразительно пожал плечами, сопровождая это движение саркастической улыбкой.

– Почему вы не хотите признать, что найденный в вашем шкафу костюм принадлежит вам?

– Потому что он мне не принадлежит.

– Объясните тогда, как могли его вам подбросить, если вы из дому практически не выходите, а попасть в вашу комнату можно, только пройдя через мастерскую?

– Я ничего не намерен объяснять.

– Давайте рассуждать разумно, господин Стевельс. Я никоим образом не пытаюсь заманить вас в ловушку. На эту тему мы беседуем с вами по крайней мере третий раз. Если вам верить, выходит, что кто-то проник в вашу квартиру без вашего ведома и засунул в топку калорифера два человеческих зуба! Заметьте, что этот «кто-то» выбрал день, когда вашей супруги не было дома, а чтобы обеспечить ее отсутствие, поехал в Конкарно (или послал туда сообщника), откуда отправил телеграмму, сообщавшую о болезни ее матери. Но и это еще не все! Вы не только оставались дома в одиночестве, чего с вами не случалось практически никогда, но к тому же столь интенсивно топили свой калорифер в тот день и на следующий, что вам пришлось выносить золу в мусорный ящик пять раз! На этот счет у нас имеется свидетельство консьержки госпожи Салазар, которой незачем лгать. А ее комнатка так расположена, что она может следить за всеми перемещениями жильцов. В воскресенье утром вы пять раз прошли мимо консьержки, вынося каждый раз большое ведро, полное золы. Госпожа Салазар подумала, что вы затеяли генеральную уборку и сжигаете ненужные бумаги. Располагаем мы и другим свидетельством: госпожа Беген, жилица последнего этажа, утверждает, что в воскресенье из вашего дымохода дым валил безостановочно, причем был он черный и густой. В какой-то момент открыв окно, госпожа Беген учуяла неприятный запах.

– Разве шестидесятивосьмилетнюю мадемуазель Беген не считают в квартале местной сумасшедшей? – вмешался адвокат, пригасив одну сигарету и вынимая из серебряного портсигара другую. – Позвольте также заметить, что, согласно метеорологическим сводкам, температура в Париже и его окрестностях пятнадцатого, шестнадцатого, семнадцатого и восемнадцатого февраля была ниже норм, обычных для этого времени года.

– Это не объясняет появление зубов в топке, а в шкафу – темно-синего костюма, да еще с пятнами крови!

– Вы обвиняете, а должны предъявлять доказательства. Вы даже не пытаетесь доказать, что этот костюм действительно принадлежит моему клиенту.

– Позвольте мне задать один вопрос, господин следователь, – прозвучал голос Мегрэ.

Досен повернулся к адвокату, который, однако, не успел запротестовать, поскольку Мегрэ уже обращался к фламандцу:

– Когда вы впервые услышали о мэтре Филиппе Лиотаре?

Адвокат вскочил, чтобы выразить протест, но Мегрэ невозмутимо продолжал:

– Напомню, что вечером того дня, когда вы были задержаны, или, точнее, ранним утром следующего дня, когда я закончил допрашивать вас и поинтересовался, нуждаетесь ли вы в помощи защитника, вы тотчас заявили, что выбираете мэтра Лиотара.

– Подследственный имеет неоспоримое право выбрать того адвоката, который ему нравится, – заявил Лиотар. – И если моему клиенту еще раз зададут такой вопрос, я буду вынужден обратиться в дисциплинарную комиссию.

– Обращайтесь на здоровье! Стевельс, я вам задал вопрос, а ответа еще не получил… Я бы не удивился, если бы вы назвали имя известного адвоката. Например, мэтра Барро. Но данный случай совсем иного свойства. Вы не попросили у меня никакого справочника, ни с кем не советовались, мэтр Лиотар не проживает в вашем квартале, и я уверен, что еще три недели назад его имя ни разу не появлялось в газетах, то есть тогда он практически был неизвестен.

– Я протестую! – вскричал Лиотар.

– Сколько угодно. Скажите, Стевельс, слышали ли вы когда-нибудь раньше – до визита к вам двадцать первого февраля инспектора полиции – имя мэтра Лиотара. Если да, ответьте, когда и где.

– Не отвечайте!

Фламандец колебался. Сидя все так же сгорбившись, он внимательно смотрел на Мегрэ через толстые стекла очков.

– Вы отказываетесь отвечать? Ладно. Задаю другой вопрос. Звонил ли вам кто-нибудь и рекомендовал ли мэтра Лиотара двадцать первого во второй половине дня?

Франс Стевельс все еще сомневался, надо ли ему отвечать.

– Или, возможно, вы сами звонили кому-нибудь? Напомню вам, как складывался этот бурный день, начавшийся, впрочем, как и многие другие, вполне обыденно. Погода была солнечная, теплая, так что калорифер вы не топили, работали, сидя у окна. В этот момент пришел инспектор полиции и под каким-то благовидным предлогом попросил разрешения осмотреть вашу квартиру.

– Значит, вы признаете незаконность осмотра? – вмешался Лиотар.

– Признаю, мэтр, но я допрашиваю не вас. Я полагаю, Стевельс, вы сразу поняли, что вами заинтересовалась полиция. В тот момент в мастерской находился коричневый чемодан, который вечером, когда старший инспектор Люка прибыл с разрешением на обыск, уже куда-то исчез. Кто вам позвонил? Кто вас предупредил? Кто к вам приходил в промежутке между визитами Лапуэнта и Люка? Мы просмотрели все ваши записные книжки – фамилия и номер телефона Лиотара там не значатся. Не фигурирует мэтр Лиотар и в числе ваших клиентов. Словом, он явился к вам в тот день сам. Или, может быть, вы его пригласили? Или кто-нибудь из ваших знакомых направил его к вам?

– Я запрещаю отвечать, Стевельс!

Но фламандец уже утвердительно кивнул:

– Он пришел сам.

– Вы говорите о мэтре Лиотаре?

Глаза переплетчика сверкнули. Казалось, он испытывает эгоистическое удовольствие, ставя своего защитника в неудобное положение.

– Я говорю именно о мэтре Лиотаре.

Адвокат повернулся к склонившемуся над протоколом секретарю:

– Вы не имеете права заносить в протокол ответы, не относящиеся к делу. Я давно уже был наслышан о мастерстве переплетчика Стевельса и действительно зашел к нему, чтобы заказать одну работу. Это правда, Стевельс?

– Правда.

Но почему же, черт возьми, в светлых глазах фламандца вдруг заплясали лукавые огоньки?

– Речь шла, господин Мегрэ, об экслибрисе с фамильным гербом моего прадеда. Да будет вам известно, что звали прадеда граф де Лиотар, но, разорившись, он по собственной воле отказался от дворянского титула. Мне же захотелось иметь экслибрис с нашим гербом, и, зная, что Стевельс – лучший в Париже мастер, я обратился к нему, хотя меня и предупредили, что он загружен работой по горло.

– Ну и что же, вы говорили со Стевельсом только о вашем гербе?

– Простите, господин комиссар, но, по-моему, вы меня допрашиваете! Господин следователь, поскольку мы находимся в вашем кабинете, прошу вас оградить меня от нападок какого-то полицейского! Еще куда ни шло, когда они касались моего клиента… Но чтобы члена коллегии адвокатов…

– У вас есть другие вопросы к Стевельсу, господин комиссар?

– Нет, вопросов больше не имею. Благодарю вас.

Ситуация складывалась презабавнейшая. Переплетчик, казалось, на Мегрэ совсем не сердится. И даже напротив: разыгравшаяся сценка, видимо, не только доставила ему удовольствие, но и возбудила чувство симпатии к Мегрэ.

Что же касается адвоката, то он снова уселся, придвинул к себе папку с бумагами и сделал вид, будто углубился в чтение.

– Мэтр Лиотар, – заметил Мегрэ, – вы можете зайти ко мне, когда вам заблагорассудится. Мой кабинет в конце коридора, предпоследняя дверь слева.

Мегрэ улыбнулся следователю Досену, чувствовавшему себя явно не в своей тарелке, вышел из его кабинета и направился к маленькой двери, которая вела из Дворца правосудия в помещение судебной полиции.

В полиции же в этот день суета была гораздо большей, чем обычно. В комнатах беспрестанно звонили телефоны. По коридорам то и дело пробегали инспекторы и слонялись в ожидании вызовов какие-то личности.

– По-моему, в вашем кабинете кто-то ждет вас, комиссар.

Открыв дверь, Мегрэ увидел Фернанду. Компанию ей составлял Лапуэнт. Расположившись за столом Мегрэ, он внимательно слушал жену переплетчика и делал какие-то пометки в блокноте. При виде комиссара молодой инспектор смутился и тут же вскочил на ноги.

На Фернанде было бежевое габардиновое пальто с поясом и непритязательная шляпка из того же материала.

– Как Франс себя чувствует? – спросила она. – Ведь вы его только что видели, господин комиссар, он еще наверху…

– У Стевельса все в порядке. Он признался, что двадцать первого после полудня Лиотар заходил к нему в мастерскую.

– Только что произошло более важное событие, – сказала Фернанда. – Прошу вас отнестись серьезно к моему рассказу. Сегодня утром я, как обычно, отправилась в тюрьму Сантэ, повезла обед для мужа. Вы видели, по-моему, эмалированные судки, в которых я вожу ему еду. На станции метро «Сен-Поль» я села в поезд, а на станции «Шатле» сделала пересадку. По дороге купила газету – утром на это не хватило времени. Возле дверей оказалось свободное место, я села и принялась читать известную всем вам статью. Судки я поставила рядом с собою на пол, так что их тепло ощущала ногой. То было, видимо, время прибытия каких-то поездов, так как за несколько станций до «Монпарнаса» в вагон ввалилась толпа людей, многие из которых были с чемоданами. Я не обращала внимания на то, что происходит вокруг меня, поскольку была поглощена чтением газеты, но вдруг мне показалось, что кто-то дотрагивается до моих судков. Я успела заметить кисть чьей-то руки. Человек пытался вставить на прежнее место металлическую ручку над верхним судком. Я поднялась и обернулась в ту сторону. Поезд как раз подъезжал к «Монпарнасу», где мне нужно было перейти на другую линию. На этой станции выходили почти все. Человеку, который что-то хотел сделать с моими судками, удалось их опрокинуть и выскользнуть на платформу прежде, чем я успела рассмотреть его лицо. Еда пролилась. Я принесла вам все три судка, но два верхних практически пусты. Посудите сами: две металлические полоски, соединенные наверху ручкой, скрепляют кастрюльки, так что открыть их не так-то уж легко. Я уверена, что кто-то за мной следил и попытался отравить пищу, предназначенную для мужа…

– Ну-ка, отнеси это в лабораторию, – обратился Мегрэ к Лапуэнту.

– Они, наверное, ничего не обнаружат. Ведь отраву пытались подложить в верхний судок, а он теперь пустой.

Но вы же мне верите, господин комиссар? Вы же помните, что я была с вами откровенна!

– Всегда?

– По мере возможности. Но на этот раз речь идет о жизни Франса… Его пытаются убить! И эти мерзавцы хотят воспользоваться мною!

В голосе Фернанды звучала неподдельная горечь.

– Если бы я не увлеклась чтением газеты, я могла бы рассмотреть этого человека как следует. Но заметила только его плащ, примерно такого же цвета, как мое пальто, и черные поношенные туфли.

– Молодой?

– Не очень молодой, но и не старый, средних лет. Или, вернее, человек без возраста. Понятно, что я хочу сказать? Да, вот еще – на рукаве его плаща пятно, я заметила это, когда он стал удирать.

– Высокий? Худой?

– Скорее низенький, ну, самое большее, среднего роста. Я бы даже сказала, что он похож на крысу.

– Вы уверены, что никогда прежде его не видели?

Фернанда молчала.

– Нет, не припоминаю, – наконец сказала она, а потом, видимо передумав, добавила – Кое-что мне все же приходит в голову. В метро, как вы знаете, я читала статью, в которой рассказывалось о даме с мальчиком и о гостинице «Босежур». Так вот, у меня возникла ассоциация: не мог ли это быть один из тех двух мужчин, а именно тот, которого хозяйка гостиницы назвала малопривлекательным. Это не кажется вам нелепым?

– Нет.

– Вам не кажется, что это просто фантазия?

– Нет.

– Как вы думаете, Стевельса хотели отравить?

– Возможно.

– Что же вы собираетесь предпринять, господин комиссар?

В этот момент вошел Лапуэнт с сообщением, что лаборатория сможет дать ответ только через несколько часов.

– Как вы считаете, господин комиссар, не лучше ли будет, если Франс ограничится тюремной пищей?

– Ну, конечно, это было бы весьма благоразумно.

– Но Франс не поймет, почему я не принесла ему обед! А следующее свидание только через два дня.

Хотя внешне Фернанда вела себя очень сдержанно, ни разу не заплакала, ее темные, обведенные кругами глаза выражали скорбь и беспокойство.

– Пойдемте-ка со мной.

Мегрэ подмигнул Лапуанту и повел Фернанду по коридорам и лестницам, причем, по мере их приближения к цели, людей навстречу им шло все меньше и меньше. Наконец комиссар и его спутница подошли к маленькому, плотно закрытому окошку. Когда Мегрэ удалось не без труда открыть его, оказалось, что окошко выходит во двор, где заключенных ожидает тюремная машина.

– Стевельс скоро выйдет. Однако я должен уйти. У меня наверху…

И Мегрэ провел рукой по горлу, дав понять, как много у него сейчас дел.

Не веря своему счастью, Фернанда проводила комиссара взглядом, затем, ухватившись обеими руками за решетку, стала неотрывно смотреть в том направлении, откуда должен был появиться Стевельс.