Текст книги "Доллары за убийство Долли [Сборник]"

Автор книги: Жорж Сименон

Соавторы: Морис Левель,Жорж Клотц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА 8

В переходе было полно народу. Сделав несколько шагов, Старк в нерешительности остановился, позволяя прохожим толкать себя, затем все же пошел вперед. Он ненавидел такие места, где особенно остро ощущал свой маленький рост. У рекламы кока-колы, занимающей чуть ли не четверть витрины, он заметил Биглиса. Старк подошел к нему и встал рядом, уставившись на белозубую красотку, которая в костюме ковбоя сидела верхом на бутылке и обворожительно улыбалась.

– Что новенького? – спросил Старк.

По движению локтя он понял, что Биглис поднес сигарету ко рту; повеяло сладковатым дымком.

– Ничего, – пробормотал Биглис. – Ночью к нему пришла секретарша, и они до сих пор не выходили.

За их спинами ощущалось беспрестанное движение; переход был одним из самых бойких торговых точек города, он врезался как штольня в высотное здание. Как раз над их головами, четырнадцатью этажами выше находились апартаменты Элфида. Жильцы дома могли выходить через парадную дверь со стороны проспекта, через подземную автостоянку или через боковой выход в переходе. Это был тот самый выход, за которым вот уже более двенадцати часов наблюдал Биглис.

– Остальные на местах?

Биглис затянулся и выдохнул:

– Карл и его бригада у главного выхода, Стив и я – здесь, и еще один – в гараже, моет машины.

Сдавленно хихикнув, он добавил:

– Уже немало чаевых получил; этот Бэнкрофт, говорит, что думает послать к чертям полицейскую службу и купить какой-нибудь гараж.

– Если Элфид появится, тотчас дайте мне знать и не отставайте от него ни на шаг.

Биглис равнодушно пожал плечами.

– А куда он денется, шеф? – сказал он. – Старик Элфид очень пунктуальный тип. Он отправляется на службу ровно к десяти и возвращается в семнадцать, дольше никогда не задерживается. Он не из тех, кто просиживает все ночи в своих конторах.

– Знаю, – буркнул Старк, – но будьте настороже.

Он расстался с Биглисом и стал пробиваться вперед в узком проходе между сияющими витринами. Оказавшись на улице, дотащился до стоянки такси и плюхнулся в старенький «додж».

– Центральный комиссариат, – сказал он.

Шофер фыркнул с таким видом, как если бы ему под нос поставили ящик с тухлыми яйцами, и, не проронив ни слова, рванул с места.

Старк скинул ботинок и, тупо уставившись на мелькавшие фасады домов, принялся растирать онемевшую ногу.

Было двадцать минут седьмого, закончились третьи сутки, как он не сомкнул глаз.

* * *

Казаван склонился над больным и тут же отпрянул.

– Просыпается, – шепнул он.

Райнер наблюдал, как приподнялись и сразу опустились веки с пушистыми выцветшими ресницами, потом вновь приподнялись. Появился зрачок, поначалу неподвижный; наконец он дрогнул и стал перемещаться по кругу: очевидно, швед пытался понять, где он находится.

Взгляд его скользнул по Казавану и остановился на Райнере, темная фигура которого выделялась на светлом фоне кафеля. Он сделал движение, чтобы приподняться, но острая боль пронзила его, он обмяк и закрыл глаза.

– Не двигайся, – сказал Райнер, – тебя только что подштопали, все отлично, но только не шевелись, а то шов порвешь.

Крэнсон качнул головой, показывая, что все понял.

Казаван приподнял простыню, проверил повязку и поправил капельницу. Минут через сорок пять раствор закончится.

– Пошли, – сказал Райнер, – пусть еще поспит.

Они поднялись наверх; Казаван налил в стаканы какую-то настойку с пряным запахом. Райнер, взяв свой, молча чокнулся с хирургом, сделал большой глоток и достал из внутреннего кармана куртки чековую книжку в кожаном переплете. Оторвав листок от корешка, выписал десять тысяч долларов на имя доктора Казавана и, подписав чек, протянул его хирургу.

Казаван, взглянув на цифры, присвистнул.

– Ты рисковал, – сказал Райнер, – рискуешь и сейчас. Не расценивай это как подарок.

– Я спрашиваю себя, что же такое ты затеваешь с этим парнем, если тратишь на него целое состояние, хотя, выдав его, мог бы получить гораздо больше.

Райнер улыбнулся:

– Не бери в голову. Скажи лучше, может ли он передвигаться?

Казаван выпил, выдержал паузу и сказал:

– Оказалось не так опасно, как я думал. Нож прошел рядом с кишечником и не задел ничего жизненно важного, вдобавок он крепкий малый, но дня три ходить не сможет.

– А в машине?

– Лучше воздержаться.

– Через пять часов мы уедем.

Казаван развел руками, выражая свое бессилие:

– Бесполезно говорить тебе, что это рискованно, но…

– Гораздо опаснее оставлять его здесь, – прервал его Райнер. – По дороге сюда, километрах в пятидесяти, я уложил двух волонтеров; как только станет известно, что они не вернулись, здесь будет жарко. И к тебе тоже наведаются.

Казаван пожал плечами.

– Знаю, – добавил Райнер, – у тебя есть покровители, но речь идет не об аборте и не о местной девице из благопристойного общества, а о помощи сбежавшему из тюрьмы преступнику – это совсем другое дело, особенно если уже подключились парни из федеральной полиции.

Райнер встал, прошелся по комнате и остановился у стены. Коричневая, выцветшая от времени фотография в овальной рамке изображала старую женщину в кружевном платье на фоне горного пейзажа, она стояла облокотившись о террасу белокаменного дома, окруженного широкими крепостными воротами.

– Ариана Казаван, моя мать. Дальше начинался лес, это там я научился любить деревья.

Райнер обернулся:

– Возвращайся туда, эта страна не принесет тебе счастья.

– Я знаю, – меланхолично ответил Казаван, – слишком много долларов в США. Иногда мне кажется, что все пространство устлано слоем банковских билетов, а под ним копошатся, борются люди, чтобы захватить как можно больше и пробраться на поверхность; но пробиваются только сорные травы.

Он поднял тонкую руку и поскреб когтистым пальцем голову.

– Однажды я все же вернусь в Америку. Ведь я тоже дерево, и негоже дереву так надолго разлучаться с почвой, которая вскормила его.

Он замолчал, стоя неподвижно и уставившись в пространство.

– Могу я позвонить?

Казаван вздрогнул.

– Конечно, телефон у выхода.

Райнер набрал номер. Через четверть часа, если все сложится удачно, эта история должна закончиться.

В подвале все еще спал Свен Крэнсон.

* * *

Не переставая стенографировать, Диана наблюдала за своим патроном.

Зеленые, с какими-то лиловыми разводами глаза в пасмурную погоду казались похожими на стодолларовую бумажку. Продолжая писать, она спрашивала себя, всегда ли у Элфида были глаза такого цвета или постепенно пропитались им за годы плаваний в денежных потоках.

В комнате находились еще двое мужчин. Диана могла бы безбедно прожить месяца три на ту сумму, которая была вложена в каждый костюм: английская ткань, итальянский покрой, модель Лордсона – фирма, одевающая королей.

Однако оба типа пристроили свои задницы лишь на краешки кресел, и лица их отражали почтительное и напряженное внимание двух учеников в кабинете у директора лицея.

Она их прекрасно знала. Купер – это четырнадцать миллионов долларов за три месяца на креме для бритья, плюс оклад директора в фирме «Мондьяль Экспрессе», плюс доход от президентства в трех компаниях по производству пластмассовых составов, плюс выплаты за консультации для республиканской партии в трех штатах – Невада, Канзас и Аризона.

Форман был столь же влиятелен: управляющий делами общества Джона Берча, директор предприятия по выпуску губок, гигиенических салфеток, пропитанных французскими духами, безникотиновых сигарет и сверх того – владелец фирмы, выпускающей порнографические диски («Любовная мечта»), и значительного пакета акций трех конкурентных фирм по производству детских автоматов («Юный Джи-Ай»).

Элфид взглянул на часы, стоявшие на письменном столе; взяв карандаш, повертел его между пальцами и легонько постучал по полированному дереву. Это означало конец беседы; она длилась четырнадцать минут. Больше, чем обыкновенно.

Диана закрыла блокнот, собираясь уйти, но патрон подал ей знак, и она осталась.

А те двое напряженно молчали, боясь даже сглотнуть. Элфид должен был завершить беседу, и они знали, что решение, которое он примет, будет окончательным.

Когда он заговорил, создалось впечатление, что он наизусть выучил текст и декламирует его без всякого удовольствия и совершенно монотонно.

– Ваше предложение заслуживает внимания. Перемещение части годовой прибыли в какое-нибудь дело – это закон, которому следуют все деловые люди; он себя оправдал, но я вынужден сказать вам со всей откровенностью, что не могу принять ваше предложение, а причина очень проста: все мои капиталы уже помещены в выгодные предприятия. Господа, я вас благодарю.

Купер и Форман встали. За обоих ответил Купер:

– Мы были бы счастливы иметь вас в компаньонах; уверяю вас, есть смысл поставить на эти пилюли, а рекламное ведомство очень надеется на удачный девиз: «Они не излечат вас от рака, если вы уже больны, но если вы еще здоровы, они помогут вам не заболеть». К такой формулировке здравоохранительные службы придраться не смогут.

Элфид не шелохнулся, лишь посмотрел на часы.

Форман понял, что настаивать бесполезно. Оставалось только попрощаться.

– Пока, Алэн, – взмахнул он рукой.

Купер поклонился, и они вышли.

Элфид и Диана остались одни.

– Девятнадцать сорок пять, – сказал Элфид. – До Бартл-Бэй два часа езды, значит, мы должны выйти в двадцать один ноль-ноль, то есть через час с четвертью.

Диана недоуменно вздернула бровь.

– Я тоже должна туда поехать?

– Нет, – ответил Элфид, – относительно вас у меня другие планы, вы мне поможете. Если кто-нибудь ждет вас дома, предупредите, что вернетесь только к ночи.

– Никто не ждет меня.

Элфид безучастно следил за движением секундной стрелки на циферблате.

– Это упрощает дело.

Диане хотелось спросить, в чем состоит ее роль, но за три года работы на Элфида она хорошо усвоила, что не следует задавать никаких вопросов. Он хорошо платил ей до поры до времени – как только она совершит что-то такое, что ему не понравится, он в ту же секунду безжалостно выгонит ее. Это действовало ей на нервы, и иногда она спрашивала себя, не лучше ли подыскать другое место; конечно, платить будут меньше, но зато ей не придется постоянно контролировать себя.

Внезапно Элфид вскочил, словно на пружинах.

– Вы можете выпить, – сказал он, – но немного. Если хотите есть, позвоните, вам принесут все, что пожелаете.

Быстрым шагом он вышел из кабинета, пересек холл и направился к одному из залов.

Там он остановился у картины Пикассо «розового» периода и сдвинул ее. Показался тайник со встроенным сейфом, он набрал номер из четырех цифр и открыл его.

Глубокий и узкий сейф напоминал гроб. Вынув стопку документов в металлической папке и переложив их на старинный комод, он засунул руку в глубь сейфа и достал разборный «сэвидж-110». Установил на подпорку оптический прицел, вставил ствол в пазы и закрепил рукоятку. Собранное ружье было не более восьмидесяти пяти сантиметров длиною. В разобранном виде он хранил его в сумке.

Элфид приладил приклад к плечу, прикрыл один глаз, а другой прижал к оптическому прицелу. Большой палец лег на спусковой курок. Он отступил на несколько шагов и прицелился в живот толстому армянину на картине.

Губы его сжались, затем разомкнулись. Не отрываясь от прицела, он прошептал:

– Прощай, Крэнсон.

* * *

В двадцать тридцать пять Райнер открыл гараж, где поблескивал «понтиак».

Автомобиль Казавана был хоть и не последней модели, но три сдвоенных карбюратора, пять скоростей, автоблокировка, мощность 275 лошадиных сил позволяли оставлять далеко позади немало более свеженьких драндулетов.

Все было продумано; Казаван устроил свою операционную на одном уровне с гаражом, благодаря чему оперируемые легко доставлялись на каталке к их автомобилям. Крэнсона уложили на заднее сиденье.

Райнер наклонился к нему.

– Последнее путешествие, – сказал он, – придется потерпеть, но завтра отдохнем.

Швед пристально смотрел на своего товарища и отрицательно качал головой.

– Без меня ты прорвешься, со мной… нет.

– Меня тоже ищут, не забывай об этом.

Крэнсон упрямо продолжал медленно крутить головой из стороны в сторону. Он дышал гораздо легче, на круглых щеках вновь появился румянец.

– Нет, – прохрипел он, – со мной невозможно, тебя-то они не знают.

Райнер не ответил. Крэнсон не умел читать, зато мог видеть свою фотографию на страницах газет, тогда как снимок Бэнсфилда полиция не сочла нужным публиковать – все свидетели в тюрьме утверждали, что фотография ничуть не похожа на человека, который утащил Крэнсона с электрического стула.

– Спи, – отрубил Райнер, – не думай об этом.

Он захлопнул дверцу и сел за руль.

Разноцветные рычаги, хронографы, тахометр, перфорированная с трех сторон баранка – должно быть, Казаван во многом себе отказывал, чтобы таким образом оборудовать машину.

Хирург распахнул двери гаража, Райнер включил зажигание. Мягко заворчал мотор. Сорок пять литров в бензобаке.

Казаван наклонился, и Райнер опустил боковое стекло.

– В багажнике еще десять литров.

Райнер благодарно кивнул. Темнело.

Пробираясь по петляющим проселочным дорогам, которые позволят им избежать больших магистралей, они часа через два будут в Бартл-Бэй, если все пойдет хорошо. Предстояло одолеть еще два перевала.

– Слушай, – произнес Казаван. – Я вырвал телефонные провода… Когда я оперировал, ты приставил пушку к моей спине; так я и оперировал – под прицелом, ты же проколол и шину. Мне показалось, что ты рассчитываешь добраться до Канады… Это тебе подходит?

– Подходит.

Никто из них больше ничего не добавил. Райнер пожал тощую руку лекаря, зажал в углу рта «Бенсон» и тихо двинулся с места.

Фары высвечивали стволы деревьев, машина бесшумно поднималась на вершину холма. Воздух лесной чащи, пахнущий смолой и мхом, через опущенное стекло наполнил автомобиль.

Крэнсон, открыв глаза, запрокинул голову и следил за тем, как проплывали мимо низкие ветки, казавшиеся черными на уже потемневшем небе.

Дым сигареты смешался с запахом леса, они прошли смертельно опасный поворот, тяжелая машина мягко скользила в тишине ночи.

Началась последняя часть операции.

ГЛАВА 9

Они все еще ехали.

Свен очнулся и с трудом разжал слепленные густым налетом бескровные губы, толстые волокна белой слизи протянулись между ними. Его охватила неожиданная, как удар в спину, мучительная жажда; глаза возбужденно забегали, пылающий язык искал выхода, пытаясь высвободиться изо рта, превратившегося в пекло. Но все попытки подать голос закончились какими-то хрюкающими звуками. Райнер оторвал глаза от тоненькой асфальтовой ленты:

– Что случилось?

Крэнсону удалось приподняться, и голова его улеглась на боковой подлокотник.

– Пить, – простонал он, – я хочу пить.

Отвлекшись на секунду, Райнер сосредоточенно следил за дорогой.

Казаван разрешил питье, не спиртное, конечно, но несколько глотков он мог бы сделать и смочить себе горло; но в спешке они ничего с собой не захватили.

Райнер задумался. Через четырнадцать километров, перед тем как остаться один на один с горами, они подъедут к Спунсу, последнему жилому месту на их пути. Только там можно что-нибудь раздобыть.

– Потерпи пять минут, – сказал он, – и я дам тебе пить.

Крэнсон замолчал; ему казалось, что в горле у него расплавленная сталь, он сжал зубы. Если Райнер сказал, значит, через пять минут он что-нибудь достанет.

Райнер увидел свет уличных фонарей. Деревья располагались на голой равнине. Сбросив скорость, он поехал по единственной улице, одна сторона которой состояла из огромных стогов сена. Залаяли собаки; не выключая мотора, он остановился у края дороги.

Рядом со спортивной площадкой стояло невысокое строение, крытое рифленым железом; на доме висела табличка: «Кафе Е. У. Райса».

Райнер снял с предохранителя кольт и сунул его под куртку.

– Не высовывайся.

Он хлопнул дверцей, пересек улицу и вошел в бар, толкнув обе створки распашных дверей, какие обычно встречаются в подобных заведениях.

Внутри было серо от дыма и полно народу, человек двадцать минимум. На три четверти это были волонтеры, большинство из них еще не сняли патронташей.

Никто не взглянул на него. Он подошел к стойке, оттолкнул стакан и этим привлек внимание единственного официанта.

– Рюмку белого рома и бутылочку кока-колы, – сказал он.

Несколько человек повернулись в его сторону, но тут же возвратились к прерванным разговорам.

Райнер одним глотком выпил ром и расплатился. Все разговаривали очень громко, хвастаясь своими подвигами; почти все уже изрядно набрались.

Он оставил мелочь, взял бутылку и повернулся, направляясь к выходу. Было так тесно, что локтем задел стакан – один из тех, что стояли наполненными на стойке.

Все смолкло. В баре, секунду назад таком шумном, можно было услышать жужжание комара. Один из волонтеров с изрытым оспой лицом тяжело опустил руку на плечо Райнера. Тот не повел даже бровью."

Они сверлили друг друга взглядом. Глаза рябого напоминали по цвету бледную поганку; грудь его крест-накрест, как у бойцов армии Сапаты[10]10
  Эмилиано Сапата – один из руководителей крестьянского движения в Мексиканской революции 1910–1917 гг. (Примеч. ред.)


[Закрыть], перекрещивали пулеметные ленты.

– Подними, – сказал он.

Все уставились на Райнера.

Он не шевельнулся, но в глазах его блеснула хитрая смешинка.

– Подними, – рявкнул рябой, – кому сказано!

Все раздвинулись, образовав вокруг них свободное пространство. Губы Райнера медленно зашевелились.

– Нет, – произнес он.

За его спиной раздался хриплый голос.

– Полегче, парень, здесь не любят чужаков, а деревья ничего не расскажут.

Через пятнадцать секунд они все всполошатся, и первый, кто выйдет отсюда, увидит Крэнсона в машине.

– Нет, – повторил Райнер, – поднимать я не стану.

Он выждал, сосчитав про себя до трех, и добавил:

– Я поступлю иначе: взамен предложу другой.

В толпе кто-то рассмеялся, остальные последовали его примеру.

Рябой, разжав руку, похлопал Райнера по плечу, уже дружески.

– Достойные слова, – подхватил он в тон, – полный стакан стоит большего, чем пустой. Мой отец всегда мне это говорил.

– Он дал вам прекрасное образование. Эй, хозяин, я всех угощаю.

Райнер швырнул десятидолларовую бумажку туда, где стояли наполненные стаканы, и направился к выходу.

Они расступились, чтобы пропустить его.

Он почти дошел до двери, но тут рябой окликнул его:

– Никогда не встречал тебя в этих краях.

– Я здесь проездом, – ответил Райнер.

Затуманенные ядовитой влагой глаза весело замигали, выражая дружеское расположение.

– Если будешь в Спунсе, спроси Майка.

Райнер медленно перевел взгляд с военных ботинок на толстый, с заклепками, ремень, затем на пулеметные ленты и, наконец, на изрытую оспой физиономию.

– Не исключено, – спокойно проговорил он. – Возможно, вскоре я нагряну к тебе.

Дверь за ним захлопнулась.

Почти тотчас в баре снова установился галдеж, а Крэнсон в машине, уже мчавшейся на полном ходу, припал иссохшими губами к горлышку бутылки.

* * *

Бэнкрофт смачно зевнул и уселся на бетонную перегородку между «барракудой» и «бентли». Прежде чем стать полицейским, он четыре года ишачил в гараже своего отца, в окрестностях Абилена. '

В те времена он разбирал по винтику старенькие «шевроле» и «форды» выпуска межвоенных лет; они принадлежали ребятам из их квартала, которые и сами приходили помочь ему отладить допотопное сцепление или поправить крыло или дверцы. Встречались колымаги, которые он чинил десятки раз, пока они не оказывались на свалке за бараком вместе с другими железяками.

Он зарабатывал себе на хлеб, подновляя корпуса и шины, но однажды это ему осточертело, и тогда Питер Бэнкрофт, сняв голубую промасленную спецовку, нацепил полицейскую форму.

И вот теперь по долгу службы он торчит здесь, среди машин, в новенькой форме и ждет, когда супермагнат Элфид сядет в свой «кадиллак» цвета позеленевшей бронзы, что стоит третьим слева, в среднем ряду.

Смешнее всего то, что он должен хорошо играть свою роль: чтобы не вызвать подозрений, ему еще предстоит после обеда хорошенько отдраить три автомобиля, пять слегка почистить и у одного отрегулировать зажигание. Он уже заработал на чаевых неплохие бабки и сказал Биглису, проверявшему посты, что, ежели так пойдет и дальше, он, пожалуй, вернется к своему прежнему ремеслу.

Когда Бэнкрофт ее увидел, в нем сработала давняя привычка – машинально, жестом прежних лет, он отер руки о штаны, проведя ладонями по ляжкам.

Она поднялась наверх и прошла совсем близко от него. Как сквозь сон он разглядел чувственные губы и бархатистые глаза. Трудно сказать, какого цвета они были, но он почувствовал их нежный взгляд, это уже точно.

Привстав, Бэнкрофт, не отрываясь, следил за танцующими стройными ножками. Он успел подумать, что, должно быть, чертовски приятно влюбиться в такую вот девочку, и тут у него перехватило дыхание.

Красотка направилась прямо к зелено-бронзовому «кадиллаку»; достав ключ, она вставила его в замочную скважину.

Он тупо глазел на все это. Такое не было предусмотрено. Ему следовало тотчас сообщить по радиосвязи о прибытии Элфида, но эта девица все спутала, как тут быть?

Поколебавшись, он все же двинулся, не теряя автомобиль из виду, к стеклянной кабине, где находился передатчик, но тут девица вышла из автомобиля.

Их взгляды встретились поверх скопища металлических кузовов, и она – не ослышался ли он? – окликнула его:

– Прошу вас…

Голос ее был столь же прекрасен, как и лицо, довольно низкий, грудной, мягкий и сильный одновременно. Он обошел «бентли» и, как завороженный, не спуская с нее глаз, подошел к ней. Пока он шел, ее лицо все более озарялось улыбкой.

Когда он очутился рядом с ней, ему показалось, что сейчас она возьмет его за руку, но этого, увы, не случилось.

– Не могу завести машину, – сказала она, – она не моя, и я не знаю, как с ней обращаться.

Бэнкрофт улыбнулся, почувствовав необъяснимое облегчение.

– В таком случае вам небезопасно ехать на ней, в этот час очень интенсивное движение.

Она засмеялась, и волосы на какое-то мгновение волной укрыли ее лицо.

– Я и не поеду, мой обожаемый шеф просил лишь вывести машину и поставить ее в ста метрах от угла Торн-тон-Авеню, это всего в двух кварталах.

Бэнкрофт снова вытер руки о штаны.

– Кто же ваш шеф?

– Элфид, мистер Алэн Элфид.

В душе Питера Бэнкрофта вновь проснулся полицейский.

– Подождите минуточку, – сказал он, – теперь я должен предупредить моего обожаемого шефа, что выведу машину, и тогда уже смогу проводить вас до места. Мне бы не хотелось, чтобы такая красивая девушка разбилась по моей вине.

Она снова улыбнулась.

– О’кей, – ответила она, – но поторопитесь, кажется, мой шеф сильно спешит.

Питер Бэнкрофт мигом домчался до будки, закрыл за собой дверь и почти прилип губами к аппарату.

Едва он нажал на кнопку приема, как раздался голос, да так близко от него, что он вздрогнул:

– Биглис слушает, что случилось?

Бэнкрофт вновь переключил на передачу и быстро зашипел:

– Элфид послал какую-то девицу вывести «кадиллак», должно быть, свою секретаршу, она не может завести машину… я помогу ей… она должна поставить ее в ста метрах от перекрестка на Торнтон-Авеню… кажется, он спешит.

На другом конце стояла тишина: Биглис, должно быть, размышлял. Бэнкрофт начал волноваться, но тут ему наконец ответили:

– О’кей, ступайте, но будьте осторожны; если он это подстроил специально, значит, что-то заподозрил, придумайте что-нибудь и захватите с собой девицу… он не должен знать, что ей помогли вывести машину… остальным мы займемся сами. Все понятно?

– Понятно.

Бэнкрофт повесил трубку, быстро скинул комбинезон, надел куртку и вышел. Через несколько мгновений он уже стоял рядом с ней. Девушка ждала его.

– Мужчины болтливы, – заметила она.

Они устроились рядышком на переднем сиденье, и он слегка коснулся ее пальцев, когда она протянула ему связку ключей.

– Я предупредил, что уже не вернусь: уезжаю в самом шикарном автомобиле и увожу самую красивую девушку в мире.

«Мне определенно все больше и больше нравится, как она смеется», – подумал Бэнкрофт.

Из связки блестящих полированных ключей он выбрал один.

– Первое, что надо сделать, если хочешь завести машину, – сказал он, – это отключить противоугонное устройство. – Тяжелая машина тронулась с места, выехала из гаража и устремилась в самую середину автомобильного потока. В смотровое зеркало Бэнкрофт увидел, как серый с металлическим отливом «корвер» отъехал от противоположного тротуара. Он готов был поспорить на все свое жалованье, что в нем сидели Старк и Биглис.

Бэнкрофт проехал перекресток метров на сто и остановился; поставил машину на свободное место, стараясь прижаться к заднему бамперу впереди стоящего автомобиля. Тогда Элфиду не удастся улизнуть: придется подать назад, чтобы выехать, а те, кто последует за ним, не будут застигнуты врасплох.

– Я выполнил свою миссию, – сказал Бэнкрофт, – но вас просто так не отпущу, и, если вы откажетесь выпить со мной, я поцарапаю краску на вашей машине, а Элфид подумает на вас, и вы потеряете работу.

Она взглянула на него, и у него судорожно сжался желудок, как в те времена, когда ему было пятнадцать лет и он втюрился в дочку помощника шерифа Грейстарка.

– Договорились, – ответила она, – меня зовут Диана.

Они вышли из машины вдвоем.

Старк сидел в своем «корвере», не зажигая света, он видел, как они ушли, но продолжал следить за опустевшим «кадиллаком».

Он не знал, что минуту назад, сразу же после того как Бэнкрофт ушел, Элфид пересек пустой гараж, сел в машину с откидным верхом, принадлежащую Диане Гойдт, его секретарше, и направился в Бартл-Бэй. На переднем сиденье, завернутые в шотландский плед, покоились автоматическое ружье «сэвидж-110» и пакет, в котором лежали четыре миллиона долларов.

* * *

Он вел машину, потушив фары. Светящийся циферблат часов показывал 22.25.

Лесистый район остался позади, но машина все равно была едва заметна под очень низким небом с облаками, скрывающими луну. Вероятно, скоро хлынет дождь.

Райнер не сводил глаз с дороги, сбрасывая скорость на спусках.

Им предстояло пересечь скалистый район южного Дрейка. Уже несколько секунд с левой стороны к ним подступало глубокое узкое ущелье, и пена стремительной горной реки белым покрывалом ложилась на черные валуны скал.

Внезапно Райнер резко затормозил.

Прямо перед ними, метрах в двухстах, на крутом спуске блеснул огонек и тут же исчез.

Лучшее место, чтобы перекрыть дорогу.

Крэнсон медленно приподнялся.

– Полиция?

Райнер, не оборачиваясь, кивнул.

Он произвел быстрый подсчет в уме. У него был еще час в запасе. Можно вернуться назад, свернуть направо, проехать через Дженнинг-Крик, сделать небольшой крюк, чтобы обойти Куни и добраться до Бартл-Бэй по гребню хребта. Но идти придется на полной скорости.

Райнер тихонько подал машину назад, и на повороте оказалось достаточно пространства для того, чтобы развернуться.

Свен Крэнсон завозился в темноте.

– Не прорваться нам, – прошептал он.

– Еще как прорвемся, – ответил Райнер.

Нажав на акселератор, так что шины завизжали, он начал бешеную гонку наперегонки с часовой стрелкой.

Свена резко откинуло назад, и он почувствовал, что живот вновь начинает разрываться на части. Капли пота выступили у него на лице, а толстые пальцы рвали пуговицы рубашки. Он жадно глотал открытым ртом воздух, который отказывался поступать в легкие. Действие болеутоляющего кончилось, боль вернулась, еще более режущая и острая, чем прежде, и Свен понял, что долго ему не выдержать. Рука его конвульсивно сжимала спинку сиденья в нескольких сантиметрах от спины Райнера.

Машину подбросило на какой-то колдобине, и ему показалось, что в живот вонзили острый тесак и стали там его поворачивать. Выгнувшись, он увидел перед глазами крутящуюся дорогу, а уши его наполнились ревом мотора. Он мучительно пытался сглотнуть, почувствовать во рту хоть каплю слюны – но ее не было, и по лицу его потекли слезы.

Райнер, использовав короткий прямой участок дороги, включил пятую скорость. Спидометр показывал 230 километров.

Крэнсон повалился навзничь, провел рукой по повязке, ощутил что-то влажно-липкое. Поднес руку прямо к глазам, увидел, что она покрыта черной жидкостью, запах которой он хорошо знал.

Не так уж много мозгов было в голове Крэнсона, однако достаточно, чтобы понять: рана открылась, он истекает кровью, и очень скоро ему придется умереть.

Хотя в глазах у него потемнело, он успел заметить на коврике пятно, которое все расширялось и расширялось, пятно, на которое он, ослепленный болью, не обращал внимания прежде.

Позвать Райнера? Он остановится, отвезет его к Каза-вану или в другое место – но раньше или позже их схватят, и тогда они оба попадут на электрический стул. Крэнсон не отрывал глаз от затылка своего друга, единственного человека, кто не был сволочью по отношению к нему, единственного, наверно, кто никогда не пытался сделать ему плохо.

Новый поворот еще больше вдавил его в сиденье, и рука шведа инстинктивно ухватилась за ручку двери.

Райнер гнал машину вперед и достиг перевала в тот момент, когда стрелка часов показывала одиннадцать. Оставалось еще тридцать пять километров – по извилистой дороге среди скал, которые спускались в широкую долину Бартл-Бэй. За ней начинались уже пляжи Тихоокеанского побережья.

Он начал спуск на скорости 80 километров, срезая виражи.

Крэнсон все еще глядел на Райнера, чей профиль четко вырисовывался на стекле. Он по-прежнему сжимал ручку дверцы. Закрыл глаза, почувствовал, как подступает тошнота, и с трудом удержался от того, чтобы завыть от дикой боли, терзающей его внутренности. Перед его взором неслись, сменяя друг друга, доки Скена, его первый пароход, рыжая пасть топки, куда он швырял уголь – тело его вспомнило тяжесть плоской лопаты, – черное прокуренное бистро, не то на Новой Земле, не то в Копенгагене, а затем Манхеттен, какой-то поезд, тело девушки на ковре. И над всеми видениями нависало одно сверх-видение – лицо Райнера, Райнера, протягивающего ему пачку «Честерфилда» со словами: «Не бери в голову, все уладится, вырвемся».

Нет, ему, Крэнсону, уже не вырваться. Нельзя вырваться с тем, что сидит у него в животе, не на– что надеяться, когда так хлещет кровь. Ему подарили эти несколько дней, его не поджарили на электрическом стуле – тем лучше, большего и желать нельзя. И не только жизнь продлили: впервые нашелся человек, который попытался ему помочь, который не смеялся над тем, что он толстый и глупый.

Крэнсон вновь закрыл глаза. Потряс головой, как бык перед атакой, чтобы стряхнуть жар. Его вдруг поразила отчетливая, ясная мысль: он не умеет говорить «Спасибо».

Никогда раньше в этом не было нужды, а теперь, когда понадобилось, он не смог.

Не так это оказалось легко, как можно было бы подумать, но теперь он это сделает, у него есть для этого хороший способ, единственный способ, и он его не упустит. Он все упустил в своей жизни, но вот здесь уж не промахнется.