355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Жан Марабини » Повседневная жизнь Берлина при Гитлере » Текст книги (страница 7)
Повседневная жизнь Берлина при Гитлере
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 00:46

Текст книги "Повседневная жизнь Берлина при Гитлере"


Автор книги: Жан Марабини


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Ноябрьская ночь

Чтобы подтолкнуть берлинских евреев к отъезду из столицы (90 % еврейского населения вопреки всему пока остается в городе), Геббельс использует любые средства: он старается пробудить ненависть к евреям у тех, кто никогда ее не испытывал, и разжигает ее у тех, кто прежде был, так сказать, латентным антисемитом. Меры, предусмотренные для Берлина, вскоре распространятся на всю Германию. Ночь с 9 на 10 ноября назовут Рейх(жристальнахт, «Хрустальная ночь». [91]91
  Формальным поводом для «Хрустальной ночи», всегерманского еврейского погрома, послужило убийство в Париже (7 ноября 1938 г.) советника германского посольства Эрнста фон Рата, совершенное семнадцатилетним польским евреем Гершелем Грюншпаном. (Примеч. пер.)


[Закрыть]
Этой ночью толпа разбивает витрины еврейских магазинов, которых еще очень много. Горит синагога на Фазаненштрассе; погромщики вламываются в-квартиры. Более ста синагог разграблены эсэсовцами. 20 тысяч евреев арестованы, 36 – убиты. Вот когда действительно начинается долгая охота на «козлов отпущения», кульминацией которой вскоре станут принудительные работы евреев в концентрационных лагерях Дахау, Бухенвальд, Равенсбрюк, Ораниенбург, Аушвиц (Освенцим), Треблинка и пр. Эти лагеря, которым на конечной стадии их существования предстоит превратиться в лагеря смерти, покроют всю Европу. Человек, объявивший себя наследником Карла Великого, став полновластным хозяином 300 миллионов человек, будет решать и объяснять, в закамуфлированных выражениях, каким должен быть этот медленный путь к кошмару, хотя и предпочтет лично не участвовать во всем этом, чтобы не портить свой имидж. А «первой ласточкой» нового порядка стало постановление префекта полиции: «Все евреи старше шести лет обязаны, появляясь на людях, носить на одежде желтую звезду, пришитую на груди, сбоку, чтобы каждый мог ее видеть». Потом была «Хрустальная ночь». Значительный ущерб, который погромщики невольно причинили немцам, потом возмещали сами жертвы (как произошло, например, в случаях с магазинами на Потсда-мерштрассе и с Дворцом спорта). На только что вставленных окнах разграбленных еврейских квартир появляются надписи «Jude». [92]92
  Еврей (нем.).(Примеч. пер.)


[Закрыть]
Повсюду в городе расклеены афиши, гласящие: «Евреи – наше несчастье». Евреи, изгнанные из всех центров сосредоточения городской общественной жизни, не могут даже прогуляться в городском саду или в берлинском лесу, не столкнувшись с унизительными и грубыми антисемитскими лозунгами: «Евреям вход воспрещен!» или: «Чистый воздух леса несовместим с запахом евреев». Вскоре выпадет снег, и юные гитлеровцы будут украшать своих снеговиков желтыми звездами и ермолками. Многие евреи уже стали жертвами насильственной депортации: их увозят с вокзала Груневальд, в вагонах для скота, в первые концентрационные лагеря. На официальном языке эти люди – «политзаключенные», «пример в назидание другим», «захваченные во время облавы (имеется в виду ноябрьский погром)». Поезда же, в которые их «загружают», стоят на запасных путях на товарной станции. Желательно, чтобы население Берлина ничего о подобных сценах не знало. Оно и так уже начинает сочувствовать евреям, поэтому в настоящий момент никаких новых антиеврейских мер лучше не принимать. Только 28 ноября 1940 года, в четверг, партия сделает в этом направлении следующий шаг: она обратится к населению с призывом принять участие в съемках фильма «Das ewige Jude», «Вечный жид». В газете «Фёлькишер беобахтер» будет напечатано объявление, приглашающее всех желающих собраться на киностудии УФА, в Паласт ам Зоо (в кинотеатре у Зоологического сада), и рекомендующее «подавить свою жалость, которая более чем опасна». На следующий день синагога на Левицовштрассе, процветавшая во времена кайзера, станет местом сбора для депортируемых. Очень скоро закроются последние еврейские школы, а самое большое – не только в Германии, но и во всей Европе – кладбище иудейской общины на Гроссе Гамбургерштрассе будет закрыто и разграблено. На другом иудейском кладбище в Берлине, кладбище в Вайсензее, сотни стел и надгробий будут осквернены нацистскими эмблемами, разорены, профанированы. Похоже, евреи больше не имеют права покоиться в мире в земле немецкой столицы? Закроют и их госпиталь на углу Иранской и Школьной улиц. К концу 1944 года в Берлине еще будет проживать на нелегальном положении какое-то количество евреев; две тысячи из них поместят в концентрационный лагерь, наскоро устроенный в этом здании, изначально предназначавшемся для Красного Креста. Но сам Гитлер ни единого раза не употребит в своих публичных выступлениях слово «еврей».

Люди спускаются в метро

Шокировала ли берлинцев «Хрустальная ночь» в такой же мере, как расстрелы 1934 года, отстранение от власти Фрича и Бломберга, угроза войны, сгустившаяся в связи с аншлюсом и с планами вторжения в Чехословакию? Похоже, что да: первые трещины, возникшие в отношениях между рядовым населением и властью, теперь расширялись с каждым днем. 10 ноября 1938 года Гитлер признается в беседе с издателями и редакторами «Дойчер ферлаг» и «Берлинер моргенпост» (газет, традиционно придерживающихся правой ориентации и входящих в так называемую «группу гляйхшалтунг», оппозиционную по отношению к популярной прессе, которая прежде находилась в руках еврейских издателей): «Я сознаю, что обязан своей популярностью проявляемой мною – со всей очевидностью – настойчивой воле к миру. Это может привести к тому, что в головах многих людей угнездится идея, будто сегодняшний режим идентифицирует себя с этим желанием сохранить мир при любых обстоятельствах». Чтобы бороться с тем, что он считает недоразумением, «препятствием» на пути дальнейшего развития страны, обусловленным «определенной усталостью» и «безволием» своих сограждан, Гитлер укрепляет гестапо и СС. Та и другая организации определенно начинают раздражать берлинцев. На столичных военных заводах рабочие вдруг с удивлением замечают, что за их спинами стоят эсэсовцы и пристально наблюдают за их трудом, выискивая даже малейшие огрехи. «В городе люди уже перестают пользоваться германским приветствием – выбрасывать вперед руку. Они возвращаются к привычным для них формулам приветствия», – отмечает Рудольф Гесс. Согласно Шмидту, [93]93
  Пауль Шмидт (1899–1970) в 1924–1945 nr. был главой секретариата и старшим переводчиком министерства иностранных дел; в 1935–1945 гг. был личным переводчиком Гитлера во время приема правительственных зарубежных делегаций. Являлся официальным переводчиком на Мюнхенской конференции. (Примеч. пер.)


[Закрыть]
личному переводчику Гитлера, фюрер сейчас переживает момент депрессии, верит в свою близкую смерть. По свидетельствам близких к нему людей, этот циклотимик то бывает угрюмым и ощущает упадок духа, то, наоборот, демонстрирует повышенную активность. Получив информацию о том, что Гейдрих якобы собирается совершить на него покушение, Гитлер едва не отказался от поездки в Вену, [94]94
  Отметим в этой связи, что Канарис поспешил прибыть в Вену вместе с Гитлером. (Гитлер въехал в Вену 13 марта 1938 г. вместе с
  Кейтелем, чтобы лично обнародовать закон «О воссоединении Австрии с Германской империей». – Примеч. пер)


[Закрыть]
как он сам потом признался дуче и Герингу (разумеется, сохранившему все свое хладнокровие в момент, когда фюрер потерял голову). Но уже 12 марта 1938 года Гитлер, похоже, был полон решимости подчинить себе Чехословакию, даже если этот шаг спровоцирует мировую войну. 1 октября 1938 года он принял все необходимые меры для мобилизации, что не вызвало никакого энтузиазма у населения столицы. «Тарпейская скала находится рядом с Капитолием», – сказал ему дуче, который повторит эту фразу, когда партизаны поведут его к виселице. 27 сентября, желая посмотреть, какова будет реакция берлинцев, Гитлер приказывает 2-й моторизированной дивизии пересечь столицу рейха с запада на восток. Дивизию отправляют на границу с Чехословакией. Войска, как и было предусмотрено, движутся по центральной оси города, проходят по Вильгельмштрассе, мимо здания рейхсканцелярии. Фюрер заранее известил горожан об этом грандиозном зрелище (через средства массовой информации, контролируемые Геббельсом); он предполагает, что огромные массы людей выстроятся вдоль всего пути следования солдат, что уходящих на фронт будут приветствовать восторженными криками и охапками белых цветов, что девушки будут бросаться им на шею…

Сам он стоит на балконе, готовый вмешаться, если ликующая толпа станет неуправляемой. Он в совершенстве владеет искусством «быть агрессором и в то же время казаться жертвой агрессии». Он нашел самые язвительные слова, чтобы разоблачить чехословацкий империализм, и сейчас еще раз обдумывает речь, которую собирается произнести. Но вдруг фюрер с изумлением замечает, что перед рейхсканцелярией собралось не более двухсот человек. В. Л. Ширер, американский журналист, благодаря заметкам которого мы можем в деталях представить себе последовавшую далее сцену, уточняет, что «эта маленькая группа хранила полное молчание; [другие же] берлинцы торопливо спускались в метро. Это была самая удивительная антивоенная демонстрация, которую мне довелось увидеть за всю мою жизнь». Увы, никто в мире тогда не сделал надлежащих выводов из этой демонстрации, хотя вермахт (и даже Кейтель и Йодль [95]95
  Альфред Йодль (1890–1946) с 1938 по 1945 г. возглавлял штаб оперативного руководства OKB (за исключением промежутка времени между ноябрем 1938 г. и августом 1939 г., когда он был командиром 2-й горно-стрелковой дивизии). (Примеч. пер.)


[Закрыть]
) в тот конкретный момент не подцерживал воинственные намерения Гитлера. Мюнхен разоружил западные державы. «В тот день хватило неболь– того давления, чтобы мы погубили всё», – утверждал впоследствии генерал Бек. Американский журналист мог с очень близкого расстояния видеть мрачное лицо рейхсканцлера, который явно был в ярости. Фюрер ушел с балкона, даже не дождавшись, пока пройдет мимо 3-я танковая дивизия. Еще один американский свидетель, Киркпатрик, подтверждает впечатления Ширера и других наблюдателей, немцев: «Невозможно вообразить себе ужас, отчаяние, разочарование масс, когда вновь начались разговоры о войне!» [96]96
  Ширер, со своей стороны, тоже подробно описывает эти настроения.


[Закрыть]

Неудавшийся заговор против рейхсканцелярии

Отрезвляющее воздействие этого события на фюрера еще более усилилось благодаря приготовлениям к войне, которыми наконец занялись в Праге и в Париже. Гитлер, презиравший французов за то, что они не приняли никаких мер, чтобы изгнать его из Рейнской области, на сей раз был удивлен их реакцией. До сих пор он не сомневался в симпатиях англичан, но теперь и они всерьез встревожились. Гитлер испугался. Правда, он знает со слов Геббельса, что английская пресса представляет его «слегка безумным щенком», этаким «славным малым» (good boy), как выразился лорд Гендерсон, посол Великобритании в Берлине. Тот же посол назвал Гитлера «генералом Врангелем мировой буржуазии». Как бы то ни было, Гитлер снова впадает в депрессию и обещает Чемберлену не посягать на независимость Чехословакии. Самые умные из нацистов начинают в нем сомневаться. Вот уже год, как влиятельная группа заговорщиков ждет благоприятного случая и возлагает свои надежды на генерал-майора Остера (начальника Центрального отдела абвера [97]97
  Центральный отдел ведал архивом абвера и кадровыми вопросами. (Примеч. пер.)


[Закрыть]
и близкого друга Канариса), который, однако, ведет себя очень осторожно. По поручению заговорщиков Гёрделер [98]98
  Карл Фридрих Гёрделер (1884–1945) в описываемое время был советником руководства концерна «Бош АГ» в Штутгарте (с г.). В 1937–1939 гг. он совершил серию поездок за границу для установления контактов с зарубежными политиками. Будучи противником войны, он возглавлял одну из групп (гражданскую), разрабатывавших планы свержения режима НСДАП. (Примеч. пер.)


[Закрыть]
встречается – безуспешно – с высокопоставленными чиновниками из французского министерства иностранных дел, в том числе с Алексисом Леже (поэтом Сент-Джоном Персом). Поэт ему только улыбнулся, а в английском Foreign Office [99]99
  Министерство иностранных дел. (Примеч. пер.


[Закрыть]
сэр Ванситтарт обвинил его в «государственной измене», в предательстве своей страны. Союзники проявили беспримерную глупость и недальновидность. Влиятельные немецкие офицеры, такие, как фон Клейст [100]100
  Эвальд фон Клейст (1881–1954) с 1935 г. был командиром 8-го армейского корпуса и 8-го военного округа в Бреслау. В г. во время чистки высшего военного командования после «дела Бломберга—Фрича» отправлен в отставку; в августе 1939 г. вернулся в строй и был назначен командиром 22-го армейского корпуса (танковой группы). (Примеч. пер.)


[Закрыть]
или начальник генерального штаба сухопутных войск Людвиг Бек, рисковали жизнью, встречаясь в Лондоне с промышленниками и немецкими дипломатами; они были готовы поклясться, что намерены положить конец диктатуре, если Великобритания поддержит их, пойдет на военное вмешательство. «Кто нам даст гарантии, что Германия не станет большевистской?» – ответили Чемберлен [101]101
  Невилль Чемберлен (1869–1940) – государственный деятель Великобритании, один из лидеров консервативной партии; в 1937–1940 гг. был премьер-министром.


[Закрыть]
и генерал Гамелен. [102]102
  Морис Гюстав Гамелен (1872–1958) – французский генерал; В І931–1935 и 1938–1939 гг. был начальником генерального штаба, в 1935–1940 гг. – заместителем председателя Высшего военного совета. (Примеч. пер.)


[Закрыть]
Беку удалось склонить на свою сторону весь высший командный состав германской армии, включая Браухича, который, хотя и был доверенным лицом Гитлера, присоединился к Schwarze Kapelle («Черной капелле»), [103]103
  «Черная капелла» с 1933 г. боролась против Пгглера и нацистов, CA и СС; она подтолкнула Гитлера к «Ночи длинных ножей» и 20 июля 1944 г. потерпела окончательное поражение в своих попытках устранить фюрера. Объединявшая в своих рядах дипломатов, чиновников, генералов, аристократов, представителей традиционной буржуазии, она была, так сказать, костяком Германии, население которой в последние месяцы войны на 90 % составляли немцы. Эта организация попытается (неумело или, может быть, слишком поздно) вступить в переговоры с союзниками – англичанами, американцами и русскими. И столкнется с решением Рузвельта, Черчилля и Сталина добиться безоговорочной капитуляции Германии.


[Закрыть]
национальной оппозиции. Это важный факт. Генералы договорились о «своего рода всеобщей забастовке высшего командования». Браухич обещал, что лично доставит Гитлеру ультиматум. (Он этого не сделает, но и не предаст своих товарищей.) Бек, Остер, Шахт планируют вместе с начальником полиции Берлина и фельдмаршалом фон Вицлебеном [104]104
  Эрвин Иов фон Вицлебен (1881–1944) с 1934 г. был командиром 3-й дивизии и 3-го (берлинского) военного округа. После отставки фон Фрича стал активным противником режима и сторонником его свержения вооруженным путем. Во время чистки в армии в 1938 г. отправлен в отставку. В августе 1938 г. назначен командующим 1-й армией на франко-германской границе. (Примеч. пер.)


[Закрыть]
арест фюрера. Сотня высших чиновников, членов организации «Стальной шлем», готовят государственный переворот. Вицлебен и его берлинский армейский корпус собираются, захватив рейхсканцлера, убить его на месте при малейшей попытке к сопротивлению. Гиммлер и Геринг чуют неладное, но, как ни странно, молчат, несомненно рассчитывая в случае успеха заговорщиков перейти на сторону своего «союзника-врага» Канариса. Ведь, в конце концов, Гейдрих сыграл очень важную роль в уничтожении CA, коммунистов, «красного вермахта». А то, что он убивал и евреев, никого не будет интересовать.

Мюнхенское соглашение спасает Гитлера

Все в верхах ждут путча, который на сей раз должен удасться, тем более что Англия и Франция, кажется, начинают проявлять больше понимания. В Берлине никто, даже Гитлер, не может предпринять хоть что-нибудь, чтобы предотвратить надвигающийся переворот. Армия, полиция пребывают в нерешительности. СС – что странно – не получает никаких точных и связных указаний. Как, впрочем, и гестапо. Армейский корпус Вицлебена ждет сигнала к выступлению в своих берлинских казармах. То подразделение, которое, собственно, и будет осуществлять государственный переворот, уже репетирует захват здания рейхсканцелярии. Вицлебен вместе с Гальдером [105]105
  Франц Гальдер (1884–1972) в сентябре 1938 г. сменил Л. Бека на посту начальника генерального штаба. Считал, что Германия не готова к войне. Осенью 1938 г. вместе с Беком возглавил антигитлеровский заговор. (Примеч. пер.)


[Закрыть]
находится в ОКВ, [106]106
  OKW (Oberkommando der Wehrmacht) – Верховное командование вермахта; его штаб размещался в здании военного министерства вместе со всеми департаментами последнего, включая абвер. «Это гнездо заговоров», – скажет Гитлер Кейтелю, пожав плечами.


[Закрыть]
на «Трепице» (название площади на берлинском арго), где и узнает ошеломляющую новость: Муссолини, проинформированный своим послом Аттолико о сложившейся ситуации, приглашает Гитлера на конференцию, «которая должна состояться вдали от столицы, в Мюнхене» – в городе, верном фюреру Гитлер спешит туда, чтобы встретить дуче. Туда же прилетают Чемберлен и Даладье. [107]107
  Эдуард Даладье (1884–1970) – премьер-министр Франции в 1933-м и 1938–1940 гг.


[Закрыть]
«Государственный переворот в Берлине не состоялся потому, что Чемберлен и Даладье, испугавшись небольшого риска, сделали неизбежной мировую войну», – скажут заговорщики 20 июля 1944 года, прежде чем будут подвергнуты пыткам и повешены. Гитлер, не подозревая о существовании грандиозного заговора, подготовленного его секретными службами, дипломатами, армейским генеральным штабом и некоторыми служащими полиции, все еще думает о скором вторжении в Чехословакию и во Францию. Муссолини, со своей стороны, удовлетворяется тем, что принуждает его подписать Мюнхенское соглашение, чтобы, по словам дуче, по крайней мере, сорвать ближайшие планы Риббентропа («этого слабоумного», как называл его Чиано).

Геринг, которого никто ни о чем не информировал, так сказать, не успел вскочить в поезд на ходу.

Муссолини, тоже упустивший очередную возможность избавиться от опеки Гитлера, бросил знаменательную фразу, которая, как он думал, укрепит его престиж: «Демократии существуют лишь для того, чтобы глотать горькие пилюли». Очень скоро Гитлер, спасенный – хотя сам он этого не знал– соглашением, которого не желал, оккупирует Прагу, и тогда даже фон Фрич, генерал, опозоренный фюрером, но реабилитированный и с честью ушедший в отставку благодаря заступничеству Канариса, должен будет признать, что Гитлера «уже ничто не остановит на его судьбоносном пути!».

Глава четвертая
ПАРТИЯ В ПОКЕР

Вдова еврейского художника Макса Либермана [108]108
  Макс Либерман (1847–1935) – живописец и график, в 1873–1878 гг. изучал живопись в Париже. Профессор (1897) и президент (1920) Берлинской Академии искусств. После прихода нацистов к власти подвергался преследованиям и был вынужден оставить пост президента Академии искусств. (Примеч. пер.)


[Закрыть]
не особенно тревожилась в «Хрустальную ночь». Она живет в хорошей квартире на Гогенцоллернштрассе, в весьма фешенебельном квартале. Сам Геринг, человек, который, в зависимости от личных капризов или интересов, решает, «кто является евреем, а кто нет» (эту фразу, однако, первым употребил не он, а Винер, занимавший должность мэра Вены задолго до прихода Гитлера к власти), в свое время купил несколько картин у ее мужа. Все сотрудники генерального штаба заказывали свои портреты у Макса Либермана, как и фон Бломберг, как и семья Гинденбурга. Фрау Либерман, исполненная достоинства, с пергаментной кожей и орлиным профилем, с тонкими длинными пальцами, унизанными бриллиантами, кажется типичной представительницей крупной еврейской буржуазии Берлина, давно перемешавшейся с лучшими прусскими аристократическими семействами столицы (которые не придают значения расистским предрассудкам, с тех пор как приняли в свою среду французских гугенотов, подвергавшихся преследованиям со стороны Бурбонов). Эти старые и солидные еврейские семьи обосновались в городе далеко не вчера. Все знают, что они во многом обогатили его интеллектуальную, музыкальную, художественную жизнь. Очевидный знак давней межэтнической солидарности берлинцев (и, в определенном смысле, выражение мужества) – тот факт, что многие посетители, чьи фамилии начинаются с частички «фон», и после «Хрустальной ночи» продолжают класть свои визитные карточки на серебряный поднос в прихожей фрау Либерман. Пока никому и в голову не приходит, что суровые нюрнбергские законы могут быть применены к этой импозантной вдове. Ее сыновья окончили Французский лицей, [109]109
  Со времени эмиграции французских протестантов в Пруссию (после отмены Нантского эдикта в 1685 г.) Французский лицей давал образование многочисленным состоятельным юношам из Пруссии и Берлина, независимо от их конфессиональной принадлежности. «Le lycee», как называли его на французский манер многие прусские аристократы, прекратил свою деятельность в 30-е годы.


[Закрыть]
и у нее в доме бывает, в числе других многочисленных друзей, генерал фон Хаммерштейн, [110]110
  Курт фон Хаммерштейн-Экворд (1878–1943) – генерал-полковник (с 1934 г.), один из руководителей рейхсвера. В 1929 г. был начальником Военного управления (тайного генерального штаба). Отрицательно относился к нацизму. В 1934 г. Пітлер заменил его бароном фон Фричем и отправил в отставку. (Примеч. пер.)


[Закрыть]
который не боится говорить то, что думает, даже самому Гитлеру. А еще ее навещают журналисты, актеры с киностудии УФА, все влиятельные партийные деятели, поэты и, естественно, художники.

Как пытались справиться с ситуацией состоятельные евреи

Фрау Либерман, в чьем доме бывает столько гостей, ничуть не беспокоится. У нее еще есть время, она может сделать выбор – либо стать добровольной затворницей в своей красивой квартире (чтобы не пришлось носить на одежде каждый раз, когда выходишь на улицу, «позорную» желтую звезду), либо уехать в Швейцарию, очень дорого заплатив за свою эмиграцию. Многие ее знакомые выбрали второй путь. Все знают, что власти, чтобы избавиться от слишком заметных евреев, закрывают глаза на их отъезд или позволяют себя подкупить. Нюрнбергский закон не запрещает выезд из страны – при условии, что отъезжающие берут с собой не более 5 % своего имущества. Канарис принимает евреев к себе на службу. Ходят слухи, что, обеспечив себе покровительство определенных лиц (например, вездесущего Германа Геринга), можно разделить свое имущество по другому принципу: 50 на 50 (половина идет покровителю и на покрытие административных расходов, половина остается отъезжающему). В некоторых случаях удавалось перевести значительные суммы непосредственно в иностранные банки – иногда это получалось без особых затруднений, иногда требовало очень сложных бюрократических игр, выгодных для финансистов Третьего рейха. Однако бывало и так, что тех, кто собрался эмигрировать, задерживали на границе, они теряли свободу или даже жизнь, потому что таможенники и полицейские некоторых соседних стран не принимали и отправляли обратно «менее богатых»! Фрау Либерман, несмотря на свой преклонный возраст, пожалуй, пустилась бы в эту опасную авантюру, если бы не визит ее старой подруги фрау Бэрхен (родившейся в Силезии в простой протестантской семье), донельзя возмущенной последними антисемитскими мерами. Фрау Бэрхен сказала, что собирается создать сеть убежищ для евреев, которые захотят остаться и ждать лучших дней.

Ободренная тем, что многие люди искренне желают ей помочь, восьмидесятилетняя фрау Либерман, которая любит Берлин и дорожит своими привычками, решает остаться. Если ее друзья-лютеране готовы ради нее рисковать своей свободой, она, еврейка, просто обязана «сохранить лицо». Эти друзья живут на Савиньиплац, в очень красивом доме, где они выделили большую комнату для временного пребывания преследуемых. Уже известны и многие другие «тайные прибежища», которые содержат надежные люди. Так рождается первая система защиты тех берлинских евреев, которые отказываются носить желтую звезду и живут на нелегальном положении. Система включает и «вспомогательные» подразделения, обеспечивающие нелегалов пищей, одеждой, фальшивыми документами и пр. Здесь соблюдаются сложные условия конспирации. С каждым годом система Бэрхен (по-немецки это слово значит «медвежонок») работает все более эффективно.

Смерть старой берлинки

Представители низших слоев общества – сколько бы Геббельс ни раздувал идею «пролетарского фашизма» – тоже испытывали «сострадание» к евреям (правда, в довольно расплывчатой форме); об этом говорят устные свидетельства очевидцев тогдашних событий, собранные автором в Берлине в 1983 году. Многие признают, что это чувство появилось у них только после «Хрустальной ночи». Раньше, по их словам, они «не видели никакой проблемы». Они не столько осуждали сам принцип антисемитизма, сколько сочувствовали каким-то конкретным людям – друзьям, знакомым торговцам. Вынужденные с 1942 года нести обязательную трудовую повинность, они не имели ни достаточных знаний, ни средств, ни времени, ни даже желания, чтобы поступать так, как некоторые состоятельные берлинцы. Эти последние, продолжавшие, вплоть до ужасных английских бомбардировок 1943 года, вести внешне праздную жизнь, такую же, как в прошлом, считали для себя постыдным выдать еврея. В этот круг входили представители духовенства, офицеры вермахта; они еще долго будут мечтать о триумфе Великой Германии, но при этом оказывать помощь системе Бэрхен. Гитлер, развертывая свою зловещую антисемитскую кампанию, сможет опираться только на доносы эсэсовцев. Он найдет поддержку и в определенных антисемитских кругах, убежденных в том, что все беды немцев проистекают от евреев. В этом смысле «Хрустальная ночь» внесла трещину между нацистами и остальными берлинцами; видимость общего согласия будет восстановлена только после побед на Западе.

2 марта 1943 года люди из гестапо придут к восьмидесятипятилетней фрау Либерман, которая в этот момент будет лежать, после сердечного приступа, в своей квартире, по-прежнему украшенной картинами ее мужа. С большим достоинством она оденется, не произнеся ни слова, и ее повезут в берлинский еврейский госпиталь, превращенный в место сбора для тех, кого отправляют в лагеря смерти. Однако, прежде чем ее доставят в палату, она, уже на носилках, проглотит горсть таблеток веронала, припасенных на такой случай. Она умрет с улыбкой, как бы желая сказать санитарам-палачам: «Теперь вы видите – всё, что бы вы ни делали, не имеет смысла».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю