Текст книги "Командир Марсо"

Автор книги: Жан Лаффит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

VII

Пленница уснула.

Когда без дальних разговоров ее привели на гауптвахту батальона, ей показалось, что она попала в какое-то стойло. Это был почти треугольный чулан не больше четырех шагов в длину. Даже в самом широком месте, протянув руки, можно было коснуться стен: слева – слегка вогнутой скалы, справа – дощатой перегородки, скрепленной тремя поперечными балками. Низкая дверца открывалась внутрь чулана.

Нагнувшись, чтобы не удариться о свод, молодая женщина перешагнула через порог, но, очутившись сразу в темноте, невольно остановилась в нерешительности. Однако, заметив расстроенные лица сопровождавших ее бойцов, она заставила себя улыбнуться. Когда захлопнулась дверь и звякнул наружный засов, она принялась исследовать помещение. Оказалось, что здесь можно держаться прямо. Через маленькое решетчатое отверстие вверху перегородки проникали слабые лучи заходящего солнца. Дневной свет пробивался также сквозь щели в досках: полоски света падали на охапку папоротника, брошенную в углублении скалы. В углу стоял ящик, который мог одновременно служить и столом, и скамейкой.

Было жарко. Она прилегла на кучу папоротника… С наступлением сумерек сюда потянулись лесные запахи, отвлекавшие ее от дум… Она почувствовала усталость и незаметно для себя погрузилась в сон.

Время шло. Ее разбудила ночная прохлада. Машинально она вытягивает руки, затем приподнимается и, изумленно оглядываясь по сторонам, пытается понять, где она находится… И тут же все вспоминает… Она осторожно встает и сгребает в кучу рассыпавшийся папоротник. По скале скользит лунный луч, и в решетчатое отверстие видны звезды. А снаружи ночь застыла в молчании, как бы прислушиваясь к чему-то… Чуть шелестит под ветром трава – словно тихая музыка льется из недр земли, сопровождаемая песней кузнечиков. Жабы перекликаются голосами, похожими на звуки флейты… Время от времени поскрипывает песок под ногами часового. Это возвращает ее к печальной действительности…

Сколько сейчас может быть времени?

Молодой женщине холодно, ей хочется есть. Сон окончательно улетел. Она задумывается… Как глупо получилось! Надо было ему все объяснить. Да, но почему этот верзила, объявивший себя командиром батальона, так грубо принял ее? Ведь мог же он отозвать ее в сторону, дать возможность объясниться. Какая досада! И вот теперь ей придется сидеть здесь всю ночь. А этот доктор, который привел ее сюда и так растерялся в присутствии своего начальника… Тоже хорош! И никто из них ей не знаком. Уж не ошиблась ли она? Она прислушалась. Из лесу временами доносился шум голосов…

Но вот послышались чьи-то шаги… Затем голоса… Их несколько. Раздались какие-то возгласы, восклицания… Что это, побудка? Нет, шум как будто удаляется… Слышен только неясный говор… Но вот снова… На этот раз она не ошиблась… Говор все ближе и ближе… Может быть, за ней? Кто-то говорит с часовым… Подходит к двери… Какой знакомый голос!… С глухим стуком открывается засов… Луч электрического фонаря прорезает темноту…

– Роз!

– Марсо!

Роз первая бросилась к нему. Марсо обнял ее, и они расцеловались.

* * *

– …Еще бы, прямо целый фейерверк! Сначала я решил: ну, всем нам капут! Были, можно сказать, на волосок от смерти. Потом протопали пять или шесть километров, пока удалось найти ферму, где нам дали велосипеды. Но обиднее всего, что они зацапали наш драндулет! Там было, самое малое, десять кило взрывчатки…

В штабе батальона, при свете ацетиленовой лампы, Ролан, возбужденный, с горящими глазами, заканчивает рассказ о ночном приключении.

Увидев молодую женщину, он радостно идет к ней навстречу.

– Вот так здорово! Это ты! Как поживаешь?

Констан и особенно Пайрен сконфужены.

– Извини нас, товарищ, – говорит Пайрен.

Роз Франс – молодая женщина в голубой блузке – протягивает им руку и весело смеется.

– Я не злопамятна.

– Сказала бы хоть два слова, – говорит Пайрен, – и все объяснилось бы. Только бы назвалась.

– Ты мне и опомниться не дал.

– Ничего не поделаешь – служба, – смеется Ролан. – С Пайреном шутки плохи: бдительность у него прежде всего.

– Он прав, – говорит Роз, делаясь снова серьезной.

Она смотрит на Марсо. В брюках военного покроя, в защитного цвета рубашке с засученными до локтей рукавами, он ей кажется еще выше ростом, чем был в Бордо. Черты лица стали грубее, усы он сбрил и от этого выглядит моложе, хотя в волосах, подстриженных, как всегда, бобриком, уже появилась седина.

– Ты что-нибудь ела, Роз?

– Ничего с самого полудня. Просто умираю с голоду.

– Я тоже. От всех этих ночных переживаний у меня появился дьявольский аппетит.

Товарищи занялись поисками съестного, а испанец Рамирес – небольшого роста брюнет с бронзовым от загара лицом и огромными печальными глазами, в которых словно застыла тоска по родине, – начинает собирать разбросанное по столу оружие.

Пользуясь моментом, Роз подходит к Марсо и говорит почти шепотом:

– Я здесь по заданию партии.

– Знаю. Гастон меня предупредил. Ты должна была установить с нами связь через Бержерак.

– Да, а пришла прямо.

– Я почему-то сразу решил, что это ты.

– А ты узнал бы меня?

– Разумеется! У тебя все такие же черные волосы, только другая прическа. Ну, еще чуть-чуть пополнела, так, совсем немножко, и…

– И что?

«…и, как всегда, чертовски хороша», – хочет сказать Марсо, но сдерживается и произносит:

– …и ведь за два года нельзя забыть человека.

* * *

– Два года! – повторяет Марсо, когда товарищи, рассказав друг другу обо всех событиях дня, отправились в соседнюю комнату на отдых. Сколько воды утекло с тех пор, как они расстались!… Тогда, в начале лета 1942 года, все ожидали высадки союзников. А потом был Сталинград.

– А давно… ты приехал в Дордонь? – запнувшись, спрашивает Роз. Она чуть не сказала: «…вы приехали».

– Скоро два месяца – отвечает, ничего не заметив, Марсо. – После отъезда из Бордо, в июле 1942 года, я был вызван в Париж. Центральный комитет, по-видимому, собирался поручить мне руководство другим департаментом. Но вышло так, что товарищи, через которых я поддерживал связь с Центром, были арестованы, и мое назначение задержалось. Правда, время у меня не пропало даром: я много читал и занимался. Дело с назначением тянулось, а время шло, и я попросил использовать меня пока на военной работе. И вот к концу сентября 1942 года меня зачислили в ряды Ф.Т.П. и направили в Вогезы, потом в Нормандию и, наконец, в Савойю, где мне пришлось участвовать в боях на плоскогорье Глиер. В апреле этого года меня откомандировали сюда. Здесь надо было помочь формировать батальоны Ф.Т.П… Мне поручили сектор.

– У нас тут пошли разговоры о Марсо, – говорит Роз, – но я не была уверена, что это и есть тот самый Марсо, которого я знала в Бордо… А я все время оставалась в Дордони. Сначала пришлось налаживать связи с первыми отрядами маки, которые создавались в департаменте, а потом, когда отрядов стало много и одной мне трудно было справиться, меня перевели исключительно на партийную работу. А теперь…

– Знаю. На тебе лежит задача поддерживать связь между департаментским комитетом партии и всеми партийными организациями сектора. По военной линии ты будешь связана с товарищем Пайреном, тем, который так «гостеприимно» тебя встретил… ну и, конечно, со мной.

– Как прежде…

– Кстати, какие у тебя вести из Бордо?

– Я все время переписываюсь с матерью Бернара. Ты ведь знаешь, что я жила у нее после его казни? Так трудно было поверить, что Бернар действительно расстрелян…

– А… твой отец?

– Знаю только, что его отправили в Германию, одновременно с Сюзанной и супругами Кадье.

– А докер Леру?

– Исчез бесследно. Надо, заменивший меня по руководству сектором, и Мерлэн, тот, что ведал кадрами, были арестованы и расстреляны в начале года.

– Откуда у тебя эти сведения?

– От Жерара. Помнишь юного студента, который был связным у Бернара? Он теперь в Дордони и как будто бы даже у тебя в батальоне.

– Да, он у меня; здесь его зовут Арамисом. Мы только что говорили о его группе – она блестяще провела засаду. Я все собирался побеседовать с Жераром, да было как-то некогда. А где та девушка, что работала с тобой?

– Сестра Жерара, Соланж? Она еще в Бордо. У нее все идет хорошо. Знаю также, что мамаша Бутэ в добром здравии. Наша прежняя явка – помнишь, домик, купленный моим отцом? – еще цела. А вот, что сталось с нашим знаменитым Тото или с Полеттой – это та, которой мы поручили работу среди женщин, – никто ничего сказать не может.

– Металлист Тото, отвечавший у нас за работу на предприятиях, работает теперь в парижском комитете, – говорит Марсо. – Об этом мне известно через третье лицо. Знаю, что у него все в порядке. А Полетту я встретил случайно в Нормандии, и она меня узнала. Я не имел возможности расспросить ее подробно, и мы обменялись лишь несколькими словами. Между прочим, по некоторым признакам я мог заключить, что она работает в масштабе департамента, очевидно, руководит женским движением. Хорошо одета, слегка подкрашена и уверенно держится. Ты бы ее прямо не узнала.

– Да, чуть не забыла тебе сказать, в Палиссаке я встретила Бертона.

– Какого Бертона?

– Долговязого учителя в очках; он преподавал вместе со мной в школе в конце 1941 года.

– Это тот, что за тобой ухаживал?

– Тот самый, – отвечает Роз, слегка краснея. – Мне сказали, что он теперь участвует в движении Сопротивления. Я не могу этому поверить.

– Видишь ли, в движении Сопротивления есть самые различные люди. И пришли они туда не одинаковым путем.

– Да, и по разным соображениям.

– А твой директор школы? Как его звали?

– Господин Ришар. Чудесный человек. Жена уговорила его примкнуть к Национальному фронту[13]13
  Национальный фронт борьбы за независимость Франции – общенациональная патриотическая организация Сопротивления, созданная по инициативе коммунистов в 1941 году. – Прим. перев.


[Закрыть]. Как-то я была в Бордо и зашла их проведать. Приняли меня, как родную дочь. Их сын – в Лондоне, уехал туда с начала войны и до сих пор не подает о себе вестей. Но самая удивительная перемена произошла с другим моим коллегой по школе, Ламбером. Госпожа Ришар говорит, что он разрешил устроить у себя в доме подпольную типографию.

– Ну, вот мы как будто вспомнили всю нашу семью. Кого еще забыли?

– Ролана Дюпрэ. Нашего первого франтирера из Ланд, заменившего Бернара на военной работе…

– И нашего теперешнего Ролана, – говорит Марсо. – Я его очень ценю, но он доставляет мне немало хлопот. И как это вы до сих пор не сумели приучить его к дисциплине? Действительно, Ролан совершал чудеса храбрости; люди готовы за ним хоть в огонь и в воду. Но до чего же он упрям! Он признал, что допустил ошибку, когда увел свой отряд в другой департамент и пропадал там целый месяц, даже не потрудившись известить об этом департаментский штаб. Но он по-прежнему противится созданию регулярных батальонов. По его мнению, для боевых действий вполне достаточно отдельных групп и отрядов, и их не к чему объединять в более крупные единицы, такие, как роты и батальоны. Это было правильно, когда наши отряды можно было пересчитать по пальцам, когда у нас имелось каких-нибудь двести человек на весь департамент. А теперь у нас восемь тысяч бойцов. Раньше мы могли действовать одновременно только в двух-трех местах, а теперь в состоянии проводить операции сразу в пятидесяти или даже ста пунктах департамента. Речь ведь идет не о том, чтобы отказываться от нашей испытанной партизанской тактики, а о необходимости оформить организационно действующие силы. А Ролан и слышать не хочет о какой бы то ни было реорганизации.

– Он считает, что прежде всего надо действовать, а организация придет потом, сама собой.

– Конечно, важнее всего действовать, но все же каждая фаза борьбы требует соответствующих форм организации. Вначале нужно было, чтобы появились герои. Пусть они действовали в одиночку, но важно было то, что их выступление послужило сигналом и подняло на борьбу новых людей. Затем возникли боевые группы. Пусть их было сперва пять, десять, двадцать или больше – дело не в количестве. Важно было не тормозить, а развивать инициативу снизу. Впоследствии опыт подтвердил правильность наших взглядов на способы ведения войны. Этот опыт доказал нежизненность крупных, оседлых партизанских отрядов, обреченных на бездействие и служащих прекрасной мишенью для ударов превосходящих сил врага. И, наоборот, он подтвердил правильность нашей системы подвижных групп и отрядов, разбросанных по всей территории, наносящих врагу непрерывные и неожиданные удары и отходящих после выполнения заданий.

– Эту тактику как раз и защищает Ролан.

– Да, но он не понимает, что рост числа наших основных частей выдвигает новую проблему – проблему организации, вчера еще не существовавшую. Это вовсе не наша выдумка. Воинская часть требует определенного построения и строгой подчиненности сверху донизу. Иначе ею невозможно управлять. Ролан может командовать тремя или четырьмя сотнями людей, организованными в отряды и группы и объединенными в один батальон, но нельзя всерьез говорить о руководстве этими же самыми людьми, если они не организованы.

– Он чудесный парень, ты сам знаешь!

– Знаю, но со всей этой неорганизованностью пора кончать. Более того, теперь нам надо еще координировать действия регулярных партизанских частей с действиями подпольных групп Сопротивления – так называемых «статичных групп», как здесь выражаются. То есть нам нужно крепче связать тех, кто сражается в маки, с теми, кто оказывает сопротивление в городах и селах; организовать их. Короче говоря, мы должны превратить нерегулярные части в подлинную всенародную армию. Это не только военная, но и политическая проблема, это задача партии.

– А в чем заключается реорганизация партизанских частей?

– В теории все это очень просто. Ф.Т.П. делятся на батальоны, а их первичное подразделение называется группой. В группу входят восемь-десять человек; три группы составляют отряд, три отряда – роту, три роты – батальон. На каждой ступени командование представляет собой треугольник, именуемый штабом. Штаб состоит из комиссара по оперативной части, осуществляющего военное командование; комиссара по кадрам, который следит за поддержанием дисциплины и боевого духа людей, и комиссара по материальному обеспечению, ведающего хозяйственными вопросами. Однако на практике мы еще далеки от этого. Правда, группы и отряды действуют хорошо, но их личный состав очень неустойчив. Надо еще создавать новые роты и батальоны. Еще не все штабы обеспечены необходимыми кадрами. Все это нужно проделать в кратчайший срок и одновременно развертывать боевые действия.

– Твой батальон уже сформирован?

– Да, но у нас достаточно людей, чтобы организовать второй. Кроме того, из различных партизанских отрядов, разбросанных по нашей территории, можно сформировать еще один, а может быть, даже и два батальона. Наконец, нам нужно в ближайшие же дни создать штаб сектора и централизовать вокруг него разные службы.

– К сожалению, ни в чем этом я не могу быть тебе полезна.

– Напрасно ты так думаешь. Во-первых, ты можешь помочь Пайрену и другим комиссарам по кадрам наладить распространение политической литературы в подразделениях. А во-вторых, благодаря своим связям с подпольными партийными организациями и хорошему знанию этого района ты сможешь стать ценным помощником наших разведывательных служб.

– Ты меня пугаешь.

– Ты боишься, что эта работа опасна?

– Нет, конечно! Просто я думаю, что не справлюсь с ней.

– Послушай, Роз, все это так просто…

Марсо продолжает свои объяснения. Роз, еще не совсем оправившаяся от пережитого, сидя перед ним, чувствует себя как во сне. Перед ней мелькают образы прошлого. Вот ее первое знакомство с Марсо, осенним вечером 1941 года. В его голосе сейчас звучат те же интонации, та же убежденность… Потом их частые встречи все в той же столовой в доме Кадье. Затем домик, где они встречались все вместе – Марсо, Тото и она. Милая мамаша Бутэ… И, наконец, тот вечер, когда Марсо, сам потрясенный, сообщил ей о смерти Бернара. Бернар…

– Роз, ты спишь?

– Нет, я слушаю тебя.

– Ты, должно быть, устала. Скоро уже рассветет. Хосе постелит тебе надувной матрац в каморке, где ты недавно сидела. Ты сможешь там спокойно выспаться.

– Мне тоже надо передать тебе кое-какую информацию. Товарищи из департаментского комитета поручили мне сказать…

Теперь очередь Марсо задуматься. Сколько есть таких девушек и женщин, как она, которые под разными именами – Роз, Моника, Жильберта, Маринетта, Даниэль… – являются к тому или иному члену партии, стоящему на боевом посту, передать директиву или разъяснения, исходящие свыше. Их называют связными… Но этим названием далеко не все сказано. Их слова: «Тебя просят… Тебе предлагают… Тебе сообщают… Поручено тебе сказать…» – это не просто устная передача. Это – живое общение людей. Сопутствующая словам улыбка согревает, словно луч солнца. Их приход, как привет из мира друзей, ушедших в подполье. Их голос – это голос городов: Перигё, Бордо, Парижа… Это голос партии: департаментского, междепартаментского, Центрального комитета… Голос того, кто стоит, невидимый, у руля могучего корабля и приказывает тебе: «Держись крепче! Мы идем вперед!» Голос среди ночи. Голос того, чье имя тебе известно и дорого. Голос Бенуа Фрашона или Жака Дюкло. Голос Мориса Тореза…

Люди, спокойно спящие в своих теплых постелях, не знают лихорадочных ожиданий, терзаний и страхов, какими наполнена жизнь тех, кто борется. Но им зато неведома и огромная человеческая радость, придающая подлинный смысл жизни: радость любить и быть любимым другими – теми, с кем ты делишь все трудности и опасности, стоящие на пути к вершинам, которых никогда не достигнуть одному.

Такую именно радость испытывает сейчас Марсо. Он мысленно говорит себе: как прекрасно жить! Сколько еще предстоит сделать! Какие возможности открыты для тех, кто борется! Каких вершин можно достигнуть! Сколько прекрасного еще сулит будущее!… И, однако, сегодня ночью… если бы у него под рукой не оказалось гранаты и если бы находчивость изменила ему в решающий момент, он не был бы здесь. Он, Марсо, отвечающий за судьбу сотен людей, уже мог бы превратиться в холодный, окровавленный труп, лежащий на траве в овраге. Он мог бы никогда больше не увидеть Роз… Но он – здесь. Живой. Стоявший на краю гибели, но вышедший победителем из схватки с врагом!…

– Марсо!

– Я слушаю тебя.

Он даже не заметил, что Роз встала и отодвинула висевшую на окне занавеску.

– Взгляни, какой лес…

Нарождающийся на их глазах день окрашивает в розовые тона линию горизонта.

– Э, да вы двое не очень-то торопитесь вздремнуть, как я вижу!

Из-за двери высовывается всклокоченная голова Ролана, Он мнется на пороге.

– Заходи!

– Констан так зверски храпит, что нет никакой возможности заснуть.

– Ты слышал наш разговор?

– Немножко. Знаешь, старина, я все обдумал. Я согласен взять на себя командование первым батальоном.

VIII

Роже Беро рассматривает свой новый автомат. Его начальник, д'Артаньян, растянулся на ковре из мха и, подперев руками голову, изучает карту департамента, вырванную из почтового справочника. Немного поодаль их товарищи, расположившись на траве, делят между собой краюху хлеба и несколько сырых луковиц.

– Эх, винца бы! – мечтает вслух маленький Портос.

– Атос уже отправился с заданием на соседнюю ферму.

– Сколько раз я просил вас не шляться, – говорит д'Артаньян делано суровым тоном.

– Атос знаком с фермером. Это свой человек. Да и близко совсем…

– Несерьезно вы ко всему относитесь, вот что я вам скажу…

– Не лайся, вот он уже идет назад… С литром, ребята!

Семеро мушкетеров сидят на поросшем лесом склоне. За листвой деревьев им не видно ни дороги, ни протекающей внизу реки. Но дорога их сегодня и не интересует; взгляды семи бойцов обращены совсем в другую сторону. Перед ними кукурузное поле, ряды виноградных лоз и живая изгородь кустарника вдоль железнодорожного полотна. Немного подальше, налево, у насыпи, стоит небольшой домик. Он расположен между вокзалом и железнодорожным мостом и служит сторожевым постом для немцев, охраняющих мост. А кругом сверкают на солнце ковры зеленых трав с вкрапленными в них желтыми полосками пшеницы и полями красного клевера.

Ничто не говорит о том, что в этом месте, где мирный сельский пейзаж как бы проникает в город, вскоре должен вспыхнуть бой.

Однако мысль о предстоящем бое неотступно преследует молодого Пейроля. Но не потому, что он испытывает страх; просто он озабочен, ему хочется изведать нечто новое, нестерпимо хочется действовать. Ему кажется, что воевать куда легче, чем томиться ожиданием. Это ожидание предстоящего боя, да еще сразу же после первой стычки с врагом, служит тяжелым испытанием для его нервов. Больше всего он боится, чтобы нарастающее в нем с каждой минутой волнение не кончилось слезами. «Верно, я так нервничаю, потому что моложе всех», – думает он, глядя, как старый Пикмаль с величайшим хладнокровием отрезает себе огромные ломти хлеба. Еще накануне, когда командир группы объявил Пейролю: «На завтра нам дано боевое задание», – он загорелся нетерпением:

– Где? Снова будет засада?

– Нет. Предстоит более серьезное дело. Будет действовать весь отряд.

И действительно, утром на поляне выстроились не только все три группы отряда Жаку, но и еще три других отряда. Всего набралось сто двадцать человек, если не больше. Пайрен обратился к ним с краткой речью:

– Для участия в предстоящей операции выделено по одному отряду из каждой роты. Общее командование возложено на Ролана. В помощь ему даны Жаку и Клебер, хорошо знающие местность. Вам приказано вывести из строя бронепоезд, находящийся на станции в Мюссидане. На нашей стороне – симпатии населения, численное превосходство, преимущества внезапного нападения, наконец, подвижность наших частей. Против нас – нехватка оружия и трудности, связанные с тем, что операция будет проходить среди бела дня в черте города. Строго запрещается втягивать в боевые действия горожан, чтобы не навлечь на них репрессий со стороны врага. Точно и неуклонно исполняйте распоряжения ваших начальников, покажите образцовую дисциплину. Как только выполните задание, сразу же отходите…

Едва комиссар закончил речь, как Клебер запел «Песнь отправления»[14]14
  «Песнь отправления» – патриотический гимн периода французской революции 1789 года, написанный Мари-Жозефом Шенье. – Прим. перев.


[Закрыть]. Ее сразу же подхватило множество голосов. Поль Пейроль тоже пытался подпевать; рядом с ним Роже Беро и старый Пикмаль слушали песню, стоя в положении «смирно».

Пейроль не знал, что накануне в штабе батальона разгорелся жаркий спор между Роланом и капитаном Поравалем. Ролан хотел атаковать бронепоезд с небольшой группой добровольцев, а Пораваль предлагал ввести в город все имевшиеся в их распоряжении силы. Один основывал свой план на молниеносном и смелом ударе, не заботясь о поддержке или прикрытии ударной группы, а другой считал нужным захватить перед атакой все опорные пункты в городе. В первом случае слабо прикрытой группе грозила опасность полного уничтожения, во втором – большая концентрация партизанских сил могла вызвать массированный удар противника. Спорили дольше, чем обычно, пока наконец удалось прийти к согласованному решению. Два отряда должны оставаться в боевом охранении на окраинах города; они построят баррикады у каменного моста и на путях отхода партизан. А тем временем два других отряда направятся к вокзалу. Надо было принять меры предосторожности, продумать все детали атаки и обеспечить наилучшие условия для отхода. Поравалю очень хотелось руководить операцией, и он собирался уже просить об этом Марсо, когда тот неожиданно обратился к нему:

– Капитан! Сегодня я должен передать вам командование вторым батальоном.

– Кто меня назначает?

– Департаментский военный комитет. Совместно с вами мы укомплектуем ваш штаб. Пайрена и Констана я оставляю у себя в штабе сектора.

– А моя рота?

– Подберите сами подходящую кандидатуру.

В восемь часов утра колонна машин двинулась по проселочным дорогам. Часа через два группы заняли исходные позиции на окраинах Мюссидана. Одни принялись строить временные заграждения на дорогах, а большая часть людей вступила в город и двинулась к вокзалу. Встревоженные жители, появляясь на порогах своих домов, спрашивали проходящих бойцов:

– Что случилось? Куда вы направляетесь?

– Не выходите из домов. В самом городе ничего не произойдет.

Напрасны все старания! Ребятишки, ускользая из-под родительского надзора, бежали за бойцами, желая поближе рассмотреть странных солдат, марширующих без формы, с оружием в руках и гранатами на поясе. Один из них закричал: «Мама, смотри-ка, охотники!»

Из одного окна молодая девушка послала партизанам воздушный поцелуй. Лавочник воскликнул: «Да здравствует Франция!» Старушки крестились. Некоторые жители отходили в сторону, опасливо оглядываясь и перешептываясь между собой. Кто-то закричал: «Уходите!» – и скрылся в своем доме. На каменном мосту жители городка помогали бойцам строить баррикаду…

Сойдя с грузовика, мушкетеры вскарабкались по тропинке на склон. И вот они уже на месте. Д'Артаньян быстро произвел разведку местности и, указав направление для отхода, сразу же наметил план действий:

– Отдыхаем здесь в течение получаса. Затем располагаемся там, внизу, как можно ближе к домику. Когда товарищи у вокзала перейдут в атаку, мы открываем огонь, чтобы отвлечь внимание противника. По моему сигналу все по одному отходят.

Теперь оставалось только ждать. Для Пейроля это ожидание становится просто невыносимым. Бесконечное ожидание – ночью, когда он, размышляя, не спал; по пути сюда, в машине, где надо было держаться начеку; здесь, под деревьями, когда они отдыхали, как ни в чем не бывало. И вот теперь ему опять приходится ожидать, укрывшись за виноградными лозами! Все это время он ждет момента, который никак не наступает… Временами из деревни доносится лай собаки и кукареканье петуха, скликающего кур.

Пейроль вспоминает своего брата булочника; должно быть, он ставит сейчас в печь вторую партию хлеба. Вдалеке слышен стук сенокосилки, он то затихает, то усиливается в зависимости от того, где находится упряжка волов. В городе на церковной башне часы бьют одиннадцать раз…

Согнувшись, д'Артаньян пробирается по винограднику от одного бойца к другому, проверяя позиции своих людей. В центре помещается пулемет. Немного впереди, по обе стороны пулеметного расчета, – Беро и Пикмаль. Пейроль, как всегда, рядом с командиром.

– Слушай, старина, – говорит Пейролю д'Артаньян, – если в ближайшие минуты ничего не произойдет, ты отправишься на разведку.

– Куда?

– К вокзалу.

– Кого там повидать?

– Жаку.

* * *

Ролан устроил свой командный пункт за конторой бездействующего завода, среди груды железного лома. Налево от него, на подступах к вокзалу, обосновался Жаку с двумя десятками партизан. Направо – Клебер с двумя отрядами, расположившимися по обе стороны бульвара. Рядом с Роланом трое связных и доктор Жан Серве с несколькими санитарами. Все спокойно ждут.

– Ну, доктор, тебе все ясно? Скоро начнется схватка, и если будут раненые, ты отвечаешь за их судьбу. Ни один товарищ не должен остаться на поле боя. Ты их спрячешь, где сможешь, или же эвакуируешь на своем грузовике.

– Машина стоит поблизости, во дворе; у меня все в порядке.

Ролан чувствует себя в родной стихии. В лихорадочные минуты, предшествующие бою, он испытывает истинное наслаждение; ожидание схватки буквально опьяняет его. Тогда этот маленький человек преображается. Упрямец, спорящий по любому поводу, задира, всегда готовый затеять драку, он перед боем на редкость хладнокровен. Ничто не может вывести его из равновесия. Он ходит от одного бойца к другому, проверяет каждую мелочь, быстро, одним-двумя словами, устраняет непредвиденные трудности, отвечает улыбкой на все возникающие опасения и в наиболее тяжелые минуты умеет удачной шуткой приободрить бойцов. А в это время мысленно он уже ведет бой. Он следит за развитием боевых действий и прикидывает заранее шансы. За себя он спокоен, он уверен в своих поступках, уверен в себе, зная, что находчивость никогда ему не изменит, что чутье его не подведет. Но он опасается за других, за своих товарищей, боится их колебаний, которые могут в решающий момент все испортить, боится злейшего врага солдата – страха, который заставляет бежать с поля боя, бежать навстречу смерти. Поэтому все его усилия направлены на то, чтобы поддержать в своих бойцах хладнокровие и при любой обстановке внушить им уверенность в победе.

С той поры, как в 1942 году Ролан, в наручниках, выстрелом из револьвера уложил арестовавшего его полицейского, в его жизни произошло немало перемен. Из рабочего он превратился в франтирера, потом стал военным командиром. Когда на его место назначили Марсо, он счел себя жертвой несправедливости. Несомненно Марсо был сильнее его в политических вопросах, но будь Марсо менее смел, чем он, Ролан никогда бы не согласился стать его подчиненным. После той ночи, когда вместе с Марсо они спаслись от дарнановцев, положение стало для него более приемлемым. Марсо – именно тот человек, какой сейчас нужен. Он умеет драться, умеет командовать и вдобавок у него есть качество, которого еще не хватает Ролану, – рассудительность. Марсо был, конечно, прав, требуя тщательнее разработать план предстоящих действий, хотя… когда начнется бой, все будет зависеть от бойцов и от тех, кто ими руководит. Но это уж дело Ролана, и тут он не боится ответственности…

Сегодня основная задача ложится на Клебера и его бойцов. Они занимают передовые позиции и должны атаковать бронепоезд на подступах к вокзалу. Клебер – неизменный помощник Ролана, которому тот всецело доверяет. С тех пор как была создана их первая партизанская группа в Ландах, они никогда не расставались. Проведенные совместно бои и пережитые вместе опасности связали их крепче всяких родственных уз.

Ролан знает Жаку меньше, но ценит его почти так же, как Клебера. Он ценит Жаку прежде всего за его личную отвагу и прекрасное знание местности. Вот почему Ролан возложил на него задачу обеспечить боевое охранение. Ему поручено устроить заграждения на окраине города и отвлечь внимание противника к железнодорожному мосту. В момент нападения на бронепоезд Жаку с оставшимися у него бойцами должен броситься к вокзалу на помощь подпольной группе железнодорожников, которая закроет стрелки и прервет движение поездов.

Этот бронепоезд причинил уже немало неприятностей. Он появлялся то там, то тут, терроризируя население, и только теперь, спустя некоторое время, удалось обнаружить, что постоянная его база находится в Мюссидане. Бронепоезд представлял собой настоящую подвижную крепость, он охранял военные транспорты неприятеля и мешал действиям партизан на самых важных линиях железных дорог. Поэтому пришел приказ уничтожить его.

Основываясь на данных разведки, Ролан рассчитывал найти бронепоезд в районе вокзала, но, прибыв на место, обнаружил, что его там нет. Бронепоезд исчез. Присланный железнодорожниками связной сообщил, что бронепоезд ушел утром к Монпону с эшелоном солдат и, возможно, вернется еще до полудня. Посовещавшись с Клебером и Жаку, Ролан решил ждать. Это было, конечно, рискованно: присутствие партизан в городе стало известно населению, и немцы могут быть оповещены. Правда, немцев в Мюссидане немного: всего каких-нибудь двадцать солдат, на которых возложена охрана моста и наблюдение за вокзалом. Есть еще бронетанковая колонна в стороне Перигё, но это не так близко…