Текст книги "Командир Марсо"

Автор книги: Жан Лаффит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

– И все же я не понимаю, – говорит Роз, – каким образом могло сказаться на тебе в этом вопросе мое влияние.

– А оно сказалось, и очень сильно. Вот сравни сама прежнюю юную учительницу Мари Верной с сегодняшней Роз Франс – какая огромная разница! Такая перемена в Мари Верной заставила меня задуматься, например, над теми проблемами, какие возникнут по возвращении домой военнопленных. Мужчины, оторванные в течение ряда лет от привычной жизни, встретятся со своими женами. А жены уже изменились: домашняя хозяйка стала работницей на заводе, крестьянка сама справляется со всей мужской работой на ферме, жена торговца успешно торгует в лавке, участница движения Сопротивления завтра, может быть, станет депутатом или сенатором. И вот повсюду, в каждой стране, возникнут новые сложные проблемы в области взаимоотношений между мужчиной и женщиной. Женщины значительно выросли за время этой войны. Такая перемена открывает новые горизонты в предстоящей нам борьбе, но в то же время выдвигает и новые проблемы в личном плане, которые уже сейчас следует решать.

– Никогда не задумывалась над этим. Может быть, потому, что я женщина…

– Ты помнишь, Роз, нашу последнюю встречу в Бордо?

– Ну, разве можно ее забыть! Это было как раз, когда умер Бернар…

Разговор обрывается. Потому ли, что воспоминание о гибели Бернара кладет между ними какую-то черту, или потому, что лес уже пройден, Роз тихонько освобождает свою руку…

– Еще далеко, Марсо?

– Мы уже почти у цели. Вон там, за пригорком, деревня.

Их глазам открывается чудесная картина. Над темной линией горизонта ряды виноградных лоз кажутся волнами застывшего океана. Небо искрится бесчисленными огоньками крошечных звезд. Воздух напоен нежным ароматом свежескошенной травы и полевой гвоздики.

– Может быть, посидим немного?

– Мне надо домой.

– Ну, одну только минутку…

Они усаживаются рядом на траву, молча, не касаясь друг друга, но каждый чувствует биение сердца другого. Марсо берет Роз за руку – она не отнимает руки.

– Послушай, Роз!… Я люблю тебя.

Она не отвечает, но сердце ее бьется сильнее.

– Я люблю тебя давно, ты, наверное, знаешь. Но я должен был скрывать свое чувство и не мог сказать тебе об этом… Нет, не думай, что я тебя в чем-то виню! Ты полюбила Бернара и стала его женой. Бернар был моим другом, товарищем по партии… Что же я мог сказать? Вскоре ты понесла тяжелую утрату, и вместе с тобой – все мы… В тот вечер, когда, узнав о его смерти, ты упала без чувств ко мне на руки, я тоже молчал. Тогда мне оставалось только хранить молчание. Как долго, мучительно долго пришлось мне таить свою любовь от всех и особенно от тебя! И от этого, поверь, было вдвойне тяжело на душе. Прошло два года… Жизнь нас разъединила, а потом свела опять. Встретив тебя снова, я сразу понял, что мое чувство к тебе не изменилось.

– Не надо, Марсо, не говори… Это невозможно… Не надо, прошу тебя.

Роз начинает плакать.

Марсо пытается ее успокоить, целует ей руку, но она осторожно отстраняет его.

– Это было бы как-то… нехорошо.

– Но почему же нехорошо? Скажи мне, почему? Роз, милая, что с тобой? Я тебя обидел?

– Ты не можешь этого понять… Мне все время казалось бы, что мы с тобой обманываем Бернара, изменяем его памяти. Если бы ты только знал, какой он был хороший, какой чистый!

– У нас тоже нет дурных намерений…

– Вот потому-то и не надо…

Теперь Роз пытается его утешить и гладит рукой по голове, словно маленького ребенка. Марсо поднимается первым.

– Прости, Роз, становится уже поздно.

– Теперь ты спешишь?

– Да.

– Ты сердишься на меня?

– Нет. Просто пришел в себя… Ты должна этому только радоваться.

– Какой ты недобрый!

– Я провожу тебя до дверей.

– Не стоит, я уже почти дома.

Они молча пожимают друг другу руки.

Марсо возвращается обратно, негодуя на самого себя. «Я не должен был этого говорить, я не имел права!… – мысленно повторяет он. – Объясняться в любви теперь, в маки, когда борьба в самом разгаре… И как только я мог себе это позволить, я, командир, который должен сам подавать другим пример! Может быть, выпил лишнее за ужином? Нет, я совершенно трезв… Мне не следовало одному провожать ее, это надо было предвидеть… Роз еще не успокоилась после смерти Бернара. Что она теперь обо мне подумает? Может быть, решит, что я ищу развлечения? Я вел себя, как шестнадцатилетний юнец… А мне уже двадцать восемь… Но ведь я коммунист, у меня хватит твердости… Так забудем же обо всем, что было… Я обязан целиком отдаться выполнению своего долга… Может быть, все это даже к лучшему… Но в глубине души, старина Марсо, не надо обманывать себя: ты так несчастен…»

В это время в домике Дюшанов Роз тихонько пробирается в свою комнату. Встревоженная ее долгим отсутствием Дюшантиль еще не спит.

– Это ты, деточка? – окликает она Роз.

– Да, матушка, не беспокойтесь: все хорошо, даже очень хорошо. Связная пришла?

– Нет еще, придет утром. Спи, малютка, спокойно, я тебя разбужу.

Роз запирает дверь на ключ, не раздеваясь, бросается на постель и, уткнувшись темноволосой головой в подушку, горько рыдает…

XV

– Вы пришли очень кстати, – говорит Эмилио, увидя д'Артаньяна, явившегося на КП отряда в сопровождении Атоса, Пикмаля и Беро. – К нам точно с неба свалились два важных задания. Одно надо выполнить немедленно, а другое немного погодя. Сам я не могу этим заняться: мои люди разбрелись по разным делам, а меня к тому же срочно вызывают в батальон.

– Мы зашли сюда за продуктами, – отвечает д'Артаньян.

– Значит, получите их позже.

– Но мои люди с утра еще не ели.

– Ничего. Сегодня вечером поедят с большим аппетитом. Дело не ждет. Кто-нибудь из вас умеет водить машину?

– Атос – шофер.

– Тогда пусть берет наш драндулет и срочно отправляется в путь. С ним поедешь ты сам.

– А куда?

– Недалеко, в Палиссак. Там, в кафе Тайфера, сейчас завтракают два шпика. Их узнал жандарм Лажони и тотчас послал нас предупредить. Торопитесь, а то будет поздно! Самое главное – доставить их сюда!

Д'Артаньян бежит к машине, которую Атос уже выводит из гаража, и тут же возвращается.

– В чем дело? – кричит Эмилио.

– Автомат-то у меня в хижине!

– Бери мой. И будь осторожен!

Едва машина тронулась с места, как Эмилио уже оборачивается к Пикмалю и Беро, несколько ошеломленным быстротой происходящих событий.

– А теперь – с вами. Задание менее срочное, но тоже очень важное. Дело касается табака. Сегодня между пятью и шестью часами груженная табаком машина пройдет по дороге через лес Спящей красавицы.

– Лес Спящей красавицы? Вот уж не знаю такого, – говорит Беро.

– Как же не знаешь? Тот лес с заброшенным домом, где когда-то помещалась школа маки.

– Я хорошо знаю все окрестные леса, – упорствует Беро, – но про такой не слыхивал.

– Да мы сами дали ему это название! Тот дом, где помещалась школа, был окружен колючим кустарником, и партизаны прозвали его замком Спящей красавицы.

– Все это не объясняет нам, где находится лес, – вставляет старый Пикмаль.

– Внизу за домом Дюшанов; там есть тропинка, которая потом выходит к дороге на Бержерак…

– Так бы и сказали, – говорит Беро, – это, конечно, лес Кюре.

– Почему лес Кюре?

– Его так всегда называют.

* * *

Атос ведет дряхлый пежо с явным удовольствием.

– Я, должно быть, когда-то ездил на этой машине, – говорит он.

– Почему ты так думаешь?

– Да так, по некоторым приметам. Только не могу вспомнить, когда…

– Кажется, Жаку реквизировал ее у какого-то владельца строительной конторы.

– Так оно и есть! Знаю этого типа, до войны он ликвидировал свою контору, лишь бы не платить рабочим пособий по социальному страхованию. Помню, я проверял у него мотор, когда работал в гараже в Бержераке.

– Значит, в то время ты еще не имел своего гаража?

– Нет, гараж у меня только с 1939 года. Как отца четырех детей, меня освободили от мобилизации, ну, тут я и смог открыть небольшое дельце.

– И хорошо зарабатывал?

– Более или менее. Жить можно было.

– Как же теперь твоя жена сводит концы с концами?

– Кое-как выкручивается, ходит на поденщину. Ну и старшая дочь уже большая – четырнадцать лет…

– А я, – говорит д'Артаньян, – имел броню на заводе в Бордо, где работал токарем. Пока еще не женат. У меня была невеста, но мы с ней никак не могли найти комнату… Мать что-то ничего не пишет о ней, и я даже не знаю, что ждет меня по возвращении домой. Ведь прошло два года… Смотри-ка, уже подъезжаем…

Впереди, над деревьями, окружающими церковь, виден высокий серый шпиль колокольни. Машина проносится мимо башенных часов; кажется, два часа. На кладбищенской стене чья-то неизвестная рука вывела мелом надпись: «Смерть коллаборационистам!»

– Только бы те не ускользнули, – думает вслух д'Артаньян.

– А вдруг это ловушка?

– Нет, в городке все спокойно.

Машина тихо останавливается в переулке, вблизи булочной. Около пекарни подмастерье Пейроля болтает с какой-то молоденькой девушкой. Вероятно, хозяина нет дома. У порогов дверей, как всегда, торчат несколько любопытных…

Не пряча оружия, два друга входят в большой зал заведения Тайфера. За большим столом, вместе с другими столующимися у Тайфера клиентами, сидит налоговый инспектор Костдуа. За столиком в противоположном углу заканчивают обед два молодых человека самой безобидной наружности.

– Маки! – объявляет д'Артаньян. – Проверка документов.

Для отвода глаз партизаны проверяют сначала документы у постоянных посетителей. Костдуа пробует протестовать.

– Кто вы такие, господа?

– Разве вы не видите? – отвечает д'Артаньян, покачивая висящий на ремне автомат. – Честным людям нас нечего бояться…

– Конечно… Не может быть и речи… – говорит Тайфер, подбежавший в этот момент к стойке. – Мой сын тоже в маки. Только, прошу вас, побыстрее… Не застали бы вас немцы.

Сидящие в углу двое молодых людей, не ожидая требования, с приветливой улыбкой предъявляют свои удостоверения.

Атос, а за ним д'Артаньян, внимательно изучают их документы. Ничего подозрительного. Фамилии их не числятся в списках предателей, сообщенных разведкой. Один из Перигё, другой из Бержерака. Оба рабочие. Но сейчас, по их словам, ушли с заводов, чтобы не быть угнанными в Германию.

– Что вы делаете в Палиссаке?

– Выполняем задание, – говорит один из них и вполголоса добавляет: – По поручению Монтеня.

Монтень – фамилия хорошо известного в департаменте военного руководителя из комитета Ф.Т.П.

Атос несколько мгновений разглядывает молодого парня: курчавые растрепанные волосы, прямой взгляд… Он подает знак д'Артаньяну, как бы спрашивая: что же делать? Тот, помня наказ Эмилио, не сдается.

– Встаньте оба!

Д'Артаньян ощупывает их со всех сторон. Оружия нет.

– У тебя есть с собой записная книжка?

Парень с растрепанной шевелюрой, не колеблясь, протягивает ему довольно засаленную записную книжку. Два адреса каких-то девиц… несколько телефонных номеров… расписание автобуса и поездов… Ничего необычного. Ну-ка… тут, на последней странице, еще что-то, какой-то треугольник с буквами на вершинах углов…

– Что это такое?

– Так, ерунда, могу тебе объяснить.

– Хорошо, посмотрим потом. Следуйте за нами, ты и твой приятель.

– Мы из-за вас, пожалуй, опоздаем по делу.

– Доставим вас обратно.

Расплатившись за обед, и даже угостив вином всех присутствующих, оба молодых человека без долгих разговоров усаживаются в машину: курчавый – позади с д'Артаньяном, а его приятель – рядом с шофером. Едва они выезжают из городка, как им навстречу попадается жандарм Лажони на велосипеде.

– Эй, Лажони! – кричит Атос, останавливая машину. Он выскакивает на дорогу и идет к жандарму; тот ожидает его в нескольких метрах позади машины.

– Не узнал вас, – говорит Лажони. – Как дела там, в маки?

– Хорошо. Везем типов, о которых вы нам сигнализировали.

– Я?

– Кто-то пришел от вашего имени в отряд около часу дня и сообщил, что у Тайфера в кафе сидят два шпиона.

– Возможно, только я никого не посылал. Все утро провел у мельницы с Бертоном.

– Тогда странно…

– Разве что кто-нибудь воспользовался моим именем. Так бывает. Всем я здесь знаком, и все знают, что я связан с вами.

– Да, но что делать с этими парнями? С виду они хорошие ребята.

– Все-таки отвезите их, а там разберетесь, что и как. Ведь так-то вот нас и водят за нос…

По дороге сосед д'Артаньяна, не ожидая расспросов, рассказывает о себе. Он приехал из Перигё и захватил с собой приятеля из Бержерака. У него действительно есть задание… Он видел некоторых товарищей, при этом он ссылается на имена, рекомендации… Все это кажется убедительным…

– А здесь ты кого-нибудь знаешь? – спрашивает его д'Артаньян.

– Близко никого не знаю, хотя вчера мы проходили по этой самой дороге. Даже заходили вон в тот дом, чтобы навести нужные справки. Можешь проверить.

Д'Артаньян приказывает остановить машину и отправляется в указанный ему дом. В самом доме и вокруг него никого нет. Хозяева, конечно, ушли в поле. Постояв немного за домом, д'Артаньян возвращается обратно и, залезая в машину, говорит:

– Я их повидал. Ты у них спрашивал, где находятся отряды маки?

– Точно.

– Вот где ты попался! – усмехается д'Артаньян. – В доме я никого не застал, а ты себя сам сейчас выдал.

– Это почему же? Что же тут удивительного? – протестует тот. – Мой товарищ думает вступить в партизанский отряд, и я сам хочу отвести его туда.

– Ну, положим, ты об этом ничего нам не сказал.

– А зачем мне было говорить?

– Ладно, кончим пока с этим. Там будет видно.

По прибытии в лагерь неизвестных тщательно обыскивают и сажают под стражу – каждого отдельно. Атос отзывает д'Артаньяна в сторону.

– Знаешь, я думаю, тут вышла ошибка. Оказывается, предупреждал нас не Лажони.

– Это неважно: ведь сведения-то оказались правильными. Лично я убежден, что этот коротыш только что в разговоре выдал себя с головой. А манеры его приятеля напоминают мне повадки того подлеца, который предал когда-то наш первый партизанский отряд. И потом вот записная книжка. Взгляни сам. Этот треугольник ни о чем тебе не говорит? Тут есть вещи, которые меня сразу же поразили: вот эти буквы на углах треугольника – Р, П, И. Если бы буквы шли в алфавитном порядке, я не обратил бы на них внимания. Но почему именно Р, П, И? – задавал я себе вопрос. Не потому ли, что в нашем секторе три батальона: один под командованием Ролана (Р), второй – Пораваля (П) и третий, вновь формируемый, интернациональный (И). Да… тут еще стоит буква «Б». Я ее раньше не заметил…

– Сектор «Б»?

– Конечно! Теперь все ясно. Ведь треугольник – это основа построения всех наших воинских частей. Несомненно вершины треугольника соответствуют географическому положению командных пунктов наших батальонов – стоит только посмотреть повнимательнее. Ну, так и есть: «П», то есть Пораваль, – на севере, недалеко от штаба сектора. Очевидно, то же самое и с другими батальонами. Вот, смотри. Ролан от нас направо? И здесь тоже так. Ну, старина, ясно: это – подлецы, подлецы, я тебе говорю!

– Надо бы их поскорее допросить, – беспокоится Атос, – а Эмилио все еще не вернулся.

– Мы их сейчас сами допросим.

Д'Артаньян подходит к пещере в скале, куда заключен под стражу один из задержанных – тот, что повыше ростом.

– А ну, признавайся, – говорит д'Артаньян, – твой приятель уже все сказал.

Тот растерянно смотрит на партизан; ему кажется, что они угрожают ему автоматом, и то ли из страха перед оружием, то ли в надежде разжалобить их он вдруг принимается плакать. Всхлипывая, он рассказывает свою жалкую историю. Отец его – в «мобильной гвардии», сам он в 1940 году поступил на службу в вишистскую полицию. Его заставляли выслеживать участников движения Сопротивления… А теперь ему велели вступить в партизанский отряд, завязать там связи и сообщать в полицию имена… Он сам не понимал, что делал… Он хочет искупить свою вину… Его курчавый приятель – дарнановец.

С курчавым все оказалось не так просто. После классической фразы д'Артаньяна: «Твой приятель уже все сказал», он сохраняет полное спокойствие, и даже делает удивленное лицо. Только по предъявлении неоспоримых улик меняет тактику:

– Пусть так, да, я из милиции. Если вы меня сейчас же не освободите, завтра ваш лагерь будет стерт с лица земли.

– Во всяком случае, – говорит подошедший во время допроса Эмилио, – не тебе придется извещать немцев, где мы находимся.

Дарнановец подмечает итальянский акцент Эмилио и нагло усмехается:

– Э, да ты сам, оказывается, какой-то пришлый итальяшка!

Лицо Эмилио багровеет от гнева. Не повышая, однако, голоса, он обращается к товарищам:

– Отведите их в батальон и глядите в оба, чтоб не сбежали…

* * *

После двухчасовой ходьбы Роже Беро и Пикмаль подходят к месту, где им предстоит выполнять задание. День клонится к вечеру. С покрытого облаками неба время от времени накрапывает мелкий дождик, но солнце, не давая ему промочить землю, сразу же выплывает из-за туч.

– Неважная для винограда погодка, – замечает старик Пикмаль.

– Уж мне-то можешь не говорить, – откликается Роже. – После такого дождика надо тут же опрыскивать виноград сульфатом.

– А у тебя большой виноградник? – спрашивает старик.

– Около двух гектаров.

– Ну, а я даже не знаю, кто занимается моим. С той поры как погиб сын, хозяйство заброшено. Снимай виноград, кому не лень.

Беро невольно вспоминает беднягу Кулондра.

– Пора бы кончать с войной. Хоть бы поспеть к сбору винограда… У тебя совсем никого дома не осталось?

– Одна старуха только, но у нее ревматизм, ей трудно ходить.

За все время знакомства с Беро старик впервые так разоткровенничался. Возможно, потому, что он оказался наедине с таким же тружеником земли, как он сам. А может быть, и потому, что им сейчас предстоит вместе действовать.

Оба они хорошо вооружены, и вид у них достаточно внушительный. Пикмаль, с длинными усами, лохматой бородой и своей неразлучной винтовкой, похож на бандита из Калабрии. Роже, вооруженный автоматом, с двумя немецкими гранатами у пояса, способен внушить страх всякому, кто его не знает. Они проходят по лесной дороге еще 200-300 метров и останавливаются у первого поворота. Беро, считая, что он более опытен в военном деле, берет на себя командование.

– Я буду стоять на самом повороте и при появлении машины выйду на дорогу. Если они и не остановятся, то уж, во всяком случае, замедлят ход. Тогда я прострелю шины, а ты, стоя подальше, окончательно перехватишь их.

– Как хочешь, – соглашается Пикмаль. – А как ты узнаешь машину?

– Эмилио сказал, что поедет газоген. Да и вообще сразу можно догадаться.

Несмотря на свой уверенный тон, Роже в глубине души нервничает. Эмилио не предупредил, будет ли на машине кто-нибудь еще кроме шофера и нужно ли опасаться серьезного сопротивления… Словом, выпутывайтесь, как знаете. Сначала у Роже возникает мысль – при появлении машины выстрелить в воздух, чтобы напугать шофера, но он тут же отказывается от этого плана. Такой способ действий недостоин франтирера. Шофер – француз, он сам поймет… «Возможно даже, – думает Беро, – что он меня узнает… Черт, а нужно ли это?» Роже извлекает из кармана большой клетчатый платок и, прикрыв им нижнюю часть лица, завязывает концы платка на затылке. Он все еще размышляет над планом предстоящих действий, как вдруг в лесу раздается шум приближающейся машины.

– Приготовься, Пикмаль!

На дороге появляется машина, окутанная облаком пыли и дыма; спереди у кузова приделан огромный газовый баллон.

«Она!» – мелькает в голове у Беро. Он решительно бросается на середину дороги, держа в поднятой руке автомат.

– Стой! Маки!

Машина сразу останавливается, и из нее тотчас выходит человек в рубашке без пиджака. Булочник Пейроль!

– Фу, так это ты?! – восклицает Роже, срывая с лица платок. – Извини меня!

– Разве ты не узнал машину?

– Нет.

– А я так признал тебя за сто метров. Ты действуешь довольно глупо. Стоило мне набавить ходу, и я бы переехал тебя.

– Там, подальше, стоит товарищ с винтовкой.

– Ну, хватит шуток, – говорит Пейроль. – Забираешь табак?

– Как? Так это ты его везешь?

– А кто же, по-твоему, должен был его везти? Ведь это я вас предупредил!

– Ну, раз это был ты, так мог бы сам и отвезти его прямо к хижине.

– Не так-то все просто, старина, мне нужно оправдание, почему я возвращаюсь порожняком.

– Ты сделаешь заявление в жандармерию, что твой груз при перевозке был захвачен партизанами.

– А как быть с продавцом из табачной лавки?

– Ему завтра пошлют конверт с деньгами. У тебя есть с собой накладная?

– Да, двадцать коробок с сигаретами «Голуаз» и пятьсот пачек табаку.

– Это же целое богатство! В отряде у нас уже два дня не курили. Скажи-ка, груз тяжелый?

– Два запломбированных мешка по двадцать пять килограммов каждый. Вам далеко нести?

– До дома Дюшана, а оттуда их заберет Констан.

Булочник несколько секунд раздумывает, потом спокойно говорит:

– Залезайте в кузов, я вас немного подвезу. Только чтобы ни одна душа об этом не знала…