Текст книги "Командир Марсо"

Автор книги: Жан Лаффит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

XIII

Спустившись на равнину, Эмилио и Парижанин пошли напрямик, кратчайшим путем. Свет луны озарял все вокруг, и они быстро шагали по проселочным дорогам и тропинкам, а иногда, срезая путь, – по свежескошенным лугам.

– Будь спокоен, я знаю дорогу, – заверил Эмилио своего товарища.

Так они шли около часа, потом замедлили шаг.

– Не к чему торопиться… Тебе когда-нибудь уже приходилось взрывать железнодорожный путь?

– Нет, это будет мой первый опыт, – ответил Парижанин. – Я в маки всего три дня.

– Что ж ты раньше не сказал? А, помню, помню… Ты как раз тот товарищ, который бежал из концлагеря, – мне Пайрен рассказывал о тебе. Ну, значит, ты парень бывалый. А мне отряд дали всего неделю назад, и я еще не успел познакомиться как следует со всеми людьми. Ты женат?

– Да.

– Что сейчас делает твоя жена?

– Уже четыре года ее не видел. В прошлом году узнал, что ее отправили в Германию.

– Ребятишки есть?

– Нет.

– А я еще в начале войны собирался жениться на одной здешней девушке. Но она со мной порвала после моего ареста. Я ведь итальянец, а в тот момент газеты вели против нас яростную кампанию. Теперь она замужем за одним из слуг Борденавов. Правда, он не такой подлец, как его хозяева, но все же сильно смахивает на коллаборациониста…

– Кто такие эти Борденавы?

– Одна подлая семейка. Отец – старый фашист. Сын – в вишистской милиции. Их дом совсем близко отсюда, вон за той рощицей, что виднеется впереди.

– Смотри-ка, там как будто народ…

– И вправду, – останавливается Эмилио. – Какие-то голоса, и, кажется, даже машины подъехали… Может быть, немцы… или дарнановцы. Во всяком случае, лучше их обойти…

Партизаны сворачивают вправо, пересекают шоссе и идут по краю огромного луга. Через несколько минут они достигают реки и направляются вниз по течению, по высокому крутому берегу Дордони. Цепляясь за ветки, Эмилио спускается к воде.

– Вот неудача! – говорит он, возвращаясь. – Я рассчитывал найти здесь лодку. Один парень должен был пригнать ее сюда. Налегке мы бы могли перебраться вплавь. Но у нас с собой оружие… Единственный выход, старина: вернуться назад и взять лодку у Борденавов. Это, конечно, рискованно…

– Ничего, попробуем, – предлагает Парижанин.

Они поднимаются вверх по течению и останавливаются у лодочной пристани. От нее к усадьбе Борденавов ведет широкая аллея, усаженная по краям орешником. Эмилио и Парижанин находятся меньше чем в двухстах метрах от дома Борденавов. Перед ними выстроились в ряд, одна возле другой, четыре большие лодки.

– Только без шума, – предупреждает Эмилио.

Не колеблясь, он сбивает висячий замок у первой лодки, схватывает пару весел, спрятанных под кустом калины, и оба быстро отплывают на середину реки. Вот они уже почти достигли противоположного берега, как вдруг Эмилио снимает весла и осторожно кладет их на дно лодки: он заметил какие-то тени у пристани, от которой они только что отъехали. Парижанин тоже обратил на них внимание. Он шепчет Эмилио:

– Как ты думаешь, они нас видели?

– Тише… Постараемся потихоньку улизнуть.

К несчастью, в тот же миг лодка цепляется за что-то дном и с глухим стуком останавливается между больших камней. С пристани им кричат:

– Эй вы там, на лодке! Поворачивайте-ка назад!

Эмилио и Парижанин, стараясь спрятаться, ложатся на дно лодки.

– Мы вас видели! Кто вы?

– Они принимают нас за браконьеров, – шепчет Эмилио. – Не шевелись только.

– Сейчас же отвечайте или будем стрелять!

– Едем к вам! – кричит в ответ Эмилио.

Он и Парижанин влезают в воду, доходящую им до колен, резким толчком отталкивают лодку на середину реки, а сами быстро выбираются на берег… В ту же минуту ночную мглу прорезает автоматная очередь; пули свистят рядом с Парижанином, и он вдруг во весь рост распластывается на песке. Эмилио уже успел спрятаться за выступом скалы, но, увидев упавшего товарища, подбегает к нему.

– Ты ранен?

– Как будто нет, – отвечает долговязый Парижанин. – Только споткнулся о камень.

Оба быстро прячутся за выступом.

– Теперь они могут пожаловать сюда, – говорит Эмилио, заряжая автомат. – Пусть пока постреляют, а мы подождем более подходящего момента.

И вдруг он невольно оглядывается назад: повыше, на склоне крутого берега, к которому они только что пристали, слышится говор и слова команды на немецком языке.

– На этот раз… мы, кажется, влипли! Над нами – боши, а за рекой – дарнановцы.

Для Парижанина это будет первая схватка с врагом. Он начинает волноваться, мысленно внушая себе: «Смелей, смелей… сейчас или никогда…» С того берега перестали стрелять, верно, боятся попасть в немцев.

– Это наш козырь, – говорит Эмилио. – Ступай за мной!

Крутой тенистый склон берега скрывает их от взоров и тех, и других врагов; пользуясь этим, партизаны пробираются у самого обрыва, стараясь не ступать на песок, чтобы не оставлять следов.

«Если у них нет собак, – думает Эмилио, – то, пожалуй, мы сумеем выкрутиться».

Сверху, над их головами, слышатся какие-то возгласы, которые то приближаются, то удаляются. Сообразно с этим они то настораживаются, то быстро двигаются вперед. Иногда их преследователи наугад простреливают кустарник… Парижанин начинает чувствовать себя более уверенно. На расстоянии ста метров позади них немцы, спустившись к самому берегу реки, обыскивают прибрежные кусты. Посредине реки скользят по направлению к немецким солдатам какие-то тени; несомненно это дарнановцы спешат на лодках на помощь немцам. Если Парижанин и Эмилио сумеют быстро добраться до изгиба реки, они спасены. Мысль о том, что они почти уже выбрались из окружения, придает им новые силы. Они идут все быстрее и быстрее. Вдруг Парижанин хватает товарища за руку, заставляя его остановиться.

– Осторожнее!!

– Что такое?

– Там, впереди – разве не слышишь?

– Да, путь отрезан, – говорит Эмилио, – они послали солдат на пляж за поворотом.

– Что же теперь делать?

– Прежде всего не шуметь. Им пока еще не известно, где мы.

Внезапно Эмилио осеняет какая-то идея, и он тащит своего товарища за руку обратно.

– Ты с ума сошел, – упирается Парижанин, – они же нас увидят!

– Другого выхода нет, старина, надо подняться наверх.

Партизаны осторожно карабкаются вверх по тропинке, поминутно останавливаясь, ощупывают землю, убирая с нее ветки, которые могут хрустнуть. Наконец, они выбираются на дорогу, идущую вдоль обрыва. Эмилио высовывает голову и осматривается по сторонам. Слева от него, менее чем в пятидесяти метрах, два немецких солдата тщательно обшаривают кусты. Справа, он знает, скрываются другие. Впереди, в трех метрах от них, начинаются виноградники. К счастью, в этом месте на дорогу падает тень от большого дерева. Распластавшись на земле, Эмилио смело ползет к ближайшему ряду виноградных кустов и проскальзывает под проволочной оградой. Парижанин колеблется, потом, заметив, что немцы отвернулись, ползком тоже преодолевает препятствие. Переползая с одной борозды на другую, они выбираются на противоположный конец виноградника, оттуда – на кукурузное поле и затем бегут, нагнувшись, по свежевспаханной земле. Наконец, перебравшись через плетень, они с наслаждением падают на стог сена.

– Ну, старина, – говорит Эмилио, – выкарабкались!

– Ты думаешь, они не бросятся вдогонку?

– Нет, они все еще шарят по берегу Дордони. Слышишь, как горланят?

– А ведь они перешли в другое место, – замечает Парижанин, – теперь шумят дальше, вон там, у косогора.

Эмилио встает, чтобы определить, где немцы.

– Они у Кулондра, – взволнованно говорит он. – Подлецы! Верно, пришли за ним…

* * *

Друг Беро, арендатор Кулондр, готовил в сарае подстилку для скота, как вдруг услышал шум приближающихся машин. Они, видимо, ехали по дороге, ведущей от замка. Погасив фонарь, он вышел из сарая и обогнул хлев, чтобы посмотреть, куда могли следовать машины в такое позднее время. Дорога проходила мимо его дома и упиралась в небольшой пляж у изгиба реки. Одно из двух: либо машины направлялись к нему, либо просто сбились с пути. К своему крайнему изумлению, он увидел, что невдалеке от его дома остановились две машины с потушенными фарами. Вокруг них бесшумно двигались какие-то призрачные тени. Кулондр подумал: будь это партизаны, его заранее бы предупредили. Тогда, значит, немцы. Он окончательно убедился в этом, когда при слабом свете вспыхнувшей зажигалки различил немецкую форму. На одно мгновение у него возникло желание бежать. Но он тут же вспомнил о жене и детях, уже улегшихся спать. Он не мог их оставить так, на произвол судьбы. А потом, кто знает, может быть, немцы прибыли вовсе не за ним. Если бы «подпольная сеть», как выражался Сирано, была раскрыта, то немцы, конечно, прежде всего направились бы не сюда, а в замок. Поэтому лучше не показываться им на глаза и делать вид, будто все в доме спят. Кулондр прошел в кухню и стал у приоткрытого окна. Однако такое близкое соседство немцев интересовало и вместе с тем тревожило его. Он терялся в догадках и вдруг вздрогнул от неожиданности: с того берега Дордони раздалась стрельба. Тени у машин сразу ожили. Послышались крики, стрельба прекратилась, и Кулондр понял, что немцы, вылезшие из машин, теперь кого-то разыскивают. «Они устроили засаду», – подумал он. Такое предположение несколько успокоило его: опасность удалялась от его дома. Но в то же время эта мысль вызвала у него и новые опасения. Что если вся эта суматоха поднялась из-за Лусто? Тот иногда приезжал ночью навестить его, и Кулондр знал, что Лусто всегда ездит примерно одним путем. Но откуда немцы могут угадать, что Лусто вздумает приехать именно сегодня? Нет, это уж совсем невероятно. Вообще лучше не ломать себе голову и выжидать.

Но ждать пришлось недолго. Вскоре он заметил пять или шесть немецких солдат, направлявшихся – теперь он это ясно видел – прямо к его дому. Их сопровождала группа молодых парней во главе с сыном Борденава. Кулондр узнал его по походке… Как только постучали, Кулондр сразу же отпер дверь. Вместе с немцами и бандой дарнановцев в дом входит и старик Борденав. Он первый обращается к Кулондру:

– Добрый вечер, Кулондр, – говорит он. – Эти господа преследуют террористов и опасаются, не скрылись ли они у вас…

– Проверьте сами, – охотно отвечает Кулондр, зная, что с этой стороны ему опасаться нечего, и в тот же миг замечает на себе пристальный взгляд сына Борденава. Молодой Борденав очень красив, он затянут в черный мундир, сапоги начищены до блеска.

– Эти типы несомненно уже удрали, – заявляет он, – возможно даже, что это были просто перепуганные насмерть браконьеры. Мы заглянули к тебе совсем по другому поводу. У тебя хранится оружие.

– Что ты, парень, бог с тобой! Да ты, видно, шутишь, – удивляется крестьянин. – Откуда ему здесь взяться?

Высоченный Кулондр в своих заплатанных штанах и старой замызганной рубахе выглядит таким простодушным, что даже сам немецкий офицер, командующий группой солдат, начинает как будто сомневаться. Но Борденав-сын не сдается…

– Господин офицер, – говорит он, – я не позволил бы себе информировать вас, не будучи твердо уверен в том, что говорю. Однажды ночью я сам наблюдал, как сбрасывали на парашютах оружие на этой стороне реки, и знаю, что оно должно быть спрятано здесь же, неподалеку.

– Geht und schnell![19]19
  Ступайте и действуйте быстро! (нем.)


[Закрыть] – приказывает офицер своим солдатам.

Дарнановцы первыми кидаются обыскивать дом. В комнате остаются лишь офицер, старый Борденав и Кулондр, который посматривает на них с нарочито придурковатым видом.

– Как вы думаете, – спрашивает офицер у Борденава, – не лучше ли посмотреть сперва в замке?

– Не стоит, господин офицер, – отвечает старый Борденав, – я давно знаю его владельца. Не смею навязывать свое мнение, но, мне кажется, он – в числе наших друзей.

– Как его зовут?

– Маркиз Распиньяк.

– Мы еще вернемся к этому вопросу, – говорит офицер.

– Послушайте, любезный, – обращается Борденав к Кулондру, – если у вас что-то спрятано, лучше сказать об этом сейчас. Все останется между нами… Возможно, что вы не ответственны за это…

Крестьянин, делая вид, что готов расплакаться, бормочет:

– Вы же знаете, что я честный человек…

В это время в комнату входит с мефистофельской усмешкой на губах Борденав-сын.

– Ну, молодой человек, – обращается к нему офицер, – можете ли вы подтвердить ваше обвинение?

– Сию минуту, – отвечает Борденав и тут же поворачивается к Кулондру: – Скажи-ка, та пещера, надеюсь, все еще цела? Ты хорошо знаешь, о чем идет речь. Помнишь, яма, в которую я еще мальчишкой как-то провалился?

– Давно уже заделана, – говорит крестьянин.

– Ну что ж! Мы ее вскроем… Не возражаешь?

Все дальнейшее похоже на кошмар. Торжествующие дарнановцы возвращаются с охапками оружия. Офицер, только что такой корректный, впадает в неистовство; он с бешенством бьет Кулондра по лицу. Бьет его жену, прибежавшую сюда и с воплем бросившуюся на шею мужа. Рядом, в соседней комнате, плачут испуганные дети. Сопротивляющегося крестьянина выволакивают во двор. Поджигают дом. Огонь перебрасывается на хлев, где жалобно мычат коровы. Жена Кулондра рыдает, прижимая к себе четырех малышей. Кулондра приставили спиной к большому дубу; его сдерживают наведенными в упор автоматами.

– Ну! – орет Борденав-сын. – Теперь ты нам скажешь, кто дал тебе оружие?

– Назовите имена, – требует офицер, – все известные вам имена, и вам сохранят жизнь.

Крестьянин, с залитыми кровью усами, смотрит на них суровым, гневным взглядом. Потом плюет им в лицо и кричит:

– Будьте вы прокляты!

* * *

Заметив зарево, Эмилио и Парижанин стали пробираться к месту пожара. Находясь еще слишком далеко, они не могли видеть происходящего, но услышали предсмертный возглас Кулондра и сразивший его залп. Эмилио, угадывая драму, хочет броситься вперед, но товарищ его удерживает.

– Что ты собираешься делать?

– Нельзя, нельзя позволить им безнаказанно уйти! Пусть и меня схватят, но я успею разделаться хоть с несколькими мерзавцами.

– Слушай, – говорит Парижанин, и его голос вдруг становится необычайно спокойным и убедительным. – Чтобы напасть на них, надо подойти совсем близко, а это, при зареве пожара, невозможно. Что же остается? Стрелять издалека? Они нас догонят и схватят или, еще хуже, выместят свою злобу на жене Кулондра и сиротах-детях.

– Подождем немного. Нельзя же их упустить.

– Я тоже так думаю, но ждать придется долго. Они будут, конечно, перевозить оружие.

– Ты мне подал мысль, – говорит Эмилио. – Пошли!

– Куда?

– Идем, говорю тебе!

Эмилио увлекает Парижанина вниз, к дому на берегу реки. На пороге дома, глядя на пожар, стоят старик и две женщины. Женщины плачут.

– Добрые люди, – обращается к ним Эмилио, – немцы, которых привел сын Борденава, только что зверски убили вашего соседа Кулондра и сожгли его дом. Когда они уберутся, сходите туда и позаботьтесь о его жене и детях.

– Кто вы? – спрашивает старик.

– Партизаны. Нам удалось ускользнуть. К несчастью, мы не смогли прийти Кулондру на помощь. Теперь нам нужна лодка.

– Я вас перевезу, – предлагает старик.

Очутившись на том берегу, Эмилио, вместо того чтобы следовать своим путем, направляется вверх по течению.

– Там какие-то люди, – говорит вдруг Парижанин, – вон в той аллее, что ведет к пристани.

– Мне тоже так показалось, – отвечает Эмилио, – но я хотел в этом убедиться. Это семья Борденава. Женщины. Возможно, и домашняя прислуга. Они вышли к реке, чтобы лучше видеть пожар. Ты понял теперь, что я задумал?

– Кажется, понял.

Партизаны снова идут по краю большого луга, где шли больше часа назад, – только в обратном направлении. Затем, перейдя дорогу, вступают на территорию усадьбы.

– Жди меня здесь, – наказывает Эмилио, – и, если заметишь, что кто-нибудь следует за мной, – кто бы он ни был, мужчина или женщина, – стреляй. Это дом бандитов.

Эмилио проползает под оградой из колючей проволоки, направляется к большим постройкам, находящимся рядом с домом, и исчезает в них. Через несколько минут он возвращается обратно и говорит:

– Готово. К счастью, у меня всегда при себе бутылка с зажигательной смесью.

– Куда ты ее бросил?

– Через окно сеновала, в сено. Жаль только животных. Хлев как раз рядом.

На рассвете два партизана достигли наконец вершины холма, где начинались уже владения маки. Они бросают прощальный взгляд назад. Вдалеке, над пылающим костром, который был раньше домом Кулондра, поднимается столб черного дыма.

Но ближе к ним, на равнине, вздымаясь к небу, полыхает огромное зарево, сливающееся с утренней зарей.

– Ну а как же наши планы насчет железной дороги? – напоминает Парижанин.

– Всему свое время, – отвечает Эмилио. – Немцам придется немного подождать.

XIV

Замок Кантамерль, уже давно пустовавший, зажил новой жизнью. Садовник Филипп, один-единственный слуга, оставшийся охранять владения, был немало удивлен, когда к замку неожиданно подкатила серая машина. Из нее вышли трое неизвестных и предъявили ему ордер на реквизицию замка с печатью департаментского военного комитета. Сначала Филипп заподозрил в них злоумышленников. Вид у них был довольно странный. Самый рослый был вооружен автоматом, висевшим у него на груди, кожаный ремень плотно прилегал к загорелой шее. Одной рукой он сжимал приклад, а другой поддерживал ствол автомата. Двое других, плохо выбритые, были без пиджаков, с револьверами и гранатами у пояса. Тот, что повыше, должно быть, их начальник, вежливо обратился к Филиппу:

– Разрешите нам войти. Мы не бандиты.

– Я ведь только слуга, – ответил садовник.

– Мы знаем. Семья владельца замка находится на Лазурном берегу. Значит, наше присутствие ее не стеснит…

В тот же день партизаны переехали в замок. Два мотоцикла, три легковые машины, грузовик, несколько диковинных вещей… Словно какой-то бродячий цирк. Они расставили в окрестностях сторожевые посты и спокойно расположились в замке, как у себя дома. Впрочем, личные покои хозяев остались незанятыми. Эта деликатность сразу расположила Филиппа в их пользу. Жена садовника помогала им готовить еду, а сам он превратился в своего рода интенданта и облегчал им поиски предметов, необходимых для первоначального обзаведения.

Доктор Жан Серве, вечно хлопотавший о своем лазарете, велел поместить походные койки для больных в небольшом домике, в стороне от замка. Конечно, он не думал, что больным там будет удобнее, чем в замке, но зато оттуда их можно было легче эвакуировать в случае вынужденного отхода. Констан, желая быть ближе к своим вещевым и продовольственным складам, занял домик, предназначенный для домашней прислуги. Пайрен разместил свой отдел в кабинете владельца замка, а Марсо устроился в большой библиотеке, где было удобно проводить совещания штаба. Уже в день переезда с самого утра он принимал первых посетителей. Сначала явился связной от Пораваля доложить о намеченной на завтра засаде. Затем прибыл Ролан, предпочитавший докладывать лично. Он сообщил, что накануне вблизи Сент-Фуа-ля-Гранд подпольная боевая группа взорвала поезд с боеприпасами.

– Ты небось тоже принимал участие?

– Конечно.

– Такие операции можно проводить и без тебя. Ты командир батальона и должен быть на командном пункте своей части. Да, Пайрен сказал мне, что ты запрещаешь командирам групп распространять среди бойцов «Юманите». Так ли это?

– Нет, старина, нет. Я только возражаю против того, чтобы «Юма», партийный орган, распространяли наравне с «Франс д'абор», газетой Ф.Т.П.

– Хорошо, мы еще к этому вернемся. Только должен тебя предупредить: лично я не согласен с такой постановкой дела. У тебя вообще стало слишком много коммунистов, для которых партия стоит на втором плане после Ф.Т.П.

Ролан вышел, хлопнув дверью.

После его ухода Марсо вызвал к себе Эмилио, чтобы подробно узнать от него, что произошло прошлой ночью на ферме Кулондра. В штабе уже было известно, что после расправы немцев с Кулондром в усадьбе Борденава возник пожар. К сожалению, хозяевам удалось отстоять жилой дом; огонь уничтожил только амбары и сеновал. Большая часть скота, выпущенного из хлева кем-то из слуг, разбежалась по полям. Партизанам даже удалось поймать одного заблудившегося быка. Это вышло очень кстати: мяса не хватало, и бык пригодился для нужд снабжения.

– Объявляю тебе благодарность, – сказал Марсо, выслушав рассказ Эмилио. – Надо срочно послать людей прибить памятную доску на том месте, где погиб смертью храбрых этот крестьянин, и выяснить судьбу его семьи.

После полудня Марсо отправился на свиданье с Сирано. Встреча была назначена у одного из местных крестьян. Из предосторожности Марсо поехал с шофером и захватил с собой своего верного Рамиреса. Сирано с каким-то неизвестным уже был на месте. Марсо и командир деголлевцев сразу прошли в другую комнату, чтобы вести беседу наедине.

– Вы меня знаете? – спросил Сирано.

– Лусто мне говорил, что вы его начальник.

– Я военный представитель Лондонского комитета в департаменте. Следовательно, и ваш начальник.

– Очень приятно.

– Где находятся ваши части?

– В разных местах, но главным образом там, где идут бои.

– А ваш КП?

– В данный момент в одном из замков.

– Я лично живу в палатке, как и мои бойцы.

– И давно?

– С момента высадки союзников.

Марсо иронически взглянул на этого преждевременно обрюзгшего человека. А ведь тот почти ровесник ему – может быть, лет на пять старше. Форменные брюки и куртка цвета хаки, новенькая кобура на поясе и погоны подполковника придают ему известную представительность.

– Видите ли, полковник, времена меняются. До высадки союзников я жил в палатке, а вы – в замке. А сейчас… наоборот.

– Что вы этим хотите сказать?

– А то, что прежде, чем переходить на начальнический тон, нужно узнать, с кем имеешь дело. Я тоже командую, в общей сложности, полком, и это – настоящий полк.

– Если бы я не знал вас как руководителя, я не добивался бы с вами свидания.

– Тогда давайте разговаривать на равных началах. Не возражаете? Цель вашего визита?

– Предложить вам должность и чин в департаментском штабе Ф.Ф.И.[20]20
  Ф.Ф.И. (Les Forces Francaises de l'lnterilur) – Французские внутренние вооруженные силы – объединили все вооруженные силы Сопротивления, находившиеся на территории Франции. Были созданы в начале 1944 года по инициативе Французской коммунистической партии. – Прим. перев.


[Закрыть]

– Решение этого вопроса зависит не от меня, – сказал Марсо. – Тем не менее могу вам сказать, что в принципе мы относимся положительно к идее союза между различными организациями движения Сопротивления. Но уже сами по себе мы представляем такую силу, которая дает нам право войти в этот союз не с черного хода.

– Мне кажется, – ответил Сирано, – что в моем предложении нет речи о черном ходе.

– В таком случае вам следует обратиться к органам, имеющим право назначать своих представителей.

– К каким именно органам?

– Я доложу о вашем предложении департаментскому комитету Ф.Т.П.

Беседа на этом закончилась. Перед уходом Сирано снова отвел Марсо в сторону.

– Послушайте, мне сообщили, что Лусто намерен перейти к вам на службу. Он случайно не говорил вам об этом?

– Даже не намекал. Но если он придет к нам, мы его охотно примем.

Вернувшись в замок, Марсо застал там Роз. Рассматривая картины, развешанные на стенах библиотеки, она заразительно смеялась.

– Здесь целая портретная галерея предков!

Он показал ей соседние комнаты. Наконец они расположились в креслах в библиотеке.

– Я чувствую себя неловко среди всей этой роскоши, – сказал Марсо.

– Отчего же? Здесь лучше, чем в пещере, где ты принял меня в первый раз.

– Я боюсь тут совсем размякнуть. В этом замке для нас есть только один плюс – удобство связи и возможность быстрого отхода.

– Что же, по-моему, это очень важно.

– А все же лучше жить на открытом воздухе. Жизнь в замке не для меня.

– Ты иногда говоришь забавные вещи!

– Да, болтаю о пустяках, а нам надо поговорить с тобой серьезно. Сегодня днем я видел Сирано. Он предложил мне войти в штаб Ф.Ф.И.

– С чего вдруг такое предложение?

– Очевидно, Сирано рассчитывает, обратившись к военному, избежать тем самым разговора с коммунистом. Они стремятся захватить руководство Ф.Ф.И. в свои руки, а нам предоставить там второстепенные места. Ты должна сообщить об этом Гастону…

Они еще долго беседовали, а когда Роз собралась уходить, Марсо сказал:

– Знаешь, Роз, сегодня мы пригласили руководителей советского и испанского отрядов поужинать у нас; зовем их запросто, чтобы ближе познакомиться. Ты могла бы побыть с нами?

– А кто еще будет?

– Только Пайрен. Констана нет, поехал за зерном.

– С удовольствием бы осталась, но когда же я попаду домой?

– Можешь переночевать в замке, тут хватает комнат.

– Это невозможно, ночью в дом Дюшанов ко мне придет связная.

– В таком случае тебя кто-нибудь проводит. Хочешь, я сам тебя провожу? Пустяки, по проселочной дороге тут всего три километра.

– А как быть с велосипедом?

– Я пришлю тебе его утром с бойцом.

– Хорошо, остаюсь… но только не надолго.

– Договорились. Обратно я тебя провожу…

* * *

– Просто незабываемый вечер! – говорит восторженно Роз. На прощанье она от всего сердца расцеловала четырех гостей, и машина уже умчала их в ночную тьму. – Но не грозит ли им опасность на обратном пути?

– Нет. Ни малейшего риска, – отвечает Марсо. – Иначе я бы и не пригласил их сюда. Дорога вполне безопасна, по крайней мере на сегодня, а наши посты предупреждены о том, что они поедут.

– Какой весельчак этот Павел!

Павел – это советский офицер, бежавший из германского плена. Находясь слишком далеко от своей родины, у западной границы Германии, он бежал во Францию, так как был уверен, что ему удастся найти там партизан. В продолжение всего вечера он был душой общества. После десятого или, может быть, двенадцатого тоста Павел вызвался танцевать. Заметив развешанное на стенах рыцарское оружие, он и его товарищ выбрали себе по огромной шпаге и понеслись по залу в лихом танце. Бурный вихрь их пляски заставил содрогнуться всю портретную галерею предков… А испанцы! Надо было видеть ликующего Рамиреса, когда он вместе со своими товарищами запел:

 
Четыре генерала,
Четыре генерала…
 

Вечер начался краткой приветственной речью Марсо. Перед тем как ответить ему, Павел и командир испанцев извинились за свое плохое знание французского языка. Поданный затем ужин, в который мамаша Филипп вложила немало трудов и изобретательности, и несколько бутылок хорошего вина быстро превратили официальную встречу в настоящий праздник дружбы.

Марсо, поднявшись с бокалом в руке, напомнил, что близкое уже освобождение Франции стало возможным благодаря победам Советской армии, и предложил первый тост за Сталина. Павел подошел к нему, крепко обнял и, в свою очередь, провозгласил ответный тост за Мориса Тореза. После этого Пайрен, обращаясь к испанцам, поднял бокал в честь Пассионарии. Затем последовали тосты за французских женщин, за женщин всех стран, за победу, за счастливое будущее… Выпили в меру, не больше, чем полагалось; впрочем, Павел мог, казалось, выдержать и не такое испытание. Много смеялись, пели, танцевали, а в заключение вечера, незадолго до полуночи, спели, стоя, Интернационал.

– Да, незабываемый вечер, – повторяет Роз Франс. – Никогда бы не подумала, что советские товарищи такие экспансивные. А испанцы! Те совсем неистовые.

– Жаль, что нам не удалось пригласить еще товарищей из других иностранных групп, – говорит Марсо. – Представь себе, ведь в нашем секторе есть люди десяти различных национальностей, и все они сражаются вместе с нами за освобождение Франции!

Марсо и Роз идут сейчас по лесу, озаренные лунным светом, совсем одни среди уснувшей природы.

– Ты напрасно не взял с собой еще кого-нибудь, – говорит Роз.

– А ты мне не доверяешь? – шутит Марсо.

– Нет, не в этом дело. Но ты ведь обратно пойдешь один.

– Ну и что же? Чего мне бояться?

– Руководитель не имеет права рисковать собой и ходить без сопровождающего.

– Нас тут двое. Ты ведь тоже руководитель.

– Не шути. Я говорю серьезно. Всегда можно нарваться на кого-нибудь…

– Ну что ты, Роз! Кого тут можно встретить на этой проселочной дороге? Только крестьянина или кого-нибудь из наших. Да и то в такой час – едва ли. Врага? Немцы не рискнут здесь появиться маленькими группами, особенно ночью, а большие были бы замечены.

– Как знать? Это моя вина. Мне следовало подумать о мерах предосторожности.

– Не волнуйся. Сейчас я, как никогда, уверен в себе. И, кроме того, мне надо с тобой поговорить…

– Мне как-то страшно ночью…

– И даже со мной?

– Да нет, что ты!

– Тогда возьми меня под руку.

– Только перекинь, пожалуйста, свой автомат на другую сторону.

Они уже вышли на опушку леса и спускаются по отлогому скату.

– Еще семьсот-восемьсот метров, – говорит Марсо, – и мы будем у виноградника папаши Дюшана. Видишь, все твои страхи оказались напрасными.

Марсо кажется, что Роз немного крепче оперлась на его руку.

– А ты помнишь, Роз, как мы впервые встретились в маленькой столовой в доме Кадье? Знаешь, что я подумал тогда?

– Помню. Интересно, что?

– Я подумал: вот девушка не такая, как все.

– А чем же я отличалась?

– Обычно в коммунистке видишь только партийного работника, но в тебе я увидел не только товарища по партии, но и женщину…

– А я… я, глядя на тебя, почувствовала тогда какую-то робость.

– Неужели?

– Мне трудно тебе это объяснить. Но очень скоро я прониклась к тебе доверием. И это, знаешь, так помогло мне потом!

– А ты не забыла своей стычки с докерами?

– Я тогда так огорчалась из-за этого!

– Но докеры очень быстро признали тебя. А помнишь нашего славного Леру?

– Он был лучшим из них. Только бы не убили его немцы!

– Знаешь, Роз, ты там хорошо поработала.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Потому что это правда и еще потому, что я этим горжусь.

– Тут целиком твоя заслуга, Марсо. Твое влияние сказалось на всей моей политической работе.

– Ну-ну, не преувеличивай. Нельзя так ставить вопрос. Это партия делает нас такими, какие мы есть. Ведь и я испытал на себе твое влияние…

– В каком отношении?

– Тебе хочется знать?

– Да.

– Видишь ли, до того, как я познакомился с тобой, я всегда считал, что настоящий, прочный союз между мужчиной и женщиной возможен только там, где муж стоит выше жены в политическом или общественном отношении. Например, мне казался невозможным союз мужчины с женщиной, более образованной, чем он сам. Я думал также, что брак между двумя партийными руководителями не может быть прочным, если жена занимает в партии более ответственное положение, чем муж. Такой взгляд был основан, по существу, на неправильной, некоммунистической идее о превосходстве мужчины над женщиной. Теперь я смотрю иначе и считаю, что в этом вопросе не может быть искусственных граней. Муж и жена могут жить в полном согласии и взаимопонимании совершенно независимо от того, одинаковая или разная у них профессия и умственное развитие. Важно только одно – общность их взглядов. И тогда в любых условиях они смогут учиться друг у друга и помогать взаимному росту. Мне кажется, что жизнь их будет вполне счастливой, если, стремясь к общей цели, каждый из них сумеет вполне искренно радоваться успеху другого, как своему личному…