Текст книги "Пьесы. Том 2"
Автор книги: Жан Ануй
Жанр:
Драма
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
Фабрис. Нет. Все это гораздо серьезнее! Маргарита покинула меня навсегда. Она оставила письмо на руле машины. (Письмо у него в руках.)
Орнифль (выхватывает его). А ну-ка, дай сюда... (Пробегает глазами письмо.) Бедный мой мальчик, это же очень милое письмецо: она пишет, что ненавидит тебя... Знаешь, когда человек всерьез порывает с другим, он непременно обещает ему вечную дружбу и потом ни разу о нем даже не вспоминает. А уж если она тебя ненавидит – значит, завтра же к тебе прибежит!
Фабрис (упрямо). Нет. Завтра она уедет!
Орнифль. Куда?
Фабрис. В Южную Африку!
Орнифль. Да, дело осложняется! Где ты откопал девчонку, которая при первой же размолвке удирает в Южную Африку?
Фабрис. Ее отец не хочет, чтобы мы поженились. Он отсылает ее на два года к дяде, который давно живет в Африке. Он взял ей билет на самолет. Но раньше Маргарита меня любила. Тогда она говорила, что скорее сбежит из дому, чем подчинится отцу. Мы решили бежать вместе и скрываться где-нибудь целый год, пока она не станет совершеннолетней...
Орнифль (восхищенный, остальным). Никаких сомнений! Это и в самом деле мой сын! Я увез точно таким же образом с полдюжины девиц, на которых должен был жениться через год!
Фабрис. Но когда Маргарита узнала, что я намерен сдержать свою клятву, она взбунтовалась. Меня, мол, арестуют, и ей придется уйму лет провести в одиночестве... Я пытался ей объяснить, что честь превыше всего, что она не должна мешать мне сдержать мою клятву, а потом – пусть ждет, если она и вправду меня любит...
Орнифль. Ошибка! Я же сказал тебе: женщины не выносят ожидания! Иная готова на все, даже умереть с тобой, если надо, но при одном условии: незамедлительно!
Фабрис. Перед тем, как я пришел сюда, мы с ней ужасно повздорили в автомобиле... Маргарита сказала: если я поднимусь наверх, она покинет меня навсегда.
Орнифль. И ты все-таки поднялся?
Фабрис (еле слышно). Да.
Орнифль (строго). Слышишь, Маштю?
Маштю (пристыженный). Слышу.
Орнифль. Пусть это будет для тебя первым уроком чести. Намотай себе на ус.
Небольшая пауза.
Фабрис (отступает к двери). Не буду дольше мешать... Простите за беспокойство, которое я вам сегодня причинил... Наверно, и в самом деле смешно: ввалиться в дом спустя двадцать лет, размахивая револьвером... револьвером, который к тому же не был заряжен... Пожалуй, Маргарита была права.(Слегка, улыбается Орнифлю.) Простите меня. Лечитесь как следует! Скажите вашим докторам, что я вспрыснул вам только камфару, и, видимо, инъекция купировала приступ... Это, пожалуй, хороший признак. Впрочем, может, я и в диагнозе тоже ошибся... (Идет к выходу. Дойдя до порога, вдруг падает.)
Орнифль (привстав с постели). Так! И этот сердечник! Проклятая наследственность! Нас преследует рок! Мы разыгрываем греческую трагедию! Уложите его скорей! А теперь – одеколон! Йод! Или еще что-нибудь! Да уложите же его скорей, черт побери! Крепче держите его, Сюпо! Знаю, вам без привычки, но мужчины не такие уж тяжелые, как вы думаете! Расстегни ему рубашку, Ненетта, я знаю, ты этого не испугаешься! Ариана... смените эту дуру Сюпо! Я же ничем не могу вам помочь! Если я шевельнусь, вы будете иметь дело с двумя трупами. Маштю, беги за врачом! Нет! Спокойно! Возьмем его книжечку и попытаемся установить, что с ним такое!.. Ищи, Маштю!
Маштю (которому он протянул книгу). А в каком разделе искать?
Орнифль. Болезни врачей! (Маштю отыскивает соответствующий раздел. Ненетте.) Загляни в его сумку, Ненетта, может, там еще осталась камфара. Похоже, что это хорошее средство...
Ненетта (заглянув в сумку, с криком выпускает ее из рук). Господи!
Орнифль. Что там еще?
Ненетта. Револьвер.
Орнифль (машинально поднимаясь с постели). Он не заряжен. А все же лучше дай-ка его сюда, чтобы этот болван не вздумал пустить его в ход, возвратясь домой... Бедный мальчуган! Теперь, когда он не пытается изображать мужчину, ему на вид не больше двенадцати лет. Как все-таки приятно иметь сына! (Обернувшись к Маштю, сурово.) Напомни мне потом... у меня еще будет с тобой разговор!.. Негодная девчонка!.. Устроить ему такую пакость с этой Африкой!.. Он приходит в себя...
Фабрис (открыв глаза, бормочет). Простите...
Орнифль. Да не извиняйся ты каждую минуту! Надоело! Что у тебя, сердце шалит? Где в твоей книжке об этом сказано?
Фабрис (с улыбкой). Да нет же... Смешно... Это простая слабость... Волнение... Я не обедал...
Орнифль. Немного же тебе надо, чтобы упасть в обморок!
Фабрис. Как сказать... У меня сейчас туго с деньгами... Я два дня ничего не ел...
Орнифль (обернувшись к Ненетте, в бешенстве кричит). Ну, чего же ты ждешь? (Ненетта поспешно выходит. Ворчит.) Два дня ничего не ел, оттого что не было денег... Не совестно тебе, Маштю?.. А ведь стрелять в собственного отца – тоже дело нелегкое... Маргарита знала, что ты голоден?
Фабрис. Конечно, нет. Она питается у своих родителей...
Орнифль (вне себя). Мадемуазель питается у своих родителей. У мадемуазель в сумочке билет на самолет в Южную Африку, и она грозит им воспользоваться, чуть что не так! Она доводит моего сына до голодного обморока в чужой квартире!.. Что это за девица, хотел бы я знать! Поддержи его, Маштю... Освободи вон тот столик! Сейчас мы его утешим шампанским и гусиным паштетом! Это еще лучше камфары!
Маштю (помогая Орнифлю). Наверно, такая мода пошла у нынешних девиц... Пилу сегодня сказал, что его дочка тоже летит в Южную Африку...
Орнифль (отпустив Маштю, налетает на Фабриса). Проклятье! Как фамилия твоей Маргариты?
Фабрис. Пилу.
Орнифль (выпрямившись в своем халате, строго глядит на Маштю). Маштю!
Маштю (смущенно). Да.
Орнифль. Этот уголовник Пилу отказывается выдать свою дочь за моего сына?
Маштю (смущаясь все больше и больше). Почем я знаю... Вот что, Жорж, мы с тобой свои люди, надо смотреть правде в глаза... Ты, видно, не совсем представляешь, кто такой в Париже этот Пилу. Он не только хозяин Центрального рынка. Он еще и владелец газеты. И цементных заводов. В прошлом году мы обмыли его первый миллиард. А уж если он признался, что у него есть миллиард, сам понимаешь!..
Орнифль. Плевал я на его миллиард! Поди скажи ему, что это я запрещаю моему сыну жениться на его дочери! Он же известный мошенник, твой Пилу!
Маштю. Верно, но с сегодняшнего дня он еще и кавалер ордена Почетного легиона!
Орнифль (с презрением). Подумаешь, ленточка! Мелочь! Ничего ею не прикроешь! Другое дело – галстук командора!
Маштю (с искренним негодованием). Как? Ты даже орден Почетного легиона ни во что не ставишь? Есть для тебя что-нибудь святое?
Орнифль (грозно). Любовь! Честь юноши из хорошей семьи. Вот что, Маштю... садись в свою машину, такую большую и нелепую, что ее даже негде бывает поставить, правда, она хоть быстроходная. Поезжай мигом к Пилу, скажи, что его дочь совратила моего сына, и немедленно вези ее сюда!
Маштю. Жорж! Поверь, ты просто не понимаешь, кто такой Пилу!
Орнифль (с полным спокойствием). Маштю, с тех пор как мы с тобой неразлучны, точно задница с панталонами... – я тебе уже не раз это говорил, и ты счел это выражение вульгарным – так вот, за это время я успел о тебе узнать очень многое... Наверно, ты в свою очередь мог бы порассказать о своем друге Пилу еще больше... Я вам не мешаю, я даже нахожу вас забавными, пью ваше шампанское у «Максима» и при случае занимаю у вас деньги, все это так, но не вынуждай меня объяснять, что есть мафия пострашнее вашей, – это общество порядочных людей...
Маштю (сраженный). Ну вот, чуть что, ты сразу бранишься... Все же согласись, что миллиард – это кое-что...
Орнифль. Жалкие вы людишки!.. Вы ослеплены блеском своих монет... Дайте мне сюда ваш миллиард, я берусь просадить его за три года! (С величественным жестом.) Вези сюда дочку Пилу!
Маштю (насмешливо склонив голову в знак покорности). Будет исполнено, господин граф!
Орнифль. И поживее, приятель!
Маштю идет к выходу, пожимая плечами, всем своим видом показывая, что его не обманешь.
Фабрис (обхватив голову руками, стонет). Что мне согласие ее отца! Вы не знаете Маргариту!..
Орнифль. Нет. Но зато я знал многих других женщин. Можешь на меня положиться... (В восторге потирает руки.) Ах, как забавно иной раз позаботиться о ком-нибудь!.. Вы должны быть довольны, Ариана! Эдакая идиллия! Ромео и Джульетта! Отрадная перемена в репертуаре! Не правда ли, я словно переродился?
Графиня. Передо мной опять тот самый юноша, которого я когда-то очень хорошо знала...
Орнифль. Проклятие! Не хотите ли вы сказать, что изменяли мне с ним?
Графиня. Да, Жорж, в первые месяцы нашего брака. Потом он умер. С тех пор, сами того не подозревая, вы живете с его вдовой...
Орнифль. Пусть вдова возликует! Блудный сын возвратился домой! Отныне мы будем все дни отмечать закланием жирного тельца. Пока нас не стошнит, дорогая! Единственная опасность: кажется, я становлюсь таким добродетельным, что могу всем наскучить... Вот увидите, вы еще пожалеете о прежнем Орнифле... Пойдите отдохните хоть немного, Ариана. По моей вине вы провели ужасную ночь. Галопен с Субитесом ни за что не откажутся от последнего вальса и лишь потом пожалуют сюда посмотреть, отдал ли я богу душу. Уж я-то их знаю. (Проводив ее до двери, целует ей руку.)
Появляется Ненетта с подносом, который она ставит на низенький столик перед Фабрисом, потом уходит.
Орнифль (заметив мадемуазель Сюпо, выталкивает ее за дверь – все это разыгрывается в очень живом и быстром темпе – и весело кричит ей). На место, Сюпо! К вашей замочной скважине! На этот раз вам предстоит увидеть поучительную сцену! (Оборачивается к Фабрису.) Вот, наконец, мы с тобой остались вдвоем!.. Теперь, когда знакомство состоялось, нам о многом надо потолковать... Налегай на паштет и пей шампанское!
Фабрис (сурово). Нет. Я не притрагиваюсь ни к водке, ни к вину.
Орнифль. Бог с ней, с водкой! Но вот насчет вина – жаль. Я тебя перевоспитаю.
Фабрис. Маргарита уже пыталась это сделать. Но когда мне было пятнадцать лет, после моих первых эскапад с друзьями, я поклялся маме, что никогда не потоплю своей жизни в вине...
Орнифль. Наверно, вся твоя жизнь состояла из сплошных клятв.
Фабрис. Да.
Орнифль (налив себе вина, ласково). Знаешь, сынок, прежде чем потонуть, всякий корабль долго плавает по волнам. И не каждый капитан терпит кораблекрушение...
Фабрис. Вам тоже не следует пить...
Орнифль. Один стаканчик, доктор! И так уж не весело умирать, а если еще во всем себе отказывать... (Глядя на сына, пьет вино и вдруг заливается ласковым смехом.)
Фабрис (настороженно). Что это с вами?
Орнифль. Смотрю на тебя. Тешу свое отцовское чувство. Это одно из редких удовольствий, которые мне не довелось изведать... Пытаюсь представить себе того мальчугана, которого никогда уже не увижу. Подумать только, что не я учил тебя играть в стеклянные шарики!
Фабрис. Я никогда не отличался особой ловкостью в этой игре.
Орнифль. То-то и оно! А я был мастер! Я бы научил тебя всем приемам. Сколькому мне еще придется тебя учить! Я чувствую себя рядом с тобой мудрым и многоопытным, как старый, седой утес. Ты так скован и так раним... Нелегко быть мужчиной, да?
Фабрис. Да.
Орнифль. Девушек учить почти что нечему – это все равно, что учить реку струиться... А юноша хочет во что бы то ни стало прошибить стену лбом. И вот я встретился с тобой как раз в день твоего первого настоящего горя! Ничего не поделаешь, начнем курс с конца! Я научу тебя самому главному. Научу избегать страданий.
Фабрис (сухо и недоверчиво). Я не боюсь страданий.
Орнифль. Да, разумеется. Иначе ты заслуживал бы презрения. Но если бы ты знал, какая это трата времени!
Фабрис (враждебно). А как не доставлять страданий другим – этому вы тоже меня научите?
Орнифль (просто). Это – пустая затея. Люди жаждут страданий. Зачем же лишать их этого удовольствия и осложнять себе жизнь? Ну, возьми же паштет. Ты ничего не ешь!
Фабрис (вынув из своего чемоданчика папку, швыряет ее Орнифлю). Держите!
Орнифль (читает надпись на папке). «Агентство «Лазурь». Расследования. Слежка. Разводы». Это что такое?
Фабрис. Ваша жизнь. Незадолго до смерти мама получила небольшое наследство. Когда она умерла, я употребил остаток этих средств на то, чтобы собрать подробные сведения о вашей жизни. Я не хотел необдуманно убивать вас, если вдруг вы исправились.
Орнифль. И ты рассчитывал узнать от агентства «Лазурь», исправился я или нет?
Фабрис (с некоторой тревогой, совсем как маленький мальчик). Да. А что, серьезная это фирма?
Орнифль. Вовремя же ты меня об этом спрашиваешь! И дорого они с тебя взяли?
Фабрис. Все.
Орнифль. Сколько же это?
Фабрис. Сто пятьдесят тысяч франков.
Орнифль (неожиданно). Скажи, нравятся Маргарите кольца?
Фабрис (растерянно). Да. Но почему вы спрашиваете?
Орнифль (в ярости). Тебе не кажется, что лучше было бы купить на эти деньги Маргарите кольцо? А не швырять сто пятьдесят тысяч франков каким-то грязным шпикам, чтобы они подтвердили, что твой отец негодяй! Пришел бы ко мне, и я сообщил бы тебе то же самое, только даром!
Фабрис. Долг чести требовал, чтобы я знал все точно.
Орнифль. Никто никогда не знает ничего точно, дурачок. И это тоже мне придется тебе объяснить. На нашем втором уроке.
Фабрис. Так или иначе, перед нами ваша жизнь. Хотите, перелистаем ее? Даже при беглом просмотре картина не из приятных! Сплошная цепь подлостей!
Орнифль (примирительно). Ты придаешь слишком большое значение мелочам. А жизнь надо видеть в целом!
Фабрис. Совершенно верно! Сейчас мы ее увидим. (Берет папку.) Бросив мою мать, вы отправились в Грецию, но это была вовсе не деловая поездка, как вы сказали маме. Первая ложь. За ней последуют другие!
Орнифль (со вздохом). Весьма вероятно... Но знаешь ли, иногда ложь – одно из обличий истины.
Фабрис. Нет! Ложь – это ложь!
Орнифль (сокрушенно). Ах, ты слишком молод, чтобы понять. Чувствую, что мне придется подохнуть от угрызений совести. Продолжай.
Фабрис. В Афинах вы были не один. Вы остановились в отеле «Акрополь» вместе с некоей Люсеттой Персеваль..
Орнифль (ест и запивает вином; восхищенно). Высокая блондинка, глупая, с восхитительными ляжками... Надеюсь, это указано в твоем досье?
Фабрис (с серьезным видом просматривает бумаги). Нет. Эта деталь не сохранилась в памяти привратника, которого расспрашивали детективы спустя двадцать пять лет...
Орнифль. Он не слишком наблюдателен. Ничем другим моя спутница не выделялась. Я и в самом деле сел в «Восточный экспресс» с парой восхитительных ляжек. К сожалению, они достались мне с принудительным ассортиментом в виде молодой белокурой особы, и я решительно не знал, что с ней делать в дневные часы. Ты скажешь, что с этими ляжками не обязательно было пускаться в столь дальний путь – я мог бы, например, съездить в Виль-д-Авре, – но что поделаешь, я был молод и не знал меры.
Фабрис. Спустя две недели вы усадили эту особу в поезд и отправили домой – потому что познакомились с дочерью секретаря бельгийского посольства, которая нередко навещала вас в отеле.
Орнифль (махнув рукой). Еще одна дура. Я и позабыл о ней... Разве всех упомнишь!
Фабрис. Под конец вы взяли в любовницы торговку устрицами и поселились с ней в маленькой комнатушке в Пирее, где ваш след затерялся. Однако вскоре после этого вы очутились в больнице для иностранцев – вас доставили туда с ножевой раной.
Орнифль. У торговки устрицами был еще другой любовник, которого звали Софоклом – совсем как того, настоящего, – только этот чересчур серьезно относился к любви! Ты, может быть, не заметил, что греческий театр совершенно не признает любовных сцен. Древние греки были воспитанными людьми!
Фабрис. Оправившись от болезни, вы поселились у одной англичанки, сестры милосердия той же больницы – некоей Бетти Брук!
Орнифль. Я все еще нуждался в уходе. У нее была прелестная грудь, все остальное – так себе... Но это была самая красивая грудь, какую я когда-либо видел... (Лицемерно вздыхает.) Как все это, должно быть, суетно, господи! (Неожиданно с ликующим видом.) А следующая кто?
Фабрис (вдруг выйдя из себя, отшвыривает папку). Вы омерзительны!
Орнифль (удивленно). Но почему?
Фабрис. Я надеялся, что чтение этого досье заставит вас устыдиться.
Орнифль. Устыдиться? Чего? Я готов устыдиться, я полон решимости устыдиться, я глубоко убежден, что время для этого уже настало, но я хочу точно знать, чего именно я должен стыдиться?
Фабрис. Я надеялся, что вы наконец осознаете всю бесплодность жизни, отданной наслаждениям!..
Орнифль (мягко). Наслаждения никогда не бывают бесплодными, по крайней мере в момент, когда их вкушаешь... О каком еще, пусть более достойном, занятии человека можно сказать то же самое? Или ты считаешь, что я лучше доказал бы свое преклонение перед красотой, осматривая греческие храмы?(Добродушно.) Некоторые из этих молодых женщин были прекраснее статуй, если это может тебя утешить...
Фабрис (вынув еще один листок из своей папки, агрессивно). Странное противоречие – этот постыдный период жизни в Греции вдохновил вас на создание стихов, самых чистых, самых волнующих со времен Аполлинера. В те дни весь Париж приветствовал в вас надежду молодого поколения!.. Спустя три месяца после появления вашей книги, из-за которой две восторженные провинциалки покончили с собой, вы взялись писать куплеты для нового обозрения в парижском казино!
Орнифль (разводит руками). Ну да... Во-первых, не будем все валить в одну кучу. Эти две провинциалки были, видно, дуры набитые. А я к тому времени уже убедился – гораздо раньше моих критиков, – что я не гений... А просто способный поэт, сам понимаешь, немногого стоит!.. К тому же эти волнующие стихи нимало не взволновали моих кредиторов, а ведь я был в долгу как в шелку... Наконец, – что тут поделаешь? – я обожал атмосферу парижского казино! Как же ее звали – а ну-ка, загляни в свое досье – молоденькую танцовщицу-англичанку, которая в ту пору родила тебе братца?
Фабрис (с серьезным видом листая бумаги). Береника Смит.
Орнифль (восхищенно). Береника! Ну, вот видишь! Все же я старался держаться в рамках литературы. Люди всегда лучше, чем их изображает молва!
Фабрис (вдруг срывается на крик). Но моя мать вас любила! Из этой суетной жизни она смогла бы сотворить великую любовь!
Орнифль (мягко). Как ты думаешь, уехал бы я, если бы любил твою мать? Любовь – дар божий! Я говорю об этом, конечно, понаслышке, но знаю, что никто еще от любви не отказывался. Но я не любил твою мать... Ты истратил кучу денег, чтобы узнать об этом с некоторым опозданием. А если бы я женился на ней и мы вместе стали бы тебя растить, ты, без сомнения, все понял бы гораздо раньше и заплатил бы за это еще дороже – маленький невинный рекрут, ввязавшийся в эту сомнительную битву... Был бы ты счастливее? Не уверен. Сказать по правде, положение сироты имеет свои выгоды.
Фабрис (оскорбленно отшатывается от него). Вы – чудовище!
Орнифль (словно охваченный вдруг усталостью). Ничуть! Этим словом слишком уж злоупотребляют. Разве я виноват, что мы живем на Луне? Ты ведь читал Жюля Верна: поднимешь руку, чтобы помахать кому-нибудь в знак приветствия, и... фюйть... Ты уже далеко! Страшная вещь – изведать счастье. Убеждаешься, что жизнь невесома... Ты любишь Маргариту?
Фабрис. Всей душой и навсегда!
Орнифль. И тебе никогда не хочется застонать при виде другой девушки, которая пройдет по улице, взмахнув рукой? Девушки, которая никогда не будет твоей, потому что ты уже отдал свое сердце другой?
Фабрис. Нет, никогда.
Орнифль (улыбнувшись, хлопает его по плечу; с некоторой сухостью). Значит, ты не ведаешь своего счастья. Ты избежишь многих каторжных мук. Тебе уготовано место на небесах, а на земле – уважение сограждан. (Подойдя к окну, прислушивается.) Я слышал, как хлопнула огромная дверца огромного автомобиля Маштю. Через мгновение Маргарита будет здесь, и, самое позднее через двадцать минут, твой отец – старый фокусник – вернет ее тебе. Но впереди у тебя целая жизнь, и ты можешь снова потерять ее. Жизнь – долгая штука. Остерегайся, как бы Маргарите не было с тобий скучно, – это единственное, чего женщины нам не прощают.
Фабрис (не сдаваясь, упрямо кричит). Мне все равно, скучно со мной или нет!
Орнифль (ласково улыбаясь). Разумеется, дружок. Да только женщинам не все равно!
Входят Маштю и Маргарита. Она очень молоденькая и очень хорошенькая. Чувствуется, что Орнифль это заметил.
Маштю. Вот девица, господин граф! Но дело вовсе не в согласии Пилу. А в ее собственном. Она раздумала выходить за твоего сына!
Орнифль. Все равно она восхитительна!
Фабрис (бросается к Маргарите и хватает ее за руку). Почему ты меня не дождалась?
Маргарита (так же сердито, как и он). А зачем ты вошел в этот дом? Я же тебе сказала: если ты переступишь порог, значит, ты меня не любишь и я порываю с тобой навсегда. Я тебе кричала это в окошко автомобиля, пока ты звонил у двери. А ты притворялся, будто не слышишь! Тогда я распахнула дверцу и даже ступила ногой на тротуар. Может, посмеешь сказать, что я коварно тебя обманула? Ты меня видел, но даже не обернулся!
Фабрис. Я думал, ты просто делаешь вид, будто хочешь выскочить из машины!
Маргарита. А я думала, что ты делаешь вид, что хочешь войти! Но дверь распахнулась, и ты вошел. Я думала, ты спрятался за дверью, чтобы меня напугать. Я даже сосчитала до ста пятидесяти.
Фабрис (вдруг растерянно). Почему до ста пятидесяти?
Маргарита (с большим достоинством). Обычно я считаю до ста, пока ты не уступишь, но, учитывая серьезность обстоятельств, я подумала, что, может быть, сто – это мало. Мне стало жалко тебя.
Фабрис (с горечью). Сто пятьдесят! Вот вся твоя любовь!.. Любила бы ты меня – вообще не стала бы считать!..
Маргарита (у которой вдруг на глаза навертываются слезы). Кстати, если хочешь знать, я потом снова сосчитала до ста пятидесяти, совсем-совсем медленно. Любящая женщина становится такой малодушной! Но когда я поняла, что ты ни за что не вернешься, я написала тебе эту записку и пошла, одна, среди ночи по улицам... Ко мне подошел какой-то мужчина...
Фабрис (подскакивает). Что ему от тебя было нужно?
Маргарита. Сто франков. Он только что вышел из больницы, и дети его умирали с голоду. Но у меня в сумочке не было ни одного су. Даже билета на метро. Мне пришлось идти пешком до самого Отейля. А эти новые туфли так жали... Я ведь тебе говорила днем, когда мы их покупали, что они мне малы... Но тебя послушать – ты всегда прав! Ну как любить человека, который считает, что он всегда прав?
Фабрис (в замешательстве). Маргарита...
Маргарита (трагическим тоном). Когда не стало больше сил терпеть, я сняла туфли и пошла босиком. Чулки на мне изорвались в клочья. И ноги были в крови...
Фабрис (потрясенный до глубины души). Маргарита... Если у тебя поранены ноги, это очень опасно... У меня с собой ртутная мазь...
Маргарита (отшатываясь от него). Не дотрагивайся до меня! Не смей больше никогда до меня дотрагиваться! Твои руки убийцы внушают мне ужас...
Фабрис (со стоном). Но ведь я же не убил своего отца!..
Маргарита (пожимая плечами). Я прекрасно знаю, что ты его не убил, ведь я вынула все пули из револьвера! Но ты же хотел его убить и был готов потерять меня навсегда! Из нас двоих ты выбрал его! Вот чего я тебе никогда не прощу!.. Завтра в это время я буду уже в самолете, совсем одна, с разбитым сердцем. Я постараюсь уснуть. Но мне это не удастся. А самолет, возможно, потерпит аварию...
Фабрис (ломая руки, кричит). Маргарита!
Маргарита (уже отрешенно). Все пассажиры завопят от страха. А я нет. После всего, что я выстрадала, смерть покажется мне избавлением... Я улыбнусь, и все изумятся моему спокойствию... К сожалению, никто не уцелеет и некому будет тебе рассказать: «В то самое мгновение, когда самолет уже падал в темную пучину моря, она улыбалась». Я хочу, чтобы эта картина навсегда отравила тебе жизнь! Прощай, Фабрис! (Гордо поворачивается и уходит.)
Фабрис (вскакивает и с воплем устремляется за ней). Маргарита!
Орнифль (удерживает его). Не бойся! Эта дверь ведет в ванную комнату. Маргарита сейчас вернется.
Маштю (расчувствовавшись). До чего же они милы!
Орнифль. До чего же они глупы! Вот она какова, эта любовь!
Снова появляется Маргарита.
Маргарита (несмотря на свою ошибку, держится по-прежнему гордо). Простите. Я по ошибке зашла в ванную комнату. Где здесь выход?
Орнифль. Я вас провожу. Но прежде я хотел бы сказать вам два слова. Вы разрешите?
Маргарита (смерив его взглядом). Фабрис дал мне прочесть отчет агентства «Лазурь», и я знаю, что вы мастер беседовать с девушками... Но если вы надеетесь меня переубедить, то вы заблуждаетесь. Когда у женщины разбито сердце, словами дела не поправишь...
Орнифль (сочувственно). Увы, я это хорошо знаю! (Сняв с нее пальто, наливает ей шампанского.)Но, думаю, вам не повредит, если после всех тревог вы выпьете со мной бокал шампанского? Клянусь, я не стану читать вам морали, я и сам не знаю, что это такое... Просто мне обидно, что из-за глупого поведения моего сына я лишусь удовольствия познакомиться с девушкой, которая, несмотря на свое разбитое сердце, по-прежнему восхитительна!
Маргарита (враждебно). Вы отстали от жизни. После двух мировых войн девушки уже не клюют на комплименты.
Орнифль (удрученно). Вижу, передо мной сильный противник... Маштю! Уведи-ка Фабриса в соседнюю комнату – посмотреть картины. Уверен, что два столь могучих интеллекта сумеют обменяться интереснейшими суждениями о современной живописи... (Подталкивает обоих, провожает до двери. Затем возвращается к Маргарите.)
Маргарита (вздыхает). Еще одно заблуждение! Фабрис ничего не смыслит в живописи!
Орнифль. И Маштю тоже!.. Вот почему их беседа наверняка будет увлекательной. Существуют же неискушенные художники, чьи картины стоят миллионы. Почему бы нам не ценить столь же высоко суждения неискушенных любителей?
Маргарита (снисходя до улыбки). Знаете, чем он заставлял меня любоваться в Лувре? «Похищением сабинянок»!
Орнифль. Его интересовали сабинянки?
Маргарита. Нет, римляне. Фабрис слишком уж увлекался римской историей в школе. Это навсегда отравило его.
Орнифль (подавая ей бокал, восхищенно). Послушайте, а ведь у современных девчонок под «лошадиными хвостиками» головки неплохо варят!
Маргарита. Вы только сегодня это заметили?
Орнифль. В мои годы поневоле общаешься с замужними женщинами. Девушки для меня – китайская грамота. Я с восхищением слушаю вас.
Маргарита. Кажется, вы хотели мне что-то сказать?..
Орнифль (с улыбкой). Да, но теперь я понял, что мне еще нужно многое узнать. Лучше уж я послушаю, что скажете вы.
Маргарита. Это нетрудно: я болтаю без умолку. Фабрис этого тоже не выносит. Он говорит: кто все время болтает, тому некогда думать. А я утверждаю обратное: когда я молчу, я ни о чем не думаю. Но стоит мне раскрыть рот, и я начинаю думать. Мы часто спорим из-за этого. Но все кончается хорошо, такой спор никогда не заходит далеко.
Орнифль. А у вас много причин для споров?
Маргарита. Мы насчитали сто две постоянные причины. Я не говорю о случайных спорах, которые могут вспыхнуть по любому поводу.
Орнифль (серьезно). Наверно, это не жизнь, а сущий ад?
Маргарита (вздыхает). Да, это был ад! Поэтому нам лучше расстаться!
Орнифль. Но предположим, самолет не разобьется – это, конечно, чистое предположение – и вы окажетесь в Южной Африке. Сколько вам потребуется времени, чтобы забыть Фабриса?
Маргарита (искренне). Мне и в голову не приходило, что самолет может не разбиться!
Орнифль. А все же, вдруг он не разобьется? Ведь и так бывает!.. Вы подадите в суд на авиакомпанию, потребуете, чтобы вам вернули деньги... А дальше что?
Маргарита (вдруг растерявшись и чуть не плача). Хорошо вам смеяться надо мной! А думаете, легко быть женщиной!
Орнифль (растроганно). Нет, птенчик мой. Ничего нет труднее на свете. Читали вы историю про двенадцать кесарей?
Маргарита (упрямо). Нет. Ничего я не читала. Я сдала первый экзамен на бакалавра потому, что улыбнулась соседу, а он подсунул мне свой черновик. А второй я сдала потому, что вогнала в краску экзаменатора. Он уже не знал, на каком он свете. Сам ответил вместо меня, и сам выставил себе восемнадцать баллов по философии. Вот эта отметка меня и вывезла. А я невежда! Я ничего не знаю! И поэтому тоже Фабрис меня не любит! Сам он знает решительно все!
Орнифль. Ну так вот, читая Светония... (Маргарита смотрит на него. Улыбается в ответ) или не читая его, мы узнаем, что именно это сочетание чрезмерного могущества и слабости, присущее хорошеньким девушкам, так же как и кесарям, делает их жизнь такой трудной... Юноша должен из кожи вон лезть, чтобы всякие там чиновники признали его человеком... А девчонке, которая еще вчера играла в классы, достаточно взбить волосы и появиться перед тобой – и ты уже чувствуешь, что готов ее выслушать.
Маргарита. Неужели вы не понимаете, что и это тоже порой приводит в отчаяние?
Орнифль. Что?
Маргарита. Благосклонность мужчин. Поэтому-то я и полюбила Фабриса. Потому что у него мои уловки успеха не имели. (Неожиданно восклицает, топнув ножкой.) Только уж слишком он скучен!
Орнифль (декламирует).
Юноша Счастье,
Смеясь, танцевал.
Юноша Честь
На пути его стал.
Маргарита (смотрит на него, немножко повеселев). Очень мило. Это вы сочинили? Фабрис говорил мне, что вы писали когда-то очень милые стихи.
Орнифль. Все думают, что это я сочинил. Вот забавно. Но, увы, это стихи Пеги.
Маргарита (удивленно раскрыв глаза). Пеги?
Орнифль (с улыбкой). Да. Вижу, вам я мог бы сказать, что стихи мои. (Вздыхает.) Но два часа назад я решил, что отныне буду честен во всем, и я попробую продержаться еще хотя бы немножко.(Повторяет.)
Юноша Счастье,
Смеясь, танцевал.
Юноша Честь
На пути его стал...
Улавливаете смысл?
Маргарита (в свою очередь улыбается, видя, куда он клонит). Теперь вы объясните текст и выставите мне восемнадцать баллов, как тот, другой... От этого лет спасения!
Орнифль (с улыбкой). Спасение будет, когда вы состаритесь – ведь и вас со временем настигнет старость. А пока что надо смириться с высокими баллами, которые вы незаслуженно получаете. Но это не избавляет вас от выбора. Юноша Счастье и Юноша Честь. Их двое, и, увы, они никогда не сольются в одно лицо: придется выбирать. (Маргарита не отвечает.) За что вы полюбили Фабриса?
Маргарита (тихо, после минутного колебания). Он был беден, он презирал деньги... А в нашем доме с детских лет я без конца слышала разговоры про деньги, поэтому Фабрис показался мне необыкновенным человеком. И еще потому, что он всегда был печален... Папа нажил язву желудка оттого, что никогда не знает, заработает ли он еще один миллиард или окажется в тюрьме, но мои братья и мама вечно такие веселые!.. Мама – та просто пышет молодостью с тех пор, как начала стареть. И любовники ее тоже очень веселые! Так и кажется, будто в доме собрались шумные шаловливые подростки. И поэтому встреча с Фабрисом – таким серьезным и даже скучным – показалась мне необыкновенно увлекательным приключением!.. Мы решили, что убежим, куда глаза глядят, будем жить в бедности и ко всему относиться серьезно. Я стану вести хозяйство, мыть посуду. Каждый раз, как я захочу иметь новое платье, мы будем покупать Фабрису учебник – ведь знаете, сколько нужно книг студенту-медику! Каждый раз, как мне захочется куда-то пойти, Фабрис станет заниматься, а я сяду за машинку – печатать ему конспекты. А когда он защитит свой диплом, мы с ним уедем на край света – лечить негров... Мне казалось, что это будет такая достойная жизнь, по сравнению с жизнью в нашем птичнике в Отейле... Вот только... (Вдруг запнулась.)