Текст книги "Пьесы. Том 1"

Автор книги: Жан Ануй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Изабелла. Но Фредерик вас любит.

Диана. А я его не люблю. Я люблю Ораса. А ему мои деньги претят. Наверно, он прав.

Изабелла. Станьте бедной.

Диана. Вы думаете, это легко!

Изабелла. Поверьте, мне это не стоило труда.

Диана. У вас не было такого отца, как мой! У вас нет дурных привычек, нажитых за десять лет. Вы думаете, все эти платья радуют меня? Какое там! Я их давно не люблю, даже не замечаю больше. Просто принято так одеваться, вот и все. А на будущий год мода будет другая. Ах, как приятно иметь одно-единственное платье и любить его!

Изабелла. Это приятно, пока вам его не порвут.

Диана. Пустяки, маленькая дырочка. Вы еще не раз покрасуетесь в нем. Ах, вы сами не понимаете, какая вы счастливица. Взгляните на этот тюль – какой он белый, легкий, красивый. Это я стараюсь увидеть его вашими глазами, сама я так не могу. Я уже ничего не замечаю. Вот хоть это кольцо, у меня еще десять других, я его больше не вижу, кольцо и кольцо, я даже не помню, когда и по какому случаю отец мне его подарил. Или этот замок – попасть сюда, наверное, очень приятно, но у всех моих друзей есть замки, и у меня они есть, мы в них живем, и это уже больше не замки, а самые обыкновенные дома. Я знаю, бедняков такие рассуждения раздражают, но постарайтесь понять и меня – ведь я никогда, никогда в жизни, хоть головой о стенку бейся, не смогу себя почувствовать «приглашенной в замок»!

Изабелла. И вправду грустно.

Диана. Убийственно! Но бедняков так много, они все такие проныры, такие ловкачи, а книги и пьесы пишут чаще всего бедняки, и никто другой. Вот они и создали деньгам репутацию. А на самом деле деньги приносят радость только беднякам.

Изабелла. С тало быть, в этом мире что-то неладно. Правда, это не нашего с вами ума дело. Но, кстати, никто еще не видел, чтобы богачи всерьез пытались избавиться от денег. (Подходит к ней.)И скажу вам еще, если меня сегодня унизили, заставили страдать, порвали мое единственное платье, то только потому, что я бедна. Вот поэтому я и сделаю то, что делают бедняки, ведь их, глупцов, так много, они такие проныры и не понимают разных тонкостей. Я перейду от слов к делу и попрошу вас выйти отсюда.

Диана. Выйти? Вы, кажется, вообразили, что вы у себя дома, малютка?

Изабелла. Это тоже порок бедняков. Поскольку они нигде не чувствуют себя хозяевами, у них вошло в дурную привычку воображать, что они повсюду у себя дома. Ступайте, ступайте, моя красавица, ступайте куда-нибудь подальше и там проливайте слезы надо своими миллионами! Мне стыдно, что я такая дурра и пыталась хоть на минутку вас понять. Что станется с миром, если все будут пытаться понять друг друга? Э, нет, каждый за себя! С этой минуты я призову на помощь доводы бедняков. Не уйдете – я вас поколочу.

Диана. Меня? Попробуйте только!

Изабелла. И попробую. Платье я вам рвать не стану, раз у вас их целая дюжина, и вам на это плевать. Но я расцарапаю вам лицо, потому что господь бог хоть в этом проявил справедливость, и у вас нет в запасе другого!

Диана. До чего вы вульгарны! Думаете, я вас испугалась!

Изабелла. Пока нет. Но мы еще посмотрим! (Бросается на Диану.)

Они дерутся.

Диана. Ах ты дрянь! Ах бандитка! О, моя прическа!

Изабелла. Ваша горничная сделает новую. Она знает секреты красоты!

Диана (отбиваясь). У меня тоже есть кулаки, и я тоже умею царапаться.

Изабелла. А ну, попробуйте.

Дерутся.

Диана (вдруг выпускает ее и кричит). Я тоже была когда-то бедной! Когда мне было десять лет, я дралась с мальчишками в стамбульском порту.

С новой силой бросаются друг на друга молча катаются по земле. Вошедший Жозюэ при этом зрелище испускает вопль ужаса и убегает с криком.

Жозюэ. Мсье Орас! Мсье Орас!

Входит Фредерик и останавливается, потрясенный. Заметив его, девушки выпускают друг друга. Первая встает Изабелла, расцарапанная, растрепанная.

Изабелла (подступает к нему).А, это вы! Ну, вы довольны? Ваши козни увенчались успехом? Шуточка удалась на славу? А как задуманный скандал? Вы взобрались на стул и объявили им, кто я такая? Если вы еще не успели – не трудитесь. Я это сделаю сама. Я сама покажу им, кто я. Бандитка, как изволила выразиться мадемуазель! Вы увидите, чем обернутся ваши игрушечные кровопролития, полюбуетесь на своих почтенных вдовушек – уж я рассею их сомнения, они сразу поймут, откуда я взялась!.. Вы увидите, какой я вам закачу бал! Первым делом я оскорблю свою мать – при всем честном народе сорву с нее перья – этакая милая семейная сценка – и потащу за руку домой, – к щетке, к грязной посуде, к урокам музыки. Вот для чего она рождена – графиня Фюнела! Нечего втирать людям очки. Ее отец был скромным торговцем обоями, он сам разносил рулоны клиентам да еще таскал банку с клеем. Ему платили пять франков за труды. И он был рад-радешенек, потому что мог пропустить лишний стаканчик, не сказав жене. Вот они каковские, бедняки! Бесстыжие! От них надо держаться подальше! А вы вздумали потешиться над ними нынче вечером, чтобы разогнать скуку. Зря, красавчик! Ваши няньки недаром не разрешали вам в детстве подходить к ним близко на прогулке. Бедняки ваших потех не понимают. Они слишком плохо воспитаны. Вот я, например. С тех пор как я пришла сюда, мне ни разу не было весело, я с первой минуты страдала. Ведь вы-то не поняли, вернее, не захотели понять: я вас люблю. Из любви к вам мне и удалось ослепить ваших старых дам. Из любви к вам я прикинулась влюбленной в вашего брата и в довершение всего, как дурра, согласилась утопиться! Неужто вы не понимаете, что, не влюбись я в вас с первого взгляда, я никогда не согласилась бы участвовать в вашей комедии? Вы молчите? Еще бы, вам не по вкусу, что какая-то нищенка посреди вашей гостиной кричит вам: «Я вас люблю!» Это уже не шуточки! Да скажите же что-нибудь! Вы что, онемели? А еще недавно говорили без умолку.

Фредерик (запинаясь). Но, мадемуазель, это не я.

Изабелла. Как – не вы?

Диана. Правда! Посмотрите на него! Он красен как рак! Это его брат.

Изабелла (сразу смутившись). Ох, простите, мсье!

Фредерик. Это я прошу прощения! Я виноват, я должен был...

Диана. Пойдемте, Фредерик. Вам не о чем говорить с этой девицей. Орас пошлет Жозюэ, и тот с ней расплатится.

Фредерик. Диана, как у вас хватает духу так говорить?

Диана. Идемте, Фредерик, и сию же минуту. Иначе я больше не разрешу вам показываться мне на глаза. (Уходит.)

Фредерик. Я шел сказать вам, что мне стыдно за то, как здесь с вами обошлись. Это жестоко и гадко. Я прошу у вас прощения за них.

Изабелла (тихо). Идите же. Если вы ее не догоните, она причинит вам еще много горя.

Фредерик (с поклоном). Извините. (Делает шаг к выходу.) Хотите, я передам моему брату, что вы его любите?

Изабелла. Нет, не трудитесь.

Фредерик грустно разводит руками и выходит. Появляется мать.

Мать. Дитя мое!

Изабелла. А, вот и ты!

Мать (падая на стул). Все рухнуло. Этот молодой человек сошел с ума. Влез на стул и плетет бог знает что. Не пойму, что его толкнуло на этот необъяснимый шаг. Какое злосчастное невезение... Повремени он хотя бы часок – одни генерал, такой почтенный, как раз приглашал меня к себе погостить осенью. А теперь все эти люди отвернутся от нас.

Изабелла (вставая). Едем. Сними свои перья. Послезавтра у тебя в Париже уроки.

Мать. О, я так и знала! Ты такая прозаичная! Прекрасная греза развеялась, а ей хоть бы хны. Бесчувственная! Выходит, он тебя не любит, а я-то размечталась... Зачем же, зачем он пригласил тебя сюда, если он в тебя не влюблен?

Изабелла. Для потехи.

Мать. Нет-нет, ты меня не убедишь. Здесь что-то было, просто ты не сумела этим воспользоваться. Хочешь знать правду? Ты слишком большая гордячка, дитя мое. Ты хорошенькая – это твой шанс, но им надо пользоваться, а не ждать неведомо чего. Когда мужчины вьются вокруг женщины, она начинает воображать, что она хозяйка положения, и верно, пока ты желанная, все в твоих руках. Деньги, честь, семья – мужчины всем готовы пренебречь. Но если ты упустила момент, если ты позволила им подумать хоть разок, хоть на минутку, что они, в конце концов, проживут и без тебя, пиши пропало, моя красавица! Они сразу вспоминают про свои деньги, про свою легкую безмятежную жизнь, про то, что к их услугам полно хорошеньких девушек, которые обойдутся им куда дешевле. И они правы! Эти девушки кишмя кишат во всех уголках города, они таращат глаза на витрины больших магазинов и жадно вдыхают запах духов богатых дам, которые шествуют на высоких каблучках, шикарные, самоуверенные, а у этих одно-единственное приличное платьице, и они рады лечь в постель по первому знаку богатого мужчины, который готов избавить их от тяжкого бремени зависти. Нечего удивляться, что у них всегда такой загнанный вид, – им приходится спешить, дорогая! Хорошенькая девушка без гроша – товар скоропортящийся!

Изабелла. Ну, поговорила, и хватит. Снимай свои перья.

Мать (приближаясь к ней). Послушай. У меня только что был долгий разговор с Роменвилем. Все, что здесь произошло, заставило его наконец решиться: он объяснился. Знаю, ты скажешь, что стоишь большего. Но нельзя же вечно ждать чуда. Сегодня вечером ты убедилась, как ведут себя молодые люди из приличных семей. А он человек солидный, хорошо воспитанный и в летах. Он сам мне сказал, что долго к тебе присматривался и знает тебе цену. Он все обдумал, и вот: он обещает нам обеим богатое содержание. Кроме того, – он, правда, не сказал об этом прямо, но намекнул, что со временем, когда он мало-помалу подготовит к этой мысли семью, не исключено, что он на тебе женится. Это неслыханная удача, детка. Надеюсь, ты это понимаешь?

Изабелла. Ступай переоденься.

Мать (в ярости). Ах так! Ну ладно же! Ты намерена дуться! Ты забыла все, что я для тебя сделала! Ты хочешь упустить свое счастье, дуреха, дать увянуть своей красоте, не воспользовавшись ею! Ну что ж, живи взаперти, престань улыбаться – в два счета станешь уродиной. Очень приятно всех презирать, но от этого на переносице появляются морщины. И гордиться тоже очень приятно, но от этого вянет кожа. А когда у тебя за душой нет ничего, кроме хорошенькой мордашки, приходится ее беречь, моя цыпочка! Если ты сама об этом не знаешь, то уж послушай меня.

Мессершман (входит). Мадемуазель!

Мать (сразу расплываясь в улыбке). Ах, мсье, очень рада вас видеть! Как поживаете?

Мессершман (ледяным тоном). Превосходно, мадам.

Мать. Графиня Фюнела, к вашим услугам. Нас уже представляли друг другу, но в этой сумятице...

Мессершман. Мадам, я хотел бы просить вашего разрешения побеседовать наедине с вашей дочерью.

Мать. Я вам его даю, мсье, о чем разговор! От всей души и сию же минуту! Изабелла, оставляю тебя с господином Мессершманом. А я пойду отдохну. Ах, мсье, от этих раутов так устаешь! Право, иной раз даже хочется побыть в одиночестве. Уж очень суетную жизнь мы ведем... Это общая наша беда. Очень уже суетную!.. Итак, я вас оставляю. Не забудь про нашего дорогого Роменвиля, дитя мое. Мы должны нынче же вечером дать ответ на его любезное приглашение погостить у него летом... Мсье, очень приятно было еще раз повидать вас!.. (Уходит, шурша юбками.)

Мессершман (сразу приступая к делу). Так вот, мадемуазель. Я не буду разводить церемонии. Я знаю, кто вы, а через полчаса об этом будут знать все. Ваша карта бита. Вы пользовались сегодня большим успехом, все сошлись на том, что вы прелестны, но, сами понимаете, это маленькое приключение не могло длиться долго. А я пришел вас просить еще ускорить конец. Ступайте к себе в комнату, а потом скройтесь, ни с кем не простившись. Вы были ослепительны – этакая падучая звездочка, – теперь погасните. Часом раньше, часом позже, не все ли вам равно. А меня вы этим обяжете.

Изабелла. А вам-то что за печаль, уеду я или останусь?

Мессершман. Я хочу сделать маленький подарок моей дочери. Видите, я откровенен. Я еще никого не обманывал в делах, поэтому мне всегда везло. Сколько вы просите?

Изабелла. Нисколько, мсье. Я сама собираюсь уехать.

Мессершман. Знаю. Но я считаю несправедливым, чтобы вы уехали, не получив ни гроша. Сколько вам обещал Орас?

Изабелла. Мой месячный заработок и это платье, которое мне только что порвали.

Мессершман. Кто вам его порвал?

Изабелла. Ваша дочь.

Мессершман. Стало быть, я в ответе. Сверх того, что вы запросите, я куплю вам еще два платья.

Изабелла. Спасибо, мсье, но мне больше нравится это – порванное.

Мессершман. Давайте начистоту. Я не хочу, чтобы вы виделись с Орасом, даже для расчета. Сколько вы просите, чтобы уехать, не повидавшись с ним?

Изабелла. Ничего, мсье. Я не собиралась с ним видеться.

Мессершман. А обещанная плата?

Изабелла. Я не намерена брать деньги. Я считаю, что танцевала здесь нынче вечером для собственного удовольствия.

Мессершман (смотрит на нее, потом подходит ближе, грузный, могущественный). Я не люблю ничего дарового, мадемуазель.

Изабелла. Даровое внушает вам тревогу?

Мессершман. Оно кажется мне чересчур дорогим. Почему вы отказываетесь от денег Ораса?

Изабелла. Просто мне доставит удовольствие не брать их, вот и все.

Мессершман. А от моих?

Изабелла. Вам не за что мне платить. Я вам уже объяснила, что как раз собиралась уезжать. Меня и в самом деле просили разыграть здесь сегодня небольшую комедию... Роль сыграна, занавес опущен, и я уезжаю.

Мессершман. Но мне не нравится, что вы уезжаете, ничего не получив.

Изабелла. Почему?

Мессершман. Это противоестественно.

Изабелла. Очень жаль, но именно так я и поступлю. Прошу прощения, мсье. (Идет к выходу.)

Мессершман (кричит с неожиданной яростью). Э! Нет! Не берите пример с Осовича!

Изабелла(останавливаясь в изумлении). Кто такой Осович?

Мессершман. Осович – банкир, один из моих конкурентов. Мне не раз приходилось обсуждать с ним важные дела. Так вот, этот человек вечно уходил. Стоило нам не сойтись во мнениях – а это случалось часто – глядь, он уже уходит. Вечно я его ловил в коридорах и в лифте. И чем дальше он успевал уйти, тем дороже мне это обходилось. В конце концов однажды в бухте Динар под каким-то предлогом я заманил его в лодке в открытое море, предварительно удостоверившись, что он не умеет плавать. Там я предложил ему громадную сумму, чтобы раз и навсегда с этим покончить. С тех пор мы закадычные друзья, но он научился плавать. Никогда не притворяйтесь, будто вы уходите, дитя мое. Это средство никудышное. В денежных вопросах люди никогда не приходят к соглашению, но все равно надо оставаться на месте, иначе нельзя вести дела. Ну вот что, малютка, внемлите же и вы голосу благоразумия. Поймите, время идет, и чем дальше, тем больше шансов, что гости сами все разнюхают, и вашему молчанию будет грош цена. Пока еще время есть, запросите с меня приличную сумму. Само собой, у меня свои принципы, из-за каждой мелочи я торгуюсь так, как если бы речь шла обо всем моем состоянии, но с моим капиталом я могу себе изредка позволить быть сентиментальным. К тому же эти маленькие прихоти подхлестывают тебя в других делах. Вы мне симпатичны, и я расположен не скупиться с вами. Сколько вы хотите?

Изабелла. Ничего, мсье.

Мессершман. Это слишком дорого. Стойте, я совершу безумство, я предлагаю вам двойную сумму. Кредитки при мне. Я всегда их ношу с собой, не будь это тяжело, я носил бы золото. (Извлекая из кармана пачку кредитных билетов.) Вот. Поглядите на эту пачку – чистенькую, девственную – этакий увесистый кирпичик! А ведь ее можно разобрать по листочку и превратить в платья, в драгоценности, в меха – во что хотите. Ну, признайтесь, разве вам не было бы приятно иметь при себе эти славные бумажки?

Изабелла (показывая, что под платьем на ней ничего нет). Мне их некуда девать.

Мессершман (вдруг переходя на тон торговца). Желаете, я вам их заверну? Сделаю маленький аккуратный пакетик и перевяжу веревочкой?

Изабелла. Послушайте, мсье. Я не ухожу только потому, что не хочу вызвать у вас неприятных воспоминаний о господине Осовиче. Но поверьте, я не возьму ваших денег.

Мессершман (в ярости пряча билеты). Ну и характер у вас, мадемуазель!

Изабелла (просто). Не в том дело. Я очень несчастлива. Мне очень стыдно. Я такого наслушалась сегодня из-за этих денег, что даже вид их внушает мне отвращение, только и всего.

Мессершман (пожимая плечами). Ну, это уже из области чувств! А, впрочем, я ведь вам объяснил, я настолько богат, что могу себе позволить понимать даже чувства. Оставим в покое грязные бумажки, поскольку их вид вас раздражает. Вы правы. Деньги – штука слишком грубая. Это я дал маху. Хотите, я вам выпишу чек, – а в нем много-много нолей? (Вынимает чековую книжку и ручку.) Вот здесь слева единичку, а потом начну прибавлять к ней нули, пока вы не скажете: «Хватит!» Ну как, начали?

Изабелла (вдруг смотрит на него). Неужели и впрямь неумный человек, может как вы, добиться успеха в делах, которые влияют на судьбы мира?

Мессершман (пряча чековую книжку, кричит в бешенстве). Я умен, мадемуазель! Очень умен! Именно потому, что я умен и у меня большой жизненный опыт, я говорю, что не верю вам.

Изабелла. Ну что ж, если вы умный, давайте поговорим разумно. Полчаса молчания, за которые вы мне хотите заплатить, уже почти истекли, пока мы тут с вами болтали. Ваша дочь знает, кто я, и знает, что все это знаю. У нее больше нет причин для ревности. Поверьте мне. Орас мной не интересуется, и я повторяю еще раз: я не собираюсь с ним видеться. Если бы вы меня не задержали, я давно бы уже уехала. Ну, теперь вы сами видите, что мне нечего продавать.

Мессершман (кричит, багровый от ярости). Мадемуазель, у каждого найдется, что продать! Но даже если у вас и впрямь ничего нет, теперь, после того как мы начали торговаться, я должен у вас что-нибудь купить!

Изабелла. Да почему же?

Мессершман. Потому что иначе я потеряю веру в себя.

Изабелла (против воли улыбается; шутливо). Если вы от таких пустяков теряете веру в себя, я сообщу об этом Осовичу!

Мессершман (успокоившись). Осович – ребенок! Но с равным противником я всегда играю в открытую. Вы видите, я с вами не хитрю. Я хочу купить у вас теперь не прихоть своей дочери, вы правы, ей больше не о чем беспокоиться, а свой собственный душевный покой. Для меня он не имеет цены. Сколько вы просите?

Изабелла. Неужели вот так, твердя одно и то же, и становятся властителями мира?

Мессершман. Нет, теперь вы меня не понимаете. Послушайте, речь идет не о том, чтобы вас унизить, всучить вам небольшую сумму и выставить отсюда. Я больше не покушаюсь ни на вашу гордость, ни на вашу обиду – на все то, что дало вам силы противиться мне; оставайтесь при них. Больше того, мадемуазель, я их понимаю и уважаю. Ветреник Орас и в самом деле обошелся с вами гнусно. И я тоже минуту назад предлагал вам гнусную сделку, чтобы расплатиться за блажь моей дочери. Ну теперь речь о другом. Хотите досадить этому молодчику – оставайтесь в замке, хотите – продолжайте дразнить мою дочь. Успехов ей и так хватает, она переживет небольшой укол, он даже принесет ей пользу. А деньги от меня примите. Я ничего не требую взамен.

Изабелла. Не приму.

Мессершман. Несколько минут назад вы были правы, а сейчас – нет. Позиция у вас шаткая. Помните – даже если ты уловил минутную слабость противника, никогда не упорствуй на неразумной позиции.

Изабелла. А я и не хочу быть разумной. Я хочу раз в жизни сделать то, что мне нравится.

Мессершман. Выслушайте меня! Пойдем ва-банк! Я даю вам приданое. Через пять минут можете вернуться в гостиную с гордо поднятой головой. Выдумки Ораса станут правдой. Вы так же богаты, как все другие девушки на этом балу. Захочу – и Роменвиль вас удочерит. Вы и вправду станете его племянницей.

Изабелла. Велика честь!

Мессершман. Он вас тоже обидел? Я заставлю его просить прощения. Он у меня посреди гостиной будет целовать подол вашего платья. Он найдет способ обратить мои слова в шутку, а потом сделать все, что я приказал. Выслушайте меня, я могущественнее, чем волшебник в сказках. Я вас озолочу и заставлю любого, самого благородного и прекрасного юношу из этого общества, немедля просить вашей руки!

Изабелла. Спасибо. Но все это не доставит мне такого удовольствия, как говорить вам: «нет».

Мессершман (вдруг рычит). Да ведь и я тоже не верю в деньги, мадемуазель! Все, что они мне дали, – это прах, дым, мразь, дерьмо! У меня больная печень, я ничего не могу себе позволить. Я ем лапшу, пью воду, и меня ничуть не радует, что я могу каждый вечер обладать этой высокомерной красавицей. Я даже не страдаю от того, что она меня обманывает, а в этом была бы хоть капля утешения. Но красавица мне нужна как прошлогодний снег. И другие мне не нужны – мне ничего не нужно! Я всего лишь бедный портняжка из Кракова, и единственное, по-настоящему радостное воспоминание за всю мою жизнь – это первое платье, которое я сам сшил в шестнадцать лет. Первая моя удача. Это была поповская ряса, она падала красивыми складками, и отец сказал мне: «Ну, Ионатан, молодец, теперь ты мастер своего дела». И я был на верху блаженства. С тех пор я не знал удач. Только наживал деньги, все больше денег. А деньги мне не принесли ничьей любви, даже дочерней, – не принесли даже любви к деньгам. Пожалейте меня. Не бросайте меня сегодня. Возьмите у меня деньги!

Изабелла. Нет.

Мессершман. Ах так! Ну тогда глядите, что я сейчас сделаю с этими прекрасными, всемогущими пачками, от которых мне никакого прока! Я их растерзаю, разорву зубами и выплюну! (Хватает пачки кредиток и на самом деле начинает рвать их зубами, а потом, для скорости, руками.)

Изабелла (радостно кричит). Вот это мысль! А ну-ка, дайте мне несколько пачек, я вам помогу. Мне тогда тоже станет легче!

Берет у него пачки, и они вдвоем не колеблясь их рвут, бросая клочки в воздух. Некоторые время оба лихорадочно трудятся, осыпаемые мелкими клочками бумаги.

Мессершман (словно в приступе безумия). Вот! Вот! И вот! Это загородная вилла – мечта всех небогатых рантье!

Изабелла (увлеченно разрывая деньги). И сад, и бассейн с золотыми рыбками, и розы!

Мессершман. Отлично! А вот это торговое дело, на доходы с которого можно безбедно прожить всю жизнь. Скажем, ателье мод – я, болван, как раз и думал вам его предложить!

Изабелла (продолжая разрывать деньги). Браво! Вот это дамская шляпка!

Мессершман (задетый, но продолжая свое дело). Всего одна шляпка?

Изабелла. Зато очень дорогая.

Мессершман. А вот платья, и еще платья, и всевозможные ткани, из которых они шьют себе туалеты. А вот меха и манто!

Изабелла (разрывая кредитки). Куда столько мехов – ведь сейчас лето!

Мессершман. А вот тонкое белье, высшая роскошь, ее могут позволить себе только избранные. Вот атласные простыни, ночные сорочки, которые дороже платьев, коротенькие комбинации и платки с ручной вышивкой!

Изабелла (разрывая деньги). А вот чемодан!

Мессершман (удивленный, на мгновение останавливается). Почему вдруг чемодан?

Изабелла. Чтобы уложить все это барахло!

Мессершман (опять принимаясь за дело). А вот драгоценности, ожерелья, кольца, прекрасные кольца!

Изабелла (разрывая деньги). Ах, какая жемчужина!

Мессершман. Вам ее жаль?

Изабелла (берет у него новые пачки). Конечно, нет!

Мессершман. А вот путешествия, радости азартных игр, а вот рабы, породистые животные, а вот покорные красавицы. А это совесть честных людей! Вот оно, убогое счастье убогого и жалкого мирка! Вот оно! И вот! И вот! (Разорвав последние пачки, оборачивается к ней.) Ну как, теперь вы довольны?

Изабелла (усталая). Нет. А вы?

Мессершман. И я нет.

Измученные, присели рядом на корточки.

Изабелла (поднимает с пола забытую маленькую ассигнацию и рвет ее, приговаривая). А это для бедных! Мы и забыли о них. (Пауза. Оглядев Мессершмана, который выдохся и сидит, закрыв лицо руками; дружелюбно.) Держу пари, вы потратили куда меньше сил, чтобы заработать эти бумажки.

Мессершман (жалобно, сидя среди груды разорванных кредиток). Я очень несчастлив, мадемуазель.

Изабелла (дружелюбно). Я тоже.

Мессершман. Я понимаю, что вас мучит. Нынче вечером в этом замке наверняка только я один и способен это понять. Меня тоже долго унижали, пока я не стал сильнее их, и тогда сам стал унижать других. Верно одно – все мы одиноки и ничем не можем помочь друг другу. Просто каждый должен вести свою игру до конца.

Оба сидят на полу среди порванных денег, уставившись в пустоту. Входит Жозюэ, он удивлен, застав их в этой позе.

(Заметив, кричит.) Что вам здесь надо?

Жозюэ. Мсье Орас просил предать мадемуазель, что он ждет ее в маленьком будуаре, чтобы расплатиться с ней.

Изабелла (вставая). Передайте ему, что мы в расчете. Мне заплатил господин Мессершман. (Уходит.)

Мессершман (провожает ее взглядом, потом вдруг встает и подходит к Жозюэ). Друг мой!

Жозюэ. Да, мсье!

Мессершман. По-моему, у вас славное лицо.

Жозюэ (оправившись от удивления). Мсье, я из семьи потомственных дворецких, которые на службе не позволяли себе подобной вольности. Но по воскресным дням и вообще по праздникам друзья и знакомые и вправду часто говорят мне, что у меня честное, открытое и даже добродушное лицо. Лицо истинного француза, на которого можно положиться.

Мессершман. Ну, так слушайте. Когда вы были мальчишкой, вы учили Священное писание?

Жозюэ. Немножко, мсье, как все.

Мессершман. Про Самсона слышали?

Жозюэ. По-моему, он был израильтянин, мсье?

Мессершман. Вполне возможно. В ту пору ведь все были евреями.

Жозюэ. Если не ошибаюсь, ему остригли волосы?

Мессершман. Да, он был очень несчастлив. Над ним глумились, мой друг, все и всегда глумились. Ему выкололи глаза. Считали, что он слепой, но я уверен, что он все видел.

Жозюэ. Это случается, мсье. У меня, например, была тетка, а у нее была катаракта, и вот однажды...

Мессершман (продолжает не слушая). Однажды терпение его лопнуло, и он попросил привести его под своды храма. А Самсон был силач, страшный силач. Понимает?.. И он обхватил колонны!.. (Обхватывает перепуганного Жозюэ.) Вот так!

Жозюэ (стиснутый Мессершманом). Ох, мсье! Я позволю себе обратить внимание, мсье, что нас могут увидеть.

Мессершман. И потряс их изо всех сил. (Трясет Жозюэ.)

Жозюэ (сотрясаясь в объятиях Мессершмана). О, мсье... Осторожней, мсье! Мне же еще сделают выговор!

Мессершман (вздохнув с облегчением, выпускает его). Вот оно как.

Пауза.

Жозюэ (приводя в порядок свою одежду). Вот оно как, мсье. (Добавляет просто, чтобы что-нибудь сказать.) Некрасивый поступок. Все-таки – в церкви...

Мессершман (мрачно усмехаясь). Пожалуй. Ведь Самсон был такой силач, что своды храма рухнули и раздавили две тысячи филистимлян, которые молились там своим лжебогам, а Самсона считали дураком!

Жозюэ. Но и Самсона тоже раздавили.

Мессершман. И Самсона тоже. Но это не имеет значения. Велико ли горе в том, что он был беден?

Жозюэ. Не в том горе, что беден, мсье, а в том, что его раздавило!

Мессершман (кричит). Говорю вам, это не имеет значения!

Жозюэ. Как вам угодно, мсье.

Молчание. Жозюэ осторожно пятится.

Мессершман (вдруг резко окликает его). Друг мой!

Жозюэ. Мсье?

Мессершман. Вы служили когда-нибудь поваром?

Жозюэ (ничему больше не удивляясь). Мсье, дворецкому редко приходится исполнять подобного рода обязанности. Однако признаюсь вам, мсье, когда я был мальчишкой, я служил поваренком у одной духовной особы, при которой мой дядя состоял выездным лакеем.

Мессершман. Отлично, раз вы были поваренком, ответьте мне на один вопрос. Много ли есть способов приготовить лапшу на воде без масла и соли?

Жозюэ. Нет, мсье. Лично мне, мсье, известен всего один.

Мессершман. Хорошо. Можете идти.

Жозюэ. Спасибо, мсье. (Направляется к выходу.)

Мессершман (удерживает его). Еще одни вопрос. Телефон в этих краях работает всю ночь?

Жозюэ. Да, мсье. С недавних пор у нас прямая связь с Сен-Флуром. Это большая победа госпожи Демерморт. Власти были против. Но нас поддержали архиепископ и масонские ложи, и властям пришлось уступить.

Мессершман. Стало быть, нынче ночью из моей комнаты я могу позвонить за границу?

Жозюэ. Само собой, мсье.

Мессершман. Вот все, что я хотел узнать. Как Самсон! Закрыв глаза!

Жозюэ (пятясь задом). Да, мсье.

Мессершман. И вдруг страшный грохот. На заре дребезжит телефонный звонок. Вот оно. Храм рухнул. Вы меня понимаете?

Жозюэ. Нет, мсье.

Мессершман. Не имеет значения. (Нашаривает в кармане случайно уцелевшую кредитку и дает ему.) Держите, здесь тысяча франков. Забудьте все, что я вам сказал. (Уходит, грозно напоминая ему.) Без масла!

Жозюэ (с поклоном, пряча деньги). И без соли!

Занавес

Действие пятое

Те же декорации. На сцене г-жа Демерморт и Орас. Вид у них довольно подавленный.

Г-жа Демерморт. По-моему, смеяться тут не над чем.

Орас. По-моему, тоже.

Пауза.

Г-жа Демерморт. Зачем ты все это затеял?

Орас. Мне было скучно. И потом, меня злило, что эта избалованная девчонка помыкает Фредериком. Ей следовало преподать урок.

Г-жа Демерморт. Ну что ж, ты и преподал, а заодно, к несчастью, и бедняжке Изабелле.

Орас. Мне ее очень жаль. Она прелестна.

Г-жа Демерморт. Но ты ее ни капельки не любишь, это все выдумки дурехи Капюла?

Орас. Ни капельки.

Пауза.

Г-жа Демерморт. Впрочем, и мы его получили.

Орас. Что именно?

Г-жа Демерморт. Хороший урок. Вот мы и сидим здесь с тобой, как два дурака, и не очень уверены, что поступили красиво.

Орас (отмахнувшись). Красиво, некрасиво... Вы еще придаете значение этим словам? Вы меня удивляете, тетя. Я думал, у вас закваска покрепче.

Г-жа Демерморт. Представь, я тоже прежде так думала, но вот к чему пришла.

Орас. Простите, я буду не очень вежлив. В вашем возрасте обычно ударяются в благотворительность. Почтенные дамы вашего круга обзаводятся бедняками, вроде того, как они обзаводятся компаньонками и собачками. Меня бы от этого стошнило! На мой взгляд, консервировать несчастненьких, точно подопытных лягушек в банках, нелепо. Если уж вы при ваших средствах принимаете участие в бедняках, сделайте их богатыми, и дело с концом.

Г-жа Демерморт. Не прикидывайся дурачком. Ты прекрасно понимаешь, что не об этой благотворительности идет речь. Само собой, у меня всю жизнь были бедняки, как были породистые лошади или лорнеты. По вкусу нам это или нет, но мы живем моралью своего круга и поступаем, как все, просто чтобы не усложнять себе жизнь.

Орас. А теперь на старости лет вы жалеете, что слишком редко раздавали крохи милостыни?

Г-жа Демерморт. Вовсе нет. На этом унылом поприще у меня было не так уж мало подопечных. Я появлялась в их лачугах вся в жемчугах и приносила килограмм мяса! Им бы меня придушить, а они целовали край моего платья. Надо признать, что господь бог воздаст мне сторицей. Будь спокоен: если по части загробной жизни рассчитывать на Священное писание, в царстве божием мне обеспечена порция похлебки и шерстяная ветошь.