355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Жан Ануй » Пьесы. Том 1 » Текст книги (страница 2)
Пьесы. Том 1
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 21:49

Текст книги "Пьесы. Том 1"


Автор книги: Жан Ануй


Жанр:

   

Драма


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Тард. То есть как это – тоже?.. Неужели твоя мать додумалась?..

Тереза. Уходи, уходи! Я даже не стану отвечать... Неужели вы все вообразили, что он автомат, который будет вам выбрасывать деньги? Что я должна думать только о его деньгах?

Тард. Ничего не поделаешь, бедность не порок!..

Тереза. Неужели раз в жизни нельзя забыть о деньгах?

Тард. Хотелось бы, но это трудно. Ну ладно, не прикидывайся дурочкой, ты умеешь считать деньги не хуже меня.

Тереза (кричит). Неправда! Вы пытались обучить меня этому. Но с ним – никогда!

Тард. Молчи! Ты просто сторговалась со своей матерью, она обещала тебе дельце повыгоднее. Сколько она тебе посулила?

Тереза. Уходи!

Тард. Сначала – договоримся.

Тереза (бежит от него, она вот-вот заплачет). Уходи, умоляю тебя...

Тард (следуя за ней по пятам). Сколько тебе посулила мать? Я тебе уступлю три четверти! Видишь, я не жадный...

Тереза (взбежав на эстраду, прерывает игру Флорана и бросается в его объятия). Флоран! Флоран! Уйдем, уйдем отсюда!

Флоран. Что случилось, Тереза?

Тереза (прижавшись к нему). Уедем, уедем скорее, пожалуйста, я больше не хочу их видеть!

Входит официант, подталкивая перед собой Госту.

Официант. Вот он. Пари держу, не угадаете, где я его нашел. На скамье, в конце мола...

Лебонз (вбегает с криком). А, явился наконец! Тебя ищут, а ты шляешься бог знает где. Ладно, ладно, извиняться нечего – мне от этого ни тепло, ни холодно. Завтра поговорим. (Флорану.) Позвольте поблагодарить вас, мсье! О нет, как же, как же! Я хоть и не смыслю в этих делах, сразу чувствую, где талант. Тереза не говорила вам о нашем маленьком плане, насчет...

Тереза (живо). Да-да, только что.

Лебонз. Обмозгуйте это дельце! Оно может оказаться выгодным не только для меня, но и для вас. (Протягивает ему руку.) Еще раз спасибо. Извините, мсье. Наш брат кабатчик на ногах с шести утра... Пойду вздремну. (Пожимает руки остальным; перед уходом – официанту.) А ты пошевеливайся – убери стулья, нечего ворон считать, потуши верхние люстры. (Уходит.)

Конец действия разыгрывается при полупогашенном свете, среди стульев, которые официант громоздит на столы у эстрады, чтобы освободить место полотеру.

Тереза (тихо, Госте, который, застыв на месте, не сводит глаз с нее и Флорана). Госта! Ведь ты хорошо относишься ко мне, правда? Сегодня я счастлива... и мне хочется, чтобы все были счастливы. Познакомься, это мсье Флоран Франс, ты слыхал о нем – он композитор. А это Госта, мой старый друг, и я его очень люблю.

Флоран. Я рад познакомиться с вами... (Протягивает руку. Госта не принимает ее.) Вы не хотите пожать мне руку?

Госта (резко). Чего вам надо от девочки? (Надвигается на Флорана.)

Г-жа Тард (вбегает с криком). Госта!

Тард (тоже кричит). Нахал!

Госта. Чего вам надо от девочки? (Хватает Флорана за грудь.

Флоран (вырывается и отталкивает его). Вы сошли с ума! Кто вы такой?

Госта. Никто. Я никто. Жалкий червяк, у которого она выросла на глазах. Я видел, как она стала такой, какая она есть, и не хочу, чтобы она сделалась шлюхой.

Г-жа Тард (опять с воплем). Госта, любимый!

Тереза (без кровинки в лице, тихо). Госта, не надо, ты ошибаешься. Ты тоже ничего не понял. Он богат, но я не виновата, что он богат.

Госта. Еще бы, конечно, не виновата! Но вот странное дело – ты никого не любила, а этого вдруг взяла да полюбила...

Тереза. Но я не виновата, что я его люблю!

Госта. Конечно, нет. Это в тебе заговорил инстинкт. Я-то думал, ты честная, а ты, выходит, как все, вынюхивала деньги своим грязным рыльцем... Ты берегла себя для того, кто на самом деле богат. Вот и вся разница...

Тереза (вдруг кричит в отчаянии). Да что же это с вами со всеми?! Я люблю его, люблю, люблю!..

Госта (тоже кричит). Еще бы, как тебе его не любить!.. Никто не сомневается, что ты его любишь!.. Ведь он богат, в этом все дело, как же тебе его не любить?

Тереза (упавшим голосом). Ох, как ты гнусен. Убирайся!

Госта. Ладно, ладно, не горюй. Мы все уберемся отсюда. Очистим помещение. Мы теперь для тебя не компания. Эх! Кто бы думал, что и ты тоже... (Рухнул на стул, закрыв лицо руками.)

Тереза (шепчет). О, как это все глупо...

Г-жа Тард (Госте). Замолчи, любимый, успокойся! Ты ведь знаешь, стоит тебе понервничать, ты потом целую недолю хвораешь...

Тереза. Уведи его, мама. Уйди, Госта, уйди, прошу тебя. Я знаю, ты просто сошел с ума.

Госта (которого Тард и г-жа Тард пытаются увести). Я сошел с ума. Как же, сошел с ума... Это проще всего... Сошел с ума...

Г-жа Тард. Бедняжка мой любимый, не смотри на меня так, пойдем, пойдем. (Целует его.) Я знаю, тебе плохо, я знаю.

Им удается вывести его.

Флоран. Кто этот человек?

Тард (возвращаясь). Это строптивое дитя нашего оркестра. В качестве капельмейстера приношу свои извинения...

Тереза. И ты уйди, папа.

Тард (разводя руками). Как хочешь. Извинись за меня. (Уходит.)

Тереза (быстро, не глядя на Флорана). Это здешний музыкант. Он давно выступает вместе с папой. Он знает меня с детства и очень любит. Он человек простой, вспыльчивый. Он вообразил, что меня заставили, что я вас не люблю и сошлась с вами из-за денег. Поэтому он и кричал.

Флоран. Но ваша мать...

Тереза. Да, Флоран. Я не хотела говорить вам сразу еще и это. Мама назвала его «любимый». Это старая история. Он уже давно ее любовник.

Флоран. Простите меня, Тереза.

Тереза (живо). Не надо!

Г-жа Тард (возвращается, жеманясь). Ах, простите, мои голубки, я снова вам помешаю... Он успокоился, все в порядке. Что поделаешь – старый безумец! Он заснет, и все уладится. Я забыла здесь сумочку, в ней таблетки аспирина, ему это поможет. Ах, мсье, мужчины ужасные злодеи, все на один лад! Помню, когда мне было столько, сколько сейчас Терезе, и я дебютировала в кафешантане, я даже пела об этом песенку. (Поет, сопровождая свое пение гримасками, и пр этом продолжает искать сумочку.)

«У Нинон

Пропал тромбон,

Где же он? Ах, Нинон,

Где твой тромбон?

Скажи, где он,

Моя Нинон,

Тром-бом-бон...».

Куда запропастилась моя сумка? Может, я оставила ее на вешалке. (Уходит.)

Флоран (после паузы, Терезе, которая застыла без движения). Я должен поскорей увести вас отсюда, оторвать от этих мест. И от них, Тереза.

Тереза (как во сне). Да.

Флоран. Вы увидите, вам будет хорошо в моем доме.

Тереза (без всякого выражения). Да, мне будет хорошо.

Флоран. Моя сестра – девушка с такой же чистой и светлой душой, как вы. Вы подружитесь с ней. А моя тетка – вы увидите, – на свете нет другой такой очаровательной старой дамы.

Из-за кулис раздается пение:

«У Нинон

Пропал тромбон.

Где же он?

Ах, Нинон...»

Г-жа Тард проходит по сцене и исчезает с улыбкой, шепнув «до свидания» и заканчивая свою песенку:

«Где твой тромбон?

Скажи, где он,

Моя Нинон,

Тром-бом-бон».

Тереза (бежит к двери, которую г-жа Тард оставила открытой, закрывает ее и прижимается к ней спиной. Кричит). Я не хочу, чтобы вы ее видели! Она отвратительна, правда? Она так вульгарна, когда поет непристойности, и потом, эта ее связь...

Флоран. Да, Тереза. Но это не важно. Мы все это забудем.

Тереза. Вы думаете, это возможно?

Флоран (твердо, с улыбкой). Да, любимая.

Тереза (вдруг кричит). Да перестаньте же так упиваться своей силой, не будьте так самоуверенны! (Короткая пауза.) Простите, Флоран, но если бы вы знали, какое она чудовище. И мой отец тоже. Если бы я рассказала вам о них все, что знаю...

Флоран (привлек ее к себе). Ты вся дрожишь, Тереза. Но ведь ты познакомила меня с ними месяц назад и до сих пор не стыдилась их.

Тереза. Да... странно... до сих пор... я не понимала. Я была в неведении. Но они и на это открыли мне глаза.

Флоран. На что – на это?

Тереза. Кто я такая, и кто вы такой.

Флоран (опускается перед ней на колени, обнимает ее ноги). Сумасбродка моя... Да я просто твой возлюбленный, и вот я на коленях перед тобой, а ты – настоящее чудо и, поверь мне, стоишь куда больше, чем все деньги и хорошее воспитание. Тебе никто никогда не говорил, что это ты – богачка? А я нищий, Тереза. Посмотри на меня! Подай мне, Христа ради.

Тереза (сдержанно отстраняя его). Какой вы добрый и обходительный. Встаньте. Еще недавно я и сама думала, что чего-то стою, да, стою, несмотря на ваши деньги. Я даже сказала это подруге, с которой мы сидим рядом в оркестре. Она подняла меня на смех. Теперь я ее понимаю.

Флоран. Глупышка. Как может такую девушку, как ты, гордую, независимую, хоть на одну минуту оскорбить какая-то глупая болтовня о деньгах.

Тереза (с грустной улыбкой качает головой). Тут дело не только в деньгах, Флоран. Нет... Еще недавно ваши слова сразу утешили бы меня. А сейчас даже само ваше обхождение – а ведь оно деликатное и тактичное – ранит меня.

Флоран. Я не понимаю тебя, любимая.

Тереза. Да, странно. И я перестала себя понимать. Вот недавно, когда вы чуть было не подрались с этим беднягой Гостой, я сразу угадала, что, хотя вы с виду такой неженка, вы сильнее его. Мне бы гордиться вами – ведь я люблю вас. А я почти возненавидела вас за то, что вы и в этом оказались сильнее. Сильнее всегда и во всем.

Флоран (с улыбкой). Глупышка моя! Значит, теперь ты на меня сердишься за то, что я сильный. Ну, хочешь, я подерусь сейчас с этим официантом. Пусть он меня поколотит как следует, тогда ты будешь меня любить?

Тереза (чуть заметно дрожа). Вы правы, это смешно. Все это глупости, правда, Флоран? Я люблю вас как равная, правда? Я стою вас, я похожа на вас? Я не такая, как они?

Флоран. Нет, Тереза, клянусь тебе.

Тереза. Но вам стыдно за них?

Флоран. Ни капли. Просто смешно.

Тереза. Что же такое со мной? Объясните, что со мной? Я не так счастлива, как прежде.

Флоран. Бедняжка, моя бедняжка. Тебе все причиняет боль. (Обнимает ее.)

Входит чета Тард.

Тард. Какая прелестная парочка!

Г-жа Тард. Ах, я вспоминаю свою юность!

Флоран, слегка смутившись, отстраняется от Терезы.

Тард. Да поцелуйте же ее, по стесняйтесь! Девочка – ваша, чего уж там.

Г-жа Тард. За кого вы нас принимаете, дорогой мсье Флоран? Мы тут все свои – все люди искусства. Да и что греха таить, я сама в любви собаку съела.

Тереза (кричит). Мама!

Тард. Главное – ее счастье, только это у нас на уме! Мы не то, что другие родители... (Бросив взгляд на г-жу Тард.) Гм!.. Разве вот... признаюсь вам... ее внезапный отъезд... принимая во внимание наши концерты...

Флоран. Но вы найдете ей замену – скрипачей сколько угодно.

Тард. Само собой, само собой, увы, не в этом загвоздка... На беду, она тут пользовалась большим успехом. Не скрою от вас, мсье Лебонз объявил, что на другой день после ее отъезда расторгнет с нами контракт. Для нас это настоящий финансовый крах.

Флоран (вынимая бумажник). Я готов поправить дело. Я должен – ведь тут моя вина...

Тереза (державшаяся чуть поодаль, бросается к нему). Нет!

Тард. Как это – нет? С чего это вдруг?

Г-жа Тард. Что с тобой, Тереза? Твой жених сам сказал, что должен...

Тереза. Нет и нет. Только не деньги. Вы и так заставили меня страдать из-за них. Вы и так отняли у меня сегодня частичку счастья. Не хочу я денег. Не хочу, чтобы вы млели от восторга оттого, что он хочет на мне жениться. Я хороша собой, мне двадцать лет, я его люблю – это стоит его славы и его денег. Довольно говорить о деньгах. Флоран, вы дали мне вчера денег на покупку чемоданов. Я их тоже не хочу. (Бежит за своей сумкой.)

Тард (в испуге). Не слушайте ее. Не слушайте!

Г-жа Тард (со стенаниями бежит за Терезой и приводит ее обратно). Но, Тереза... Тереза, образумься, деточка!

Тереза. Вот они, держите! (Швыряет деньги к ногам Флорана. Тарды порываются поднять деньги.) Ни с места! Приказываю вам!

Тард. Сумасшедшая! Раз он тебе их дал! Сюда могут войти! Это глупо!

Тереза. Да. Сумасшедшая. (Задыхаясь, смотрит на Флорана.) Вот и все.

Флоран (рассмеявшись). Милая, любимая. Ты – прелесть! Да какое значение имеют для нас эти деньги? Забудем о них навсегда. Хочешь, мы просто откажемся от них? Можно отлично прожить без денег. Смотри, вот... (Шарит в карманах.)

Тереза (тихо). Как все просто для тебя. Я умираю от стыда, а ты все обращаешь в шутку.

Флоран (со смехом бросает все деньги, которые у него при себе). Долой деньги, долой деньги, долой деньги! Отныне забудем, что такое деньги!

Тард (потеряв голову). О, это слишком, слишком! (Г-же Тард.) Никого не впускай. Стань у дверей!

Флоран (бросая последнюю монету). Ну вот, любимая! Могу я теперь поцеловать тебя? У меня не осталось при себе пи гроша...

Тереза (повинуется, как автомат, а сама смотрит на Тардов, дрожащих от жадности). Посмотрите на них обоих. Эти деньги на полу причиняют им муки... Как изящно вы их бросили, Флоран! Мы не такие, у нас нет этого дара. Поглядите на их лица. (Пауза, потом вдруг с воплем.) Это я дура: я начала! Ведь и я, я тоже страдаю, видя эти деньги на полу. Я слишком долго колола пальцы иглой, слишком долго, до ломоты в пояснице, гнула спину за шитьем, зарабатывая гроши... Я строила из себя гордячку, но я лгала... (Бросается на колени.) На колени, на колени! Я буду их подбирать на коленях. Мне не пристало лгать. Я из той же породы.

Флоран. Но это безумие! (Поднимает ее. Глаза у нее закрыты, зубы стиснуты.) Сумасшедшая!

Тард (взорвавшись). Вот именно! То-то и оно! Она потеряла рассудок. Уводите ее, а мы собором деньги и вам вернем...

Бросаются подбирать деньги.

Гартман (молча наблюдавший эту сцену, подходит к Флорану, который обнимает плачущую Терезу, тихо). Помните, Флоран, вам придется быть очень осторожным...

Гарды продолжают собирать деньги. Занавес

Действие второе

Комната, вся заставленная книгами. Три большие застекленные двери ведут в парк. Деревянные панели. На стенах семейные портреты. Английская мебель, пол выложен плиткой. Тереза стоит неподвижно, глядя на Тарда, который пересаживается с кресла на кресло.

Тард. Хотел бы я знать, в каком из этих кресел я заснул вчера вечером. В жизни не встречал такого кресла. Впрочем, и остальные очень хороши. Воображаю, сколько за них заплачено. (Снова садится в то кресло, с которого начал.) Нет, это я ужо пробовал. Да и вообще, то блаженное состояние скорое всего было вызвано обедом. Что за фаршированную грудинку вчера подавали – пальчики оближешь! Впрочем, и форель за завтраком тоже была недурна. (Берет сигару, обнюхивает ее.) У твоего жениха хороший вкус. (Подумав, берет вторую сигару, кладет ее в карман.)

Тереза. Оставь хоть несколько штук.

Тард. За кого ты меня принимаешь? Я люблю пошутить, но знаю, как вести себя в обществе. (Устраивается поудобнее в одном из кресел.) А ты чего не садишься? Вон то маленькое, у камина, очень уютное. (Пауза.) Такие большие сигары стоят не меньше девяти с половиной франков штука. На эти деньги можно купить целую дюжину простых сигар. Представляешь, твой отец выкуривает двенадцать сигар зараз? А госпожа Тард, бывало, устраивала мне сцены из-за какой-нибудь одной грошовой сигары. Если бы она увидела меня сейчас, я был бы на седьмом небо. Надеюсь, ты ей написала?

Тереза. А ты?

Тард (уклончивый жест). Она – твоя мать! А я был так занят эти дни. Прогулки, отдых, трапезы. Сегодня к ужину цыпленок по-милански.

Тереза. Откуда ты знаешь?

Тард. Черт возьми, справился у кухарки. (Пауза. Размечтался.) Цыпленок по-милански. Ты но знаешь, что это за штука, а? (Тереза не отвечает.) А, дочурка? Ты не знаешь, что это такое – цыпленок по-милански? (Ответа нет. Оборачивается.) Ты что же, не хочешь отвечать? Нельзя сказать, чтобы ты была любезна с отцом. Когда мы наедине, еще куда ни шло – мне не привыкать. Но посторонние, наверное, только руками разводят. В конце концов, по-моему, тебе не в чем меня упрекнуть. Я опрятен, веду себя с достоинством, умею поддержать разговор. У кого еще из твоих подружек найдется отец, который так ловко носит смокинг и так непринужденно курит сигары по девяти с лишним франков штука? (Пауза.) Само собой, ты предпочитаешь отмалчиваться. Тебе нравится меня унижать. А я повторяю: назови такую подругу. (Снова молчание. Устремляет взгляд на маленький погребец, стоящий рядом с ним, с тревогой.) А где же твой жених? Обычно он после обеда сидит с нами.

Тереза. Не знаю. Он заперся с Гартманом.

Тард (теперь уж по-настоящему беспокоясь). Послушай, но ведь если они работают, он вернется не скоро. Может, ты сама подашь нам коньячок? В конце концов, ты ведь здесь молодая хозяйка, а, дочурка?

Тереза. Нет.

Тард (вставая). Самому взять, пожалуй, не совсем удобно. А впрочем, здесь попросту, по-деревенски.

Тереза (хватая его за руку). Я запрещаю тебе открывать погребец!

Тард. Вот новости! Это еще почему?

Тереза. Я не хочу.

Тард. Французы никогда не подчинялись произволу. Объясни причины.

Тереза. Мне надоело смотреть, как ты шаришь по всем шкафам здешнего дома.

Тард. Надеюсь, ты не принимаешь своего отца за вора?

Тереза. До сегодняшнего дня ты ничего не крал, потому что красть у посторонних небезопасно. Но я не поручусь, что в доме людей знакомых ты устоишь перед соблазном...

Тард (пожимая плечами). Ты несправедлива. Как ты не можешь понять, твой отец, старый артист, интересуется сокровищами искусства, собранными в этом доме! (Пауза. Садится; вдруг, жалобно.) Ах, Тереза! Зачем ты привезла меня сюда? Твой старый отец вкусил прелесть роскошной жизни, жизни среди порядочных людей. Как бы я хотел провести остаток моих дней в такой обстановке... По правде говоря, мне не следовало посвящать себя неблагодарной музыке. Я создан для другой участи. Не забывай – твоя мать была из простонародья. Забавно, я сказал «была». Мне здесь так хорошо, что я вообразил, будто ее нет в живых. Так вот, повторяю, твоя мать была из простых, а в моих жилах течет кровь добропорядочных буржуа. Признаешь ты это или нет, но под личиной старого забулдыги-артиста кроется потомственный буржуа. (Продолжая говорить, встает и делает попытку открыть погребец, ему это не удается, тогда с помощью перочинного ножичка, который висит у него на цепочке от часов, он пытается открыть замок.)

Тереза (заметив это). Это кто же – потомственный буржуа или старый забулдыга пытается сейчас взломать замок?

Тард (уязвленный, складывает ножик и возвращается в свое кресло. По дороге берет еще одну сигару и прячет в карман). Послушай, какая муха тебя сегодня укусила? Позволь тебе заметить, дочурка, что твои насмешки кажутся мне неуместными... Не понимаю, зачем ты заставила меня приехать сюда, если твоя цель – отравить мне жизнь! Твой жених и Гартман со мной очень милы. Ты одна меня третируешь. А почему? Можешь ты мне объяснить? То-то и оно, что не можешь. (Тереза устало прижимается лбом к оконному стеклу.) Ну, ясное дело. Ты считаешь своего отца дураком. Тогда потрудись, пожалуйста, объяснить этому дураку одну вещь, которую он никак не возьмет в толк. Я вот о чем. Ты, стало быть, меня стыдишься, – так ведь? Ладно, не стану сей час распространяться о том, насколько это несправедливо незаслуженно и обидно: пусть так – ты меня стыдишься Кстати сказать, сегодня с самого утра ты каждую минуту тычешь мне этим в глаза. «Не взламывай погребец!» А ведь ть могла сказать: «не пытайся открыть» или в крайнем случае «не сломай замок», а ты как бы невзначай выбрала самое непотребное выражение, но – замнем... Итак, «не взламывай погребец», «не шарь по шкафам», «оставь другим сигары» «посмотри, какие у тебя грязные ногти», «ты весь в перхоти, почистись» и так далее и тому подобное. А все артисты, замечу в скобках, всегда в перхоти. Такая уж это штука, нет от нее надежного средства. Стало быть, ты меня стыдишься. Ладно. Ты всегда корила меня за грязные ногти, за перхоть. Ты дурная дочь. Это для меня не новость. Для того, кто произвел тебя на свет, твое теперешнее поведение глубоко оскорбительно, но оно его не удивляет. Но вот что странно. Сколько мы здесь дней, дочурка? Не хочешь отвечать? Воля твоя, я сам тебе отвечу: вот уже шесть дней – дважды три – шесть, – как мы приехали. И выходит, что первые пять дней нашего пребывания здесь ты меня не стыдилась. Ты мне возразишь, что я не каждый день заставляю тебя стыдиться. Но я тебе отвечу, цыпочка, как на духу. Если в какой-то момент мое поведение могло заставить тебя стыдиться – так было, да простит меня бог, в первые два-три дня нашего пребывания здесь. Да, признаюсь тебе, в первые дни я был ослеплен. Роскошные пиршества, вот эти кресла, сигары – сколько душе угодно, коньяк, который подают каждый день, что там говорить... (Вздыхает, поглядывая на погребец.) Словом, за первым обедом – ладно уж, скажу все как есть – я был не на высоте. Съел пять порций шоколадного крема... Уронил анчоус в свой стакан... Рыгал... Между нами говоря, все это не так уж страшно. При каждой своей оплошности я отпускал какую-нибудь шуточку и с честью выходил из положения. Но в общем в тот день – видишь, твой старый отец смиренно в этом признается – я мог дать тебе некоторый повод стыдиться меня.

Тереза. Не трать слов попусту, я стыдилась.

Тард. Ага, стыдилась! Допустим! Ну, а как ты вела себя во время этого обеда? Хохотала во все горло над каждым моим промахом. Это ты громогласно подстрекала меня, привлекая ко мне всеобщее внимание, взять пятую порцию шоколадного крема. Мало того, ты пыталась ввести меня в заблуждение насчет мисочки с теплой водой, которую нам подали в конце обеда. Не вмешайся твой жених, ты заставила бы меня выпить эту воду, гадкая девчонка, а до этого по твоему наущению я съел лимон с кожурой. А когда на меня напала злосчастная отрыжка, твой жених – он человек воспитанный – отвернулся, а ты расхохоталась, стала хлопать в ладоши и закричала: «На здоровье, папа!» Что, разве ты не кричала: «На здоровье, папа!»?

Тереза (устало). Кричала.

Тард. А в гостиной, пользуясь понятной слабостью старика, которому жизнь всегда во всем отказывала, разве не ты заставила меня взять четыре сигары? И разве не ты налила мне подряд семь рюмок коньяку и подпоила меня, как подпаивают мидинетку, чтобы она болтала невесть что?.. Ясное дело, я и болтал невесть что... Меня стоит подпоить, из меня песенки так и льются... И однако... Песенка песенке рознь. Если бы ты меня не подзуживала, я, может быть, спел бы «Когда белеет вишни цвет». Куда там! Ты потребовала, чтобы я спел фривольные куплеты, и все для того, чтобы мне пришлось делать непристойные телодвижения! А сама покатывалась с хохоту. Мне даже вспомнить об этом стыдно. Что, разве этого не было в первый день?

Тереза. Было, папа.

Тард. А сегодня ты меня попрекаешь из-за каждого пустяка. Согласись, что одно противоречит другому.

Тереза. Да, папа.

Тард. Тогда объясни мне, пожалуйста, что значит эта внезапная перемена?

Тереза. Я отвечу тебе так, как ты учил меня, когда я была ребенком: «Если тебя спросят, отвечай, что не знаешь».

Тард (с горечью). Очень остроумно. Только я уже не ребенок. Если меня спросят, я покраснею и отвечу: «Я – отец, который не пользуется доверием своей дочери».

Экономка вносит кофе.

Экономка. Хозяин приносит свои извинения мадемуазель, он задержится еще на несколько минут. Он очень просит мадемуазель и вас, мсье, начать пить кофе, не дожидаясь его и господина Гартмана.

Тард (окликает ее). Скажите, мадам, этот погребец заперт?

Экономка. Нот, мсье, его никогда не запирают. (Открывает погребец.)

Тард (Терезе). Вот видишь! (С обворожительной улыбкой.) Тысяча благодарностей, мадам.

Экономка. Не стоит, мсье.

Тард. Вы очень любезны, мадам.

Экономка уходит.

(Решительными шагами направляется к погребцу и вынимает из него бутылки.) Мне – финьшампань, а тебе что, цыпочка?

Тереза. Ничего.

Тард. Я налью себе глоток арманьяка. Интересно сравнить его с финьшампанем. (Наполняет вторую рюмку.) До самого краешка, как ты любишь. (Пьет, удобно расположившись в кресле.) Положа руку на сердце, дочурка, я должен сделать тебе одно признание. Я многое обдумал за эти шесть дней. Ну так вот, я нехорошо поступил в тот раз, когда хотел подбить твоего жениха выступить в этой жалкой забегаловке папаши Лебонза, а самому заработать на этом сотню-другую... (Опорожнив рюмку, отставляет ее). Ладно уж, выложу тебе все до конца! Я даже подумываю, не вернуть ли ему часть денег, что он мне ссудил.

Тереза. Ты сошел с ума?

Тард. Нет... Не сошел. Но странная штука. В этом доме, бок о бок с ним, на меня словно что-то нашло... Он такой щедрый, так беззаботен в материальных делах... Представь, меня так и подмывает вернуть ему часть денег... (Пауза, берет другую рюмку, отпивает глоток.) А ведь я прекрасно знаю, что он дал мне их от чистого сердца. (Отпивает еще глоток.) И я знаю, что для него, такого богача, это капля в море... С другой стороны, не скрою от тебя, если вычесть то, что у меня взяла твоя мать, да еще разные непредвиденные расходы, денег осталось – кот наплакал... (Делает еще глоток.) К тому же, пожалуй, я вправе усомниться, – принимая во внимание деликатный характер наших отношений, – не покажется ли ему оскорбительным такой шаг с моей стороны... (Его рюмка пуста; указывает на рюмку Терезы.) Еще глоток арманьяка?

Тереза не отвечает.

Самую малость? (Наполняет рюмку, пьет.) А ты права, он лучше, чем финьшампань, крепче. (Помолчав, возвращается к своим размышлениям.) Словом, как видишь, тут есть в «за» и «против». Но мне сдается, что все-таки следует сделать символический жест – несколько сот франков, ну, на худой конец, тысячу... (Пьет, задумчиво.) Ба!.. Ты права если это символический жест – хватит и пяти сотен. (Пауза.) А пожалуй, даже четырех. (Снова пьет, устремив взгляд в пространство; с достоинством.) Впрочем, имей в виду, я ни за какие коврижки но хотел бы прослыть жадиной...

Тереза. Да что ж это, что ж это творится в здешнем доме, если даже ты стал так рассуждать? Очнись, папаша Тард, посмотри на меня! Тебе ссудили денег и дали понять, что не надо спешить с возвратом. Их с тебя не требуют, и ты по собственному почину хочешь их вернуть. Ты... ты хочешь сделать символический жест? Ты боишься прослыть жадиной?

Тард. Да, твой отец дошел до этого.

Тереза. Кто бы подумал, папаша Тард, что в глубине души ты только и ждал случая стать добропорядочным человеком?

Тард. Я всегда был порядочным. Это твоя мать оказывала на меня дурное влияние.

Тереза. Ты, который шестьдесят лот был неряхой, теперь завязываешь себе галстук по всем правилам искусства. (Рванулась к нему.) Где ты взял этот галстук? Это не твой.

Тард. Я его не брал. Это твой жених дал его мне.

Тереза. Ты его выпросил?

Тард (с искренним негодованием). За кого ты меня принимаешь? На нем был этот галстук. А я ему просто сказал: «Отличный галстук, в точности с такой же сиреневой искрой, как мой костюм». А это святая правда – можешь проверить. И тут уж не знаю, какая муха укусила твоего жениха, – только он засмеялся, снял его и дал мне. Чудак, но сердце у него золотое. (Вынимает из кармана зеркальце и, напевая, поправляет галстук.) Ля-ля-ля! Этот галстук стоит не меньше пятидесяти франков. (Прячет зеркальце и с достоинством, вновь затягивается сигарой.)

Тереза (против воли, улыбаясь). Как ты счастлив здесь...

Тард. Так счастлив, что не смею в этом признаться самому себе.

Тереза. Почему?

Тард (смиренно). Боюсь, что ты отошлешь меня домой. (Суеверно трогает деревянный подлокотник.)

Тереза. Ну, а у меня, по-твоему, счастливый вид?

Тард. У тебя? Ох, ты такая странная. Я уже давно не пытаюсь понять, когда ты довольна, а когда нет.

Тереза. Как ты думаешь, папа, если бы я ехала сюда с намерением быть счастливой, заставила бы я тебя приехать со мной?

Тард. Разве тебя не могло потянуть к радостям в кругу семьи, как других женщин, доченька?

Тереза. Не прикидывайся дурачком. Ты не так глуп. Тебя не удивляет, что я захотела взять тебя с собой? Когда, выпив на ночь последнюю рюмку коньяку, ты ложишься в свою постель с балдахином, ты не задаешь себе никаких вопросов?

Тард. Ты ведь знаешь, я не любопытен... Ты хотела, чтобы я приехал, – я приехал. И вообще, после ужина я засыпаю в два счета.

Тереза. И тебя но удивляет, что я подстрекала тебя к развязным выходкам и непристойностям?

Тард. Минутку, минутку... Не надо преувеличивать. Я не совершал никаких непристойностей.

Тереза. Совершал, папа. А мне хотелось кричать, и я до крови кусала себе губы, чтобы не расплакаться.

Тард. Черт возьми! Так почему ты мне не сказала, малышка... Знаешь, когда я в ударе, меня заносит... заносит... Я не отдаю себе отчета...

Тереза (закрыв глаза). Зачем? Я хотела, чтобы ты зашел еще дальше... Чтобы ты разделся догола на потеху окружающим. Чтобы тебе стало плохо, чтобы тебя рвало с перепою.

Тард (испуганный нарисованной картиной). Тереза! У меня волосы встают дыбом! (Подходит к ней, вдруг кричит.) Тереза, посмотри на меня!

Тереза. Ну.

Тард. Что бы сказал твой жених, если бы меня вырвало на его ковры?

Тереза. Наверное, ты, а заодно и я, твоя дочь, которая подзуживала тебя, да еще при этом хохотала, стали бы ему так противны, что он вышвырнул бы нас вон.

Тард. Ты этого добивалась? О ужас! Но ведь тогда свадьбе не бывать?

Тереза. Еще бы.

Тард (не может опомниться). Ты нарочно хотела сорвать свою свадьбу? Но почему? В конце концов, я как отец требую, чтобы ты объяснила – почему? У меня ум за разум заходит, я должен понять – почему?

Тереза (ласково). Это и в самом деле выше твоего разумения, папа...

Тард (рухнув в кресло, потрясенный). Чудовище! Я произвел на свет чудовище гордыни!

Тереза. Ты считаешь меня гордячкой?

Тард. По материнской линии вся твоя родня жалкие козявки, но в Тардах сидит неукротимая гордыня. Это ты унаследовала от меня, дочурка...

Тереза. Какое было бы счастье, папа, если бы все объяснялось только гордыней.

Тард. А что же это такое, если не гордыня? Какое еще чувство может проявляться так бурно по отношению к человеку, которого не любишь?

Тереза. Откуда ты взял, что я его не люблю?

Тард. Ты что же, думаешь, если бы ты его любила, тебе хотелось бы вселить в него отвращение к нам обоим, и ты заставляла бы родного отца блевать на его ковры?

Тереза. И однако я люблю его, папа.

Тард. Нет-нет. Никогда не поверю. Я тоже любил, дитя мое. Нет, не твою мать, а позднее, другую женщину. Ты теперь взрослая, я могу тебе в этом признаться. Это была арфистка, она некоторое время играла в нашем оркестре. Высокая, стройная... а шику в ней было... Но я тебе клянусь, что подобные бредни никогда не пришли бы мне в голову... Хотя в известном смысле я по натуре более страстный, чем ты...

Тереза (закрыв глаза). Да, тебе не пришло бы в голову умышленно грубить, делать все назло... Изо всех сил цепляться за свой жалкий бунт...

Тард. Бунт? Какой еще бунт? Объяснись, Христа ради! Ты толкуешь мне сейчас о чем-то очень важном, но делаешь это так, чтобы я ничего понять не мог. Против кого ты бунтуешь? Послушай, дитя мое, растолкуй мне все без дураков. Я ведь знаю, что за народ влюбленные...


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю