Текст книги "Пьесы. Том 1"
Автор книги: Жан Ануй
Жанр:
Драма
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
На пороге, улыбаясь, стоит молодой человек, который подходил к ним на станции.
Молодой человек. Она уже спустилась вниз. (Орфей отступил, удивленный, не сразу узнав его.) Вы меня не припоминаете? Мы познакомились вчера в вокзальном буфете в тот момент, когда произошел несчастный случай... Помните, молодой человек бросился под поезд... Я взял на себя смелость войти к вам поздороваться. Вы мне оба очень понравились. Мы соседи. Я живу в одиннадцатом номере. (Делает шаг в комнату, в руке у пего пачка сигарет.) Вы курите? (Орфей машинально берет сигарету.) А я вот не курю. (Достает коробку спичек и дает прикурить Орфею.) Огня?
Орфей. Благодарю вас. (Закрывает дверь, машинально.) С кем имею честь?..
Молодой человек. Вся прелесть дорожных знакомств именно в том, что не знаешь точно, с кем имеешь дело. Мое имя вам ничего не скажет. Называйте меня господин Анри. (Он уже вошел в комнату и, улыбаясь, смотрит на Орфея. Орфей тоже смотрит на него как зачарованный.) Прекрасный город Марсель. Сплошное человеческое кишение, мошенничество, грязь. Правда, в улочках старого порта происходит не так уж много убийств, как рассказывают, но все же город прекрасный. Вы долго рассчитываете здесь пробыть?
Орфей. Не знаю.
Г-н Анри. Я несколько бесцеремонно заговорил с вами вчера. Но вы оба были такие трогательные, так прижались друг к другу посреди большого пустынного зала... Великолепные декорации, не правда ли? Багровые, мрачные, надвигается ночь, и эти вокзальные шумы вдали... (Долго смотрит на Орфея, улыбается.) Маленький Орфей и мадемуазель Эвридика... Не каждый день подворачивается такая удача... Я мог бы и не заговорить с вами... Обычно я ни с кем не заговариваю. К чему? Но тут, сам не знаю отчего, не удержался, захотелось поближе вас узнать. Вы музыкант?
Орфей. Да.
Г-н Анри. Я люблю музыку. Люблю все нежное, радостное. На самом деле, я люблю счастье. Но поговорим о вас. Обо мне говорить неинтересно. Только сначала выпейте чего-нибудь. Так легче разговаривать. (Встает, звонит. Во время короткой паузы, улыбаясь, смотрит на Орфея.) Мне очень приятно поболтать с вами. (Входит коридорный.) Что вы пьете? Водку? Коньяк?
Орфей. Как вам угодно.
Г-н Анри. Один коньяк, пожалуйста. Коридорный. Одну рюмку?
Г-н Анри. Да. (Орфею.) Извините меня, я не пью. (Коридорный выходит. Опять с улыбкой смотрит на Орфея.) Я очень рад этой встрече.
Орфей (со смущенным поклоном). Благодарю вас.
Г-н Анри. Должно быть, вы удивлены, почему я так вами интересуюсь. (Орфей делает неопределенный жест.) Я сидел вчера за дальним столиком, когда она подошла к вам, словно влекомая вашей музыкой. Не правда ли, до чего волнуют те краткие мгновения, когда удается подглядеть, как судьба передвигает свои пешки? (Входит коридорный.) А, вот и ваш коньяк!
Коридорный. Ваш коньяк, мсье.
Орфей. Спасибо.
Коридорный выходит.
Г-н Анри (смотрит ему вслед). Заметили вы, с какой необычной медлительностью коридорный вышел из комнаты?
Орфей. Нет.
Г-н Анри (идет к двери, слушает). Он, конечно, снова занял свой пост за дверью. (Возвращается к Орфею.) Уверен, что он уже не раз входил к вам в комнату под различными предлогами; уверен, что он уже пытался заговорить с вами.
Орфей. Да, пытался.
Г-н Анри. Вот видите, сегодня не я один интересуюсь вами... Держу пари, что со вчерашнего дня и торговцы, и железнодорожные служащие, и маленькие девочки на улице тоже улыбались вам как-то необычно...
Орфей. С влюбленными всегда бывают любезны.
Г-н Анри. Это не только любезность. Вам не кажется, что они смотрели на вас как-то слишком пристально?
Орфей. Нет. Почему?
Г-н Анри (улыбаясь). Да просто так. (С минуту раздумывает, потом вдруг берет Орфея за руку.) Дорогой мой, существует две породы людей. Одна порода – многочисленная, плодовитая, счастливая, податливая, как глина: они жуют колбасу, рожают детей, пускают станки, подсчитывают барыши – хороший год, плохой год – невзирая на мор и войны, и так до скончания своих дней; это люди для жизни, люди на каждый день, люди, которых трудно представить себе мертвыми. И есть другая, благородная порода – герои. Те, кого легко представить себе бледными, распростертыми на земле, с кровавой раной у виска, они торжествуют лишь один миг – или окруженные почетным караулом, или между двумя жандармами, смотря по обстоятельствам, – это избранные. Вас никогда не соблазняла такая участь?
Орфей. Никогда, а нынче вечером меньше, чем когда-либо.
Г-н Анри (подходит к нему, кладет ему руку на плечо, смотрит на него почти с нежностью). Жаль. Не следует чрезмерно верить в счастье. Особенно если ты благородной породы. На твою долю выпадают тогда одни только разочарования.
Коридорный стучится и входит.
Коридорный. Мсье, там какая-то девушка спрашивает мадемуазель Эвридику. Я сказал, что мадемуазель вышла, но она, по-моему, не поверила. Она непременно желает видеть вас, именно вас. Сказать, чтобы она поднялась?
Молодая девушка (входит, отстраняя коридорного). Я уже поднялась. Где Эвридика?
Орфей. Она вышла, мадемуазель. Кто вы такая?
Молодая девушка. Ее подруга по труппе. Мне необходимо немедленно с ней переговорить.
Орфей. Я же сказал вам, она вышла. И потом, я полагаю, ей не о чем с вами говорить.
Молодая девушка. Ошибаетесь, наоборот; ей о многом надо со мной поговорить. Давно она вышла? Она взяла свой чемодан, когда уходила?
Орфей. Чемодан? Зачем ей было брать чемодан? Она пошла купить кое-что на обед.
Молодая девушка. Может, она и пошла купить вам кое-что на обед, но все же у нее имелись веские причины забрать свой чемодан, потому что она должна была встретиться с нами на вокзале и сесть на поезд, который отходит в восемь двенадцать.
Орфей (кричит). Встретиться с кем?
Коридорный (вынимает большие медные часы). Восемь часов, десять минут, сорок секунд.
Молодая девушка (словно про себя). Она, должно быть, уже с ним на вокзале. Благодарю вас. (Круто поворачивается.)
Орфей (хватает ее за руку у самой двери). С кем это – с ним?
Молодая девушка. Пустите меня. Мне больно. Я опоздаю на поезд!
Коридорный (который все время смотрит на часы). Одиннадцать минут ровно.
Дюлак (появляясь на пороге, коридорному). Тринадцать минут. Ваши отстают. Поезд ушел. (Орфею.) Отпустите эту девчонку, я вам отвечу за нее. На вокзале со мной.
Орфей (отступая). Кто вы такой?
Дюлак. Альфредо Дюлак. Импресарио Эвридики. Где она?
Орфей. Что вам от нее нужно?
Дюлак (спокойно переступает порог, жуя потухшую сигару). А вам?
Орфей. Эвридика моя возлюбленная.
Дюлак. Давно?
Орфей. Со вчерашнего дня.
Дюлак. Представьте, она и моя возлюбленная тоже. Уже целый год.
Орфей. Лжете!
Дюлак (улыбаясь). Только потому, что она забыла рассказать вам об этом?
Орфей. Эвридика рассказала мне обо всем, прежде чем пошла со мной. Три месяца она была любовницей юноши, который бросился вчера под поезд.
Дюлак. Подумайте только, что за болван! Парень играл у меня злодеев. Наводил страх на всю труппу. Девчонка сказала, что хочет его оставить, и он бросился под перпиньянский поезд. Впрочем, одного я не могу взять в толк, почему она его предупредила. От нас она упорхнула бесшумно, как пташка...
Орфей. Вероятно, он был единственный, кому ей надо было дать отчет.
Дюлак. Нет. Был я. Прежде всего как импресарио. Вот уже два вечера я на скорую руку заменяю ее, а это не так легко. И еще потому, что позавчера, только уж не прогневайтесь, она провела ночь именно со мной.
Орфей (смотрит на него). Трудно даже сказать, чего в вас больше, смешного или гнусного...
Дюлак (проходит в комнату). Вот как?
Орфей. Впрочем, я думаю, вы, скорее, смешны, хоть и бахвалитесь.
Дюлак. Только потому, что вчера вечером девчонка была в вашей кровати, а не в моей? Да вы ребенок, мой милый. Такой девушке, как Эвридика, следует прощать маленькие капризы. Ведь кроме вас она еще принадлежала тому болвану, который вчера покончил с собой. Ну, вы, это я еще понимаю. У вас красивые глаза, вы молоды...
Орфей (кричит). Я люблю Эвридику, и она меня любит!
Дюлак. Она вам это сказала?
Орфей. Да.
Дюлак (спокойно усаживается в кресло). Удивительная девчонка. К счастью, я ее хорошо знаю.
Орфей. А что, если я узнал ее лучше, чем вы?
Дюлак. За вчерашний день? .
Орфей. Да, за вчерашний день.
Дюлак. Послушайте, я вовсе не строю из себя мудреца. Зашла бы речь о чем другом – вы на вид умнее меня, – может, я и сказал бы вам: «Ах вот как, ну что ж», – но уж две вещи я хорошо знаю: прежде всего свое ремесло...
Орфей. А потом Эвридику?
Дюлак. Нет, на это я не претендую. Я хотел употребить куда более скромное слово: женщин. Я уже двадцать лет импресарио. Я поставляю женщин оптом, мой мальчик; будут ли они задирать ножки в провинциальном ревю или надрывать глотку в казино, исполняя знаменитую арию из «Тоски», – мне безразлично; кроме того, я люблю женщин. По крайней мере одной из этих причин вполне достаточно, чтобы утверждать, что их знаешь. Эвридика, возможно, занятная девчонка – я первый вам это сказал, – но нам-то с вами известно, как она скроена, и вы со мной согласитесь, что она как-никак женщина...
Орфей. Нет.
Дюлак. Как – нет? Ваша Эвридика показалась вам ангелом? Поглядите на меня хорошенько, мой милый, Эвридика была моей целый год. Разве я способен совратить ангела?
Орфей. Вы лжете, Эвридика не могла вам принадлежать!
Дюлак. Вы ее любовник, я тоже. Угодно вам, чтоб я ее описал?
Орфей (отступает). Нет.
Дюлак (приближается к нему. Он отвратителен). Какая она, ваша Эвридика? Надо ее по утрам вытаскивать из кровати? Силком отрывать от детективных романов и сигарет? Да вы хоть раз видели, чтобы у нее в углу рта не торчал окурок, как у уличного сорванца? А чулки? Неужто она их сразу нашла, когда встала? Будьте откровенны. Во всяком случае, признайтесь, что рубашка ее висела на дверце шкафа, туфли валялись в ванной, шляпа под креслом, а сумка так и не отыскалась. Я уже купил ей семь сумок.
Орфей. Это неправда.
Дюлак. Как так неправда? Вы что, видели аккуратную Эвридику? В чудеса я не верю. Во всяком случае, надеюсь, она заставила вас поторчать перед витринами. Сколько платьев она потребовала от вас со вчерашнего дня? Сколько шляпок? Между нами...
Орфей. Эвридика пошла за мной в своем единственном платье. С маленьким чемоданчиком.
Дюлак. Я начинаю думать, что мы говорим о разных Эвридиках, или же она решила, что все это ненадолго... Она говорила вам, что это на всю жизнь? Убежден, что она была искренна. Она думала: «Это будет на всю жизнь, если он сумеет удержать меня, если папаша Дюлак не нападет на мой след и не явится за мной». А в глубине души она была совершенно уверена, что папаша Дюлак ее отыщет. Это тоже в ее духе...
Орфей. Нет.
Дюлак. Да, мой милый, да... Эвридика редкая девушка, само собой, но понятия у нее такие же, как и у всех прочих бабенок.
Орфей. Это неправда!
Дюлак. Все у вас неправда, чудной вы, ей-богу, человек! И давно она ушла?
Орфей. Двадцать минут назад.
Дюлак. Ладно, это хоть правда?
Орфей. Да.
Дюлак. И она непременно хотела пойти одна, верно ведь?
Орфей. Да, она так радовалась, что сама купит все на обед.
Дюлак. Это тоже правда?
Орфей. Да.
Дюлак. Так вот, послушайте меня, за пять минут до этого я передал ей письмо и просил приехать ко мне на вокзал.
Орфей. Никто не мог вручить ей письмо, со вчерашнего дня я не покидал ее ни на минуту.
Дюлак. Вы в этом совершенно уверены? (Смотрит на коридорного.)
Орфей тоже смотрит на того, сам не зная почему.
Коридорный (внезапно смущается). Простите, кажется, меня зовут. (Исчезает.)
Орфей. Верно, я оставил ее на минуту. Этот человек сказал, что меня просят зайти в контору.
Дюлак. Как раз ему я и поручил передать записку Эвридике с глазу на глаз. Он передал ее, когда вы были внизу.
Орфей (шагнул к нему). Что вы написали ей в этой записке?
Дюлак. Что жду ее к поезду восемь двенадцать. Чего тут было расписывать... Раз уже судьба постучалась в двери и сказала: «Кончено, Эвридика», я знал, что она подчинится. Это только мужчины, мой милый, бросаются из окон...
Орфей. Однако вы видите, она не явилась к вам на вокзал!
Дюлак. Да, правда. Не пришла. Но моя Эвридика всегда опаздывает. Я не слишком тревожусь. А много ли покупок нужно было сделать вашей Эвридике?
Орфей. Хлеб, фрукты.
Дюлак. И вы говорите, что она ушла двадцать минут назад. По-моему, что-то слишком долго, чтобы купить хлеба и фруктов. Торговцев на улице полно. Может, ваша Эвридика тоже опаздывает? (Молодой девушке.) Очевидно, она на вокзале, ищет нас, сбегай-ка взгляни.
Орфей. Я тоже пойду туда!
Дюлак. Вы начинаете верить, что она могла уехать с нами? Лично я остаюсь здесь.
Орфей (останавливается и кричит молодой девушке). Если вы ее увидите, скажите, что...
Дюлак. Это бесполезно. Если она окажется на вокзале, значит, я был прав; значит, ваша маленькая Эвридика, верная и аккуратная, была только мечтой. В таком случае вам не о чем с ней говорить.
Орфей (снова кричит молодой девушке). Скажите ей, что я ее люблю!
Дюлак. Может быть, вы выжмете у нее из глаз слезинку -она чувствительна. Вот и все.
Орфей (снова кричит). Скажите ей, что она совсем не такая, какой ее считают другие, что на самом деле она такая, какую знаю я!
Дюлак. Объяснять это на вокзале слишком сложно. Давай быстрее! И вот что, приведи ее сюда, я честный игрок. Через минуту она сама скажет нам, какая она есть.
Девушка собирается уходить, но наталкивается на коридорного, который возникает на пороге.
Коридорный. Мсье...
Орфей. Что такое?
Коридорный. Там полицейский с машиной...
Орфей. Что ему нужно?
Коридорный. Он спрашивает, нет ли тут кого из родственников молодой девушки, потому что с ней произошел несчастный случай, мсье, в тулонском автобусе...
Орфей (кричит, словно обезумев). Она ранена? Она внизу? (Устремляется в коридор.)
Дюлак следует за ним, чертыхаясь вполголоса, бросив свою сигару; молодая девушка тоже исчезает.
Дюлак (выходя). Как это она попала в тулонский автобус?
Коридорный (остался один перед г-ном Анри, который даже не пошевельнулся). Никогда им не узнать, как она туда попала... Она не ранена, она умерла. При выезде из Марселя автобус столкнулся с автоцистерной. Другие пассажиры просто порезались осколками разбитого стекла. И лишь она одна... Я видел ее, они положили ее на заднюю скамейку в машину. У нее совсем маленькая ранка на виске. Можно подумать, что она спит.
Г-н Анри (не слушает. Засунув руки в карманы плаща, проходит мимо коридорного. На пороге оборачивается). Скажите, чтобы приготовили счет. Я уезжаю сегодня вечером. (Уходит.)
Занавес
Действие третье
Декорации вокзального буфета, погруженного в темноту. Ночь. Только с перрона, где горят сигнальные огни, просачивается слабый свет. Вдали еле слышное дребезжание звонка. В зале буфета безлюдно. Стулья взгромождены на столы. Мгновение сцена остается пустой, потом открывается дверь на перрон: входит г-н Анри, ведя за собой Орфея, без шляпы, в плаще. Вид у Орфея усталый, измученный.
Орфей (недоуменно оглядывается вокруг). Где мы?
Г-н Анри. Не узнаешь?
Орфей. Я не могу больше идти.
Г-н Анри. Сейчас отдохнешь. (Берет со стола стул.) Вот тебе стул.
Орфей (садится). Где мы? Неужели я пьян? Все вокруг меня кружится. Что произошло со вчерашнего дня?
Г-н Анри. Сейчас еще вчерашний день.
Орфей (вдруг все понял и кричит, пытаясь подняться). Вы обещали мне...
Г-н Анри (кладет руку ему на плечо). Да, я тебе обещал. Сиди. Отдыхай. Хочешь покурить? (Протягивает Орфею сигарету, тот машинально берет.)
Орфей (при свете зажженной спички снова оглядывается вокруг). Где мы?
Г-н Анри. Угадай.
Орфей. Я хочу знать, где мы?
Г-н Анри. Ты сказал, что не будешь бояться.
Орфей. Я не боюсь. Я только хочу знать, пришли ли мы, наконец.
Г-н Анри. Да, пришли.
Орфей. Куда?
Г-н Анри. Немножко терпения. (Снова зажигает спичку, обводит взглядом стены, идет к электрическому выключателю. Легкий щелчок в темноте, на задней стене загорается бра, рассеивая вокруг скупой свет.) Теперь узнаешь?
Орфей. Это вокзальный буфет...
Г-н Анри. Да.
Орфей (встает). Вы мне солгали, ведь так?
Г-н Анри (снова принуждая его сесть). Нет. Я никогда не лгу. Садись. Не кричи.
Орфей. Зачем вы снова вошли ко мне? Я лежал на неубранной постели. Мне было больно. Мне было почти сладко погружаться в свою боль.
Г-н Анри (глухо). У меня не хватило мужества видеть, как ты страдаешь.
Орфей. Что вам до моих страданий?
Г-н Анри. Не знаю. Такое со мной впервые. Что-то чужеродное вселилось в меня, и я почувствовал, что слабею. Еще немного твоих слез, твоих мук, и оно стало бы кровоточить, как рана... Я собирался уже уехать из гостиницы. Я отставил чемоданы в сторону и зашел, чтобы успокоить тебя. Но, поскольку тебя ничто не могло успокоить, я дал тебе это обещание, лишь бы ты замолчал.
Орфей. Теперь я молчу. Моя боль стала неслышной. Если у вас чувствительные нервы, вы можете быть довольны.
Г-н Анри. Ты мне все еще не веришь?
Орфей (сжимает голову руками). Всей душой хотел бы вам верить, но нет, не верю.
Г-н Анри (с беззвучным смехом треплет Орфея по волосам). Бедный мой человечек. Упрямая голова! Ты плачешь, стонешь, страдаешь, но не хочешь верить. Я тебя очень люблю. Надо было очень тебя любить, чтобы вчера не сбежать тотчас же, как обычно. Чтобы войти в комнату, где ты рыдал. Я ненавижу страдания. (Снова треплет его по волосам с какой-то непонятной нежностью.) Еще немного, и ты перестанешь плакать, дурачок, тебе не придется больше вопрошать себя, верить или не верить.
Орфей. Она скоро придет?
Г-н Анри. Она уже здесь.
Орфей. На этом вокзале? (Кричит.) Но она умерла, я видел, как люди унесли ее.
Г-н Анри. Ты хочешь понять, не так ли, бедный мой человечек? Тебе мало того, что судьба делает ради тебя неслыханное исключение. Ты, не дрогнув, вложил свою руку в мою, пошел за мной, даже не спросив, кто я такой, не замедляя шага, на самый край ночи, но все же ты хочешь понять...
Орфей. Нет. Я хочу снова ее увидеть. Вот и все.
Г-н Анри. И твое любопытство не идет дальше? Я привожу тебя к вратам смерти, а ты думаешь только о своей милой подружке, бедный мой человечек... Ты совершенно прав, смерть не заслуживает ничего, кроме презрения. Она забрасывает свои гигантские сети, косит наугад, нелепая, огромная, наводящая ужас. В своем безрассудном рвении, кося направо и налево, она способна отсечь руку самой себе. Тот, кто видел, как ловко вы, люди, выходите из любого положения, как крепко сжимаете ствол пулемета или руль корабля, как умеете из всего извлечь для себя выгоду и как бьете без промаха по своему врагу, понимает, что вы куда опаснее. Бедная смерть... Меднолобая безумица. (Садится рядом с Орфеем, несколько утомленный.) Я хочу поверить тебе тайну, одному тебе, потому что я тебя очень люблю. У смерти только одно достоинство, но об этом никому не известно. Она добра, она ужасающе добра. Она боится слез, боится страданий. Всякий раз, когда это возможно, когда жизнь разрешает ей это, она действует быстро... Она развязывает узы, разжимает тиски, дает передышку, а вот жизнь упорствует, цепляется, точно нищенка, даже если проиграла, даже если человек не в силах больше двигаться, если он обезображен, даже если обречен на вечные муки. Только смерть настоящий друг. Одним лишь прикосновением она преображает облик чудовища, вносит умиротворение в душу отверженного, освобождает.
Орфей (вдруг кричит). Пусть лучше я увижу Эвридику обезображенной, страдающей, старухой!
Г-н Анри (опускает голову, охваченный внезапной усталостью). Да, конечно, дурачок, все вы одинаковы.
Орфей. Хорош друг – смерть! Она похитила у меня Эвридику! От одного ее прикосновения увяла юная Эвридика, легкая Эвридика, сияющая Эвридика...
Г-н Анри (вдруг встает, словно обессилев, отрывисто). Она вернет ее тебе.
Орфей (тоже встает). Когда?
Г-н Анри. Тотчас же. Слушай меня внимательно. Счастью твоему так или иначе пришел конец. Двадцать четыре часа, один жалкий день – вот и все, что припасла жизнь, твоя обожаемая жизнь для маленького Орфея и маленькой Эвридики. Возможно, сегодня ты не оплакивал бы мертвую Эвридику, но уже оплакивал бы Эвридику ускользнувшую...
Орфей. Неправда. Она не пошла на свидание к этому человеку!
Г-н Анри. Да. Но ведь и к тебе она не вернулась. Она села в тулонский автобус, совсем одна, без денег, без чемодана. Куда бежала она? И кто она на самом деле, маленькая Эвридика, которую, по-твоему, ты любил?
Орфей. Кем бы она ни была, я все еще люблю ее. Я хочу ее увидеть. О, умоляю вас, умоляю, мсье, верните мне Эвридику, даже несовершенную. Я хочу, чтобы мне было больно и стыдно из-за нее. Хочу снова ее потерять и снова обрести. Хочу ненавидеть ее и убаюкивать, как малое дитя. Хочу бороться, хочу страдать, хочу принять все... Хочу жить.
Г-н Анри (раздраженно). Ты будешь жить.
Орфей. Пусть грязь, изъяны, мучения, и пусть все начнется сначала – и стыд тоже...
Г-н Анри (смотрит на него презрительно, но нежно шепчет). Бедный мой человечек... (Подходит к нему, другим тоном.) Прощай, тебе ее возвращают. Она здесь, на перроне, на том самом месте, где ты вчера увидел ее впервые, – ждет тебя, ждет вечно. Ты помнишь условие?
Орфей (уже устремив взгляд на дверь). Да.
Г-н Анри. Повтори. Если ты нарушишь это условие, я уже ничего не смогу для тебя сделать.
Орфей. Я не должен смотреть ей в лицо.
Г-н Анри. Это будет нелегко.
Орфей. Если я хоть раз до наступления утра взгляну ей в лицо, я вновь ее потеряю.
Г-н Анри (останавливается, улыбаясь). Ты уже не спрашиваешь, ни как, ни почему, упрямая голова?
Орфей (не сводя глаз с двери). Нет.
Г-н Анри (снова улыбается). Хорошо... Прощай. Можешь все начать сначала. Не благодари меня. До скорого свидания. (Уходит.)
Мгновение Орфей стоит неподвижно, потом идет к двери и открывает ее; перрон безлюден.
Орфей (вначале не говорит ничего, потом глухо, не глядя). Ты здесь?
Голос Эвридики. Да, любимый. Как долго ты шел.
Орфей. Мне позволили прийти за тобой... Только я не должен смотреть на тебя, пока не наступит день.
Эвридика (появляется). Да, любимый. Я знаю. Они мне это сказали.
Орфей берет ее за руку и ведет за собой, не глядя на нее. Они в молчании пересекают сцену, подходят к диванчику.
Орфей. Иди сюда. Здесь мы дождемся утра. На рассвете к первому поезду явятся официанты, и мы будем свободны. Мы закажем горячий кофе и что-нибудь поесть. Ты будешь живая. Тебе было не слишком холодно?
Эвридика. О да. Главное, холодно. Ужасный холод. Но мне запретили рассказывать. Я могу говорить обо всем только до того момента, когда шофер улыбнулся в свое зеркальце и когда автоцистерна ринулась на нас, точно дикий зверь.
Орфей. Шофер повернулся, чтобы улыбнуться в зеркальце?
Эвридика. Да. Знаешь, эти парни с Юга воображают, что все женщины только на них и смотрят. А мне не хотелось, чтобы на меня смотрели.
Орфей. Он тебе улыбался?
Эвридика. Да. Я потом тебе все объясню, любимый. Он круто вывернул руль, и все пассажиры разом закричали. Я увидела, как автоцистерна подпрыгнула, а шофер уже не улыбался, лицо его исказила гримаса. Вот и все. (Пауза. Добавляет слабым голоском.) А дальше я не имею права...
Орфей. Тебе хорошо?
Эвридика. О да, ведь ты рядом.
Орфей. Накинь на плечи мой плащ. (Накидывает ей на плечи плащ.)
Пауза. Им хорошо.
Эвридика. Помнишь официанта из «Комеди Франсэз»?
Орфей. Мы увидим его завтра утром.
Эвридика. А прекрасную молчаливую кассиршу? Может быть, наконец мы узнаем, что она о нас думала. Как удобно воскреснуть... Словно мы только что встретились. (Спрашивает, как в первый раз.) Добрый ты или злой, как тебя зовут?
Орфей (улыбаясь, вступает в игру). Орфей, а тебя?
Эвридика. Эвридика... (Потом тихо.) Только на этот раз мы предупреждены. (Опускает голову; после небольшой паузы.) Прости меня. Ты, верно, так испугался...
Орфей. Да. Вначале ощущаешь рядом с собой чье-то неуловимое присутствие, чей-то неотступный взгляд, кто-то слушает, как ты разговариваешь. А потом вдруг прыгает на тебя точно зверь. И ты несешь на плечах этот груз, который становится все тяжелее, а потом он начинает шевелиться, раздирает тебе затылок, душит тебя. Смотришь на других, которые так спокойны, на других, которым не вцепился в хребет этот зверь, им но страшно, они говорят: «Да нет, все в порядке, она, верно, опоздала на трамвай, заболталась по дороге...» Но зверь теперь уже рычит, раздирает тебе лопатку. «Разве в жизни так бывает, чтобы опоздали на трамвай? Нет! Соскальзывают под колеса, сходя со ступенек; попадают под трамвай, перебегая улицу. Разве в жизни болтают по дороге с первым встречным? Нет! Людей внезапно охватывает безумие, их похищают, они убегают...» К счастью, вошел коридорный и освободил меня от этих мук, так ясно у него на лице была написана беда. Когда я увидел тебя внизу, распростертую на грузовичке, сразу все прошло, я перестал бояться.
Эвридика. Они положили меня на грузовичок?
Орфей. На полицейский грузовичок. Уложили тебя на заднюю скамейку, один полицейский сел рядом с тобой, словно схватили воришку.
Эвридика. Я была уродливая?
Орфей. У тебя на виске застыла капелька крови. Казалось, ты спишь.
Эвридика. Сплю? Если бы ты знал, как я бежала. Я как безумная бежала все вперед и вперед. (Замолкает. Небольшая пауза.) Тебе, верно, было больно?
Орфей. Да.
Эвридика. Прости меня.
Орфей (глухо). Не надо.
Эвридика (после паузы). Меня принесли в гостиницу, потому что я еще сжимала в руке письмо. Я написала тебе письмо в автобусе, дожидаясь, когда он отправится. Тебе передали?
Орфей. Нет. Полиция, должно быть, оставила письмо у себя.
Эвридика. Ах так. (С внезапным беспокойством.) Как ты думаешь, они могут его прочесть?
Орфей. Возможно.
Эвридика. А нельзя ли им помешать прочесть? Нельзя ли немедленно что-нибудь сделать? Послать туда кого-нибудь, позвонить, сказать, что они не имеют права?
Орфей. Слишком поздно.
Эвридика. Но ведь я писала это письмо тебе, ведь все это я тебе говорила. Как же можно, чтобы кто-то другой прочитал письмо? Чтобы другой шептал мои слова? Какой-нибудь толстяк с грязными мыслями, уродливый, самодовольный толстяк. Он будет смеяться, наверняка будет смеяться над моим горем... О, пожалуйста, помешай ему, помешай ему прочесть письмо, умоляю тебя! Я словно стою совсем голая перед чужим человеком...
Орфей. Может быть, они не распечатали конверт.
Эвридика. Но я ведь не успела его запечатать! Я как раз собиралась заклеить конверт, когда мы столкнулись с цистерной. Конечно, поэтому-то шофер и посмотрел на меня в зеркальце. Я высунула язык, он увидел и улыбнулся, а я тоже улыбнулась...
Орфей. Ты тоже улыбнулась. Значит, ты, ты могла улыбаться?
Эвридика. Да нет, я не могла улыбаться, ты ничего не понимаешь! Я закончила это письмо, где писала, что я тебя люблю, что мне очень больно, но что я должна уехать... Я высунула язык, чтобы лизнуть клей на конверте, шофер отпустил обычную свою шуточку... Тогда все вокруг заулыбались... (Замолкает, упав духом.) Ах, когда рассказываешь, все получается не так. Как трудно. Ты видишь, все слишком трудно...
Орфей (начинает глухим голосом). Как ты попала в тулонский автобус?
Эвридика. Я хотела убежать.
Орфей. Ты получила записку от Дюлака?
Эвридика. Да, поэтому я и уехала.
Орфей. Почему ты не показала мне записку, когда я вернулся?
Эвридика. Я не могла.
Орфей. О чем он тебе писал?
Эвридика. Чтобы я поехала с ним поездом восемь двенадцать, иначе он явится за мной сам.
Орфей. Из-за этого ты и убежала?
Эвридика. Да. Я не хотела, чтобы ты его видел.
Орфей. А ты не подумала, что он придет и что я его все равно увижу?
Эвридика. Да, но я струсила, я не хотела быть при этом.
Орфей. Ты была его любовницей?
Эвридика (кричит). Нет! Он так сказал тебе? Я знала, что он тебе это скажет и что ты поверишь ему! Он меня долго преследовал, он ненавидит меня. Я знала, что он будет говорить с тобой обо мне. Я боялась.
Орфей. Почему ты не призналась мне вчера, когда я просил тебя все рассказать, не призналась, что была любовницей еще и этого типа?
Эвридика. Я не была его любовницей.
Орфей. Эвридика, теперь лучше сказать все. Ничего не поделаешь, мы сидим с тобой на этом диванчике, несчастные, израненные, и разговариваем, даже не видя друг друга...
Эвридика. Что же я должна сказать, чтобы ты поверил?
Орфей. Не знаю. Понимаешь, это как раз и ужасно... Я уже не знаю, смогу ли я тебе когда-нибудь поверить... (Пауза. Тихо, смиренно.) Эвридика, чтобы потом я мог не беспокоиться, когда ты будешь говорить самые простые вещи, – что ты, мол, вышла, что хорошая погода, что ты пела, – скажи мне теперь правду, даже если она чудовищна, даже если она причинит мне боль. Вряд ли это будет сильнее той боли, от которой я задыхаюсь, с тех пор как узнал, что ты мне солгала... Если слишком трудно сказать, лучше не отвечай, только не лги. Этот человек говорил правду?
Эвридика (после едва заметной паузы). Нет. Он лгал.
Орфей. Ты никогда не принадлежала ему?
Эвридика. Нет.
Пауза.
Орфей (глухо, глядя прямо перед собой). Если ты сейчас говоришь правду, это не трудно узнать, глаза твои прозрачны, как вечерние лужицы. Если же ты лжешь или не уверена в себе, вокруг зрачка у тебя темно-зеленый ободок, и он все сжимается...
Эвридика. Скоро рассветет, любимый, и ты сможешь взглянуть на меня...
Орфей (внезапно кричит). Да! Заглянуть в самую глубину твоих глаз, как в воду! Окунуться в твои глаза до самого дна! И там остаться, утонуть в них...
Эвридика. Да, любимый.
Орфей. Ведь, в конце концов, немыслимо, когда двое! Две оболочки, две взаимно непроницаемые эпидермы разделяют нас. Каждый за себя, хоть на крик кричи – у каждого свой кислород, своя собственная кровь, каждый крепко заперт, бесконечно одинок в своей шкуре. Прижимаешься друг к другу, трешься друг о друга, чтобы хоть чуть-чуть выйти из этого чудовищного одиночества. Мгновенная радость, мгновенный самообман, и снова ты одинок, со своей печенкой, со своей селезенкой, со всеми своими потрохами – вот они твои единственные друзья.
Эвридика. Замолчи!
Орфей. Потому-то люди и разговаривают. Придумали еще и такое. Воздух с шумом проходит через гортань и меж зубами. Несовершенная азбука Морзе. Два узника перестукиваются из глубины своих камер. Два узника, которые никогда не увидят друг друга. Да, мы одиноки! Тебе не кажется, что мы слишком одиноки?
Эвридика. Прижмись ко мне покрепче.
Орфей (прижимая ее к себе). Тепло, да. Чужое тепло. Это. все же нечто реальное. Сопротивление, преграда. Веющая теплом преграда. Ага, значит, существует кто-то еще! Я не совсем одинок. Не будем же чересчур требовательны!
Эвридика. Завтра ты сможешь обернуться. Ты поцелуешь меня.
Орфей. Да. Я на мгновение проникну в тебя. Целую минуту я буду верить, что мы два сплетенных стебля одного корня. А потом мы разойдемся и нас снова станет двое. Две тайны, две лжи. Двое. (Ласкает ее. Мечтательно). А что, если бы ты однажды вдохнула меня вместе с воздухом, поглотила меня. Как было бы чудесно. Я стал бы совсем крошечным внутри тебя, мне было бы тепло, мне было бы хорошо.