Текст книги "Кровавая Роза"

Автор книги: Жаклин Монсиньи

– Карл V считает себя победителем, – вполголоса начал король. – Он император в Германии, король в Испании. Его брат Фердинанд правит в Венгрии, его сестра – в Нидерландах, его тетка управляет Миланом. У него есть Штирия[188]188
  Провинция на юге Австрии, затопляемая водами Дравы.


[Закрыть], Каринтия[189]189
  Герцогство на юго-востоке Австрии.


[Закрыть] и Тироль… Но у него нет Бургундии. Он хочет ехать к себе во Фландрию и шлет нам чрезвычайного посла, чтобы получить разрешение проехать по земле Франции, которое, быть может, мы ему и дадим – как любому простому смертному.

«Вот почему Франциск в таком плохом настроении!»

– Все эти государства слишком велики!.. – воскликнула Зефирина, забыв о том, что она перебивает короля. – «Карл-мошенник» не может управлять всем!

Франциск весело рассмеялся, услышав кличку, которой Зефирина наградила Карла. Затем продолжил:

– Ты права, дочь моя… «Карл-мошенник» вынужден будет умерить свои аппетиты. Но Италия разделила нас навсегда. Возвращайтесь в ваши княжества, князь Фарнелло. Мы не возражаем видеть вас подле княгини, чья родина – Франция… Мы предлагаем вам заключить союз и дать обещание быть справедливыми друг к другу…

Прижав руку к сердцу, Фульвио поклонился.

– Мирный договор, сир, и документ о дружбе! – предложил он.

– Прекрасно сказано! – воскликнул Франциск I.

Зефирина и Фульвио обменялись понимающими взорами. Можно было подумать, что все короли Европы, наконец, решили договориться.

Со времен резни в Павии и ужасов осады Рима[190]190
  См. «Княгиня Ренессанса».


[Закрыть] мир переменился.

Генрих VIII разбавил свое пиво, Франциск I подлил в вино воды, а горделивый Леопард… был готов к переговорам.

В таком состоянии духа Зефирина, счастливая тем, что ей удалось примирить Франциска I и мужа, вышла в королевскую приемную.

Лавируя среди придворных, она не скрывала своей радости. Опираясь на руку мужа, она шептала ему:

– Здесь нас больше ничто не удерживает, любовь моя… Пора возвращаться домой, наш ребенок должен родиться в Италии…

Слова застыли у нее на губах. Привратник объявил:

– Его превосходительство чрезвычайный посол его величества короля Испании.

Одетый в черное, надменный, с презрительным выражением лица, навстречу Зефирине шел дон Рамон де Кальсада.

ГЛАВА XLIII
ТРИУМФ САЛАМАНДРЫ

Дон Рамон! Вот уж поистине дьявольская шутка!

Именно этого человека Зефирина никак не ожидала увидеть при французском дворе, именно этого человека она хотела бы вообще больше никогда не встречать.

Зефирина не сумела скрыть своего замешательства. Проницательный взор Фульвио перешел с дона Рамона на жену. Зефирине нужно было во что бы то ни стало увести мужа.

– Мадам, я счастлив вновь встретить вас живой и в полном расцвете…

Дон Рамон отвесил ей ледяной поклон. Однако Зефирина чувствовала, как под черными ресницами глаза его заблестели. Вспоминая, каким образом они расстались, он наверняка ощущал себя смертельно оскорбленным.

Словно в страшном сне, она представила обоих мужчин друг другу.

– Князь Фульвио Фарнелло, мой супруг… дон Рамон де Кальсада…

Было совершенно ясно, что оба дворянина отнюдь не испытывали симпатии друг к другу. Если дон Рамон знал Фульвио, то узнал ли князь в нем того таинственного посланца Карла V, который приходил к нему в тюрьму?

– Знаете ли вы, мадам, что Карл V был очень недоволен вашим внезапным отъездом? – бросил дон Рамон.

– Да-а!

– Его величество ожидал вас в Толедо, – настаивал дон Рамон.

– О-о-о! Господи, как здесь жарко… Мне не по себе, Фульвио. Не могли бы вы позвать карету? – умоляющим голосом произнесла Зефирина.

Она принялась нервно обмахивать себя веером. Исполняя просьбу жены, Фульвио сухо поклонился дону Рамону и торопливым шагом двинулся через толпу придворных.

– По… почему вы приехали сюда, дон Рамон? – спросила Зефирина, дрожа как в лихорадке.

Оглядевшись, дон Рамон увлек Зефирину в оконную нишу.

– Король Испании прислал меня обсудить условия его проезда через Бургундию – он едет к себе во Фландрию. Вот уж действительно препятствие! – усмехнулся дон Рамон. – А вы все так же прекрасны, нет, еще прекрасней. Вы ждете ребенка, – с горечью произнес он.

– Да, дон Рамон… О! Вы все еще сердитесь на меня! Но меня можно понять, я должна была… Клянусь вам, я собиралась приехать к вам в Толедо, но…

– Замолчите, ни слова больше. Вы посмеялись надо мной… Вы обманули меня и неплохо позабавились!

– Нет, не говорите так! Послушайте, мы не можем разговаривать здесь… Приходите… на краю парка Багатель. Там, где идет дорога на Шамбор… будьте там сегодня днем… Между тремя и пятью часами мой муж обычно играет в мяч… я буду ждать вас возле маленькой часовни, когда часы пробьют три.

– Я приду, – ответил дон Рамон.

В карете, которой правил Ла Дусер, Зефирина закрыла глаза.

– Тебе действительно стало плохо? – встревоженно спросил Фульвио.

– Немного…

– Мне показалось, что речь шла о дипломатическом недомогании, вызванном желанием удалить меня! – заявил он, вытягивая свои длинные ноги в жемчужно-серых чулках.

– Вечно ты что-нибудь выдумаешь, любовь моя, – вздохнула Зефирина. – Ты же знаешь, что нет ничего, чего бы я не могла тебе рассказать.

Эта ложь испугала ее. Она уже готова была во всем ему признаться, пусть даже он не сумеет понять ее, и за этим признанием последует ужасный разрыв.

– Кто этот человек? – спросил Фульвио. – Мне, показалось, что я уже его где-то видел.

Подавив душевный порыв быть правдивой до конца, Зефирина постаралась ответить как можно небрежнее:

– Дон Рамон? Фаворит Карла V! Это он некоторым образом косвенно помог мне получить сведения о тебе, а главное, о Луиджи… Этот безукоризненный дворянин оказал мне в Мадриде кое-какие услуги, и я весьма признательна ему за них.

Удовлетворившись таким весьма правдоподобным объяснением, Фульвио не стал настаивать.

В половине третьего он в сопровождении Паоло и Ла Дусера отправился играть в мяч. Оставив близнецов под присмотром мадемуазель Плюш и Эмилии, Зефирина выскользнула из сада.

– Scelerate! Sardine![191]191
  Сволочь! Сардина! (фр.).


[Закрыть] – прокаркал Гро Леон. Она нервно шлепнула птицу по крылу. Привязав коня к изгороди, дон Рамон уже ждал ее возле часовни. Сняв шляпу, он поклонился ей.

– Давайте немного погуляем? – предложила молодая женщина.

Дон Рамон согнул руку в локте. Зефирина слегка коснулась ее пальцами. Она первой начала наступление.

– Вы… вы хорошо доехали?

– Великолепно!

– Вы едете из Испании?

– Нет, из Италии.

– Вместе с его величеством Карлом V? – удивилась Зефирина.

– Да, после сражений его величество решил заняться дипломатией, и он посетил… Павию, среди прочих городов…

– А-а-а! А… вы… у вас все в порядке, дон Рамон?

– Если вас интересует мое здоровье…

– Sante![192]192
  Здоровье! (фр.).


[Закрыть] – проорал Гро Леон, взлетев на ветку. Дон Рамон остановился. Схватив Зефирину за руки, он устремил свой взор в ее огромные зеленые глаза; она выдержала его взгляд.

– Я знал, что когда-нибудь непременно встречу вас, на этом свете или на другом. Почему… почему вы так бежали от меня? Почему не написали мне хотя бы слово? Я думал, вы умерли… или даже не знаю… Вы испарились. Неужели вам ни разу не пришло в голову, что я буду волноваться за вас, буду страдать? Я отправил на поиски сбиров, но безуспешно. Неужели я так напугал вас, или вы чувствуете ко мне такое отвращение, что решили, не предупредив, бежать от меня? Мне показалось, что вы все же испытывали ко мне некие чувства… я доказал вам свою привязанность… если ваш супруг остался жив, то только благодаря мне… И я сожалею об этом, да, сегодня я об этом сожалею! – мрачно завершил он.

– Не говорите так, Рамон. И простите меня. Прошу вас, умоляю…

Она искала слова, чувствуя, что обязана загладить свои ошибки. Она не могла оставить у себя за спиной такого врага, как дон Рамон.

– Я упрекаю вас, Зефирина, в том, что вы убедили меня в своей любви, тогда как на самом деле вы только преследовали собственные интересы.

– Но я вас любила, Рамон, искренне любила, вы произвели на меня неизгладимое впечатление, и сегодня меня мучит совесть…

Казалось, дон Рамон облегченно вздохнул.

– Так вы действительно любили меня?

– Да, клянусь вам… Вы были моим первым… и единственным любовником… – утвердительно произнесла она, умоляя при этом провидение, чтобы оно никогда не свело его с Кортесом.

Это второе признание, казалось, отчасти развеяло мрачные мысли дона Рамона. Он попытался обнять Зефирину.

– Зефирина, божественная Зефирина… мне так не хватало тебя… вернемся к прошлому, нет ничего невозможного. Оставь его, поедем со мной… В Испании я сделаю тебя настоящей королевой.

Он терял голову. Нежно, но вместе с тем решительно, Зефирина высвободилась из его объятий.

– Друг мой, будь я свободна, я бы с радостью приняла ваше предложение, но вы сами понимаете – я уже не та, и мой долг…

– Вы встретили мужчину вашей мечты! – горько воскликнул дон Рамон.

– Я вновь обрела мужа, отца моих детей… – уточнила Зефирина, считая, что нет никакой необходимости рассказывать о своей любви к Фульвио.

Она почувствовала, что встала на правильный путь. Дон Рамон несколько успокоился и вздохнул.

– Ваше бегство, Зефирина, оскорбило меня. Ни об одной женщине я столько не думал, сколько о вас, Зефирина. Император, обычно столь невозмутимый, был искренне огорчен… Он несколько раз спрашивал меня о вас, а это не в его привычках…

– Как чувствует себя император?

– Император? Великолепно?

– А его нервы?

– Лучше… Образно говоря, «ваш» припадок был последним. Смотрите, а это даже любопытно, можно сказать, это вы избавили его от болезни. Вы же знаете, Карл V действительно хотел простить вас.

– Но… это не поздно сделать и сейчас! – неожиданно произнесла Зефирина.

– Это зависит от меня! – бравируя, заявил дон Рамон.

– Я это знаю, Рамон. Но я также знаю, что вы слишком благородный человек, чтобы желать увидеть у своих ног некогда любимую вами женщину.

– Вы правы, – надменным тоном произнес испанский вельможа.

Зефирина не сдавалась.

– Рамон, останемся друзьями. Мне бы хотелось, чтобы вы хоть немного любили меня… как сестру.

– Сестру! – без всякого восторга повторил дон Рамон.

– Ну да… (В отчаянии она заламывала руки.) Вы слишком великодушны, слишком могущественны, слишком умны, чтобы мстить. У вас такое нежное сердце…

Хитроумная Саламандра знала, что лишняя толика лести в разговоре с мужчиной никогда не будет лишней.

– Не забирайте у меня свой дар – вашу дружбу, а главное, подарите мне ваше уважение – ведь пока я могу только мечтать об этом! Ах, если бы вы знали, как я в них нуждаюсь!

И она разрыдалась – совершенно без всяких усилий. Холодный и надменный дон Рамон был потрясен.

– Перестаньте, Зефирина, я не выношу женских слез, и уж тем более не могу видеть, как плачете вы!

– А я, как могу я жить… зная, что вы ненавидите и презираете меня!

– Нет, Зефирина, нет, я согласен, я буду вашим другом, если никак иначе нельзя остановить ваши слезы.

– Вы забудете прошлое!

– Нет, этого я не забуду никогда… Но клянусь вам, сеньора, клянусь душой, что спрячу свои воспоминания далеко-далеко, запру их на ключ…

– Тогда… приезжайте к нам в замок. Как друг, – прошептала Зефирина.

– Как друг… – повторил дон Рамон, целуя ей руку. Когда Фульвио, еще разгоряченный игрой, вернулся из зала для игры в мяч, он нашел Зефирину в гостиной возле камина; она беседовала с тем самым испанцем, которого они сегодня встретили при дворе.

– Дон Рамон де Кальсада прибыл предложить вам от имени его величества Карла V забыть старые распри… – быстро заговорила Зефирина, направляясь навстречу мужу.

– Времена изменились, теперь впереди шествует дипломатия, монсеньор! – смиренно произнес дон Рамон.

– Я весьма благодарен вам, ваша светлость. Но чем может быть полезен императору князь Фарнелло?

Леопард по-прежнему был недоверчив.

– Его величество желает установить мир в Италии. Он глубоко сожалеет о своей ошибке, из-за которой вы попали на галеры. Его величество был бы очень рад, если бы вы, ваше высочество вернулись в свои владения… Особенно, если я привезу ему составленный вами союзнический договор.

– Союзнический договор… – повторил Фульвио… – в случае войны такой договор будет обязывать меня оказать поддержку войску его величества.

– Господа, может быть, вам заключить договор о мире и согласии? – с поистине ангельской улыбкой произнесла Зефирина.

– Подобная мысль должна понравиться его величеству! – одобрил дон Рамон.

Пока составлялись бумаги, Фульвио с восхищением разглядывал жену. Теперь он был полностью уверен в ее верности и любви.

Она оказалась хитрее своего противника. Саламандра победила «Карла-мошенника»!

Вместе с Фульвио и мадемуазель Плюш Зефирина укладывала в сундуки одежду, когда доложили о посетительнице.

Пришла Луиза де Ронсар, ее подруга детства. Молодые женщины нежно обнялись. Разговор зашел о прежних знакомых.

– Маленький Пьер вырос… Знаешь, он уже пишет поэмы…

– А Гаэтан? – равнодушно спросила Зефирина.

– Он счастлив, женат, у него четверо детей. Он будет не прочь повидаться с тобой. Приезжай вместе с князем Фарнелло в Пуассоньер.

Зефирина решила, что ее мужу незачем еще раз встречаться с ее бывшим женихом, о котором у него сохранились весьма живые воспоминания. Она уклонилась от ответа. Все это казалось ей таким далеким. Неужели она и в самом деле любила Гаэтана де Ронсара? Сейчас ей не верилось в это. Она рассеянно слушала Луизу, щебечущую о своей монотонной жизни в долине Луары.

– А как ты, Зефирина? – наконец спросила она.

– Я?

– Ну да, дорогая, как ты живешь?

Зефирина не знала, что отвечать. Рассказывать все, что с ней случилось, было просто невозможно. Она лишь сказала:

– Я жду третьего ребенка!

Она простилась с Луизой, показавшейся ей очаровательным призраком из далекого и невозвратного прошлого.

Грустно, но им больше нечего было сказать друг другу.

Через три дня, попрощавшись с Франциском и мадам Маргаритой, супруги Фарнелло отбыли в Италию.

Зефирина хотела рожать непременно в Милане. В Маконе повозки погрузили на баржи, и они поплыли сначала по Соне, а потом по Роне. Возле Монтелимара река из-за частых дождей разлилась, и передвигаться по ней стало опасным.

Они снова двинулись по ухабистым дорогам.

Зефирина сжимала зубы, но никогда не жаловалась. Она была счастлива; с ней в карете были муж и дети, которых она постоянно ласкала.

Иногда Фульвио оставлял ее и ехал впереди вместе с Ла Дусером и Пикколо.

В окрестностях Салон-ан-Прованс Зефирина, побледнев от боли, застонала:

– Я… к сожалению, я думала… что смогу двигаться дальше. Но нам надо… остановиться… здесь!

– Salon! Serment![193]193
  Салон! Присяга! (фр.).


[Закрыть] – нервно прокаркал Гро Леон.

Так распорядилась судьба: кольцо замкнулось. Единственным врачом в Салон-ан-Прованс был Мишель Нострадамус. Срочно вызванный к Зефирине, он ничуть не удивился, лишь приказал перенести ее к нему в дом.

– Нос… традамус! – извиваясь, прошептала она, раздираемая предродовыми болями.

– Я знал, что вы вернетесь, Зефирина! – ответил доктор Нострадамус, успокаивая ее.

– Так вот, значит, какой он, знаменитый доктор Нострадамус! – воскликнул Фульвио то ли с радостной, то ли с кислой миной.

– Он самый, монсеньор. Я ждал вас и был готов оказать вам помощь, – проговорил Мишель, потихоньку выталкивая мужа из комнаты.

– Sardine! Sante![194]194
  Здоровье! Зелень! (фр.).


[Закрыть] – каркал Гро Леон.

Но у доктора Нострадамуса не было времени приласкать птицу, которую он когда-то подарил Зефирине; вместе с мадемуазель Плюш они готовились помогать роженице.

Может быть, причиной тому были умелые руки врача или таинственные травы, настоем из которых он поил ее, но сейчас Зефирина страдала меньше, чем при первых родах.

С радостным вздохом Нострадамус быстро освободил ее от ребенка. Это был прехорошенький мальчик, весом девять фунтов.

В память о своем общем предке Фульвио и Зефирина решили назвать его Саладином.

Как и у его брата Луиджи и сестры Коризанды, у маленького Саладина также была кровавая роза, только под лопаткой. Зефирина была изумлена таким чудом.

Супруги Фарнелло провели у Мишеля Нострадамуса двадцать дней.

Теперь Фульвио и врач-астролог нашли общий язык. Оба были умны, занимались науками и разрабатывали немало научных теорий. Вечерами, при свете свечей молодые люди живо обсуждали воздействие двенадцати созвездий, или, как их называл Нострадамус, двенадцати звездных домов.

Мишель согласился прочесть Фульвио и Зефирине некоторые из своих центурий:

 
Уже не бушуют морские сраженья,
Великий Нептун отдыхает в глуби,
И красный бледнеет, боясь пораженья,
Но сам угрожает врага погубить.
Философ! Ищи золотой самородок,
В мистических соках души и небес!
Дух – воздух материи всякого рода,
И Бог в частых звездах для знаний воскрес.
Расколоты молнией старые храмы,
Страдалец-народ устремился туда,
Ослы, кони, люди и древняя память
Защиты от голода ищут всегда.
Садится звезда на копье боевое,
Грай воронов слился со звоном мечей,
К стене бунтари понеслися волною,
И плачем погашен свет новых лучей[195]195
  Перевод с фр. В. Завалишина.


[Закрыть].
 

Фульвио и Зефирина понимали, что маг из Салон-де-Прованс рассказывает им не что иное, как всемирную историю. Он видел преступления испанских конкистадоров, предсказывал, что мир сменится братоубийственными религиозными войнами.

Однажды ночью, когда Фульвио спал, Зефирина осторожно выскользнула из постели. Завернувшись в плащ, она направилась в потайной кабинет доктора Нострадамуса, туда, где все было заставлено книгами, колбами и ретортами.

– Мишель, друг мой, уже который раз вы спасаете меня…

– Да, я действительно услышал ваш призыв, мадам, – согласился Нострадамус.

– Все, что вы предсказали мне, Мишель, сбылось. Прошу вас, расскажите, что теперь ждет меня?

Своими тонкими белыми руками Нострадамус взял хорошо знакомое Зефирине магическое зеркало овальной формы. Он склонился над его сверкающей поверхностью. Зефирина увидела, как в зеркале засияло солнце. Его лучи осветили комнату.

– Я вижу, божественная Зефирина, только славу, счастье, любовь…

– А еще? – настаивала Зефирина.

– А разве этого мало? – улыбнулся Нострадамус.

Зефирина и Нострадамус долго беседовали вполголоса. Им было нужно столько рассказать друг другу! Зефирина поведала ему о тех ужасных приключениях, которые им пришлось пережить. Она рассказала о своих угрызениях совести, о том, как ей мучительно стыдно перед Фульвио.

– Предавали ли вы его когда-нибудь в мыслях?

– Нет, Мишель, никогда!

– Тогда, дорогая моя, идите с миром! Только наш ум создает свет или тень. В вас же я вижу только свет. Храните для него чистоту вашего сердца и верность вашей души.

Зефирина вскинула голову. Она поняла, что хотел сказать маг из Салона.

– Объясните мне последнюю загадку, Мишель. В ваших центуриях есть место о кровавой розе. Почему у моих детей есть на теле этот знак, такой же, как у Карла V и у правителей инков? Этот знак происходит из крови великого Саладина?

– Наши знания о человеческом теле очень ограничены, Зефирина, но я заметил, что подобные знаки нередко возникают через много поколений, и люди эти как бы обретают свои исконные силы, почерпнутые из первоисточника. Ваших детей ждет великое будущее, Зефирина!

– О! Скажите, Мишель… – умоляюще попросила молодая женщина.

Трижды пропел петух. Мишель Нострадамус вздрогнул.

– Идите, вам пора, дорогая… ваш муж проснулся. Он – ваша жизнь!

Зефирина спустилась в спальню, где в кровати под балдахином спал Фульвио. Он заворочался, ища жену. Зефирина быстро скользнула обратно в кровать и крепко прижалась к мужу. Фульвио, ее любовь!

На следующий день супруги Фарнелло отбыли в Италию. Зефирина везла на руках маленького Саладина.

– Прощайте, Нострадамус.

– Прощайте, божественная Зефирина.

Великий маг удержал ее руку.

– Теперь моя очередь задать вам последний вопрос. Почему вы так назвали меня: «Нострадамус»?

– Nec pluribus impar! – лукаво ответила Зефирина.

– Не уступающий и множеству! – повторил удивленный Мишель.

– Maqister dixit (мэтр сказал), – смеясь, бросил Фульвио.

– Sardine! Salamalees![196]196
  Сардинка! Самален! (фр.).


[Закрыть] – каркнул Гро Леон, и тяжелая карета тронулась в путь.

Своей тонкой рукой Мишель провел по лбу. Выглянув в окошко, Зефирина увидела, как одинокая темная фигура двинулась к дому из темно-красного кирпича, залитого лучами яркого солнца.

– Князь Фарнелло возвращается! Вместе с женой и детьми! – доносилось со всех сторон.

– Суза… Турин… Верчелли… Палестро… Милан… – Зефирина вдыхала знакомые запахи аканта и жасмина. Взволнованный Фульвио показывал ей апельсиновые, оливковые и лимонные рощи, холмы, покрытые виноградниками, восхитительные долины. Видя сей благодатный край, кто бы мог подумать, что еще совсем недавно здесь полыхала война? Впрочем, кое-где встречались разрушенные деревни, однако князь нигде не видел испанских отрядов.

– Вот, мадам, мы и приехали!

Мадемуазель Плюш показала пальцем на дворец Фарнелло.

Взволнованные, Фульвио и Зефирина остановили кортеж. Они смотрели на серебристо-стальные воды реки, извивавшейся у подножия холма, и комок подступал у них к горлу. На этом холме стояла деревня и высился замок.

Издалека все казалось нетронутым: три башни, донжоны. Колоннада и резные карнизы по-прежнему придавали строению внушительный и одновременно изящный вид.

Однако по мере того, как они продвигались вперед, все заметнее становились повреждения, нанесенные войной.

– Ах, дьявол рогоносец! Черт побери!

Потрясенный Ла Дусер вместе с Зефириной и Фульвио обнаруживал, что прекрасные мраморные статуи разбиты, великолепные черные кипарисы вырублены, фонтаны пересохли. Жители деревни покинули свои дома.

– Фульвио! О, Фульвио!

Со слезами на глазах Зефирина въезжала в разоренный замок, в который когда-то приехала, чтобы встретиться с людоедом Фульвио.

Над колоннами, завершавшими монументальные ворота, возвышался наполовину разбитый герб князей Фарнелло. Леопард с золотой пастью на лазурном фоне с идущей по верху надписью золотыми буквами: «Я хочу!»

Обняв Зефирину, Фульвио заставил Зефирину поднять голову вверх:

– Думаю, мне придется сменить девиз моих предков и написать: «То, чего хочет женщина!»

– Фульвио… – взволнованно пробормотала Зефирина.

С окружающих холмов им навстречу бежали попрятавшиеся там крестьяне. Они образовали живой коридор, по которому ехал их князь, повелитель их маленького государства.

Фульвио и Зефирина приветствовали всех, поднимали на руки детей. Сопровождаемые радостными криками, они въехали на мраморную эспланаду.

С Саладином на руках Зефирина ступила на землю перед дворцом. Целая армия вандалов прошла здесь. Широкая лестница из розового мрамора была разрушена пушечными ядрами; некоторые еще валялись кое-где среди травы.

Перешагивая через пробоины и заросли крапивы, Фульвио проложил путь жене и спутникам.

Внутри дворца было еще хуже. Двери и позолоченные панели выдраны, великолепная мебель, столики, консоли, кресла – все было сожжено в большом камине, зеркала разбиты, картины современных художников – Микельанджело, Рафаэля – испорчены…

Все, все было сожжено, разрушено, разграблено, серебряная посуда украдена, перегородки обрушены, крыша продырявлена. Не сохранилось ничего. Ни одной кровати, ни единого тюфяка.

Фульвио, грозный и отважный князь, бесстрашный воин, непобедимый Павийский Леопард, молча опустился на полуразрушенную ступеньку и в отчаянии смотрел на опустошенный войной замок.

Близнецы, Луиджи и Коризанда, чувствуя, что мрачная атмосфера сгущается, орали один другого громче на руках у Плюш и Эмилии.

– Господь небесный, – причитала Плюш, – никогда король Артур не видел подобных разрушений!

– Spadassins! Sassager![197]197
  Разбойник! Разрушить! (фр.)


[Закрыть] – с отвращением прокаркал Гро Леон.

Отважные оруженосцы Паоло, Ла Дусер и Пикколо, кажется, тоже утратили остатки мужества.

После стольких страданий, после столь долгого и тернистого пути, они, наконец, достигли цели – и пришли к развалинам…

Они опустили руки, сраженные неожиданным несчастьем.

Удрученная Зефирина также не могла оторвать взора от руин. Внезапно она обернулась к своим спутникам, затем перевела влюбленный взор на Фульвио. Ее прекрасные зеленые глаза радостно заблестели.

Засучив длинные рукава платья, она объявила:

– Ну, что ж… за работу!