Текст книги "Роман с призраком"

Автор книги: Жаклин Митчард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Жаклин Митчард
Роман с призраком

Иветте, Марте и тете Анне посвящается

Любители историй необычных, сентиментальных и в то же время жизнеутверждающих, полных теплого юмора и неожиданных событий! Перед вами – продолжение мистического романа «Рожденные в полночь» о сестрах Бринн.

И хотя книга адресована в первую очередь юной аудитории, она порадует и умудренного жизнью читателя, особенно если ему, как и автору, интересен хрупкий и пронзительно-трогательный мир тех, кто взрослеет.

Знакомьтесь: перед вами Мередит и Мэллори Бринн, подростки-близнецы. Они учатся в школе, занимаются спортом, дурачатся, наряжаются, дружат, влюбляются – все как у всех.

Но есть нечто, делающее их абсолютно непохожими на остальных: дар видеть прошлое и будущее. Правда, одной из сестер открыто лишь прошлое, а второй, напротив, – грядущие события (иногда жуткие и пугающие!), но она не может предугадать, где и когда они произойдут… Этот дар передавался в их семье по женской линии на протяжении столетий, и кто знает, чем обернутся для сестер необычные способности?..

Талантливая американская писательница Жаклин Митчард уже почти пятнадцать лет удивляет мир своими историями. Ее романами зачитываются и взрослые, и тинейджеры. Ее книги полны загадок и при этом реалистичны и мудры.

И еще один секрет успеха Жаклин: она способна увлекательно, трогательно и свежо представить любую историю жизни, даже самую, казалось бы, банальную.

Первый роман писательницы, The Deep End of the Ocean(по этой книге в 1999 г. был снят фильм «На самом дне океана» с Мишель Пфайффер в главной роли), был назван в США одной из десяти самых знаковых книг за последнюю четверть двадцатого века.

…Когда мы переворачиваем последнюю страницу хорошей книги, нас охватывает чувство легкой грусти, будто мы прощаемся с очень приятным попутчиком. Однако финал «Романа с призраком» дарит нам еще и ощущение причастности ко всему происходящему на земле…

Что имеем, не ценим

– Дрю, ты должен меня выслушать. По моему дому толпами бродят посторонние люди, – жаловалась Мэллори своему бойфренду Дрю Вогхэну, которому больше нравилось целоваться со своей девушкой, чем беседовать с ней о всяких неприятностях.

Он был уверен, что из подобных разговоров не выходит ничего, кроме новых разговоров, и поэтому такие попытки следует душить в зародыше. И вообще, если бы девушки раз и навсегда перестали произносить эту ужасную фразу: «Нам надо поговорить!», мир стал бы намного лучше.

– Я знаю, – кивнул Дрю, крепче обнимая Мэллори. – Я тебе сочувствую.

Но утихомирить ее оказалось не так-то просто.

– Дрю, послушай! Куда бы я ни пошла, я обязательно на кого-нибудь натыкаюсь. По субботам и понедельникам к нам приходит бабушка. Она, конечно, не чужая, но все равно с ее присутствием приходится считаться, то есть вести себя гораздо лучше, чем тебе хочется. По пятницам и средам у нас Большая Карла. Еще два раза в неделю по утрам работает Саша, а… а теперь еще и Луна! Луна – это уже слишком. Она доводит меня до белого каления.

– Луна… Луна Вердгрис? Да она, в общем-то, ничего. Тебе не кажется, что ты слишком категорична в своих оценках? Надо быть терпимее.

Дрю знал, что Мэллори, которая лишь недавно перестала носить его старые футболки и начала одеваться как девочка, терпеть не может, когда о ком-то судят по внешности. Поэтому он зашел с козыря.

– Тебя выводит из себя то, что она одевается в черное? Ну, то есть в черное с черным и черными аксессуарами?

– Конечно нет! Дело не в этом! Она экстрасенс! Можешь себе представить, что это означает для меня?

Дрю нежно обхватил лицо Мэллори ладонями и поднял ее подбородок к губам. Они стояли по колено в снегу. От мороза их защищали парки и высокие сапоги, поэтому холода они не ощущали. Но дело было не только в теплой одежде. Нельзя было сбрасывать со счетов и тот факт, что они наконец-то были вместе. А кроме того, несмотря на то что окружающий пейзаж был знакóм им с младенчества, а значит, по определению давно наскучил, хрустальная зимняя красота никого не оставила бы равнодушным. Снег укрыл холмы Риджлайна, небольшого городка в северной части штата Нью-Йорк, превратив его дома и улицы в иллюстрацию из книги волшебных сказок.

Тем не менее эти романтические декорации сегодня были не на стороне Дрю.

Он совершенно не ожидал, что Мэлли его оттолкнет. Но она это сделала, вложив в толчок все девяносто фунтов [1]1
  40,5 кг. Фунт равен 0,45 кг. ( Здесь и далее примеч. ред., если не указано иное.)


[Закрыть]своего веса, помноженные на тридцать обязательных отжиманий в день.

– Прекрати! – воскликнула она. – Я, кажется, с тобой разговариваю! Мой дом похож на вокзал. И все, кто шляется по этому вокзалу, неимоверно меня раздражают. За исключением бабушки и Саши.

– Саша хорошенькая, – отозвался Дрю. – Очень хорошенькая.

– Вот пойди и оближи физиономию ей! – отрезала Мэллори. – Я не могу добиться от тебя обычного человеческого внимания. А ведь пока не начали встречаться, мы только и делали, что разговаривали.

– Это потому что мы больше ничего не делали, – рассудительно ответил Дрю. – А теперь у нас есть занятия поинтереснее.

– Можешь идти и заниматься этими интересными занятиями с кем-то другим, – ответила Мэллори. – Сейчас мне нужен друг… а не… золотая рыбка, которая только и способна, что тыкаться в меня губами!

– Как это грубо! – заявил Дрю, надвигая вязаную шапочку на самые брови.

– Прости! – обняла его Мэллори. – Я не хотела. Просто я не нахожу себе места от беспокойства. У меня что-то с нервами… хотя, возможно, и с головой тоже.

– А вот это в точку, – пробормотал Дрю.

– Сегодня я особенно взвинчена, – продолжала Мэлли. Она повернулась к Дрю спиной и уютно устроилась в его объятиях, глядя на крепкие деревянные стены своего девяностолетнего дома. – И я не могу понять почему, – продолжала она. – У меня ведь все хорошо. Классный парень. Классные друзья. В школе полный порядок. К тому же до каникул осталось всего шестнадцать недель.

Зима в Риджлайне готовилась к последней атаке, перед тем как окончательно сдать позиции весне. Весь город был засыпан снегом, и недавняя оттепель не успела нанести заметного ущерба сугробам и заносам, по-прежнему напоминающим огромные кучи сверкающего на солнце сахара. После Рождества прошел уже месяц, но город все еще был украшен светящимися звездами и блестящими снежинками, по вечерам озаряющими безупречно свежий снег вокруг фонарных столбов. Украшения просто не успели снять за два теплых дня, а кроме того, горожанам очень нравился уютный ненавязчивый свет, окутывающий по ночам углы улиц. Мэллори и Дрю этой красоты уже почти не замечали. Но для многих это было внове, ведь городок как будто затерялся во времени и пространстве.

С каждым годом Риджлайн становился все популярнее. Всего несколько лет назад никому и в голову не приходило переезжать в этот крохотный городишко с населением две тысячи человек. Но с каждым годом жизнь в крупных городах становилась все дороже и враждебнее, особенно по отношению к семьям с детьми, которые и устремились в места, подобные Риджлайну, тем более что езды от него до Нью-Йорка было не больше часа. Ежегодно сюда переезжало около десятка семей. Они селились либо в огромном жилом комплексе из мини-коттеджей, выросшем за кладбищем Маунтин-Рэст, либо в старинных викторианских особняках, расположенных на причудливо извивающихся улицах, берущих начало на маленькой городской площади. Площадь украшала массивная бронзовая статуя – памятник одной из жен первопроходцев, явившихся в эти места то ли из Англии, то ли из Уэльса, но в любом случае ставших первыми жителями нового города.

Близнецы, Мэллори и Мередит, жили в одном из старейших домов, на Дороге Пилигримов, где до них родилось и выросло четыре поколения их семьи. Прапрадедушка Бринн был из числа переселенцев, начавших осваивать эти места. Вместе с другими мужчинами он построил первые пять домов, включая свой собственный. Риджлайн начинался как горняцкий поселок, жителями которого стали крепкие мужчины с мозолистыми натруженными руками и их терпеливые жены. Теперь добыча меди осталась в далеком прошлом, а приезжие ворковали о Риджлайне, как о пушистом щеночке. Они восторгались магазином канцтоваров и кофейней «Маунтин-бинери», а также тем фактом, что старая цветочная лавка «Блумерс» мирно соседствовала с новым похоронным бюро.

Дедушка близнецов, Артур Бринн, называл приезжих «трансплантатами» и утверждал, что «они бегут от той жизни, к которой всегда стремились». По словам дедушки, маленькие городки вроде Риджлайна постепенно входили в моду, наводняясь беглецами из крупных городов.

– Теперь в центре на каждом шагу незнакомые лица! – ворчал он.

Но близнецы лучше, чем кто бы то ни было, за исключением, разумеется, полиции, знали, что, хотя Риджлайн и похож на городок из сборника сказок, на самом деле это совершенно не так. Во всяком случае, не всегда. Для них Риджлайн превратился в невидимый занавес, сквозь который они видели секреты окружающих. Именно об этом и напомнил Мэллори Дрю.

– Можно подумать, что ты была бы рада получить реальную причину для беспокойства, – заметил он, досадуя на то, что они упускают единственную за целый день возможность прикоснуться друг к другу. В школе действовало правило, запрещающее «публичное выражение дружеских чувств» и придуманное людьми, которые либо никогда не влюблялись, либо были уже настолько стары, что напрочь об этом забыли. Правда, они разрешали влюбленным держаться за руки, что не особенно утешало Дрю. – Я не хочу тебя обидеть, но то, что происходит у тебя дома, у обычных людей считается абсолютно нормальным.

Мэллори трудно было с ним не согласиться.

Хотя, кроме Дрю, об этом никто не знал, Мэлли и ее сестра Мередит не были простыми девчонками. И не только потому, что представляли собой идентичных близнецов, похожих друг на друга как две капли воды.

Девочки с рождения читали мысли друг друга и болтали на языке, известном только им двоим. Но два года назад, когда им исполнилось по тринадцать лет, все изменилось. После пожара, едва не погубившего сестер, их «близнецовая» телепатия превратилась в телепатию абсолютную, темную, пугающую, настроенную на любое зло, притаившееся на самом донышке души Риджлайна. Во время дневных грез и ночных кошмаров они видели обрывки событий, которые затем приходилось долго сопоставлять, пока не удавалось понять, что они означают. То, что обнаруживали сестры, выворачивало их сравнительно спокойную и счастливую жизнь наизнанку.

Впервые это произошло, когда они узнали, что Дэвид Джеллико, старший брат лучшей подруги Мерри, Ким, на самом деле является скрытым психопатом, выслеживающим неосторожную девочку, чтобы подвергнуть ее пыткам.

Сестры очень быстро уяснили, что обладают одной и той же силой с двумя различными оттенками.

Девочки родились в новогоднюю ночь, только Мередит – за минуту до полуночи, а Мэллори – в одну минуту первого.

Мерри видела только события прошлого, как недавнего, так и далекого.

А Мэллори – то, что должно было или могло произойти в будущем, хотя она понятия не имела, когда именно.

С самого начала им было ясно, что они просто обязаны попытаться помешать тем, кто задумал недоброе. Но план борьбы со злом неизменно окутывал густой туман. В своих видениях девочки получали отдельные куски головоломки, а не полную картину. В поиске ответов на свои вопросы они часто впадали в отчаяние. Путь к разгадке всегда был трудным и таким же пугающим, как и то, что ожидало их в конце пути.

Даже когда близнецам удавалось найти искомое, это не всегда приносило облегчение. К примеру, в прошлом году близнецы узнали, что лучшая подруга Мэллори, Эден, которая была немного старше сестер и с которой Мэлли играла в футбол, является воплощением древней легенды индейцев племени кри, оборотнем и знахаркой. Она была обречена прожить свою жизнь в полном одиночестве, временами превращаясь в огромную желто-рыжую пуму. Когда Эден взбунтовалась и попыталась уйти от судьбы, ее не смогло спасти даже объединенное знание близнецов.

Однако Мэлли и Мерри не видели в своем дареничего странного. Да, он был страшноватым, но не жутким. Они привыкли к нему так же, как и к тому, что Мэлли была левшой, а Мередит правшой. И тем не менее, если бы это было возможно, они охотно отказались бы от него, променяв на тяжелую форму акне.

После того как дарвпервые проявился во всем своем пугающем блеске, бабушка Гвенни рассказала им правду. Теперь они всегда будут такими. В их роду все близнецы женского пола по отцовской линии (впрочем, близнецов-мальчиков в этой семье никогда и не было) наделены даром ясновидения.

Прапрабабушки Мэллори и Мерри туманно описывали свой дарна полях семейной Библии. Эти витиеватые записи сохранились до сих пор, в отличие от писем и дневников, наверняка содержавших куда более подробные описания событий, связанных с фамильной особенностью. Их прабабушка в прямом смысле слова видела сквозь стены домов. Будучи совсем еще крохой, она уже знала, кто живет счастливо и благополучно. Ее сестра отражала обратную сторону медали. Сквозь стены жилищ она могла разглядеть людей, внешне благочестивых и набожных, но скрывающих в своих сердцах грязные тайны.

Бабушка Мэллори и Мередит предвидела появление на свет здоровых и благополучных младенцев задолго до момента их рождения. Она также знала, кому суждено оправиться даже от тяжелой болезни. Но у нее была сестра-близнец, Вера, которая предвидела только появление мертворожденных детей и смертельные исходы болезней и сама умерла в детстве. В распоряжении Мэлли и Мерри оказалась сила, обогащенная опытом всех предыдущих поколений. До них никто не обладал таким мощным ясновидением, подразумевавшим вмешательство в судьбу вместо пассивного созерцания. Мэллори предвидела события прежде, чем они происходили на самом деле. Мерри была способна подтвердить, что они действительно произошли. Вместе сестры могли попытаться предотвратить повторение этих печальных происшествий или дальнейшее ухудшение ситуации. Бабушка Гвенни, чей дар позволял ей предсказывать, кто будет жить долго и в добром здравии, в то время как ее покойная сестра Вера знала только, кому суждено умереть, изо всех сил старалась убедить близнецов в том, что они должны радоваться своим способностям.

Мерри и Мэллори долго и мучительно учились включать свой дартогда, когда они в нем нуждались, хотя выключить его полностью им не удавалось никогда.

В этот зимний день Дрю собирался обратить внимание Мэллори на то, что уже целый год мистические способности практически не проявляли себя. Прошел почти месяц с тех пор, как близнецам исполнилось по пятнадцать лет. Для них день рождения всегда был обновлением. Вступлением в новый год. В новый возраст. Подготовкой к следующему этапу.

– А ты еще жалуешься, – укоризненно произнес Дрю.

– Просто дело в том, что… с тех пор как мама поступила в медицинскую школу, наш дом как будто захватили люди, которых я практически не знаю. Сначала это были только бабушка Гвенни и Большая Карла…

– Большая Карла?

– Да, та санитарка из больницы, которая помогает присматривать за Адамом и Оуэном, – вздохнула Мэллори. – То же самое делает еще полгорода! Если бы последние четыре месяца ты хоть немного интересовался моей жизнью, ты бы это знал!

Адам и Оуэн были младшими братьями Мэллори и Мередит. Двенадцатилетний Адам уже и сам был способен о себе позаботиться, учитывая, что преступления в Риджлайне были таким же частым явлением, как разгуливающие по улице единороги. Но Оуэн был еще очень мал. Он лишь недавно научился стоять. Близнецы до сих пор не могли прийти в себя от изумления, вызванного тем, что их мать Кэмпбелл – которой уже исполнилось сорок четыре года! – минувшей осенью неожиданно для всех поступила в медицинскую школу. «Неужели ей не хватает того, что она стала старшей медсестрой в отделении неотложной помощи больницы «Риджлайн Мемориал»? – спрашивали они друг друга. И возмущались: – Либо ребенок, либо карьера! Как можно это совмещать?»

– Да ты знаешь Карлу. Она переехала сюда пару лет назад. Такая большая рыжеволосая женщина. Она не толстая, но с виду занимается то ли бодибилдингом, то ли чем-то в этом роде. Похожа на борца. Она и дочку назвала Карлой…

– Не могу утверждать, что имел удовольствие с ней познакомиться. Выходит, что ее дочку зовут Карла Два. Прямо как название фильма.

– Нет, ее зовут просто Карла! О господи, Дрю! – возмущенно вскинула руки Мэллори. – Что я тут распинаюсь? Тебе лишь бы шуточки шутить!

– Ничего подобного, – мягко возразил Дрю. Он погладил Мэллори по волосам и поцеловал ее в макушку. – Ты пахнешь весной даже посреди зимы.

Мэллори слегка расслабилась. Скоро действительно наступит весна. И хотя ее не устраивало то, что происходило дома, на экстрасенсорном фронте царило затишье. Она действительно делает из мухи слона. Ей необходимо успокоиться.

– Понимаешь, Дрю, я вовсе не считаю, что мама не должна делать то, что считает нужным. Просто все эти люди разрушили нашу жизнь! В этом году «ради семьи» мы отказались от хора. Но этого оказалось недостаточно. Мне кажется, нам пора завести график, чтобы точно знать, кто встретит тебя на кухне, когда ты заявишься туда в трусах и майке за тостом с арахисовым маслом.

– Я бы не отказался встретить тебя в таком виде, – улыбнулся Дрю.

– Пока мы не начали встречаться, я тоже ничего против этого не имела, – напомнила ему Мэллори.

– Странно, однако, что ты имеешь что-то против этого теперь.

– Ага, – хмыкнула Мэллори и привстала на цыпочки, чтобы поцеловать Дрю.

Но, едва успев коснуться губами его рта, она вдруг обмякла в объятиях парня, прильнув лицом к его шее. Дрю знал, что это означает. Через несколько мгновений ярко-серые, похожие на речной поток, глаза Мэллори распахнутся и она либо скажет, либо не скажет ему, что у нее было «видение». Она наверняка увидит что-то совершенно бредовое. Возможно, Мэлли попытается это предотвратить. Возможно, привлечет к операции и его, Дрю. Возможно, для этого ей понадобится его машина. И, если он отвезет ее и Мередит туда, где совершенно срочно потребуется их присутствие, это, возможно, приведет к тому, что его босс в пиццерии «Папа» снова станет по-итальянски орать на него за очередное опоздание. И снова никто, кроме Дрю и сестер-близнецов, не узнает о чудовищном преступлении, не свершившемся только благодаря их вмешательству.

Он вздохнул и покрепче прижал к себе подругу.

Мэллори видела девушек. Шесть или семь из них танцевали вокруг костра под шатром из деревьев, покрытых едва распустившимися листьями. Весна. Будущее. Там были и другие девушки, одетые… На них было что-то вроде накидок, сшитых из просвечивающей то ли черной, то ли серебристой материи, не оставлявшей пищи для воображения. Их одеяния были совершенно прозрачными, и под ними не было другой одежды. А потом одна из девушек протянула к огню руки и начала ронять в пламя крошечные белокурые локоны… Те вспыхивали один за другим, а обнаженные танцовщицы воздевали руки к небу, будто вознося хвалебную молитву. Несколько девушек закружились, протягивая руки к огню. Та, что роняла в костер волосы, показалась Мэллори знакомой. У нее была стройная красивая фигура, а вот кое-кому из остальных не помешало бы утягивающее белье.

– Я только что видела обнаженных девушек в роще! – сообщила Мэллори, глядя Дрю в глаза. – То есть они будут там весной. На деревьях уже были листья.

– Вот это да! – воскликнул Дрю. – Ну кто бы мог подумать! Кто бы это ни был, вряд ли они будут первыми. Ой!

Мэллори ткнула его кулаком в бок. Она знала, что роща возле кладбища Маунтин-Рэст уже многие поколения является излюбленным местом свиданий.

– Но… с ними не было парней! И одна из них была… типа… Что же они там делали? Они вроде танцевали, – начала объяснять Мэллори. – Одна из них бросала в костер… волосы. И я сразу поняла, что они детские. У взрослых волосы жесткие, а эти были шелковистые и белокурые… Явно младенческие. Когда они вспыхнули, девушки начали танцевать быстрее.

– Друг с другом?

– Да, но совсем не так, как танцуют обычные люди. И они были не совсем голыми. На них была какая-то одежда, только полностью прозрачная. У некоторых девушек были очень большие…

– С этого места поподробнее, – попросил Дрю. – Детали очень важны.

– …задницы, – закончила Мэллори. – Вот что я хотела сказать. И я ненавижу себя, когда начинаю рассказывать тебе что-то серьезное.

– Вот почему я предпочитаю поцелуи серьезным разговорам. Будь умницей, – просительно произнес Дрю.

Мэллори поцеловала его. И тут ее глаза снова закатились. Дрю ахнул. Второй раз подряд! Такого еще не было.

– Мэллори! Мэллори! Эй, Бринн, очнись. Что с тобой?

Прошло всего несколько секунд.

– Оуэн, – тихо произнесла Мэллори. – Что-то случилось с Оуэном.

– Что? Что с ним могло случиться? Он дома, с нянькой. Кажется, сегодня с ним сидит Карла?

– Карла? Я ей не доверяю. Она какая-то странная. Что, если она его ударит или оставит одного… или что-нибудь в этом роде?

Внезапно Дрю и Мэлли услышали вой пожарной машины. Дорога Пилигримов была одной из четырех улиц, подобно спицам колеса расходившихся от центральной площади. От центра города до конца каждой из этих улиц было около четырех миль, за исключением аллеи, которая вела к Дептфорду и торговому центру. Таким образом, дом Мэлли находился всего в четырех милях от пожарной части.

Вой приближался, пожарные были уже совсем близко.

И вот огромная красная машина пронеслась мимо. За ней мчалась карета «скорой помощи». Оба автомобиля, визжа тормозами, остановились перед домом Мэллори. Она бросилась бежать, даже не оглянувшись на Дрю.

– Только бы не стряслось ничего ужасного! Я забираю назад все, что сказала о своем доме! – на бегу шептала она.

Мэлли ворвалась в распахнутые двери сразу за парамедиками.

Большая Карла, сгорбившись, сидела в кресле-качалке, а один из врачей уже склонился над Оуэном, который лежал на одеяле, расстеленном на полу. Не успев вбежать в дом, Мэллори услышала плач Мередит и голос Карлы, с кем-то беседовавшей по сотовому телефону. Судя по всему, последняя рассказывала о случившемся матери близнецов, сегодня дежурившей в больнице.

– Кэмпбелл, – говорила Карла, – когда я пришла, у него не было температуры. Саша сказала, что все утро он чувствовал себя прекрасно.

Мэллори смотрела на крохотное личико Оуэна с ямочкой на подбородке. Ей показалось, что его бледная кожа посерела, а дыхание напоминало хрип. Глаза мальчика были слегка приоткрыты, и в щелочках под веками виднелись белки, похожие на треснувшие сваренные вкрутую яйца.

– Он не был горячим. Его кожа не показалась мне даже теплой. И вдруг его начало рвать, – продолжала Карла. – О, Господи Иисусе, помоги ему! О, милостивый Боже! Он сейчас выглядит так же, как Элли… Такой отрешенный, с посиневшим личиком! – К удивлению близнецов, по щекам Карлы заструились слезы, ее грубые черты страдальчески исказились, а плечи затряслись от рыданий. – Я не хотела…

– Чего ты не хотела? – резко переспросила Мэллори. – Что тут вообще произошло?

– Я хотела сказать, что не хотела, чтобы он заболел… Я не должна была этого допустить. Я не должна была допустить, чтобы Элли…

Казалось, еще немного, и с Карлой случится нервный припадок. Но, сделав над собой неимоверное усилие, женщина взяла себя в руки. Она вытерла слезы и уже спокойно заговорила с медиками.

– Он был болен целый день, – зашептала сестре Мерри и на только им двоим известном языке добавила: – Фоламиш дью, Мышка, – что означало «Она просто дура». – А какое-то время назад он потерял сознание. После этого я уже ничего не видела. Я запаниковала и убежала с тренировки. Саша привезла меня домой.

Одна из нянь Оуэна, Саша Авери, недавно переехала в Риджлайн, поступив в выпускной класс местной школы, что само по себе было нелегко. Она приехала из Техаса по программе «Работа и учеба». Мерри знала ее лучше, чем Мэллори, потому что Саша тоже занималась чирлидингом [2]2
  Чирлидинг (от англ. cheer– одобрительное, призывное восклицание, lead– вести, управлять) – вид спорта, сочетающий в себе элементы шоу и танцев, гимнастики, акробатики.


[Закрыть]и своим появлением произвела в команде небольшую сенсацию. Всего за неделю, без всякого испытательного срока, ее включили в основной состав. О Саше было мало что известно. Она не любила рассказывать о себе, но, судя по всему, у нее совсем недавно умерли родители. Ее старшая сестра уже училась в колледже. Девчонки рассказывали, что Саша жила то у тетки в Дептфорде, то в какой-то семье, на которую работала. Мерри было жаль Сашу. Девушка казалась такой милой, что Мередит, готовая зубами защищать свое место в команде, совсем не возражала против того, чтобы роль звезды на какое-то время досталась Саше.

Той так не повезло в жизни.

Кроме того, рассуждала Мерри, Саша все равно не задержится в команде надолго. Через несколько месяцев она окончит школу, и это станет концом ее спортивной карьеры.

Саша начала работать у Бриннов в августе, когда Кэмпбелл поступила в медицинскую школу. Два раза в неделю по утрам она смотрела за Оуэном, зарабатывая баллы по «детскому развитию», и еще два раза работала в больнице вместе с Кэмпбелл ради оценки по «профессиональному опыту».

В этот день, когда во время тренировки Мерри вдруг заявила, что Оуэн заболел, Саша так встревожилась, что привезла девочку домой в своем маленьком, видавшем виды автомобильчике, не так давно преодолевшем путь от Техаса до Нью-Йорка. Саше необходимо было спешить на вечернюю работу, поэтому она взяла с Мередит обещание позвонить ей, как только та узнает, что случилось с малышом, которого она привыкла называть «маленьким мужичком».

Нескольких месяцев Оуэну хватило, чтобы покорить Сашино сердце. Саша не стала спрашивать, откуда Мерри знает о болезни брата, что, по мнению последней, было большой удачей. Близнецы тщательно скрывали свой дарот окружающих.

Мерри, все еще одетая в спортивный костюм, стояла на коленях. Опустив ладони на пол, она подползла к братишке, из ручонки которого уже торчала игла капельницы. Сестры знали, что пока парамедики вводят ему в кровь обычный раствор глюкозы. Это делалось на тот случай, если ребенку срочно понадобится какое-то лекарство. Ручка Оуэна была маленькой, будто кукольной, а кожа – нежной и прозрачной, и столпившиеся в кухне близнецы и Дрю радовались тому, что он, по всей видимости, не ощутил грубого вторжения иглы в тонкую, как паутинка, вену.

– Сегодня в школе я целый день видела, как его рвет, – повторила Мередит.

Ей не надо было объяснять сестре, каким образом, находясь в школе, она увидела, как тошнит маленького братишку. Но она не могла знать, что будет после этого. Будущее могла видеть только Мэлли. Одним из противоречивых осложнений, сопровождавших дар, было то, что, когда речь шла об очень близком человеке, Мэлли лишь в самый последний момент осознавала катастрофичность ситуации. А иногда ей и вовсе ничего не «показывали». Впрочем, видения ничем не напоминали домашнее кино с его четкой последовательностью событий. Они скорее были похожи на мутные слайд-шоу, бич студентов-биологов.

Внезапно стоящая рядом с сестрой Мэлли обмякла.

Дрю, вслед за всеми протиснувшийся в кухню, бросился к ней, распознав моментальный транс, обычно сопровождавший дневные грезы. Но Мэллори уже приходила в себя. Кроме Дрю, никто ничего не заметил.

– Сиоу, – сообщила Мэллори, обращаясь к Мерри на их языке.

Это означало «боль» или «тревога». Она увидела руку, вытиравшую подбородок Оуэна, которого рвало так обильно, что он в конце концов потерял сознание. По какой-то загадочной причине в этом ласковом жесте ощущалось нечто зловещее.

Ко всему прочему, приступ рвоты был отображен как ужепроисшедший!

Видение Мэллори сообщило ей, что это был не последний раз. Это еще повторится.

Она хотела поподробнее рассказать об этом Мерри, но тут подала голос женщина-парамедик.

– Он приходит в себя, – тихо произнесла она. – Мы забираем его в больницу.

Мерри и Мэлли переглянулись.

Каждая из них слышала отголоски мыслей сестры. Обеих волновал вопрос, не является ли обморок Оуэна признаком того, что и он наделен теми же ужасающими способностями, что и они. Хуже того – а вдруг у этого малыша, родившегося так поздно, что они чувствовали себя скорее его тетушками, чем сестрами, начинается грипп? А вдруг у него обнаружится какая-то жуткая болезнь, которая навеки разлучит их с братом? Ни близнецы, ни Адам не ожидали, что полюбят Оуэна так безоглядно, на грани помешательства. Но Оуэн покорил их всех, и они соперничали за право быть его любимцем, наперебой стараясь завоевать сердечко малыша.

– Я тоже поеду, – заявила Карла, натягивая свою оранжевую куртку. Она понюхала рукав. – Вот черт! Воняет дымом. Жаль, что девчонки с работы, после того как выходят покурить, не вешают свою одежду куда-нибудь в другое место.

Услышав это, Мэлли с облегчением вздохнула. По крайней мере, Карла не курит у них в доме, если только она не пытается замести следы. Сестры и раньше замечали, что от Карлы пахнет табаком. Но больше всего они опасались того, что она оставляет Оуэна без присмотра, чтобы выскочить на заднее крыльцо и перекурить.

– Подожди! – воскликнула Мерри, когда Карла нашла сумку и собралась покинуть дом вместе с парамедиками. – Он мойбрат.

– Но чем ты можешь помочь? – с высоты своего профессионализма поинтересовалась Карла. – Тебя здесь не было, когда его стошнило. Ты не сможешь описать его состояние ни маме, ни врачам. Кроме того, ты что, собираешься оставить Адама одного?

– Вряд ли, – отозвалась Мэллори. – Пожалуй, ты права.

– Просто я считала, что поехать должна одна из нас, – упорствовала Мерри.

– Мы можем взять только одного человека, – сообщила им врач.

Медики уже укрыли Оуэна и бережно переложили его на синие пластиковые носилки с ремнями, застегнув их поперек груди и бедер малыша.

– Сесс´я! – заплакал он, окончательно проснувшись и заметив девочек.

Так он называл обеих сестричек. Оуэн всхлипывал, но его щеки оставались сухими. Он попытался сесть.

– Пока-пока, Оуэн, – попыталась утешить его Мерри. – Ты с Карлой поедешь к маме.

– Он так обезвожен? – спросила Карла у парамедиков. – Он даже плакать не может.

– Это действительно так, – мягко произнес врач. – Ночь ему придется провести под капельницей.

– А я-то удивлялась, почему у него сухой подгузник, – протянула Карла.

– Ты удивлялась? – снова вмешалась Мерри. – Разве ты не знала?

– Если заболел маленький ребенок, с выводами спешить нельзя, – резко ответила Карла. – Они могут спокойно играть, а уже через минуту тяжело заболеть. И тогда за ними надо наблюдать. Я заметила, что с малышом что-то не так, и начала следить за тем, сколько подгузников он намочит. Но других явных признаков обезвоживания у него не было. А я в этом разбираюсь. Я, в конце концов, профессионал!

– А, ну если так, прости, – пожала плечами Мерри. – Я не хотела тебя обидеть.