Текст книги "Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания"

Автор книги: Жак Сустель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Открыто занимались своей деятельностью (хотя ее границы уходили в неясную тень, отбрасываемую черной магией) врачи и целительницы, которые участвовали во множестве публичных церемоний. Особо следует упомянуть о повитухах, которые не только принимали роды, но и должны были обращаться к новорожденным с нравоучительной речью, носящей религиозную направленность, а затем, посоветовавшись с гадателем, дать ребенку имя. Их важная роль в общине приносила им уважение и, вероятно, достаток.

Наконец, на противоположной по отношению к священнодействию жрецов стороне находились нагуали – колдуны, грозные шаманы. Им приписывали широкие и многочисленные возможности: они будто бы могли превращаться в животных, знали заклятия, «околдовывающие женщин и повелевающие их сердцами по их желанию», могли убить на расстоянии своими заклинаниями. Колдуны и колдуньи таились, чтобы творить свои черные дела, однако были достаточно известны, чтобы к ним приходили по ночам, прося об услуге. Говорили, что их могущество происходит оттого, что они родились под зловещим знаком – «О^ин-Дождь» или «Один-Ветер», и для своих дел они дожидались дней, благоприятных для таких начинаний. Считалось, что им приносит удачу число девять – число божеств ночи, преисподней и смерти.

Одно из колдовских преступлений, о которых упоминается чаще всего, состоит в том, что кудесники объединялись по пятнадцать-двадцать человек, чтобы обокрасть какую-либо семью. Они приходили ночью к самым дверям намеченного дома и какими-то колдовскими приемами парализовывали всех его жителей: «Они были точно мертвые, однако слышали и видели всё, что творится… Воры зажигали факелы и выискивали в доме всё, что там было съестного. Спокойно ели, и никто из жителей дома не мог им помешать, все они были словно окаменевшие и не владели собой. Подкрепившись, те входили в закрома и кладовые и забирали всё, что там было, – одежду, золото, серебро, драгоценные камни и перья… говорят даже, что они предавались непотребству с женщинами этого дома».

Поэтому таких колдунов сурово осуждали и не менее сурово наказывали. Если их удавалось разоблачить, их либо приносили в жертву на алтаре, разрезав грудь и вырвав сердце, либо вешали. В правление Чимальпопоки одного человека из Куаутитлана и его жену приговорили к смерти, потому что они усыпили колдовскими средствами одного крестьянина из Тенауики и, пока тот спал, украли его маис.

Если не считать это меньшинство осуждаемых могущественных людей, все перечисленные нами категории – воины, чиновники, жрецы – играли в обществе и государстве руководящую роль, и это их объединяло. Все вместе они образовывали правящий класс недавнего происхождения, мощный, постоянно укрепляемый притоком новой крови за счет «простолюдинов», которым были открыты самые высшие военные, административные и церковные должности. Хотя происхождение играло свою роль, личные заслуги по-прежнему возвышали, а отсутствие таковых принижало: мешик твердо знал, что почести утекают, как вода, а человек, рожденный благородным, может умереть рабом.

Похоже, в начале XVI века, в правление Мотекусомы II, произошел «бунт аристократов», которые попытались сместить с высоких постов сыновей простолюдинов. Однако, судя по документам, речь шла лишь о дипломатических миссиях, ибо «не пристало, чтобы масеуалливступали в царские дворцы». Возможно, этот процесс продолжился бы вплоть до вычленения наследного дворянства; с другой стороны, постоянное давление войн и завоеваний каждый день выталкивало на вершину честолюбивых и храбрых людей.

Когда смотришь на образ жизни руководящего класса, поражает то, что одна из главных его категорий, жрецы, жили аскетично, в бедности, а все прочие – воины или правительственные чиновники – получали богатство в виде земель, домов, рабов, одежды, продовольственного пайка, драгоценностей только как приложение к их чину или обязанностям. Богатства не добивались ради него самого; оно было связано с определенной властью и представительскими обязанностями. Оно лишь передавалось в пользование. Единственное, что имело ценность в глазах текутли, – это престиж.

Однако ниже правящего класса, на пути к нему, стоял другой класс, где эти ценности поменялись местами, где о славе не только не заботились, но даже боялись ее, а стремились только к обогащению; этот класс настолько держался особняком, имея свои обычаи, свои законы, свою организацию, что образовывал настоящий отдельный мир.

Восходящий класс: торговцы

Огромное количество мексиканцев занимались торговлей либо по случаю, либо постоянно. Это были крестьяне, продававшие на рынке маис, овощи, домашнюю птицу; женщины, предлагавшие на улице всякого рода закуски и жаркое; торговцы тканями, обувью, напитками, кожами, посудой, веревками, трубками, различной утварью; рыбаки, каждый день привозившие с озера рыбу, лягушек и ракообразных. Эти мелкие и средние торговцы не образовывали отдельной категории населения. Звание купцов – почтека– удостаивались только члены могущественных корпораций, монопольно занимавшихся внешней торговлей.

Они составляли и возглавляли караваны носильщиков, которые уходили из центральной долины в отдаленные, полулегендарные земли на побережье Мексиканского залива и Тихого океана. Там они продавали изделия из Мехико: ткани, накидки из кроличьего пуха, расшитые одежды, золотые украшения, ушные подвески из обсидиана и меди, обсидиановые ножи, краску из кошенили, травы для врачевания и парфюмерии; а оттуда приносили предметы роскоши: чальчиуитль– прозрачный зеленый нефрит, изумруды – кецалицтли, морские раковины, панцири морских черепах, из которых делали лопатки для приготовления какао, шкуры ягуаров и пум, янтарь, перья попугаев, кецаля, шиутототля.Таким образом, торговля заключалась в экспорте ремесленных товаров и в импорте экзотических предметов роскоши.

Заметим попутно, что нельзя сводить экономические отношения между Холодными Землями центра (горные территории) и Теплыми Землями юго-востока (тропические низменности) к одному этому товарообмену. Золотые украшения вывозят, а золото не ввозят; ткани из хлопка вывозят, а хлопок не ввозят. Дело в том, что сырье поступало в Мехико в виде дани или податей из провинций: например, миштекская провинция Йоальтепек должна была ежегодно поставлять 40 золотых дисков толщиной в палец, диаметром 4–5 сантиметров; провинция Тлачкиауко – 20 тыкв золотого песка; Куауточко и Ауилисапан – 1600 кип хлопка. Это сырье обрабатывалось в Мехико, превращалось в ткани или драгоценности, которые отправлялись обратно на юг на плечах носильщиков, возглавляемых почтека.

Существовали и купеческие корпорации в десятке центральных городов и поселков: Тескоко, Аскапоцалько, Уицилопочко, Уэшотла, Куаутитлан, Коатлинчан, Чалько, Отумба, наконец, в Теночтитлане и Тлателолько. В этом последнем городе, в период его независимости вплоть до подчинения мешиками в 1473 году, почтекаимели огромное влияние. Торговцы жили в семи кварталах, один из которых назывался Почтлан, откуда произошло и их название. Каждому из кварталов соответствовало «место» (буквально – циновка, петлатль), или особый купеческий суд. В Теночтитлане, если верить Чимальпаину, торговля началась только в 12 году текпатль, то есть в 1504-м. Под этим, вероятно, надо понимать, что к тому времени официально сформировалась купеческая гильдия, по образцу и под влиянием почтекаиз Тлателолько, ставших жителями Мехико тридцать один год тому назад.

Купцы из Тлателолько начали свою деятельность в начале XV века, когда их городом правил тлатоаниТлакатеотль, взошедший на трон в 1407 году. Именно они, как рассказывают, впервые показали еще неотесанному населению озерного города красивые ткани из хлопка. При втором правителе Тлателолько, Куаутлатоа (1428–1467), они ввозили губные украшения, перья, шкуры хищных зверей; при последнем независимом правителе, Мокиуише, список товаров, которые они привозили из дальних странствий, еще больше расширился. В нем, в частности, присутствовало какао, ставшее повседневным напитком всех знатных семей. Во главе цеха негоциантов стояли два человека – почтекатлатоке, к имени которых добавляли почетную частицу цин.

После подчинения Тлателолько торговцы из этого города и купцы Теночтитлана тесно сплотились, хотя обе группы держались особняком. Их предводители – три – пять человек – были стариками, которые по этой самой причине больше уже не подвергали себя опасностям утомительных экспедиций. Они доверяли свой товар почтекапомоложе, которые должны были торговать за них. Они снаряжали караваны, руководили церемониями их отправления и возвращения, представляли корпорации перед императором; наконец, они вершили правосудие среди сословия торговцев не только в том, что касалось торговых споров, но и во всем остальном: их суды могли выносить любые приговоры, в том числе смертные.

Это было тем более существенной привилегией, что во всем, касающемся правосудия, мексиканское общество не знало других исключений, а суды правителя одинаково судили как текутли, так и масеуалли.Только почтекатльисключался из этого правила. Во многих отношениях купцы составляли закрытое общество среди всех ацтеков. В отличие от военных или даже жрецов они не пополняли свои ряды за счет простонародья; ремесло купца передавалось от отца к сыну. Семьи почтекажили в тех же кварталах и заключали между собой брачные союзы. У купцов был свой особый бог, Йакатекутли, которого на каждом привале караванов символизировала связка походных посохов. Они также поклонялись богу огня, культ которого отправляли по-своему.

Мы видели, насколько четкой была иерархия в правящем классе; торговцы стремились к тому же. Между высшим руководством и молодым торговцем, отправляющимся в свою первую экспедицию, находилось несколько различных категорий, носящих отдельные звания: были текунененке– «господа путешественники», уважаемые за их долгие и опасные экспедиции; науалостомека– «переодетые купцы», которые без колебаний надевали одежду и изучали язык враждебных племен, чтобы покупать в таинственном Цинакантлане ^{26}янтарь и перья кецаля; теальтианиме– «те, которые принесли в жертву рабов»; теиауалоуаниме– «те, что окружают врага»; текуаниме– «дикие». Два последних звания неожиданны применительно к торговцам. Но дело в том, что торговля всегда была рискованным приключением. Чем дальше купцы удалялись от Мехико, тем опаснее становились дороги. К ним относились одновременно как к торговцам и как к шпионам (кстати, совершенно справедливо), и поэтому они сталкивались с враждебностью еще непокоренных племен. Их товары распаляли алчность горцев. На караваны нападали грабители, и почтекатлюсплошь и рядом приходилось становиться воином, чтобы выжить.

Таково было начало социального возвышения купеческого сословия в древнем городе. В правление Ауисотля караван мексиканских торговцев окружили в одном поселке в Атауак Айотлане(склон перешейка Теуантепек со стороны Тихого океана) войска различных племен. Осажденные, беспрестанно сражаясь, сопротивлялись четыре года, и когда будущий император Мотекусома, тогда еще тлакочкалькатль, прибыл во главе мексиканских войск им на выручку, то встретил по дороге победивших почтека, нагруженных пожитками тех, кто на них напал.

Эти купцы-воины с распущенными волосами до пояса, с одновременно изнуренным и торжествующим выражением лица произвели необычайное впечатление в Мехико, где император встречал их с большой торжественностью. Принятые во дворце, они сложили к ногам Ауисотля штандарты и инсигнии из драгоценных перьев, которые захватили с боем. Правитель называл их «мои дядюшки» и тотчас предоставил им право носить золотые украшения и уборы из перьев – однако с оговоркой, что они могут пользоваться этим правом лишь во время своих особых праздников, тогда как члены правящего класса пользовались этой привилегией без ограничений.

По словам Саагуна, оратор, отвечавший Ауисотлю от имени купцов, заявил: «Мы, твои дядюшки, здесь присутствующие почтека, рисковали нашими головами и жизнями, трудились днем и ночью, ибо, хотя нас называют торговцами, и мы таковыми кажемся, на самом деле мы военачальники и солдаты, скрытно отправляющиеся на завоевания». Это знаменательные слова, поскольку в них следует видеть выражение некоего «законного вымысла», позволившего купцам получить некоторые социальные преимущества, и который должен был оправдывать в глазах воинов поведение, ранее считавшееся нестерпимой дерзостью.

На самом деле вряд ли можно считать почтекаисключительно переодетыми воинами; прежде всего они были торговцами. Но сами условия торговли вынуждали их к некоторым военным усилиям, и осада, которую они выдержали на перешейке Теуантепек, имела для их истории решающее значение. Именно эта теневая сторона их жизни отныне будет находиться в центре внимания. Ауисотль, а затем и Мотекусома II поняли, насколько эти неутомимые путешественники могут оказаться полезны империи: можно сказать, что в эти два правления завоевания шли за торговыми караванами и боевые знамена сменяли прилавки с товарами. Зато купец должен был делать вид, будто согласился заниматься торговлей, лишь чтобы скрыть свою истинную природу воина, – эта святая ложь позволяла его классу возвыситься в обществе, принципам которого он в глубине души оставался чужд.

Действительно, какое радикальное различие мы видим в образе жизни почтекатляи представителя правящей верхушки! Последний мечтает лишь о славе и службе; первый занимается собственным обогащением. Сановник гордо носит расшитые одеяния и султаны из перьев, говорящие о его ранге; торговец скромно закутывается в бедный латаный плащ. Если повстречать его вместе с грузчиками, несущими дорогие товары, он сладеньким голосом станет отрицать, что является их владельцем, утверждая, что работает на другого. Вернувшись из путешествия, он проскользнет ночью в лодке по глади озера и тайно спрячет свои богатства на складе, под именем родственника или друга.

Почтекатльначинает богатеть? Тогда это повод, чтобы устроить пир своим начальникам и коллегам. Но сколько оскорбительных речей он должен выслушать от глав корпорации! Они приходят осматривать его товары и внезапно обвиняют его в том, что он их украл. Ему приходится смиренно сносить эти упреки, плача и кланяясь. И только после этого, на оплаченном им пире, он может и даже должен проявить щедрость, чтобы гости и даже все жители квартала ели и пили целых два дня да еще и уносили домой то, что останется.

Вне исключительных обстоятельств торговцы, как говорит Саагун, «не похвалялись своими богатствами, а напротив, принижали и оговаривали себя. Они не желали считаться богатыми и слыть таковыми, напротив, ходили смиренно, потупив глаза, и не желали ни почестей, ни славы. Они ходили в дырявом плаще и больше всего боялись известности и почета».

Этим показным смирением, стремлением к неизвестности они расплачивались за свое продвижение по социальной лестнице. Им прощали реальное влияние, которое с каждым днем становилось все значительнее. Ибо правящий класс смог бы терпеть таких соперников, только не сталкиваясь с ними в открытую. Когда почтеканачинали гордиться своим богатством, император «выискивал какой-нибудь ложный и явный предлог, чтобы свалить их и погубить, хоть они и не были виновны, просто из ненависти к их высокомерию и спеси, а их имущество раздавал в подарок старым воинам». Иначе говоря, над головой торговцев, допустивших ошибку, забыв о своей роли и выставив напоказ свое богатство, постоянно нависала угроза смерти и конфискации имущества.

Однако их возвышение было очевидно. Их дети уже имели право поступить в кальмекакнаряду с детьми сановников. В месяц, посвященный Уицилопочтли, купцы могли принести в жертву великому общенациональному богу купленных рабов, после того как воины принесут в жертву пленников, захваченных в бою. Таким образом, почтекатль, стоя ступенькой ниже, подражал текутли.Если купец умирал во время экспедиции, его тело сжигали, и он, по идее, присоединялся к солнцу в небе, точно воин, павший на поле боя. Богу почтекапоклонялись наряду с другими великими божествами, ему был посвящен особый гимн. Наконец, хотя купцы были обязаны выплачивать налог со своего товара, они были освобождены от общественных работ и личной службы императору

Таким образом, в обществе, элита которого состояла преимущественно из воинов и священнослужителей, недавно сформированное торговое сословие совершало восхождение к вершине. До вершины было еще далеко, и приходилось принимать тысячу предосторожностей, чтобы тебя не сбросили вниз. Но роскошь получала все более широкое распространение, обеспечивающие ее купцы становились необходимы, а их богатство постепенно превращалось в мощный рычаг воздействия, по мере того как сама руководящая верхушка безвозвратно отказывалась от аскетичной жизни прежних поколений.

Можно себе представить (разумеется, дав волю фантазии), что бы произошло, если бы иноземное вторжение не оборвало этот процесс, уничтожив мексиканское общество и государство. Возможно, «господа негоцианты» со своими уже столь внушительными привилегиями, особыми судами, почетными значками, которые даровал им Ауисотль, возглавили бы «буржуазию», которая либо влилась бы в правящий класс, либо, в конечном счете, сменила его у кормила власти.

А может быть, наоборот: аристократия усилилась бы, подавив всякую попытку нового возвышения. Можно сказать лишь то, что структура мексиканского общества в 1519 году еще совсем не затвердела; она была текучей, и класс почтекаявлялся наиболее подвижным ее элементом. Он олицетворял собой принцип личного богатства, противостоящий принципу преимуществ, связанных с должностью. Богатство против славы, роскошь против аскетизма. Столкнувшись со строгими ограничениями, купцы прибегали к скрытности, к лицемерию. Но сановники уже удостаивали своим присутствием праздники торговцев и принимали от них подарки ^{27}, точно так же, как французский вельможа мог водиться с откупщиком. Даже самые высокопоставленные люди женились на дочерях купцов или, по меньшей мере, сожительствовали с ними: например, фавориткой правителя Тескоко Несауальпилли была «женщина, которую называли госпожой из Тулы, но не потому, что она была высокого рода, поскольку она являлась всего лишь дочерью торговца». Иштлильшочитль добавляет: «Она была столь образованна, что могла бы заткнуть за пояс правителей и мудрецов, а также легко сочиняла стихи. Благодаря своей грации и природной одаренности, она вертела правителем, как хотела… Она жила отдельно, в роскоши и величии, во дворце, который правитель велел выстроить для нее». Можно подумать, что это портрет какой-нибудь фаворитки Людовика XV.

Ремесленники

Чем дальше мы удаляемся от верхушки общества, тем скуднее становится информация. Ни туземные историки, ни испанские хронисты не позаботились описать для нас жизнь более скромных сословий.

Ремесленники, стоявшие ниже почтека, но определенным образом с ними связанные, образовывали многочисленное сословие со своими отдельными кварталами и собственными мастерскими. Мы мало знаем о полезных, но не блестящих цехах, о которых порой упоминается мимоходом и без подробностей, как, например, о корпорациях каменотесов или солеваров. Внимание привлекали только престижные объединения, занимавшиеся прикладными искусствами – изготовлением украшений из золота и драгоценных камней, мозаики из перьев. Эти ремесленники известны под именем тольтеков: происхождение их ремесла традиционно связывалось с древней цивилизацией тольтеков, богом-правителем Кецалькоатлем и чудесным городом Тула (Толлан).

Кецалькоатль «открыл величайшие сокровища изумрудов, изящной бирюзы, золота, серебра, кораллов, раковин и (перьев) кецаля, шиутототля, тлаукечоля, сакуана, цинисканаи аиокана… (в его дворце) были подстилки из драгоценных камней, перьев и серебра», – писал ацтекский составитель «Анналов Куаутитлана». А Саагун прибавляет: «Их называли тольтеками, то есть искусными и редкостными ремесленниками… все они были первостатейными мастерами – художниками, гранильщиками… мастерами по изделиям из перьев… Они обнаружили копи драгоценных камней, которые в Мексике называют шиутль, то есть бирюза… а также серебряные и золотые копи… и янтарь, хрусталь, камни, именуемые аметистами, жемчуг и все те камни, из которых они делали украшения… Они были сведущи во многих вещах, ничто не составляло для них труда, они ограняли зеленый камень ( чальчиуитль), плавили золото ( теокуитлапицайа)… И всё это происходило от Кецалькоатля – искусства ( тольтекайотль) и познания».

Как мы видим, все эти технические приемы обозначались словом тольтекайотль– «принадлежащее тольтекам». Таково было благородное звание этих ремесленников. Впрочем, в ссылках на славное прошлое не всё было художественным вымыслом; в кочующем племени ацтеков, поселившемся на болотах в 1325 году, не было ремесленников, изготовлявших предметы роскоши. Мастера, влившиеся в это племя, представали наследниками древнего искусства, которое, после падения Тулы, уцелело в небольших приозерных городках типа Колуакана или Шочимилько, жители которых, как сообщает нам Иштлильшочитль, сохранили обычаи, язык и навыки тольтеков. Гранильщики, например, слыли потомками жителей Шочимилько.

Эти ремесленники были окутаны флером экзотики. Для мешиков, принадлежавших к однородному племени, это были люди иного, далекого, немного таинственного происхождения. Те из них, кто изготовлял восхитительные и изящные мозаики из перьев, головные украшения, уборы и знаки отличия для вельмож, были, как говорят, первыми жителями этой страны. Вместе со своим богом Койотлинауалем(«вырядившийся койотом») они основали свой поселок Амантлан вокруг храма, где возвышалась его статуя, украшенная золотом и перьями и покрытая шкурой койота.

В историческую эпоху поселок Амантлан был всего лишь одним из кварталов столицы, но существуют некоторые указания на то, что он был поглощен Мехико в результате войны. В религиозном песнопении «Уицилопочтли икуик» в честь великого мешиканского бога есть такая строфа: «Враги наши из Амантлана ( Амантека тойаоуан), собери их ради меня: пусть враги останутся в своих домах». И ацтекский толкователь уточняет: «Их дом будет сожжен», то есть «Они будут завоеваны». В этих старых священных стихах, таким образом, проскальзывает упоминание о временах, когда земли сшантекаеще не были включены в город, а они сами являлись врагами, на которых жрецы призывали гнев Уицилопочтли.

Что до ювелиров ( теокуитлауаке), то они тоже принадлежали к чужеземцам. Странное дело: хотя их тоже называли «тольтеками», их обычаи связывали их с другими народами, более далекими и еще более экзотическими в глазах ацтеков. Их верховным богом был Шипетотек– «бог всех людей с побережья, истинный бог Цапотлана», который держал в руке золотой щит, «как у людей с побережья». Ему поклонялись в храме Йопико(«место йопи») – так назывался народ, сумевший по большей части сохранить независимость от Ацтекской империи и проживавший на тихоокеанском склоне гор, до самого берега океана, между мешиками и миштеками.

Йопи, которых называли также тлапанека(«раскрашенные люди»), потому что они раскрашивали свои тела, считались «варварами», то есть не говорили на языке Мехико. «Они жили в бедной и бесплодной стране, страдая от недорода, на суровой и неровной земле, но они знали драгоценные камни и их свойства», – говорит Саагун. Поэтому, несмотря на скудость своей земли, они слыли богатыми. Если вспомнить, что ювелирное дело было привнесено в Центральную Мексику сравнительно недавно, а кое-какие поразительные образцы этого искусства обнаружены в стране миштеков, возникает мысль о том, что ювелиры со своим богом с побережья, облаченным в золотую мантию, были носителями южного влияния, в корне чуждого примитивной ацтекской культуре.

В рассматриваемую нами эпоху они наверняка уже укоренились в мексиканском обществе, но как отдельный элемент, со своими собственными обычаями. Мастера плюмажей из Амантлана общались практически только со своими соседями, торговцами из Почтлана, и садились с ними за один стол во время общих пиров. Как и почтека, они могли принести в жертву раба после военнопленных, в месяц панкецалицтли; жертву покупала вся корпорация в складчину. В месяц тлашочимакоони отмечали особый праздник в честь своего квартального бога, четырех других богов и двух богинь, тоже относящихся к их корпорации, и приносили обет посвятить своих детей ремеслу, которым занимались сами.

Благодаря своему тонкому вкусу и бесконечному терпению эти ремесленники, как мы увидим, создавали, используя простейшие инструменты, настоящие шедевры. Альбрехт Дюрер, увидевший в 1520 году в Бельгии кое-какие из подарков, сделанных Мотекусомой Кортесу, которые тот прислал Карлу V, писал: «Эти предметы столь драгоценны, что их оценили в сто тысяч флоринов. За всю свою жизнь я не видел вещей, столь радующих сердце, ибо нашел в них восхитительное искусство и был поражен изощренным гением людей из тех чужих краев». Попробуем представить себе этих ремесленников, одни из которых работали на правителя во дворце, где их видел Берналь Диас, а другие дома, получая камни, перья или металл от сановников или купцов и создавая драгоценности и украшения. Каждую мастерскую занимала только одна семья: жены мастеров плюмажей, например, ткали и вышивали, делали одеяла из кроличьего пуха или окрашивали перья. Дети учились, глядя на родителей.

Скромный социальный статус «тольтеков», не стремившихся ни к власти, ни к богатству, не лишал их определенного уважения. Молодые сановники не гнушались «для упражнения и развлечения обучаться некоторым искусствам и службам: рисовать, заниматься резьбой по камню, дереву или золоту, обрабатывать драгоценные камни». Младшие сыновья Мотекусомы I, которые не могли править, посвятили себя «прикладным искусствам». Художника вознаграждали и, похоже, довольно неплохо: в одном (правда, исключительном) случае каждый из четырнадцати резчиков, изготовивших статую Мотекусомы И, получил в задаток одежду для себя и для жены, десять нош бутылочных тыкв, десять нош бобов, две ноши стручкового перца, какао и хлопка и лодку, наполненную маисом; а по завершении труда – двух рабов, две ноши какао, посуду, соль и кипу тканей. Вероятно, что на разных стадиях работ мастера получали щедрую плату. С другой стороны, их облагали налогом, но они, как и купцы, были освобождены от личной службы и сельхозработ. Наконец, их корпорации пользовались тем, что мы сегодня называем «гражданской правосубъектностью»: их руководители представляли их перед центральной властью и органами правосудия.

Значит, и здесь речь идет о привилегированном сословии, стоящем над массой «простолюдинов». Но от купцов их отличает то, что среди мастеров не наблюдалось более или менее подавляемого стремления подняться выше по общественной лестнице. Не было и напряженности, царившей между правящим сословием и почтека, и привычной для последних скрытности. Ремесленнику нечего скрывать, ему не надо оправдываться за престиж, к которому он не стремится. В этом сложном обществе у него есть свое место, которое ему подходит и на котором он намерен оставаться. Сословие торговцев динамично, сословие ремесленников – статично. Оно довольно тем, что занимает, благодаря льготам и уважению, заслуженному своим талантом, ту ступень на общественной лестнице, которая находится сразу над «плебсом» – народом без привилегий.

Простолюдины

Ацтекским словом « масеуалли» (во множественном числе «масеуалтин») в XVI веке обозначали любого, кто не принадлежал ни к одной из перечисленных выше социальных категорий, но и не был рабом: это было «простонародье», «плебеи» в испанском переводе. Похоже, что изначально это слово значило попросту «труженик». Оно происходит от глагола «масеуало» – «работать, чтобы снискать заслуги». Отсюда слово «масеуалицтли», что означает не «работа», а «деяние с целью снискать заслуги»: так, например, называли некоторые танцы, которые исполняли перед изображениями богов, чтобы выслужиться перед ними. Видно, что в этом слове нет ничего пренебрежительного. В литературе много случаев, когда «масеуалтин» можно перевести просто как «люди», без всякого оттенка ущербности. С другой стороны, не вызывает сомнений, что с течением времени это слово приобрело слегка презрительный оттенок Масеуаллизаведомо не знаком с хорошими манерами. «Масеуаллатоа» значит «говорить по-деревенски», а «масеуалтик» – «вульгарный».

В большом городе, где проживало несколько тысяч сановников, купцов и ремесленников, подавляющее большинство свободного населения состояло из масеуалтин– полноправных членов племени и квартальной общины, на которых тем не менее накладывали неизбывные обязанности. Перечислив права и обязанности, относящиеся к их положению, мы сможем точно его определить.

Член кальпуллиТеночтитлана или Тлателолько из сословия масеуаллиимел право пользоваться участком земли, на котором строил дом, и наделом, который обрабатывал. Его дети ходили в квартальные школы. Его семья и он сам принимали участие в церемониях в квартале и в городе, в соответствии с обрядами и традициями. Он получал свою долю при раздаче продуктов питания и одежды, устраиваемой властями. Проявив ум и храбрость, он мог возвыситься над своим сословием, достичь почестей и богатства. Он способствовал избранию местных начальников, хотя в конечном счете их назначение зависело от императора.

Но если он оставался «простолюдином», ничем не проявив себя в первые годы активной жизни, на него налагались тяжелые обязанности. Главной была военная служба, которую ни один мешик не считал повинностью, а, скорее, честью и одновременно религиозным обрядом. Будучи записан в реестры городских чиновников, он мог в любой момент быть вызван на общественные работы по уборке, ремонту, сооружению дорог или мостов, возведению храмов. Если во дворец нужно принести дрова для очагов или воду – за ними быстренько отправляют масеуалтин.Наконец, наш простолюдин платит налоги, которые распределяются внутри каждого квартала начальником и старцами из совета с помощью чиновников, следящих за их сбором.

Однако следует подчеркнуть, что масеуаллииз Мехико, Тескоко или Тлакопана – гражданин одного из трех городов конфедерации, стоявшей во главе империи, – принадлежал к привилегированной категории по сравнению с жителями покоренных городов, а тем более сельской местности. Хотя он платил подать, эти поборы ему в значительной мере компенсировали при раздаче продуктов и одежды за счет дани, поступающей из провинций, – это очень похоже на зерновой налог у римлян. Занимая определенное место в структуре общества, он получал свою выгоду от системы, превратившей его племя в доминирующую нацию. Эту выгоду оплачивали жители провинций. Что до крестьян, то они-то и были настоящими простолюдинами с грубым языком и неотесанными манерами – их труд требовался всегда, а урожай они никогда не получали полностью. На них общественное здание давило всем своим весом. Однако свободное население, что в городе, что в деревнях, обладало хоть и скромным, но достойным статусом, который не лишал будущего тех людей, которые могли возвыситься над общей судьбой благодаря личным качествам или удачному стечению обстоятельств. Никто не мог лишить масеуаллиземель, которые он обрабатывал, или изгнать его из кальпулли, разве что в виде кары за серьезные проступки или преступления. Если не считать природных катастроф или войн, он не подвергался риску умереть от голода, разлучиться со своей общественной средой, соседями, богами.