Текст книги "Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания"

Автор книги: Жак Сустель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Вслед за солдатами пришли миссионеры. Самый известный среди них, отец Бернардино де Саагун, прибыл в Мексику в 1529 году. Изучив науатль, научившись писать на этом языке под диктовку образованных индейцев, прибегая к помощи индейских художников, чтобы проиллюстрировать свою рукопись, Саагун создал замечательный памятник – «Общую историю дел в Новой Испании». Это произведение, которому он посвятил всю свою жизнь, навлекло на него подозрения в ереси, и его рукописи дважды изымались властями – в 1571 и 1577 годах. Он умер в Мехико в 1590 году, попрощавшись с «сыновьями своими индейцами» и так и не увидав изданным ни малейшего фрагмента своего труда. Другие монахи – например, Торибио Мотолинья, – хоть и не сравнившись с Саагуном, также оставили почтенные труды.

К этим первостепенным источникам следует добавить зачастую безымянные «Описания» и «Сообщения», составленные в XVI веке испанцами – священниками, чиновниками, магистратами, – которые являют собой кладезь информации, хотя с ними и нужно обращаться осторожно, поскольку их авторам редко было присуще критическое суждение. Следует также сослаться на многочисленные пиктографические записи индейцев, созданные после завоевания, – либо исторические повествования, такие как «Кодекс 1576 года», либо судебные документы, ибо любовь индейцев к сутяжничеству, разделяемая испанцами, находила выражение во множестве разбирательств по самым разным поводам, оставивших нам уйму полезных сведений. В общем, на эту тему существует богатая литература. Она позволяет нам составить о последнем периоде существования мексиканской цивилизации представление – хоть и неполное, поскольку остается множество загадок, но всё же живое и расцвеченное подробностями.

* * *

Чтобы не допустить анахронизмов и путаницы, нам следует установить для себя пространственные и временные рамки. Мы намерены описать прежде всего городскую жизнь, жизнь обитателей Мехико-Теночтитлана. Тем не менее существовало очевидное единство культуры между этим городом и некоторыми его соседями – в частности, Тескоко, расположенным на берегу большого озера. Поэтому нет ничего предосудительного в том, чтобы почерпнуть кое-какие сведения из исторических источников Тескоко, а также позаимствовать при случае некоторые элементы нашего описания у таких центров, как Шочимилько, Чалько, Куаутитлан и т. д. В самом деле, есть все основания полагать, что условия жизни во всей долине Мехико или, по крайней мере, в городах были очень похожи.

Вместе с тем нельзя обойти молчанием тему Мексиканской империи, власть, экономика, политические волнения и религиозные воззрения которой оказывали мощное воздействие на столицу. Эта империя начала складываться в XV веке в виде тройственного союза, трехглавой лиги, объединившей города-государства Мехико, Тескоко и Тлакопан (ныне Такуба); эта лига сформировалась сама собой вследствие войн, уничтоживших гегемонию другого города долины – Аскапоцалько. Но первоначальный характер тройственного союза быстро изменился. Под упорным давлением мексиканцев привилегии и независимость сначала Тлакопана, а потом и Тескоко были урезаны. В начале XVI века правители Тлакопана и Тескоко теоретически оставались равноправными союзниками мексиканского императора, однако это товарищество в большой степени носило почетный характер. Правитель ацтеков вмешивался в вопросы наследования обеих династий, вплоть до того, что сажал на трон своих подручных, которые, по сути, становились имперскими чиновниками. Когда Кортес вступил в Мехико, его встречал Мотекусома в сопровождении обоих правителей и некоторых назначенных им наместников – статус первых почти приравнивался к положению вторых. Дань, взимаемая с провинций, теоретически по-прежнему распределялась между тремя главными городами в пропорции, установленной изначально (по ²/ ₅Мехико и Тескоко, ¹/ ₅Тлакопану), но многочисленные факты наводят на мысль о том, что император Теночтитлана на самом деле делил все сам, как хотел. Лига постепенно превращалась в единое государство.

К концу царствования Мотекусомы II империя состояла из 38 обложенных данью провинций, к которым следует присовокупить небольшие государства неопределенного статуса, расположенные вдоль пути караванов и армий между Оахакой и южными рубежами Шоконочко. Она достигала обоих океанов: Тихого у Сиуатлана и Атлантического вдоль побережья Мексиканского залива, от Точпана до Точтепека (ныне Туспан, штат Веракрус, и Тустепек, штат Оахака). На западе она граничила с цивилизованным племенем тарасков из Мичоакана ^{4}, на севере – с кочевниками-чичимеками, жившими охотой, на северо-востоке – с уастеками, дальним ответвлением от древа майя. На юго-востоке независимая, но союзная провинция Шикаланко образовывала своего рода буферное государство между центральными мексиканцами и майя Юкатана. Некоторое количество княжеств или племенных объединений сохранили независимость от Мехико, либо став анклавами на территории империи, либо располагаясь по ее границам: это относилось к говорящей на языке науатль республике Тлашкала на центральном плато, к княжеству Мецтитлан, говорившему на том же языке и расположенному в горах северо-востока, к маленькому государству йопи на побережье Тихого океана и к горцам чинантекам, которые занимали неприступный массив между равниной на берегу залива и долинами Оахаки (там они живут и сегодня).

Что до самих провинций, то каждая из них в большей степени представляла собой податную, нежели политическую единицу. В каждом «административном центре» проживал чиновник «кальпишки», в обязанность которого входило взимание дани; тем его роль и ограничивалась. Наместники, назначаемые центральной властью, были только в некоторых пограничных крепостях или в недавно покоренных землях, например, в Остомане для защиты от тарасков, в Сосолане в краю миштеков, в Оахаке, в Шоконочко на рубеже земель майя – в целом, в 15–20 городах. В других местах «провинция» образовывала лишь учетные рамки, внутри которых поглощенные города обладали самым различным статусом. Одни сохранили своих собственных вождей при единственном условии – платить дань; других принуждали посылать императору более-менее обязательные подарки или давать кров и пищу войскам и проезжим чиновникам; третьи, подвергшиеся более плотной колонизации, получили новых правителей, назначенных из Мехико. В любом случае, каждый город сохранял свою административную и политическую автономию с единственной оговоркой: он должен был платить дань, поставлять войска и передавать тяжбы на рассмотрение в последней инстанции в суды Мехико или Тескоко. Так что настоящей централизации не было; то, что мы называем империей ацтеков, было, скорее, не слишком сплоченной конфедерацией городов-государств и общин, обладающих различными статусами. До самого конца политическая мысль мешиков не зайдет дальше города ( альтепетль) – автономной базовой единицы, которая может объединяться с другими или подчиняться другой, но при этом остается основной ячейкой государственного устройства. Империя была мозаикой, состоящей из городов.

Но и в таком виде ее существование должно было повлиять на главный город и изменить условия жизни в нем. В виде дани или предметов торговли в Мехико стекались изделия изо всех провинций: тропические плоды, поначалу неизвестные на центральном нагорье, хлопок, какао, шкуры диких животных, разноцветные перья, бирюза, нефрит ^{5}, золото. Таким образом, в Теночтитлане смогла зародиться роскошь – роскошь в одежде и украшениях, роскошь в еде, роскошь в жилищах и их убранстве, основанная на значительном количестве товаров всякого рода, которые беспрестанно прибывали в столицу со всех концов конфедерации.

С другой стороны, сформированная таким образом империя, включавшая только что присоединенные районы, например Оахаку, оказалась очень беспокойной. Вечно какой-нибудь город стремился вернуть себе суверенитет, отказывался платить дань, расправляясь с кальпишки и его помощниками ^{6}. Приходилось тотчас отправлять военную экспедицию, чтобы восстановить порядок и покарать бунтовщиков. Мексиканский воин переставал быть крестьянином-солдатом, каким являлся изначально, всё в большей степени превращаясь в профессионального военного, постоянно находящегося в походе. Словно покров Пенелопы, огромную империю (тем более что обходили ее пешком, преодолевая серьезные природные препятствия) приходилось постоянно ткать заново. Поэтому мешик, и без того воинственный по своему темпераменту и по традиции, редко выпускал из рук оружие. Протяженность территорий до бесконечности затягивала походы или вынуждала правителя содержать в самых отдаленных местах постоянные гарнизоны. Так что мешики далеко ушли от первоначальной жизни племени, когда каждый взрослый мужчина чередовал военную службу с возделыванием своего участка земли, меняя периодически копье на коа ^{7}. Отсюда пошла мысль о том, что дело ацтеков – воевать, а дело других народов – работать на них.

Наконец, эта империя включала большое количество инородческих племен, говоривших на сильно отличающихся друг от друга языках. Вероятно, центральные провинции населяли в основном науа, но с ними уже соседствовали отоми, говорившие на своем непонятном языке и почитавшие своих древних богов солнца, ветра и земли; на севере жили опять-таки отоми, составлявшие основную массу населения в Куауакане, Шилотепеке, Уэипочтле, Атокпане. На северо-востоке и на востоке жили уастеки в Ошитипане, тотонаки в Точпане и Тлапакойяне, масатеки в Точтепеке. На юго-востоке – миштеки в Йоальтепеке и Тлачкиауко, сапотеки в Койолапане; на юге, «по дороге» в Шоконочко, – майя; на юго-западе – тлапанеки из Киаутеопана, куитлатеки и коишкииз Сиуатлана и Тепекуакуилько; наконец, на западе – масауа и матлальцинки из Шокотитлана, Толокана (ныне Толука), Окуилана и Тлачко (ныне Таско). Обычаи и верования этих разных народов неизбежно оказывали влияние на главенствующую народность. В рассматриваемую нами эпоху мешики пристрастились к украшениям из перьев, переняв их у населения тропических зон, к янтарным ^{8}украшениям, вставляемым в нижнюю губу, позаимствовав их у майя из Цинакантлана, к пестрым и украшенным вышивкой одеждам из хлопка, бывшим в употреблении у тотонаков, к золотым украшениям миштеков. Они почитали богиню плотской любви уастеков и отмечали каждые восемь лет праздник масатеков в честь планеты Венера – Атамалькуалицтли, «праздник, когда едят тамали из воды», во время которого подавали сосуд, наполненный водой, со змеями и лягушками, и масатеки глотали их живьем. Они были восприимчивы к чужой религии, двери их пантеона были широко открыты; в нем с легкостью находили себе место божки крестьянских племен, например Тепоцтекатль – божество урожая и опьянения, почитавшееся в Тепоцтлане, небольшом городке, завоеванном мешиками при Ауисотле. Некоторые ритуалы сопровождались песнопениями на чужих языках.

Так до разрушительного вмешательства испанцев протекала история и общественная жизнь, приведшая мешиков от положения простого племени странствующих земледельцев, равных в бедности, к положению главенствующего города-государства, господствующего над самыми разными землями и странами. Возвышение руководящего класса, состоящего из воинов, жрецов и чиновников, упрочение положения торговцев, начинавших пользоваться важными привилегиями, развитие монархической власти глубинным образом преобразили старое племенное общество. Как и на закате Римской республики, официальная идеология тщетно прославляла аскетизм былых времен, а уложения против роскоши так же тщетно пытались сдержать ее буйство.

Однако за пределами блестящих и богатых городов крестьяне – науа, отоми, сапотеки и другие – продолжали вести свою безвестную жизнь, исполненную терпения и труда. Мы почти ничего не знаем о масеуалли(простолюдине), питавшем своим трудом горожан. Порой его изображали в живописи и скульптуре в одной набедренной повязке, поскольку расшитые плащи были ему недоступны. Его шалаш, его поле маиса, его домашние животные и маленькая моногамная семья, его узкий горизонт не интересовали индейских и испанских хронистов, которые в своих исторических повествованиях и описаниях упоминали о нем, можно сказать, лишь в скобках. Однако здесь о нем следует вспомнить – хотя бы ради того, чтобы ощутить его молчаливое присутствие в тени блестящей городской цивилизации. Тем более что после катастрофы 1521 года, после полного крушения власти и идеологии, общественных институтов и верований выжил только он и живет до сих пор.

Глава первая

ГОРОД

Происхождение и местоположение

В самом названии имперской столицы кроется тайна. Двойное название Мехико-Теночтитлан издавна вызывает вопросы. «Теночтитлан» переводится легко: это место «теночтли» – кактуса опунции с твердыми плодами, изображенного на иероглифе ^{9}, который обозначает город. Но что значит «Мехико»? Некоторые, как Бейер, искали ключ к этому слову в остальных элементах знака, то есть в орле, который сидит на кактусе и держит в клюве змею. Этот орел – символ Мешитля, то есть Уицилопочтли, великого национального бога. Другие подходят к этимологии этого названия, опираясь на авторитет отца Антонио дель Ринкона: они выделяют в нем корни слов «мецтли» – «луна» и «шиктли» – «пуп» или «середина». Таким образом, Мехико – это «(город) посреди (озера) луны»: в самом деле, в древности озеро носило название Мецтлиапан. В пользу этой версии говорит тот факт, что соседний народ отоми обозначал город двойным названием «анбондо амадецана»: «бондо» на языке отоми означает «опунция», а «амадецана» – «посреди луны».

Орел, сидящий на кактусе и пожирающий змею, герб нынешней Мексики – всего лишь точное воспроизведение иероглифического знака, обозначавшего ацтекский город. Его изображение в окружении тростника и соломенных хижин приводится, в частности, в «Кодексе Аубин 1576 года». Орел и кактус, но без змеи, встречаются и в «Кодексе Мендосы» ^{10}с подписью: «Теночтитлан». На самом деле это всё та же картина, напоминающая о происхождении города – одновременно чудесном и очень скромном. Даже достигнув вершины славы, мешики не забыли, что их город был основан ничтожным племенем на болотах.

Один из традиционных рассказов повествует о том, как старики сначала обнаружили «посреди камышей, посреди тростника» некоторое количество растений и животных, о которых возвестил им бог Уицилопочтли: белую иву, белую лягушку, белую рыбу и т. д. Мифическая прародина мешиков, островок посреди озера, назывался Астлан (отсюда «астеки» или «ацтеки»), и в этом названии заключено понятие «белизна». «И когда они их увидели, старцы заплакали и сказали: "Значит, здесь будет (наш город), поскольку мы видели то, о чем нам возвестил Уицилопочтли". Но на следующую ночь бог призвал жреца Куаукоатля (Змея-Орел) и сказал ему: "О Куаукоатль! Ты видел всё, что там есть, среди тростника, и ты этому подивился. Но послушай: есть и еще одно, чего ты не видел. Ступай же немедля и найди кактус теночтли, на который радостно сядет орел… Именно там мы поселимся, будем властвовать, будем ждать и встретим различные народы, которые покорим стрелами и щитом. Именно там будет наш город Мехико-Теночтитлан, там, где орел издаст крик, раскроет крылья и вкусит пищи, там, где плавает рыба, там, где пожрана змея; Мехико-Теночтитлан, где свершатся великие дела!"»

Куаукоатль тотчас собрал мешиков и передал им слова бога. Они пошли вслед за ним по болоту, посреди водяных растений и тростника, и вдруг «у края пещеры они узрели орла, сидящего на кактусе, радостно пожирая змею… и бог окликнул их и сказал: "О мешики, это здесь!" Тогда они заплакали, восклицая: "Наконец-то мы стали достойны (нашего бога), мы заслужили (награду), мы видели знак и подивились ему: здесь будет наш город"». Это произошло в году оме акатль– «Два-Тростник», то есть в 1325 году н. э.

В «Кодексе Аскатитлан» начало жизни мешиков в Теночтитлане символически изображено картинкой, на которой одни индейцы, сидя в лодке, ловят рыбу удочкой или сетью, другие загоняют палками рыбу в расставленные сети; кругом – пучки тростника и водяные птицы.

Таким, наверное, и был образ жизни мешиков того времени. Они ничем не отличались от прибрежного населения, проживающего вне городов, которое занималось в основном рыболовством и охотой на водяных птиц. Их называли «атлака чичимека» – «озерные дикари». Их оружием были сети и атлатль– приспособление для метания копий и дротиков, который используют для охоты на озерных птиц даже в наши дни. У них были свои боги: Атлауа («носящий атлатль»), Амимитль (от «митль» – «стрела» и «атль» – «вода») и Опочтли ^{11}(«левша», «мечущий стрелы левой рукой») – этих богов еще помнили в Мехико в классическую эпоху На взгляд горожан из Колуакана, Аскапоцалько и Тескоко, мешики были ничем не лучше других «озерных дикарей». Когда на первых порах им потребовались брус, доски и камни для строительства города, они пошли к жителям городов, стоявших на твердой земле, чтобы выменять стройматериалы на рыбу и водных животных. «Они выстроили бедный, жалкий дом Уицилопочтли. Молельня, которую они ему воздвигли, была очень мала, ибо, поселившись на чужой земле, среди камышей и тростника, где нашли бы они камни или дерево?.. Мешики объединились и сказали: "Купим же камень и дерево за то, что живет в воде, – рыбу, ашолотль ^{12}, лягушек, раков, аненецтли ^{13}, водяных змей, водяных мух, червей из озер, уток, куачилли ^{14}, цапель и всех птиц, что живут на воде. На это мы купим камни и лес"». В начале XVI века в память об этой эпохе раз в год устраивался праздник во время месяца эцалькуалицтли.Жрецы совершали ритуальное омовение в озере, и один из них, чальчиукуакуилли(буквально – «жрец драгоценного камня», то есть воды), произносил ритуальные слова: «Здесь гнев змеи, зудение водных комаров, полет утки, шорох белых камышей». После чего все погружались в воду и били по ней руками и ногами, подражая крикам озерных птиц: «Некоторые кричали по-утиному, другие – как серые и белые цапли или ибисы». Тот же самый ритуал повторялся четыре дня подряд.

Есть все основания полагать, что явление орла со змеей Куаукоатлю и его спутникам произошло на том самом месте, где в XV веке был построен храм Уицилопочтли, то есть чуть дальше к северо-востоку от нынешнего собора и примерно в трехстах метрах в том же направлении от центра большой площади, которая сегодня называется Сокало. Все рассказы сходятся в том, что первый храм (который был всего лишь «молельней», айаукалли) был построен точно в этом месте. Сменявшие друг друга правители ничего не пожалели, чтобы воздвигнуть Уицилопочтли храм, достойный его, но всегда на том же месте – священном, указанном самим богом; там царствование за царствованием воздвигались здания, пирамиды и святилища. Вокруг этого национального религиозного центра возникли императорские дворцы. Отсюда же расходились основные дороги, вдоль которых разрасталась столица. Мексиканский город – это прежде всего храм: иероглиф, означающий «падение города», изображает полуразрушенный и подожженный храм. В «доме бога» (таков смысл ацтекского слова теокалли, «храм») заключается само существо города, народа и государства.

Изначальный центр Мехико стоял на твердой, каменистой почве: храм выстроили «рядом с пещерой» – «остотемпа». Изначально это был остров посреди болот, в широкой бухте озера. Берег описывал вокруг Теночтитлана широкую дугу, по которой выстроились города и поселки: Аскапоцалько и Тлакопан – на западе, Койоакан – на юге, Тепейакак – на севере. К западу простиралось большое соленое озеро Тескоко, к югу – пресные воды озер Шочимилько и Чалько. Над поверхностью бухты вокруг Теночтитлана поднимаются острова и островки, в том числе и остров, который сначала назвали Шальтелолько («бугорок песка»), потом – Тлателолько («бугорок земли»), расположенный сразу же за тем местом, где построили храм Уицилопочтли. Остров Тлателолько отделялся от Теночтитлана только рукавом озера, через который позже перебросили мост.

А теперь представьте себе изнурительный труд первых поколений мешиков, приспосабливавших для житья эту россыпь островков, песчаных и илистых отмелей, более или менее глубоких болот. Народ-амфибия в земноводной среде, ацтеки были вынуждены создавать почву, набрасывая ил и грязь на решетки из тростника ( чинампы), рыть каналы, возводить насыпи, строить дороги и мосты. По мере прироста населения решать градостроительные проблемы становилось все сложнее. То, что в таких условиях усилиями безземельного народа был выстроен большой город – настоящее чудо изобретательности и упорства этих людей. Гордость, которую они выказывали позднее, была вполне оправданной. Какой путь был проделан от жалкого хуторка из соломенных хижин, жмущихся к тростникам, до великолепной метрополии XVI века! Неудивительно, что ацтеки глубоко ощущали величие судьбы, превратившей их, бедных и сирых, в богатых и могущественных.

Размеры и население

Ко времени испанского завоевания недавно возникший «Большой Мехико» включал в себя города Теночтитлан и Тлателолько. Тлателолько населяла группа, отделившаяся от племени мешиков, которая создала свой собственный город и правители которой принадлежали к династии, происходившей из Аскапоцалько. Этот город преуспевал в войне и торговле. Но правители мешиков не могли бесконечно терпеть присутствия одновременно родственного и конкурирующего города, находящегося на расстоянии полета стрелы. Предлог к конфликту предоставили сами тлателольки. Их правитель Мокиуиштли, женатый на сестре императора Ашайякатля, относился к своей жене пренебрежительно; с другой стороны, кипучий и честолюбивый, он пытался создавать с другими городами долины союзы против Мехико. Отношения обострились до такой степени, что разразилась война: в 1473 году ацтеки заполонили Тлателолько и захватили главный храм. Мокиуиштли, сброшенного с вершины пирамиды, разорвали на куски. С тех пор Тлателолько утратил свою независимость и был включен в состав столицы под началом наместника.

Таким образом, город простирался с севера на юг от северной границы Тлателолько, напротив прибрежного поселка Тепейякак, до самых болот, постепенно переходивших в озеро; южная граница города была отмечена рядом поселений с говорящими названиями: Тольтенко («у края камышовых зарослей»), Акатлан («место тростника»), Шиуитонко («луг»), Атицапан («белесая вода»), Тепетитлан («рядом с холмом»), Аманалько («водоем»). На западе он заканчивался примерно на месте нынешней улицы Букарели, у Атлампы («на краю воды») и Чичимекапана («река чичимеков»). На востоке город тянулся до Атлиско («на поверхности воды»), где плескались воды озера Тескоко. В целом город образовывал квадрат со стороной примерно в три километра, покрывая площадь в тысячу гектаров; в этой связи можно напомнить, что Рим в границах стены Аврелиана занимал 1386 гектаров. Вся эта территория была преобразована двухсотлетним трудом в геометрическую сеть каналов и насыпей, расположенных вокруг двух основных центров: главного храма и площади Теночтитлана, главного храма и площади Тлателолько. В отдельных кварталах существовали свои многочисленные второстепенные центры.

«Кварталы» относятся к самым непонятным темам, связанным с Мехико. Можно с уверенностью утверждать, что в основе ацтекского общества, а следовательно, и территориального деления – проекции общества на землю, – находилась единица, называемая кальпулли(«группа домов») или чинанкалли(«дом, окруженный изгородью»). Этот термин испанские хронисты обычно переводили как «баррио» (квартал), а современные американские авторы называют «кланом». Я склонен думать, что испанцы лучше поняли реальное положение дел, чем нынешние археологи. Слово «клан», указывающее на определенные правила брака и наследования, или даже «тотем», на мой взгляд, менее соответствует известным фактам, чем слово «квартал», обозначающее территориальную единицу. Кальпуллибыл прежде всего территорией, коллективной собственностью определенного числа семей, которые делили его между собой, чтобы использовать согласно правилам, которые мы изложим ниже. Он обладал примитивной автономией управления, осуществляемого выборным главой ( кальпуллек), и собственным храмом.

Вероятно, кальпуллиоставались главной ячейкой племени во время переселения и вплоть до основания города. Сколько их тогда было? Нам известны названия семи первоначальных кальпулли, но нельзя с уверенностью утверждать, что их не было больше. Альварадо Тесосомок, автор «Мексиканской хроники» («Хроника Мешикайотль»), насчитал пятнадцать кальпуллив те времена, когда ацтеки прибыли в Тулу, то есть в конце XII века. Возможно, в начале городского периода их было двадцать, но это не доказывает, что их число не увеличилось с XIV по XVI век. Во всяком случае, к ним нужно присовокупить кальпуллиТлателолько после его аннексии; нам известны семь из них, которые были кварталами торговцев, но следует предположить, что были и другие. Наконец, некоторые кварталы, например, Амантлан, населенный ремесленниками, создававшими мозаики из перьев, были присоединены к городу в относительно недавнюю эпоху. Как бы то ни было, на плане Мехико, составленном в 1789 году великим эрудитом Альсате, указано не менее шестидесяти девяти мест, говорящие названия которых восходят ко временам Теночтитлана и Тлателолько. Нельзя утверждать, что все они соответствовали кварталам или, кальпулли, но большинство – наверняка.

С другой стороны, вскоре после основания Мехико было произведено новое деление. Традиционные рассказы приписывают его изобретение самому Уицилопочтли. Весь город разделили на четыре части по отношению к главному храму. На севере – Куэпопан («место, где распускаются цветы»); на востоке – Теопан («квартал бога», то есть храма); на юге – Мойотлан («место комаров») – удачное название, поскольку именно там каналы и улицы упирались в болота, которые в колониальную эпоху назвали Ciénaga de San Antonio Abadи Ciénaga de la Piedad(болото Святого Антония Настоятеля и болото Милосердия). На западе лежал Астакалько («дом цапель»). Это деление на четыре большие части настолько утвердилось в сознании, что испанцы сохраняли его весь колониальный период, ограничившись лишь тем, что дали этим частям христианские названия: Санта-Мария ла Редонда (Куэпопан), Сан-Пабло (Теопан), Сан-Хуан (Мойотлан) и Сан-Себастьян (Астакалько).

Ясно, что деление на четыре сектора, приписываемое верховному богу, носило прежде всего административный, управленческий характер. Это была сеть управления, наложенная на великое множество старых и новых кальпулли.В каждом из секторов имелись свой особый храм и военачальник, назначенный центральной властью. Тем самым сектор глубинным образом отличался от кальпулли, самостоятельно избиравших своего главу; кроме того, он не владел землей.

Таким образом, вся агломерация выстраивалась вокруг своих главных и второстепенных центров: кальпуллис храмами и тельпочкалли– «домами юношей», своего рода религиозными и военно-учебными заведениями, – четыре сектора со своими храмами и, наконец, большие теокаллиТеночтитлана и Тлателолько, императорские дворцы и административные здания, которые подчинялись непосредственно властям империи.

Сколько жителей было в этом городе? Возможно, ацтекские императоры имели возможность узнать по крайней мере точное число семей, проживавших в Мехико, но до нас не дошло ни единой переписи. Оценки завоевателей варьируются от 60 до 120 тысяч дворов или жилых домов. Остается выяснить, сколько людей в среднем проживало в одном доме. Семьи были большими, а среди правящей верхушки была принята полигамия. Если допустить вслед за Торкемадой, что в один двор входило от четырех до десяти человек, в среднем получается по семь человек в доме. Но и эта цифра, возможно, меньше реальной, поскольку множество семей в Мехико держали слуг низшего статуса, которых мы неточно называем рабами. Следует учесть и тот факт, что целые семьи жили в лодках, как это до сих пор практикуется в азиатских странах. За неимением лучшего, можно произвольным образом допустить, что в Теночтитлане и Тлателолько находилось от 80 до 100 тысяч дворов по семь человек в каждом, то есть население агломерации составляло от 560 до 700 тысяч душ. Скажем так население наверняка превышало полмиллиона, но до миллиона, возможно, не доходило.

Здесь мы говорим, разумеется, только о самой столице. Несомненно, в рассматриваемую нами эпоху множество городов и поселков на твердой земле были всего лишь спутниками большого города или его пригородами. Даже когда эти поселения сохраняли, как, например, Тлакопан, видимость автономного управления, в действительности они находились в подчиненном положении по отношению к столице. Это касалось Аскапоцалько, Чапультепека, Койоакана, Уицилопочко, Иштапалапана, Силуакана, Мешикальцинко, Истакалько и т. д., то есть большей части территории, которую сегодня занимает Федеральный округ Мексиканской республики – город Мехико.

Это были процветающие пригороды, как убедились по своем прибытии испанцы. Кортес отмечает, что прибрежные города вдаются прямо в озеро, и это якобы указывает на то, что население их растет, и в связи с новыми потребностями люди, живущие на твердой земле, используют методы строительства, привычные для Теночтитлана. Таким образом, это была обширная городская агломерация, которая, «вгрызаясь» в озеро, на берегах которого она раскинулась, заключала в себе более миллиона человек, живших в центре долины.

Общий вид, дороги и движение

Все очевидцы-конкистадоры, которые, по выражению Берналя Диаса, «такого никогда не видели и даже во сне не грезили о чем-нибудь подобном», в один голос выражают восхищение великолепием города. Самый хладнокровный и расчетливый среди них – их предводитель Кортес – громко восхваляет красоту зданий, в особенности отмечая сады, расположенные на террасах или высаженные на земле. Он во все глаза разглядывал улицы, прямые и широкие, вдоль которых были прорыты каналы со снующими по ним лодками, акведук, подающий в город пресную воду, большие и оживленные рынки. В письмах Карлу Пятому гордый идальго говорит даже, что индейцы «живут почти как в Испании и у них такой же порядок». Просто удивительно, добавляет он, сколько разумения они привносят во всё.

Через четыре дня после вступления в Мехико, то есть 12 ноября 1519 года, Кортес и главные военачальники отправились с императором Мотекусомой II осмотреть рынок и главный храм Тлателолько. Они поднялись на вершину теокалли, куда вели сто четырнадцать ступеней, и остановились на верхней платформе пирамиды, перед алтарем. Как пишет Берналь Диас, Мотекусома взял Кортеса за руку «и велел ему смотреть на великий город и другие города, находившиеся среди воды, и многие другие поселки в окрестностях того же озера… Стоя на вершине того большого проклятого храма, мы были так высоко, что всё было прекрасно видно. С его высоты мы увидели три дороги-дамбы, ведущие в Мехико: из Иштапалапы, по которой мы вошли четыре дня тому назад, из Такубы, по которой позже мы бежали, в ночь нашего великого поражения ^{15}… и из Тепеакильи. И увидели мы пресную воду, поступавшую из Чапультепека и снабжавшую город, а на этих трех дамбах повсюду были построены мосты, и вода переливалась из одного озера в другое. А в одном из этих озер мы увидели огромное количество лодок, из которых одни приходили с различными грузами, другие уплывали с разнообразными товарами… И видели мы в этих городах языческие храмы и часовни, напоминавшие башни и крепости, и все они сверкали белизной и вызывали восхищение. А дома все были с террасами, а вдоль дамб стояли башенки и часовенки, тоже напоминавшие крепости. Рассмотрев всё и оценив увиденное, мы снова повернулись к Большой площади и к скоплению народа на ней; одни продавали, другие покупали, и раздавался такой шум и гам, что слышно было за целую лигу. Многие из наших солдат бывали в разных концах света, в Константинополе, во всей Италии, в Риме, и все они говорили, что такой соразмерной, гармоничной и большой площади и с таким количеством народа, они никогда не видели».