Текст книги "Гладиатор"

Автор книги: Юрий Волошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Иван сделал паузу, но Андреев молчал, лишь плечи его согнулись чуть сильнее.

– Правда, у тебя есть выбор, – усмехнулся Иван. – Ты можешь отказаться. И ляжешь рядом с ним. – Иван толкнул ногой тело официанта. – Я убью тебя этим же ножом, – продолжал он. – Но ты не откажешься. Ты согласишься и будешь жить. На условиях, которые я тебе назову. На любых условиях. И не потому, что очень хочешь жить... Потому, что ты меня боишься. И сделаешь все, что я тебе прикажу. Все.

Иван подошел к Андрееву вплотную и поставил ногу на его спину. Сквозь подошву он чувствовал, как мелко вибрировало тело Андреева.

– Вытащи из него нож, – приказал Иван.

Андреев судорожно помотал головой.

Иван скользящим ударом стукнул его каблуком в ухо. Тот уткнулся лицом в тело мертвого официанта. Не глядя, даже не поднимая головы, нащупал рукой нож, потащил его вверх...

– Отрежь ему ухо, – вновь приказал Иван.

Андреев застыл над официантом с ножом в руке...

– Отрежь ему ухо, – повторил Иван. – Ты меня понял? Или тебя ударить?

Андреев, не глядя, протянул руку к голове официанта, нащупал ухо, с видимым трудом заставил себя скосить глаза в ту сторону, чиркнул острым как бритва ножом... Отрезанное ухо он поднял и держал на вытянутой руке как можно дальше от себя, стараясь касаться пальцами только серьги.

– Положи его на стол, – сказал Иван. – На тот, у двери.

У двери стоял единственный относительно чистый стол во всем цехе. Иван бросил на него папку с бумагами, вытащил документы, положил рядом авторучку.

Андреев тем временем, очень аккуратно держа отрезанное ухо двумя пальцами, осторожно нес его к столу, не сводя со своей руки сосредоточенного взгляда. Нож он не бросил и держал его в другой руке, совершенно, однако, забыв про него.

– Подписывай, – поторопил Иван.

Андреев посмотрел на бумаги, попытался их прочитать, несколько раз тряс головой, но так, видимо, и не смог это сделать. Взгляд его каждую секунду возвращался к лежавшему перед ним на столе уху.

– Не заставляй меня ждать, – тихо сказал Иван.

Андреев быстро взглянул на него, согласно кивнул, бросил нож и схватился за авторучку... Секунд через десять документы были подписаны.

– Ты молодец, – похвалил Иван. – Ты все правильно понял. Теперь ты останешься жить. Но я знаю – ты захочешь меня обмануть, как только выйдешь отсюда... Я бы мог посадить тебя в тюрьму. За его убийство.

Иван кивнул на мертвого.

– Ведь это ты его убил. Бармен это подтвердит. Он видел все своими глазами... И ты сидел бы в камере с убийцами. Они трахали бы тебя в жопу и давали бы тебе сосать свои члены. Потому что ты беззубый и твой рот показался бы им соблазнительным.

Андреев не сводил глаз с отрезанного уха...

– Но я избавлю тебя от этого, – продолжал Иван. – Я не дам совершить тебе еще одну ошибку. Я просто возьму с тебя клятву. Ты поклянешься мне отрезанным ухом, что никогда, слышишь, никогда тебе даже мысли такой в голову не придет меня обмануть. А чтобы я поверил твоей клятве, сейчас ты...

Иван сделал паузу, наблюдая, как напряглось тело Андреева. Тот еще больше втянул голову в плечи, неестественно согнулся, так что руки его висели почти до пола...

– ...Съешь это ухо, – закончил Иван.

Андреев затравленно оглянулся, но тотчас же перевел взгляд на то, что лежало перед ним, – на поблескивающее серьгой человеческое ухо в лужице крови.

– Если ты будешь медлить, – сказал Иван, – я отрежу твои уши. И заставлю тебя их съесть тоже, – он нагнулся, поднял брошенный Андреевым нож и сделал шаг к столу...

Андреев судорожно схватил отрезанное ухо, зажмурился и сунул его в рот.

Иван криво усмехнулся. "Дрожащая тварь", – подумал он.

Андреев бессмысленно таращил глаза и размеренно двигал челюстями, ломая о серьгу последние зубы и совершенно этого не замечая.

– Теперь я тебе верю, – сказал Иван. – Держи его во рту. Дома выплюнешь.

Иван заставил Андреева снять грязный пиджак и смыть кровь с рук. Нашел у него в кармане расческу, причесал его. Андреев двигался покорно-механически, по-видимому совершенно ни на чем не способный сосредоточиться, кроме того, что держал во рту...

– Сейчас ты поедешь домой, – наставлял его Иван. – Позвонишь из дома брату в ментовку и скажешь, чтобы он здесь прибрал. Жить будешь на пенсию. Тебе оставили десять процентов доходов с твоих магазинов. Ты доволен?

Андреев согласно кивнул.

– Домой поедешь с охраной. И не бойся, по дороге тебя никто не тронет. Ну? Не боишься?

Андреев что-то промычал и помотал головой из стороны в сторону.

Они вышли из разделочного цеха. Иван, выходя последним, плотно прикрыл за собой дверь. Прошли в ресторан. Бармена за стойкой не было...

Проводив Андреева к выходу, Иван жестом подозвал второго официанта:

– Андрей Владимирович приказал закрыть разделочный цех на замок и никого туда не пускать. Сами тоже не заходите. Скоро подъедет брат Андрея Владимировича, вот его и проводите туда. Сам хозяин немного приболел.

***

Иван шел пешком по Чугунному мосту... Ему было просто противно оттого, что жизнь устроена именно так, а не иначе. "Как легко сломать человека, – думал он. – Какое это мягкое и податливое существо. Достаточно причинить ему боль, показать, что рядом с ним стоит смерть, и он уже готов на все, что угодно, лишь бы сохранить свою жизнь, которая, в сущности, ему совсем не нужна. Он совершит любое зло, сожрет самого себя, вывернет весь мир наизнанку из одного только страха потерять жизнь. Вот так и получается, что сама жизнь есть причина и источник зла..."

Глава 8

...Крестный припомнил, что из "эксперимента" с бизнесменом Андреевым тогда чуть было не вышел довольно большой шум, районного, правда, масштаба... Но все же шум. Пришлось прятать концы в воду, кое что после Ивана подчищать... И все из-за его излишне резкого стиля работы. "Однако задание он все же выполнил, подумал Крестный. – А как его еще можно было выполнить?.."

Бармена, сбежавшего тогда из "Гаргантюа", на следующий день нашли в Водоотводном канале под Комиссариатским мостом с перерезанным горлом.

Крестный, волей-неволей вынужденный следить за развитием событий, навел справки и через "ордынцев" выяснил, что это дело рук милицейского братца Андреева. Капитан не был профессиональным убийцей, поэтому наследил – оставил свидетеля-помощника и, главное, породил подозрения у собственного начальства о своей причастности к этому убийству. Ниточка могла привести и к "Гаргантюа", а Крестному такой геморрой вовсе не был нужен...

Капитана потребовалось срочно убрать, и его убрали. Сделал это, правда, не Иван, но сделано было оперативно и чисто. Капитан был убит прямо на рабочем месте, у себя в райотделовском кабинете, выстрелом через окно. Его помощник тот самый охранник, что свидетельствовал против "ордынцев", – пропал бесследно. Крестный тут был ни при чем. Наверное, "ордынцы" постарались, а может быть, и сам сбежал.

На этом все вроде бы успокоилось.

А Андреев сошел с ума. Он почти месяц ходил по бывшим своим магазинам, хватал там с витрин мелкие предметы и совал их себе в рот. В "Гаргантюа" заходил ежедневно: бросал в аквариум железные рубли, мешал работать официантам – заглядывал им в глаза, трогал за уши... Потом куда-то резко пропал, по всей вероятности, озабоченные родственники или под домашний надзор его посадили, или уж сразу на "канатчикову дачу" отправили...

Иван Крестного устраивал во всех отношениях, и как исполнитель его замыслов представлялся почти незаменимым. И действительно: достаточно было только четко сформулировать задачу, и Иван практически всегда добивался нужного результата.

Работал он очень жестко...

Крестный поймал себя на том, что здесь вместо слова "жестко" ему хочется употребить слово "жестоко"... Смерть для Крестного все больше становилась понятием абстрактным. Самому лично сталкиваться с ней ему не приходилось уже давно.

За все время своего негласного управления московской криминальной жизнью он сам, своими руками, убил двух, нет, трех человек. Это было еще тогда, когда он только боролся за свое место под солнцем... Существовала необходимость убрать этих людей, без этого не обошлось бы ни в коем случае, поскольку они стояли на его пути, так сказать, загораживали ему дорогу...

Тогда он работал один и, собственно говоря, не звался еще даже Крестным. Это имя он получил позже, уже став фактически тем, кем он был сейчас. А тогда он выступал лишь одним из претендентов – не самый авторитетный, не самый сильный, но самый умный среди них и, именно в силу этого, имевший блестящие перспективы. Он оказался наиболее удачливым...

Да, самому ему пришлось ликвидировать лишь троих, хотя весь его долгий путь к дню сегодняшнему "украсили" десятки трупов людей, убитых чужими руками. Но для него теперь это была "черная" работа, на которую всегда находились исполнители, работавшие ради денег или идущие на это из страха быть убитыми... Одни отрабатывали таким образом долги, другие "зарабатывали" этим путем положение в "обществе", поскольку другим путем – просто не умели...

Одного из тех двоих, а потом и еще одного Крестный положил сам... Не было тогда у него ни денег, ни своей собственной организации, ни проверенного "отряда". Сделал он это совершенно спокойно: не думая о том, что чувствует жертва в момент своей смерти, не представляя себя на ее месте, не терзая себя сомнениями, вправе ли он забирать чужую жизнь. Он отнесся тогда к этим трем убийствам как-то формально, довольно-таки бесчувственно – как к стрельбе по мишеням в тире. Человек, в которого летели его пули, представлялся ему лишь черным силуэтом очередной мишени, поразив которую он выигрывал, а промахнувшись – терпел поражение... Поражение было равносильно смерти, а умирать он не собирался.

...Работа Ивана привлекала его пристальное внимание – так работа профессионала высокого класса всегда обращает на себя внимание соответствующих специалистов. А уж в этом деле Крестный разбирался как самый настоящий специалист, эксперт и ценитель...

Будучи не исполнителем, а организатором, он тем не менее досконально знал "искусство убивать"... И щедро передавал знания и опыт тем, кто был в состоянии их усвоить во всем объеме. Правда, таких попадалось немного. Людей приходилось тщательно отбирать, как отбирают из многих абитуриентов всего нескольких кандидатов в студенты престижного вуза. За год из примерно двадцати человек, пришедших к нему для обучения, образно говоря, в "ученики", оставалось обычно, дай Бог, два, а то и один. Остальные превращались в "учебные пособия"... При этом ни сам Крестный, ни кто-то иной формально никого никуда не отбирал и уж тем более не назначал на какие-то там роли... Все совершалось как бы само собой. Оставался тот, кто хотел и, главное, мог остаться. Процесс обучения был таким же естественным, как естественный отбор в природе, как процесс выживания. И соответственно течение этого процесса зависело прежде всего от природных качеств претендентов на "звание" киллера... Методы обучения основывались на тех же принципах, что и миллионнолетняя эволюция человека, – если, конечно, верить Дарвину, а не Ветхому завету... Право на жизнь принадлежало тому, кто был сильнее не только физически, но и во всех прочих отношениях.

Крестный ставил выше физической силы особые природные данные: быстроту реакции как физиологической, моторной, так и психической, умственной; интуицию, то есть способность предчувствовать, предвосхищать события; аналитические способности и умение их применять в конкретной, текущей ситуации. В сочетании с хорошей физической подготовкой и врожденным стремлением к лидерству эти качества давали, позволяли достичь высоких результатов в "искусстве убивать", а значит – и в школе киллеров Крестного...

...Крестный сразу почувствовал, что Иван совершенно не похож на остальных "учеников" уже хотя бы тем, что постоянно сам шел навстречу смерти, даже искал ее, но каким-то странным образом каждый раз оставался в живых...

О нем Крестный не имел почти никаких сведений. Знал только, что в Москву Иван попал прямой дорогой из Чечни, что убивал он, как специально обученный киллер, и что работал всегда один. Судя по его технике, он прошел подготовку в каком-то специальном лагере.

...Обращало на себя внимание то особое удовлетворение, которое ощущалось в нем в критических ситуациях: чем сильнее проявлялась угроза для его жизни или, по-другому говоря, чем ближе он был к смерти, тем лучше он себя чувствовал. Этим он резко отличался от остальных "учеников", даже лучшие из них в подобных ситуациях излучали нормальный человеческий страх перед расставанием с жизнью...

Любопытная история была связана уже с первым появлением Ивана в Москве. Узнав об этой истории, Крестный, собственно говоря, и заинтересовался Иваном.

***

...Выйдя на Киевском вокзале из поезда "Ростов-на-Дону – Москва", Иван не провел в столице и часа, а о его существовании уже узнал Крестный. Так уж сложились обстоятельства – можно сказать, рука судьбы...

В Москву Иван приехал потому, что в свой родной город, крупный областной центр на Волге, возвратиться он не мог: там его знали слишком многие, его появление неизбежно привлекло бы внимание. У Ивана не было абсолютно никакого желания встречаться с теми, кого он знал когда-то раньше и кто сам хорошо знал прежнего Ивана – любителя и любимца девушек, надежного в драке и в дружбе, озабоченного всеобщей справедливостью, проблемой добра и зла и защитой своей собственной чести и достоинства... Слишком разительная произошла с ним перемена. В конце концов, Иван просто хотел бы и дальше остаться в одиночестве...

Все, что было связано с жизнью живых людей, не вызывало у него собственно никакого интереса: он знал и цену их жизни, и цену жизни вообще... Он понял, что жизнь не имеет абсолютно никакого смысла и абсолютно никакой ценности.

Ценен и интересен единственный момент в существовании человека – момент перехода от жизни к смерти. Лишь тогда человек осознает, что он жив, когда понимает, что в следующее мгновение жизнь его прекратится. Но и это происходит далеко не с каждым. Большинство тех, кому предназначено умереть, расстаются с жизнью неожиданно и неощутимо для себя – просто прекращают свое человеческое существование, и все.

...Иван шел по Украинскому бульвару. Он не имел никакой определенной цели и не выбирал направления движения – просто шел... На лавочках, мимо которых он проходил, сидели пенсионеры, так до сих пор и не познавшие истинной цели, хотя и завершающие свое неосмысленное существование. Навстречу ему молодые мамаши катили коляски с младенцами – те еще не имели ни цели, ни направления, их короткие жизни пока оставались неосознанными... Иван не мог бы точно сформулировать, чем его пребывание на свете отличается от их существования. Да и есть ли ныне у него вообще хоть какая-то жизнь? Есть хоть что-то, чем стоит дорожить?..

Иван знал одно: у него когда-то была жизнь, и она осталась там, в Чечне. А сейчас здесь, в Москве, он не имеет ничего, кроме некоего острого чувства... И это чувство Иван испытывает только тогда, когда балансирует на границе между жизнью и смертью...

...Выйдя к реке, Иван постоял немного на набережной, наблюдая за едва заметным шевелением ленивой московской воды. Ему невольно вспомнилась стремительность горного ручья, утолявшего его жажду в чеченском плену. Спокойная и мутная, московская вода не вызывала ни жажды, ни желания окунуться в ее мертвенно-стальную неподвижность... Не хотелось даже остановиться и взглянуть на свое отражение в ней!

Иван свернул направо и пошел по течению, направление которого можно было угадать, следя за медленным перемещением плавучего мусора. Медлительное течение Москвы-реки составляло разительный контраст с суетой московской уличной жизни, наполнявшей пространство вокруг Ивана. Он издали приметил высокое здание гостиницы "Украина" и обратил внимание на столпившиеся вокруг него иномарки... И тут Иван словно очнулся. Знакомое ощущение все убыстряющегося темпа времени подхватило его и заставило мгновенно включиться в анализ ситуации... Он словно скользил с ледяной горы, с каждой секундой набирая скорость, мимо мелькали кадры изображения и слуховые впечатления...

Впервые после Чечни на Ивана вновь дохнуло запахом опасности. Он остановился почти напротив гостиницы, достал сигареты, пошарил по карманам, якобы ища зажигалку, а на самом деле проверил, удобно ли расположены оба его "макарова" с полными обоймами. Он не верил этому городу, его кажущемуся благополучию, демонстративной неподвижности его реки. Короткого взгляда по сторонам было достаточно, чтобы отметить словно разлитое в воздухе напряженное ожидание какого-то события. Это ожидание особенно чувствовалось в пространстве вокруг гостиницы.

В самом расположении иномарок у гостиницы было что-то настораживающее. Три из них занимали именно те места, которые выбрал бы и сам Иван, если бы ему нужно было держать под прицелом вход в гостиницу. Это были самые удобные огневые позиции, дополняющие друг друга. Иван представил себе, что вот эти темно-зеленый джип и две черных БМВ связаны одной целью. И уже не сомневался, что через мгновение эта цель покажется на мраморной лестнице – спуске от дверей гостиницы...

В планы Ивана не входило ввязываться в чужую драку. Жизни людей, которые, как он понял, собрались друг друга убивать, в настоящий момент не интересовали его... Если бы судьбе было угодно, Иван просто прошел бы оставшиеся двадцать метров до поворота в сквер и стал бы лишь одним из свидетелей беспорядочной стрельбы у гостиницы "Украина". Но смерти, видимо, нравилось быть рядом с Иваном. И в тот момент, когда событие, ради которого собрались около гостиницы его участники, начало совершаться, Иван оказался на линии огня.

Случайность?

Крестный, анализируя по свежим следам происшествие около "Украины", поначалу так и решил. Хотя тоже не очень-то верил в случайности. Но у этого залетного стрелка, как назвал он тогда Ивана, не могло быть и не было никакой информации о том, что должно произойти. Значит, он оказался там случайно.

Только потом, не раз уже поговорив с Иваном и кое-что о нем поняв, Крестный смог убедить себя, что эта обычная, на первый взгляд, случайность являлась случайностью особого рода...

Иван мог на Киевском вокзале спуститься в метро. Мог, перейдя площадь, пересечь Москву-реку по Бородинскому мосту, благо это ближайший путь к Садовому кольцу и центру города. Мог, наконец, если уж пришла охота прогуляться, свернуть с площади направо к Бережковской набережной... Но Иван ничего этого не сделал. Он почему-то выбрал именно тот путь, который привел его к гостинице "Украина", причем в точно определенное самим Крестным время. И вмешался в его операцию.

Это не могло быть случайностью.

Появление Ивана никак не связывалось с обычной игрой господина Случая. Его привел нюх, бессознательное чутье на смерть – и столь же бессознательное и безошибочное стремление к ней. Иван, как думал Крестный, может быть, и сам не подозревает об этом. Для него это и не важно. Важно это для Крестного. Крестный тогда им очень заинтересовался: именно такой человек был ему нужен не ждущий подсказок, всегда знающий, как поступить в любой ситуации, и сам принимающий решения... И в то же время не имеющий тех целей, которые имел Крестный... Человек убивающий... Убийство как образ жизни...

...Тогда, у гостиницы, Иван не размышлял – случайно или не случайно он там оказался. Размышлять в такой ситуации может либо самоубийца, либо философ. Иван не был ни тем ни другим. Он был профессионалом смерти и действовал в соответствии со своим статусом...

Иван четко уловил одновременность двух событий: начала открываться дверь гостиницы и начало опускаться стекло стоящей напротив входа БМВ. На крыльцо гостиницы вышел толстый лысоватый хохол с запорожскими усами, одетый в светло-серый костюм, в галстуке, с серым дипломатом в руке. Иван понятия не имел, что это крупный харьковский бизнесмен, а два дюжих хлопца, сопровождавших его, телохранители, прошедшие подготовку в лучшем центре украинского спецназа. Но он отметил слегка оттопыренные полы их пиджаков, за которыми угадал кобуры пистолетов.

Почему этот толстяк должен умереть, Иван не знал. Но понял, что через несколько мгновений усатый запорожец точно умрет.

Ствол автомата уже торчал из БМВ, готовый выплюнуть сгусток огня, когда появившаяся из дверей троица сделала первые шаги по лестнице.

И тут Иван понял: если он не хочет оказаться под перекрестным огнем притаившихся в засаде иномарок, он должен действовать нестандартно – не ждать, когда ситуация обрушится на него свалившимся с фасада кирпичом, а поймать этот кирпич и бросить его в другого. Которому сегодня в любом случае суждено умереть.

Иван, неожиданно для стрелка в БМВ, упал на асфальт и покатился вправо, к газетному киоску, освободив тем самым от лишней фигуры сектор стрельбы. Но прежде, чем прозвучала очередь из окна машины, он успел выхватить из кармана "макаров" и послать две пули в живот застрявшему на ступеньках "запорожцу"...

Очередью из машины разнесло голову одному из телохранителей.

Второй успел сделать несколько выстрелов по Ивану, прижавшемуся к кирпичному фундаменту газетного киоска. На него посыпались стекла. Раздался визг киоскерши.

Неизвестно, удалось бы Ивану уйти из-под огня второго охранника, спрятавшегося от автоматчика за мраморным лестничным ограждением, если бы еще один автоматчик из джипа, о котором украинский спецназовец не подозревал, не прошил очередью его спину, разнеся заодно и стеклянную дверь гостиницы.

Взвыла сирена сигнализации. Из дверей гостиницы выскочили три охранника, экипированные, как ОМОН – в бронежилетах, шлемах, с автоматами наизготовку, и заозирались по сторонам, пытаясь разобраться в ситуации...

Иван лежал на засыпанном стеклами асфальте у киоска и был фактически единственным объектом, который мог привлечь внимание милиционеров. У него не было абсолютно никакого плана отхода. А брать на себя всю ответственность за только что осуществленный террористический акт он не собирался, хотя ему и пришлось принять непосредственное участие в операции... Каждая секунда промедления грозила оказаться для него последней. Иван принял единственно возможное, хотя и неожиданное для всех, кроме него самого, решение. Он вскочил и бросился к стоявшей немного поодаль другой БМВ. Из нее огня не открывали, но Иван был уверен, что она тоже задействована в операции.

И он не ошибся. Обе машины, обозначившие себя стрельбой, БМВ и джип, уже взревели моторами и, быстро набрав скорость, устремились в сторону Калининского моста. Третья машина будто ждала его, Ивана. Когда он был метрах в десяти от машины, стекло в задней дверце начало опускаться. Иван, сделав еще три прыжка, рыбкой нырнул в оконный проем дверцы и упал на заднее сиденье БМВ. Мотор взревел, и машина рванулась с места, мгновенно набрав под восемьдесят...

– Ну же! – выкрикнул парень, сидевший рядом с водителем. – Давай!

Иван сел на заднее сиденье и осмотрелся. Водитель, неестественно выпрямив спину, выкручивал руль, обходя редкие машины. Сидевший рядом с ним парень, высокий, почти на голову выше водителя, с зачесанными назад прямыми темными волосами, обернулся к Ивану и оскалил в улыбке ровные крепкие зубы:

– Ты чего там застрял? Помирать собрался? Не торопись, брат...

– Куда едем? – спросил Иван.

– Тебе-то какая разница? – искренне удивился темноволосый. – Раз уж ты сам нам на голову свалился...

Водитель помалкивал, сосредоточенно вертя руль.

"В самом деле, – подумал Иван, – какая мне разница?"

– А здорово ты толстопузого завалил, – вновь оскалился высокий. Крестному твой стиль понравится.

– Кому? – переспросил Иван. Он впервые тогда услышал это имя.

– Узнаешь кому... – туманно ответил тот.

Они летели по Кутузовскому проспекту в сторону от центра, слившиеся с потоком машин, среди которых черных БМВ было, пожалуй, больше, чем автомобилей любых других марок и окрасок... Они еще помотались какое-то время по Москве, тщательно высматривая, нет ли за ними хвоста, и внимательно следя за реакцией постовых милиционеров, пока не убедились, что ничьего особого внимания машина не привлекает. Иван в некоторые моменты уже не мог понять, какое это место Москвы проносится за окном БМВ. Лишь иногда мелькали знакомые московские ориентиры. Он, к примеру, не сумел бы объяснить, каким образом они попали на другую сторону города, но четко уловил, что к ресторану "Савой" они подъехали со стороны Старой площади и "Детского мира"...

За время пути Иван успел обдумать свое положение. Не прошло и часа, как он ввязался в чужую драку. Но это было даже хорошо. Иван понимал, что в Москве ему нужно вписаться в какую-то структуру, чтобы не стать одиноким волком, вечно уходящим от облав и обреченным рано или поздно попасть в кольцо красных флажков... Он умел делать профессионально только одно – убивать. И полагал, что на это умение всегда найдется спрос в столице. Стоял вопрос – на кого работать? "А какая тебе разница?" – вспомнил он вопрос высокого черноволосого парня...

Ивану нравилось спокойствие, с которым его спутники относились к сложившейся ситуации. А ведь у них за спиной сидит вооруженный человек, которого они совершенно не знают! Что мешало Ивану убить одного из них, а другого заставить везти себя куда вздумается? Однако они сразу поняли, что у него и в мыслях нет ничего подобного.

И он почему-то не ожидал с их стороны никакого подвоха... "Ну что ж, Крестный так Крестный. Какая разница?" – повторил он про себя еще раз.

...И все же в тот раз он передумал. Выйдя из машины на стоянке у ресторана "Савой", он сказал только:

– Все, ребята. До следующей встречи.

Водитель сделал было какое-то движение в сторону Ивана, но высокий схватил его за рукав и, усмехнувшись, ответил:

– Иди. Куда ты денешься? Все равно к нам вернешься!

Иван спокойно повернулся к ним спиной и пошел вперед, не ощущая никакой опасности. Ему с этими ребятами делить было нечего.

– Надумаешь чего – спросишь про меня у портье... Меня зовут Илья! крикнул ему уже в спину высокий.

***

...Иван не имел разумного объяснения тому, что не пошел тогда на встречу с Крестным. Просто в последний момент он почувствовал, что поддается влиянию обстоятельств: ситуация ведет его за собой, лишая возможности самому воздействовать на ситуацию и изменять ее так, как ему хотелось бы. Он еще не знал, кто такой Крестный, но понимал, что попал в сферу интересов этого человека... Рано или поздно встреча должна состояться... В тот момент он решил, что пока еще рано.

***

...Крестного чрезвычайно заинтриговал отказ Ивана встретиться с ним. За этим волевым актом виделась самостоятельность такого рода, какую Крестный больше всего ценил в своих исполнителях, хотя никогда и не говорил им об этом. Ему не нужны были роботы с компьютерным мышлением, выполняющие свою работу по заданному алгоритму. Их действия можно было просчитать, предвидеть, а затем и предотвратить... А Крестного всегда интересовал только стопроцентный результат.

Еще ни разу не увидев Ивана, он уже знал, что это тот человек, который ему нужен.

Глава 9

Лещинский метался по Москве, не находя себе места от страха. Он очень боялся, что его уже вычислили, что по его следам уже идет киллер, что пуля вот-вот вопьется в его спину, голову, живот или грудь... Он ожидал выстрела отовсюду и ото всех – от прохожего, от шофера такси, от продавца в магазине и даже от лоточника, от милиционера, от любого из сотрудников министерства или ведомства...

Страх сжимал тисками его грудную клетку, не давая свободно вздохнуть, почувствовать прежнюю уверенность в себе, которой он еще совсем недавно наслаждался.

Лещинский давно не использовал свою служебную машину, предполагая, что она в первую очередь привлечет внимание тех, кто будет его искать... Он спускался в метрополитен, проезжал одну станцию и, выскочив из вагона, бежал наверх, на улицу... Там он стоял и старательно всматривался в поток идущих мимо людей: не попадется ли в толпе лицо, виденное им только что в вагоне метро или на станции? Вдруг его уже преследуют?

По улице он тоже не мог идти спокойно, не озираясь и не привлекая своей суетой внимания прохожих, в которых ему тут же начинали чудиться преследователи. В особенности собственная спина казалась Лещинскому уязвимым местом. Он останавливался у какого-нибудь дома, прислонялся к стене и напряженно всматривался в окружающих людей, с облегчением переводя дух, когда какой-нибудь молодой мужчина проходил мимо, не обратив на него никакого внимания... Впрочем, и женщины не казались ему безопасными. На его напряженный взгляд, устремленный на них, женщины отвечали по-разному – улыбкой или выражением недоумения на лице, но у Лещинского все они вызывали лишь одно чувство – страх.

Лещинский понял, что больше всего на свете он хочет просто жить. Он уже даже жалел о том, что вообще сунулся в это криминальное гнездо – российское правительство. Теперь иначе он родное государственное учреждение не воспринимал.

Ему стала казаться очень привлекательной жизнь какого-нибудь маленького, незаметного – о, сладкое слово! – клерка небольшой и небогатой фирмы. Пусть он будет жить впроголодь, как и все основное население России, пусть у него никогда не будет ни превосходной квартиры, ни машины, зато его дела и его жизнь не привлекут ничьего злого внимания...

Опасного внимания. От одной мысли о котором – холод по спине, дрожь по позвоночнику до самого копчика...

Конечно, Лещинский, глядя на свое поведение со стороны, понимал, насколько все это глупо, и испытывал жгучий стыд, но все равно не мог ничего с собой поделать...

К примеру, он не мог заставить себя пойти домой. При одной мысли об этом ему начинали мерещиться засевшие с винтовками на крышах снайперы, машины с автоматчиками, поджидающие его на улице, пистолетные выстрелы в подъезде... Он слишком хорошо был знаком с различными способами уничтожения человека любого, кто имел неосторожность помешать кому-то из сильных мира сего. Лещинский никак не мог усмирить свое воображение... Стоило ему представить свою огромную квартиру и себя одного в ее необъятных пустых комнатах, как он готов был часами кружить по улицам, лишь бы не прислушиваться, замирая от страха, к безмолвной пустоте жилища, лишь бы не ждать с ужасом в душе, что вот-вот откроется дверь и на пороге появится человек в черной маске на лице...

К вечеру Лещинский изнемог от постоянного напряжения. Он уже дважды звонил Крестному, но не получил в ответ обычного разрешения на встречу. Лещинский знал, что Крестный – единственный человек, который может ему сейчас помочь. "Спрятать в Москве человека для Крестного – пара пустяков, – успокаивал себя Лещинский. – Сколько раз он проделывал такие штуки, хотя бы с тем же красноярским губернатором, которого искали по всей Москве неделю, но так и не нашли. И меня Крестный может спрятать так, что никто не найдет".