Текст книги "Под солнцем горячим"

Автор книги: Юрий Сальников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

«Семен растит большие ноги»

– Семен, Семен! – закричала Гутя. – Это же наши!

Из-за поворота появилась Райка Муврикова. За ней – Швидько и Дроздик. И Абрикосова. Они пели:

 
Семен растит большие ноги!
 

А он сам шел сзади, как видно, очень довольный, что ребята в его честь так переделали туристскую песню. Но едва на тропе показались наши беглецы, как песня оборвалась, начался настоящий базар: «Вы откуда?»– «А вы?» – «А мы думали около пещер вас встретить!»

– Да как вы сюда попали? – спросил Кулек-Малек.

– А мы передовой батальон, – ответила Муврикова. – Основные силы движутся сзади.

– За нами? – спросила Гутя.

– Конечно. И еще: Лидия-то Егоровна обещала сюрприз? Вот он и есть: поход в пещеры!

– А вы почему не на тропе, а сбоку? – спросила Абрикосова. – Там что-нибудь интересное?

– Там шакалы, – сказал Гера и потянул Файку за руку: – Пойдем, покажу.

– Ну тебя! – вырвалась она.

Все очень радовались неожиданной встрече, только Швидько, подойдя к Гере, зловеще прошипел:

– Ш-шакалы-шакалики, ну задаст вам теперь Лидия Егоровна за побег, жди приказика!

– Отряд идет! – послышался возглас Дроздика. И сразу беспроволочный телеграф передал:

– Лидия Егоровна, наши нашлись!

Гера ожидал, что учительница немедленно начнет пробирать их троих, но она подошла и только поздоровалась:

– Здравствуйте, ребята, кажется, не виделись сегодня?

– А я знаю, как в пещеры входить! – сунулся объяснять Кулек-Малек. – Там поляна с костром…

Лидия Егоровна на это ничего не сказала. Наверное, ей даже не хотелось сейчас смотреть на беглецов-заговорщиков.

Тропа устремилась в глубь ущелья. Речка побежала рядом, будто никуда не исчезала. Только сделалась она немного меньше. Можно сказать, и не речка, а тоненький ручеек. И уже не рыбы мелькали в ней темными спинами, а головастики да пиявки. И все вокруг стало каким-то мирным, добрым, оттого, должно быть, что шагали теперь все вместе, с учительницей, с вожатой и Семеном. Нечего было бояться – ни глухого леса, ни темной ночи, ни злых шакалов. Все кончилось хорошо. И знаете: Гера даже пожалел, что они так быстро нашлись. Ну, провели бы в ущелье ночку, пускай всего одну, но зато по-настоящему полную опасностей. Вот бы порассказали потом, что увидели и пережили.

Лидия Егоровна, которая шла впереди, пропустила мимо себя весь отряд, дождалась, пока поравняется с ней Гусельников, и пошла с ним рядом.

– Как же это так получилось, Гера? – спросила она негромко. Она спросила так, что стало ясно: хотя их было трое, но именно его, Гусельникова, она считает первым заводилой во всей этой истории. Что же ответить ей? Гера вспомнил, как Лидия Егоровна в школе всегда поддерживала ребят, если начинали делать что-нибудь хорошее, и по справедливости осуждала, когда кто-нибудь бывал виноват. – Тебе очень хотелось попасть на хутор Алюк, – продолжала она. – Понимаю. Но разве это честно: думать только о себе? Мы же все волновались, когда увидели, что вас нет. А если бы до сих пор не нашли? Это же счастье, что вы были, в ущелье, и не ушли за гору. Ты только вообрази, мы бы всю ночь искали вас, в тревоге и страхе за вашу судьбу. Неужели вы об этом не думали?

Гера молчал, готовый провалиться со стыда. Ведь даже сейчас он думал совсем о другом!

– А я еще предупредила тебя: не торопись. Помнишь? Ведь потому и заговорила у костра о партизанах. Надеялась, ты расскажешь мне о своих намерениях. Но ты не захотел. И сюрприза не захотел дождаться. Все-таки поторопился. Что ж, поговорим об этом еще сообща, – заключила Лидия Егоровна и пошла опять быстрее, догоняя передних.

«Поговорим сообща…» Гере вспомнилась швидьковская ехидная фразочка: «Жди приказика». Конечно, разговора не избежать. Вот и вожатая хмурится и с Гутей не разговаривает, на командира не смотрит. Ну что ж – натворили, значит, отвечай!..

И все-таки шел сейчас Гера в хорошем настроении. Пусть какие угодно приказы! Зато шагают они всем отрядом, и тропка не пропадает, не прячется, и дружно звучит в ущелье туристская песня – смешные слова про Семена, который растит большие ноги. Он тоже идет с ними со всеми, этот кучерявый турист, который всем во всем помогает и который тоже наверняка знал про Геркин замысел – не зря же он, сидя с Альбиной на берегу, затеял в тот вечер с Гусельниковым свой хитрый разговор…

Каменный лабиринт

Вот и поляна среди леса. И остатки костра на месте. И запас дров рядом. А в стороне – пустые консервные банки кучей: немало туристов, осмотрев пещеры, набирались здесь сил для обратного пути.

Совсем неслышный, едва булькая, бежал сбоку родничок. Не верилось, что это тот самый Алюк, который, стекая по ущелью, шумит и пенится внизу, у Принавислы, как настоящая река. За родничком крутой склон горы, на нем – кусты и деревья и тропинка вверх – там вход в пещеры.

Карабкались осторожно, медленно. Подошвы скользили, мелкая галька осыпалась. Приходилось держаться за кусты, за стволы деревьев.

– Ой, не могу, – визжала Абрикосова, хватаясь обеими руками за Лидию Егоровну. Она поминутно останавливалась, широко расставив ноги. Ей казалось, наверное, что скат горы шевелится, как палуба корабля при шторме.

А Семен с ребятами – и среди них, конечно, Кулек-Малек! – уже стояли на площадке у входа в пещеру. Вход по форме – как треугольник: сдвинулись две скалы, огромные, гладкие, а между ними – узкая щель. Включив фонарики, пригнувшись, ребята один за другим начали входить внутрь горы. Пахнуло холодом, потянуло сырым сквозняком. Гера споткнулся о какой-то камень и чуть не упал – удержался, стукнувшись о чью-то спину. Навел фонарик: швидьковская.

Шли не спеша, переговариваясь вполголоса. Лучи фонариков метались, скользя по стенам и потолку.

– Не хочу дальше! – раздался сзади голос Абрикосовой.

– Не бойся, – ответила ей Лидия Егоровна. – Держись! – Должно быть, она взяла Файку за руку.

– Трусихосова, а не Абрикосова! – крикнул впереди Дроздик.

Файка хныкала, но шла, только, наверное, очень медленно – беспокойный лучик фонарика позади, за спиной у Геры, отстал. А ребята уже продвинулись вперед по тесному коридору. Низкие своды его мрачно чернели. Холодные каменные стены еще больше сблизились. Они сжимали уже со всех сторон, Гере тоже стало страшно. Казалось, узкая щель наваливалась на плечи и нависала над головой тысячетонной тяжестью – вот-вот раздавит. Захотелось поскорее вырваться отсюда на свежий воздух – под открытое просторное небо, где сияет солнце и шелестят деревья. Но Гера пересилил себя и пошел дальше.

Тесный коридор сделал поворот. Луч Гериного фонарика неожиданно, словно обрубленный, уперся в стену. Голоса ребят глухо зазвучали где-то впереди. Гера поспешил на их гомон, и перед ним открылась каменная комната. Она была такая большая, что в темноте терялись ее границы – не видно ни стен, ни потолка, даже лучи фонариков не доставали до них, будто растворялись в сплошной тьме, таяли и пропадали, поглощенные черным провалом. Глаза постепенно начали различать стены, смутно желтеющие высокими колоннами. Эти колонны как бы подпирали кромешную темноту.

Гера осветил стенку поблизости от себя. Она была блестящая, мокрая, грязная, с некрасивыми подтеками и твердыми неровными наростами-наплывами. Эти уродливые наплывы застывшего камня и есть сталактиты. Гера потрогал их рукой – шершавые, скользкие.

– Идите, что же вы! – донесся нетерпеливый возглас Сереги. Он, конечно, торопился вперед. Ребята пошли в глубь комнаты и вдруг исчезли. Даже голосов их не стало слышно. Гера кинулся следом и наткнулся на стену. Бросился в другую сторону – снова каменная преграда. Луч фонарика забегал по стене. Только за выступом угла Гера разглядел узкий вход-лаз. Сюда прошли ребята. Этот узкий лаз-коридорчик вел дальше. Да, нетрудно в таком каменном лабиринте и заплутать!

Гера протиснулся в следующий огромный зал. Здесь бежал ручей. Во время дождя он, видимо, превращается в целую реку. А по стенам и в центре зала – опять столбы-колонны, каменные сосульки, желтые, пестрые. Они тускло поблескивали в свете фонариков, роняя вокруг себя длинные тени – будто шевелились и ходили по залу неведомые сказочные великаны.

– Вот это сталактитище! – донесся восторженный, голос Сереги.

А Гера не мог различить, где тут красивые сталактиты: все они были одинаково темные, грязные, и он отошел в противоположный конец пещерного зала с колоннами и увидел в углу каменное возвышение. Как трибуна без перил. Или сцена, высеченная в скале. Гера взошел на эту каменную сцену и немного постоял, глядя на зал, на ребят издали. Причудливо перепутывались над ребячьими головами черные тени в лучах фонариков. А Гера начал разглядывать стену, около которой стоял, и заметил небольшое углубление. Когда о» осветил его фонариком, то увидел, что это тоже вход – узкий и низкий. Недолго думая, Гера шагнул и, оступившись, чуть не упал. В новой подземной комнате пол был пониже. Правильнее сказать, это была даже не комната, а просто ниша. Пещера в пещере. Гера осветил ее всю – от угла до угла. Фонарик выхватывал отсыревшие или мокрые, как и везде, стены. Но что это? В самом дальнем углу вырыта яма. И около нее свалены камни. А в них воткнут железный лом. Он стоял, накренившись, готовый вот-вот упасть, старый и заржавленный. Откуда он здесь? Кто выкопал эту яму? А может, алюкские партизаны жили в этой пещере в Отечественную войну? Или в гражданскую?

– Ребята, ребята! – закричал Гера. – Смотрите, что я нашел! – Ребята хлынули к нему гурьбой. Даже Абрикосова-Трусихосова рванулась посмотреть: «Пустите, что там»?

Все протискивались в нишу, разглядывали яму, щупали лом и громко обсуждали вопрос: кто и что здесь прятал?

Гера всех слушал и думал: «А не в этой ли яме и было спрятано то, о чем говорится в музейной записке?» Только постой, постой, Гусельников! В записке-то нигде не сказано, что спрятано в пещере. «Степан Бондарь знает, где спрятано». И на рисунке указано место – три дерева, а под средним крестик, такой же, каким у Геры на схеме обозначены сталактитовые пещеры. Так, может быть, место, где что-то спрятано, не в пещерах? А около них? Да, да! Как там еще на рисунке? Крестик, а от него стрелка и цифра: «150». Как же раньше, Гусельников, не пришло это тебе на ум?

Гера хотел немедленно отыскать Гутю, чтобы проверить, так ли он запомнил рисунок. Но в этот момент все направились дальше, в следующий пещерный зал. А ему уже не терпелось поскорее назад, и он торопил всех:

– Пошли, пошли, хватит. – Он еле дождался, когда повернули, наконец, к выходу.

Вылезали все в зеленый лесной мир возбужденные и довольные. Сумрачная прохлада висела над ущельем, но после пещерной мрачности она казалась и светлой и теплой. Кулек-Малек начал сразу расписывать, какие еще бывают на свете сталактиты – пестрые, черные и гладкие, как мрамор. А Гера бросился к Гуте: его больше не занимали никакие камни, его сейчас интересовал только рисунок на партизанской записке.

«Так ведь это интересно!»

Гутя подтвердила: да, три дерева, крестик, стрелка и 150».

Где же они эти три дерева? Как их найти? Гутя внимательно посмотрела по сторонам. Но подлетел Толстый Макс:

– Вы что смотрите, что? – И начал тоже оглядываться. Он явно заискивал перед Герой и Гутей, чувствуя свою вину. Правда, он только одному Сереге сказал про их тайну, но все равно же – выдал. И Гера не захотел с ним разговаривать. А Гутя все-таки объяснила:

– В записке-то, помнишь? Три дерева и крестик. Это же – пещера. Ищи три дерева!

Их поиски не остались незамеченными. Лидия Егоровна вдруг спросила:

– Что у вас, Гера?

И тогда он все рассказал ей – и про записку, и про рисунок. Ребята слушали его, столпившись, и Муврикова воскликнула:

– Так это же интересно! Что ж ты молчал?

Гере стало обидно.

– Кто молчал? Я же звал вас в Алюк, когда маршрут выбирали! И про Бондаря говорил. И про гражданскую войну.

– Значит, плохо звал, – сказала Райка. Гера вспомнил, что точно такими словами ответила ему когда-то бабушка. А Серега уже скомандовал:

– Все, все! Теперь давайте искать.

Ребята с ним согласились и сразу принялись осматривать все деревья у входа в пещеры, потом спустились на поляну, к костру. И здесь Дроздик закричал: «Есть!» Все кинулись к нему. Но это была ложная тревога. Деревьев оказалось не три, а четыре, да и стояли они не рядом, а одно за другим.

– Четвертое могло вырасти, – не сдавался Дроздик. Но эту его идею отвергли.

И наконец три дерева были найдены! Они стояли на горе, над входом в пещеру, близко друг к другу. С поляны они были видны очень хорошо, ну прямо как на картинке. Три дерева, а под средним – «крестик» – вход в пещеру.

Гера первый бросился на гору. Теперь еще «150». В сторону! Но в какую? И чего – 150? Шагов? Метров? Сантиметров?

– Метров и сантиметров в то время не было, – заявил Кулек-Малек. – Наверное, шагов.

– А может, саженей? – спросил Дроздик. – До революции саженями мерили.

– И куда же ты полезешь по этой горе сто пятьдесят саженей? – возразила Коноплева. – Вверх или вниз?

– А шагами тут тоже не пролезешь, – заметил Швидько, пытаясь протиснуться сквозь колючие кусты.

Гера и сам увидел: задача перед ними стоит неразрешимая. Найти три дерева – еще не значило расшифровать рисунок. К ребятам подошли вожатая и Семен. Альбина спросила:

– Кажется, вас можно поздравить с успехом? – Потом немного помолчала, приглядываясь, и еще добавила – А вы уверены, что это те самые деревья?

– А какие же! Конечно, смотрите, как они стоят, – начал объяснять Гера, смутно предчувствуя, что вопрос задан вожатой совсем не зря.

– Не в том дело, – возразила Альбина. – Деревья-то уж очень молодые. Представьте себе: записке шестьдесят лет. А деревья на ней помечены. Значит, они уже тогда были большие. А этим – от силы десяток лет, как ты думаешь? – повернулась она к Семену, и он подтвердил:

– Похоже, так.

Гера, понурый, спустился вниз. Перед костром на бревне сидела Лидия Егоровна.

– Не нашли? – спросила она.

– Деревья не те, – ответил Гера. – Надо еще искать.

– А может, место не то?

– Как не то место? – удивился Гера. – А крестик? А пещеры?

– Крестиком мало ли что отмечают. Может, в записке не пещеры отмечены?

– Это верно, – опять подтвердил Семен. – Надо в другом месте поискать.

– А где же? – воскликнула Гутя. И все замолчали.

– Ну, ничего, – сказал Гера. – Все равно найду!

– «Найду»! – возмутилась Муврикова. – Да почему это опять один ты? Теперь мы этим все вместе будем сниматься!

Гера не стал спорить. Все – так все. Может, всем наконец повезет. А то слишком много неудач. И хутора Алюк нет. И деревья не те. И Степан Бондарь – как неуловимый призрак: везде бывал, а следов не найдешь.

– Про Бондаря в Новоматвеевке спросим, – оказал Гера.

– А Гузан? – забеспокоилась Муврикова. – Гузаном уже не будем, что ли, заниматься? Там же его однополчанин, забыли?

– Да на все у нас хватит сил, и на Гузана, и на Бондаря, верно? – сказал Кулек-Малек.

С этим тоже никто не спорил.

Обратный путь из ущелья к Принависле проделали быстро. Заброшенный хутор Гера проходил с горьким чувством. Он так привык думать, что побывает здесь среди людей, с которыми жил когда-то Степан Бондарь! И очень трудно мириться с мыслью, что хутора давно нет.

Ну, ничего. Зато он будет искать Степана Бондаря не один, а вместе со всеми.

Кто же и в чем все-таки виноват?

Вечером собрался совет юных путешественников.

– Ребята, – сказала Муврикова, и голос ее звучал строго, как у судьи. – Мы должны разобрать, что у нас произошло.

Гера сидел, опустив голову, глядя на огонь. Костер горел тихо, непразднично. Оказывается, даже огонь может быть разный, то веселый, то грустный. В общем, все было ясно. Гусельников самовольно покинул отряд. Да еще подбил на это Кулькова и Коноплеву. Так заявили Муврикова. И добавила: ей стыдно за Гусельникова за Гутю и особенно за командира отряда.

– А теперь говорите, – закончила она, обращаясь ко всем.

Но что говорить, если и так ясно. Ребята молчали. Тогда встала Альбина.

– Это просто какой-то ужас, – сказала она. – А если бы горе-путешественники не выбрались из ущелья? Если бы упали со скалы? Если бы разбились? Если бы потерялись в пещере?

«Если бы, если бы»! Она нарисовала чересчур мрачную картину. Но Гера вспомнил, как их предупреждал молодой лесоруб: смотрите, не заблудитесь. А они заблудились. И неизвестно, чем бы все это кончилось, не придумай Лидия Егоровна своего сюрприза. В пещерах одним тоже было бы страшно.

– Да, – сказала Муврикова. – Они совсем ни о чем не думали.

– Как это не думали? – не выдержал Серега.

– А о чем? – спросила Райка. – Ну о чем, например, думал ты?

– Я хотел отколоть сталактит.

– Ха! – ядовито произнесла Райка. – Вы слышали – сталактит! А ты, Коноплева? Что хотела отколоть ты?

– Я ничего не хотела откалывать. Я хотела помочь Гусельникову.

– Ха-ха! – снова сказала Райка. – А если бы Гусельников пошел воровать, ты бы тоже ему помогала?

– Так ведь он не воровать шел!

– А это неважно.

– Погоди, Рая, – встала Лидия Егоровна. – Тут я с тобой не согласна. Гутя решила помочь товарищу. А разве плохо помогать товарищу? Вопрос, в чем помогать? Но Гера хотел все разузнать про Степана Бондаря. И это тоже, конечно, хорошо.

– Так надо было не одному! – сказала Муврикова.

– Вот это верно. – Надо было думать не только о себе.

– А Кульков! – крикнул Швидько. – Еще и отряд бросил, за камнем побежал.

– Их вина ясна, – сказала Лидия Егоровна. – А вот ты, Швидько, ты же знал, что они уходят?

– А я при чем? Я Кулькову сказал. Он командир. Вот бы и удерживал. А он – сам.

– Ох, Максим, – покачала головой Лидия Егоровна. – Что-то мне в твоем поведении не нравится. Ребята поступили неправильно, но хотели-то они хорошего. А ты чего хотел? Никак не пойму.

– Он просто вредил нам! – выкрикнула Гутя.

– Подслушивал да подглядывал, – добавил Гера. Учительница пристально посмотрела на Швидько:

– Опять за свое, Максим? Забыл наши разговоры?

– Лидия Егоровна, – вдруг вмешалась Альбина. – Значит, у Швидько это не случайно – все делать исподтишка? – И она рассказала, как еще в школе Швидько подошел к ней и наябедничал: дескать, один ученик избивает девочек. «А ты видел?» – спросила его тогда Альбина. «Видел». «Вот и скажи сам при всех», – предложила ему вожатая. Но он при всех не сказал. Не хватило мужества. И вот сейчас тоже… Стыдно должно быть Максиму, стыдно.

Швидько сидел хмурый, поглядывая исподлобья. Вот ведь какой неожиданный получился разговор. И никакого приказика не было. Лидия Егоровна просто сказала:

– Все, кто провинился, будут три дня подряд мыть после обеда посуду. Надеюсь, что повторять своих ошибок никто не станет. Но без дисциплины нет туристов, это запомните.

Посуда так посуда. Гера готов был мыть ее хоть неделю подряд, если по справедливости. Но уходил он от костра расстроенный. Уткнувшись носом в рюкзак, лег на Серегин матрац. В палатку забралась темнота. Сквозь боковое оконце синел краешек неба. На нем, как пойманная в сачок бабочка, трепетала голубая звезда.

У костра стучали топором. Негромко пели:

 
Там, где змея не проползет
И тур могучий не промчится…
 

В палатку заглянул и влез Серега.

– Ты что? – удивился он. – Спишь? А я сегодня всю ночь у костра буду. Рассвет в горах встречать. Семен говорит, рассветы в горах красивые.

Семен… Вот из-за кого Гере сейчас был не мил весь свет. Ведь Гера считал Семена Кипреева предателем и жалобщиком. Писал разные глупые фразочки да еще хвастался: «Я это сделал, я!». А Семен-то ни в чем не виноват. Толстый Макс, чтобы оградить себя от Геркиного подозрения, бросил черную тень на девятиклассника-чемпиона. И в походе тоже не давал покоя. Эх, да что там! Гера перемахнул через Серегу и выскочил из палатки.

Толстый Макс сидел у костра. Он был, как всегда, в соломенной шляпе, надвинутой на брови. Гера вихрем подлетел к нему и с размаху двинул кулаком по шляпе. Она налезла на швидьковскую голову до самого носа.

– М-мы, – замотал Швидько головой, ухватившись за шляпу обеими руками и сдирая ее. А Гера размахнулся и стукнул еще раз. Макс задрыгал ногами и повалился на землю. Гера услышал:

– Брось, Гусельников! – рядом стоял Семен. – Не стоит связываться, – сказал он и положил руку на Герино плечо.

Швидько, поднявшись с земли, юркнул в кусты.

– Да он же! – выкрикнул Гера.

– Знаю, – кивнул Семен и, как и тогда, на улице, повел Геру в сторону от ребят.

Гера оглянулся и сказал с досадой:

– И еще с нами в поход идет!

– А пускай идет, – ответил Семен. – Под солнцем, брат, разные люди ходят. Об этом еще Маяковский писал. А походы для всех полезны. Солнышко-то у человека всю дурь выжигает. Вот и он… Исправится. Слышал, как Лидия Егоровна сказала: «Надеюсь». А она зря не скажет. Так что все будет в порядке, Герман Гусельников. Порядок и полный вперед! Согласен?