Текст книги "Под солнцем горячим"

Автор книги: Юрий Сальников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Что же было на обороте записки?

Толстый Макс сидел без рубашки на балконе своего третьего этажа и загорал.

– Эге-ге! – крикнул Гера снизу. – Спускайся, дело есть.

– Чего еще? – Макс свесился через перила, что-то жуя.

Он вышел из подъезда в серых брюках и коричневой рубашке навыпуск, что-то еще дожевывая. Гера вспомнил, что сам давно не ел – ведь сразу после уроков пошел к бабушке.

– Что у тебя? – кивнул он в надежде на то, что Швидько поделится.

Но не тут-то было. Толстый Макс и в школе никого не угощал, хотя на каждой перемене ел что-нибудь вкусное. И сейчас он тоже молча вынул из кармана конфетину в блестящей обертке, развернул и отправил в рот. У Герки потекли слюнки.

– Ладно, – сказал он, стараясь не глядеть на Макса. – Слушай, какое дело.

Но, выслушав Геру, Швидько разочарованно помычал.

– Да ну, еще топать куда-то в такую жару. – Он поглядел на небо, с которого действительно вовсю шпарило солнце.

– Недалеко же тут, – начал агитировать Гера. – Рядом музей. И тень всю дорогу, если под деревьями шагать.

– Да ну, – опять затянул Швидько и вдруг бодро спросил: – А мороженое купишь?

Гера торопливо ответил, будто готовился сам предложить, да еще не успел:

– Спрашиваешь!

Швидько оживился:

– Ну тогда пошли. Только учти: пломбир в шоколаде. Я другого не ем.

Он еще торговался, этот пучеглазый толстяк!

– Ладно, – уверил Гера. – В шоколаде.

И вот они снова в том зале, где выставлена огромная пушка и висит сабля Кочубея. А в углу, на столике под стеклом…

Можете представить, с каким волнением приближался Гера к этому столику с партизанской запиской! Он словно боялся, что взглянет сейчас, а записки уже нет. Но она была на месте.

– Видишь? – шепотом спросил Гера.

Толстый Макс оглянулся на дверь, около которой сидела на стуле дежурная, седая женщина в черном платье, и потрогал руками стеклянную крышку. Крышка не открывалась.

– Как же быть? – зашептал и Швидько.

Гера глубоко вздохнул, словно готовился прыгать в холодную воду.

– Сейчас. – Он подошел к дежурной: – Скажите, пожалуйста…

– Что, мальчик?

– Мы пионеры, – заговорил он. – Идем в поход. Нам хочется знать, что в этой записке. С другой стороны. Откройте, пожалуйста.

– Нельзя, – сказала дежурная. – Смотрите, что выставлено.

– Но нам очень надо, – вмешался Толстый Макс.

– Мало ли что вам надо, – неумолимо отрезала дежурная. – Многие захотят с другой стороны или с третьей, так всем и показывай? Не положено. И не морочьте мне голову. – Она отвернулась.

– Мы не морочим, – пробормотал Гера.

Вот и весь сказ. А бабушка говорила: объясни, разрешат. Ей бы, конечно, разрешили. А на мальчишек – ноль внимания.

– Ну вот, видишь, ничего не вышло, – зашептал сбоку Швидько. – Только все равно это не считается, я с тобой ходил, гони теперь пломбир.

Его больше ничто на свете не интересовало. А Герка с тоской смотрел на пожелтевший листок, который словно поддразнивал: «Ну, прочитай меня на обороте, прочитай».

– Пошли, – потянул Толстый Макс за рукав. – Что зря-то торчать?

Но нет! Не для того Гера сюда явился! Не помогла строгая дежурная, так есть другие музейные работники. И он решительно направился в коридор, где видел дверь с надписью «Директор музея». И он поговорил бы с директором, да только… В коридоре встретилась девушка-экскурсовод, та самая, с колоколом-прической, которая объясняла им про Андрея Гузана. Сейчас она шла с группой взрослых. В руках у нее, как и тогда, была указка.

– Выход здесь, товарищи, – сказала она. – Осмотр окончен. До свиданья.

– До свидания, спасибо, – отвечали ей посетители, направляясь к выходу. А девушка повернула назад.

– Подождите минуточку, – остановил ее Гера вежливо.

Она взглянула на него, потом на Макса, и в глазах у нее сверкнул веселый огонек. Может, ей показалось забавным, что Швидько такой толстый, а Гера, наоборот, как спичка? Или она была от природы смешливая? Только, увидев в ее глазах этот озорной огонек, Гера почему-то сразу понял: она поможет! И он рассказал ей все: что они с Максом из того класса, которому она объясняла про Андрея Гузана, и что их интересует партизанская записка, и что они хотят ее прочитать с другой стороны.

– Так, понятно, – сказала девушка-экскурсовод. – Подождите. – И куда-то ушла.

– Ой, мальчики, а вы что здесь делаете? – вдруг послышался за спиной писклявый голос.

Гера оглянулся и увидел Гутьку Коноплеву. Она вышла из зала, в котором показывается природа Кавказа – цветы, деревья, чучела разных животных и птиц. В руках Коноплева держала книжку, на обложке ее Гера разглядел раскрашенную картинку – тоже птицы.

И надо же такому случиться! Каким это ветром занесло сюда Гутьку? Гера растерялся. А Швидько, наоборот, вызывающе спросил:

– А ты что здесь делаешь?

Она охотно ответила:

– Да вот смотрела, какие птицы в горах водятся.

– А зачем тебе птицы, ты же ботаник? – Гера уже пришел в себя и тоже решил быть невозмутимым.

– Так когда пойдем в поход, интересно. Увидишь живую и знаешь, как ее называть.

– М-м, – промычал Гера и взглянул на Гутьку с любопытством: ишь ты, как готовится к походу!

– А вы что же? – опять спросила она.

– А мы, – начал Швидько, но не успел ответить – появилась девушка-экскурсовод.

– Пошли, ребята. – И посмотрела на Гутю: – Девочка тоже с вами?

– Да, я тоже с ними, – неожиданно быстро пискнула Гутька и даже забежала впереди Геры.

Вот ведь какая навязчивая!

– Записка, которая вас интересует, – сказала девушка-экскурсовод, отпирая столик, – написана в тысяча девятьсот девятнадцатом году.

– Да, – подтвердил Гера. – Шестого июля. А кто ее писал?

– Это не установлено. Ее нашли в архиве подпольного комитета большевиков, который был в нашем городе в период деникинщины. Может быть, кто-нибудь из подпольщиков и писал. Видите, какая она старенькая, – сказала девушка, осторожно взяв записку. – Ну вот, смотрите, что тут у нее на обороте. – И она повернула листок.

Гера так и впился в него глазами. На листке почти ничего не было. Слабо-слабо – время-то стерло карандаш! – различался какой-то рисунок. Три дерева рядышком, под средним из них – крестик. Потом стрелка и цифра «150».

А у самого краешка начиналась записка. Всего четыре слова. Да и то последнее, четвертое, не уместилось и было перенесено на другую сторону листка:

«Не задерживаясь в Принави-…»

Бесповоротное решение

– Изучили? – улыбаясь, спросила девушка и положила записку на место так же, как она лежала: «… сле, иди на хутор Алюк. Степан Бондарь знает, где спрятано».

Значит, «сле» это не «по-СЛЕ», а «в Принави-СЛЕ»!

– Принависла! – сразу догадалась и Гутя. – А в нашем маршруте тоже есть Принависла. Это она, да?

– Принависла – такое место в горах, – сказала девушка. – Если идти в горы от Чистого Ключа.

– Значит, она, – подтвердила Гутя. – А записка – та, про которую ты говорил? – повернулась она к Гере.

Гера вспомнил, как в коридоре школы Коноплева тоже спрашивала у него про эту записку. Уже тогда интересовалась. Но объясняться с Гутькой сейчас не хотелось – Гера и сам еще во всем этом не разобрался. Поэтому он промолчал.

А на улице, едва захлопнулась музейная стеклянная дверь, Толстый Макс потребовал:

– Пломбир!

– А ты хочешь? – спросил Гера у Коноплевой и, раньше чем она ответила, объявил таким тоном, словно дарил полцарства: – Всех угощаю!

Пломбир ели, в сквере, стоя под старым платаном. Швидько свою порцию проглотил, как удав, и жадными глазами следил, за Гутей – волновался, что у нее течет. Она торопливо лизала, но все равно у нее текло. Может, оттого, что ей было неудобно лизать: скрючившись, она прижимала одной рукой к боку книжку про птиц. Наконец она тоже справилась с пломбиром и, бросив скомканную бумажку в урну, сказала: «Спасибо».

Гера покосился на нее: смотрите, какая воспитанная! И вдруг сообразил: надо же ее предупредить.

– Ты вот что, Коноплева. Про все это помалкивай.

– Про что про это?

– Ну, про все. Никакой записки нет, и ничего ты не видела. Поняла?

– Не поняла, – замотала она головой. – Почему я не видела? И почему – помалкивай?

Ну вот, и свяжись с девчонкой! С первого шага начинаются осложнения. Гера рассердился:

– Потому что кончается на «у»!

Как ни странно, но этот «аргумент» убедил Коноплеву.

– Хорошо, – согласилась она. – Буду помалкивать.

– И ты тоже! – повернулся Гера к Швидько.

– Да я могила! – Толстый Макс стукнул пухлой рукой по груди и подмигнул: – А пломбирчик бы… повторить не мешало, а?

– Нет, нет, – сразу отказалась Гутя, словно испугалась, что Гусельников разорится на таком щедром угощении.

Но Гера и не думал разоряться.

– Хватит с тебя, – сказал он Швидько, – а то лопнешь. – И, не добавив больше ни слова, пошел прочь.

Хотелось остаться одному, чтобы во всем разобраться. Когда же он дошел до бабушкиного архива, у него уже было принято решение. Твердое и бесповоротное.

– Бабушка, – сказал он. – Я иду с ребятами в поход.

– В хутор Алюк?

– Нет. Куда и они.

– А что же сказано в записке?

Гера объяснил.

– Ну, правильно, – согласилась бабушка. – Если от Принавислы до хутора недалеко, вы сможете и в него заглянуть.

На это Гера ничего не ответил. Он еще не знал, как все там будет. Ведь от ребят он свои планы решил утаить. Сейчас важно было одно: пойти в поход! Но бабушка спросила:

– А мама знает?

Мама еще не знала. И как ей скажешь?

Да и как убедишь вожатую Альбину, что пионер Гусельников достоин пойти вместе со всеми в поход? Конечно, тут может посодействовать Кулек-Малек. Он всегда всем сочувствует. Но ему придется доказать, что Герка не шутит. То есть надо будет и тренироваться, и закаляться.

Словом, столько навалилось на Геру забот, что он невольно нахмурился.

– Ну, ничего, – успокоила бабушка. Она, конечно, вообразила, что он скис из-за мамы. – Жалко, уезжаю. Но что-нибудь придумаем.

Алюк найден!

Перед отъездом бабушка пришла попрощаться. Она долго сидела с родителями, потом о чем-то говорила с мамой на кухне. Уходя, она опять шепнула внуку:

– Что-нибудь придумаем.

Гера понял: значит, пока с мамой ничего не прояснилось.

А ведь в школе он уже объявил, что в поход пойдет. Кулек-Малек обрадовался:

– Чудесно! – И сразу приказал: – Делай схему.

Дело в том, что совет юных путешественников постановил: каждый, кто идет в горы, должен иметь собственную схему маршрута. У Сереги эта самодельная карта, разрисованная цветными карандашами, была давно готова. Он принес ее, и Гера срисовал себе. Получилось не так красиво, но все равно красная пунктирная тропка, извиваясь, пересекала синие ниточки горных рек, а на месте будущих стоянок-ночевок белели, палатки, и море внизу чертежа накатывалось на галечный берег пенными волнами.

Кулек-Малек похвалил Геру за схему. И даже Альбина. И Лидия Егоровна. В общем, все ребята увидели, что Гусельников собирается в поход всерьез.

Но ему лично маршрутная карта еще не нравилась. На ней не было главного: хутора Алюк.

Только где его поставить? Где он находится? «Близко от Принавислы». А где именно? В каком от нее направлении?

Большая Советская Энциклопедия, которую Гера раскрыл в библиотеке, ничего не сообщала. Слово «Алюк» в ней вообще не упоминалось. Не внесла ясности и карта «Северный Кавказ». На ней стояли названия крупных городов и станиц, а хутор Алюк отсутствовал. Не помог и географический атлас для седьмого класса. Не встречалась Принависла ни на карте края, ни на туристской схеме Черноморского побережья. С туристской схемой Гера знакомился на улице, у киоска Союзпечати. Шел мимо, увидел карту на витрине и принялся ее изучать.

За этим занятием его застала Гутя Коноплева. Ну просто удивительно, как ее всегда «наносит» на Герку попутным ветром. Подошла она незаметно и тихо спросила:

– И здесь нет?

Гера вздрогнул от неожиданности.

– Чего нет? – сердито переспросил он.

– Алюка, – ответила Гутя.

Еще лучше! Она даже знает, что он ищет!

– Ты не сердись, – добавила она, улыбнувшись, словно еще и читала Герины мысли. – Я же про записку знаю и про Алюк тоже. Вот мне и интересно. И если хочешь, я могу тебе карту с Алюком достать.

– Где?

– У Семена.

– У какого Семена?

Ну, у Кипреева, из девятого класса. Я как раз ему книжку отношу. – Она показала книжку с птицами на обложке, ту самую, с которой была в музее.

– Мне Семен ее дал. У него много разных про Кавказ. Пошли?

Вот так так… Идти к Семену, открывать собственными руками калитку, на которой до сих пор виднелись следы его, Гериной, надписи? Нет, это было невозможно. Но и отказаться от Гутькиной помощи невозможно.

– Ты вот что, – сказал он. – Возьми сама. А про меня пока ни гу-гу, поняла?

– Почему?

– Потому что оканчивается на «у»! – повторил он неотразимый для Коноплевой довод и этим опять мгновенно убедил ее.

– Ладно, – кивнула она.

Все-таки загадочные существа – девчонки!

Вместе добрались они до Семеновой улицы. Гера остался на углу, а Гутя вошла в калитку. Когда же наконец она снова появилась на улице, в руках у нее был какой-то листок, она размахивала им. Гера бросился навстречу. Листок оказался картой Черноморского района. На ней стояли все населенные пункты, дороги и даже тропинки. Была и Принависла. И от нее прямо на юг тянулась змейкой речка Алюк. А на берегу этой речки – кружочек: хутор Алюк. Чуть подальше от хутора – крестик. Сталактитовая пещера! Есть! Гера, восхищенный, посмотрел на Гутьку. И ее глаза радостно блестели.

– Перерисовывай, – сказала она.

Гера, запрятав карту в свой портфель, помчался домой, не чуя ног…

Через полчаса на его схеме-маршруте были помечены и речка Алюк, и хутор с таким же названием, и пещера. Хутор стоял от Принавислы в шести километрах.

Гера смотрел на пунктирную линию, которой связал Принавислу с хутором, и представлял себе, как пойдет по этой торной тропке, по лесу, по берегу речки, пока не доберется до самого крестика – до пещеры…

Только рано он размечтался!

«Никуда не пущу!»

– Ребята, – сказала Лидия Егоровна. – В ближайшее воскресенье мы идем в тренировочный поход. Это будет наша репетиция. Посмотрим, кто из вас выдержит с рюкзаком за спиной.

Все обрадовались, а Гера спросил:

– А если нет рюкзака?

– Получи на складе, – ответила учительница. После уроков Гера побежал с Серегой на склад и взял для себя рюкзак. У Сереги дома есть геологический, новенький. А Герин выглядел невзрачно – потертый, даже прорванный в одном месте.

– Зато заслуженный, – утешил Кулек-Малек. – Прокаленный солнцем. – Он помог нацепить его Гере на спину; приладил по росту лямки и заявил: – Отлично. Иди домой, набивай вещами.

Но вот дома-то и случилось. Мама заохала:

– Что? Такой мешок? И на плечи? Сойти с ума! Нет, нет, ни в коем случае!

– Да не делай ты из нашего сына неженку, – сказал отец. – Трясешься, будто он фарфоровый.

– Фарфоровый или хрустальный, но он мой сын! И никаких походов. Даже тренировочных! Не разрешаю.

И не разрешила. Выходит, не помогли бабушкины переговоры.

Так и просидел Гера воскресенье дома. Валялся на диване, бродил из угла в угол, а перед глазами – ребята: идут по лесу… По полю. Цепочкой. И у каждого за спиной рюкзак. Его же – заслуженный, потертый, с дыркой – мама запрятала куда-то, и не сыщешь. Вот и собрался. Гусельников! Начертил схему с тропкой на Алюк.

… Он вытащил чертеж из портфеля, чтобы хоть полюбоваться на него еще разок. И в этот миг раздался звонок. Прямо с рюкзаком за плечами ввалился в комнату красный, веселый, шумный Кулек-Малек.

– Гусь, ты что же? – закричал он с порога. – Почему не ходил?

Гера взглянул на маму.

– Не мог он, – ответила она. И ушла на кухню.

Гера боялся, что Серега начнет расспрашивать, почему да отчего не мог, а отвечать просто стыдно: всех пустили, а у него такая мама… Но Серега больше не расспрашивал, а, сбросив свой геологический, начал сам рассказывать: были они у речки, разжигали костер, кипятили чай, купались. Гера слушал, замирая от зависти. А Кулек-Малек под конец посочувствовал:

– Да-а, не вовремя ты заболел.

– Да, не вовремя, – кивнул Гера и покраснел. Пришлось-таки соврать.

Серега собрался уходить, но увидел на Герином столе схему маршрута.

– Постой, постой, а это что? – вгляделся он в хутор Алюк и в крестик-пещеру.

– Да так, – ответил Гера уклончиво, отбирая у Сереги чертеж. – Нашел на одной карте и пометил.

– Лишнее! – строго сказал Серега, прищуривая левый глаз. – В туристской схеме не должно быть ничего лишнего. Убери.

Лишнее или не лишнее – это еще как посмотреть. Кому лишнее, а для Геры – самое что ни на есть нужное! Только, может, и все его планы – лишние? Останутся они вот так, из-за мамы, на одной бумаге!

Конечно, в школе об этих его сомнениях никто не подозревал. Наоборот, его как раз назначили костровым. На очередном совете юных путешественников распределили походные «должности». И летописец Муврикова уже отправила письмо в Красногорийское, в школу, где учился Андрей Гузан. А хозяйственник Швидько подсчитывал, сколько потребуется взять с собой продуктов. И ботаник Коноплева рассказала про ядовитое растение «борщевик». Короче говоря, все были заняты своими делами. Только Гера Гусельников не знал, делать ли ему что-нибудь, как будущему костровому?

Но в это-то время вожатая Альбина и пригласила к ним на беседу Семена Кипреева.

«Под личную ответственность!»

Чемпион среди туристов, капитан лучшей школьной туристской команды пришел разодетый, наутюженный, важный. Хотя, может быть, он и не важничал, а так казалось Гере. Толстый Макс шепнул, что Семен занял со своей командой первое место на городском туристском слете. Это означало, что теперь они поедут на краевой слет туристов-школьников, где будут соревноваться с лучшими командами со всего края. Это кого угодно могло обрадовать. Гера и посчитал, что Кипрей «задрал нос». И ему не понравилось, как этот чемпион разговаривал с ними, начинающими туристами. Он не рассказывал, а хвастался, и не учил свертывать палатку, а приказывал, и не советовал, а распекал. И даже начал стыдить за то, что они до сих пор не придумала своей эмблемы.

– Как же так, ребята! Каждый уважающий себя отряд имеет свою эмблему. Это – как герб. Например, палатка на фоне гор. Или рюкзак на фоне компаса.

– А можно ботинок? – спросил Кулек-Малек.

– Какой ботинок? – удивилась Альбина.

– Обыкновенный. – Кулек-Малек принялся развивать свою идею. – Главное для туриста – что? Главное – ходить. Вот и нарисуем большой ботинок. Можно на фоне гор. Кед на фоне гор. Чем плохо?

Против такой эмблемы категорически восстала Муврикова.

– Да что ты выдумываешь? Кед! Лучше палатка, а на палатке гитара, потому что без музыки и песен нет туризма.

– Туризма нет без рыбной ловли, – заявил Дроздик. – На палатке должна быть удочка.

– Ну уж нет! – вскочила Коноплева. – Я предлагаю так: мальчик и девочка лезут в гору, и мальчик протягивает девочке руку, потому что главное для туристов – выручка в пути!

Все что-нибудь предлагали, а Гера помалкивал. Он все же чувствовал себя не в своей тарелке. Ведь когда Кипреев вошел в класс, то, едва увидев Геру, прежде всего воскликнул:

– А-а-а, старый знакомый! – Больше он ничего не добавил и потом даже не смотрел на Геру. Но Гере-то все равно казалось, будто Семен знает, кто сделал надпись на калитке, и лишь прикидывается, что не знает, а захочет, так при всех тут же, В классе, и объявит – ему же не впервые выдавать!

И вспомнилось еще, как цепко держал турист-чемпион за плечо, когда поймал на улице: «Девчонок бьешь?» Вот Гера и сидел тихонечко, как мышонок, лишь бы Семен его не затронул. Но Семен вдруг спросил как нарочно:

– Да, ребята, а кто же у вас костровой?

Ребята, конечно, закричали: «Гусельников!» И Семен повернулся к Гере:

– Значит, ты? А ну скажи, товарищ костровой, сколько знаешь способов разжигать костер?

– Много, – ответил Гера – он отродясь ни о каких способах не слыхивал.

Кипреева такой ответ не удовлетворил:

– А какие именно? Сколько?

Нет, вы подумайте! Экзамен учинил. Это он нарочно – видит, что растерялся человек, и пристает.

– Не знаешь? – продолжал Семен, и в голосе его почудилось Гере нескрываемое злорадство. – Способов, к твоему сведению, – шесть, а какие – узнай сам. Да еще подумай, как лучше сделать костровые стойки, чтоб ведра было удобнее навешивать. – Он опять и поучал, и хвастался.

Гера не выдержал и крикнул:

– Ничего я не буду навешивать!

Семен рассмеялся:

– Как же это? Тебе поручили под личную ответственность. Или сам будешь за стойку – стоять и держать?

И все ребята засмеялись.

А Швидько сбоку зашептал, подливая масла в огонь:

– Гляди, как жених-то тебя высмеивает.

– Ладно, – пробормотал Гера. – Пусть высмеивает, дождется!

Он грозился, а чем – сам не знал. Ребята начали разучивать песню – «про кружку», – может, знаете, есть такая шутливая:

 
Прошли от дома мы до лагерного сбора,
Судьба свела нас за пылающим костром…
А припев подхватывается с присвистом:
Эх, подружка,
Моя большая кружка,
Полулитровая моя!
 

Все так и присвистывали – задорно, весело, – один Гера по-прежнему помалкивал и, хмурый, косился на девятиклассника. «Личная ответственность!» «Стойка»…

И когда Кулек-Малек позвал к себе, чтобы учиться прыгать с шестом – «через пропасти-то надо уметь перелетать!» – Гера не пошел к нему. И когда Муврикова получила из Красногорийского ответ от директора школы и все наперебой читали-обсуждали – чуть не до дыр затерли! – Гера тоже ни разу не взял это письмо в руки. На уроки ходил – занятия близились к концу, и по всем предметам учителя устраивали контрольные, выставляли отметки, и учился Гера ничего, – но сразу убегал домой, забирался с ногами на диван и читал какую-нибудь книжку из серии ЖЗЛ. Теперь ему почему-то все чаще попадались про путешественников.

Семена больше не видел, сам же обходил его дом за два квартала.

Наконец школьный врач объявила, что всем будущим туристам надо пройти медосмотр. Ребята по очереди бегали в его кабинет. Гера не пошел. Кулек-Малек влетел в класс разъяренный:

– Тебе что, Гусь, особое приглашение? Все уже проверились, а ты…

– Не буду я, – сказал Гера.

– То есть как?

И тут Гера во всем признался приятелю: дескать, безнадежное дело, мама в однодневный и то не пустила, и не болел он тогда, а просто не пустила – и все!

– Ты все же проверься, – посоветовал Серега, правда, не очень уверенно. – А там видно будет.

– Что видно-то?

– Ну мало ли. Придумаем что-нибудь.

Он сказал, как бабушка. Будто подслушал. Но если уж она ничего не придумала… Гера усмехнулся:

– Поди, ты придумаешь?

Кулек-Малек пожал плечами.

– Ладно, сейчас мое дело, чтоб все проверились.

– Под твою личную ответственность! – вспомнил Гера слова Семена Кипреева.

Но к врачу он все-таки пошел. Врач, глядя на Геркин скелет и обстукивая его ребра со всех сторон, покачала головой:

– Худоба! Ты не ешь, что ли, совсем? – Записала в свою тетрадку и добавила: – Такому в первую очередь в поход надо. Я не просто разрешаю, а требую, чтоб шел, ясно?

Серега подтолкнул Геру локтем: «Видишь?» Но Гере не стало веселее. Врач не мама. Попробуй ее убеди. Нет, не верил он, что все хорошо кончится. И вдруг…

Шел он на другой день в школу и встретил Лидию Егоровну.

– Твоя мама сейчас дома? – спросила учительница.

– Дома, – ответил он.

– Вот хорошо. Ну, беги.

Когда Гера в раздевалке сообщил об этой встрече Сереге, тот с умным видом изрек:

– K твоей матери шла. – Как будто об этом трудно было догадаться. Только зачем она шла? А Кулек-Малек добавил: – О тебе говорить. Я же ей сказал про тебя. Да еще она от бабушки письмо получила.

– От какой бабушки?

– Ну от твоей. Муврикова видела. Бабушка просит Лидию Егоровну взять тебя под личную ответственность.

– Как? – Гера чуть не подпрыгнул. – Меня? Под личную?

– Ну да. Раз случай такой… Особенный.

Гера бросился домой – до уроков еще успеет!

Лидии Егоровны у них уже не было. А мама… Мама стояла перед зеркалом в белой туристской панаме с широкими мохнатыми полями и… примеряла рюкзак. Увидев сына, она сняла рюкзак и протянула ему:

– А ну-ка посмотри, не давят лямки?

Гера, ни слова не говоря, накинул рюкзак на плечи. Мама подтянула ремни.

А вечером, едва пришел папа, она объявила ему, что согласна отпустить сына в поход, потому что учительница берет его под свою личную ответственность.

– Прекрасно, – обрадовался папа.

Ну а как обрадовался Гера – нечего вам и объяснять. Даже запел во все горло:

 
Зовут в поход моря и горы,
Шумят зеленые леса!
 

А когда лег спать, долго не мог уснуть. Молодец, бабушка! Все-таки придумала – написать письмо.

И выходит еще – это просто замечательная штука иногда, личная-то ответственность!