Текст книги "Под солнцем горячим"

Автор книги: Юрий Сальников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Как на вулкане

Только вот ведь что оказалось – Герман-то Гусельников просто-напросто непрактичный мечтатель. И Гутька Коноплева – дотошная девчонка – быстро спустила его с заоблачных высот на реальную землю. Она спросила:

– А что мы будем есть, когда пойдем?

Действительно – что? Герка захлопал глазами. И молчал. Об этом он и не подумал…

Дождик утих. Еще сыпались сквозь солнечные лучи редкие разноцветные брызги, но шуршать над головой перестало, и замерли, отдыхая, уставшие листья. Шум речки опять стал слышнее. Гера поднял удочку, крючок был голый. Гутя разыскала нового червяка. Но раздались голоса. По берегу возвращались вымокшие рыбаки. Они не сумели спрятаться так надежно, как Гера с Гутей.

– Пошли, – сказал главный рыболов Дроздик. – Наловили изрядно. – Он явно задавался.

Гутя и Гера присоединились к ребятам, но пошли на расстоянии от них, и Гутя шепнула:

– Нам придется сделать запас сухарей.

Это точно! Все, кто куда-нибудь бегут, запасают сухари – Гера читал про это миллион раз.

– А можно и хлеб, – сказал он. – Который к обеду. И сахар.

– Сахар в ведро бросают, – возразила Гутя. – А вот если сухим пайком в дороге дадут, есть не будем. Но этого мало.

– Зря волнуешься, – сказал Гера. – До хутора Алюк дойдем, а там люди. С голоду умереть не дадут.

К домику лесника рыбаки подошли с песней. Пели кто во что горазд, но зато всему лагерю стало известно, что промысловики-кормильцы возвращаются с удачным уловом. Выставленные в ряд котелки привлекли целую армию приемщиков во главе с Лидией Егоровной. Рыбы и вправду было изрядно, хотя каждая не превышала по размеру огрызок карандаша. Чистили ее, конечно, сообща, вода в ведре уже закипала, дежурная Муврикова приготовилась к торжественному моменту – она решила самолично опустить рыбу в будущую уху. С нетерпением ожидая обед, все глотали слюнки, как вдруг раздался истошный вопль: «Рыба! Рыба!» Кричала Муврикова.

Можно было подумать, что весь улов уплыл из ведра назад в реку. Гера сломя голову бросился к костру. Там уже собралась большая толпа, все заглядывали в ведро и ахали. Оказывается, Муврикова перепутала ведра и всю рыбу бухнула в макароны с тушенкой! Представляете, какое получилось кушанье? Из макарон с мясом торчали хвосты и скелеты. Дроздик костерил Райку и Швидько, который помогал ей, так свирепо, что Лидия Егоровна заступилась за них:

– Успокойся, не нарочно же они.

– Еще бы нарочно! – кричал Дроздик. – Да их тогда из похода выгнать! Такая беда!

Для кого беда, а для наших заговорщиков получилась удача: Лидия Егоровна с Альбиной начали срочно варить суп, а ребятам раздали по куску сахара и хлеб с салом – «заморить червячка». Гера и Гутя, взяв сухой паек, вошли в комнату, где лежали их вещи. Но когда Гера уже завязывал свой рюкзак, спрятав в него сахар, то увидел Толстого Макса. Швидько стоял на пороге, прислонившись к двери, и, засунув руки в карманы, ухмылялся:

– Любезничаете?

Гера переглянулся с Гутей. У обоих мелькнула мысль: «Давно ли он здесь?» Гутя сразу ушла, когда же хотел проскользнуть в дверь и Герка, Швидько задержал его, протянув руку ладошкой кверху:

– Давай.

– Чего тебе?

– А сахарок.

– Какой? Нет у меня. Съел уже, – ответил Гера.

– Врешь! Я видел. Копишь?

Гера рванулся:

– Пусти!

– Дай! А то скажу.

Гера все-таки проскочил на улицу.

– И ничего я тебе не дам, и не думай.

– Ах так! – Швидько за спиной угрожающе зашипел. – Ну, хорошо.

Герка убежал. Но теперь он окончательно лишился покоя. Ходит и оглядывается: а где Швидько? Не стоит ли около учительницы? И о чем разговаривает с Семеном? Предательства от него можно было ждать каждую минуту.

А тут еще странный разговор затеял Семен Кипреев. Он сидел с Альбиной на берегу речки. Гера шел мимо, и Семен окликнул:

– Гусельников, иди-ка сюда. Ну, как жизнь?

Гера кисло улыбнулся. Он даже не знал, как себя вести с девятиклассником. Сколько времени они в походе, но еще ни разу – понимаете, ни разу! – Семен не вспомнил о том, что наговорил ему по глупости Герка тогда на улице. Вроде не сердится, или вида не подает? Правда, Герка все время старался быть подальше от Семена, а тут…

– Садись, – сказал Кипреев.

– Да нет, – попытался Гера отказаться, надеясь, что удастся улизнуть.

– Садись, говорю, – Семен похлопал по земле рядом с собой.

Гера сел на травянистый обрывчик, поставив ноги, как и Семен с Альбиной, на влажный песок. Сбоку стоял транзистор, тихо звучала музыка.

– Значит, говоришь, хорошая жизнь? – спросил Семен, хотя Гера ничего такого не говорил. – Вообще-то верно, – согласился Семен. – Движемся легко, нормально. И мы тут с Альбиной вспоминаем. Было у нас два года назад путешествие. Третий раз в поход отправились, вроде с опытом, да? – обратился он словно за поддержкой к вожатой. Та кивнула. – А ведь что случилось. Перебирались через Афипс. День кончался, а мы тропу потеряли. В горах это запросто: если дорогу плохо знаешь – дважды два заплутаешь. Пропала тропа, и ты как пойманный: со всех сторон колючка, лианы да еще горы сплошной стеной. Ползли мы на гору, на этот самый Афипс, напролом. Через колючие кусты. Ты еще ведро тащила, помнишь? – Альбина опять кивнула. – Устали, хоть реви. Ты и вправду заревела.

– Прямо уж, – перебила Альбина. – Ничего я не ревела.

– Ну, я это между прочим, – улыбнулся Семен. – Ты молодцом была.

Ишь, нахваливает! Понятно, конечно. А вот куда со своим рассказиком клонит?

– Карабкаемся мы, значит, – продолжал Семен, – карабкаемся из последних сил, а горе конца-краю не видно. В небе самолеты жужжат, жизнь идет где-то, а мы тут – как на другой планете, голодные, изможденные. Только и радости, что не один ты, а много нас. Вроде не так страшно. А одному – лучше и не соваться в горы. Сгинешь запросто, мама не найдет.

Ага! Маму вспомнил. «Одному не соваться…» Тоже понятно. С намеком: дескать, не суйся, Гусельников.

– Да не пугай ты его, – засмеялась Альбина. – А то больше в поход не пойдет.

– Ничего, – уверенно сказал Семен. – Гусельников у нас парень храбрый, верно? Ты ведь тоже боялась.

– Прямо уж, – опять не согласилась вожатая.

– Ну, ну, сознайся. Боялась, а ходила. Мы, брат, с ней в четырех походах, наверное, уже километров полтыщи оттопали, верно?

Альбина опять молча кивнула. И Гера покосился на вожатую – ишь ты! Тоже, видать, девчонка не хуже Гутьки. И не подумаешь, как посмотришь, – тонконогая да и голос такой противный: «Гусельников, Гусельников!» А сама, значит, такая заядлая туристка. И главное – ни разу не похвасталась, что в четырех походах была.

– Ну, иди, – наконец отпустил Геру Семен.

Гера отошел и подумал: «А почему кучерявый затеял этот разговор?» Неспроста что-то… Или Герка зря заподозрил? Наверное, это всегда так – когда сам от других что-нибудь утаиваешь… Живешь, как на вулкане.

Так вот и ходил Гера сам не свой. А вечером еще Лидия Егоровна сомнений добавила. Было это уже перед самым сном, когда сидели у костра…

Горит костер туристский…

Об этом, конечно, всегда вспоминают, как о самом незабываемом… Горит костер.

Закончен день, позади большая дорога. На поляне уже стоит палаточный городок, ждет тебя уютное местечко под брезентовым пологом. А ты сидишь среди ночной тишины, и лишь потрескивают дрова. Горит костер…

Кругом не видно ни зги, хоть глаз выколи. Деревья и те потерялись на фоне неба, такое оно черное-пречерное. Только звезды мерцают, словно сторожат землю. Да журчит за кустами горная речка.

Вот треснул валежник. Может, мышь пробежала?

Горит костер туристский… И сидят на траве притихшие ребята, смотрят, не отрываясь, на языки пламени, подкидывают сухие ветки в огонь, переговариваются о чем-то негромко, перешептываются, а больше – молчат. После шумного дня, после интересных рассказов и звонких песен наступает такой час, когда хочется помолчать. И подумать. О пройденном пути. О том, что ждет впереди. Или о доме. Как там папа и мама? Что сейчас делают? Думают ли о Гере?…

К уютному ребячьему костерку, уложив спать младших внучек, подошла хозяйка домика – Галина Максимовна. И как-то незаметно, слово за слово, начала рассказывать о себе, про свою жизнь на далеком севере, где черная ночь зимой – круглые сутки, где снега в пургу наметает столько, что зарываются в сугробы дома по макушку. Выходят тогда люди с лопатами разметать дороги. Галина Максимовна была еще молоденькой, комсомолкой, приехала на стройку заполярного завода по путевке райкома комсомола. И так ей там понравилось, что осталась на том заводе аппаратчицей, и заснеженную зиму теперь видит во сне, особенно северное сияние – как полыхает оно в черном небе разноцветными красками, будто полощется и трепещет занавес, раскрашенный цветами радуги.

О многом говорила Галина Максимовна – и о дочери, которая на Урале физиком-инженером работает, по атомному делу пошла. Вырастила и выучила ее. Гадина Максимовна без мужа, на фронте погиб он. И о нем говорила, и о внучках. И вроде бы простой весь рассказ ее, про жизнь самую обыкновенную, а послушал Гера и задумался: как же много пережила Галина Максимовна, сколько видела и где только не побывала. Вот живет она здесь, в горах, где даже электричества нет, и мало кто знает, что на севере она завод строила, на Урале в войну снаряды для наших бойцов делала.

Задумался Гера, глядя на костер, и вдруг услышал:

– Ну, нравится тебе в походе? – Рядом – Лидия Егоровна. И когда она села тут – он даже не знает. А она сказала: – Красота не всем подряд открывается. Ее тот видит, кто на мир глядеть умеет. Есть у нас и такие любители походов – бегут без оглядки, лишь бы через горы перескочить да в море выкупаться. Море – это чудесно, и мы в нем купаться тоже будем. Но главное – не оно, главное – что в пути увидишь, узнаешь, с какими людьми встретишься. Вот ты молодец, Гера. – Гера взглянул на учительницу. Почему она говорит сейчас с ним так? Конечно, под личную ответственность у мамы его взяла. Не поэтому ли и решила подсесть поближе? – Ну а про красно-зеленых-то все узнал? – вдруг спросила она.

Ага! Стоп, Герка. Этот вопрос у нее тоже неспроста. Начала, как и Семен, издалека, будто между прочим, а теперь выпытывает о главном.

– Да нет, не узнал, ну их…

– Почему же? Интересно. И ты ведь очень хотел.

Вот, вот – «интересно»! Скажи ей и – конец! Прощай, хутор Алюк! Нет уж, лучше промолчи, Гусельников.

А Лидия Егоровна продолжала:

– От своей цели никогда не отступай. Только не торопись, а все как следует обдумай. Вот в Принавислу придем, я тебе сюрприз сделаю, хочешь?

– Мне?

– Тебе и всем. Слышите, ребята, – заговорила она уже громко, обращаясь ко всем. – В Принависле вам сюрприз будет.

– Какой, какой? – послышались с разных сторон нетерпеливые голоса, но Лидия Егоровна рассмеялась:

– Вам все немедленно подавай? Вот придем, там и скажу. Да еще посмотрю, как себя вести будете.

– Отлично, мы же замечательные! – Поднялся гвалт, кто-то из мальчишек уже тузил в темноте соседа.

Лидия Егоровна сказала:

– Все, друзья. Отбой. Спать.

Гера пошел к своей палатке. И тут его догнала Гутя:

– О чем с тобой Лидия Егоровна секретничала?

Приметила! Сказать бы ей, чтоб сама поосторожнее была, не поддавалась на разные вопросики-разговорчики. Но показалось, будто за палаткой кто-то притаился. И Гера только буркнул: «Потом». А едва вошел в палатку, следом Толстый Макс:

– О чем с тобой Лидия Егоровна секретничала?

Он спросил точно такими словами, как Гутя. Будто услышал их!

Или опять это лишь странное совпадение?

У могилы проводника

Еще дома, когда Гера чертил карту-схему будущего маршрута, его взгляд всегда задерживался на названии «Принависла». Было это название необычным. Но когда Гера узнал, что именно от Принавислы лежит прямой путь на хутор Алюк, это место сделалось для него особенно притягательным. Хотелось как можно скорее туда попасть! И вот он здесь…

Большая поляна между гор. Тропка-дорожка, которая привела отряд от домика лесника, пролегает через поляну и уходит дальше, на перевал к морю. А на поляне – сад: яблони, груши, сливы. И среди этого пышного сада всего один дом с постройками, и живет в нем одна-единственная семья. На десятки километров больше ни души.

Когда еще шли, то увидели среди гор на пустынном поле человека – молодого, черноволосого, в белой рубашке и сапогах. Он подошел к туристам.

– Здравствуйте, – поздоровались ребята. – Далеко до Принавислы?

– Са-а-авсем рядом! – с акцентом ответил он. – От души скажу: восемьсот метров, не больше будет. А вы, конечно, к морю спешите?

– К морю.

– Так от души скажу: у нас переночуете. Все туристы у нас ночуют.

– А вы здесь живете? – навел справку командир отряда Серега, для солидности кашлянув.

– Здесь живем, угадал, дорогой! – засмеялся человек и назвал себя, протянув Сереге, как взрослому, руку: – Арут Маркарьян. – Пойдем, провожу. Я тоже домой. На лугу траву смотрел. От души скажу: хорошие нынче травы у нашего колхоза.

– А здесь и колхоз? – опять спросил Серега.

– Колхоз в Красногорийском. Здесь только мы живем, Маркарьяны. Еще дед наш сюда при царе приехал. Из Турции вернулся. Сад заложил. И отец всю жизнь здесь, а два брата мои разлетелись – к людям поближе. От души скажу: один я сейчас здесь с семьей. Мать-старуха сказала: никуда не хочу отсюда, умру, где отец лежит, похороните, потом сами куда хотите. Привыкла к этому месту.

– А вам не скучно? – спросила Альбина.

– Скука, дорогой, в руках сидит. Когда руки делом заняты, скуке негде сидеть, от души скажу.

Он говорил, а все шагали за ним. И обогнув небольшой лесок, перепрыгнув через речушку, увидели наконец это место, которое названо так необычно.

Было оно красиво не поляной пышной, не речкой, протекающей тут, даже не горой, что слеза, – ну, гора и гора, как все, зеленая, покрытая лесом. Вид необыкновенный этому месту придавала огромнейшая скала, что возвышается справа. Взнеслась она над поляной, и над речкой, и над садом высоченной обрывистой кручей.

Представьте себе: была обычная гора, заросшая лесом. Но кто-то огромный, сильный разрубил ее гигантским топором пополам и… унес одну половину отсюда, будто поддел на лопате до самого основания. А на ровном месте снова выросли деревья. И поселились люди. Другая половина разрубленной горы с обнаженным каменным нутром так и осталась стоять. И стоит она, вздыбившись на страшную высоту отвесной стеной. Наверху по-прежнему кудрявой шапкой растет лес. А у самого подножия течет неглубокая речка, жмется к каменной стене. Течет она здесь по широким плитам, которые выстилают все русло, как пол. На плиты накиданы камни. Это сверху осыпается разрубленная гора. Мелкий, перемолотый серый щебень образовал уже целые столбы-конусы. Они все в извилистых трещинах от дождевой воды. Поперек же гора прострочена тонкими лентами белого камня. Острые края этого камня выступают карнизами, будто действительно принависли… И не удерживаются отдельные куски, отваливаются от серого массива в реку, увлекая – за собой галечную мелочь.

– С горой не шути, камнепадов бойся, за речку не прыгай, – предупредил Арут.

Из домика вышли две женщины, выбежали ребятишки. Маленькая старушка в белом платке, седобровая, с очень живыми черными глазами что-то спросила у Арута не по-русски. Гера с любопытством разглядывал всех, вот они, те, кто живет в Принависле, в самой глубине гор, среди настоящей дикой природы. Арут подвел гостей к деревянной оградке под деревьями сада. В оградке – холмик.

– Вот здесь лежит наш отец. Ба-а-альшой человек был. Когда война шел, фашист хотел сюда пройти, а наши солдаты по горам ходили, их отец водил, проводник он был Советской Армии, медаль «За оборону Кавказа» получил. Теперь здесь лежит, – повторил Арут.

Все смотрели на холмик, а Муврикова попросила:

– Расскажите.

Но Арут отказался:

– Мало не скажешь, длинно – не время.

– Тогда вечером, у костра, ладно? – не отставала Муврикова. – Придете к нашему костру?

– Придем, дорогой, – сказал Арут. – А пока пейте.

Дежурные принесли целое ведро парного молока.

Подкрепившись, туристы начали разворачивать лагерь – уже привычно и знакомо ставить палатки, готовить место для поваров. Кто-то из девочек вспомнил:

– Лидия Егоровна! А где же сюрприз?

Учительница ответила:

– Сюрприз будет завтра. Вам разве не хочется провести лишний денек в таком замечательном месте?

Третий заговорщик

Лишний денек провести в Принависле было интересно. И все-таки Гера не мог ждать до завтра. Пора было действовать! И действовать самостоятельно. Вот когда он вспомнил эти бабушкины слова. Ведь сейчас ему приходится рассчитывать только на себя. Правда, у него есть союзник, но все-таки – девочка. Она могла выполнить его указания, а все обдумать он должен был сам. Вопросов же оказалось столько, что голова разрывалась на части.

Как будто очень просто: взял и ушел. Но как именно? Ночью? А ночью из палатки ненадолго выйдешь, и то дежурные у костра внимание обращают. А если пойдешь куда-нибудь по дороге, сразу заметят: «Стой! Куда? Зачем?» и вернут. Да и страшновато ночью, что уж тут скрывать.

А днем? Ну, куда ни сунься днем – всюду ребята. Тоже заметят, что уходишь с рюкзаком за плечами.

Другая проблема – что с собой взять? Еда, ложка-плошка – это ясно. А еще? Фуфайки-муфайки, которые мама положила, – их брать? Такой скарб получается – через километр язык высунешь. Опять же – с мешком пойдешь каждый спросит: «Куда?»

Наконец, последний вопрос: а куда идти-то?

На чертеже от Принавислы путь обозначен на юг. Но где тут юг? А может, и не точно на юг? Кругом дикий лес. Получается, как Семен рассказывал: в сторону ступишь и в колючих дебрях заблудишься. Уйти не уйдешь, только ребята на смех поднимут. Этот третий вопрос оказывался пока самым главным: надо выяснить, куда идти. Только самому Гере выяснять нельзя: расспросами вызовешь подозрение. Легче это сделать союзнице – ее никто в побеге не заподозрит, она девчонка.

Гера отыскал Гутьку на речке. Вместе с другими девочками она полоскала косынку. Невдалеке ребята кидали в реку камни. Они старались попасть прямо в гору на другом берегу. Как только туда попадал камень, сразу начинала сыпаться галька. Хотя Арут и предупредил: «камнепадов бойся», мальчишки нарочно вызывали камнепад. И вообще вертелись вокруг, мешая девочкам стирать. Так что, когда Гера подошел к Гуте и сел у самой воды на корточки, это никому в глаза не бросилось.

Он сказал тихонько и коротко, будто отдал приказ:

– Узнай у жителей, где дорога на Алюк.

Гутя молча кивнула. Гера хотел встать и уйти, но почувствовал: за спиной кто-то стоит. Оглянулся – так и есть; Толстый Макс! Заложил руки назад и покачивается с ноги на ногу. Гутя выжала косынку и пошла к лагерю. А Гера нарочно остался сидеть у воды. Швидько ухмыльнулся.

– Дружбу завели?

– А тебе что? – Гера встал.

– Из кислого теста, да? – хихикнул Швидько, вспомнив свое же изречение. На это Гера ничего не ответил. Он пошел прямо на толстяка и отодвинул его плечом. – Не очень-то толкайся, – огрызнулся Швидько. – Жених!

– А ты дурак! – бросил Гера.

Он ждал, что после этих слов Толстый Макс бросится на него с кулаками. Но тот только процедил:

– Ладно, увидишь. – Он грозился второй раз.

Но Гера уже не боялся его. Ведь оставался всего один вечер. И одна ночь. А утром… Он решил, что они с Гутей покинут лагерь рано утром.

За обедом Гутя многозначительно моргнула: дескать, все в порядке, выяснила. Гера обрадовался, но не сразу подошел, а дождался, Пока стемнеет. А то опять их вместе увидит Толстый Макс.

– Узнала от жены Арута, – зашептала Гутя. – Дорога на Алюк за теми кустами. Как пройдешь, налево.

– Так. Значит, выходим утром.

– До завтрака?

– Да.

– Ну как же? Хоть бы поесть.

– Тебе что? Еда дороже или дело? В пути поедим. Возьмешь рюкзак, но половину вещей из него выкинешь.

– Куда же я их выкину?

– Подбрось девочкам. Берем самое необходимое. Рюкзак вынесешь сейчас к тем кустам. За ними коряга, спрячешь под корягой. Утром возьмем. Поняла?

– Поняла.

– Иди, – разрешил Гера.

И тут в кустах послышался шум. Гутя вскрикнула, а Гера, не долго думая, схватил папку и изо всей силы ударил по кусту.

– А!!! – заорал куст швидьковским голосом. Толстый Макс вскочил, защищая голову руками. – Сдурел, что ли?

– Мало еще тебе, мало! – крикнул Гера, наступая с палкой. – Чтоб не подслушивал. – Толстый Макс бросился прочь и мигом пропал за деревьями.

Гутя расстроилась:

– Выдаст теперь.

– Ничего, – успокоил Гера. – Ты свое знай.

Уже стемнело. Заполыхал в центре лагеря костер, потянулись к нему ребята, расселись, огонь вызолотил лица, высветил ближайшие палатки. Листья деревьев вокруг сделались серебристыми. К костру подошел Арут, сел и начал рассказывать про своего отца. Гера послушал его рассказ, прячась сзади, в темноте, за спинами ребят.

Да, старый Маркарьян вел себя, как настоящий герой. Было ему семьдесят лет, но каждую ночь без устали ходил он на перевал, показывал нашим бойцам верные тропы, а один раз, когда столкнулись с группой фашистов, даже участвовал в бою. Гера вспомнил, что видел по телевизору – похоронили у Кремлевской стены Неизвестного солдата и сделали надпись: «Имя твое неизвестно, подвиг бессмертен». Про отца Арута тоже можно сказать: «Имя твое мало известно, но ты настоящий герой!». И, наверное, везде есть люди, которые пока мало известны, а сделали много хорошего.

Арут заиграл на мандолине – принес ее с собой – и запел тихонько грустную армянскую песню.

Вдруг издали донесся вой, а потом кто-то дико захохотал. И тут же заплакал, всхлипывая, – жутко, жутко. Все притихли. Мандолина замолчала. Арут сказал:

– Шакалы резвятся.

Абрикосова, сидевшая на бревне, ойкнула и поджала под себя ноги.

– Подкинь, Дроздик, – попросила она.

Дроздик подкинул в костер сухие ветки, они ярко вспыхнули. Арут опять запел.

Гера, озираясь, пробрался к себе в палатку. Здесь, вдалеке от костра, ночь была словно еще чернее, еще непрогляднее. И громче сделался шум от речки, явственней шорох скатывающейся с горы гальки. В невидимых деревьях вдруг заухал филин, захлопал крыльями, всполошившись.

Гера вывалил из рюкзака ненужные вещи, выглянул из палатки и – отшатнулся. Перед ним стоял Серега. Он схватил Геру за руку:

– Это правда, Гусь?

– Что правда?

– Не виляй. В пещеры идешь?

– Кто тебе сказал?

– Неважно.

– Враки.

– А рюкзак зачем? А сухари и сахар? – Он опросил так, и Герка понял, что сказал Сереге обо всем Толстый Макс. А Серега продолжал: – И на карте у тебя Алюк! Я сразу вспомнил – вот для чего ты рисовал.

– Да кто тебе сказал?

– Говорю – неважно.

– Ну, ладно, я ему, – погрозился Гера.

– Слушай! – Малек оглянулся. – Что я тебе скажу, Гусь! Не по-дружески это, да! Сам идешь, а я? Сталактит – это же вещь!

– Какой сталактит?

– Так ты же к пещерам? Вот и я с тобой.

– Ты?

– А что? Завтра сходим и вернемся. Лидия Егоровна сказала: из Принавислы выйдем через день, ясно? Так что принимай меня в свою экспедицию.

Кулек-Малек не шутил. Сталактит, который он отколет собственными руками в пещере, уже мерещился отрядному геологу, и ради этого он без всякого сожаления расставался со своим командирским званием, признавая Герино командование и отдавая себя в полное его распоряжение:

– Так когда выходим?…