Текст книги "Под солнцем горячим"

Автор книги: Юрий Сальников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

А все-таки великое дело – транспорт

Пыля и гудя, ребят нагнала машина.

– Лидия Егоровна, – встрепенулась Файка. – Поехали, а?

– Да ты что? – запротестовал Кулек-Малек. – Ты туристка или пассажирка?

Грузовик прокатил мимо. Но глядя, как он быстро удаляется вместе с хвостом желтой пыли, которую ветер отбрасывал в сторону на каменистую кручу, Гера опять ощутил страшную усталость. И когда сзади снова зарокотал мотор и подкатил, громыхая, еще один порожний грузовик, Гера поднял руку. Он сделал это, даже не подумав. Грузовик заскрежетал тормозами и остановился.

Семен вскочил на подножку. Гера услышал одну фразу: «Двух или трех, очень устали». Водитель, молодой парень, лицо которого лоснилось от жары, будто смазанное жиром, открыл дверцу:

– Сади всех!

– Сюда! – завопила Файка-модница и – откуда у нее силы взялись! – первая полезла в кузов.

И все, кто был поблизости, стали взбираться. Посыпались рюкзаки. Муврикова начала умолять шофера:

– Заберем и тех, что вперед ушли, заберем, да? – Впереди была группа с вожатой и Лидией Егоровной.

Их догнали и тоже взяли. Лидия Егоровна села в кабину.

Ветер ударил в лица, затеребил волосы, панамы, красные галстуки. Кулек-Малек нацепил галстук на палку и поднял над мчащейся машиной, над головами ребят, будто отрядный вымпел. А мимо неслись деревья, дорога, горы, весь зеленый мир вокруг. Стремительно надвигалось Великолепное, замелькали аккуратные домики. Но дорога сделала крутой поворот. Великолепное осталось сзади. «Почему? Куда едем?» – послышались голоса. Кулек-Малек догадался:

– Прямо до Красногорийского.

Да, Лидия Егоровна решила ехать до Красногорийского.

Пусть туристская совесть никого не гложет: ребята молодцы, для начала похода они отлично прошли семь километров, первые, самые трудные туристские километры. А топать по дороге неинтересно. Впереди же у них настоящие тропы и длинный путь, на котором расстояние между Великолепным и Красногорийским – только крохотный кусочек. Так Лидия Егоровна объяснила потом свое решение. Никто не возражал. Все были рады. И правда – что значат какие-то пять километров, если впереди шестьдесят! Там уже не поймаешь машину.

Так что – ура! Даешь и да здравствует современная техника!

Не успели и песню спеть, как въехали в Красногорийское. Вот что значит транспорт!

Домики в зелени, длинные огороды, малолюдные улочки – чистеньким, тихим и сонным в этот июньский знойный полдень предстало перед ребятами Красногорийское. Водитель остановил машину. Его поблагодарили, выгрузились, распрощались. Он покатил дальше. А ребята стояли около рюкзаков, сваленных прямо у дороги. И первое, что увидели, – была гора. Она возвышалась крутобоким зеленым горбом, закрывая полнеба. Домики, будто сбежавшись к ее подножию, укрывались под деревьями. Герке стало казаться, что гора сама распласталась перед ними и прикрыла всех, кто здесь поселился, зеленым плащом своим ласково оберегая. Хорошо жить в такой красоте!

– А где школа, Лидия Егоровна? А когда в музей пойдем? А если прямо сейчас?

До чего же нетерпеливые краеведы Муврикова, Файка и Серега Кульков. Учительнице пришлось умерять их пыл:

– Сначала разбить лагерь надо, на ночлег устроиться.

– А потом пойдем, да? И в классе, где сидел Гузан будем, да?

Ох, сколько же разговоров об этом.

Но Гера от них – в стороне.

У него тут интерес свой… Особый.

Новые сведения

Лагерь разбили за рекой, на поляне, окруженной ясенями. Палатки поставили в ряд. Гера попал в палатку с Серегой Кульковым и двумя Максами.

Только не так просто, оказывается, натянуть туристскую палатку! Кулек-Малек строго покрикивал на своих помощников, а в конце концов и сам запутался. Помог Семен. Он уже поставил палатку девочкам. Под его руководством сделали все, что надо – крыша натянулась гладкая, как киноэкран.

– Живите! – хлопнул по ней рукой Семен и пошел к следующей четверке туристов.

Гера забрался в зеленоватую сумрачность палатки и улегся на прохладное брезентовое дно. Он захватил местечко рядом с Кульком-Мальком. Балуясь, они помяли друг друга, но тут же выскочили наружу – прохлаждаться некогда: у туристов на стоянке всегда уйма дел. И уже доносился голос Альбины:

– Ребята, за дровами, быстрее!

А Лидия Егоровна объявила:

– Пока будет готовиться обед, несколько человек с Семеном сходят в поселок за продуктами.

– И я пойду, и я! – обрадованно закричал Гера.

– Хорошо, и ты. Зачем же кричать? – удивилась учительница.

Кричать, конечно, было ни к чему. Но ведь она не знала, как Гере надо попасть в поселок! Чтобы осуществить намеченный план, он должен получить новые сведения. А без разведки их разве добудешь?

Только Семен возразил:

– Нет, Гусельников должен подготовить место для костра – он же костровой.

– Да я потом, – сказал Гера. – Успею.

– Когда же успеешь? – вмешалась и Альбина. – Обед уже варить надо.

И пришлось Гере расчищать место для костра. А это тоже не просто. Земля сухая, твердая, железный штырь не входит, звенит и пружинит. У Геры даже руки заболели, а штырь не укреплялся, вешать на него железное коромысло с ведрами было опасно. Кое-как сделал. И все время волновался: уйдет Семен с ребятами за продуктами! А они бы уже давно ушли, да спасло Герку непредвиденное: пропал главный хозяйственник – Толстый Макс. Ребята, которые собирали дрова, сказали, что он был с ними. Стали аукать. Швидько нигде не было. Лидия Егоровна забеспокоилась. Вдруг Дроздик закричал: «Да вот он!» Все сбежались и увидели: Толстый: Макс сидит на дереве, смотрит, как суетятся ребята, и ухмыляется.

– Сойди сейчас же, – сказала Лидия Егоровна. Он слез, что-то жуя. Карманы у него были набиты дикими яблочками – кислицей.

– Ты слышал, как тебя искали? – спросила Лидия Егоровна.

Швидько хихикнул:

– Так я же здесь был, никуда не делся.

– Он еще издевается! – возмутилась Альбина. – Хозяйственник называется.

– Иди к костру, Максим, – сказала учительница.

– А у костра костровой, – сказал Швидько.

Он еще спорил! Да хотел опять схитрить: Герку оставить, а сам – в поселок. Только ничего из этого не вышло – пришлось отойти к костру.

А Гера все-таки пошел с Семеном и ребятами в поселок. И тут ему сразу повезло. Пока покупали в магазинчике продукты, Гера вышел на крыльцо и увидел Гутю – она тоже с ними пошла за молоком, в руках у нее было пустое ведро. А рядом с Гутей стояла какая-то девчушка, лет десяти, белобрысая, в светлом платье, босая. Девчушка тыкала пальцем в невзрачное растение с острыми листьями и что-то объясняла Гуте. Гера прислушался.

– Это называется колючка, – говорила белобрысая. – После дождя сюда, в ямочки, наливается вода. Как постоит три дня, можно голову мыть. Волосы лучше растут. Я всегда мою.

Гера фыркнул: моет, а у самой не растут – короткие, как перья. Девчонка услышала фырканье, замолчала, насупилась. Гутя сказала:

– Что ты фыркаешь? Она про разные растения иного знает, вот я у нее и спрашиваю.

«Может, она и про то знает, что мне нужно?» – подумал Гера. И спросил у девчонки:

– А партизаны у вас есть?

– Конечно, – ответила белобрысая. – Тебе каких?

– Как «каких»? – не понял Гера.

– Ну, с Отечественной или с гражданской?

– Мне с гражданской, – ответил Гера и посмотрел на Гутю. А Гутя посмотрела на него. И кивнула – вроде поняла, зачем ему это нужно.

– С гражданской у нас один дедушка Кондрат остался, – ответила девчонка. – С Отечественной много, а дедушка еще с гражданской. Он у нас в школе выступал, рядом живет. Хочешь отведу?

Гера опять посмотрел на Гутю. Она опять вроде одобрила – кивнула.

Дедушку Кондрата – сухонького, лысого старика – застали во дворе. Он сидел на табурете, подложив на колени, тряпицу, и перебирал семена, круглые, как горошины.

– Здравствуйте, дедушка, – сказала белобрысая. – Вот городские пионеры-туристы. Хотят поговорить с вами.

Дед смахнул семена в руку. Гера заметил: жилистая рука у деда – черная, а со стороны ладошки совсем белая. Будто с одной стороны загорела. Глядя подслеповатыми глазами, дед пожевал впалым ртом и проворчал:

– Говорить, говорить… Не наговорились еще.

– Вы партизан? – спросил Гера.

– Было, – кивнул дед.

– Расскажите, как вы беляка связали, – напомнила белобрысая.

Дед опять кивнул:

– И это было. Связали, в штаб приволокли.

– А как вокзал брали?

Глаза старика оживились.

– Удачный налет был. Врасплох захватили. На вокзале народ, а мы в караульное. Понька Рудой: «Не шевелись!» Беляки и опешили. Стали мы оружие выносить. Их начальник бросился, а Понька выстрелил. Караульный свалился, публика в панику. Мы трофей на себя и восвояси. Казаки с криком трусят: «Зеленые, зеленые». А мы в горы.

– А расскажите, дедушка… – не унималась белобрысая. Она, должно быть, наизусть знала все дедовы воспоминания и рассказы. Но Геру интересовало совсем другое.

И он спросил:

– А Степана Бондаря вы знали?

– Кого? – напряг слух дед Кондрат.

– Степана Бондаря.

– Бондарев? Знаю, знаю.

– Да не Бондарев, а Бондарь! Степан Бондарь.

Дед подумал, опять пожевал губами.

– Был такой, был, – закивал он.

– Видели вы его?

– Да нет, видать не видал. Его все знали, да мало кто видел.

– Почему это?

– Хоронился, должно. Бондарь-то… Засекреченный был. Но он все знал.

– Знал, где спрятано, да?

– Что спрятано?

– Ну, знал, где спрятано, – повторил Гера.

– Не пойму, про что толкуешь. Бондарь, он про то знал, когда нашим отрядам в бой. Как новый приказ по отряду, так знай – Бондарь привез.

– Откуда привез?

– Из центра, должно. У нас центр-то в Левой щели был.

– А где эта Левая щель?

– Туда – за горами.

– В Новоматвеевке?

– Да нет, подале будет. А Бондарь в Новоматвеевке бывал, это уж точно.

– Пошли, – шепнула белобрысая. – Устал дедушка. Потом договорите.

Гера вышел на улицу, все время оглядываясь на старика. То, что он услышал, было поразительно: Степан Бондарь бывал везде, в Алюке, Новоматвеевке и Левой щели. Привозил приказы, все о нем слышали, но мало кто видел. Значит, не простой он партизан?

Так кто же он?…

Новые осложнения

– Где вы пропали? – Семен стоял на крыльце магазина, у его ног лежали наполненные продуктами рюкзаки.

Вокруг толпились ребята. Не только свои, но и местные мальчишки и девчонки в выцветших рубашках и платьицах. Тоже, как на подбор, белобрысые. Все оживленно разговаривали. Видно, уже перезнакомились друг с другом.

Говорливостью отличался бойкий худощавый паренек, до того черный от загара, что Гера подумал: «Ну и негр!» Когда Гера с Гутей подошли, он выступил вперед и важно представился, протянув руку:

– Василий Топчиев.

Муврикова улыбалась. Наверное, так важно-солидно Василий Топчиев знакомился со всеми.

– А мы уже все сделали, – похвалился Дроздик. Оказывается, они не только купили продукты, но и узнали, где школа и где живет директор Олег Захарович, сходили к нему и договорились, что после обеда всем отрядом придут в гости, в школьный музей.

– А ты, – начал стыдить Гутю Кулек-Малек, – даже молока еще не нашла! Разведчица.

– Что напал, найдем еще. Не таскаться же с полным ведром по всему поселку, – заступился Гера.

– Верно, – согласился Семен. – Сейчас купим.

Молока купили и все двинулись по направлению к лагерю. Белобрысая девчонка тоже пошла, и Гера, таща тяжелый рюкзак с консервами, обеспокоенно поглядывал на Гутину знакомую: как бы она не выболтала случайно о его разговоре с дедом Кондратом. Но девчонка молчала, потому что говорил, не переставая, один Вася Топчиев. Он рассказывал, как нынче весной поймал в здешней речке огромную щуку. А Максим Дроздик, шагая, конечно, рядом с ним, интересовался подробностями – рыбак рыбака видит издалека!

Когда пришли в лагерь, Лидия Егоровна разрешила искупаться. Гера подумал: придется барахтаться в луже, речушка-то маленькая – вброд переходили, едва ноги замочили. Но красногорийцы знали глубокое место. Вася Топчиев прыгнул в омуток, и все ныряли – головой, столбиком и растопырив руки. Только Гера не прыгал: не умеет плавать. И тут опять не повезло Сереге. Надо же! Напоролся на камень. Вожатая даже заметила:

– Ну что у тебя, Кульков, вечно какая-нибудь история!

Грустный Кулек-Малек добрался до палатки, прихрамывая. Позвали санитара – Фаю Абрикосову. Она явилась, но при виде крови на Серегиной ноге стала ахать и отказалась лечить. Вот тебе и санитар!

Гера подошел к костру. В задымленных ведрах клокотал красный суп, дышала паром желтая каша. Хозяйничал здесь Толстый Макс. Он раскраснелся, колени и руки его были в золе. Лидия Егоровна не пустила его купаться, и он был злой на весь мир.

– Вот что, Гусь, – сказал он, подкладывая в огонь хворостину. – Будешь теперь все за меня делать.

– Как это? – не понял Гера.

– А так. Дежурить, когда мне не захочется. И вообще. Что не понравится мне, за меня сделаешь. А не то – скажу. И про записку, и про калитку, понял?

Гера растерялся. Вот так-так! Вот тебе и «могила». А Толстый Макс и вправду такой! – не сморгнет, выдаст!

– Ладно, только молчи! – Гера был согласен на любые условия, лишь бы не открылась его тайна. А то разве не обидно? Столько преодолел препятствий, оставлены за спиной трудные километры, недалеко уже и до Принавислы! И вдруг все пойдет насмарку? Неужели зря рисовал пунктирную тропку на хутор Алюк и к сталактитовым пещерам?

Гера забрался в палатку и тихонько улегся рядом с Серегой. Серега сидел, скрючившись, рассматривая ногу, и причитал:

– Бедный я, бедный, надо же было этому несчастному камню попасть под мою ноженьку, ай-ай-ай!

– Да хватит ныть! – не выдержал Гера. – Думаешь, один ты бедный на свете? – Ему нестерпимо хотелось открыться Сереге. У обоих неприятности. К тому же Серега видел на Гериной схеме хутор Алюк и дорожку к нему. Пусть уж знает все до конца. Но едва Гера раскрыл рот, чтобы поделиться с Серегой тайной, как в палатку просунулась голова Коноплевой:

– Мальчики, обедать.

Гера взглянул на Коноплеву и осекся: нет! И так уж слишком много людей знают про записку да про Бондаря. И он ничего не сказал Сереге, а пока обедали, все время настороженно поглядывал то на Толстого Макса то на Гутьку.

Неожиданная союзница

Только зря он так думал о Коноплевой. Она его выдавать не собиралась. И даже совсем наоборот. Она его выручила.

Как это произошло? А вот так.

После обеда всем отрядом пошли в Красногорийское – посмотреть школьный музей. Директор школы Олегу Захарович – невысокого роста, с бородкой клинышком, в очках и в серой шляпе с дырочками («Для вентиляции», – хихикнул Толстый Макс) – встретил гостей у входа. Директора окружали красногорийские ребята, среди них был, конечно, и Топчиев.

В этой школе до войны учился Андрей Гузан. Сейчас в классе, где он сидел, висит его портрет. И класс называется «класс Гузана». А в музее много документов – школьный дневник, тетрадки, сочинения, письма с фронта и самое главное – комсомольский билет сержанта Гузана, простреленный вражеской пулей, залитый кровью… Гера смотрел, не отрывая глаз. Много уже знал он о Гузане, часто говорили о его подвиге ребята, но, глядя сейчас на этот комсомольский билет, будто услышал, как из дали военных лет, сквозь грохот артиллерийской канонады и треск пулемета донесся звонкий голос: «За Родину!» И метнулась на фашистский дзот фигура бесстрашного сержанта с автоматом в руках, захлебнулся вражеский пулемет.

Нет, не погиб Гузан тридцать лет назад. Он стоял сейчас перед Герой Гусельниковым – молодой, плечистый, веселый, бесстрашный, – такой, каким был тогда. И правильно решили ребята: побывать здесь, где он жил, прошагать по земле, по которой он шагал, посмотреть на горы, на которые он смотрел.

Но ведь так же храбро еще шесть десятков лет тому назад, в девятнадцатом году, воевал Степан Бондарь! Он так же звал на бой с врагами: «За революцию! За Советскую власть!».

– Олег Захарович, – Гера оттеснил Абрикосову, – скажите, а в гражданскую войну здесь были партизаны?

– Были, – ответил Олег Захарович. – В этом самом доме размещался их партизанский штаб.

– В этом? – обрадовался Гера. Вот здорово! Значит, вполне возможно, что в комнате, где учился Гузан, за тридцать лет до него заседал со своим штабом Степан Бондарь! И у Геры невольно вырвалось: – И Бондарь здесь бывал?

– Какой Бондарь?

Гера хотел уже ответить, но не успел. Муврикова, хмыкнув, сказала:

– Опять Гусельников с гражданской войной вылез!

И учительница спросила:

– Тебя по-прежнему интересуют красно-зеленые?

Геркин взгляд упал на Гутю. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, приложив палец к губам, как бы предостерегая: «Молчи, молчи, а то дознаются!» И он забормотал еле слышно:

– Да я просто так, я ничего…

Олег Захарович пожал плечами:

– Если про здешнего партизана речь, то я не слышал.

И вдруг запищала белобрысая девчонка:

– Олег Захарович, а вот наш дедушка Кондрат…

Но Гутя не дала ей закончить:

– Пошли, Лена, пошли!

– Погоди, куда ты меня тянешь?

– Пошли, пошли, – не отставала Коноплева и, можно сказать, силой выволокла девчушку из комнаты.

Олег Захарович продолжал рассказывать о Гузане. Красногорийский ученик совершил подвиг далеко отсюда, под Ленинградом, но и здесь, в горах, шли упорные бои с фашистами. Через Красногорийское проходила линия франта – на одной окраине были немцы, на другой укрепились наши.

– А вы сами воевали, Олег Захарович? – спросил Дроздик.

– Да, я был в десантных войсках. Меня вместе с товарищами забрасывали в тыл к немцам.

– Расскажите, – запросили ребята. Муврикова даже тетрадку раскрыла – приготовилась записывать. И Гера с уважением взглянул на Олега Захаровича – вот ведь не подумаешь: невысокий, в очках, ничего героического по виду, а десантник! Только рассказывать сейчас о себе он не стал, пообещал это сделать при следующей встрече.

Когда Гера вышел на улицу, то только тут вздохнул с облегчением. Пока теснились в комнате, он боялся, что взрослые снова начнут выспрашивать у него о Степане Бондаре. А на улице можно держаться подальше. И он шел в сторонке, рядом с Серегой, мысленно ругая себя за то, что чуть все не погубил, и спасибо говорил Гутьке – она же удержала его от глупой болтовни, выручила! И теперь уж все – все! – ни одна живая душа теперь не услышит от Герки о Степане Бондаре. Надо только завтра поговорить еще с Кондратом. Без этого не обойтись. Ясно, что Бондарь мог бывать в Красногорийском, мог, хотя никто здесь об этом не догадывается. А Гера все, выяснит у деда, потом побывает где надо, а уже после этого напишет сюда письмо: «Дорогие красногорийские ребята и директор Олег Захарович! Вы, конечно, не помните, что среди городских туристов находился я, а я узнал новость, очень важную для истории вообще и для вашего поселка в частности…» Короче, так или примерно так напишет он, чтобы не пропало важное открытие.

Только опять перед Герой возникло препятствие… Когда пришли в лагерь, Лидия Егоровна, выстроив отряд, сказала вожатой:

– Альбина, зачитай приказ номер два.

Семен опять освещал листок карманным фонариком, как в Чистом Ключе, потому что опять было уже темно. Небо хмурилось, покрылось тучами, от реки повеяло сыростью. Ветер шевелил у ребят галстуки, а у Альбины в руках листок с приказом. Приказ гласил, что турист Максим Швидько с должности отрядного хозяйственника снимается. А вместо него назначен Максим Дроздик. И вдруг Гера услышал свою фамилию:

– Завтра по кухне дежурят Абрикосова и Гусельников.

Вот тебе раз! Значит, весь день будешь привязан к костру. А как же свидание с дедом?

– Назначаю ночных дежурных, – продолжала читать Альбина. – Смена у костра через каждые два часа.

И Гера крикнул:

– Я тоже ночью хочу!

– Придет время, подежуришь и ночью, – ответила Альбина.

– А я сегодня хочу!

– Да хватит тебе, Гусельников, – захныкали девочки в строю. – Дождь уже, холодно. – Действительно начал накрапывать дождь.

– Да что ты споришь, – сказал и Кулек-Малек. – Мы по алфавиту назначаем. – Он крикнул: – Разойдись! – И все разбежались.

У ведер с киселем выстроилась очередь. Летучими светлячками замелькали внутри палаток карманные фонарики. Снова пролетел над поляной ветер, глухо зашелестели почерневшие в темноте кусты. Гера юркнул в палатку за миской и наткнулся на Серегу.

– А я завтра на Красную гору полезу, – похвастался он. – Договорился со здешними ребятами.

Гере стало досадно – ему не удалось освободиться от завтрашнего дежурства, и Серега же помешал – выдумал поваров по алфавиту назначать! А сам пойдет, куда хочет.

– Как же ты полезешь, хромой-то?

– А я уже могу. – Кулек, выбравшись из палатки, попрыгал на больной ноге.

– А зачем? – спросил Гера, тоже выбираясь из палатки.

– Геологический образец брать.

– Да у них каменюк в музее полно. Попроси – и дадут.

– К твоему сведению, уже предлагали, да я не взял. Геолог должен сам отколоть. Для него самое главное – из какого пласта и при каком обнажении.

– Да бери, бери, – сказал Гера. – Все это чепуха!

– А что не чепуха, что? – вдруг прищурился Серега. – Не днем дежурить, а ночью, да? Делать тебе нечего!

– Нет, есть что делать, есть! – заспорил Гера и сразу замолчал. Спорить и то нельзя, а то догадаются. Пусть уж лучше и Кулек-Малек считает, что у Герки Гусельникова нет ничего серьезного, а так, одни капризы.

Получив кисель и горячий чай, Гера нехотя поплелся в палатку. И тут услышал шепот:

– Гусь! – Из-за куста высунулась Коноплева, тоже с миской в руках. – Послушай, – зашептала она, озираясь.

– Ленки больше не бойся, я с нее клятву взяла, молчать будет. И у дедушки все выспросит. Завтра ты дежурный по кухне, так я сама в поселок схожу, у нее узнаю, может, он еще про Бондаря помнит, верно? Т-с-с, идут! – Она оглянулась и исчезла в темноте.

От неожиданности Гера не двигался целую минуту. Потом обрадовался – вот так тихоня! Сообразила, что надо делать. Союзница!

– Ура! – завопил он, вваливаясь в палатку. Кулек-Малек надувал матрац.

– Зачем же, в темноте? – спросил Гера и зажег фонарик. Он уже не сердился на Серегу.

По брезенту снаружи все сильнее плясал дождь. Сидеть в тесной палатке, поджав ноги кренделем, было уютно. Только опять не повезло Сереге. Максы завозились, и Толстый вышиб у Дроздика кружку с киселем. Кисель разлился по Серегиному матрацу. Стали смахивать, но еще хуже размазали. Кулек-Малек выпачкался и вылез обмываться под дождь в одних трусиках. Когда он влез обратно, мокрый и дрожащий, то сразу уткнулся в стенку. С другого бока от Геры уже сопел Швидько.

А Гера никак не мог заснуть. Приглушенно доносились от костра голоса ночных дежурных. Лагерь затихал. Поскребывал по палатке дождик, шелестел понизу, словно шептался с травой. И на сердце у Геры становилось почему-то тревожно. Союзница-то у него теперь есть, это – да. А вот что их ждет дальше?