Текст книги "Всадник на белом коне. Пробуждение (СИ)"

Автор книги: Юрий Морозевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Морозевич Юрий

Всадник на белом коне. Пробуждение

Глава 1

Большое алое солнце, хорошо видное сквозь рваную завесу промышленных дымов, садилось на противоположном берегу залива – туда, где, сливаясь с горизонтом, тянулась нескончаемая полоса доков, эллингов и причалов с замершими в неподвижности судами, а также портовые сооружения и бесконечная череда складов с нагроможденными друг на друга контейнерами. Недавно еще светлые скелетики портальных кранов прямо на глазах превращались в темно-фиолетовые силуэты, напоминающие диковинные растения, сплетающиеся в поистине непроходимые заросли. Заросли хищные, непрерывно двигающиеся, то и дело выхватывающие и переносящие с места на место вожделенную добычу.

Вит несколько минут постоял у огромного, в пол, распахнутого прямо в ночь панорамного окна, наполовину затянутого прозрачной, почти невидимой шторой, наслаждаясь тишиной и покоем стремительно надвигавшихся сумерек, а потом улегся на невысокое просторное ложе, подложив руку под голову.

Неяркий свет узким голубоватым лезвием проникал в спальню из ванной комнаты сквозь щель неплотно прикрытой двери, создавая романтическую атмосферу ночи, насыщенную чувственными флюидами ожидания неведомого...

Спать не хотелось. Время от времени появлялось ощущение полного отсутствия силы тяжести – он даже ощущал толчки от пульсации своего невесомого сердца. Стены комнаты неотвратимо тонули в бархате мрака. Впечатление такое, будто их вовсе здесь нет – спальное ложе неторопливо погрузилось в темноту запредельно-пространственной вечности. Плыть в ней без звезд и сна почему-то было неуютно, обидно. Обидно плыть в неуютной вечности – без проблесков звезд...

Вит прикрыл веки в надежде на скорое пришествие долгожданного забытья, однако вместо этого перед внутренним взором тут же всплыло яркое, до невозможности правдоподобное видение. Абсолютно реалистичное, вплоть до мельчайших подробностей, воспоминание о событии, разом перевернувшем с ног на голову размеренную устоявшуюся жизнь закоренелого холостяка.

Событие носило прекрасное в своей загадочности имя Йола.

Из небытия вдруг нарисовался залитый белым стерильным светом пустынный коридор седьмого, директорского, этажа похожей на иглу двенадцатиэтажной башни концерна «Артемида», затем внезапно раскрывшаяся дверь рабочего кабинета и возникшая на пороге женщина, поддерживаемая под локоток самим шефом. Впрочем, шефа Вит в первое мгновение даже не заметил, настолько поразил его в самое сердце облик таинственной незнакомки. Проникающий, казалось, в самые потаенные глубины витовой души взгляд огромных изумрудных глаз, чувственные губы и раскинувшиеся по плечам темно-каштановые локоны – он отчего-то сразу решил, что эта женщина создана исключительно для него.

– Знакомьтесь, – сказал Ортега. – Виталий Петричев, доминатор конструкторского бюро «Эос». А это Йола.

Женщина сдержанно улыбнулась и протянула руку.

Пожимая узкую холодную ладонь, Вит окончательно понял, что пропал.

– Йола – консультант наших партнеров из Приземелья, – продолжал ничего не замечающий вокруг себя шеф. – Временно прикреплена к твоему КБ. Э-эй!.. Ты меня слышишь?

Только тогда Вит понял, что все еще удерживает тонкие пальцы с длинными, украшенными безупречным маникюром, ногтями, и с сожалением отпустил руку прекрасного консультанта.

Видение плавно растворилось в наступивших сумерках.

Немало удивленный псевдореализмом воспоминаний Вит хотел уже повернуться на бок и заставить себя уснуть, однако осознал, что любые усилия бесполезны, сон так и не придет. В голове назойливо крутилась одна и та же мысль: не стоит ли прямо сейчас подняться с удобного ложа и отправиться под окна таинственной незнакомки, благо фазенда, на которой ее поселили, находилась буквально в двух шагах. Всего лишь несколько изгибов петляющей среди зарослей тропинки... Жаркая аргентинская ночь определенно располагала к безумствам, творимым во имя прекраснейшей из всех известных ему женщин. В лучших латиноамериканских традициях не помешало бы исполнить какую-нибудь серенаду, однако Вит имел исчерпывающее представление о своих музыкальных способностях, поэтому самым решительным образом отверг столь старомодное проявление чувств. Тем более, что не знал, как она к этому отнесется. Вернее, знал практически наверняка.

«Йола, – он вновь с удовольствием мысленно произнес ее имя. – Никогда не предполагал, что моим сердцем завладеет совершенно незнакомая женщина, да еще столь стремительно, можно сказать с первого взгляда. И вот пожалуйста... словно мальчишка...»

Он помедлил на несколько томительных секунд, показавшихся вечностью, и все-таки повернулся на бок, уставившись на слегка колышущуюся под легким ветерком занавеску. Ее ритмичные волнообразные движения действовали почти гипнотически, и Вит наконец-то почувствовал, что глаза начинают слипаться.

Видение в проеме распахнутого настежь окна возникло совершенно неожиданно, и Вит на мгновение даже подумал, что оно ему снится. Женская фигура в полупрозрачных одеждах, прекрасно различимая на фоне усеянного яркими звездами ночного неба, на несколько долгих мгновений замершая на пороге, а затем решительно шагнувшая внутрь погруженной в темноту комнаты. И буквально через мгновение оказавшаяся совсем рядом.

– Йола!.. – Вит рывком приподнялся на ложе и замер. Сон как рукой сняло. – Ужель та самая?

– Ты сразу узнал меня в темноте... – Вит впервые услышал ее голос, который отчего-то показался странно знакомым, словно он слышал его прежде. – Как?

– По наитию. О, мамма миа!..

– Ты ожидал увидеть меня здесь?

– Да... то есть, нет... Тоска по тебе – вот все, что у меня здесь было.

И в самом деле, всерьез рассчитывать на ночной визит женщины всего лишь после мимолетного дневного знакомства было бы слишком опрометчиво. Вит и не надеялся, даже в самых смелых мечтах не рассчитывая на столь стремительное развитие отношений. Одно дело, когда он сам, словно мальчишка, предается ночному бдению под окнами предмета своего обожания, и совсем другое, когда она сама... Судя по всему, Йола оказалась женщиной без отягощающих жизнь комплексов.

– Мне хотелось сделать тебе эффектный сюрприз, – тихо, почти шепотом, сказала она, опускаясь на ложе рядом с Витом.

– Это тебе удалось. Я чуть не спятил от такого сюрприза. Иди ко мне!

«Милая моя, белогрудая царевна-лебедь, дай же скорее обнять тебя!» – думал он, веря и не веря в то, что нежданный визит и в самом деле происходит не во сне, а наяву.

Он слишком спешил слиться с ней в одно целое и просто с ума сходил, ощутив вдруг горячую влагу ее роскошного тела, трепетного, бьющего крылом как пойманная птица. Мягкий удар, еще удар... последний, с финальной дрожью... Он склонил голову на ее божественную грудь, которая совсем недавно лишь грезилась ему в самых невозможных, самых несбыточных мечтах...

– Кем ты сейчас ощущаешь себя, Вит? – внезапно спросила она.

– Гераклом.

– О, да!.. – восклицание Йолы явно подтверждало весьма нескромную самооценку.

– И немножко Орфеем, – добавил он.

– Немножко?

– Ну... почему-то хочется петь.

– Ну конечно, – проворковала она. – Ведь я же твоя муза.

– У Орфея не было музы-любовницы, – уточнил Вит.

– Да?.. А Эвридика?

– Эвридика, – хмыкнул Вит, – простая девчонка из лесной глухомани. Дриада... Скорее всего дочь лесника.

– Ну хорошо... – Йола определенно не намеревалась сдаваться. – А сладкоголосая муза Каллиопа?

– Она была его мамой.

– Мамой? – в голосе Йолы послышалось недоверие. – Ах, да... припоминаю! Кажется, она была любовницей не то Зевса, не то Аполлона.

– И того, и другого. Нравы в те времена были очень похожи на современные... – произнес Вит и тут же пожалел, решив, что она может воспринять сказанное на свой счет.

– Давай без намеков, – подтвердила его опасения Йола. – Предпочитаю, когда изъясняются прямо.

– Ну, если прямо... тогда слушай. Ты – лучшая из моего гарема, а я – лучший из твоих мужчин.

– Ах, так вот откуда равнение на Геракла! – она рывком села на постели и уставилась на Вита в шутливом негодовании. – Считаешь себя гигантом альковной любви?!

Вит улыбался, не пытаясь ни подтвердить, ни опровергнуть выдвинутые против него обвинения. Тогда Йола выдернула подушку из-под его головы и с размаху влепила прямо в лицо. И сразу же замахнулась снова. После нескольких секунд увлекательного сражения Вит все-таки завладел оружием своей противницы и отбросил его далеко в угол комнаты.

– Не поэтому, – отдышавшись, попытался оправдаться он. – Просто была у Геракла настоящая страсть... и звали ее почти так же, как и тебя – Иола.

– А-а... ну тогда другое дело... – она сменила гнев на милость и снова улеглась рядом, положив голову ему на грудь. Несколько секунд помолчала, а потом вдруг сказала: – Мне нравится слышать твой голос в темноте.

Вит вдруг почувствовал необыкновенное спокойствие и умиротворение. Несколько минут они лежали молча, наслаждаясь близостью друг друга, а потом Йола сказала:

– Мне пора. Нужно идти.

– Останься, – без особой надежды попросил он.

– Нет, – она высвободилась из его объятий и решительно поднялась. – Не хочу давать повод для сплетен.

Вит молча наблюдал, как она надевает свой прозрачный, ничего не скрывающий наряд, встает и идет к распахнутому в ночь проему. На пороге она задержалась, махнула на прощание рукой и бесследно растворилась во мраке. Словно и впрямь была всего лишь видением.

А умиротворенный Вит положил голову на подушку Йолы и блаженно закрыл глаза. Подушка пахла какими-то невероятно гламурными духами, и Вит мельком подумал, что запах ему отчего-то прекрасно знаком и что он всегда был от него без ума. А потом буквально провалился в долгожданный сон. Сон был странный, уже ставший привычным, но оттого не менее загадочным.

***

Ветер в лицо – холодный, певучий. Длинными рядами набегают золотистые волны и разваливаются под копытами, задевая ноги слитого с белым конем белого всадника. Впереди сияет, как индигово-синий сапфир, горное озеро Глаз Агарты. Или Глаз Будды в интерпретации жителей более отдаленных селений. По легенде священный Глаз появляется раз в тридцать лет и затем пять-шесть недель высматривает что-то в безоблачном небе. Потом вода исчезает – Глаз закрывается на долгие годы. И в эти долгие годы ничего примечательного здесь не бывает, если не считать, конечно, живописных видов с ледяной вершиной Хасана. Жители соседней долины не знают, как на плоскогорье появляется и куда затем исчезает вода. Им это неинтересно. А вот Белому Всаднику интересно. Он начинает плавный спуск к сверкающей в солнечных лучах зеркальной поверхности, однако два выстрела с полуторасекундным интервалом и свист мимолетных пуль заставляют его осадить коня. Рука рефлекторно взлетает к белоснежной чалме, скрывающей то, о чем горцы вообще не имеют понятия.

Островерхий шлем, обернутый драгоценной белой тканью, информирует комариным писком: скан-лидар нашел враждебную цель. Через секунду – короткое «чик» финального щелчка, и это все. Импульс когерентного излучения ослепил стрелка минимум на неделю. Ну и поделом шельмецу. Странный какой-то горец. Местный не может не знать легенд про внезапные появления одиночных всадников в белых одеждах на белом коне Лун-та. К легендам здесь, в Бадахшане, относятся трепетно. Впрочем, горец-стрелок вполне мог быть и не местным. И даже не горцем...

А сам-то ты кто? Кто ты такой?..

«Позади белого всадника сидит мрачная забота». Эта латинская поговорка сохранилась до наших дней благодаря книжникам Средневековья. Похоже, уместна она и теперь.

Кто ты такой?! Кто такой ты?!.

***

Ощутив спиной перекаты массажных валиков трансформ-канапе, Вит очнулся, смахнул с ресниц дымку бадахшанского видения. Сон-мираж... Третий уже из «восточных» снов-миражей за этот месяц, схожих между собой как этюды к живописному полотну. Единственное, пожалуй, что меняется в их структуре: масть коня и украшения на поводьях.

Персонаж начального «этюда» больше напоминал аравийского воина: вороной конь крутился под белым всадником как черное пламя. Тема скрытой угрозы в первом сне тоже была ощутима, но перестрелка не успела случиться, сон быстро угас. Во втором – белый всадник мчался под пулями на коне игреневой масти. И вот третий...

То ли вещие сны, то ли отражения образов из прочно забытого прошлого... Объяснений причин очень странного появления снов-миражей не было никаких, даже чисто гипотетических.

Однако попытка нащупать хотя бы тень объяснения была. После второго сна-миража Вит, основательно покопавшись в специальной литературе, сумел вычитать: «Мозг страдающих шизофренией субъектов способен продуцировать цветные, яркие, запоминающиеся сновидения». Вот так-то... Как тебе такое, доминатор конструкторского бюро «Эос» концерна «Артемида»?

«Не-ет, милостивые государи, – думал он, – с гипотетической шизофренией пока повременим, хватит с меня и вполне реальной амнезии. Утешает одно: если медикологи, контролирующие анамнез, тревоги не проявляют, не следует давать им лишний повод для повышенного интереса к своей особе. Иногда это просто опасно. Слегка недолеченный амнезоид куда жизнеспособнее тяжело перелеченного неврастеника. Пусть тебе неизвестно, кто ты, где родился, как жил, но... Благодари судьбу хотя бы за то, что в загадочно избирательной памяти сохранился весьма солидный объем знаний и навыков. Судьбе, конечно, огромное мерси, однако никакие знания пока не помогли найти себя в собственном прошлом. Вчерашний день пока еще помнишь? Ничего не забыл? Уже неплохо, прогресс, как говорится, налицо. А всего лишь год назад картина была куда плачевней, невозможность вспомнить ничего из того, что происходило накануне, буквально сводила с ума. Что делал, с кем говорил... а уж о чем – вообще покрыто сплошным мраком. Однако в лапы медикологов, жаждущих упрятать в психушку столь явного пациента, ты тогда все-таки не попал.»

Откуда-то из небытия ярко-алой луной вдруг выплыл кругляк таблоида с непривычным для начала рабочего дня сочетанием цифр: 9-30. Алая луна зависла над изголовьем как немой укор. Видеть ее сейчас не хотелось, но «лунный» пурпур проникал даже сквозь сомкнутые веки. В полном согласии с рассветным рефреном гомеровский «Одиссеи»:

Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос,

Рано покинувши ложе могучего телом Тифона...

Мягкий перекат массажных бугров сменился чувствительными толчками. Сплошные подзатыльники и пинки, да что же это такое, в самом-то деле! У Гомера, помнится, сонного Тифона не трогали, понимали, что будет себе дороже. А современникам все по барабану – Тифон ты, Пифон или невыспавшийся доминатор КБ концерна «Артемида»... И винить, в общем-то, некого, своими руками перенастроил вчера массажный режим на будильно-толкательный. И сам же настроился на формат немедленного подъема. Может быть, память... память с огромной дырой вместо дна еще что-нибудь в эту дыру упустила?.. Хм, вроде бы нет. Вообще-то, помнить вчерашний день обязан даже напрочь отстегнутый от своего прошлого амнезоид.

Интересно, как скоро могучему телом наконец-то осточертеют взбрыкивания очумелого канапе?

Вит вскинул ноги, скатился на пол и тут же вскочил. Разминка... да бог с ней, все равно нет времени даже для элементарной утренней зарядки. Как и особого желания пользоваться услугами упрятанных в подпольное пространство хлипких тренажеров. А взамен буквально распирал изнутри могучий позыв выбраться в город, зайти хотя бы в ближайший демократически обшарпанный народный спортзал, пусть даже неопрятный, гремящий железом и пропахший насквозь дешевыми одорантами... Жаль, позыв совершенно неисполнимый.

Перестраховщик Ортега с какого-то перепугу еще в понедельник навязал коллективу КБ режим оранжевого уровня «опасной безопасности». С одной стороны, это на пользу Проекту, с другой – во вред натянутым нервам смертельно усталых проектантов. Люди попросту осатанели от бесконечных режимных ограничений. А самое главное, решение начальства не оспоришь, оно этого не любит. Гостевое попечительство здесь, в Аргентине, традиционно называют энкомьендой, и спорить с ней, как и с любой другой традицией, совершенно бесполезно.

Сбежать бы отсюда куда глаза глядят... Но парадокс в том, что лучше на земном шарике нигде не будет. Хуже – это пожалуйста, сколько угодно. Разве что рвануть во Внеземелье, где свобода... хм... нас встретит радостно у входа. Но с таким диагнозом?..

Вит задействовал дневной комплекс бытового обслуживания и, не обращая внимания на замерцавшую россыпь точек, прямых и ломаных линий, бросился в душевую.

Тугие ледяные струи взбодрили доминатора, даже более чем! А простодушные вздохи аэросушилок и пение бритвенной маски окончательно успокоили. Краем уха он отметил, что акустическая картина быстро меняется по причине задействованных в спальне... нет, уже в гостиной трансформсистем: скрипы, рокот, металлические щелчки... Сполохи цветных огней, прекрасно видные сквозь полупрозрачную дверь, дали понять: зачинался новый изыск светопластического гламура. Бытовая автоматика явно была призвана поражать воображение обитателей полной сменой интерьеров. Каждую пятницу заново...

«О! Так сегодня у нас, оказывается, пятница! Мои аплодисменты, господа!.. Непростая во всех отношениях неделя практически завершилась, а впереди у меня целых два выходных... если повезет, конечно.»

В гардеробной Вит, надевая рубаху едва успел заслонить лицо от прямого выстрела струей одеколона «Сюрприз».

«Вот же зараза! – подумал он. – Давно пора сломать к чертовой бабушке этот назойливый парфюмавтомат! Каждый раз одно и то же...»

Он оглядел себя в зеркало, огладил ладонью потемневшие от влаги русые волосы и вышел в гостиную. Обновленное убранство бывшей спальни оказалось выполнено в стиле синекрасочных витражей собора Нотр Дам де Шартр, однако светопластические чудеса его чувств никак не затронули. Не имело практически никакого значения любое убранство гостиной, в которой пребывал исключительно он сам.

Уже на пороге Вит неожиданно замер и оглянулся. Новый интерьер совершенно отчетливо затронул какие-то тонкие струны утраченных воспоминаний... Нет, так и не удалось прояснить, откуда ему знаком цвет витражей неизвестного средневекового собора. Попытка так и осталась попыткой. И кстати... по какой причине всплыла вдруг уверенность в том, что в Шартре, оказывается, несколько соборов?! Не слишком ли это для человека, который даже не помнит, бывал ли он там хоть когда-нибудь!

Вит с трудом подавил в себе приступ холодного бешенства и вышел из коттеджа.

В 9-40 по кабинетному таймеру он уже сидел в жестком кресле на своем рабочем месте, ел сыр, запивая его маленькими глотками очень горячего кофе, и смотрел, как из пространственной глубины сфеария наплывает на него виртуалистика интеллектуальной продукции КБ «Эос». Хрустально-прозрачные макеты блоков и модулей после демонстративного дефиле на переднем плане во всех возможных проекциях с величавой плавностью океанских медуз медленно занимали положенные места на сфеарной сцене, сопровождаемые планктонной свитой формул, уравнений, символов, цифр. Эмиттерные накопители, ионообменники, бласт-бустерные и релакс-инжекторные подстанции, целые созвездия «вечных» фрактальнозарядных сферодинамических аккумуляторов... Короче, все основные компоненты, составляющие саму суть Проекта «Восьмиярусное озеро». И уж, конечно, незабвенный «Тесей», его сердце...

Технологи превзошли сами себя: варианты агрегатных компоновок выглядели теперь не просто скоплением слепленных на скорую руку точных устройств, но образцами эстетической инженерии!

«Впрочем, – подумал он, – оставим восторги на потом, когда одолеем, наконец, нашу главную проблему.»

Внутренний голос тут же отозвался:

«Сегодня и одолеем. Предчувствую.»

Вит усмехнулся. Не так-то это и просто, как хотелось бы. Чувство стылого огорчения, похожего на обиду, сегодня чуть ослабело, однако до конца все-таки не прошло...

С самого начала этой чертовой недели проблемы пошли косяком, одна за другой.

В понедельник утром Генеральный директор концерна Рамон Ортега вдруг объявил, что вылетает в командировку на один из самых крупных городов Приземелья «Вундер Штерн», расположенный на геостационарной орбите. Ну никак не терпелось ему продать Внеземелью шкуру неубитого медведя! А обсудить с доминатором своевременность этого шага он, конечно же, забыл. Пожелав коллективу успешной работы на финишной прямой Проекта и не забыв при этом передать своему брату Мигуэлю расширенные полномочия, Ортега озвучил приказ: «Наглухо замкнуть вокруг основных зданий концерна оранжевый контур гарантированной безопасности. До субботы включительно!» Команданте Мигуэль и подчиненные ему командиры охранных подразделений, получив сие руководство к действию, привычно взяли под козырек.

Сотрудники КБ, которые периодически обнаруживали себя узниками «контура безопасности», и тут не упустили случая выразить шефу решительный протест. В ход пошли обидные для администрации выражения: «Арест по контуру», «Ортеговская мышеловка», «Объятия анаконды» и тому подобные. Ортега реагировал на это спокойно, кивал понимающе, но твердо стоял на своем:

– Да, знаю. Да, слышал. Искренне вам сочувствую, сознаю... Всем нам сейчас, увы, очень трудно, призываю ни на минуту об этом не забывать.

– Да нам не удается забыть об этом ни на секунду! – возражали ему. – Сидим тут как в клетке... И вообще, нас необходимо выгуливать хотя бы три раза в неделю!

Директор лишь грустно улыбался.

Будучи талантливым администратором, Рамон Ортега даже в условиях весьма неоднозначного этнического окружения ухитрялся обеспечивать белым воротничкам безбедную и относительно безопасную жизнь. Сотрудников наукоемких отделов он ценил высоко, называя их «идальго». Но вот неодолимое стремление свободно обретаться хотя бы в центральных городских районах казалось ему опасным легкомыслием, требующим плотного контроля. Свой резон в такой политике был: случаи похищения специалистов, подшефных Рамону и подконтрольных Мигуэлю, стали куда реже. По крайней мере на фоне общегородской статистики. Но «интеллектуалы во дворянстве» народ рисковый, и перспектива бесследно затеряться в населенных этнически чуждым населением кварталах пугала их совсем в незначительной степени.

Как правило, коллектив КБ вносил свой солидарный вклад в сотрясавшие концерн протестные акции. Но только не в день отлета шефа на «Вундер Штерн». В черный тот понедельник коллектив словно бы онемел в полном составе. Доискиваться причин директор, понятно, не стал – отбыл в командировку без комментариев. А причина была и пострашнее, чем мог вообразить себе шеф. Главный Аналитический Вычислительный Комплекс (ГАВК) прямо с утра выдал итоги, которые ставили под удар не только оговоренные сроки подготовки реализации Проекта в железе, но и саму идею как таковую.

Гениальность идеи в самом КБ сомнений не вызывала. Еще бы, напряженная, буквально на износ, работа сотрудников в течение последнего полугода открывала поистине захватывающие перспективы перевода энергоснабжения истощенной, усталой от неурядиц Земли с ядерного уровня на несравнимо более выгодный уровень субкварковой генерации. Однако в среде спецов традиционного энергоснабжения новая разработка КБ «Эос» никакого энтузиазма не вызвала, по их мнению это был бред свихнувшихся теоретиков. Для пребывающих в теме экспертов все было предельно очевидно: решить такую задачу в текущем веке попросту невозможно. Это знали все, кроме группы физиков, волею судеб угодивших в гостеприимные объятия концерна «Артемида».

Начало поисков не слишком-то обнадеживало. Каждый шаг убеждал: да, вес проблемы создания субкварковой энергетики абсолютно неподъемен, если пользоваться спортивной терминологией. Но полгода спустя вдруг проклюнулся слабенький пульс реального шанса «взять вес на грудь», а если повезет, то и «толкнуть» выше. Новооткрытый Т-эффект разработчики прозвали «пульсом Тесея». Для активации туннелирования «пульс» необходимо было замкнуть на вакуумный конденсат и получить в итоге нечто вроде энергоудойной коровы. Сам Дирак благословил бы такую задумку.

Шеф, посвященный в планы КБ, быстро уяснил заманчивую перспективу «толкнуть выше». Правда, не в плане обеспечения энергетического будущего человечества, а куда прозаичней – в расчете на получение крупных субсидий из Внеземелья. И сразу же подался на «Вундер Штерн».

На взгляд Вита, крайне преждевременно.

За два дня до того, еще в субботу, четко обозначился день негласного триумфа коллектива КБ: демиурги квантовых систем и снайперы сверхточных технологий завершили, наконец, моделирование режима работы Т-устройства. А в воскресенье под брызги шампанского на конспиративном междусобойчике Проекту официально присвоили имя «Тесей» и торжественно скормили ГАВКу математическое обоснование, всесторонне описывающее смоделированный Т-режим. Восторг беспредельный! Уже в понедельник благословленный спинотронным мозгом Главного Анализатора младенец Тесей должен был стать легитимным соперником Минотавра ядерной энергетики. Минотавру – кирдык! Тесею – гип-гип ура! От избытка чувств коллектив трижды швырнул доминатора в воздух.

Однако пили шампанское и подбрасывали в воздух доминатора преждевременно. В понедельник Вит, ознакомившись с итоговым резюме ГАВКа, угрюмо подумал: «Лучше бы меня не ловили». Последняя фраза убийственного заключения была адекватна смертному приговору: «Признать смоделированный режим экстремально флуктуативным». Главное слово здесь – «экстремально». В переводе на понятный язык ГАВК обвинил КБ «Эос» в попытке всучить энергетикам вместо обычной покладистой энергоудойной коровы быка-экстремала, впособного вдрызг разнести арену корриды вместе с тореро, пикадорами и бандерильями. По сути, Главный Анализатор выступил в качестве адвоката на стороне Минотавра. Мысль весьма разумная: за каким, спрашивается, дьяволом менять старого, хорошо знакомого экстремала на молодого!

Вердикт ГАВКа послал коллектив КБ в тяжелейший нокдаун. А для доминатора удар оказался самым весомым, словно дубиной по голове. Как напоминание о том, что субкварковая энергетика требует скромности. Ухлопали почти девять месяцев на Проект и вот, нате вам, младенец «Тесей» уже нуждается в реанимации!

Как и положено доминатору, Вит опомнился первым и объявил общий сбор на внутриКаБэшную конференцию. Однако на конференцию это собрание оказалось абсолютно непохоже. Скорее на смотр бригады, сильно потрепанной в затяжном наступательном бою. Интеллектуалы выглядели плохо: хмурыми, молчаливыми и предельно усталыми. Вит долго глядел на них, не произнося ни слова, а потом разом отпустил всех на суточный отдых. С одним условием: залечь в своих конспиративных квартирах и выспаться на неделю вперед. Энкомьенда не должна превращаться в беззастенчивую эксплуатацию «мозгового потенциала». В застенчивую тоже.

Жизнь на неделю застыла, несмотря на бурную лихорадочную деятельность. Не только сам Вит, но и все его собратья по несчастью целых три дня – вторник, среду и четверг – крепко ломали головы в попытках еще раз проверить и перепроверить ансамбль уравнений раздела экстраполяций. Перетряхнули все сверху донизу, однако скверну так и не нашли: раздел физико-математических обоснований «Тесея» оказался в идеальном порядке.

«Что ж, гора с плеч, – подумал тогда Вит. – А камень преткновения и не камень вовсе, а так, недоразумение какое-то. Или перестраховка. А скорее всего и то, и другое. Чего-то супер-спинотронный мозг в наших обоснованиях не уловил, а потому взял и настроил перестраховщика ГАВКа как следует облаять задравшую нос хунту КБ. Чтоб неповадно было!.. Экстремально невежественное резюме, если уж говорить начистоту.»

Ситуация явно была достойна публичного осмеяния и забвения. Но если опустить не способный никого потешить сарказм, то без одобрительного резюме застегнутый на все пуговицы земной концерн не получит от Внеземелья санкции на изготовление даже опытного образца. А уж от Приземелья тем более. Там земную науку по инерции еще уважают, однако контроль ужесточают ежегодно.

«Вот и Йола явилась сюда явно для исполнения каких-то контролирующих функций, – подумал он. – Впрочем, лично я ничего против не имею. Совсем даже наоборот.»

Перед внутренним взором неожиданно всплыли подробности ночного визита. Вплоть до самых пикантных.

«Интересно, а сегодня вечером она опять придет? – Вит мечтательно закатил глаза. – Надеюсь, с ее стороны это был не единичный порыв. А кстати, где она? Ортега прикрепил Йолу к нашему КБ, но на рабочем месте ее почему-то нет. Впрочем, «научный консультант из Приземелья» – не мой сотрудник, а потому может выбирать график по своему усмотрению. Главное, чтобы не переусердствовала в плане контроля. Но уж этого я совершенно точно постараюсь не допустить.»

Вит крепко зажмурился, а затем широко раскрыл глаза, снова уставившись в пространство сфеария. Соблазнительные картины растворились бесследно, оставив вместо себя лишь легкий, едва уловимый запах вчерашних духов.

«Откуда? – изумленно подумал он. – Очередные шутки пораженного амнезией воображения?»

Запах исчез. Вит усмехнулся и попытался окончательно вернуться в рабочий ритм.

Контролирующую деятельность Приземелья по отношению к земной науке он считал абсолютно оправданной. Несмотря на утерю весьма значительной части воспоминаний Вит прекрасно представлял, какие именно события следует считать истоком подобного недоверия и подозрительности.

Хронометр ужесточения затикал в год феноменальной вспышки Сине-Алого Факела суньцзянского эксперимента, когда выгорела до гранитного основания чуть ли не вся Центральная Азия. Во всяком случае, довольно существенная ее часть. До сих пор остается неясным, чего такого учудили в Суньцзяне шустрые чинки, совершенствуя в присутствии японских наблюдателей какой-то экзотический «метод изъятия влаги из ненасыщенных тропосферных метеолинз». Несанкционированное «изъятие влаги» обернулось апокалипсической жаровней с чередой высокотемпературных сине-алых вспышек и суперпожарищем тысячекилометрового диаметра. Полностью разобраться в физике адского пламени не смогли даже девять хорошо оснащенных бригад полевой экспертизы, командированных Приземельем в мертвый уже регион. Два года приземельцы копались в сажистом прахе пузырчато-оплавленных лабиринтов чудовищных суньцзянских прожегов, жутко ощеренных высокими, как исполинские черные свечи, верхушками остекленевших скал. Абсолютно безрезультатно.

Гипотез было много, оригинальных и смелых. Но, увы, не было доказательных. Наиболее правдоподобно выглядел домысел о попытке создания эпиплазменного оружия массового поражения. Однако кроме домыслов – ничего... В анналах детективно-логистических отчетов сохранился, по сути, единственный достойный полного доверия ориентир – канцелярская строка с кодовым названием неудачного (или все же удачного?) эксперимента: «Освежающий туман дыхания спящего золотого дракона». Что ж, аксиома на все времена: драконам доверять нельзя. Никогда. Любой разновидности и любого окраса. Бодрствующим или спящим. Со свежим дыханием или не очень. А если, избави Бог, невежды берутся довести «свежесть дыхания» до нужной кондиции – не дышит уже никто, даже сами драконы.