Текст книги "Следствием установлено…"

Автор книги: Юрий Тихонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Следствием установлено…

ПРОСЬБА СТАРОГО ЗНАКОМОГО

Шел мокрый снег. Крупные снежинки стремительно летели на свет автомобильных фар. «Дворники» работали на полную мощность, но лишь бессильно размазывали грязь.

Пассажир автомашины рассеянно смотрел в залепленное снегом и грязью стекло. Уже два раза он не ответил на попытки шофера заговорить, и тот обиженно замолчал.

В этот хмурый мартовский вечер старший следователь областной прокуратуры Вячеслав Вершинин возвращался с осмотра места происшествия. Само происшествие, правда, случилось больше недели назад. Тогда выезжали другие – они, к сожалению, не очень-то позаботились о тщательном осмотре. И теперь, спустя столько времени, он получил дело, которое про себя определил как малоперспективное.

Вячеслав мысленно вновь вернулся к некоторым обстоятельствам дела.

На одной из привокзальных улиц у крыльца маленького продовольственного магазина сидел в самой грязи человек. Редкие прохожие торопились по своим делам, не обращая на него внимания. Наконец у одного из них вызвала подозрение неподвижная поза человека. Побежал на привокзальную площадь, остановил милицейскую машину. Подъехали к магазину. От сидящего изрядно пахло спиртным. Его отвезли в вытрезвитель. Там заметили кровоточащую рану под левой лопаткой. Хотя человек и не подавал признаков жизни, тело его было еще теплым. Вызвали скорую. Врач развел руками – поздно. Труп отвезли в морг. Место происшествия осмотрели только под утро, когда рассвело. К тому времени мимо продовольственного магазина прошло много народа, а дворник подмел и крыльцо, и тротуар вокруг.

Личность убитого установили на третий день. Им оказался девятнадцатилетний Василий Шестаков. Года полтора назад он с трудом окончил техническое училище, успел поработать на нескольких заводах, последний месяц бездельничал, слонялся по вокзалам, разъезжал в пригородных поездах с подозрительной компанией. За прошедшую зиму трижды побывал в вытрезвителе. В общем, личность, не вызывающая симпатии.

Вершинин поморщился, вспомнив четыре похожие друг на друга характеристики Шестакова. Разные их писали люди, в разное время, а слова одни и те же: лодырь, пьяница, хулиган. Теперь вот – нелепая смерть. Никто, правда, этому не удивился, не посочувствовал. А пенсионер один, с ним по соседству жил, тот напрямую: туда ему и дорога, незачем и виновных искать, беспокоиться, общество от его смерти не пострадало. Общество-то, может, и не пострадало, а убийцу искать нужно и, скорее всего, среди собутыльников Шестакова. Напились, потом пятак не поделили или обиду давнюю вспомнили и – в драку. У них это быстро. Может, и не знакомы вовсе были. Сошлись за углом «на троих», а потом – ссора и нож. Место для розыска сложное – вокзал рядом. Одни приезжают, другие уезжают, третьи во время стоянки поезда норовят успеть в магазин. В такой обстановке трудно искать свидетелей. Конечно, Шестакова наверняка видел в тот вечер на вокзале кто-нибудь из его знакомых: фигура-то довольно приметная. Удалось найти кое-кого из приятелей убитого, но ни один из них не встречался с ним в тот день. Придется возвращаться к вокзалу, с него начинать, а это все равно что искать иголку в стоге сена.

Вершинин машинально переступил порог своего кабинета.

Подняв телефонную трубку, набрал шестизначный номер. Услышал знакомый голос: «Капитан Стрельников» – и усмехнулся.

– Вольно, капитан, – сказал он.

– Слушаю тебя, старина… Знаю, теперь житья мне не дашь с убийством Шестакова.

Вячеслав разговаривал со своим старинным другом Виктором Стрельниковым – однокашником по юридическому институту.

Виктор стал для него тем человеком, с которым можно попросту поделиться самыми сокровенными мыслями. Стрельников после окончания института был направлен в органы внутренних дел, несколько лет работал следователем линейного отдела, но вот уже скоро год, как его назначили начальником уголовного розыска в райотделе. Теперь им предстояло вместе раскрывать убийство у вокзала. Виктор хотя и ворчал для виду и намекал на свою чрезмерную загруженность, а в душе был рад представившейся возможности.

– Покоя я тебе, конечно, не дам, – согласился Вершинин, – но и ты меня тереби почаще, приводи побольше очевидцев, пусть весь твой угрозыск на меня поработает.

– Ишь какой хитрый! Отдай тебе весь уголовный розыск. А я с чем останусь? Знаешь, сколько у меня мелких происшествий? Да еще профилактикой надо заниматься. Вот и выкраивай время для тебя, где хочешь. Ну-ну, не кипятись, – добавил он, почувствовав изменившееся настроение Вершинина, – шучу. Знаю: убийство в первую очередь. Десять минут назад отпустил одного гражданина приятной наружности. Он в тот злополучный вечер случайно обратил внимание на двух пьяных ребят, стоящих на перроне вокзала. Может, мимо прошел бы, да уж больно темпераментно один из них выругался и порвал на клочки какой-то документ.

– Дальше, дальше… – нетерпеливо перебил Вячеслав, – приметы их он описал?

– Описал, хотя весьма поверхностно. Конечно, может быть, эта история к нашей ни с какого бока не подходит, но мы все-таки то место осмотрели и, хотя прошло несколько дней, действительно отыскали клочок, похожий на обрывок удостоверения. Однако ни фамилии, ни других данных там нет, остались черточки, точки. Впрочем, к нашим делам он вряд ли имеет отношение.

– Я приобщу этот клочок на всякий случай к материалам дела и направлю его на экспертизу, однако сейчас самое главное для нас – связи Шестакова, и в первую очередь вокзальные.

Вячеслав чуть скосил глаза на дверь. Там послышался шум, затем в узкой щели мелькнул женский силуэт. Посетительница не решалась прерывать телефонный разговор и оставалась в коридоре. Вершинин не успел разглядеть женщину, уловив лишь неясные контуры ее фигуры. «Кто это под вечер?» – успел подумать он, но тут же забыл о ней и продолжал разговор со Стрельниковым.

– Мне нужны вокзальные завсегдатаи приблизительно такого же возраста.

– Многих мы допросили за эти дни!

– Я читал протоколы. Не то. Пока не натолкнулись.

За дверью вновь послышался шорох.

«Кто бы это мог быть?» – опять промелькнула мысль, и он машинально подвинул к себе настольный календарь, но там не оказалось никакой записи.

– Может, пройдемся вечерком, потолкуем? – предложил Вершинин.

– С удовольствием, – ответил Стрельников.

– Значит, в восемь или, как на железной дороге говорят, в двадцать ноль-ноль. Устроит?

– Вполне.

– Будь здоров.

В дверь постучали. Он подошел и распахнул ее. В коридоре стояла незнакомая женщина, одетая в модную шубку с коротким серебристым ворсом. С богатой шубой совсем не гармонировал простой серый пуховый платок, обрамлявший желтовато-землистого цвета лицо. Вершинин не раз видел такие лица у людей, больных раковыми или другими тяжелыми заболеваниями. Он присмотрелся повнимательней. Большие карие глаза выражали растерянность и отрешенность. «Ей лет сорок, не больше, – пришел к выводу Вячеслав, – она тяжело больна, у нее горе. Вероятно, арестовали сына, и она пришла просить за него, убеждать в невиновности».

– Вы ко мне? – спросил ее Вершинин.

– Да, к вам, Вячеслав Владимирович, – ответила женщина.

– Тогда проходите, – пропустил он ее вперед. – Какие беды вас привели?

– Я жена Игоря Арсентьевича Кулешова, – начала она, теребя пуговицу на шубе.

Вершинин удивленно поднял брови. Фамилия ему ничего не говорила. Женщина вспыхнула. Скудный румянец проступил сквозь желтизну.

– Мой муж – директор завода сельскохозяйственных машин Кулешов Игорь Арсентьевич, – заторопилась она. – Вы с ним знакомы, это было несколько лет назад.

Вершинин вспомнил.

– Ну как же, как же – Игорь Арсентьевич. Столько лет прошло, – виновато сказал он.

Женщина облегченно вздохнула.

Вершинин вспомнил Кулешова. Они познакомились года три назад, и тот произвел на него отличное впечатление. Моложавый мужчина с выхоленным лицом, безукоризненно одетый, умница. Современный тип крупного хозяйственного руководителя. Вячеслав работал в то время следователем в районной прокуратуре. Ему поручили дело о нарушении правил техники безопасности на заводе сельхозмашин. Сложное было дело, запутанное. В вечернюю смену обвалилась стена сборочного цеха. Погиб рабочий. Технический эксперт дал заключение, что это произошло в результате нарушений, допущенных по вине работников завода. Вывод серьезный, и его последствия еще серьезней. Директор доказывал обратное – нарушения есть, но несчастный случай произошел по другой причине. Месяца два пришлось корпеть Вершинину, прежде чем удалось установить истину. Экспертизу провели лучшие специалисты в области строительства. Оспаривать ее выводы было просто невозможно. Виноваты оказались строители. Стену в нарушение проекта поставили без учета полной нагрузки, которую она должна была нести после сдачи цеха в эксплуатацию. Год простояла, а потом не выдержала и рухнула. Строители пытались спорить. Вины не признавали, жаловались во все инстанции. Суд, однако, согласился с выводами следствия. Поспорили они еще, погорячились, но безрезультатно. Следователь разобрался обстоятельно. Кулешов спустя несколько месяцев встретил Вершинина и пригласил его зайти к нему в кабинет. Вершинин не отказался и не пожалел об этом.

Кулешов оказался интересным собеседником. Он так живо рассказывал о своих многочисленных зарубежных поездках, показывал дорогие замысловатые безделушки, до которых оказался большой охотник, что Вячеслав представлял наяву города и страны, известные ему только по учебникам. Мыслил Игорь Арсентьевич широко, перспективно, энергия била через край. Расстались они дружески, но больше встретиться не пришлось. Вершинин уехал на трехмесячные курсы усовершенствования, а когда вернулся – сразу окунулся в работу. Однажды пришла мысль позвонить, даже номер Кулешова набрал, но не застал. Так и оборвалось знакомство.

Вячеслав с любопытством рассматривал сидящую перед ним женщину. Несмотря на болезненный вид, усталое и озабоченное выражение лица, она сохранила черты прежней красоты.

– Как Игорь Арсентьевич поживает? – больше из вежливости поинтересовался он.

– Я пришла по его просьбе, – сказала Кулешова, – он очень хочет вас видеть. Ему надо с вами поговорить.

Вершинин удивился. Странным показалось желание Кулешова увидеться, переданное через жену.

«Он вполне мог бы зайти и сам», – подумал Вячеслав и про себя возмутился: «Неужели так обюрократился, что даже следователя к себе приглашает, как домашнего врача».

– В ближайшее время не получится, – сокрушенно развел руками Вершинин. – Я предельно занят.

– Игорь Арсентьевич сам прийти к вам не может, он в больнице, тяжело болен. У него инфаркт.

– Что вы говорите? – вырвалось у Вячеслава. – Инфаркт? Да ведь ваш муж молодой еще.

– Ему сорок два. Причем это случилось с ним второй раз за последние полтора года. Инфаркт сейчас помолодел…

– Как же так… – начал Вершинин, подбирая слова для утешения, но не закончил фразы. Слишком несовместимыми представлялись в его понятии грозная болезнь и Кулешов, каким он его запомнил.

– Я приду, я обязательно приду, – торопливо пообещал он, исправляя прежнюю ошибку, – скажите, где он лежит?

– Вот адрес больницы и номер палаты, – Кулешова вырвала из записной книжки листок и положила его на стол. – Можно зайти в любое удобное для вас время, кроме послеобеденного. Только… – у нее перехватило дыхание, – очень вас прошу, приходите побыстрей.

Вершинин проводил ее до выхода. Настроение совсем упало. Сколько раз ему приходилось слышать рассказы знакомых об инфарктах, но так непосредственно столкнулся впервые.

«Странно, – размышлял он. – Молодой, энергичный, спортом увлекался – боксом, борьбой и вдруг – инфаркт».

Он вспомнил своего приятеля – судебно-медицинского эксперта Седова с его мрачным юмором. Однажды, после вскрытия трупа «абсолютно здорового» тридцатилетнего мужчины, внезапно умершего на охоте от тромбоза сердца, тот веско сказал, складывая инструменты: «За каждым из нас смерть ходит с пистолетом».

Эта фраза прочно въелась в сознание Вершинина, но только сейчас он по-настоящему ее оценил.

ВЕЧЕРНЯЯ ПРОГУЛКА

Линейный отдел встретил Вершинина характерной сутолокой. В дежурной комнате постоянно толпились десятки людей с двух железнодорожных вокзалов, беспрерывно звонили телефоны. Дежурный едва успевал снимать трубки, докладывать осипшим голосом, давать справки, выяснять, где находится патрульная машина, и выполнять много других дел.

Вершинин коротко кивнул дежурному и прошел прямо в кабинет Стрельникова. Стрельников быстро взглянул на Вячеслава.

– С чего начнем? – спросил он.

– Покажи-ка мне обрывок документа, о котором говорил.

Стрельников передал ему перепачканный клочок картона вместе с протоколом осмотра. Вершинин долго изучал его, рассматривал на свету, нюхал, но потом тяжело вздохнул и спрятал в папку.

– Грязноват, да и обнаружен слишком далеко от места происшествия, однако на нашем безрыбье и это рыба. Будем проверять любой факт того дня, не укладывающийся в нормальный ритм жизни. А теперь прогуляемся по свежему воздуху, поболтаем.

– Бр-р-р, – поежился Стрельников, взглянув в окно.

Фонарь напротив раскачивался как маятник. Вокруг него ночными бабочками порхали снежинки.

– Ничего, ничего. К вечеру подморозило, и снежок стал посуше, не промокнем. На свежем воздухе думается лучше.

Они вышли на улицу. Вокзал светился огромными окнами. По площади сновали люди, к центральному входу подкатывали и отъезжали бесчисленные автомобили. Не сговариваясь, оба медленно направились в сторону улицы, на которой был обнаружен труп Шестакова. Когда дошли до ее начала, переглянулись.

– Смотри, какая синхронность мыслей, – заметил Стрельников. – Ноги сами ведут.

– Ничего удивительного. Мысль у нас с тобой и должна работать сейчас в одном направлении, – согласился Вершинин и спросил, указав на низенькие деревянные домишки, теснящиеся вдоль улицы: – Все жильцы опрошены?

– Все, но безрезультатно. Убийство произошло между двадцатью тремя и часом ночи, когда все спали. Хорошо, хоть знаем наверняка, что убит Шестаков именно здесь, а не в другом месте. С таким ножевым ранением в сердце он передвигаться не мог. Эксперт так утверждает.

– Это видно и по позе, – рассеянно согласился Вячеслав и снова вернулся к мучившему его вопросу: – Неужели в тот вечер не было никаких происшествий у вокзала или тут, на улице? Маловероятно. Должна была быть драка, ссора, потасовка или что-то, привлекающее внимание окружающих.

– Собираем сведения, но пока безуспешно. – Стрельников остановился у крыльца магазина и носком ботинка потрогал порожек. – Наверно, здесь, у магазина, произошла ссора, здесь и ножом ударили. Обрати внимание: от крыльца до ближайшего дома метров пятнадцать, чуть подальше такой же магазинчик, на противоположной стороне пустырь, а наискосок дом, до него метров сорок. Добавь, сюда ночное время, могли и не услышать. Да и вокзальный шум мешает. Слышишь, как он сюда доносится.?

Невдалеке визгливо скрипнула калитка. На улицу вышел высокий сутулый мужчина в наброшенной на плечи шинели. У подбородка светилась малиновым огоньком папироса. Мужчина с интересом наблюдал за ними.

– Пойдем отсюда, – сказал Вершинин. – Мы стали объектом внимания.

Они медленно двинулись по улице.

– Молодые люди, – окликнул их мужчина, едва они пошли.

Вячеслав оглянулся. Человек догнал их. Наброшенная на плечи шинель оказалась форменной железнодорожной. Литые галоши до щиколоток были одеты прямо на босу ногу.

– Вы случайно не насчет парня, которого убили неделю назад? – спросил незнакомец, дохнув резким запахом самосада.

Вершинин неопределенно хмыкнул.

– Да вы не подумайте чего, – засуетился тот, сконфуженный нелюбезной встречей. – Вас-то я знаю, – посмотрел он на Стрельникова. – Вы в линейном отделе работаете. Помните, меня еще допрашивали, когда хулиганье стоп-кран сорвало и люди пострадали от ушибов.

Стрельников внимательно всмотрелся в его лицо.

– Чеботарев?

– Точно, – расплылся тот в довольной улыбке. – Вышел подымить, вижу, вы у крыльца стоите, ну я и смекнул. Не поймали еще тех преступников?

– Ищем, – ответил Стрельников.

Чеботарев виновато улыбнулся.

– Я ведь не из простого любопытства спрашиваю: живу здесь, домой прихожу поздно, встретят еще такие. Ребята здоровые, остановят – не пикнешь.

– Вы, что же, их видели? – с иронией спросил Вячеслав.

– Видел, – повернулся к нему Чеботарев.

– Как видел? – изумился Вершинин.

– Так и видел. Семь ден назад это случилось. Вышел я из дома часов около одиннадцати вечера, до работы идти-то мне пять минут. Пошел туда, – показал он в сторону вокзала. – Слышу топот, как табун бежит. Смотрю, гонятся длинноволосые, человек пять-шесть, не меньше. Один вроде бы впереди, а остальные чуть поотстали, шага на три. Ну, думаю, куда бежать? Меня чуть с ног не сбили, хорошо успел посторониться, да к забору прижаться. Только и услышал – заорал кто-то: «Бей его один», потом еще раз. Посмотрел им вслед да пошел от греха подальше: ведь на смену заступать пора. Знать бы, конечно, такое дело, вступиться можно, а то вдруг просто поцапались, а мне бы ни за что, ни про что рога наломали. Потом двое суток меня не было дома.

Вершинин и Стрельников переглянулись.

– Почему же вы считаете, что речь идет именно об убийстве, – спросил Вершинин, – ведь на ваших глазах никакого убийства не произошло?

– На все сто уверен. Соседей моих и жену в прокуратуру вызывали, допрашивали. Они мне и рассказали потом. Смекнул сразу – по времени-то совпадает.

– Ничего себе «всех опросили», – вполголоса бросил Вершинин.

Стрельников сделал вид, что не слышит упрека.

– Не могли бы вы поточней сказать, сколько мимо вас пробежало парней? – спросил он.

– Сказал: пять-шесть. Нет… пять, точно пять. Один чуть впереди и четверо сзади.

– Опишите, пожалуйста, их внешность, одежду. Чеботарев задумался, вспоминая.

– Ну, например, – попытался помочь ему Вершинин, – может кто-нибудь из них был одет в светлое?

– В светлое, в светлое. – Чеботарев растерялся… – Не помню, честное слово, не помню. Промелькнули, как метеоры, где там разглядишь.

– Ну хоть какие на них были головные уборы?

– Не помню, – виновато ответил железнодорожник. – Кабы знать заранее, а то ведь… Драка и драка, мало ли их тут происходит.

– Печально, – с досадой пробормотал Вячеслав.

– Что знаю – выложил вам, как на духу, а врать зачем, я не из таких, – обиделся вдруг Чеботарев и пошел к дому.

– Как часто мы заблуждаемся в способности свидетеля или потерпевшего запомнить увиденное, – сказал Стрельников, когда железнодорожник ушел. – Сколько раз случалось слышать, как следователь допытывается у иного бедолаги: «Почему ты не заметил, как выглядит преступник, в чем он был одет, в каком направлении шел и так далее?» А тот только пыхтит и краснеет, да боится, что обвинят в укрывательстве. Что греха таить, и за самим такое водилось. А вот представь себя на месте Чеботарева. Спешишь на работу, мимо проносятся люди, миг, и все. Запомнишь ли их внешний вид? Где там!

– Это верно, – задумчиво отозвался Вершинин, – но спрашивать надо – вдруг в памяти свидетеля остались какие-то крохи, а через несколько дней он и их забудет. Сейчас Чеботарев вспомнил о выкрике, но через неделю мог забыть. Кстати, не кажется тебе странным этот выкрик: «Бей его один!»

– Какая странность? Бежит группа парней, преследуют друг друга, в запальчивости выкрикивают разные фразы.

– Правильно, может быть, и так. Но почему именно «бей его один». Ведь догоняют все, а бей один. Непонятно. Вот если бы просто: «бей его», тогда все понятно, но «один» не укладывается у меня в голове. Нет даже примитивной логики. Если бы один уже догонял жертву, а трое отстали, команда «бей его один» была бы понятна. Но ведь Чеботарев говорит, что четверо преследовавших бежали рядом, а тот, кто убегал, был впереди.

– Может, ошибается железнодорожник?

– Вряд ли. Он говорил убедительно. Стоит поразмышлять. Выкрик должен звучать или, как уже я сказал, просто «бей его» или «бей его, Витька, Колька или Сашка». Ладно, подумаем на досуге. Чуликова и Алпатьева детально проверили? – изменил Вершинин тему разговора.

– Да.

– Хорошо. Но все-таки пришли мне их завтра в прокуратуру, хочу сам поговорить. Как с вокзальными связями Шестакова?

– Каждый вечер у нас там задействованы оперативники и дружинники. Выявляем подозрительных, но пока безуспешно.

– А я берусь полностью выяснить окружение Шестакова в поселке, где он жил, в училище, у родственников. Твоя же задача, как и прежде, – вокзалы. Но смотреть там надо все тщательно, не так, как провели допрос жителей улицы.

– Да, тут действительно накладочка получилась, и я завтра спрошу кое с кого.

– Спрашивай, спрашивай. Ну, прощай, пора по домам.