Текст книги "Великие загадки истории"

Автор книги: Юрий Пернатьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

В окрестностях Москвы Лжедмитрий провел три дня. Он постарался сделать все, чтобы обеспечить свою безопасность и выработать окончательное соглашение с Думой. В московском манифесте Лжедмитрий обязался пожаловать бояр и окольничих их «прежними вотчинами». Это обязательство составило основу соглашения между самозванцем и Думой.

Наконец, 20 июня 1605 г. Лжедмитрий I вступил в Москву. На Красной площади его встретило все высшее московское духовенство. Архиереи отслужили молебен посреди площади и благословили самозванца иконой.

В Москве Лжедмитрию уже не приходится играть роль царевича: он искренне рыдает над гробом Грозного, радуется встрече с Марфой Нагой, своей вновь обретенной «матерью». «Я не царем у вас буду, – говорил он, вступая в Москву, – а отцом, все прошлое забыто; и вовеки не помяну того, что вы служили Борису и его детям; буду любить вас, буду жить для пользы и счастья моих любезных подданных».

Пушкин утверждал, что в характере самозванца много общего с его французским современником Генрихом IV Как и Наваррский король, Дмитрий «храбр, великодушен и хвастлив, подобно ему, равнодушен к религии – оба они из политических соображений отрекаются от своей веры, оба любят удовольствия и войну, оба увлекаются несбыточными замыслами, оба являются жертвами заговоров».

Именно легкий характер и остроумная, афористичная речь позволили царевичу заслужить поклонение толпы. «Есть два способа царствовать, – заявлял Дмитрий, – милосердием и щедростью или суровостью и казнями; я избрал первый способ; я дал Богу обет не проливать крови подданных и исполню его».

Даже Василия Шуйского, пытавшегося поднять восстание через несколько дней после его приезда в Москву, самозванец помиловал, хотя суд, составленный из представителей всех сословий, приговорил старого боярина к смерти. Народ был в восторге от такого великодушия. «Тогда, – вспоминал современник, – назови кто-нибудь царя ненастоящим, он и пропал: будь он монах или мирянин – сейчас убьют или утопят». Дмитрий никого не казнил, никого не преследовал, но суд народный и без того уничтожал его врагов.

Самое интересное, что самозванец, несмотря на свой признанный статус, постоянно был в движении. Он пытается воплотить в действительность все ожидания: служилым и приказным людям вдвое увеличивает жалованье, всем подданным предоставляет возможность свободно заниматься промыслами и торговлей, упраздняет все ограничения на выезд и въезд в государство. «Я никого не хочу стеснять, – говорил царь, – пусть мои владения будут во всем свободны. Я обогащу торговлей свое государство». Ежедневно Дмитрий присутствует в Думе, преобразованной им в Сенат, где сам разбирает дела с необычайной легкостью и удовольствием.

Вместо давней русской традиции укладываться спать после сытного обеда царь ходит пешком по городу, запросто посещает всякие мастерские, беседует с мастеровыми людьми. Он убеждает бояр в необходимости дать народу образование, самим путешествовать по Европе, посылать туда учиться своих детей. Еще перед тем как войти в Москву, Дмитрий говорил: «Как только с Божьей помощью стану царем, сейчас заведу школы, чтобы у меня во всем государстве выучились читать и писать. Заложу университет в Москве, стану посылать русских в чужие края, а к себе буду приглашать умных и знающих иностранцев, чтобы их примером побудить моих русских учить своих детей всяким наукам и искусствам».

Между прочим, подобные проекты Дмитрия, его манера себя вести во многом напоминают молодого Петра. Так, например, царь всерьез надеется, что в союзе с другими европейскими государствами ему удастся освободить Византию от турок. Сразу после венчания на царство он начинает подготовку к походу. На пушечном дворе делают новые пушки, мортиры, ружья. Дмитрий часто ездит туда, сам пробует оружие и устраивает военные маневры, которые одновременно были и потехою и упражнением в военном деле.

Если самозванец сам и не верил в свое царское происхождение, то, по крайней мере, вел себя по-царски. Историки отмечают поразительную смелость, с какой он нарушал сложившийся при дворе этикет. Русские не ели телятины – Дмитрий специально приказывал подавать ее к столу, когда у него обедали бояре. Он водил в соборную церковь иноверцев, смеялся над суевериями, не крестился перед иконами, не велел кропить святой водой царские палаты, садился за обед не с молитвами, а с музыкой.

Как и Петр, он не жаловал монахов, обещая отобрать монастырское имущество в казну. Он не вышагивал степенно по комнатам, поддерживаемый под руки приближенными боярами, а стремительно переходил из одной в другую, так что даже его личные телохранители порой не знали, где его найти.

Говорят, царь сам ходил на медведя, чего не делали его предшественники. Передавали, что однажды он бросился на зверя и с одного удара убил его рогатиной, сломав рукоять, а затем сам саблей отсек ему голову. Все эти качества, как виделось приближенным, да и простым людям, были бы совершенно несвойственны расчетливому самозванцу. Знай Дмитрий, что он не царский сын, он наверняка не стал бы перечить боярам и нарушать этикет московского двора.

В то же время он говорил, что желает, чтобы «все вокруг веселились». Скоморохи свободно тешили народ на площадях, и народ блаженствовал. И уж точно не безмолвствовал, как бы того ни хотелось Пушкину. Всем был люб молодой царь, один только водился за ним грешок: Дмитрий был слишком большой сластолюбец. Даже дочь Годунова Ксения успела побывать его наложницей.

Через год после венчания самозванца на царство, в мае 1606 г., в Москву, наконец, приехала его невеста Марина Мнишек. Она была коронована, а затем обвенчана с Лжедмитрием по старому русскому обычаю, хотя польская пани так и не перешла в православие. Ревнители старины были в негодовании от царского выбора. Говорили, что полячка, помолившись перед образом Божьей Матери, приложилась не к руке, как было принято в Москве, а к губам Богородицы. У москвичей такое поведение вызвало настоящее смятение: «Царица Богородицу в губы целует, ну виданное ли дело!»

Вместе с Мариной на свадьбу приехало около двух тысяч гостей – знатных польских панов с двором, шляхтой и челядью. Для их размещения были изгнаны из своих домов многие купцы и дворяне. Поляки, как водится в таких случаях, вели себя вызывающе высокомерно. «Что ваш царь! – открыто бравировали они. – Мы дали царя Москве».

Шляхтичи скакали по улицам на лошадях, стреляли из ружей в воздух, пели песни, в пьяном разгуле бросались на московских женщин. Однако, как бы ни были ненавистны чужестранцы, народ настолько был предан царю, что ради его свадебных торжеств готов был простить все.

А в это время уже зрел очередной, такой привычный для России заговор. Возглавил его помилованный царем Василий Шуйский. Исконный Рюрикович с трудом переносил над собой власть «незнатного татарина Годунова», а уж безродного самозванца и вовсе не терпел. Лжедмитрию докладывали о готовящемся заговоре, но тот с удивительным легкомыслием отвечал: «Я и слышать не хочу об этом! Я не терплю доносчиков и наказывать буду их самих». Наверное, слишком верил Лжедмитрий мистическим предсказаниям, которые открыли ему путь к престолу и обещали величавое царствование в течение тридцати четырех лет.

Зная о любви москвичей к самозванцу, заговорщики решили занять чернь расправой над ненавистными поляками, а тем временем самим расквитаться с Дмитрием. Несомненно, князь Василий Шуйский, стоявший во главе заговора, очень рисковал, ведь в случае неудачи плахи бы ему не миновать. Но все произошло, как и было задумано. Ранним утром 17 мая 1606 г. по всему городу зазвонили колокола – православное духовенство горячо поддержало заговорщиков, поскольку давно испытывало ненависть к их планам по насаждению в стране католицизма.

Во всех церквах ударили в набат, людям, сбегавшимся на Красную площадь, кричали: «Литва собирается убить царя и перебить бояр, идите бить Литву!» Народ кинулся к домам поляков, а бояре устремились к новому деревянному терему царя. Лжедмитрий пытался защищаться, выхватил алебарду у одного из стражников, подступил к дверям и крикнул: «Прочь, я вам не Борис!»

Однако увидев, что сопротивление бесполезно, он бежал по переходам в каменный дворец. Двери были заперты, и самозванец решил выпрыгнуть из окна, чтобы спуститься по лесам, приготовленным для праздничной иллюминации, а затем отдаться под защиту народа. Если бы ему удалось спуститься вниз благополучно, то, возможно, история пошла бы по другому пути. Но, к несчастью, Дмитрий споткнулся и упал во внутренний дворик Кремля. Заговорщики настигли его, жестоко убили, выволокли тело на Красную площадь, надели на него маску, а в рот вставили дудку. «Долго мы тешили тебя, обманщик, – приговаривали они, – теперь ты нас позабавь».

После этого москвичам позволили разграбить дома богатых поляков из свиты Марины Мнишек и предаться на радостях многодневному питию, что как нельзя лучше помогло простому люду смириться со смертью царя Дмитрия и провозгласить новым народным героем князя Василия Шуйского. В спешном порядке по стране рассылались грамоты с рассказом о происшедшем в столице, убеждавшие население в том, что свергнутый царь был самозванцем и еретиком, мечтавшим погубить православную Русь и ее народ.

После смерти самозванца народ ждал нового чуда. Пронесся слух, что около его могилы ночами стал появляться какой-то таинственный свет. Тогда тело достали из могилы, сожгли и, смешав пепел с порохом, выстрелили из пушки в ту сторону, откуда самозванец пришел в Москву. Этим актом новый претендент на царство боярин Шуйский стремился убедить всех сомневающихся в том, что с еретиком и самозванцем Лжедмитрием покончено навсегда.

Шуйский ошибся: дальнейшие события, связанные с «воскрешением царевича» и появлением Лжедмитрия II, показали: легенде об убиенном ребенке предстоит жить еще долгие годы. Достаточно сказать, что уже в 1606 г. нетленные мощи царевича Дмитрия были торжественно перенесены из Углича в Архангельский собор, а сам он был канонизирован, т. е. причислен Русской православной церковью к лику святых. Но в памяти народа вместе со страстотерпцем остались и его «двойники», загадочные тени российской истории.

Безусловно, легкость, с которой Отрепьев сумел убедить людей в своей легенде, явилась следствием не только его талантов, но и упорного нежелания народа видеть в Годунове законную власть. Удивительный парадокс: Иван Грозный привел страну к пропасти и все же остался в народной памяти великим самодержцем. Борис Годунов, напротив, пытался вытащить страну из глубокого кризиса. И поскольку ему это не удалось, он запомнился лишь своим лукавством, изворотливостью и неискренностью. Народу был необходим человек, который провозгласит: «Тень Грозного меня усыновила», после чего он станет символом нового времени.

Точно сказано: можно разрушить традицию, но веру и склонность к утопии истребить очень трудно. А потому как явление самозванство на Руси было и остается большой исторической загадкой. Дело даже не в том, что Лжедмитрий положил начало очень русской традиции самозванства. Дело, видимо, в самом менталитете нации, которая как 400 лет назад, так и сейчас, все еще пребывает в поисках такой государственности, которая разрешила бы главную дилемму: личность и власть, сила жизни и сила державности. Но наступит ли когда-нибудь такая гармония?..

Кто вы, господин Шекспир?

Что в имени его...

По загадочности судьбы и биографии Уильяма Шекспира с полным правом можно поставить рядом с легендарным греком Гомером. Но на этом сходство и заканчивается. Великий певец «Илиады» и «Одиссеи» хоть и загадочен, но все-таки один. Шекспир же многолик, поскольку за его прославленным именем, как предполагают, стоят несколько личностей, каждая из которых вполне достойна быть если не всем Шекспиром, то хотя бы интеллектуальной и художественной его частью.

Значение английского Барда для мировой культуры и цивилизации неоспоримо. В современных рескриптах драматург назван самым читаемым автором планеты, тиражи его произведений достигают фантастических цифр, они переведены на все языки человечества. По остроумному замечанию некоего критика, за несколько сот лет пребывания на поэтическом Олимпе Шекспир создал десятки тысяч рабочих мест для всех профессий – от издателей и литературоведов до актеров, режиссеров, художников костюмеров, декораторов и простых рабочих сцены. Будь сегодня у Шекспира наследники, им уж точно не пришлось бы думать о хлебе насущном.

Почему же Шекспир так знаменит? Что он дал роду людскому, постоянно мятущемуся в поисках смысла жизни и пребывающему между войнами, потрясениями, крушениями империй, неустроенностью, соблазнами и, конечно же, грустным осознанием временности своего пребывания на земле? В сущности, он нашел ответ почти на все вечные вопросы бытия, явив при этом высочайший лирический дар, свойственный только гениальным поэтам.

Стихотворную известность Шекспиру принесли поэмы «Венера и Адонис», «Лукреция», написанные в традициях философской лирики Возрождения, и более 150, ставших подлинной жемчужиной этого жанра. Их основная сюжетная канва – отношения героя с возлюбленной и другом, последнее, кстати, дало повод заподозрить Шекспира в нетрадиционной ориентации. Сонеты прекрасны как в поэтическом, так и в духовном плане, неслучайно же они стали образцом литературного мастерства для последующих поколений поэтов.

Впервые пьесы Шекспира появились на сцене начиная с 1590-х годов. И только в 1623 г., спустя семь лет после смерти драматурга, был издан фолиант большого формата, получивший название «Первое фолио», или «Великое фолио», тиражом примерно 1500 экземпляров. В него вошли 36 пьес, из которых около 20 выходили ранее отдельными изданиями. Остальные были предложены читающей публике впервые, хотя некоторые из них даны в переработанном виде. В 1632 г. вышло «Второе фолио» – точная копия «Первого». Примечательная деталь: на развороте «Первого фолио» появился портрет автора, причем весьма странный, имеются в виду его лицо и одежда. Во-первых, правая часть камзола Шекспира изображена спереди, а левая сзади: в результате оказалось, что обе руки у него правые. Бросается в глаза и другое: на лицо изображенного на портрете господина надета маска, край которой хорошо заметен – это линия, идущая от подбородка к уху. Кроме того, голова непропорционально велика, а шея настолько длинная, что маска существует как бы отдельно от туловища. Эффект усиливается твердым воротником, который воспринимается словно блюдо, на котором покоится голова.

Можно было бы не обратить внимания на эти детали, приписав неточности художнику, если бы не стихотворение, помещенное на развороте слева от портрета и подписанное инициалами В. I. Смысл его сводится к следующему: поскольку гравер не сумел, следуя природе, точно изобразить автора книги, то смотреть надо не на его портрет, а в саму книгу, которая должна предшествовать рисунку. Иными словам, надо видеть главным образом не портрет, а содержание того, что есть в книге.

Получалось, что в первом полном издании Шекспира помещен не его портрет, а кого-то другого. Кого же? Отложим пока ответ для чуть более позднего изложения, сейчас же уточним, что в «Первое фолио» вошло все, что, помимо стихов и поэм, было написано Шекспиром за 26 лет творческой деятельности. Поэтические произведения вышли уже в третьем издании сочинений Барда в 1640 г.

Исходя из этого списка, историки литературы обозначают три периода драматургического творчества Шекспира. К первому относятся ранние хроники, ко второму – хроники, близкие к трагедии, романтические комедии и первая зрелая трагедия «Ромео и Джульетта». Третий период обозначил перелом в творчестве драматурга. К нему относятся такие известные драмы, как «Гамлет», «Король Лир», «Макбет», античная трагедия «Антоний и Клеопатра».

Творчество Шекспира впитало в себя все важнейшие ценности эпохи Возрождения – мотивы популярных романтических жанров, ренессансной поэзии и прозы, фольклора, народной драмы. Он высказался по самым разным проблемам устройства человечества – о миропорядке и христианской этике, политической централизации и роковой воле, природе власти и природе человека, неизбежности исторических событий и... Главный же тезис всего творчества заключен в его гуманистическом начале, и все это в сочетании с противоречиями, которыми, как тогда, так и сейчас, пронизана вся жизнь человеческого сообщества.

Но все это будет позже. В начале пути отчетливо прослеживались несколько иные смысловые линии, Шекспир очень четко чувствовал комические, фарсовые и драматические несообразности жизни.

В это время он осваивает национальную, общеевропейскую традиции, а также итальянскую гуманистическую комедию.

Зрелый же Шекспир тяготеет к героическому и комическому, явно оставаясь на стороне тех, кто, несмотря на суровую правду жизни, сохраняет романтические представления об отношениях между людьми. Основная мысль пьес-хроник, которые Шекспир писал с 1590 г., – победа сильной власти над анархией, жестокостью и своеволием в сочетании с народными понятиями о тиранических и добрых правителях. Хотя наверняка драматург осознавал, что реальные носители власти не всегда могут быть изображены в полярных тонах.

И наконец, комедии этого периода необычайно легки, свежи, насыщены фольклором, авантюрными приключениями, романтикой любви и дружбы. Здесь есть все – поединки в острословии, проделки шутов, забавы простаков, праздничность атмосферы, восходящей к старинным обрядам и веселому карнавалу. И все это живое действо изумляет игрой ума и безудержной фантазией. Интересно, что если парадигма хроник – человек и государство, то сфера комедий ограничивается, а может и обогащается, сферой естественного слияния человека и природы.

Наверное, не все, что написано драматургом, дошло до нас в первозданном виде из-за многочисленных переделок и поверхностных переводов. Собственно, мода на «исправление» Шекспира началась сразу же после его, смерти. Так, известный драматург эпохи Реставрации Джон Драйден без зазрения совести переделал «Бурю», посчитав ее язык ненормативным, а «Антония и Клеопатру» превратил в классическую трагедию «Все ради любви». Суфлер Джон Даунз, служивший в лондонских театрах с 1662 по 1710 г., описывает случай, когда «Ромео и Джульетта» в один из дней показывалась в первозданном виде, а на следующий день зрители видели ее переделку, где герой и героиня оставались живы. И вообще, публика в те времена могла в двух представлениях видеть «Короля Лира» в совершенно разных версиях: трагедию – с горой трупов в финале и трагикомедию – со счастливым концом. В последней сцене Лир получал назад свой трон и благополучно выдавал Корделию замуж за Эдгара. Шекспира не раз «осовременивали» и в новые времена, подгоняя под «злобу дня», и как тут не вспомнить бесчисленные интерпретации драм великого англичанина уже в наши дни.

И все же факт остается фактом: Шекспира много и охотно ставили во все времена, да и сегодня его пьесы востребованы: они высокохудожественны и актуальны. Но не надо забывать и о кинематографе, который безжалостно эксплуатировал всю сценографию драматурга с момента своего зарождения. Наиболее известные экранизации: «Укрощение строптивой», «Двенадцатая ночь», «Ромео и Джульетта», «Гамлет», «Король Лир», «Макбет»... Короче говоря, о пьесах Шекспира, их интерпретациях известно все. Они сосчитаны, выстроены в хронологическом порядке, тексты исследованы чуть ли не под микроскопом. Остается самая малость – выяснить, кем же был этот человек масштаба поистине космического. Как раз на этот вопрос однозначного ответа и нет.

Шекспер из Стратфорда

О том, что имя Шекспира окружено непроницаемой тайной, знали еще в XVIII и XIX вв. Все дело в скудости биографических данных о жизни и творческой деятельности Великого Барда, которые по большому счету укладываются всего в несколько строк, а потому-то их и биографией назвать трудно. Согласно церковным записям, Уильям Шекспир родился 3 апреля 1564 г. в Стратфорде. Его мать Мария Арденн была дочерью фермера, а отец Джон Шекспир – продавцом шерсти или перчаточником. Нет никаких данных о том, что Уильям получил хотя бы начальное образование, кроме того, что вроде бы он учился какое-то время в городской школе, подобной нашей дореволюционной церковноприходской. Забегая вперед, заметим, что этот существенный биографический пробел, касающийся получения определенных, пусть и не фундаментальных, знаний, еще не раз поставит в тупик всех шекспироведов.

27 ноября 1582 г. восемнадцатилетний Уильям женился на Энн Хетэвей, которая была на восемь лет старше его. От этого брака супруги имели троих детей: дочь Сюзанну и близнецов Хэмнета и Джудит. Известно также, что Шекспир занимался мелким ростовщичеством, упорно преследовал своих неимущих соседей за долги, скупал недвижимость, а однажды даже откупил право на сбор с фермеров церковной десятины. И вот здесь происходит совершенно неожиданный поворот, определивший грань между судьбой Шекспира-предпринимателя и Шекспира-творца. В 1592 г. он внезапно покидает семью и Стратфорд и отправляется в Лондон, где становится актером в труппе королевского театра «Глобус». Через три года чудесного превращения он уже был совладельцем «Королевской труппы Иакова I», а в 1608 г. – совладельцем Доминиканского театра. К концу своей карьеры в Лондоне Шекспир, по некоторым сведениям, стал настолько состоятельным человеком, что мог уже позволить себе купить, видимо, важный для него дворянский титул. Однако снова по необъяснимым причинам он покидает Лондон и возвращается в свой родной город, где 23 апреля 1616 г. умирает в возрасте 52 лет после дружеской пирушки.

Кончина Шекспира в Стратфорде и тем более за его пределами прошла совершенно незамеченной. На его смерть не было написано ни одной элегии или памятного сборника, как это было в обычае того времени. Скажем, на смерть замечательного поэта, хотя и не масштаба Шекспира, Бена Джонсона друзья откликнулись целой книгой элегий. Умер литератор Бомонт – торжественные похороны, скорбные элегии... Уходит в мир иной поэт Майкл Дрейтон (кто сегодня его знает?) – и студенты идут длинной траурной процессией по улицам города. Солидные издания оплакивали кончину Сидни, Спенсера... А в случае со своим земляком – ни слова соболезнования. Единственная запись в стратфордском приходском регистре на смерть Барда гласит: «25 апреля 1616 года погребен Уилл Шекспер, джент.»

Кроме раннего отклика того же Бена Джонса на первые поэмы Шекспира, современники обошли полным молчанием дарование Шекспира как драматурга и актера. В частности, не называет его имени актер Ален в своем дневнике, где отмечал все более или менее значительные театральные события. Зять Шекспира, доктор Холл, в своих писаниях также не обмолвился ни единым словом о своем тесте, авторе многочисленных пьес.

Любопытно и другое: ни о стратфордской, ни о лондонской жизни драматурга сведений никаких не сохранилось, за исключением расписок его должников и завещания, которые до сих пор вызывают недоумение критиков. Вот его текст, составленный за несколько недель до смерти: «Во имя Бога, аминь. Я, Шекспир... в полном здравии и полной памяти совершаю и предписываю эту мою последнюю волю...» Далее на трех страницах следует скрупулезное распределение между наследниками – женой и дочерьми – нажитого добра, вплоть до домашней утвари и посуды. Но особенно впечатляет то место в документе, где Шекспир завещает законной супруге и матери своих детей кровать, но при этом оговаривает, что речь идет о «второй по качеству» кровати. Между прочим, не упомянуто в завещании о книгах – весьма дорогих в начале XVII в., которые наверняка должны были быть в его доме, будь он таким разносторонне образованным человеком.

К этому следует добавить, что не уцелело рукописей ни одной из пьес Шекспира, ни одного его письма, ни прижизненных портретов, ни отзывов современников. Сомнительны даже сохранившиеся подписи драматурга под несколькими юридическими документами. Здесь тоже возникает вопрос: не подписывались ли нотариусы за клиента, который в таком случае обнаруживает свою неграмотность? Кстати, в самом завещании, процитированном выше, имя Шекспир записано один раз в традиционном начертании, а в другом месте как Шекспер.

Надо сказать, что Шекспер стал Шекспиром по какой-то иронии судьбы, точнее сказать, из-за созвучия его фамилии с псевдонимом того, кто подписывал свои произведения «Shake-speare» – Потрясающий Копьем. Именно так переводится имя, стоящее под творениями Великого Барда, и именно так, через дефис, оно было написано под его первым произведением – поэмой «Венера и Адонис», вышедшей в 1593 г.

Это и множество других несоответствий и породили так называемый «шекспировский вопрос», который не имеет прецедентов в истории мировой литературы. Начиная с XIX в. шекспироведение разделилось на два враждующих лагеря: стратфордианцев (т. е. признающих автором Шекспера из Стратфорда, и нестратфордианцев, пытающихся найти реального автора, скрывающегося под маской). Последние, основываясь на косвенных доказательствах, выдвинули несколько «кандидатов в Шекспиры», о чем речь еще впереди.

Проблема заключается в том, что, судя по количеству и высокому интеллектуальному наполнению Произведений, их автор обладал гигантским, ни с чем не сравнимым объемом активного лексикона – от 20 до 25 тысяч слов, в то время как у самых образованных и литературно одаренных его современников, скажем, таких как философ Фрэнсис Бэкон, – около 9—10 тысяч слов, у Теккерея – 5—6 тысяч слов. Современный англичанин с высшим образованием употребляет не более 4 тысяч слов. Шекспир же, как сообщает Оксфордский словарь, ввел в английский язык около 3200 новых слов – больше, чем его литературные современники Бэкон, Джонсон и Чапмен, вместе взятые.

Автор пьес хорошо знал французский язык (в «Генрихе V» целая сцена написана на французском), итальянский, латынь, разбирался в греческом, прекрасно ориентировался в истории Англии, в древней истории, мифологии, географии, во многих вопросах государственного управления, что можно встретить лишь у опытного политического деятеля. В некоторых пьесах автор откровенно выражает свои симпатии к аристократии и презрение к черни, довольно странные для сына мелкого торговца из небольшого провинциального городка.

Сюжет «Гамлета» взят из книги француза Бельфоре, переведенной на английский только через сто лет. Сюжеты «Отелло» и «Венецианского купца» заимствованы из итальянских сборников, также появившихся на английском только в XVIII в. Сюжет «Двух веронцев» взят из испанского пасторального романа, до появления пьесы никогда не публиковавшегося на английском.

Установлено также, что Шекспиру была прекрасно известна древняя и современная литература, он использовал сочинения Гомера, Овидия, Сенеки, Плутарха, причем не только в переводах, но и в оригиналах. Исследованиями ученых подтверждена основательность познаний автора пьес в юриспруденции, риторике, музыке, ботанике (специалисты насчитали 63 названия трав, деревьев и цветов в его произведениях), медицине, военном и даже морском деле: доказательством тому – команды, отдаваемые боцманом в «Буре». Прибавим то, что драматург хорошо знал многие места Северной Италии, Падуи, Венеции, естественно, помимо Англии... Короче говоря, в произведениях Шекспира видна личность чрезвычайно эрудированная, высокообразованная, владеющая языками, знающая зарубежные страны, осведомленная о быте высокопоставленных кругов тогдашнего английского общества, включая монархов, личность, знакомая с придворным этикетом, родословными, языком самой высокородной знати.

Теперь о рукописях. В 90-е годы имя Шекспира уже было известно издателям, которые буквально охотились за всем, что писал талантливый автор. На этом зарабатывали как сами издатели, так и поэты и драматурги, т. е. все, кроме самого Шекспира, притом, что его пьесы стоили неплохих денег. Куда же они исчезли, если учесть, что с ними работали десятки людей?

Среди немногих достоверно известных моментов биографии Уильяма Шекспера есть и еще один факт, вызывающий массу толкований. Это упомянутый выше полный переворот в судьбе тридцатилетнего человека, который вырос в провинциальном городке, был выгодно женат на женщине, родившей ему троих детей. Но вдруг по какой-то причине Уильям оставляет этот привычный мир и уезжает в Лондон, где становится комедиантом. Что это означало? Да то, что в глазах обывателей он присоединился к людям, считавшимся в то время чуть ли не бродягами, не имевшими даже постоянного помещения, где они могли бы заниматься своим ремеслом (первый театр в Лондоне строился уже после того, как Шекспер стал актером). Иными словами, блага, гарантированные прежним социальным статусом, он променял на непостоянство фортуны, вовсе не благоволившей к актерам, которых городские власти и, в частности, лорд-мэр постоянно изгоняли из деловой части Лондона.

Но, на удивление, молодой стратфордец очень быстро преуспел в новой, непривычной для себя среде. Играя на сцене, перелицовывая старые пьесы и создавая собственные, он сумел выделиться на фоне остальных актеров-профессионалов, стать пайщиком труппы и в конце концов вполне состоятельным человеком.

К сожалению, биографам ничего не известно о его реальной жизни в Лондоне. Зато хорошо известна сама атмосфера, в которой вращался драматург. Это был мир комедиантов и их аристократических покровителей, королевский двор, где они нередко ставили спектакли и могли лицезреть королеву, дома знати, куда писателей приглашали, чтобы заказать им сценарии для живых картин или любительских пьес-масок. Здесь ценились незаурядность, талант, каковыми Шекспер из Стратфорда несомненно обладал, а потому и был сразу же замечен столичной знатью. Сначала на него обратил внимание граф Саутгемптон, который представил даровитого автора молодым, блестящим аристократам графам Эссексу и Рэтленду. Последнего Шекспер очень заинтересовал, пусть и с учетом того, что Рэтленд выбрал его лишь для предполагаемого участия в своей грандиозной литературной мистификации.

И здесь наступает другой поворотный момент в судьбе Шекспира, который также не получает внятного объяснения, – его столь же внезапный разрыв с театральным миром и возвращение в Стратфорд. Даже если предположить, что он не был творцом гениальных пьес, неясно, почему преуспевающий делец, каким он видится нестратфордианцам, не остался в столице, где так успешно вел дела? Что заставило его вернуться? Чувство долга перед семьей, которая на многие годы была чужда ему и покинута? Болезнь, усталость от неустроенного быта? Философическое умонастроение на закате жизни и сознательное направление ее в новое русло? На эти вопросы тоже нет ответа.