Текст книги "Игры маньяков (СИ)"

Автор книги: Юрий Салов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Никого не осталось.

– За ними Ярослав.

– У него в машине радар, и он мне понадобится в темноте, если они уедут. Дмитрий направляется к взлетно-посадочной полосе с телом другого охранника в "Ровере" Бориса. Ваши люди держат свой фургон наблюдения, ожидая известий от нас, и, кроме того, они не подготовлены к тому, с чем могут столкнуться, когда доберутся туда. Тимур и Олег направляются к взлетно-посадочной полосе с телами боевиков из "Патфайндера". Олег мог бы уехать, но он уже в пятидесяти минутах езды.

– А как насчет одного из парней в доме Смирина?

– Я не отниму ни одного человека от жены Бориса.

Внутри фургона было жарко от тяжелого груза гудящей электроники. Там было тесно, и все потели.

– Что с ней будет, если ты уберешь одного из охранников? – Сказал Нечаев.

– Я бы не послал туда только одного, а если я пошлю двоих, то останется только один с Раисой.

– Послушай, все равно все мертвы. Кто останется после нее?

– Где парень, который сделал снимки? – Спросил Никольский. Он ждал ответа Нечаева, просто для пущей убедительности. – Парень не участвовал в подсчете наших тел при планировании. Я просто не хочу рисковать.

– Ты просто перестраховываешься. – сказал Нечаев.

– Совершенно верно, – стоически прервал его Никольский. – Мы ничего не можем с этим поделать. Мы переждем. Смирину придется рискнуть.

Фургон съехал на обочину возле съезда поворота на Сибирский тракт и остановился.

Тишина в гостевом домике изменилась. Раиса тоже видела, как Борис подал сигнал, и ей удалось промолчать. Отбросив личные тревоги, она прекрасно понимала, что может невольно неверно истолковать все, что увидит. Она знала, что многое из этого не будет иметь для нее смысла, и что ее инстинкты не будут служить ей хорошо, что они даже будут противоречить обстоятельствам.

Но когда она увидела, как сигнал от Бориса покидает "Портофино" вместе с сигналом одного из людей Рубена, сигналом, который, как она знала, не предусматривался на разборе, она почувствовала, что ее собственная сдержанность заставит ее взорваться.

– Я хочу поговорить с Сергеем, – сказала она. Она не кричала. Ее голос не дрожал. Не было никакой театральности. Но все в комнате обернулись и посмотрели на нее.

– Какие-нибудь проблемы? – спокойно спросила она. Но это было спокойствие, которого ты достиг, когда перешел на другую сторону драмы. Это было спокойствие непоколебимой решимости, и все мгновенно это поняли.

– Хм, – сказал Хазанов и посмотрел на Азата.

– Вот, можете воспользоваться вот этим, – сказал Азат, протягивая Раисе наушники, которыми раньше пользоваться не разрешалось.

– Я хочу поговорить с ним наедине.

Хазанов снова уставился на нее.

– Я имею в виду, вы все слушаете друг друга, не так ли? – спросила она.

– Да, – сказал Азат, жалея, что должен это признавать.

– Я хочу поговорить с ним наедине.

– Смотри, – сказал Азат, – он прямо посередине.

– Ты не сказал "Нет", не так ли? – Спросила Раиса. Она встала со стула, на котором сидела.

– Я хочу сказать, – ответил Азат, – что спрошу его, может ли он сделать это прямо сейчас.

– Сделай это.

Азат снова надел наушники, наклонил голову и отошел от группы, тихо разговаривая. Все ждали, сосредоточившись на экранах или на чем-то еще. Все, кроме Виктора, который смотрел на Раису с зарождающейся улыбкой на губах.

Азат повернулся, сунул руку в карман и достал мобильный телефон.

– Говорите, – сказал он, протягивая ее Раисе.

Раиса взяла ее и отошла в другой конец комнаты. Ей хотелось выйти во внутренний дворик, но она знала, что этого не допустят.

– Да, – сказал Никольский.

– Что происходит?

– Борис и Манасян все еще разговаривают.

– Это не говорит мне о том, что происходит.

– Похоже, Манасян нас раскусил. Он держит Бориса в заложниках, пока не получит гарантии, что мы его отпустим.

– И что потом?

– Он согласился оставить Бориса со штурманом и поговорить с нами по сотовому телефону в доказательство того, что он жив, а пока это происходит, он уезжает, и мы его отпускаем.

По его голосу она поняла, что он намеренно грубит ей. Она хотела играть честно? Он будет играть честно.

– А где они сейчас?

– Они поехали к месту, где Манасян расстался с Израильянцем.

– Почему?

– Мы думаем, что Манасян хочет вернуть кое-что, что он не хочет ускользать от него до того, как сбежит.

– Манасян уже знает, что ты собирался убить Израильянца, не так ли?

– Да, теперь знает.

– Рубен мертв?

– Этого мы не знаем.

Она не могла поверить своим ушам.

– И что ты собираешься делать?

– Мы мало что можем сделать. Мы просто ждем, пока Манасян сделает свое дело, а затем оставит Бориса где-нибудь с "Линкольном", как он и должен был сделать.

– Так и должно быть, – сказала она. Это заставило ее сердце подползти к горлу. Слово "предполагаемый" никогда не имело такого значения, никогда не звучало так неубедительно и угрожающе.

– Я не могу сидеть здесь и смотреть на это, – сказала она. – Мы точно знаем, где Борис, не так ли?

– Да.

– Тогда я хочу быть как можно ближе к нему.

– Вы как можно ближе к нему.

– Не так близко, как ты.

Тишина.

– Ты стараешься держаться как можно ближе, верно? Не подвергая опасности жизнь Бориса, – продолжала она, – не испортив ситуацию?

Тишина.

– Тогда я хочу быть там, где ты.

– Это невозможно.

В какой-то момент оба молчали, и Раиса проглотила подступившую к горлу желчь, подавив ярость. Но она сопротивлялась искушению поддаться своим инстинктам. Она достаточно насмотрелась на Никольского, чтобы понять, как он себя ведет, и, вероятно, уважала его. Если она хочет получить то, что хочет, она должна встретиться с ним там, где он живет.

– Позволь мне сказать тебе, что такое твое "невозможно", – произнесла она с той ровностью, с какой говорил сам Сергей. – Я не дура. Я знаю, что ты не можешь гарантировать жизнь и безопасность моего мужа. Это не твой кошмар. Он наш.

Никольский по-прежнему молчал.

– Но... если с ним что-нибудь случится, тогда... я не смогу держать рот на замке. Если с моим мужем что-нибудь случится, тогда я буду полоскать тебя и того, кто за тобой стоит, в СМИ годами. Если меня заставят сидеть здесь и смотреть на смерть моего мужа – если до этого дойдет – как будто это чертова видеоигра. Тогда не надейтесь, чтобы вы когда-нибудь снова обрели анонимность, которой так чертовски гордитесь. – Она замолчала. – И да, – добавила она, – я помню ваши угрозы, вернее, ваш добрый совет, ваше предостерегающее слово. И нет, я не боюсь.

Она остановилась. В комнате за ее спиной воцарилась тишина, и на другом конце провода тоже. Гнев обжег ей лицо, и она чувствовала, как оно горит.

– Передайте телефон Азату, – только и сказал Никольский.

Она хотела было проговорить: "Ну и что же, черт возьми, ты собираешься делать?" Но потом она поняла, что сказала все, что собиралась сказать, и действительно имела это в виду. Ему лучше поверить в это.

Она повернулась и протянула телефон Азату. Он подошел, взял его и повернулся к ней спиной, пока она стояла прямо там, пока он говорил, словно отрезал: "Да, да, и, хорошо, и, понял."

Он повернулся, положил телефон в карман и посмотрел на нее.

– Пошли, – сказал он.

Глава 54

Борис почти слышал, как думает Манасян. Фары «Линкольна» освещали широкую дорогу, пока они пробирались через Октябрьский район к курортной зоне. Справа в жилых микрорайонах виднелись огни домов. Слева далеко виднелась река, а за ней-огни частных домов и санаториев в широкой долине, где жил Борис, и Раиса с тревогой ждала его.

Следуя указаниям Манасяна, они вывернули на Тракторную и миновав лесничество, поехали по Реактивной, свернув затем в Боковой переулок. Темные улицы изгибались сами по себе и были заполнены домами, расположенными близко друг к другу и укрытыми в густом лесу. Манасян водил Бориса взад и вперед по улицам, пока он и телохранитель обменивались отрывистыми фразами по-армянски. Казалось, они прикидывали, можно ли остановиться у одного из домов, мимо которого, как понял Борис, они проезжали уже несколько раз. Мельком взглянув между домами, он увидел, что эти дома совсем рядом с рекой.

Неужели здесь остановился Израильянц?

– Вы знаете что-нибудь о том, как они собирались бороться с Рубеном? – Спросил Манасян. – Не лги мне.

– Понятия не имею.

– Черт!

Пауза.

– Притормози.

Борис остановился. Они смотрели на новый дом слева, где озеро сужалось.

– Израильянц там, – сказал Манасян. – Я оставил там ноутбук. С таким же успехом я мог бы умереть, если бы мне пришлось уехать без него. – Он на мгновение задумался. – Они собираются убить его.

– Да.

– И что потом?

– Понятия не имею.

– Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, – бормотал Манасян.

– Послушай, – сказал Борис, – я знаю, что... ну, этот парень, Ермаков, его люди, ну, ты понимаешь, не оставляют следов... что что-то когда-то произошло. Если Рубена убьют, сомневаюсь, что они сделают это там, если смогут помочь. Они захотят оставить дом чистым, без каких-либо признаков того, что что-то пошло не так.

Тишина.

– Еще раз, как зовут этого парня? – задумался Манасян.

– Марат.

Манасян ничего не сказал, но думал об этом. Он что-то сказал телохранителю по-армянски. Они оживленно жестикулировали. Снова тишина.

– Посмотрим, – сказал Манасян, а затем обратился к Борису: – вот сюда заезжай.

Борис снизил скорость, они проехали по улице и свернули на подъездную дорожку. Подъездная дорожка к гаражу была защищена от улицы высокой живой изгородью, и когда они завернули за угол, то увидели на подъездной дорожке черный "Паджеро"

Манасян выругался.

– Стой!

Они с телохранителем еще немного поговорили по-армянски, теперь уже шепотом, что было совершенно нелогично.

– Заезжай и паркуйся, – сказал Манасян.

Борис остановился рядом с другим джипом и выключил мотор.

– Убирайся, – сказал Манасян.

Они оставили двери приоткрытыми, и телохранитель направился к крыльцу, держа пистолет наготове. Они миновали живую изгородь из кустарника высотой по колено, и Борис оказался между ними.

Внезапно телохранитель громко зашипел. Он снова посмотрел на Манасяна.

– Труп, – прошептал он и указал на шезлонг, на котором неловко развалился мужчина, откинув голову на спинку. – Акоп, – сказал он.

Борис снова почувствовал странное, нереальное гудение. Он не мог поверить, что делает это. Интересно, о чем думают Никольский и остальные, наблюдая за его "жучком" – сенсором в доме Израильянца здесь? Они посылали помощь? Неужели все-таки будет перестрелка, несмотря на все старания не создавать шума?

Телохранитель взялся за ручку входной двери и медленно повернул ее. Он толкнул осторожно. Дверь открылась, и он вошел вслед за ней, как будто был ее частью. Манасян подтолкнул Бориса пистолетом. Телохранитель взглянул на бледный мерцающий свет, исходивший из комнаты, примыкавшей к главному коридору. Телевидение. Много света, большой экран. Как только Манасян вышел за дверь, телохранитель снова остановился. Он повернулся, посмотрел мимо Бориса на Карена и указал на пол коридора. Еще один мертвец. Все трое инстинктивно ждали, прислушиваясь.

Ничего. По-видимому, телевизор был выключен.

Напряженное ожидание. Из дальнего конца гостиной потекла вода. Кухня. Звук воды в раковине создавал некий белый шум для человека, стоявшего там, поэтому телохранитель сделал быстрое движение, чтобы пройти через проход в гостиную, мимо тела в коридоре, и к следующему коридорчику, который шел в заднюю часть гостиной, ближе к кухне.

Подмышки Бориса блестели от пота, и внезапно он почувствовал запах фекалий. Какие еще фекалии? Он посмотрел на Манасяна, который смотрел на своего телохранителя, как на канарейку в угольной шахте. Телохранитель махнул рукой: один человек.

С этими словами Манасян подтолкнул Бориса к первому проходу в тот самый момент, когда телохранитель шагнул в другой. В этот момент и Борис, и Карен посмотрели на телохранителя, ожидая очередного сигнала, но тот стоял неподвижно, лихорадочно озираясь по сторонам. Когда он повернулся, махнув рукой Манасяна, Карен потерял своего человека.

В этот момент его охватил страх, и Борис понял, что сейчас умрет. Единственным звуком был глухой хлопок, пуля ударила телохранителя в лоб и выбила ему затылок, звук был странно мягким и непропорциональным по сравнению с тем, как его голову резко отбросило назад с такой скоростью, что он потерял равновесие. И поскольку его голова, казалось, откинулась под углом, было трудно сказать, с какой стороны раздался выстрел.

Борис похолодел. Необъяснимая физика того, что он только что видел, добавляла странности тому факту, что он вообще был там.

Затем из-за дивана поднялась фигура, похожая на демона, обнаженная, с грязно-коричневым и фекально-зеленым телом, что создавало ошеломляющая путаницу с реальностью, с растрепанными волосами. Борис толком не понимал, на что смотрит, и не понимал, что такое сжатие времени, но прежде чем они с Манасяном успели среагировать, мужчина приставил маленький пистолет ко лбу Манасяна, забрал у него оружие и швырнул на пол.

– Кто вы? – он спросил Бориса. Знакомый кавказский акцент. Его глаза были спокойными, но измученными, с красными ободками. Белки были очень белыми.

Борис не мог говорить. Теперь он почувствовал запах краски. И еще кое-что. Гость был весь в крови, и запах ее был густым и сладким. Борис не мог поверить своим глазам. Это существо не было большим, но интенсивность его присутствия была ослепительной.

– Кто вы? – он спросил Манасяна. Он протянул левую руку и обхватил затылок Карена, так что его правая рука могла прижать дуло его странного пистолета ко лбу Манасяна с болезненной силой.

– Карен Манасян.

– Мы должны быть здесь одни, – сказал демон. – Почему ты здесь?

– Я пришел за ноутбуком, – честно признался Манасян, и это прозвучало по-детски нелепо.

– Это все, чего ты хочешь?

– Да.

– Где он?

Манасян осторожно поднял руку и указал на обеденный стол в нескольких футах от Бориса.

– Достань его, – сказал демон Борису. – Да. Иди и возьми.

Смирин подошел к столу и закрыл ноутбук. Он был подключен. Отключая его, он посмотрел вниз и увидел фотографии, разбросанные по столу. Они были разного размера, некоторые черно-белые, некоторые цветные, некоторые пожелтевшие и обмякшие от времени. Образы были ужасны: части тел детей десяти-одиннадцати лет и женщины в различных сочетаниях, создававшие самые безумные композиции. Синяки и кровоподтеки были отчетливо видны на телах детей, которые еще не начали приобретать контуры зрелости.

Борис боролся с воспоминанием, с узнаванием. Дети... что он знает о детях? Ну да! Он вспомнил... Никольский рассказал ему чудовищную историю об Израильянце... и семье... и их отце. Александр. Оганесян.

Он оглянулся на человека, который все еще держал голову Манасяна между стволом и рукой, и тот посмотрел на Бориса. Какого черта здесь происходит?

Что-то еще привлекло внимание Бориса. На столе зазвонил мобильный. Звук был выключен, но красный огонек заикался... заикался... заикался.

– Это твой телефон?

Человек ничего не ответил.

– Звонит, – сказал Борис.

– Да, я понимаю.

У Бориса в кармане зазвонил телефон.

– Позвольте мне, – сказал Смирин. – Это мой телефон. Этот парень похитил меня...

– Нет, – сказал Манасян, закатив глаза на человека, державшего его. Потом он заговорил с ним по-армянски, и тот снова покосился на Бориса.

– Я не знаю, что он говорит, – сказал Борис, внезапно испугавшись уловки Карена, – но они с Израильянцем вымогали у меня деньги, и они убили моих друзей... Подожди... подожди. Я знаю, ты работаешь на Сергея Никольского, не так ли?

При упоминании имени Никольского он увидел в глазах демона узнавание. И в глазах Манасяна тоже было узнавание. Хотя Борис был вне поля его зрения, глаза Карена были широко раскрыты от изумления, как будто эти два слова ослепили его откровением в полутемной комнате, как пророческая надпись на стене Валтасара.

– Я нанял Сергея, чтобы он вытащил меня из этой истории с Израильянцем и Манасяном. Может, он в свою очередь тебя нанял?

Это не работало достаточно быстро, не продвигало его аргументы достаточно быстро.

– Эти фото, – быстро сказал он, – я знаю об этих фото. Сергей рассказал мне об этом несколько дней назад в Челябинске. Это семья человека, которого знает Сергей. Сергей объяснял мне, что за человек Израильянц, хотел, чтобы я знал, с кем имею дело.

Все замерло. Никакого звука. Никто не произнес ни слова. Эта информация сделала что-то с демоном, что почти высосало воздух из комнаты.

И тут Борис услышал слабый щелчок.

Маленький пистолет дал осечку.

И Манасян, и мужчина поняли, что произошло за миллисекунду до Бориса, и в мгновение ока правый кулак Манасяна нанес один, два, три удара в верхнюю часть бедра мужчины возле его обнаженного паха, затем Манасян в мощном порыве энергии отбросил его назад, и оба упали на кофейный столик и на пол. Манасян выронил маленький складной нож, схватился за пистолет и выхватил его прежде, чем гость успел опомниться, и в тот же миг Борис швырнул ноутбук через диван, ударив Манасяна в грудь и отбросив его назад. Он привалился спиной к гигантскому телевизионному экрану, но сохранил равновесие и поднял пистолет, нацеленный на Бориса, который пронесся через комнату в нескольких метрах от него.

Снова все остановилось. Все тяжело дышали, были на взводе, адреналин зашкаливал.

– Хорошо, – сказал Манасян. – возьми ноутбук. – Ему достаточно было сдвинуть пистолет на несколько сантиметров, чтобы взять на мушку обоих мужчин. – Попробуй еще раз бросить, и я убью тебя. Мне нечего терять.

И тут же голому человеку:

– Израильянц мертв?

– Почти. – тот держался за бедро, диван был весь в крови.

Манасян жестом велел Борису подойти к входной двери.

– Мы уходим, – сказал голому Карен. – Заканчивай то, зачем пришел. Не оставляй этого сукина сына в живых.

Держась за раны, мужчина смотрел, как они идут через холл к входной двери. Прежде чем Борис успел открыть дверь с пистолетом Манасяна, ткнутым ему в почки, он оглянулся. Бледный свет телевизора мерцал на окровавленном диване. Мужчина исчез.

Глава 55

Внезапно, после мучительно долгого молчания, сигнал Бориса вышел из дома.

– Невероятно.

Нечаев сидел на краешке стула, вытянув шею к экрану.

– Сигнал телохранителя не движется, – сказал техник.

– Ты думаешь, они убили его? – спросил другой.

Никольский смотрел на экраны, игнорируя их вопросы.

– Вы думаете, что Смирин в одиночестве? – спросил Нечаев.

Техник попытался отправить звонок на его мобильный и подождал. Нет ответа. Он покачал головой.

– Нет, он не один.

Пятнышко проехало через район, затем повернуло направо в районе моста и направилось на север.

– Идет к нам, – сказал техник.

– У нас есть выбор, – сказал Никольский, ни к кому конкретно не обращаясь и размышляя вслух. – У Манасяна есть план побега. Всегда. Только для него. Что бы это ни было, сейчас он направляется туда. Он предполагает, что машина помечена, так что он ее выбросит. Он подумает, что должен держать Бориса в качестве страховки. Если так будет продолжаться, это может закончиться конфронтацией. Мы не знаем, что случилось у Израильянца, может, перестрелка. Не знаю, мертв ли Александр. Не знаю, мертв ли Рубен. Полиция может быть уже в пути. А это означает обнаружение. Если будет перестрелка, при попытке вернуть Бориса, это означает обнаружение. Если Бориса убьют, даже без перестрелки, это будет означать разоблачение. Если Манасян похитит его, это будет означать разоблачение и возможно, помимо этого смерть Бориса.

– Значит, ты хочешь его отпустить? – раздался голос Нечаева.

– Если мы можем гарантировать жизнь Бориса, то да, – сказал Никольский. – Да, если мы сможем гарантировать секретность операции. Мы это должны. Даже если это означает, что кому-то придется иметь дело с этим сукиным сыном снова когда-нибудь в будущем.

– Ярослав снова за ними, – сказал техник.

– Еще одно, – сказал Никольский. – Теперь ствол на сиденье снова в игре. Если его еще не нашли и разобрались.

– Сергей, это такой риск, – сказал Нечаев. – Это такой риск. Его убьют, если он попытается использовать эту штуку. Черт, мы не знаем, сможет ли он им воспользоваться. Какого черта Ярик это сделал?

– Я не знаю, было ли это так уж неправильно. Это может спасти ему жизнь. – бросил Ярослав.

– Черт, из-за этого его убьют.

– Не знаю, я мог бы сделать то же самое. Была возможность, и не так много времени, чтобы подумать. Это был выбор.

У Никольского зазвонил телефон, и он нажал кнопку.

– Сам Сергей Никольский, – без предисловий сказал Манасян. Это было просто утверждение. – Привет, Якут.

Сергей взглянул на телефон, словно хотел увидеть лицо Манасяна.

– Это многое объясняет, – продолжал Манасян. – Я не мог понять, почему столь тщательное планирование разваливается так быстро.

– Он все еще жив? – спросил Сергей.

– Кто?

– Борис Смирин.

– Да.

– Позвольте мне поговорить с ним.

Манасян поднес телефон к голове Бориса.

– Скажи ему, что ты жив.

– Я в порядке, – сказал Борис.

– Вы слышите это? – Спросил Манасян.

– Нам нужно поговорить о нашем положении, Карен.

– Я пойду до конца.

– Рубен мертв?

– Возможно, он сдох.

– Что там происходит?

– Позвони своему долбаному психу и спроси его.

– Я пытался.

– Ну, он выглядел очень занятым.

Тишина.

– Тебя уничтожили, – сказал Никольский. – Вот где ты стоишь.

– Продолжай.

– Но у тебя есть шанс. Мы остановимся прямо здесь, и ты сможешь уйти. Но Смирин тоже уходит. Очень просто. С другой стороны, – добавил Никольский, – если он умрет, умрешь и ты. Гарантированно.

– Может быть, я просто возьму его с собой? – сказал Карен.

– Это не вариант.

Манасян уже знал, что Никольский так и скажет. Но, возможно, они расходились во мнениях о том, какие у Манасяна варианты. Он не собирался говорить об этом Никольскому, но Карен подумал, что здесь есть место для гибкости. Сергей не стал бы торговаться, если бы у Манасяна не было возможности сделать то, что он хотел.

– Как ты собираешься это сделать? – Необходимость задавать этот вопрос раздражала его. Это было все равно что спрашивать разрешения, признавать, что Якут одержал верх. По крайней мере, на данный момент. Но его унижение не шло ни в какое сравнение с охватившим его страхом. Он был так близок к смерти, и теперь у него была последняя возможность спасти свою шкуру. Он не мог ошибиться.

– Машина прослушивается, – сказал Никольский, – и Смирин тоже. Так что мы знаем, где он в любой момент. Он проглотил жучок, Карен, так что не беспокойся о том, чтобы снять с него всю одежду и все такое. Я знаю, что у тебя есть план побега. Я знаю, что ты планируешь бросить машину, так что давай, сделай это. Но оставь Смирина. Живым. Если ты это сделаешь, ты будешь жить. Вопросы будут?

– Да, я понимаю. Ты это уже говорил. – У Манасяна голова шла кругом. Дерьмо. Дерьмо. Единственное, что здесь звучало слишком гладко, так это то, что Смирин проглотил "жучка". Почему Никольский сказал ему это? Манасяну показалось, что если это правда, то такие вещи лучше держать в секрете. Иначе зачем бы он его проглотил? Так почему Якут так сказал? Потому что, как только Манасян бросит машину и люди Никольского потеряют визуальный контакт с Манасяном, Никольский не будет иметь ни малейшего представления, где Смирин. Сергей пытался убедить Манасяна, что у него нет другого выбора, кроме как оставить Смирина с "Линкольном". Но Карен на это не купится. Во всяком случае, не эта часть сделки.

Кроме этого, как, черт возьми, он сможет убедиться, что они отпустят его, если он сделает то, что хочет Якут?

– Это деликатный момент, Якут. Сделай что-нибудь, чтобы я поверил, что ты сделаешь то, что скажешь.

– Мне нужно поговорить со Смириным, чтобы заставить его работать.

Манасян замер.

– Просто передай ему телефон, – успокаивающе сказал Никольский, почувствовав подозрение Манасяна. – Мне нужно его успокоить, Карен. Ты еще не понимаешь, с чем имеешь дело.

Манасян пытался разобраться в этом, его разум спотыкался сам о себя. Он терял нить, запутывался, пытался предугадать все ловушки и боялся, что не видит даже очевидных.

– Передай ему телефон, Карен. Он вернет его тебе.

Это была гребаная ошибка, подумал Манасян, но он должен был быстро принять решение. Машина летела по шоссе. Скоро им придется свернуть.

– Если вы этого не сделаете, – сказал Сергей, – ничего не получится. Все будет кончено.

У Манасяна были все причины не верить в это.

– Он хочет поговорить с тобой, – сказал Карен, передавая телефон Борису.

Обливаясь потом и нервничая, Смирин протянул руку, коснулся руки Манасяна, когда тот нащупал телефон, который ему протянули через плечо, и почувствовал отвращение от прикосновения к его плоти.

– Слушаю.

– Борис, – сказал Никольский, – через секунду ты отдашь трубку Манасяну, так что я буду говорить быстро. Ты знаешь про пистолет?

– Да.

– Окей, пока я говорю, сними родинку с руки и надень ее на пистолет так, чтобы он не видел. Тогда отдай ему пистолет, когда он попросит. Я сказал ему, что ты проглотил жучка и что мы всегда знаем, где ты. Он должен в это поверить. Я попытаюсь уговорить его оставить тебя с "Линкольном" в обмен на то, что ты его отпустишь. Быстро, зачем он вернулся к Рубену?

– Ноутбук.

Манасян выхватил телефон из рук Бориса и с такой силой ударил его по голове, что тот от боли свернул с шоссе и проехал сотню метров по разделительной полосе, прежде чем смог взять себя в руки и вернуться на тротуар.

– Ты чертов идиот! – Закричал в трубку Манасян. Он был потрясен и взбешен.

– Послушай, Карен, – медленно произнес Сергей. – Мы должны быть очень осторожны, хорошо? Помни, пока он живет, ты живешь. Кто-нибудь умирает, все умирают. – Он растягивал время, давая Борису время сменить родинку. Когда мои люди привезли тебе машину в "Портофино", они засунули пистолет между сиденьями справа от Смирина. Он уже нашел его. Он готов к стрельбе, предохранитель снят. Я сказал ему, чтобы он отдал его тебе, когда ты потянешься за ним через сиденье.

– Я ему башку оторву, Якут! – заорал Манасян. – Я ему сейчас башку оторву! Я пристрелю его!

– Черт возьми, я не блефую, Карен.

Манасян прижал трубку к уху и заговорил с Борисом.

– Что он тебе сказал?

Во время разговора Манасяна с Никольским Борис левой рукой осторожно снял родинку с правой руки и теперь прижимал ее к изрезанной рукоятке пистолета. Он все еще был потрясен ударом в висок, но ему удалось медленно отвести руку от пистолета к нижней части руля, когда он медленно ответил.

– Он сказал не пользоваться пистолетом, который лежит здесь на сиденье. Он сказал отдать его тебе.

Манасян подсчитал, сколько времени они провели у телефона. Во время диалога на самом деле не мог бы сказано гораздо больше, чем об этом. Он ввинтил дуло пистолета в основание черепа Бориса и медленно потянулся через сиденье. Он нашел рукоятку пистолета, зажатую между сиденьями, и медленно вытащил ее. На нем был глушитель.

– И что теперь? – Сказал Манасян в трубку.

– Окей, ты понимаешь, как это произойдет? – Спросил Никольский.

– Да, понимаю.

– Мы просто хотим положить этому конец, Карен. Если мы вернем Смирина целым и невредимым, ты получишь безопасный проход. На этот раз тебе повезло. Очень, очень повезло.

Манасян знал, что Сергей говорит правду, по крайней мере в одном. У него была эта маленькая возможность. Теперь каждая минута была на счету. Он все время поглядывал в заднее окно. Он не видел фар на определенном расстоянии, что означало, что они, вероятно, были прикреплены к ним жучком, как они сказали. Им не нужен был кто-то рядом. Если это так, то расстояние между ним и тем, кто был там – он не был глуп, он знал, что там кто-то есть – это расстояние было его находкой. Его единственный шанс. И его следующий шаг должен быть сделан в этом пространстве, и в абсолютной конфиденциальности.

– Что скажешь, Карен? Мы договорились? – Спросил его Никольский.

– Да, мы договорились.

– Окей, теперь твоя очередь заставить нас поверить тебе, – заключил Сергей. – Когда ты оставишь его одного, ты должен будешь дать ему телефон, чтобы мы знали, что он жив, когда ты уйдешь. Мы будем говорить с ним, пока не доберемся до него. Когда мы его обнаружим, ты будешь на виду.

– Ясно! – Сказал Манасян и отключил телефон.

Секунду он колебался, прикидывая, что делать дальше, чтобы не пропустить ни одного шага, который сбил бы его с толку. Затем он набрал код на своем телефоне и сразу же нажал кнопку "Время истекло" на часах, установив отметку на сорок пять минут.

Свободный проход. Угу. Неужели Никольский думает, что он настолько напуган, что сошел с ума? Ни за что на свете он не отдаст Бориса Смирина, пока не выберется из этой передряги ... а может, даже и тогда. Надо посмотреть, как все пройдет. А пока, возможно, ложь выиграет ему немного времени.

Глава 56

– Жестко, – сказал Нечаев.

Никольский чувствовал на себе его взгляд. Они сидели в фургоне вплотную друг к другу, их глаза бегали по экранам.

– Это был дерзкий вызов, – сказал Нечаев.

– Ты имеешь в виду бессердечие, не так ли? – спросил Никольский, не глядя на Нечаева. – Можно сказать, бессердечность.

– Нет, я имею в виду смелость. Если ты ошибаешься ... тогда это было бессердечно. Ты почти получил все, что хотел, Сергей. Больше чем ты ожидал, ты мог бы получить. Ты мог бы забыть об этом.

– Возможно, я бы так и сделал, если бы он не вернулся за ноутбуком. Но если он рисковал жизнью ради этого, то я тоже хочу это.

– Даже если это будет стоить Смирину жизни?

– Смирин – это одна жизнь. Никто не знает, сколько жизней может спасти этот ноутбук.

– Что если он не сможет? Что, если он не сможет спасти даже одного?

– Ты ведешь себя так, будто Смирин уже мертв. Слушай, если Манасян поверит, что Смирин проглотил "жучка", то он оставит Смирина с машиной, потому что он должен обезопасить себя. Если он это сделает, я хочу, чтобы Смирин смог добраться до него.

– Здесь чертовски много факторов.

Никольский ничего не ответил, Не обращая внимания на Нечаева и не сводя глаз с мониторов.

– А если Манасян не купится на эту историю? – настаивал Нечаев.

Никольский повернулся к нему.

– Подумай об этом, Жора. Мы уничтожили весь этот замысел. Черт, я и сам с трудом в это верю. Это должно было напугать его до чертиков. Я должен догадаться, что в этот момент Карен Манасян полностью сосредоточен на спасении своей шкуры.

– А если он не купится на ложь о проглоченном "жучке"?

– Тогда он возьмет с собой Смирина. И даже если он это сделает, он должен будет думать, в глубине души, что, возможно, он ошибся. Что, возможно, я смотрю на этот монитор и вижу, как "жучок" Смирина уходит с Манасяном, а не остается с "Линкольном", как мы договаривались. Он вспомнит, что я сказал, что если он сделает что-то помимо того, о чем мы договорились, то он покойник. В ту секунду, когда он отклонится от нашего соглашения – если он это сделает – он будет потеть кровью. Люди, которые потеют кровью, совершают ошибки. – Он посмотрел на монитор. – Смирин все еще с ним.