Текст книги "Стихотворения и поэмы"

Автор книги: Юрий Кузнецов

Былина о строке

 
С голубых небес в пору грозную
Книга выпала голубиная.
Кто писал её – то неведомо,
Кто читал её – то загадано.
Я раскрыл её доброй волею,
Не без помощи ветра буйного.
На одной строке задержал судьбу,
Любоваться стал каждой буковкой.
Что ни буковка – турье дерево,
А на дереве по соловушке,
А за деревом по разбойнику,
За разбойником по молодушке,
На конце концов – перекладина,
Слёзы матушки и печаль земли.
Что ни слово взять – тёмный лес шумит,
Пересвист свистит яви с вымыслом,
Переклик стоит правды с кривдою,
Вечный бой идёт бога с дьяволом.
А за лесом спят добры молодцы,
Тишина-покой, дремлет истина,
И звезда горит ясным пламенем
После вечности мира сущего.
Неширок зазор между буковок –
Может бык пройти и дорогу дать.
А просвет меж слов – это белый свет,
Вечный снег метёт со вчерашнего.
Так слова стоят, что забудешься,
Так долга строка и упружиста,
Глянешь вдоль неё – взгляд теряется.
По строке катать можно яблоко,
А в самой строке только смерть искать.
На конце она обрывается,
Золотой обрыв глубже пропасти –
Головою вниз манит броситься.
Я читал строку мимо памяти,
Мимо разума молодецкого.
А когда читал, горько слёзы лил,
Горько слёзы лил, приговаривал:
– Про тебя она и про всячину.
Про тебя она, коли вдоль читать,
Поперёк читать – так про всячину.
 

1983

Бой в сетях

 
«Воздух полон богов» —
так говорили древние греки.
 
 
Воздух полон богов на рассвете,
На закате сетями чреват,
Так мои кровеносные сети
И морщины мои говорят.
 
 
Я покрылся живыми сетями,
Сети боли, земли и огня
Не содрать никакими ногтями —
Эти сети растут из меня.
 
 
Может быть, сам с собой я схватился,
И чем больше рвалось, тем сильней
Я запутался и превратился
В окровавленный узел страстей?
 
 
Делать нечего! Я погибаю,
Самый первый в последнем ряду.
Перепутанный мрак покидаю,
Окровавленным светом иду.
 
 
Бог свидетель, как шёл я по жизни
Дальше всюду и дальше нигде
По святой и железной отчизне,
По живой и по мёртвой воде.
 
 
Я нигде не умру после смерти.
И кричу, разрывая себя:
– Где ловец, что расставил мне сети?
Я свобода! Иду на тебя!
 

1983

Маркитанты

 
Было так, если верить молве,
Или не было вовсе.
Лейтенанты всегда в голове,
Маркитанты в обозе.
 
 
Шла пехота. Равненье на «ять»!
Прекратить разговоры!
А навстречу враждебная рать -
Через реки и горы.
 
 
Вот сошлись против неба они
И разбили два стана.
Тут и там загорелись огни,
Поднялись два тумана.
 
 
Лейтенанты не стали пытать
Ни ума, ни таланта.
Думать нечего. Надо послать
Толмача-маркитанта!
 
 
– Эй, сумеешь на совесть и страх
Поработать, крапивник?
Поразнюхать о слабых местах
И чем дышит противник?
 
 
И противник не стал размышлять
От ума и таланта.
Делать нечего. Надо послать
Своего маркитанта!
 
 
Маркитанты обеих сторон -
Люди близкого круга.
Почитай, с легендарных времён
Понимали друг друга.
 
 
Через поле в ничейных кустах
К носу нос повстречались,
Столковались на совесть и страх,
Обнялись и расстались.
 
 
Воротился довольный впотьмах
Тот и этот крапивник
И поведал о тёмных местах
И чем дышит противник.
 
 
А наутро, как только с куста
Засвистала пичуга,
Зарубили и в мать и в креста
Оба войска друг друга.
 
 
А живые воздали телам,
Что погибли геройски.
Поделили добро пополам
И расстались по-свойски.
 
 
Ведь живые обеих сторон -
Люди близкого круга.
Почитай, с легендарных времён
Понимают друг друга.
 

1984

* То не лето красное горит, *

 
То не лето красное горит,
Ни высокий совет, ни любовь!
Посмотри! Твою землю грызут
Даже те, у кого нет зубов.
И пинают и топчут её
Даже те, у кого нету ног,
И хватают родное твоё
Даже те, у кого нету рук.
А вдали, на краю твоих мук
То ли дьявол стоит, то ли Бог.
 

1984

Голоса

 
Когда склонился этот свет к закату,
Зашевелились кости мертвеца:
– Меня убила родина за правду,
Я не узнал ни одного лица…
 
 
Заговорили голоса из бездны,
Затрепетала полоса теней:
– Не поминай убийц. Они известны.
Открой нам имя родины твоей…
 
 
Но если имя родины откроет,
Её убьют чужие и свои.
И он молчит, и только бездна воет
В живом молчанье смерти и любви.
 

1984

Простота милосердия

 
Это было на прошлой войне,
Или богу приснилось во сне,
Это он среди свиста и воя
На высокой скрижали прочёл:
Не разведчик, а врач перешёл
Через фронт после вечного боя.
 
 
Он пошёл по снегам наугад,
И хранил его – белый халат,
Словно свет милосердного царства.
Он явился в чужой лазарет
И сказал: «Я оттуда, где нет
Ни креста, ни бинта, ни лекарства.
 
 
Помогите!..» Вскочили враги,
Кроме света не видя ни зги,
Словно призрак на землю вернулся.
«Это русский! Хватайте его!» –
«Все мы кровные мира сего», –
Он промолвил и вдруг улыбнулся.
 
 
«Все мы братья, – сказали враги, -
Но расходятся наши круги,
Между нами великая бездна».
Но сложили, что нужно, в суму.
Он кивнул и вернулся во тьму.
Кто он? Имя его неизвестно.
 
 
Отправляясь к заклятым врагам,
Он пошёл по небесным кругам
И не знал, что достоин бессмертья.
В этом мире, где битва идей
В ураган превращает людей,
Вот она, простота милосердья!
 

1984

Заклинание

 
Мир с тобой и отчизна твоя!
Покидая родные края,
Ты возьми и моё заклинанье.
В нём затупятся молнии лжи,
В нём завязнут чужие ножи,
Что готовят тебя на закланье.
 
 
Все проклятья в него упадут,
Все подводные камни всплывут,
Все летящие пули застрянут.
Волчьи ямы, что роют тебе,
И провалы на горной тропе
Зарубцуют слова и затянут.
 
 
Все рогатки оно разогнёт,
Глаз дурной на себя отведёт,
Упасёт от ловушки и яда,
От великих и малых когтей,
От земных и небесных сетей:
Всё возьмёт на себя, если надо.
 
 
А когда ты вернёшься домой
И пойдёшь по дороге прямой,
С двух концов подожги заклинанье –
И сгорит твоя верная смерть,
А на пепел не стоит смотреть,
Чёрный пепел развеет дыханье.
 

1984

Мужик

 
Птица по небу летает,
Поперёк хвоста мертвец.
Что увидит, то сметает.
Звать её – всему конец.
 
 
Над горою пролетала,
Повела одним крылом —
И горы как не бывало
Ни в грядущем, ни в былом.
 
 
Над страною пролетала,
Повела другим крылом —
И страны как не бывало
Ни в грядущем, ни в былом.
 
 
Увидала струйку дыма,
На пригорке дом стоит,
И весьма невозмутимо
На крыльце мужик сидит.
 
 
Птица нехотя взмахнула,
Повела крылом слегка
И рассеянно взглянула
Из большого далека.
 
 
Видит ту же струйку дыма,
На пригорке дом стоит,
И мужик невозмутимо
Как сидел, так и сидит.
 
 
С диким криком распластала
Крылья шумные над ним,
В клочья воздух разметала,
А мужик невозмутим.
 
 
– Ты, – кричит, – хотя бы глянул,
Над тобой – всему конец!
– Он глядит! – сказал и грянул
Прямо на землю мертвец.
 
 
Отвечал мужик, зевая:
– А по мне на всё чихать!
Ты чего такая злая?
Полно крыльями махать.
 
 
Птица сразу заскучала,
Села рядом на крыльцо
И снесла всему начало —
Равнодушное яйцо.
 

1984

Отповедь

 
Что за племя на свет народилось?
Не прогнать и собакой цепной.
Обделила их Божия милость,
Так желают урвать от земной.
 
 
Раз поэт, открывай свою душу.
Те стучатся, а эти стучат
И трясут мою славу, как грушу.
– Кто такие? – Свои, – говорят.
 
 
Кроме наглых надежд и тумана,
Ни крестов, ни кустов, ни идей.
Ах вы голые карлы обмана,
Постыдились хотя бы людей!
 
 
Плащ поэта бросаю – ловите!
Он согнёт вас до самой земли.
Волочите его, волочите,
У Олимпа сшибая рубли.
 
 
Вон отсель поперечно-продольно,
Проходимцы души и дорог.
Не хочу. Презираю. Довольно
Обивать мой высокий порог.
 

1985

* Что тебе до семейных измен? *

 
Что тебе до семейных измен?
Что тебе до разорванных звеньев?
Что тебе до обрушенных стен?
Что тебе до летящих каменьев?
 
 
Горный воздух так чист и глубок,
И леса обступают огулом.
Посмотри на бегущий поток,
Он живёт своей силой и гулом.
 
 
Он поток. Он ломает хребты
И летящих камней не боится.
Он зажмёт им орущие рты,
Он обточит им грубые лица.
 
 
Он шумит про своё и ничьё,
Он уходит в открытое море,
Где купается имя твоё
И гуляет душа на просторе.
 

? (1980-85)

* Не поминай про Стеньку Разина *

 
Не поминай про Стеньку Разина
И про Емельку Пугача.
На то дороженька заказана
И не поставлена свеча.
 
 
Была погодушка недоброю,
Ты наломал немало дров.
И намахался ты оглоблею
Посереди родных дворов.
 
 
Уж нет дворов – одни растения,
Как будто ты в краю чужом
Живешь, и мерзость запустения
Разит невидимым козлом.
 
 
Куда ты дел мотор, орясина?
Аль снес за четверть первача?
И все поешь про Стеньку Разина
И про Емельку Пугача.
 
 
Трудись, душа ты окаянная!
Чтобы когда-нибудь потом
Свеча горела поминальная
Во граде Китеже святом.
 

1986

Портрет учителя

 
Он истину мира сего
Принёс на ладони тебе:
«Не мысли другому того,
Чего не желаешь себе».
 
 
Он светло-рус, и мягко бьёт о плечи
Его волос струящийся потоп,
И чист его широкий светлый лоб,
И нет на нём морщин противоречий;
Темней волос его прямые брови,
Его глаза невыразимы в слове,
Как будто небеса глядят на вас,
Чуть подняты обочья синих глаз,
И глубину ресницы оттеняют;
Едва заметно скулы проступают,
А плавный нос ни мягок и ни груб,
Усы не закрывают полных губ,
Густая борода невелика,
Слегка раздвоена на подбородке.
Высок и прям. Его издалека
Народы узнавали по походке.
Он исходил и Запад, и Восток,
И Юг, и Север вдоль и поперёк.
Две бездны разом видел он во мраке:
И солнце и луну. И на песке
Порой чертил пространственные знаки
И после их сметал в глухой тоске.
Ученики, предавшие его,
Такое действо посчитали странным
И, потаясь, спросили: – Отчего
Не пишешь ты на чём-то постоянном?
И слово указательным перстом
Он начертал на воздухе пустом.
И вспыхнуло, и засияло слово,
Как молния… И молвил он сурово:
– Вот ваше постоянное. Вот то,
Чего не может вынести никто.
Покоя нет: вы грезите покоем,
А силы тьмы вокруг теснятся роем.
Три битвы, три войны идут от века.
Одна идёт, сокрыта тишиной,
Между свободной волей человека
И первородно-личною виной.
Вторая битва меж добром и злом,
Она шумит по всем земным дорогам.
А третья – между дьяволом и Богом,
Она гремит на небе голубом.
В душе и рядом бьётся тьма со светом,
И первый крик младенца – он об этом.
Раскаты грома слышатся в крови,
Но говорю вам: истина в любви.
Не ждите чуда, не просите хлеба.
Ваш путь туда! – он указал на небо.
Ученики ему сказали: – Отче,
Уныние в крови, а ты горишь
И коротко, и просто говоришь,
Но можешь ты сказать ещё короче?
– Могу! – и на ладони написал
Он истину и миру показал:
– В двух первых битвах победите с нею.
О третьей битве говорить не смею.
Направит вас туда, преобразив,
Иного мира воля и порыв.
 

1987

Кость

Ты царь: живи один.

А. Пушкин

 
Жил я один. Ты сказала: – Я тоже одна,
Буду до гроба тебе, как собака, верна…
 
 
Так в твою пасть был я брошен судьбой на пути.
Грызла меня, словно царскую кость во плоти.
 
 
Страстно стонала, хотя и другие порой
Кость вырывали из пасти твоей роковой.
 
 
С воплем бросалась на них ты страшней сатаны.
Полно, родная! Они, как и ты, голодны.
 
 
Высосан мозг, и в порожней кости иной раз
Дух или ветер поёт про последний мой час.
 
 
Брошенный буду мерцать среди горних светил…
В Бога поверь, чтоб тебя он за верность простил.
 

1988

* Друг от друга всё реже стоим *

В. К.

 
Друг от друга всё реже стоим
В перебитой цепи воскрешений.
Между нами фантомы и дым…
Мы давно превратились в мишени.
 
 
Что нам смерть! На кабы и авось
Столько раз воскресало славянство.
Наше знамя пробито насквозь,
И ревёт в его дырах пространство.
 
 
Застит низкого солнца клочок
Тёмной воли картавая стая.
Но косится в бою твой зрачок,
Голубиную книгу читая.
 

1988

Голубь

 
Мы на заре самих себя заспали,
И жизнь шумит, как сорная трава.
На крошку хлеба голубя поймали
Мальцы замоскворецкого двора.
 
 
Не грязный голубь с дерева безверья -
Сиял красавец, бел, как вечный снег.
Они б ему повыдергали перья,
Но отобрал прохожий человек.
 
 
Курчавый Ицек подскакал, как мячик,
И человека начал осаждать:
– Отдайте мне! – Зачем тебе он, мальчик?
– Поймите! Я могу его продать!
 
 
Звенело что-то в голосе такое
Глубокое, что вздрогнул человек.
– Пускай летает, – и взмахнул рукою.
– Пускай летает! – повторил навек.
 
 
Все видела и слышала старушка,
Дремавшая у Господа в горсти.
И, как в бору печальная кукушка,
Запричитала: – Боже, возврати!
 
 
Так, значит, есть и вера и свобода,
Раз молится святая простота.
О возвращенье блудного народа
В объятия распятого Христа.
 

1988

Пузыри

 
Всяк пузырь на волю выпускает
Джинна, заключённого внутри.
Но младенец этого не знает,
Млечные пуская пузыри.
 
 
Хочется тебе пузырь потрогать -
Дьявол строит рожи изнутри.
Вечный бой. Ты слышишь гром и грохот -
То металл пускает пузыри.
 
 
А когда кометы возникают
Около земного бытия, -
Пузыри кровавые пускают
Чистый разум и душа твоя.
 
 
Вечность дышит, как морская пена,
Пузырится главами собор.
Плоть живая пенится мгновенно,
И душа уходит на простор.
 
 
Мир звенит пустыми пузырями
Праздных грёз и дутого стекла,
Мыльными мгновенными шарами,
Что пускают слава и хвала.
 
 
Наложи печати и запреты,
Только ничего не говори,
Потому что дети и поэты
Всё же верят в эти пузыри.
 

1988

Откровение обывателя

 
Смотрим прямо, а едем в объезд.
Рыба-птица садится на крест
И кричит в необъятных просторах.
Что кричит, мы того не возьмём
Ни душою, ни поздним умом.
Теснотой и обидой живём.
Заливается ночь соловьём,
День проходит в пустых разговорах.
 
 
Заскучаю и муху ловлю,
Жаль, что быстрой езды не люблю
И нельзя провалиться на месте.
Мне поведал проезжий во мгле:
«Перестройка идёт на земле!»
Мне-то что! Хлеб и соль на столе,
И летает жена на метле.
Я чихал на такое известье!
 
 
Жизнь свихнулась, хоть ей не впервой,
Словно притче, идти по кривой
И о цели гадать по туману.
Там котёл на полнеба рванёт,
Там река не туда повернёт,
Там Иуда народ продаёт.
Всё как будто по плану идёт…
По какому-то адскому плану.
 
 
Кем мы втянуты в дьявольский план?
Кто народ превратил в партизан?
Что ни шаг, отовсюду опасность.
«Гласность!» – даже немые кричат,
Но о главном и в мыслях молчат,
Только зубы от страха стучат,
Это стук с того света, где ад.
Я чихал на подобную гласность!
 
 
Мне-то что! Обываю свой крест.
Бог не выдаст, свинья не доест.
Не по мне заварилася каша.
Рыба-птица на хрип перешла,
Докричаться до нас не могла.
Скучно, брат мой! Такие дела.
Особливо когда спохмела…
Жаль души, хоть она и не наша.
 

1988

Афганская змея

 
Аллах и пуля в рай ведут душмана,
И русский сон тревожен в том краю.
Один солдат в горах Афганистана
Заметил полумертвую змею.
 
 
Она на солнце узко отливала
Узорчатым черненым серебром.
Он пожалел и каждый день, бывало,
Поил ее из миски молоком.
 
 
Уже змея солдата узнавала,
Уже она из рук его пила.
Других она к себе не подпускала.
Окрепла и однажды уползла…
 
 
Застава спит. В палатке сон глубокий.
В глухую ночь стоял он на посту.
И только вспомнил отчий край далекий —
Опасность просквозила темноту.
 
 
И, уловив опасность по скольженью,
Присел от страха и узнал змею —
Та самая! И обвила за шею
Она его, как гурия в раю.
 
 
Хотел он встать, не тут-то было дело!
Змея вздымала голову пред ним,
В лицо шипела и в глаза глядела.
Так и сидел он в страхе, недвижим.
 
 
Как будто шум со стороны палатки,
Как будто тихо… Вечность протекла.
Змея, разжав кольцо смертельной хватки,
Его освободила. Уползла.
 
 
Он распрямился и, мрачней заката,
Прошел насквозь заставу, – кровь и прах.
Все вырезаны, все его ребята,
И первыми – кто были на постах.
 
 
Как жить ему? Его сомненье гложет,
Подумать страшно: может быть, змея
Его спасла, за счет других… О боже,
Печальна тайна, но она твоя!
 

1989

* В воздухе стоймя летел мужик, *

 
В воздухе стоймя летел мужик,
Вниз глядел и очень удивлялся
И тому, что этот мир велик,
И тому, что сам не разбивался.
 
 
Так-то так. Но он не знал того,
Пролетая над частями света,
Что таким представила его
Дикая фантазия поэта.
 
 
Между тем поэт о нём забыл:
Голова на выдумки богата,
А мужик летит среди светил,
И, пожалуй, нет ему возврата.
 

1990

Струна

 
В землю белый и красный легли,
Посылая друг другу проклятья,
Два ствола поднялись из земли
От единого корня, как братья.
 
 
В пыль гражданская распря сошла,
Но закваска могильная бродит.
Отклоняется ствол от ствола,
Словно дьявол меж ними проходит.
 
 
Далеко бы они разошлись,
Да отца-старика по наитью
Посетила счастливая мысль —
Их связать металлической нитью.
 
 
Слушай, слушай, родная страна,
В грозовую ненастную пору,
Как рыдает от ветра струна
И разносится плач по простору.
 
 
В ясный день не рыдает она,
И становятся братья родными.
И такая стоит тишина,
Словно ангел витает над ними.
 

1990

Возвращение

 
Шёл отец, шёл отец невредим
Через минное поле.
Превратился в клубящийся дым -
Ни могилы, ни боли.
 
 
Мама, мама, война не вернёт…
Не гляди на дорогу.
Столб крутящейся пыли идёт
Через поле к порогу.
 
 
Словно машет из пыли рука,
Светят очи живые.
Шевелятся открытки на дне сундука -
Фронтовые.
 
 
Всякий раз, когда мать его ждёт, -
Через поле и пашню
Столб клубящейся пыли бредёт,
Одинокий и страшный.
 

?

Двое

 
Где-то в поезде ехали двое,
Невпопад говорили, и вдруг
Я словечко услышал такое -
До сих пор пресекается дух.
 
 
Глянул: бабка над внуком рыдала
И рыданьем баюкала слух.
– Кто тут был?
– Никого не бывало… -
До сих пор пресекается дух.
 
 
И словечко-то, право, пустое,
И расслышал его я не так:
– В этом мире погибнет чужое,
Но родное сожмётся в кулак.
 

Стихи 1991–1998

Молчание Пифагора

 
Он жил и ничего не мог забыть,
Он камень проницал духовным зреньем.
Ему случалось человеком быть,
И божеством, и зверем, и растеньем.
 
 
Свои рожденья помнил с оных пор
И в нескольких местах бывал он разом.
Река встречала: – Здравствуй, Пифагор! —
Он проходил: – Прощай, мой бывший разум!
 
 
Он в тишине держал учеников
И вёл беседы только через стену.
И измышлял для будущих веков
Мусическую стройную систему.
 
 
Он говорил: – Она должна звучать,
Но тайно, как община на Востоке. —
Об истине предпочитал молчать,
Но позволял окольные намёки:
 
 
«Не спорь с народом. Слово нагишом
Не выпускай: его побьют камнями.
Живой огонь не шевели ножом:
Он тело Бога. Не любись с тенями…»
 
 
Он толковал на берегу морском,
Где волны отливали синим светом:
– Мы промолчать не можем обо всём,
Так помолчим хотя бы вот об этом!
 
 
Он ставил точку в воздухе, как рок:
– Вот точка духа. Вот его основа!
Всё остальное мировой поток,
То бишь число. А посему ни слова!..
 
 
Он этим ничего не утвердил
И в прошлый раз на берегу пустынном,
Когда он треугольник начертил:
– Вот красота! Тут множество в едином.
 
 
Безмолвствует такая красота,
Она не для обычного сознанья.
Он первым из людей замкнул уста
И сей завет назвал щитом молчанья.
 
 
Своим молчаньем он сказал о том,
Что истина рождается не в спорах.
Но многие философы потом
Жизнь провели зазря в словесных орах.
 
 
Есть немота, по ней легко узнать
В любой толпе иного человека:
Он хочет что-то важное сказать,
Его душа немотствует от века…
 
 
Река времён всё помнит и шумит,
Безмолвствует и спит река забвенья,
Одна река мерцает и дрожит,
Другая – тень застывшего мгновенья.
 
 
Какие прошумели племена
На берегу печали и раздора!
Какие пролетели времена
Над златобедрым прахом Пифагора!
 
 
Великая любовь не говорит,
А малая хохочет и болтает.
Великая печаль не голосит,
А малая и ропщет и рыдает.
 
 
Любовь слила два сердца – взор во взор,
Они молчат на берегу пустынном.
Ни слова, о, ни слова, Пифагор,
О красоте, чья двойственность в едином!
 
 
У вечного покоя не шумят,
А для других стоят в молчанье строгом.
Не просто так покойники молчат,
А чтоб душа заговорила с Богом.
 
 
Затишье перед битвой чутко спит,
Безмолвье после битвы спит глубоко.
Душа живая около молчит,
А души мёртвых… те молчат далёко.
 
 
Бывало, в бой стеной молчанья шли:
Ни голоса, ни выстрела, ни звяка.
Психической атаку нарекли.
Психея, ты молчишь? Твоя атака!
 
 
Ты помнишь зал? Беспечный бал гремел.
Но ты вошла – и все как онемели.
И кто-то молвил: «Ангел пролетел!»
Не только ангел. Годы пролетели!..
 
 
Молчанье – злато, слово – серебро,
А жизнь – копейка с мелким разговором.
Silentium! Вытряхивай добро,
Сдавай бутылки вместе с Пифагором!
 
 
Когда молчать преступно, то умри,
Не покупай народного вниманья!
В речах вождей блистает изнутри
Дешевая фигура умолчанья.
 
 
Что шепчет демон, ухо щекоча?
Откуда в слабой женщине болтливость?
Где кротость духа? Где его свеча?
Шумит свобода. Где её стыдливость?..
 
 
Вперёд, вперёд! Веди, угрюмый стих!
Веди меня по всем камням-дорогам
К безмолвью просветлённых и святых,
Обет молчанья давших перед Богом.
 
 
Веди в подвалы вздыбленных держав,
Где жертвы зла под пытками молчали;
Ни истины, ни правды не предав,
Они самозабвенно умирали.
 
 
Замри, мой стих!.. Безмолвствует народ
В глухой долине смуты и страданья.
И где-то там, из мировых пустот,
Очами духа светит щит молчанья.
 

1991

*silentium – лат. «молчание»

Осенняя годовщина

Октябрь уж наступил…

А. Пушкин

 
С любовью к Октябрю Россия увядает,
Она жива сегодня, завтра нет.
Зажги свечу и плачь!.. Уж роща отряхает
Кровавые листы – их так любил поэт.
Народная слеза в осадок выпадает,
Народная тропа уходит на тот свет.
 

[Октябрь 1993]

Последняя ночь

 
Я погиб, хотя ещё не умер,
Мне приснились сны моих врагов.
Я увидел их и обезумел
В ночь перед скончанием веков.
 
 
Верно, мне позволил Бог увидеть,
Как умеют предавать свои,
Как чужие могут ненавидеть
В ночь перед сожжением любви.
 
 
Жизнь прошла, но я ещё не умер.
Слава – дым иль мара на пути.
Я увидел дым и обезумел:
Мне его не удержать в горсти!
 
 
Я увидел сны врагов природы,
А не только сны моих врагов.
Мне приснилась ненависть свободы
В ночь перед скончанием веков.
 
 
Я услышал, как шумят чужие,
А не только говорят свои.
Я услышал, как молчит Россия
В ночь перед сожжением любви.
 
 
Вон уже пылает хата с краю,
Вон бегут все крысы бытия!
Я погиб, хотя за край хватаю:
– Господи! А Родина моя?!
 

1993