Текст книги "Мозаика мертвого короля"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Король кивнул:

– Разумно. За сына не беспокойся. Присмотрят, как обычно. С прыжками осторожнее. Не доверяю я этим сложным магическим штукам. Катрин мне как-то объясняла… Впрочем, ты сама всё знаешь. Всё, можете отправляться. Разберёшься на месте.

– Да, Ваше Величество, – Дженни поднялась из-за стола.

– Отлично, – король улыбнулся. – Тебя ждёт королева. У неё гораздо больше поручений. Испытываю робкую надежду, что основное ты тоже не забудешь. Можешь идти, а я пока скажу несколько слов твоему суровому охраннику.

Дженни замерла, уже шагнув к двери.

Король глянул насмешливо:

– Я хочу дать совет твоему муженьку, а не сожрать его живьём.

Лит первый раз остался наедине с властителем земель Ворона. До сих пор Его Величество ограничивался беглым кивком, справедливо воспринимая рослую фигуру телохранителя, как тень ведьмы. Единственная привилегия тени – и в королевских покоях носить за поясом видавший виды топор.

– Женщины, – проворчал король. – Слишком изменчивые, чтобы слепо доверять даже лучшим. Нервные, импульсивные или упрямые, прямолинейные, как клинок глорского меча. Боги знают, от чего это зависит, – утром человек женат на милой и ласковой красавице, вечером опасается разделить ложе со злющей и ядовитой навой. Понимаешь, о чём я?

– Да, мой король. Даже летом бывают заморозки.

– Именно. Нам с тобой, видят боги, повезло, – король поднялся и подошёл к конторке. – Желаю вам найти мальчишку. Я помню ту историю. Ищите.

Лит следил, как король наполняет серебряные походные стаканчики.

– Насколько я понимаю, Катрин непременно отыщет мальчишку или того, кто его убил, – задумчиво продолжил король. – Это справедливо, и я не собираюсь мешать. Но будет крайне несправедливо и преступно по отношению к землям Ворона, если леди Катрин или ведьма Короны не вернутся.

– Они вернутся, Ваше Величество. Вернутся живыми.

– Очень хорошо. Такова наша главная задача. Кстати, тебе тоже нужно вернуться. Моя ведьма должна иметь надёжную опору. Будь осторожен, лесовик.

* * *

Возвращались домой молча. Дженни несла корзинку с несколькими аккуратненькими сверточками, – королева настоятельно требовала передать подарки близнецам леди Катрин. У Лита под курткой оказался увесистый мешочек, – на этот раз Корона сочла предстоящими расходы оправданными и не поскупилась.

– Что он тебе сказал? – мрачно осведомилось Дженни.

– Приказано тебя беречь.

– Хм. И всё?

– Ещё приказано беречь леди Катрин.

Королевская ведьма выразительно фыркнула.

– Король её ценит, – пробормотал Лит.

– Ещё бы.

– Ты думаешь? По-моему, король и королева очень… ладят.

– Они любят друг друга, дикий лесовик. Но до этого была ваша воительница. И она не стала королевой, потому что… Ну, понятия не имею, почему.

– О!

– Не делай такое умное лицо. Похоже, Катрин не захотела отягощать свою белокурую голову короной и подсунула вместо себя замену – нашу нынешнюю королеву.

– А король? – поразмыслив, поинтересовался Лит.

– Король? Подумал-подумал, и смирился. Потом ему пришлась по вкусу замена. Самое чудное в этой истории, что они все продолжают дружить.

– А почему они не должны дружить с Катрин? Она поступила честно.

– Ты уверен?

– А где подвох? Ну, я, конечно, не согласился бы, чтобы ты мне кого-то сватала. Но король иное дело. Политические интересы…

– Ты тупее своих корявых пней, углежог, – Дженни взяла мужа за руку. За левую. Правая у Лита всегда оставалась свободна – ладонь должна быть у топорища.

Конец месяца Травы.

Нигде. Блоод.

Темнота. Промахнулась.

Ланон-ши – ночные создания, и боги подарили им ночные глаза. Замковые башни и галереи, городские черепичные крыши, звёздный полог глухой ночи, скрип обветшавших мельниц и бархатная пыль заброшенных подвалов, сонная тьма и тишина, – вот мир сладостных кровопийц. Но ни в подземельях, ни на чердаках не бывает полной тьмы.

Здесь была.

Блоод прошла ощупью, должно быть, шагов двести, и вернулась на то же место. Слабый аромат осоки и проточной воды, – запах, занесённый самой Блоод.

Попалась. Как это называется у людей?

Мышеловка.

Сама виновата. Прыгнула, уже мысля о следующем прыжке. Так нельзя.

Сделала.

Что дальше?

Справа снова тянулась неровная стена. Блоод изредка касалась её когтями. Неровные выступы, никаких ниш или проходов, никаких щелей, никакого движения воздуха. Ноздреватый сухой камень. Выступ… можно споткнуться, – Блоод инстинктивно перешагнула неровный порог. Нет, не порог, – складка нетронутого камня. Никогда не было двери, и никто не долбил здесь камень. Ещё тридцать шагов, опять запах канала Глора, – уже потускневший, слабый. Круг замкнулся.

Мышеловка. Ланон-ши-ловка.

Блоод присела на корточки и обняла колени руками.

Попалась. Когда-то, уже много лет назад, Катрин объясняла, как это – Прыгать. Одновременно и сложно, и легко. Одно усилие, и ты уже там. Но это сложное усилие. Ты становишься искрой на кончике клинка летящего кинжала. Пронзаешь-прожигаешь пространство. Другой мир, иное время, иной край земли, – нет границ, всё легче лёгкого. Единственный миг полнейшей концентрации мысли, великой решимости и силы. Отрешённая отрешённость.

Промахнулась.

Плохо. На тебя надеялись, а ты промахнулась.

Что-то стучало в груди. У ланон-ши есть сердце, но оно медленное. Стучат сердца у тех, кто спит, кто грезит и видит ночную гостью, кто держит её в объятьях, и спит, спит… Но мёртвых ланон-ши никто не должен видеть.

Успокойся. Это паника. Как у человека. Внутри колотится, сжимается что-то неведомое в желудке, крик рвётся наружу.

Успокойся. И тогда всё получится.

Нет! Уже не получится. В плену. Опять в плену. Подвал. Голод. На шее ожерелье тяжёлого, тронутого ржавчиной, железа. Ошейник. Твое первое человечье украшение. Тогда Катрин помогла. Нет, тогда помогли друг другу. Странное чувство – дружба.

Ланон-ши не дружат с людьми. Ланон-ши не дружат ни с кем. Закон. Инстинкт. Всё. Самцы-мужчины – пища и удовольствие. Женщины-люди – смешны, безобразны, вовсе не нужны.

Блоод смотрела в темноту, опёршись спиной о сухую стену. Сухая – это плохо. Ланон-ши – терпеливы. Выносливы. Без крови и мужской силы можно спать. Долго. Без воды – меньше. Намного меньше.

Катрин бы проскребла камень насквозь. Она не умеет сдаваться. Слабые ногти, но воля твёрже стали. Она всё может. Загрызть, научить. Говорить смешные вещи. Показать удовольствие без пищи. Ха, как может быть? Может. Жила одинокая, голая и вечно голодная ланон-ши. Раз, – зеленоглазая молодая человечья самка просто говорит, – и всё можно по-иному. Муж, дети, дом. Украшения. Друзья. О, чулки! Лайкра. Небывалая красота. Небывалая ланон-ши.

Энгус, ты где? Муж? Ты не сумеешь объяснить детям. Одичают. Полукровки. Ночь, люди в глубоком сне: и кровь, и удовольствие льются до дна. Мертвецы. Месть. Охота за несущими смерть.

Ланон-ши сидит. Умирает. Годы идут.

Вот блинский случай, как любит говорить Катрин.

Блоод ощупала вещи, оставшиеся при ней. Плащ, брюки и блуза. Мягкие удобные башмачки. Шнурки. Крошечная одежка из другого мира, – стрин-ги. О, вечно голой ланон-ши удовольствие от одежды. Ещё длинный стилет и ножны. Кошель с письмами. Перстни, браслеты. Какой толк? Кресала нет.

Факел. Пусть бы болят глаза. Терпеть. Найти щель, рыть, ковырять. Ползти червем.

Нет. Нет кресала. Нет сквозняка. Не выйдет. Всё пропало. Глупая ланон-ши.

Блоод свернулась в древнюю позу. Уже почти забыла как. Плотный клубок, ноги поджаты, руки между колен, под щекой твёрдый камень. Дикий-дикий дарк. Подушка – только волосы. Где постель? Где кружева? Чистые простыни. Запах лаванды, духов, что делает Фло.

Бедная ланон-ши. Ещё плотней сжаться. Лежать, умирать.

Ланон-ши долго живут, долго умирают. Сколько жизни прошло до ловушки? Восемьдесят лет. Нет. Уже девяносто? Раньше не считала. Нет мужа, нет друзей, – не ждёшь, когда они умрут. Незачем считать зимы. Нет забот у дикой ланон-ши. Плохо иметь всё. Плохо умирать. Совсем молодая. Во цвете лет. Хотела присмотреть за правнуками, дальше, за пра и пра, помочь…

Рано умирать! Зацепиться за что-то. Удочка, крючок. Ловить рыбу. Вещь, мысль. Успокоиться, сосредоточиться. Прыгнуть. «Две лапы»? Нет, мысли как стрижи над обрывом: несутся, пищат, глупят. Муж, дети, своя постель, – колотится в груди страх, мешает. Глор? Не поймать. Сложно. Чужой город. Кругом пища, пища…

Блин, нафиг. Хочется есть. Сколько дней прошло?

Не думай так! Ты почти человек. Как Катрин, – мысль, вбитая в железо. Узко, твёрдо. Только туда. Как водопровод, – длинная труба. Течёт. В старом мире Катрин и Фло много труб. Удобно. Стирать, пить, брать мужчин. В пузырьках. Джа-кузи. Там был большой мужчина. Вкусный, пахучий. Громкая музыка из хитрого ящика. Дзум, дзум, дзум, – как толчки крови из вены. Даришь счастье. Оставляешь живым.

Блоод фыркнула во тьму, перевернулась на другой бок. Сжалась изо всех сил, согревая ладони между бёдер.

Не туда мысль. Пища, самцы, все заботы – к такой-то матери.

Водопровод. Поток. Журчащий, сильный. Струя из крана. Стирать. Много-много стрин-гов, чулок, бюст-гальтеров. Какой ажур, о! Богатый мир. Туда? Через Старый мир? Рискнуть? Без Кэт и Фло?! Там дурной воздух. Нет, страшно. Жадная ланон-ши. Мало белья? Коллекция. Подруги не забывают дарить. Любят. Балуют. Посмеиваются. Стыдно расспрашивать о штучках. О манящих пустяках. Вот Мариэтта говорила о лосинах… Она любит поболтать.

Мариэтта. Ферма «Боспор». Что мешает? Лес, река, покой. Можно стирать бельё. Ланон-ши не может умирать в нечистых стрин-гах. Пробуй. Дурища…

36-й день месяца Травы.

Хутор «Боспор». Мариэтта.

– Цыц, покемон заводной! – Мариэтта подхватила сына, упорно норовящего ухватить морковку за ботву и стащить со стола вместе с корзинкой.

Рыбу пришлось чистить, держа ребёнка на руках. Наследник деятельно помогал, дёргая бронзового леща за хвост.

– Я тебя сейчас купать не буду. Вот пусть тебя Пуштун облизывает, – пригрозила заботливая мать.

Кошка, поджидающая за окном, нервно мявкнула.

Мариэтта была матерью молодой и не слишком опытной, но человеком сугубо жизнерадостным и уверенным в себе. Уйти из Старого мира ей с мужем пришлось по состоянию здоровья. Обосновались на реке, до ближайшей деревни шесть дней пути. Так и хотели: безлюдья и покоя. Муж всё ещё служил по своему ведомству, в связи с чем регулярно исчезал в сопредельных мирах, и отсутствовал неделями, а то и дольше. Мариэтта скучала, но дел имелась целая прорва, а когда наследник появился, так и вообще ни вздохнуть, ни покурить…

Противень шмякнулся на стол, – хозяйка вертелась в тесноте кухни с ловкостью профессионального бармена, подбрасывая в воздух одновременно и нож, и банки специй. Сын теперь восседал у неё на шее, дергал за бандану, удерживающую кудряшки матери, и радостно взвизгивал, наслаждаясь представлением. На кухне царил творческий беспорядок: трехлитровая банка солёных огурцов служила подставкой для миски с орехами, с воткнутых в стену шампуров свисали связки грибов, перца и прищепок, а над парой тинтаджских пивных кружек и бутылкой южного ширитти гордо парил пластиковый птеродактиль. На самой высокой полке – так, чтобы не дотянулся ребёнок, – стояла коробка со светошумовыми гранатами. Впрочем, в этом кажущемся хаосе таился некий порядок, – по крайней мере, сама Мариэтта безошибочно, чаще ощупью, находила всё, что требовалось. Супруг не вмешивался, единственное, что требовал – оружие должно храниться всегда на одном и том же месте.

Обитатели «Боспора» искали уединения и вполне могли его отстоять. Близкие друзья здесь бывали редко, а для речников, чьи караваны пять-шесть раз в год проходили по Тюру, был оборудован причал и расчищено место для лагеря неподалеку от частокола, окружающего маленькую ферму. Впрочем, пока никому из разумных двуногих не приходило в голову проявлять агрессию, – на пустынных речных просторах гостеприимство ценили высоко.

Мариэтта уже занялась соусом, как во дворе залаяли собаки. Мать и сын озадаченно уставились друг на друга.

– Судя по гавканью, кто-то знакомый, – пробормотала хозяйка. – Но ты иди-ка, на всякий случай, в блиндаж.

Ребёнок безропотно позволил усадить себя в манеж, лишь любопытно тянул шею. Мариэтта сдёрнула фартук, потрогала рукоять револьвера, – из набедренной кобуры торчала рукоять «русского» Смит-Вессона с семидюймовым стволом.

Во двор молодая женщина вышла осторожно, собаки уже не лаяли, – дружно сидели у крыльца и смотрели на хозяйку.

– О чём сигнализируем? Своих быть не может. С юга спекулянты только что прочапали. Речной народец заказы забрал. Кто там? Опять какой-то хорек «эсэмеску» вам оставил?

Собаки смотрели обиженно.

Мариэтта еще раз окинула взглядом реку, опушку ближней рощи и, наконец, разглядела одинокую фигуру, бредущую вдоль кромки берега.

– Ты откуда? Ой, мать моя женщина, что у тебя с плащом? Напал кто? Или наоборот? – Мариэтта впустила гостью, заперла массивную калитку.

Блоод села на корточки и оперлась о брёвна частокола. Была сиятельная даркша какой-то измятой и замученной. Сквозь желтоватый шёлк кожи проступала бледность. Даже вечным сексуальным напряжением от красавицы сейчас пёрло как-то вполсилы.

Ланон-ши чуть сдвинула капюшон:

– Я когда? У тебя была?

Мариэтта с некоторым беспокойством глянула в прищуренные янтарные глаза:

– Четыре дня, как ты была. Я тебе почту передала, про южан рассказала… Да что у вас стряслось-то? Я думала, ты в лучшем случае через месяц заглянешь.

– Четыре дня? – Блоод кивнула с каким-то мрачным удовлетворением. – Я попутно. Зашла. На обед. У тебя куры есть?

– Куда ж они денутся? Но я сегодня леща готовлю. С хреном, – Мариэтта замолчала на полуслове. – Тебе это… Питаться, да?

Блоод смотрела молча.

– Ты так не смотри, – пробормотала Мариэтта. – Не нажимай. Я не железная. И не закомплексованная. Только как-то…

– Неуместно, – прошелестела Блоод.

– Точняк. Дитё ноет, собаки чешутся. Не та атмосфера. Не расслабишься. Хотя, с другой стороны, муж шесть дней носу не кажет. Работничек…

– Ты трепло, – Блоод улыбнулась, на миг показав острые верхние клыки. – Курицу дай.

– Уже несу. Может, лучше петуха?

– Индифферентно. Но лучше две. Штуки.

Через пять минут Мариэтта с интересом разглядывала, держа за лапы, двух умерщвлённых куриц:

– Аккуратно. Даже стильно. У меня Андрей так сырые яйца пьёт. Хочешь ещё коктейльчик?

– Хватит. Вечером муж. И остальное.

– Логично. Привет супругу передавай. Храбрый он у тебя человек.

– Любит. Ты тоже смелая. Не боялась меня и в начале.

– Я бы боялась, – серьёзно сказала Мариэтта. – Но ты подруга Катерины. Рекомендация солидная. Если честно, я её больше тебя опасаюсь. Хотя и уважаю. Но они с моим Андреем оба вояки, много повидавшие. Знаешь, как бывает: вспоминая бои да трофеи, стаканчик пропустили, другой. Разговор по душам, духовная близость, подкреплённая доводами идеального бюста, голливудских ног и зелёных глазищ. Ещё влюбится муженёк. Нет, я против кратковременного траха ничего не имею, но…

– Кэт сейчас некогда.

– Да это я так, на всякий случай намекаю. А что с пропавшим мальчиком? Конкретика какая проявилась?

– Не знаю. Пойду спрашивать. Вопрос. Мыло есть? Бельё простирнуть.

– Ой, да хоть вся стирайся и волосы мой. Сейчас воды согрею. Только без искушений. Я легкомысленная и темпераментная.

– Не вопрос. Есть же курятник.

Достойные особы дружно захихикали.

Глава пятая

Дело двигалось не слишком-то успешно. Большую часть снадобий я разыскал и особого труда это не составило. Например, мышиной серы вообще нашелся целый склад, который прямо с ветхим строением уступали за смешные полсотни «корон». Оставалось отыскать чёрную зернь, – она использовалась в красильном деле, и я уже знал, к кому обратиться. Зашёл на верфь, прошёлся по верным людям, – никто не отказался помочь, – нас ещё уважали. Гораздо хуже складывалась ситуация с колдунами. Я уже потратил немало серебра, изображая туповатого провинциала и посещая «потомственных магов, верховных ведьм и знаменитых колдунов с Жёлтого берега». Самым интересным из этих жуликов оказался старикан, надменно вравший, что он горец и жрец богини-кошки, великой Аририсус. Богиня общалась со мной посредством замечательно отполированного козлиного черепа. Часть зубов черепушки уцелело, и пощелкивали они очень убедительно. Замогильный шёпот тоже был недурен. Но прорицание меня разочаровало. Мне посулили небывалую удачу в торговых делах и скорые сердечные радости. Ещё за две «короны» коза, кошка и старик охотно обещали ускорить наступление сего радостного мига.

Я посидел в таверне, выпил пива и поухмылялся. Будем ждать. Остальные маги совершенно не впечатлили. Даже удивительно, как это город может прокормить такую толпу бездарных обманщиков. Загнать бы их всех в здание Гильдии магии да поджарить. Впрочем, один уличный колдунишка меня всё же удивил. Уставился гнойными глазёнками и прошамкал, что может избавить меня от тяготеющего проклятья всего за два медных «щитка». Я дал ему три монетки, и он немедленно принялся водить у меня перед носом концом замызганного посоха. Видимо, проклятье лежало на поверхности, потому что колдун трудился недолго. С облегчением засопел, и заверил, что теперь всё зависит от меня. «Ни в жизни, ни в смерти, ты повернешь к дому своему».

Тоже верно. Не жить, не умереть, вертеться мне на месте, как дурному псу, пытаясь укусить себя за хвост.

Вечером я взял в свою комнату шлюху и кувшин джина. Ни то, ни другое не помогло. Джин был отвратителен, девка неумела, к тому же после второго стакана стала неудержимо засыпать.

* * *

Утром я шагал в Красильный квартал и размышлял о том, что мне имеет смысл скорее вернуться в Кедровую бухту. Король будет вне себя: колдуна я ему предоставить явно не смогу, но едва ли мою голову швырнут в пену прибоя. Эшенбе я ещё нужен. Выйдем в море, охота на какого-нибудь трусливого «купца» заставит меня забыть о всякой чуши, вроде вонючих прорицателей и неумелых потаскушек.

– Чёрная зернь? Сколько угодно. Можно мерку, можно две. По три «короны» мерка, – хозяин рекомендованной мне красильной мастерской смотрел выжидающе. Мастерская была из преуспевающих, хотя по виду хозяина не скажешь, – весь ссохшийся, кривобокий, даром, что толстая серебряная цепочка со значком гильдии на морщинистой шее болтается. Сразу видно, что человек сроду здоровым морским воздухом не дышал.

– Уважаемый, я сейчас ничего брать не буду, – пояснил я. – Из Конгера заказчик интересуется.

– Из Конгера? – хозяин кивнул без особого интереса. – Ну, надумают, так пусть берут. Я, было, решил, что для собственных нужд приценяетесь. Мне-то что, берите. Но, мой вам совет, – что иное, подейственнее, подберите. Вы, я вижу, человек достойный, с деньгами, снадобье и получше этого изыщите. Что б не позориться, значит.

– Яд, что ли, эта чёрная зернь? – удивился я.

– Яд не яд, но отрава известная, – пробурчал хозяин. – А то вы не знали. Известное дело. Вот шутку, что отравленный непременно синеет, – о том мало кто знает. Хоть пол кружки этой дряни подсунь, – помается человек, народ своим видом попугает, но отлежится. Так что, ежели для жены или тёщи, то сами понимаете.

– Надо же, – я покачал головой. – Но я, уважаемый, не по этой части. И холост, да и сторговать мешок, или два, хотел. Многовато для тёщи или соседа.

– Мешок? – удивился хозяин. – В Конгере что, серый цвет в моду входит? Два мешка, – это полгорода окрасить можно. Зернь, она же сама по себе цвет не даёт, только закрепляет. К примеру, ежели киноварь взять, то чёрная зернь – одна часть на сто пятьдесят пойдет…

– Уважаемый, я только посредник, – я вынул длинный список, повел ногтем. – Вот, указано, – зернь чёрная, узнать, не дороже двух за мерку…

– Сторгуемся, – уверенно сказал хозяин. – Если оптом, то отдам дёшево. Ежели ещё и скажете, что там за мода новая, то «щиток» с каждой мерки – ваши.

– Договорились. Узнаю в точности, и изложу с подробностями, – радостно сказал я. – Накладную по уму оформим?

– Как скажешь, уважаемый…

* * *

Вечером я заглянул к одному старому знакомому. Человек от дел давно ушел, – спина у него совсем не гнулась, но старых друзей не забыл.

Мы сидели в садике, под сливой, пили лёгкое пиво. Дул бриз, шелестел листвой сада. Обе дочери моего знакомого давно повыходили замуж за людей достойных, служащих в Цитадели. Поболтать лишнего молодые любили.

– Говорят о колдунах сейчас мало, – обстоятельно рассказывал хозяин. – Предсказатель есть хороший, – сам лорд Адальберт его ценит.

– Слышал. Рисуют звёздные пути вместе с милейшим лордом. Поговаривают, планы богов на год, а то и три, вперёд, вычерчивают.

– Точно всё вырисовывают, без шуток, – заметил хозяин. – Как в прошлом году порешили, что весна худой будет, так и вышло. Сардилла к берегу так и не пришла, одна чернопёрка пёрла и пёрла. А сардиллы-то – единственный косяк. Цены на рынке – ого!

– Это понятно. Рисованное колдовство, видно, верная штука, только слишком медленная. Нам ждать недосуг.

– Угу. Тогда горский мудрец. Он с посольством кошачьей богини прибыл. Главный её посланник. Колдует мощно. Говорят, к нему благородные лорды наперебой лезут деньги отдавать. Ну, с лордов какой спрос… Хм, виноват. Я насчет того, что горную магию сама кошка направляет…

– Точно, и кошка, и козел древний. Этого горца я уже на заметку взял, – заявил я. – Кто ещё?

– Так, вроде, всё. Ещё слух мелькнул о девке-некромантке. Красотка, болтают, редкостная и мертвецов дивным пением с легкостью поднимает. Только её сейчас в Глоре нет. Она только с северным ветром является, летом или зимой…

– Некромантка? А не вранье? – я поставил кружку.

С некромантами у нас счёты имелись отдельные. У меня на шее имелся шрам, – хорошо, что тесак у того мертвеца изржавевшим был. Ох, и свалка вышла. Кое-кто из наших видел среди мертвецов девиц странных и, вроде как, живых. Ну, там трудно было точно разобрать. Что-то про девку, с мертвецами трахающуюся, я слышал и года полтора назад. Но верить в такие россказни…

– Про некромантку ничего толком не могу сказать, – признался хозяин. – Из верных людей никто её не видел. Сам понимаешь, – магия шибко щекотливая. Вот тот мудрец-звездочёт, что с лордом Адальбертом сидит…

– Да, наслышан я про него. Но какая с него практическая польза? Предсказатель, – раньше, чем через год, не проверишь, правду ли набормотал…

* * *

Девчонка трудилась старательно: рот горячий, умелый. Было приятно, но по-настоящему загореться я не мог.

Вновь появились сомнения. Пора было возвращаться, но с колдунами я ясности не добился. Что скажет король? Здешние колдуны нам не нужны, всё равно у Эшенбы не хватит терпения долго их кормить. Но когда-то я поклялся, что стану неотделимым продолжением руки моего короля. Он сказал – взять. Я способен сам оценивать шлюх, сапоги или колдунов, но не могу ослушаться прямого королевского приказа. Колдуны, пусть и слабые, пусть лгуны, но имеют малую каплю магии. Но тогда какого брать? Козлино-кошачий горец мне не нравился. Захватить его легко. Жирный телохранитель едва ли успеет что-то предпринять. Но разве старый горец – серьёзная добыча? Эшенба, не задумываясь, расколет древний козлиный череп о мой собственный. Значит, королевский маг-астролог? Будем исходить из того, что лорд Адальберт не станет приближать к себе полного шарлатана. Вдруг колдун умеет ещё что-то, кроме вырисовывания никчёмных звёздных рисунков? Вытащить колдунишку из Цитадели будет непросто. Но возможно. Правда, поднимется переполох. Стоит ли колдун большого шума? Планов короля я толком не знал.

Девчонка честно старалась, но не слишком успешно. Я сгреб её за ярко-рыжие, подкрашенные волосы. Уже года два, как глорские красавицы взяли моду стричься. У шлюшки локоны были ровно обрезаны на уровне плеч. Странное изощрение, впрочем, держать всё равно удобно.

– Иди сюда, моя леди.

Она жалобно облизнула уставшие губы.

– Ничего, малышка, я просто задумался, – пробормотал я, поглаживая её подбородок, – губы её светились остатками помады морковного цвета. Чистенькая городская шлюха. Хорошенькая. Почему она меня совсем не греет? Старость, или я мертвею и между ног?

– Послушай, ты очень миленькая. Я не мог тебя где-то видеть? Или твою сестрицу? У тебя есть сестрица с голубыми глазами?

Моргнула. Догадливая.

– Если милорду угодно. У меня есть кузина. Очень красивая особа с ярко-голубыми очами. Ещё младшая сестрица со светлыми глазками. Она очень юна, но если милорд будет щедр…

Не выдержав, девка начала придушенно ахать, уткнувшись лицом в подушку. Я работал сильно, лишь старался не сломать ей кости. Лжёт насчет сестриц, конечно. Или нет? Кое-кто из Ливней давно перебрался в столицу. Их кровь. Их, их!

Доля безумия, которой я дал прорваться, пьянила куда сильнее джина.

* * *

Ри-Рыбоед поджидал меня у гостиницы.

– Живы, милорд? Мы уже сомневались.

– Жив. Передать письмо было не с кем.

– А Сукс? Он где шляется?

– Полагаю, веселит морских дев. Парень пошёл провожать Хвоста и увлёкся. Рассеянным был наш весёлый Сукс.

– Ах, мораг меня обними, – лицо Рыбоеда вытянулось. – Я знал, что Хвост крепок жилой.

– Это уж точно. Остался бойцом до последнего. Пошли, поужинаем. Завтра в Кедровую возвращаться. Мне нужно королевское решение. Кстати, как здоровье Его Величества?

– Если говорить прямо, то не очень-то, – уныло пробормотал Рыбоед.

* * *

До Кедровой бухты мы добрались без особых приключений, если не считать отвратительной погоды. Лагерь был пуст: «Сопляк» вышел в море. Нам пришлось самим разгружать фургон. В лагере, кроме часовых и баб, никого не осталось.

Сбросив городскую одежду, я пошёл умываться. Дождь унялся, проглянуло солнце. На песке пляжа кто-то сидел на разостланных плащах. Хм, королевские девки на солнышко выползли. Пришлось отойти подальше. Солёная холодная вода после мытья в смешных гостиничных тазиках и дорожной пыли принесла облегчение.

Возвращаясь к тропинке наверх, я заметил рядом с девками обезьяньего принца. Надо же, жив ещё. Мальчонка, неловко вытянув замотанную ногу, сидел и искоса следил за мной. Верёвка, охватывающая его шею, тянулась к колу, надёжно вбитому в песок. Девки – Жани и Светленькая, – дремали. Рядом с одеялами стояла миска с орешками нутта и кувшин с каким-то пойлом.

Я кивнул мальчику:

– Пасут? Ничего, зато воздух чистый. С верхней лапой-то что?

Мальчишка посмотрел на свою правую руку, тоже замотанную тряпьем, но, естественно, промолчал.

– Его Величество наказали, – сказала Жани, не раскрывая глаз. – Макакс решил сбежать. Едва догнали. Эшенба весьма разгневался.

– Макакс – это он, что ли? – я кивнул на мальчонку.

– А кто же ещё. С одной ногой прыгал так, что только держись.

Мальчишка на макаксу вовсе не походил. Я вдоволь навидался этих вороватых голоухих и коротконогих обезьян на Жёлтом берегу. Голенастый сопляк разве что светлой мастью на них походил.

– Скакун, значит? Ничего, теперь не поскачешь.

– Не поскачет, – Жани открыла глаза. – Его Ила охраняла.

– Королевская постель стала на треть прохладнее?

Жани кивнула, следя за мной сквозь ресницы. Взгляд у неё был трезвый, словно и не жевала нутт горстями. Ресницы всё-таки удивительные. И не тяжело носить такие длинные?

– Мне жаль, – пробормотал я.

– Пустое. Король подберёт новую грелку, – заверила Жани.

Странно она на меня смотрела. Ожидающе. Лежала, опираясь о бок посапывающей Светленькой. Шёлк обтянул стройное округлое бедро, виднелась щиколотка, охваченная угловатыми звеньями ножного браслета, что делают ювелиры в глубине Жёлтого берега.

Я кивнул и пошёл к тропинке.

– Эй, милорд, – тихо окликнула Жани. – Как насчет пудры? Кто-то обещал?

Я с трудом вспомнил. Ну, да, благодарность за стирку. И кто меня за язык тянул?

– Увы, не в этот раз, моя леди. Бобы, мука и масло важнее.

– Будешь ходить грязный, милорд-вонючка, – насмешливо сказала девчонка.

Я лишь кивнул, не оглянувшись.

Парни сказали, что король на «Сопляке» ушёл кормить Двинутого. Могут задержаться в поисках корма. После шторма «купцы» только выползали из безопасных бухт, пока кто-то попадётся.

Я почистил оружие, потом аккуратно избил Джоу, вздумавшего вытребовать у служанки удовольствие прямо на наблюдательной площадке. Блудница, тоже схлопотав оплеуху, отправилась чинить мой городской плащ.

День тянулся медленно и бессмысленно. Оказалось, за эту поездку в Глор я совсем отвык от кладбищенской пустоты Кедровой бухты. На обед была жареная рыба. Я уже доедал, когда пришел Боров. Помявшись, боец сказал:

– Милорд, у Джоу, видать, челюсть треснулась.

– Заживёт.

– Так, ясное дело. Я про другое. Борода вашу милость просил зайти. Очень просил. Худо ему.

К Бороде я шёл без всякой охоты. Знал, о чём речь зайдет. Борода был родом из рыбацкого посёлка, что к востоку от Нового Конгера. До Ливней оттуда четыре дня хода при хорошем ветре. Соседи, считай.

Борода совсем околевал. Вернее, нижняя часть его уже умерла и смердела. Живыми оставались запавшие глаза на жёлтом лице, да губы в реденьких волосках знаменитой бороды ещё кое-как шевелились.

Я выслушал. Пообещал. И Борода, и я хорошо знали, что я никогда не исполню обещания. Нет мне пути в ту деревушку, где осталась его семья, да и нечего мне будет им сказать. Что сдох их муж и отец, выгнил чревом от разодранного паха до горла? Разве нужно это семье, помнящей ловкого молодого кормчего, героя Севера, ушедшего с великим Флотом? Но все из наших, кому довелось подыхать в сознании, просили зайти к близким, сказать, напомнить. Смешно. Как-то, ещё у Крабьего мыса, Дан-Листок попросил меня навестить его соседку. Рёбра у Дана были выбиты вчистую, лёгкое колыхалось, плавая в крови. Дан-Листок плевал мне в щеку розовыми каплями и умолял. Ему было сорок лет, в родном посёлке его ждали лишь развалины родительской хижины, а он просил зайти к бабе, которую помнил тоненькой девочкой, и сказать… Сказать, что он её помнил.

Мы глупы. И живые, и подыхающие… Может быть, уже совсем уйдя Туда, поумнеем…

Одну из лодок починили, со второй только начали возиться. Я посидел на доске, вдыхая запах соли и смолы. Чайки падали в воду, выхватывали крошечных чернопёрок.

Возвращался я вдоль обрыва и едва не выхватил меч, когда прямо на меня с шуршанием скатилось что-то цветастое.

– Засада, – объявила Жани, отряхивая юбки.

– Мне бросить оружие? – пробурчал я, озираясь.

– Не увидят, – успокоила девушка.

Действительно, мы стояли под самой кручей, прикрытые от часового скальным карнизом. Но если кто-то спустится к морю…

– Лорд Либен, если ты спешишь, то можешь быстро-быстро идти, – без особой насмешки сказала Жани.

– Могу, – согласился я. – Какого демона ты здесь ползаешь? Пудру я привезу в следующий раз.

– Если милорд соблаговолит дать мешок, он сможет отвезти в Глор столько пудры и помады, что хватит осчастливить всех шлюх «Померанцевого лотоса», – девушка усмехнулась. – Король к нам немыслимо щедр. Можешь взять назад своё обещание и сэкономить пару медяков.