Текст книги "Мозаика мертвого короля"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Я осторожно поставил ее на землю. Вяло оправляя подол, она прошептала:

– Лучше бы я сейчас и сдохла.

Я думал то же самое, но прошептал:

– Не бойся. Возможно, в смерти тоже своё удовольствие.

– Да я не боюсь, – Жани глянула наверх, на древнюю колонну, и тихо засмеялась: – Если бы нам на башку свалились те каменюки, было бы просто замечательно. Вот бы Он обозлился…

– Да, воскрешать Он не умеет. Жани, тебе…

– Ухожу-ухожу, мой лорд, – она скользнула в темноту за колонну и, уже невидимая, добавила: – Пусть боги меня накажут, но теперь я знаю, что вспомнить перед крайней болью.

– Дурочка, – прошептал я прибою, возобновившему свой бесконечный бег внизу.

Ни море, ни девка моего короля, не услышали.

* * *

Не видеть, не встречаться, не говорить. Я проснулся до рассвета с твердой решимостью всё забыть. Король все равно учует, – измену он ощущает острым нюхом того пятнистого хищника, что живет в разрушающемся теле вместе с былым королем Эшенбой. Я предал того, кому поклялся служить. Остается завершить дела и встретить конец, как мужчине.

Жани тоже не показывалась, – наверняка, раскаивалась в ночном безумном порыве. Или не раскаивалась, а просто тряслась от страха. Девкам проще, – их не мучает невыполненный долг, их терзает нормальный и понятный страх.

Колдун пребывал в совершеннейшем изнеможении, но не спал. Я снял с его щиколотки замок и помог ему выбраться из подвала. Эмруозос, ежась от предутреннего холодка, принялся разглядывать звезды в дальнозоркую трубу, унаследованную от покойного Бороды, и карябать что-то на листе бумаги. Свои длинные волосы колдун убрал в хвост, да и вообще, хлопочущий вокруг своего драгоценного чертежа, трубы и линеек, деловито поджимающий губы, он здорово походил на кухарку, по чьей-то прихоти наряженную в дорогой, отделанный собольим мехом мужской вамс.

Я сидел на камне и непонятно зачем разглядывал задницу придворного колдуна. Нет, лично меня такие соблазны абсолютно не трогали. Видывал я формы поприятнее.

Аванк меня возьми, – нужно было думать только о службе. Так ясно вспомнились округлости Жани, плотно прижатые к моим бедрам, что накатило невыносимо… Боги свидетели, – более подходящей девчонки я не встречал. Злая, страстная, бесстыжая и жаркая. Неведомый искуситель сотворил её, как ножны к кинжалу.

– Не понимаю, – озабоченно пробормотал Эмруозос, пялясь в трубу на блекнущие звезды. – Что-то не так. Львица вкупе с Клювом вроде бы сдвинулись. Неужели вечером я ошибся? Весь луч между Львицей и Южной стрелой придется исправить…

– Исправь, – посоветовал я. – Время еще есть. Когда мы прибудем к королю, у тебя останется короткий миг, чтобы помолиться.

– Еще до обеда исправлю, – бодро пообещал колдун, перебирая цепи на шее. – Кстати, недурно было бы перекусить.

– Проснутся бабы, прикажу тебе что-нибудь принести.

– Благодарю, – Эмруозос присел на камень и глянул на меня сквозь чуть потекшие ресницы. – Дорогой лорд Либен, могу я вам э-э, кое-что предложить?

– Не можешь. Не возбуждаешь, – буркнул я. – Я только баб конопачу.

– Я тоже предпочитаю девушек, – с неожиданной обидой заметил колдун. – Неужели вам, человеку сильному, благородного происхождения, доставляет удовольствие смеяться над созданием столь слабым и нерешительным? Да, боги не создали меня бойцом, и путь мой усеян страданиями и унижениями. Образованного и тонкого человека так легко сломать…

– Подбери сопли, человек. И так тошно…

– Именно, – он печально поправил украшения. – Я как раз хотел предложить вам предпринять сугубо философский опыт.

– Это еще в какую дырку?

– Не вульгаризируйте, лорд Либен. Вы, несомненно, весьма отважный и смелый человек, но к тому же умеете думать. Суть философского опыта – лишь принятие некого умозрительного предположения…

– Валяй. Принимай.

– Что будет, если мы больше не увидим короля? – шепотом спросил колдун.

– Мы его увидим.

– Несомненно, мы еще долго пробудем с королем, – звезды в этом категоричны. Но что будет, если Эшенба вдруг исчезнет? Вы будете претендовать на его место и трон? Положение и сложившиеся обстоятельства вам позволяют…

Я не скрыл изумления:

– Ты спятил, звездочет? Видел я тот трон в Цитадели, – лавка гребца на «Сопляке» и то удобнее.

– Но ваше происхождение… При известном стечении обстоятельств…

Я сгреб его за ворот:

– Осторожнее, милорд мудрец. Нам еще нужна твоя мягколобая голова. Соберись, приведи мыслишки в порядок. Король весьма расстроится, увидев, что ты окончательно обезумел.

– Понял-понял, – Эмруозос уцепился за мое запястье. – Отпустите, милорд, я веду лишь сугубо философское исследование.

Я его хорошенько встряхнул и отпустил:

– Если король исчезнет, я дам тебе пинка и отпущу на все четыре стороны. Если по дороге не обделаешься от страха до смерти, вернешься в мягкие постельки Глора. Сам я с парнями, – если их уцелеет достаточно для того, чтобы грести, – сяду на «Сопляка» и покину Северный берег. Но всё эти несбыточные планы, – отнюдь не философия, а просто бабские фантазии. Потому что послезавтра я запихну тебя в фургон и мы покатим к королю.

– Без сомнения, я уловил основную вашу идею, милорд, – колдун задумчиво пожевал пухлыми губами. – Но есть же альтернатива. Если размышлять в исключительно философском плане. Сколько гребцов нужно на драккар?

Он откровенно глянул на бухту, и я ухмыльнулся:

– Философия здесь не поможет. Примени самую элементарную логику, – когда король тебя поймает, будет хуже. Ты наверняка способен представить, насколько хуже.

– Серьезный довод. Но вас-то, Либен, не так уж легко поймать.

– Я не собираюсь бежать.

– Не понимаю, – печально признался Эмруозос. – Король нас всех рано или поздно убьет. Возможно, вас придушит в числе последних, но все равно…

Я пожал плечами:

– Разве не эту данность я втолковывал одному мудрецу по пути сюда?

– Так какого дерьма… – колдун сдержал свое возмущение. – Отчего же, вы, милорд, не желаете испытать счастье? Звезды уверяют, что шанс имеется…

– Ты рисовал мою судьбу?

– Пока я сосредоточился на своей, – признался Эмруозос. – Не все так плохо. Если судить по Птичьей Косточке и Персиковому Кресту…

– Воистину прославлен мудрец, разбирающийся в персиках. Кстати, что звезды предсказали астрологу перед его погружением в мешок? Или тогда, в Цитадели, мудрец пренебрег советом божественных светил?

– Темная Сестра обещала неожиданность, – без особого смущения пояснил Эмруозос. – Но я истолковал это как относящиеся к…

– К любовным утехам?

– Сглупил, – сознался колдун. – Всё было слишком спокойно, и это неоправданно усыпило мою бдительность. Значит, мы поедем к королю и бесславно сдохнем?

– Да.

– Да будет так. Истинная мудрость склоняется перед неизбежностью. Но позволено ли мне будет узнать, откуда такое упорство?

– Я обещал служить королю. Ты слыхал о такой вещи, как «честь»?

– Слыхал. Но предполагал, что сие понятие несет очевидные черты тех самых бабских фантазий. Куда больше, чем признанная в научных кругах философия.

Я засмеялся:

– Не пора ли тебе заняться делом, о достойнейший знаток персиков?

– Действительно, незачем время терять, – Эмруозос покрутил шеей, оттягивая грозди драгоценных ожерелий. – Демон их забери, трут-то как.

– Можешь пока снять побрякушки, но не вздумай растерять. Жратву скоро принесут. За дело, господин королевский колдун.

* * *

Я сидел в своей коморке, отлучаясь, лишь чтобы проверить часовых и колдуна, но все равно столкнулся с Жани. Она гуляла с обезьяним принцем в стороне, у верхней тропки, петляющей между кедров. Забавно, я пошел там специально, желая обогнуть берег, чтобы на них не наткнуться. Сворачивать было поздно:

– Милорд… – Жани потупилась.

– Гуляете? – пробормотал я, глядя исключительно на мальчишку. Кто-то зашил ему рукав рубашки, слишком свободные штаны где-то под мышками перетягивал обтрепанный ремешок с серебряной пряжкой. Дитя смотрело на меня, слегка прищурившись. Я на всякий случай глянул на его руки, – лапы были грязные, но пустые, никаких камней. – Гуляйте, чудесный воздух в лесу. Кстати, мальчику недурно было бы поправиться, ребра все равно торчат.

– Он хорошо ест, – прошептала Жани.

Стряхивая котенка, вообразившего меня деревом и успевшего добраться по штанине до бедра, я пытался понять, что не так с девчонкой. Сегодня на ней было мало краски. Припухшие глаза, – спала мало. И еще… краснеет она, что ли?

– А где эта… подружка твоя?

– Если милорд про колдуна, так тот сидит в подвале. Если про белобрысую крысу, – та валяется на подушках. Ей пришелся по нраву нутт.

– Ты, видимо, хорошо угощала, – пробормотал я.

Жани глянула с вызовом:

– Да, не люблю, когда мне мешают. Кроме того, девка наконец-то чувствует себя совершенно счастливой.

– А ты? Странно что тебя не отравляет липкое счастье. Ты, наверное, с год эту гадость жуешь.

Жани дернула плечом:

– Не жую. Слишком хочу жить. Достаточно растереть орех и смешать кашицу с духами. Начиняешь зверски вонять нуттом и люди смотрят на тебя, как на полную дохлятину.

– Не болтай, – я кивнул на мальчишку.

– Наплевать. Он не никому не скажет, да и писать не умеет. Хороший парень. Все бы такими были.

– Отличная мысль. Ладно, я пойду, – я направился к нижней тропинке.

– Либен, хочешь я отсосу?

Я заставил себя остановиться и повернулся к ней:

– Сдурела?

– Тебе понравилось, – Жани кусала губы. – Я чувствовала.

В этот миг я впервые подумал, а сколько же девочке лет?

– Тогда нам стоит отправиться прямиком в королевские комнаты. Там чужих глаз будет чуть меньше.

– О, милорд благоразумен и осторожен… – начала она, и осеклась. – Прости. Просто поцелуй меня еще раз. Пожалуйста.

Стволы кедров дурная защита: нас мог заметить и дозорный с утеса, и любой, кому придет в голову шляться по развалинам. Не знаю, почему я тогда просто не думал об этом. Шагнул, взял за подбородок, – в моих изуродованных пальцах лицо Жани казалось хрупким, кукольным. Но губы ответили по-взрослому. Я слышал лишь шелест кедровых крон и стук собственного сердца.

С трудом отстранив девочку, попятился. Мир не спешил к нам возвращаться. Птицы неуверенно начали щебетать, бухта вернула свой ровный рокот волн. Мальчишка смотрел туда, на волны и чаек, и лишь Снежок не спускал с нас любопытных глазенок.

Я махнул рукой и быстро пошел вниз.

* * *

Мы встретились после обеда. Жани несла блюдо с остатками риса на кухню. Проходя мимо меня, шепнула:

– За кораблем.

– Да, – буркнул я, ставя под навес копейные древки, – мерзавец Лучок бросил заготовки прямо под палящим солнцем.

Сказав парням, что схожу к мысу, я поднялся по тропинке и обогнул скалы. Я явно спятил. Нет, распознать уловку было некому: в лагере оставалось всего четверо парней, – двое на постах, двое дрыхли, готовясь к ночной вахте. У служанок было полно забот. Колдун сидел на цепи, Светленькая наверняка получила щедрую дозу орешков. Но зачем я шел к Жани? Девки, утехи плоти, – я всегда уделял им должное внимание. Когда оставалось свободное время. Сейчас мы с Жани, разом обезумев, изо всех сил гребли к мучительной и долгой боли.

Зачем?

Сползая по склону, я не мог найти ответа. Просто обнять девочку. Не опрокинуть, не растянуть, поспешно срывая платье. Почему-то больше всего тянуло обнять, прижать к себе.

Снова ныл бок и колено. Кажется, я почувствовал себя излишне живым. Что я делаю?

Плескал прибой, до лица долетали брызги. Море спешило успокоить, – какой бы не была кара, мы ляжем в эти соленые объятья. Я раздевался, пряча одежду и сапоги между камнями. Плотнее затянул ремень с ножнами кинжала и присел на корточки.

Что я делаю? Еще день, нет, почти два дня редких взглядов, два-три поцелуя тайком, и я отправлюсь к своему мертвому королю. Лысеющий лох и дурак. Поцелуй, краткое судорожное наслаждение плоти, потом с Жани сдерут кожу. Я предпочел бы быть первым, но Эшенба наверняка это поймет. Её будут убивать долго, возможно, король пожелает, чтобы этим занялся я. Буду я в силах вскрыть ребра девчонке, содрать волосы с её головы? Нет, такой клятвы я королю не давал.

О, боги, я клялся быть левой рукой короля Эшенбы. Просто рукой, послушной и верной. Его руки много что делали. И с женщинами в том числе.

Я знал, что все равно пойду к ней. Если что-то и сохранилось в том, что еще может зваться моей жизнью, так этот летний день с ярким солнцем, криками чаек и дрожь нетерпения в теле старого дурака.

Первая волна меня накрыла, потянула в шелестящую смесь песка и гальки. Я вынырнул и поплыл вдоль камней. Соль жгла бок, но это пройдет. Все пройдет. И Жани скоро пожалеет, что затеяла игру с грубым немолодым лордом. Но всё это будет потом…

Я обогнул камни мыса у входа в Кедровую. На посту над бухтой сейчас сидел Ерне, – неплохой мечник, но не слишком-то бдительный часовой. Интересно, учла ли это Жани? Любой, сумевший выжить рядом с мертвым королем целый год, умеет думать.

«Сопляк» лежал, вытащенный на песок, и они были рядом, – обезьяний принц сидел на песке с веревкой на шее, котенок бродил вдоль полосы водорослей. Жани вытянулась на плаще в тени борта драккара. Должно быть, дозорному отлично видна голова королевской девки, дремлющей в теньке. Нет, не голова, – просто что-то плотно свернутое и прикрытое платьем. Сама Жани в короткой рубашке пряталась под кормой «Сопляка».

Проскочить два десятка шагов до корпуса драккара было несложно. Но, аванк меня раздери, выяснилось, что я еще способен стесняться наготы.

Жани смотрела на меня с испугом.

– Корявый лорд? – спросил я опускаясь на колени рядом.

– У тебя кровь, – прошептала она. – Нужно завязать.

– Всего две капли, – я замер, девочка обняла меня и слизнула алую струйку, сочащуюся по вспухшей у раны коже.

Руки у нее были горячие, язык нежный, прохладный. У меня сбилось дыхание. Жани подняла лицо для поцелуя, и я ужаснулся тому, как она юна. Губы искушенные, алчные. Отстранилась, она с опозданием сказала спине мальчишки:

– Не вздумай вертеться.

Обезьяний принц, не оборачиваясь, кивнул кудлатой головой и продолжил выкладывать узоры из мелких камушков. Мимо нас с задранным хвостом проскакал котенок, с разбегу запрыгнул на спину мальчишке.

Жани слизнула последнюю алую каплю с моего бока. Глядя мне в глаза, потянулась ниже. Пальцы, унизанные кольцами, сжали мою плоть. Мне захотелось рухнуть, опрокинуться на песок от наслаждения. Потом и рот девочки опустился ниже, но она все также смотрела мне в глаза.

Мы совершенно опьянели. Я разорвал рубашку Жани, и мы извивались на этих лоскутах, подобно паре неведомых морских тварей. Кое от чего Жани меня удерживала, опасаясь засорить рану на моем боку. А я забыл обо всем. Служанки, которым вздумается спуститься к песку, выспавшиеся бойцы, нежданный посыльный из Глора, – все куда-то отстранилось.

Мы отвлеклись лишь раз, – Снежок, вздумавший было подкрадываться к чайкам, во всю удирал от сердитых птиц. Жани смеялась под птичий ор, я целовал её размазанные губы.

– Сколько тебе лет?

– Я взрослая, милорд. Не спрашивай.

– Не буду.

Она дотянулась до пояса с кинжалом:

– Слушай, убей меня прямо сейчас.

– Не буду. Вдруг у нас будет еще день?

– Не будет. Ты завтра уедешь к Нему.

– Да. Но боги могут все повернуть.

– Где они, боги? – тонкий палец скользил по шраму на моем плече. – Ты красивый.

– Шутишь? Я старый и почти мертвый.

– Ха, мертвые года не считают. Нам ли не знать? Хочешь еще?

Она сама хотела. Я чувствовал это по движению её руки, по напряжению её тела. Лежал, закрыв глаза, выгибался и ждал, когда она потянется ртом.

От наслаждения хотелось взвыть.

Потом Жани села на меня верхом.

– О жене думаешь? Жмурячая стерва. Жаль, что ты тогда не разрезал её на куски.

– Там слишком многих следовало разрезать.

– После смерти её отыщешь. Отдерешь до кровавой жижи. Проклятые Ливни. Проклятая сучка. Я не хочу, чтобы ты её искал. Никогда!

– Не буду, – я накрыл упругие груди девочки ладонями…

Тень почти совсем ушла. Обнявшись, мы забились в узкую полосу под смолистым корпусом «Сопляка».

– Идти нужно.

– Сейчас нырну, – я с трудом отпустил тонкую талию Жани, взял ремень с оружием.

Девочка хихикнула:

– Ты прямо морской груаг.

– Старый морской урод.

– Зато неутомимый, – Жани принялась шарить в песке, отыскивая разбросанные браслеты. – Вот наказанье, чесотка их разрази.

– Отыщи все. Король любит звенящих красавиц.

– Холодная червивая тварь, – девочка выругалась по-настоящему. – Иди, Либен. Мы и так рискуем.

Я погладил её скованную серебром щиколотку и метнулся к воде.

* * *

Обошлось без осложнений, если не считать наглого баклана, безнаказанно украсившего пометом мои спрятанные сапоги. В Кедровой царило сонное спокойствие. Я уже распекал вялого Ерне, когда внизу показалась девочка с обезьяним принцем. Едва плелись с видом разморенных жарой бездельников, даже Снежок повис на руках мальчика обессиленной белой тряпочкой. Я отвернулся и пошел проверять колдуна.

* * *

Я сидел у себя и приводил в порядок оружие, когда в дверь робко поскреблись.

– Что еще? – рявкнул я.

Молчание, потом снова поскреблись. Я распахнул дверь, и обезьяньего принца едва не размазало о стену. Я хмыкнул:

– Извини, герой, я не сообразил. Входи.

Мальчик с подозрением осмотрел мою коморку, убедился, что никого, кроме нас нет, и вытряхнул из рукава клочок бумаги.

«Где вчера». Почерк у Жани был неуклюжий. Странно, что она вообще умеет писать. Впрочем, я так и не узнал, откуда девочка родом. Я повертел крошечное послание, – клочок был явно позаимствован из бумаг колдуна, – на обороте виднеется край какой-то сферы, намалеванной красной тушь.

– Спасибо, герой.

Мальчик кивнул, не спуская взгляда с разложенного на лежаке оружия.

– Можешь подержать.

Обезьяний принц примерился к моему длинному кинжалу.

– Возьми лучше малый, – посоветовал я. – Нет, лучше бери обратным хватом. Прячь под рукой и полосуй по запястьям или икрам. Для всего остального тебе нужно подрасти.

Мальчик с тоской взглянул на меня. Мы оба знали, – едва ли у него остался хоть какой-то шанс вырасти. Король решил придержать пару кружек благородной крови в резерве. Зная нашего мертвого господина, можно предполагать, что откупорить резерв он сочтет нужным в самом скором будущем.

– Такова жизнь, парень. Ты уйдешь к богам, как мужчина.

Он кивнул.

– Ты нас извини, – пробурчал я. – Не подобает мальчику смотреть на такое, хм, бесстыдство. Мы что-то совсем потеряли голову.

Обезьяний принц для разнообразия пожал плечами, – понимаю, милорд, ничего страшного, милорд.

– Толковый ты парень, – я порылся под лежаком в куче серебра и прочего хлама. – Вот, держи…

Копье у оловянного копейщика обломилось, но вид крошечный воин все равно сохранял бравый: вот такие парни высаживались в Скара, когда Желтый берег еще не знал силы северного оружия, и тысячные толпы «желтков» толпились на улицах, размахивая оружием.

Мальчишка сжал в кулаке подарок и попятился к двери. Сломанная нога слушалась его плохо.

Я сидел за столом и смотрел на сваленное под лежаком серебро. Хватит, чтобы где угодно начать жизнь заново. Но для мертвых выбора нет. Поздно. Еще одна ночь. Капля теплой темноты, вдох жизни. И всё…

* * *

Я проверил посты, зашел к колдуну. Достойнейший Эмруозос дрых, задрав закованную ногу на каменный стол, заваленный чертежами и линейками. Башмаки стояли тут же. Ступни прорицателя были грязны, кольца с разноцветными камнями украшавшие пальцы ног потускнели. Стоит утром заставить его выкупаться? Вдруг король соскучился по мудрой заднице? Впрочем, наш хозяин не слишком утончен, грязь между пальцев ему не помешает.

Я проверил замок на ноге знатока звезд и вышел в приятную тьму.

Жани ждала. Выскользнула из тени колонны, повисла на шее. Я целовал её долго, а потом спросил то, что давно следовало спросить:

– Хочешь бежать?

– Куда, мой лорд? Мне некуда идти. Нет, раньше я мечтала, искала способы. Была готова спать с целым кладбищем, лишь бы подальше от одного-единственного мертвеца. Но, похоже, Эшенба давно утопил нас в своем гное.

– Похоже.

– Или ты что-то решил, Либен? – она пыталась заглянуть мне в глаза.

Я любовался отблеском Темной Сестры в глазах девочки:

– Я не могу уйти.

– И я тоже. Ну и костянка с ним – заявлю вам прямо, мой лорд: сегодня Эшенба может засунуть пятнистую башку прямиком в собственную заросшую задницу. Пошел он…

– Пошел он… – согласился я, вскидывая Жани на руки.

– Поимей меня, Либен, – страстно прошептала девочка. – Ну, пожалуйста. Согрей…

Я грел её. Жани порывалась служить и ублажать, я не давал. Мне нравились её беззвучные вскрики, а девочку радовали мои большие жесткие руки. И больше всего мы оба хотели растянуть время и наслаждение.

Мы сидели на краю стены, заслоненные остатками колонны. Луна с Темной Сестрой грели нашу обнаженную кожу. Скала обрывалась вниз, там урчала, скатывалась с камней белая черта прибоя. Как странно быть обнаженным, странно держать на руках белое, не загоревшее тело девочки. Бояться было нечего, – наткнись кто на нас, было бы совершенно безразлично, закутаны мы в плащи или наги.

Жани в очередной раз обмякла, её закинутые назад руки обнимали меня за шею. Тихий звон серебра, шепот ветра, – звуки жизни.

– Давай упадем? – прошептала девочка.

– Рано. С первым лучом солнца.

– Ты умеешь шутить, Либен?

– Едва ли, – я поцеловал руку, схваченную грузом серебра. – Все нашла?

– Макакс помог. Добрый мальчишка. Я не хочу видеть, как король его выпьет.

– Смотри мимо. Мы же всегда так смотрим, – я трогал твердые соски девочки. Она снова начала выгибаться, едва не соскальзывая с моих колен.

– Мы твари. Хуже йиен, – шептала она, вздрагивая. – Смотри – полнолуние. Если бы мы были живы, я бы родила тебе дитя. Или двух. Я была бы твоей лучшей наложницей, держала бы твоих девок вот так, – она сжала кулачок, сияющий камнями перстней.

– Если бы мы были живы, я бы взял тебя в жены. И держал бы тебя вот так, – я показал свой угловатый кулак.

Жани счастливо засмеялась морю и лизнула мои пальцы:

– Вставь мне, мой милорд. Вставь по самые яйца. Или скинь в воду. Нет, вставь, вставь, вставь!

* * *

Снова пустоши. Смык тянуть ветхую тележку не хотел. Я бы на его месте тоже оскорбился. Но иного выхода не было, – ни другого экипажа, ни упряжных лошадей нам не оставили. Мы тащились по тропе, и я вел Смыка под уздцы, гадая, – выдержит ли тележка. И еще меня просто раздирала зевота.

– Милорд не выспался? – с сочувствием поинтересовался восседающий под рваным тентом Эмруозос.

– Возраст, – кратко объяснил я.

– Возможно беседа двух образованных людей развеет…

– Заткнись.

Колдун заткнулся и догадливо молчал до самого ужина.

Мы остановились в знакомой ложбине у крошечного родника, я распряг Смыка, и принялся собирать костерок. Колдун стоял на коленях у родника и шумно пил, окунаясь в воду по уши.

– Прослабит, – сказал я, доставая кресало.

Эмруозос поспешно выпрямился:

– Могли бы и предупредить, милорд.

– Я и предупреждаю. Вот его, – я ткнул в сторону Смыка. – После полоскания твоих промасленных локонов кого угодно прослабит.

Колдун поправил подмокшие кудри и сконфуженно признал:

– Увлекся. Необходимо сначала напоить коня, не так ли?

– Смык должен остыть. И вообще-то он мерин.

Эмруозос глубоко вздохнул:

– Ладно, я всё путаю и ничего не знаю. Я не в своей тарелке, не на своем месте, и вообще веду недостойную жизнь шлюхи. Так?

– Примерно.

– Но голова у меня соображает. И я могу говорить прямо.

– Вот это явное бахвальство.

– Какого демона, Либен? Зачем мы премся к королю? Не проще ли повернуть твоего мерина и навестить, ну, скажем, Новый Конгер?

– Нет, не проще.

– Ладно. Понимаю. Эшенба – ужасный… ужасное существо. Твои опасения разумны. Что скажешь насчет Севера? Земли Ворона, можно убраться еще подальше. ОН не найдет. Можно на юг, на Желтый берег. Всегда мечтал увидеть океан.

– Не стоит. В первый же шторм выблюешь всю свою напомаженную мудрость.

– Хорошо, предложи иные варианты.

– Охотно. Мы едем к королю и смотрим на твои фокусы в Глоре.

– Не понимаю, – убито признал прорицатель. – Разве у тебя не появилось некоего серьезного стимула, чтобы, э-э, покинуть Его Величество, а заодно и Кедровую?

– Заткнись!

Мы поужинали в молчании. Подчистив куском лепешки миску, колдун приободрился:

– Можешь выбить мне все зубы, но объясни. Ради всех потрохов старой банши, – зачем тебе к Эшенбе? У короля инстинкт гадюки, к тому же, гадюки необъяснимо бессмертной. Рано поздно он пронюхает и…

– Тебе-то что за дело?

– Я не хочу к королю, – кротко признался прорицатель. – Он безумен. Он феноменально грубый любовник. Он меня убьет. Кроме того, у меня может ничего не получиться с магией. У меня нет опыта расчетов подобного рода. И вообще, Глор не сделал мне ничего плохого.

– Ты служишь королю. Эшенбе нужен Глор, и король получит столицу.

Кажется, маг едва сдержался, чтобы не запустить в меня миской:

– Проклятье! Ты самый тупой из всех виданных мною тупиц! Что тебе за толк в мертвом короле-безумце? Ты подумал, что будет, если я намекну, – только намекну, – о твоих отношениях с одной красоткой, любящей пожевать наркотики? Твоя голова так быстро покинет плечи, что ты даже не успеешь удивиться. Ты идиотский баран, Либен.

– Очень может быть. Но в первую очередь, я – левая рука Эшенбы. Если король сочтет нужным отсечь свою руку, кто посмеет ему возразить? Конечности вообще не умеют возражать. Зато у них порой бывает язык. И кто-то может сказать, что некий многомудрый красавчик-прорицатель лез в постель к честному воину, искушая утонченными удовольствиями и соблазняя бежать в Глор. Обещая милость двора, груды серебра и руку своей сестры-некромантки.

– Тебя искусишь, – проворчал колдун. – Ты же едва ноги волочишь, Либен. В твоем возрасте излишества вредны. И что за ересь про сестру-некромантку?

Объяснить я не успел – в это мгновение из темноты совершенно беззвучно вылетела какая-то бесформенная тварь и плюхнулась на круп Смыку. Перепуганный мерин шарахнулся прямо в костер, расшвыряв головни. Эмруозос взвизгнул и на диво точно метнул миску, угодив в распластавшуюся на спине мерина дрянь. Тварь уже обтекала бока моего Смыка подобно толстому плащу. Я приготовился поддеть гадину мечом, но мерин рванулся в сторону, рвя привязанный к кусту повод. Меня слепила тьма и летящие от разметанного костра искры. Вдруг ложбина озарилась неярким, но ровным голубым светом, – Эмруозос держал на воздетом пальце крошечный огонек. Я погрузил клинок в мерзкое живое покрывало, – сталь входила словно в какой-то студень. Тварь мгновенно содрогнулась и слетела в сторону, – вслед ей колдун метнул свой шарик. Бедняга Смык, напуганный неведомым хищником и магическим светом, с ржанием выдрал повод вместе с кустом и кинулся в противоположную сторону. Я побежал следом.

– А я?! – завопил Эмруозос.

– Смык важнее!

– Но я безоружен!

Я на ходу кинул кинжал в его сторону. Колдун снова взвизгнул, но смотреть в его сторону мне было некогда.

Смыка я догнал, – мерин запутался в колючках, и мне стоило немалого труда успокоить его и освободить повод от куста-якоря.

Эмруозос успел сгрести в кучку остатки костра и сидел на корточках, воинственно выставив кинжал. Я подхватил головню и принялся осматривать дрожащего Смыка. Мерин был цел, только на крупе виднелось нечто, напоминающее слабый, но обширный ожог. Я осторожно омыл повреждение водой, Смык фыркал, переступал копытами.

– Кто это был? – поинтересовался колдун, утомившийся грозить тьме кинжалом.

– Понятия не имею, – я глянул в сторону, где еще виднелось голубое свечение. – Эта твоя ослепительная штука траву не подожжет?

– Едва ли, – Эмруозос подкормил костер несколькими жалкими веточками. – Сейчас шар погаснет. Это не оружие, а так… фокус нелепого астролога. Между прочим, король счел бы мою гибель более чувствительной, чем пропажу какого-то мерина.

– Без Смыка я едва ли дотащу тебя до города. Или ты скрываешь талант бывалого пехотинца-ходока?

– Я вообще прирожденный латник, – астролог пощупал грудь, звякающую многочисленными серебряными цепочками и ожерельями. – Ты засадил своим дурацким кинжалом прямо в меня.

– Он не должен был вонзиться.

– Конечно, если бы его рукоять проломила бы мне ребра, и говорить было бы не о чем. У тебя тяжелая рука, лорд Либен.

Я сунул ему флягу с джином.

Придворный колдун глотнул, шумно подышал и принялся заедать сыром. Слушая, как Эмруозос рассуждает о природе твари, столь внезапно навестившей нас, я собирал хворост.

– И все-таки я не понимаю, – съехал маг на привычную колею, – если мы все равно подвергаем свои жизни таким непредсказуемым опасностям, не разумнее ли…

– Я тоже много чего не понимаю, – проворчал я. – Как некий молодой человек, относительно здоровый головой и даже не лишенный некоторых магических способностей, может выбрать ремесло шлюшки?

– Недоумеваешь? – пробормотал Эмруозос. – Волосатые ноги, вонючий пот, манеры сладострастных лошаков. Твоя правда, – отталкивающая картина. Либен, ты когда в первый раз взял в руки оружие?

– Лет в шесть, – сказал я, поразмыслив. – На нас напали, и я таскал на стену стрелы. Кажется, даже швырнул пару камней.

– Я тоже вступил во взрослую жизнь примерно в этом возрасте, – сказал маг. – Только мне приказали взять в руки не камень, а кое-что иное. Отнюдь не только положение звезд и светил властны над нашей судьбой. Кое-что делают и люди, нас окружающие.

– Не помню, чтобы кто-то заставлял меня взять в руки оружие. Я родился бойцом.

Эмруозос хмыкнул:

– Ладно, тебе повезло, а мне – нет. Но мы оба сейчас служим твари, которая даже отдаленно не человек. Просто шмат тухлого мяса, двигающийся и отдающий команды по какому-то чудовищному недоразумению. Так в чем разница?

– В выборе.

– И в чем же твой выбор, лорд Либен?

– Я могу выбить тебе зубы и лечь спать. Могу просто лечь спать.

Колдун заткнулся и принялся заворачиваться в свой плащ. Уже из глубин грязного бархата и меха пробормотал:

– Можешь не сомневаться, король от меня лишнего не услышит. Я чту интимные секреты, да и выдавать тебя нет никакой выгоды. У нас с тобой имеются общие интересы. Жаль, что ты этого еще не понял.

Я промолчал. Колдун сам ничего не понял. О чести он имел ровно столько же представления, как я о причинах исчезновения и возвращения созвездий Птичьей Косточки и Утреннего Креста. Но выбор всегда есть. Можно сдержать клятву, можно протухнуть и душой.

Я вспомнил об охромевшем Макаксе, – вот кому люди не оставили никакого выбора. Страшно быть плотью от мертвой плоти. Впрочем, все мы идем туда. Когда-то у меня были Ливни, родители, друзья. Даже жена. Сука голубоглазая, будь проклят их род до конца мира. Были сыновья. Старший едва ли помнит меня, а младший давным-давно называет отцом собственного двоюродного дядю. Если помогут боги, когда-нибудь парень узнает, кто укоротил «папочке» пальцы на правой руке.