Текст книги "Ментакль (СИ)"

Автор книги: Юрий Мори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

  Ни звука.

  Ни одного звука.

  Полоса прочертила небо и рухнула куда-то за горизонт. Земля под ногами у меня должна была не просто дрогнуть – подпрыгнуть, выкинув меня с дороги куда подальше. Но и этого не произошло, хотя я сделал усилие и остановился.

  И вот что это бы...

  – ...ло неплохо. Потенциал на уровне семи с четвертью единиц по шкале профессора, это очень недурно. Но из парня, хоть он и стихийный предсказатель и – совсем по мелочам – целитель-губитель, гораздо перспективнее готовить телекинетика.

  Горбунов подошёл ко мне: несмотря на закрытые глаза, я почему-то понимал всё, что происходит в лаборатории. Оттянул веко, наклонившись, заглянул мне в зрачок.

  – На отдых его, Валентиныч. В сто седьмую давай, к Ежову, там нормально будет. А я пойду позвоню, генералу доложу, какую мы рыбку выловили.

  Боярский сказал что-то, но я не расслышал. Неудержимо хотелось спать, я устал, словно таскал мешки с цементом. По два за раз. В гору. Сутки напролёт.

  Так, в полудрёме, которая всё никак не хотела становиться полноценным сном, я и доехал по коридору до грузового лифта. Здоровяк Боярский управлялся с каталкой в гордом одиночестве ничуть не хуже, чем с помощью подполковника. Только матерился иногда вполголоса.

  – Сложно охрану позвать, что ли. Валентиныч туда, Валентиныч сюда... Сатрап хренов. На одну звезду больше, а туда же – начальник.

  Лифт, скрипя, опускался вниз. Один этаж, второй – я видел мелькание ламп через решетчатую дверь. Вздохнул шестерёнками, останавливаясь. Боярский выкатил меня и повёз по коридору. Если бы я уснул до лифта, в жизни бы не понял, что мы на другом этаже – всё одинаковое.

  Майор вытащил из кармана ключ, открыл одну из дверей. Мы проехали мимо десятка таких же, ни надписей, ни табличек, как он вообще здесь ориентируется? Но ключ подошёл.

  – Антошка, принимай соседа! – он задом вошёл в дверной проём, таща за собой каталку со мной. Не оборачивался, видимо, не опасается получить по голове. Значит, всё-таки не тюрьма, не психушка. Всё несколько сложнее.

  – Так точно, Сергей Валентинович! Всегда рад соседям, с ними не скучно, – отозвался чуть шепелявым говорком невидимый мне человек. Так сходу и не понять, молодой, старый.

  Ну да ничего, познакомимся. Потом. Когда и если проснусь.

  Боярский ловко развернул койку в довольно тесном помещении, пришвартовал её к стене боком, благо колёсики позволяли. Потом бегло глянул на монитор, отключил капельницу, оставив, впрочем, в вене катетер. Последними движениями отщёлкнул держащие ноги и руки крепления.

  – В порядке? Ну и славно. Обживайся, отдыхай, завтрак в семь. А, часов же у тебя нет? Так разбудят, не волнуйся, у нас тут всех будят. Ещё никто голодным не остался.

  После этого он развернулся и вышел, не забыв запереть дверь. Я с трудом покрутил головой, осматриваясь. На второй койке, близнеце моей, тоже с монитором на спинке и стойкой для капельниц – правда, пустой, – сидел, наклонившись, моих лет парень с подвижным живым лицом. Из таких выходят профессиональные попрошайки и актёры стенд-ап программ, что, в общем-то, одно и то же.

  – Антон Ежов, – коротко представился он. – Да ты спи, спи. Я сам помню, как меня в первый раз тестировали. Не объясняй.

  Одно в комнате было предельно странно: освещение. Вместо лампы под потолком – а она есть, есть, вон, отсвечивает бликами, жилое помещение озаряли свечи. Массивный тёмный подсвечник на столе, рядом с закрытым ноутбуком и клубком проводов, из которого выглядывала капсула наушника, служил подставкой под шесть разной длины свечек.

  – Кирилл, – сказал я. С трудом, хрипло, но вполне внятно. – Ракунов моя фамилия. А свечи зачем? Электричества нет?

  Парень оперся руками на постель и встал.

  – Как нет? Есть свет. Пить хочешь?

  Я кивнул. Антон обогнул стол, достал пластиковую бутылку с минералкой и принёс мне.

  – Удержишь? А то пей, я подержу.

  Я пошевелил руками, протянул обе к бутылке и вцепился в неё, как пьяный, наткнувшийся уже почти в падении на фонарный столб. Сосед усмехнулся, скорчил непонятную рожу, потом подцепил крышку, не забирая у меня бутылку, и одним движением свинтил её, подхватив в воздухе в кулак.

  Вода оказалась тёплой и почти без газа, но какое это было блаженство... Отдышался, выпил ещё. Завинтить крышку получилось своими силами. Я уронил бутылку на постель рядом с собой и откинулся на спину. Сил действительно не было.

  – А свечи, Кирилл, это мне для тренировки. Без аппарата профессора я, конечно, ничто, но иногда... Иногда получается.

  Антон вернулся на своё место, прилёг и уставился на подсвечник. Пламя от фитилей мигнуло, начало раскачиваться, потом свечки одна за другой погасли, словно их задул неощутимый для меня ветер.

  – Сегодня вот такое «иногда», – тихо сказал Антон. – Доброй ночи, сосед. Остальное для тебя – завтра. Если повезёт.

  Темнота вокруг показалась мне опять серым туманом, как там, в лаборатории. Я даже ждал, что меня вновь обругает невидимый голос – хотя, почему обругает? ничего нового я не услышал, – но вокруг было тихо. Сосед засопел, словно решил уснуть в рекордные сроки, а потом мутное марево и накрыло меня наконец-то с головой.

  Мне ничего не приснилось.

  06. Интересное предложение

  Кровь, повсюду кровь – нестрашная, вроде бы, киношная, яркими мазками кетчупа. Но настолько она была не на месте именно в этих интерьерах, что я невольно вжимался в кресло, стараясь не отвернуться. Горбунов не приказывал ничего определённо, не давил, просто сказал: «Посмотри, парень. Кое-что поймёшь, а нет – так я тебе объясню на пальцах», но звучало это угрожающе.

  Видел я видео и поинтереснее, но от этого оторваться не мог с первых кадров.

  Казалось бы, что там такого: камера в руке оператора лениво скользит объективом по двору, делает панораму пустой парковки, потом упирается в стену дома на уровне примерно третьего этажа, а затем медленно опускается, словно пересчитывая кирпичи в стене.

  А затем упирается в... Впрочем, стоит начать с начала.

  Антоха оказался довольно приветливым собеседником, контактным, с удовольствием выложив мне всё – ну, или почти всё – что знал. Это было уже с утра, когда я проснулся от короткого гудка из встроенного в стену динамика. После сигнала хорошо поставленный мужской голос сообщил: «Шестое июля, семь часов утра. Личному составу и приглашённым лицам – подъём», после чего отключился. Было в этом нечто казарменно-тюремное, но и само место к тому располагало.

  Шестое июля? Недурной кусок времени у меня пропал с момента захвата на дороге. С неделю, так получается. Если Нани всё ещё сидит и ждёт меня, уже порядком устала. Прелестные ножки, наверное, затекли.

  – Антон, что это вообще? – с удовольствием допив тёплую, но такую вкусную воду, спросил я с интересом. Усталость прошла, хотелось разобраться.

  Окон в нашей комнатушке не было: я вообще подозревал, что мы глубоко под землёй, но лампа под потолком зажглась сразу после сигнала о побудке, ярко осветив невеликие хоромы. За ночь здесь ничего не изменилось: пара кроватей-каталок, одёжные шкафчики у стены, в которые мне и положить-то было нечего, письменный стол с хитро выгнутой столешницей – приставив стулья с двух сторон, можно было сидеть за ним вдвоём. Писать или что-нибудь печатать в ноутбуке, который, кстати, тоже лежал там с краю. Умывальник, возле которого уже возился с зубной щёткой сосед, а в самом углу, за невысокой перегородкой, отсвечивал белым унитаз.

  Скромненько, но со вкусом.

  – Что это вообще что? – хитро прищурившись, уточнил Антон.

  – Ну хорош тебе... Шутник, блин. Где мы есть, что за люди тут и вообще зачем вся эта шарага?

  Он почесал нос, сплюнул в умывальник пасту, но ответил охотно:

  – Агентство. И его специальный центр – я слышал, Боярский так называл само место. Какая-то спецслужба родной страны, но какая – чёрт его знает. Я на охрану насмотрелся, да и наших кураторов за эти полгода пару раз видел в форме, так скажу: не армия, не полиция, конечно. Не ФСБ. Шевроны на рукавах «Агентство П», сверху написано «Российская Федерация», посредине – герб. Вот и гадай, короче, что это такое.

  – Ага... – Дело ясное, что дело тёмное. Что не бандиты, я и так понял. – И чем они тут занимаются?

  Антоха закончил с зубами, приглашающе махнул рукой: давай, мол, твоя очередь. Сделал десяток приседаний, шумно выдыхая. Потом подошёл к шкафчику, начал там копаться. Обернулся ко мне:

  – Чисти, оправляйся, одевайся, завтрак скоро. А будешь в трусах и майке – разносчик ругаться станет. Накормят, конечно, но Горбунову стуканут.

  – Да мне-то что? Я здесь задерживаться не намерен.

  – Серьёзно? Ну-ну... Тебя тестировали?

  Я кивнул.

  – Сколько баллов набрал по шкале Дока?

  – Баллов? – Я сперва растерялся. – А, семь, сказали. Нет, семь с четвертью.

  – Ну и кто тебя отсюда выпустит, Киря. Смешной ты. Одевайся, привыкай существовать здесь, раз уж так.

  Всё это сказал настолько обыденно, без надрыва, словно сообщал о хорошей погоде, что мне стало особенно не по себе.

  Антон надел штаны, оранжевые с серыми полосками, похожими на форму дорожных рабочих, вытянул из шкафа что-то вроде сандалий, натянул на ноги и стал ремешками подгонять по ноге.

  – Одевайся! В твоём шкафу то же самое есть.

  Пришлось вставать и копаться в соседнем шкафчике. Ну да, стопка футболок, штаны, куртка – того же диковатого окраса, пантолеты.

  – А чего оно странного цвета всё?

  – Ха! Так мы же – «приглашённые лица». Если в побег настроишься, издалека заметно.

  – Мы чего, в тюрьме? – одеваясь, уточнил я.

  – Сказано же: специальный центр. А там уж сам думай... А занимаемся мы здесь одним и тем же, крепим щит Родины.

  – И меч? – вспомнив дурацкое название фирмы, которое упоминал Горбунов, поинтересовался я. Куртка была велика, пришлось подтягивать многочисленные верёвки с карабинами и липучки на рукавах, подгоняя по фигуре. Вроде бы, справился. Но от расцветки меня подташнивало.

  – Кому как повезёт. Может, и меч.

  Он потоптался, проверяя, насколько удобны сандалии.

  – Тоха, вот честно: я ни хрена не понял. Что здесь делают?

  – Всерьёз и всё понимают только Док – ну, профессор, – и генерал, начальник центра. Остальные делают, что скажут.

  Он обернулся, глянул на подсвечник, напрягся. Скулы заходили под щетиной. Один из фитилей свечек слегка задымился, но пламя так и не загорелось. Просто в комнате завоняло палёной нитью.

  – Не получается... – грустно сказал Антон. – От времени суток, что ли, зависит. Короче, расклад простой, но что ты из него поймёшь – не знаю. Где расположен центр, не в курсе, сюда всех привозят без сознания. Может, Питер или на Кавказе где, а может и Магадан. Принадлежит Агентству П, о котором информации ноль. На первом этаже стоит аппарат профессора, с помощью которого человек, обладающий способностями выше тройки может стать сверхчеловеком. Да, не смейся, так оно и есть, сам увидишь.

  – Прямо-таки людей икс мастерят?

  – Ага, что-то вроде. Только ненадолго. Пока ты в мозгобойке... ну, в аппарате, пока идёт подпитка, и если крыша не поедет на предварительных этапах. Да и потом шизануться несложно, психика, бро, штука такая. Неизученная.

  «Минус третий этаж. Завтрак. Готовность четыре минуты», – крякнул динамик. Я даже вздрогнул, хотя ничего пугающего. Немного неожиданно, да и всё.

  – А если результат теста меньше тройки?

  – От единицы до трёх – в батарейки. Меньше единицы – мусор, но сюда таких и не привозят. Я ни одного не встречал. В принципе, в транс любого загнать можно, что-то он да сумеет сделать, но выгорание очень быстрое, нет смысла с такими возиться.

  – Мало, что понял, но ладно.

  – Винтовку добудешь в бою, а пока жрать готовься. В восемь начало занятий.

  – И ты здесь полгода?

  – Так.

  – И чего умеешь, свечки гасить?

  Он немного удивился, потом махнул рукой и рассмеялся:

  – Ты ж новенький, ну да... Без аппарата большинство ничего не умеет. У меня пять баллов, да и то! А это я для себя развлекаюсь, говорят, при регулярных занятиях и без мозгобойки что-то начинает получаться. Так-то раньше я спички мог взглядом двигать: миллиметра два вправо, потом столько же влево. И сутки отсыпаться. А ты со своими семью с четвертью... Интересно даже: шарики лопал на расстоянии или насморк вызывал?

  – Будущее иногда видел. С людьми там ещё кое-что... – неохотно ответил я.

  Мысли в голове разгонялись и сталкивались стремительными глиссерами, поднимая веер брызг на поворотах. Экстрасенсы кругом! Настоящие! Похожие на меня люди, которых я за всю жизнь не встречал ни разу, полагая свой талант совершенно уникальным. Вот это номер... Да ещё и усиливать эти способности научились!

  Внутри меня словно натянулась и лопнула струна, оставив после себя даже не эхо – размытое воспоминание о звуке. Круто же, ребята, как круто!

  Замок на двери щёлкнул, дюжий мужик в незнакомой зелёной с серым форме заглянул к нам, потом вкатил небольшую тележку, уставленную в несколько уровней подносами:

  – Завтрак, шпана! Ложки-вилки не заначивать, особенно ты, новенький. А то знаю я ваши штучки на первых порах. Беглецы-оппортунисты...

  Я взял поднос и отнёс к столу. Вилка мало того, что пластиковая, так ещё и настолько хлипкая, что в глаз ткни – сломается. Без повреждений для сетчатки, роговицы и прочего стеклянного тела.

  Антон о чём-то разговаривал с разносчиком, изредка посмеиваясь, но я не слушал. Оказалось, что жрать хотелось просто неимоверно. Неделя на внутривенном кормлении – это, знаете ли, совсем не то, к чему я привык.

  Рабочий кабинет Горбунова, куда меня привели после завтрака двое хмурых охранников во всё той же серебристой форме, воображение не поражал. Чисто, аккуратно, но очень уж казённо. Обычная офисная обстановка, даже у меня в «Сенсорике» как-то богаче всё выглядит: стол с массивным монитором, кресло, стулья для посетителей, шкаф с документами, тумбочка с чайником и банкой кофе, телевизор на стене. Окон тоже не было, стало быть, до первого уровня мы всё ещё не добрались, хотя везли меня на том же скрипучем лифте на пару этажей вверх.

  Видимо, и лаборатория где-то здесь же, либо я вчера отключался и ошибся в подсчёте этажей.

  – Свободны, – кивнул он охране, снимая очки и аккуратно укладывая их в футляр. – Но за дверью подождите, вдруг наш приглашённый – мастер кунфу и специалист по захвату заложников. Сейчас как начнёт колесом ходить по потолку, стреляя из зубной щётки...

  Я невольно улыбнулся. Охранники, то ли не выспавшиеся, то ли просто привыкшие к шуткам шефа, с каменными лицами убрались за дверь.

   – Ну что, Кирилл, Антон тебя чуток просветил? Да, прослушка, камеры, прости уж, так надо. Вдруг ты акт суицида на горшке совершишь или там весточку отправишь в ЦРУ: сижу невесть где, требуется бомбёжка Воронежа, целую, Юстас.

  Экий у меня куратор, оказывается, юморной.

  – Просветил. Сверхлюдей делаете, говорит, из расходного материала. Иван Иванович, а на кой чёрт это всё стране? Ведь один центр денег стоит немеряно, да ещё и зарплату вам всем платить надо. Чистая наука, что ли?

  – Бизнесмен, – неопределённо хмыкнув, ответил подполковник. – Уважаю. Нет, из науки у нас только отдел профессора, я вас позже познакомлю. Пока смысла нет. Центр один чёрт лет двадцать простаивал, бывшая секретная база минобороны была. А так это, Киря, окупается, ещё как окупается, хотя широкой публике о том неведомо. Вот, землетрясение недавно было возле Гавайев, слыхал в новостях? Молодец. Задержали отправку танкеров с американским СПГ, контракт им почти сорвали. Поработаем в этом направлении – и вовсе сорвём, не мы, так смежники. Работа, знаешь ли, глобальная, сложная, куда там шахматам...

  – Вы устроили землетрясение? – Если честно, я не поверил. Все эти детские книжки и программы Рен-ТВ в зубах завязли: ах, наши доблестные бойцы невидимого фронта, прикрываясь ночной темнотой, зубами перекусили колючую проволоку и ворвались в тёплые сортиры врага в самый ответственный момент... Да ну, бред, конечно.

  – Ну, не я лично. Наш центр. Сосед твой, Ежов, вон тоже участвовал на отвлекающем участке: это когда в тот же момент в Филадельфии едва Индепенденс-холл не сгорел, аж колокол свободы оплавился. Хорошее информационное отвлечение, маневр, понимаешь. Чем у них больше заморочек, тем нам жить проще.

  – Всё в холодную войну играете?

  Я не нарочно его провоцировал, просто всю жизнь искренне считал, что армия и все эти тайные структуры – штука, несомненно, важная, но в родной стране слишком уж выпячивается их значимость. Вместо того, чтобы жить как в богатых государствах, у нас почему-то частенько всплывает идея, что это они лучше пусть живут на нашем уровне.

  Что ещё бредовее, чем жители планеты Нибиру из телевизора.

  В общем, патриотизм мой ограничивался где-то размерами собственной гордости за страну – есть ведь, чем гордиться, красиво, да и люди у нас хорошие. Иногда. А вот государственные проекты, планы и действия, традиционно неповоротливые и частенько непродуманные, оставляли меня в крайнем случае равнодушным.

  Но и к какой-либо оппозиции я не относился отродясь, справедливо полагая, что счастье народное всех этих господ с горящими глазами никаким боком не интересует. Высокие кабинеты и тёплые кресла – это да, любыми путями, но никак не граждане великой Родины.

  Горбунов не обиделся. Посмотрел на меня в упор, поморгал, потом спокойно ответил:

  – Не играем. Воюем. И ты, Кирилл, будешь воевать за нас. Так уж кости выпали. Давай-ка ещё раз обсудим: сам согласишься работать в Центре, либо придётся убеждать тебя понятными аргументами?

  – А давайте я домой поеду? – в тон ему ответил я. – Вот прямо сейчас и поеду. Одежду вашу рабочую сдам, переоденусь в своё, машину заберу – и в путь, а?

  Подполковник поднялся с кресла, прошёлся по кабинету, совершенно не боясь поворачиваться ко мне спиной – конечно, и охрана бдит в коридоре, и из зубной щётки я стрелять не умел. Уж это в моём досье он прочитать успел точно.

  – И там ты начнёшь вовсю постить в фейсбуках, какие мерзавцы эти спецслужбы и лично И.И. Горбунов? Неинтересная получается ситуация, неприемлемая. Нет у тебя дороги назад, в тёплую «Небесную сенсорику», к слегка потёртой, но ухоженной Людмиле Марковне, к маме в кимоно и прочим радостям жизни. Мы вот вчера после твоего тестирования кое-какие меры приняли, благо часовые пояса нам такую возможность дали. Поэтому...

  Он вернулся за стол, одернул пиджак – тоже серый, как при первой встрече, но гораздо дороже на вид, достал откуда-то из выдвижного ящика пульт и решительно направил его на телевизор. Экран мигнул, ожил. Горбунов переключил сигнал на флешку – она заранее была вставлена, эти люди всё делают заранее.

  – Так это... Подписку могу дать, – пискнул я, поглядывая на экран. Пока ничего интересного, черная заставка с надписью «Агентство П. Управление координации».

  – И что нам ей подтереть? – не глядя на меня, устало спросил Горбунов. – Нам не бумажка нужна, а ты сам. Смирись. И чем быстрее ты сообразишь, что нет никакой обратной дороги и прежней жизни, тем лучше.

  Я ещё успел который раз удивиться, как у него изменилась речь, стоило выйти из роли туповатого директора небольшой фирмы, как началось кино.

  Объектив камеры опустился, показывая мне до боли знакомую вывеску «Небесная сенсорика». Я и по парковке узнал, где снимали, но здесь уже без вариантов – мой офис. Потом оператор двинулся дальше, открыл дверь, которую я строго-настрого велел круглосуточно сторожить охранникам, зашёл внутрь. Стол охраны, перевёрнутый стул, следы крови на полу – тонкая красная ниточка, уже подсохшая, багровая. Веером рассыпанные рядом листки каких-то документов, обломки мобильника, по которому как катком проехали, комната отдыха дальше по коридору, куда эта кровавая дорожка и уходила. На стенах пятна крови, в одном месте отпечаток ладони – тоже красный, у самого пола, будто раненый пытался схватиться хоть за что-нибудь, теряя силы. Из приоткрытой двери торчала подошва берца немалого размера, виднелся край штанины камуфляжных штанов над ней.

  – Охранник пытался добраться до телефона, – внезапно сказал до того молчавший оператор. – Или в окно уйти хотел, теперь уже и не скажешь.

  Камера не стала заглядывать внутрь комнаты отдыха, а поплыла дальше по коридору, в приёмную. Лера сидела за стойкой, откинувшись назад. На белом с сиреневым халате – обычной униформе моих помощниц – алели пятна пулевых ранений, жутковатые маки, приколотые к груди, животу и воротнику. Изо рта склонённой набок головы стекала страшной слюной струйка крови, пачкая шею.

  – Четыре выстрела в упор. Погибла на месте, – ровно сказал оператор. Таким тоном обычно просят передать соль за обедом.

  В моём кабинете всё было перевёрнуто, эмблема «Сенсорики» сорвана со стены и разбита уже на полу на несколько кусков, стол сдвинут в сторону, из шкафа выкинуты все папки с делами. Они кучей громоздились в углу. Кушетка перевёрнута неизвестно зачем – похоже, просто от злости, как дети иногда мучают животных – потому что могут, без какого-то рационального объяснения. Зеркальные вставки на стенах (фэншуй и эманации бизнеса, Кирилл Сергеевич!) расколочены вдребезги, неведомый варвар не пропустил ни одну.

  Вампир он, что ли, так ненавидеть зеркала...

  По дипломам на стене, похоже, стреляли как в тире. Разбитые стёкла, дыры от пуль на листах цветной бумаги с замысловатыми подписями никогда не существовавших деканов и ректоров, докторов психологии и академиков. Эту бутафорию, после того, что я уже увидел, было и вовсе не жаль.

  – Кто это всё сделал, вы? Ваши люди?! Зачем?

  – Да ну, бросьте, Кирилл Сергеич! Какие такие наши люди? Вы это всё и сделали – спятили от перенапряжения, или наследственность дурная сыграла, мама-то ваша того, ку-ку уже давненько. Взяли пистолет – он с вашими отпечатками в полиции уже лежит, во дворе нашли, – да и пошли громить свой же офис, убивать сотрудников. Дело нерядовое, согласен, но ничего особенно удивительного. Вы ещё и машину свою сожгли потом в лесу. Съёмок нет, но уж поверьте на слово.

  Как это он удачно на «вы» перешёл, страшненько всё прозвучало. До боли официально. Я закрыл лицо руками. Всегда казалось, что это какой-то театральный жест, живые люди так не делают, но это просто поводов раньше не было. А теперь вот появился, стараниями этих тварей.

  – И как же... Что же...

  – А ты в федеральном розыске теперь, парень. Прикинь, как забавно? И Центр – единственное место в стране, где ты можешь дальше жить и работать. С некоторыми ограничениями свободы, но на строгом режиме всё будет ещё хуже. О психушке я и не говорю. А здесь есть возможности. Тем более, ты просто не побывал в аппарате – для некоторых приглашённых это круче наркотика.

  У меня было ощущение, что ничего больше нет.

  Всё сломалось.

  Ни сил, ни направления, а только одна морская волна в шторм схватила как щенка за шиворот и то отпускает в штуку – вон он берег, ползи, обдирая руки и живот, то перестаёт баловаться и стягивает обратно, в пучину. Так однажды уже было в детстве, отец ещё был жив. Мы поехали в Лазаревское, и чёрт дёрнул меня, не умеющего плавать, на смешном надувном лебеде с дыркой для щуплого мальчишеского тела, в шторм сунуться в море. Всего-то балла три-четыре, взрослый человек успел бы выскочить на берег между волнами, а я вот завис между жизнью и смертью.

  И криков никто не слышал, хотя родители-то вот, метрах в пятидесяти, увлечённо играли в карты и пили противное кислое вино со случайными знакомыми.

  Вода. Солёная вода со взвесью совсем мелких камушков с размаху бьёт и стаскивает меня обратно, от спасительного берега в глубину, лезет в рот, выливается носом. Но... Тогда выполз, навсегда простившись с унесённым в море лебедем, получив от матери по ушам именно за него, а не за то, что едва не утонул, и сейчас – как-нибудь.

  – Мне надо подумать.

  – О чём? – совершенно непритворно удивился Горбунов, выключая телевизор. – Дело-то ясное. Впрочем, можно. До вечера, там будет второе тестирование, вот пока пообедаешь, подумаешь. Хочешь, книжек принесут? У нас библиотека отличная. Ты вот, наверное, читаешь мало, сейчас все больше по игрушкам и телефонам.

  – Много я читаю, ошиблись. А пусть несут, «Граф Монте-Кристо» прямо в тему будет.

  Подполковник хохотнул, но что-то записал на листке для заметок.

  В свою комнату я вернулся опустошённым, уже не обращая внимания ни на хмурых охранников, ни на скрипучий лифт. Плевать. Надо было разгадать сооружённую для меня Горбуновым головоломку: убраться отсюда и не сесть лет на много за двойное убийство.

  Или это всё была инсценировка для дураков? Хм. Тоже вариант. Но проверять его – даже если удастся выбраться из центра и как-то попасть домой через «часовые пояса» – не хотелось. Представил себе на секунду, как я заявляюсь в отделение полиции с вопросом, не нагрели ли меня, такого хорошего, постановочной съёмкой про стрельбу в «Небесной сенсорике», а в ответ получаю дубинкой по лбу.

  Хороший вариант. Смешной.

  – Скажи, Антон, а тебя здесь как заставили остаться?

  – Да никак. Семьи у меня нет, родителям Агентство денег высылает нормально. Работаю вот, зачем меня держать? К тому же в мозгобойке знаешь как круто иной раз! Вот ту же Филадельфию поджигать прикольно было: кажется, что висишь прямо над ней, в небе, вроде как и высоко, а видно всё-всё, каждого человечка, машины, полоски на флаге пересчитать можно. Потом команда поступает, и я превращаюсь в огонь. Не зажигаю в руках, не стреляю им, типа как с огнемёта, нет! Сам становлюсь огнём, растворяюсь в этом пламени, пропитываю воздух, нагреваю его и разделяюсь на части: что-то остаётся на объекте, что-то возвращается сюда, в аппарат. Ощущение потрясающие, а ты говоришь – заставили. Сам потом поймёшь.

  Вот оно как. Сам пойму.

  – Мне это не надо, Тоха.

  – Попробуй сперва, Киря, потом уже и решай. У меня вот тренировка, пойду душой отдохну.

  И правда, через пару минут зашёл охранник – всего один, да и то, видимо, просто в силу инструкции, поздоровались за руку и ушли, совершенно приятельски болтая.

  А я остался. И одиночество это мне скорее нравилось, чем нет. Всё же впервые остался один со времени... Да уж неделя, если голос утренний не соврал. А смысл ему брехать, меня в заблуждение вводить? Так невелика птица.

  Первым делом я прошёлся по вещам: свой шкафчик, Антона, стол: в ящиках обнаружилась масса разнообразного добра, от пивных пробок и скрепок до пачки журналов «Химия и жизнь». Действительно, чем ещё заняться на досуге, выпил – и читай.

  Ноутбук исправно включился. Модель древняя, без сканера отпечатка пальца и прочих faceID, нажимай кнопку да жди, пока он посвистит кулером, подумает и раскроет тебе рабочий стол.

  Открылся без хлопот, но радости это не прибавило. Подключения к сети нет, браузер вообще не установлен. Офисные программы, какие-то старые игрушки, совсем уж пожилой фоторедактор. В папке «документы» куча чьих-то стихов отдельными файлами, самый свежий – годовой давности. Прочитал пару, дрянь дрянью. Явно не Державин.

  – Как же мне в сеть-то... – задумчиво сказал я.

  А никак, похоже. Самое главное – я толком и не понимал, что бы сделал, забравшись в интернет: кляузу в правительство стал писать или просто сёрфить сайты в поисках криминальных новостей? Если уж видео сняли (или смонтировали), думаю, с новостями тоже всё в порядке. Ищут тебя, Кирилл Сергеевич, ищут. И никакой фирмы у тебя в любом случае больше нет.

  Захлопнул ноутбук, даже не потрудившись выключить.

  Вернулся к Антонову шкафчику, покопался ещё, внимательнее. И вот – награда усталому следопыту и сыщику! – кнопочная звонилка. Я подобными со школы не пользовался, но уж как-нибудь... Работает – и ладно, справлюсь.

  А теперь самый интересный вопрос: кому, собственно, звонить? В полицию? Может, матери? Отпадает. Людмиле Марковне? Хм. Во-первых, про неё в Агентстве знают, Горбунов упоминал, во-вторых... А чем она мне поможет-то? Это не деньги у мужа тырить, чтобы открыть бизнес для любовника на стороне, всё серьёзнее.

  Пару лет назад я бы набрал Филиппа. И он бы помог хоть чем-нибудь, мозги у друга работали дай Бог каждому. Но... поздно об этом думать.

  Филипп. Солнце среди туч. Нани. Интересная ассоциация какая, но раз так – надо пробовать.

  Одна беда, молодёжь нынче трубку при неизвестном голосовом вызове не берёт, а мессенджера в этой рухляди не было, нет и не будет. Эсэмэску, что ли, написать?

  «Прив, Нани, это Кирилл Сергеевич, Сенсорика. Прости, что пропал, не моя вина, задержало Агентство П – не знаю, кто, спецслужба поместили в некий центр-тюрьму, Урал или Сибирь, разведай, помоги выбраться, никого не убивал, попробую потом позвонить написать, сюда не пиши!!!».

  Не шедевр эпистолярного жанра, но хоть что-то.

  Нажал «отправить», стёр текст.

  Как только я сунул телефон обратно в шкаф Антона под стопку чёрных футболок, в замке двери зашуршало. Я отскочил к своей кровати, прихватив пару номеров журнала, раскрыл в первом попавшемся месте и уставился в огромную, на весь разворот, фотографию хитро сочинённой молекулы – здоровенную разноцветную гусеницу с подписями на английском.

  Охранник на меня, впрочем, особого внимания не обратил. Положил на стол свёрток, подошёл к Антонову шкафчику и, почти не копаясь, выдернул оттуда телефон, положил в карман формы. Молча вышел, заперев дверь.

  Я шумно выдохнул – всё это время сидел как мышь, затаив дыхание. Подошёл к столу и развернул свёрток: интересно же, чем Центр радует узников.

  «Александр Дюма», – значилось на тёмно-синей обложке, вверху и помельче.

  А ниже и крупным шрифтом – «Граф Монте-Кристо».

  07. Разрушитель

  – Ну что, брат Кирилл, пойдём? – Охранник был новый, не из прежних конвоиров к Горбунову, не раздатчик пищи и не посыльный с книгой. Много здесь народа, похоже, много. Так просто не сбежишь, даже если бы было куда.

  – Пойдём, брат сатрап, – в тон ему легко согласился я. – Убей меня нежно. А куда попрёмся-то?

  – В лабораторию к Доку.

  Книгу я положил на подушку, вернусь – перечитаю. А не вернусь... ну, тогда и вся история Эдмона Дантеса (который, как я считал в детстве, и убил Пушкина на дуэли – поколение ЕГЭ, как иначе) останется кому-то другому. Судьба, сами понимаете.

  На самом деле до появления охранника я не столько вспоминал жизни выдуманных людей, перелистывая книгу, сколько пытался разобраться в себе. Такой вот сеанс прикладного психоанализа, завернувшись в шутовское оранжевое с серым одеяние и болтая ногами, обутыми в безразмерные сандалии.