Текст книги "Узники смерти"

Автор книги: Юрий Мокшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

– Она давно тут? – спросил он у Сени, кивнул на удаляющуюся женщину.

– Появилась сразу после твоего ухода с запросом на новую программу, видимо, сейчас пришла за распечаткой первого варианта. Но ведь у нее, кажется, алиби.

– Просто я не хочу, чтобы по Зоне ходили разные слухи.

Сеня улыбнулся:

– Вера Александровна создает впечатление весьма положительное: умна, скромна, не болтлива…

– Тем не менее…

После ужина Дмитрий Николаевич пошел на озеро, решив, что совет Набелина не так уж и плох. Сидеть в душной квартире было хуже пытки.

Для особиста Зотов был достаточно умен, а в некоторых вопросах даже слишком. В основном он четко знал и чувствовал, когда необходимо отступить, а когда лезть напролом; когда надо улыбаться, а когда и брови сдвинуть; когда можно послать все к черту а когда и пупок понадрывать. Майор всегда верил в лучшее, но будучи практичным человеком, каждый раз готовился к худшему, чтобы потом, если что, не очень расстраиваться, а бросить все силы в дело.

Подойдя к озеру, Зотов сел на скамеечку, стоящую возле самой воды. Красота окружающей его природы создавала решительный контраст с мрачными мыслями, засевшими острым клином в голове. От этого несоответствия становилось неуютно.

– Итак, – прошептал Дмитрий Николаевич, – мнение компьютера совпадает с моим. Значит, надо обратить внимание на Мизина.

Профессору Сергею Ивановичу Мизину было тридцать восемь лет. Он был стройным высоким брюнетом, с красивым лицом и выразительными глазами. Сергей Иванович больше напоминал киноартиста, нежели профессора. Именно Мизин начинял экземпляры программами, используя для этого лично им разработанную технологию, по экспертным оценкам – самую совершенную в мире.

У профессора было два канала поступлений рабочего материала. Для диверсионных и террористических акций к нему присылали специально подготовленных, прошедших тщательный отбор офицеров из бригад спецназа. На языке Зоны они назывались экземплярами первой категории. Это были безжалостные машины для убийства, но для большей надежности их пропускали через аппаратуру Мизина.

Второй канал поступлений шел из лагерей особого режима, в частности, из соседнего с объектом концлагеря, а также из психушек. Экземпляры второй категории были бросовым материалом для экспериментов и серийных опытов. Иногда создавались специальные команды для особых заданий и из уголовников.

Но не все программы составлялись непосредственно на Зоне. Большинство из них присылали из Москвы и группе Мизина нужно было лишь вмонтировать программы в сознание людей. Затем зомби направлялись в Крым на спецполигон КГБ, где проходили окончательную проверку перед засылкой на задание.

Зотов понимал, что ему предстояло вести игру с опытным и коварным противником. Он верил в свою победу, но также отчетливо осознавал, что Мизин – лишь первый раунд схватки. За профессором должны стоять куда более могущественные силы, но вот какие – это был вопрос из вопросов.

А может, я действительно от жары совсем свихнулся и выдумываю бог знает что?" – рассуждал Зотов, прикрыв уставшие глаза.

Майор знал, что простых убийств не бывает. Есть лишь недобросовестные или тупые следователи, делающие их простыми для скорейшего отчета перед начальством и закрытия дела.

Зотов не мог себе четко объяснить, что же в первую минуту его так насторожило. Собственная интуиция, еще ни разу не подводившая, на чем-то основывалась, на каком-то незаметном факте, еще не осознанном умом, и в сотый раз вспоминая в мельчайших подробностях все им увиденное, майор мучительно думал, что же это могло быть.

Неожиданно Дмитрий Николаевич вспомнил свои собственные слова, сказанные Сене: "..Есть много других, более верных способов убрать лейтенанта…"

"Действительно, – подумал Зотов, покусывая сорванную травинку. – Почему бы убийце просто не оглушить Макарина, сунуть ему в рот ампулу с наркотиком, а затем с помощью гипноза немножечко притупить память? Никто бы не понял, а если уж убийца не был уверен в надежности своего гипноза, то мог бы через день или два, достаточно подготовившись и все продумав, спокойненько убрать опасного свидетеля. Почему убийца не пошел по простому пути, а выбрал вариант привлекающий внимание и потому опасный? Хотя еще неизвестно что проще: убить с помощью экземпляра или ломать потом голову, как подстроить несчастный случай?"

Зотов пришел к выводу, что преступник видимо не смог оглушить Макарина. А не смог по двум причинам: во-первых, он слаб физически и не решился нападать; во-вторых, Макарин все-таки был начеку и держался от убийцы на достаточном расстоянии. Если взять основного подозреваемого Мизина, то эти варианты не подходили, так как профессор достаточно крепок, владеет восточными единоборствами, постоянно принимает участие в соревнованиях и даже один раз победил самого Зотова, вырубив минут на пять. Тут больше бы подошли доктор Куданова или хлипкий Черков.

"Итак, – продолжал рассуждать Зотов, – спустившись в лабораторию, но еще не войдя в отсек с экземплярами, лейтенант кого-то увидел. Он был крайне удивлен и испуган. Удивлен оттого, что в пустой лаборатории наткнулся на сотрудника; испуган же оттого, что обнаружилось его собственное серьезное нарушение инструкции. Тут, мне кажется, сыграла психология пре-винившегося новобранца, и преступник воспользовался этим. Он убедил лейтенанта, что либо Макарин, либо компьютер ошиблись, понимая в тоже время всю шаткость своих позиций. Ведь стоило лейтенанту подняться в "центральную", и все стало бы ясно. Убийце ни в коем случае нельзя было отпускать Макарина и видя, что тот напуган не меньше его самого, убийца решил пойти ва-банк. Может быть у него был и другой вариант ликвидации, но узнав у лейтенанта причину появления в блоке, убийца тут же придумал новый и, в данной ситуации, более верный способ. Он пообещал Макарину сохранить тайну и даже больше: позволить встретиться с другом. В тот момент, когда лейтенант открыл камеру, неизвестный прошел в аппаратную и включил сигнал на уничтожение. Так как у данного экземпляра сигнал «атака» был речевой, то достаточно было включить внутреннюю связь с камерами и произнести кодовые слова. Голос в динамике на пару секунд отвлек внимание лейтенанта, а зомби, получив команду, спокойненько разделал его.

Но тогда зачем нужна была аппаратура "Сигнал"? Или Мизин забыл шифр и решил вспомнить? Или это был не Мизин? '"

Зотов оказался в тупике, в который сам же себя и завел своими рассуждениями. Зомби на данном этапе подготовки находился в подчинении только Мизина и только профессор знал его код. Поэтому Сергею Ивановичу незачем было включать аппаратуру "сигнал", чтобы выяснить ключевую фразу. Конечно, при условии, что профессор специально не включил аппаратуру, для того, чтобы направить следствие по ложному следу. Но это так же было маловероятно, так как убийца тем самым выдавал сам себя и заранее был уверен в разоблачении. Включение аппаратуры было пока одним из основных вещественных доказательств.

И тут опять возникло "но". Время появления Макарина в тринадцатом секторе было на одиннадцать минут тридцать восемь секунд раньше кратковременного всплеска нагрузки, то есть включения аппаратуры. Если Мизин не пользовался "Сигналом", тогда что он мог включать на такой короткий срок и для каких целей? А если это все-таки был не Мизин, тогда кто?

Зотов пожалел, что у него нет под рукой надежного экстрасенса, так как все имеющиеся на Зоне "волшебники и маги" работали во втором блоке и ими были все те же Мизин, Куданова и частично Черков. Обращаться к ним за помощью все равно, что запустить козла в огород с капустой.

4

Камуфляж Зоны был сработан на славу. Никому и в голову не приходило, что под жилгородком, начиная от штаба до радиоточки в одну сторону, и до химзавода в другую, глубоко под землей скрывается суперлаборатория КГБ.

Вряд ли кто мог догадаться, что заходящие каждое утро в штаб симпатичные прапорщицы, степенные капитаны и майоры – никто иные, как профессора, доктора наук и ассистенты. Спустившись под землю и сменив мундир на белый халат или спецодежду, они приступали к опытам, порою приводившим в трепет не только знавших об этом по долгу службы, но и их самих.

Создатели лаборатории преследовали множество целей. Основные из них заключались в разработке химических, бактериологических и биофизических методов и препаратов, пригодных к тайному использованию для контроля над поведением человека. В идеале кое-кто мечтал создать универсального человека-робота, супермозг, способный решать задачи, недоступные ни людям, ни компьютерам. Проводились исследования по биологии, физиологии и психологии человека, исследования по массовому воздействию на толпу. Один из психотерапевтов, ставший в будущем знаменитым по своим телесериалам массового гипноза, принимал участие в этих исследованиях. Несколько лет спустя после описываемых событий, он сумел все-таки проверить свою теорию на миллионной зрительской аудитории. И хотя этот телегерой понятия не имел о существовании лаборатории, свои установки он получал именно из Зоны.

Но человек – существо живое, а потому не столь надежное, как машина. Поэтому кроме экстрасенсов, проводились испытания психотронных генераторов, способных воздействовать как на одного человека в отдельности, так и на большое скопление людей. Разрабатывались программы по использованию генераторов в парламентах, конгрессах, военных коллегиях потенциального противника. О народе тоже не забывали. Создавались различные программы для подавления толпы, для нагнетания напряженности, взрыва необузданной энергии и необдуманных действий. Но кто из создателей генераторов мог предполагать тогда, что не пройдет и десятка лет, как их усовершенствованные электронные монстры будут использоваться на улицах и площадях Москвы?

Конечно, такой объем работ был не под силу одной лаборатории. Зона изначально планировалась как центр, к которому должна стекаться информация со всех концов страны, научные разработки и идеи. Здесь их изучали, если нужно, дорабатывали или просто проверяли в действии, прежде чем запустить в серию. Но и своими собственными идеями Зона могла бы прославиться на весь мир, если бы, конечно, не ее страшная засекреченность.

Нельзя сказать, что сама идея тайного контроля над мозгом человека была продуктом именно двадцатого века. Поиск в этом направлении осуществлялся в разные времена и в разных странах. У нас он начался еще в Царской России и курировался контрразведкой Генерального штаба. Этому серьезному департаменту необходимы были новые надежные методы допросов пойманных вражеских агентов, физические пытки зачастую давали сбой – арестованные, не выдержав, уносили с собой в могилу ценные сведения, так и не успев поделиться знаниями с господами из следственного отдела. Исследования основывались, в основном, на восточных наркотических веществах. Да и сама идея прилетела оттуда, принесенная на крыльях японских и китайских агентов.

Октябрьская революция прервала этот полет, правда, ненадолго. К двадцать второму году умные головы начали понимать, что теория о всесильности воспитания и перевоспитания человека, мягко говоря, не срабатывает. Необходимы иные, более надежные способы в создании нового человека, служащего идеальным винтиком в машине тоталитарного государства.

Начался новый виток исследований. Как многие царские архивы, архив спецслужбы достался в наследство ЧК в целости и сохранности. Но сама лаборатория к тому времени была полностью разрушена и разграблена. Пришлось все создавать заново.

Поначалу работа шла медленно и не приносила ощутимых результатов. Сказывались ограничения законодательного плана, не хватало образованных и в то же время достаточно идейных для такой работы кадров. Почти не было подопытного материала.

К тридцатому году, вследствие государственной политики, положение начало меняться. Перестали стесняться законов, широким потоком хлынул дешевый материал в лице врагов народа. Многие научные направления были объявлены лженауками и вычеркнуты из нашей общедоступной истории, но продолжали развиваться и крепнуть в секретных лабораториях и институтах, создаваемых на базе концентрационных лагерей.

Положение в корне изменилось к тридцать девятому году, когда благодаря постоянным заботам Берии – крестного отца институтов-зон – в лабораторию Мозга, расположенную к тому времени в лагере особого режима, поступили кадры из числа репрессированных. Они готовы были изобрести хоть вечный двигатель, лишь бы не попасть не лесоповал.

Во время войны лаборатория была особенно перегружена. Количество исследуемых тем увеличилось в несколько раз. Кроме того, с победой Красной армии, появилась надежда почерпнуть что-то новое из документов немецких и японских лабораторий смерти. Но оказалось, что мы не только не отстаем от поверженного противника, но по некоторым вопросам даже ушли вперед.

После смерти Сталина и Берии исследования, естественно, не закончились. Ученые продолжали усиленно работать над созданием все более новых и совершенных технологий. Старая лаборатория уже не отвечала современным требованиям. Многие разработки пришлось перенести в другие закрытые институты. Научно-технический прогресс развивался в геометрической прогрессии, а значит, и для исследований требовались все большие людские ресурсы. В определенных инстанциях было решено использовать в качестве подопытного материала не только зеков, но и контингент из психушек и специальных; лечебных заведений. Реже из больниц и поликлиник с их огромным количеством инвалидов и пенсионеров.

В семидесятые годы встал вопрос о создании новой единой лаборатории, как губка, впитывающей в себя разработки отдельных институтов и служащей для них "опытным производством".

Новейшие технологии требовали соответствующего и постоянного обеспечения оборудованием, материалами и сырьем. Подобный объект должен был располагаться в непосредственной близости от источников, питающих монстра.

После долгих дебатов в верхних-эшелонах власти в шестьдесят восьмом году рядом с одним из бесчисленных закрытых номерных городков "арзамасского куста" началось строительство единого центру по созданию человека-робота.

В пользу выбранного места говорили несколько доводов: во-первых, вся арзамасская зона была закрыта и контролируема; во-вторых, под боком находилась сырьевая база – Дзержинский химический гигант и Арзамасский ядерный комплекс. Ну и наконец, в-третьих, зеки, работающие на вредных производствах и являющихся вдобавок дешевыми подопытными свинками для лабораторий. Зона лаконично вписалась в данную местность, не привлекая особого внимания.

Через пять лет после начала строительства объект уже работал на полную мощность и выпустил своего "первенца" – человека-робота.

Надо отметить, что подобные работы осуществлялись и в ряде других стран. В США, например, с пятьдесят третьего по семьдесят третий год проводилась операция ЦРУ по разработке химических и биологических препаратов, именуемая "МК-ультра". Операция была рассекречена и наделала много шума на Западе. Особенно отличился Национальный институт душевного здоровья на базе научно-исследовательского центра по изучению наркотиков в Кенсингтоне, штат Кентукки… Там широко были использованы препараты вызывающие галлюцинации, наркотик ЛСД и т. д. В тоже время серьезные наблюдатели отмечали, что на поверхность всплыла лишь вершина айсберга.

Советскому Союзу в смысле рассекречивания повезло больше и не потому, что наши программы были менее мощными и менее масштабными. Сказались преимущества полностью закрытого общества и государственного контроля над информацией.

В общем, как бы там ни было, а наши ученые могли работать пока спокойно, доверившись неустанной заботе службы безопасности.

5

Вертолет мягко опустился на бетонную площадку. Немного одуревшие от постоянной вибрации и гула, – пассажиры один за другим неуверенно слезли по трапу. Прибывших было трое: полковник Саблин, доктор Бортник и ассистент Еремеева. Их встречали начальник Зоны и начальник Особого отдела.

Пока солдаты возились с багажом, вся компания разместилась в рафике. За руль сел Зотов. Успев с каждым познакомиться еще на посадочной площадке, он сразу приступил к делу.

– Прежде чем вы вольетесь в наш дружный коллектив, – произнес Дмитрий Николаевич, – я обязан провести с вами небольшой инструктаж, хотя вас уже должны были ввести в курс дела на пункте переподготовки. Тем не менее, мы должны соблюдать все формальности.

– Это касается только вас, милые дамы, – вставил Набелин.

Женщин разместили в однокомнатных квартирах, и Зотов повез Саблина в гостиницу. Набелин, сославшись на дела, вышел из рафика.

Когда прибыли в гостиницу, Саблин, задвинув чемодан под кровать, подошел к столу, налил стакан воды из графина, предварительно осведомившись о ее свежести, и залпом осушил его.

– Наконец снова живу, – выдохнул Саблин, растянувшись в кресле. – Не могу летать, а тут сразу с самолета на вертолет. Я после этих полетов, как с похмелья, – бочку воды могу выпить.

Он неожиданно улыбнулся:

– Ну, так как у вас дела?

Зотов одарил его ответной улыбкой, прекрасно зная, что полковник не так прост, как это может показаться с первого взгляда.

За время своей службы, Дмитрий Николаевич встречался с Саблиным два раза и успел составить об этом человеке собственное мнение.

Петр Александрович был штабным работником. Умный, хитрый, он даже если и взрывался, то делал это тихо, но бил насмерть. На первый взгляд Саблин был ревностным работником. На поверку же это оказывалось умением подлизываться к начальству. Его служебная карьера напоминала лестницу, весьма круто уходящую вверх. У женщин и начальства он имел успех, так как всегда знал, что им надо, и умел это преподнести в нужной для себя форме.

Еще в Москве, прочитав копию доклада майора Зотова, полковник ничуть не удивился убийству, зная, что с этими учеными надо всегда быть начеку. Он не хотел лететь в Зону, так как пришлось отложить очень важные дела, но должность заместителя куратора Зоны обязывала.

На следующий день Саблин вылетел из Москвы, получив письменный приказ расследовать убийство максимум за три дня, и устное распоряжение – не поднимать вокруг этого много шума.

– Отдыхайте, Петр Александрович. Я зайду за вами без четверти восемь, – вместо ответа произнес Зотов, пытаясь перенести дела на потом.

– Нет-нет, – Саблин замахал руками. – Я уже пришел в себя. Мне нужно всего пятнадцать минут, чтобы побриться и принять душ. После этого мы поговорим, если, конечно, у вас есть время. А пока посмотрите вот это…

Он открыл дипломат и, вытащив отпечатанный лист бумаги, протянул его Зотову.

Это была копия личного дела экземпляра из шестой камеры. В копии говорилось, что заключенный, убивший лейтенанта, являлся его школьным другом. После окончания десятилетки их дорожки разошлись: Макарин поступил в школу КГБ, а Кудряшов, совершив ряд изощренных по своей жестокости убийств, был приговорен к высшей мере наказания.

Зотов вздохнул и сел на диван. Из ванной комнаты доносились блаженное кряхтение и фырканье полковника.

– Итак, Дмитрий Николаевич, – произнес Саблин выйдя из ванны и кивая головой на привезенный им документ, – что вы на это скажете?

Майор пожал плечами:

– Это объясняет только то, зачем лейтенант поплелся в этот отсек и открыл дверь именно этой камеры.

– А по-моему это объясняет и все остальное. Твой лейтенант оказался слишком любопытным и недисциплинированным, а может, просто плохо проинструктированным, ведь он новичок на Зоне.

– Я и не собираюсь снимать с себя ответственность и понесу наказание, как положено…

– Ну-ну, не дуйся, – перебил полковник. – Я приехал вовсе не для того, чтобы ругать тебя или топить перед начальством. В управлении тебя все ценят и уважают и не хотят терять прекрасного работника. Меня прислали выявить ошибки, если таковые имеются, и разобраться, является ли происшествие несчастным случаем, или за этим что-то скрывается. Хотя руководство считает это чистой случайностью.

Зотов понял намек и на "прекрасного работника", и на "выявление ошибок" и на "случайность", но покачал головой:

– Убийство не случайно.

Произнеся это, майор вряд ли полностью отдавал себе отчет, чем это может для него обернуться. Если бы он предполагал, как круто изменится его размеренная спокойная жизнь из-за этих трех слов… Но на сей раз интуиция самосохранения подвела. А может быть, это была судьба, злой рок, с которым даже герои предпочитают не связываться.

– Гм-м, интересно. Я слушаю тебя. – полковник уселся в кресло и уставился на Дмитрия Николаевича, как на законченного дурака.

– Попробуем разложить все по порядку. Макарин увидел своего школьного друга, скорее всего, во время пересылки последнего из лагеря в лабораторию. Спустившись в отсек, он открыл камеру и… О чем они говорили, что между ними произошло, почему Кудряшов зверски разделал своего друга – остается лишь догадываться.

– А по-моему, все очень просто, – возразил Саблин. – Во-первых. экземпляр был не подготовлен, поэтому невозможно предугадать те комбинации, что могли возникнуть в его сознании. Во-вторых, в него закладывалась общая программа уничтожения. В-третьих, у Кудряшова и без нашей подготовки была психология убийцы-садиста. А если учесть, что он некоторое время сидел в камере смертников и вдруг увидел перед собой охранника, то нет ничего удивительного в том, что заключенный убил его. Если Кудряшов узнал своего друга, то у него могло возникнуть и чувство обиды, зависти, злости…

– Именно на подобные рассуждения и рассчитывал преступник, – перебил Зотов.

– Объяснись.

Дмитрий Николаевич передал полковнику папку с делом.

Изучив ее, Саблин явно загрустил. Он понял, что хотя улики и косвенные, дело приобретает серьезный оборот.

– И потом, – продолжал майор, – моя интуиция…

– Ну, старик, это уже мистика. Ты бы еще тут черной магией решил заняться от безделья.

– Да нет, Петр Александрович, ты же знаешь, что у нас могут происходить любые чудеса.

– Хорошо-хорошо, – произнес полковник и было видно, что его интересуют лишь вполне ощутимые факты. – А ты понимаешь, под чем сейчас подписываешься? Получается, что кто-то проникает в лабораторию, наплевав на всю нашу хваленую сигнализацию, и пока она молчит, как будто специально для того и сделана, этот мерзавец занимается там бог знает чем. А ты – начальник Особого отдела – ни хрена не знаешь.

Саблин принял грозный вид. Он закурил и отвернулся к окну, соображая, как теперь будет выкручиваться перед начальством.

– Кого ты подозреваешь? – спросил он после некоторого молчания.

– Их трое – Мизин, Чернов и Куданова.

– Черт возьми, и все уважаемые ученые, цвет нашей науки! Сволочи.

Зотов сделал вид, что не заметил последней реплики. Он улыбнулся:

– Офицеры охраны, сами понимаете, исключаются, так как не могут знать закодированного сигнала для управления зомби. У директора и начальника Зоны алиби. Седой до утра дулся в карты в теплой компании, а Набелин был на рыбалке и подъехал лишь к обеду. Оба наших зама в отпуске.

– Давай про интеллигенцию.

– Профессор Черков и доктор Куданова до трех часов ночи сидели на квартире у профессора…

– Чем они занимались, любовью?

Дмитрий Николаевич хмыкнул, вспомнив недавний разговор с Набелиным.

– Нет, в данном случае наукой.

– Хорошо, остался один Мизин.

– Судя по докладу на центральный пост, профессор покинул лабораторию в девятнадцать пятьдесят, то есть примерно за пять часов до смерти лейтенанта. Задержка Мизина на работе не вызывает подозрения, та: к как год назад Седой ввел свободный график для научных работников. Он считает, что профессора, как поэта или музыканта, муза, то есть идея, может посетить в любое время дня и ночи. За графиком их работы никто не следит и судят лишь по конечным результатам.

– Это я знаю, как и то, что Седой большой демократ. Распустил дармоедов.

Зотов пожал плечами:

– График проверить легко, что я периодически и делаю. Достаточно просмотреть записи в "центральной", так как о каждом входе и выходе из бункера дежурный офицер сообщает старшему дежурному. Креме того, данные автоматически заносятся в компьютер. Уничтожить или стереть их практически нельзя. В этом случае придется стирать не только машинную память, что при желании можно сделать, но и записи в сменном журнале. А они заносятся от руки лично старшим дежурным и в конце смены передаются под роспись следующему дежурному.

– А что Мизин делал ночью, тоже неизвестно?

– Спал, как и все нормальные люди. Свидетелей этому нет.

– Значит, если верить всем показаниям, на момент убийства в блоке никого не было.

– Я уверен, что был. Лейтенант случайно стал свидетелем этого и поплатился жизнью. Вот тебе и мотивы убийства. Нам остается точно установить для каких целей неизвестный проник в лабораторию, и тогда мы сможем вычислить его. Мне кажется, все эти заморочки вертятся вокруг экземпляров. Последняя партия относится к особым. Ее программа составлялась в Москве, поэтому никто из наших не знает кода. Из всех вариантов я отобрал два. Первый: неизвестный или неизвестные пытаются расшифровать московскую программу. Для чего – это вопрос другой. Может быть, убийце уже удалось найти ключ. Второй вариант: неизвестному не нужна московская программа. Под видом ее он хочет запустить свою, тем более, что контрольную проверку делают не у нас, а там, откуда присылают программу. Что с тобой?"

Полковник блеснул глазами и закашлялся.

– Поперхнулся, – произнес он, переведя дыхание. – От твоих идей.

– Надо сделать запрос заказчику, может быть, разрешит нам самим провести проверку.

– Вряд ли. Они скорее прикажут уничтожить всю команду. Хотя попробуем.

– При положительном ответе можно будет провести эксперимент на зондирование.

– Не понял?

– Потом объясню. Надо еще кос-что проверить.

Почему-то Зотов чувствовал, что не надо раскрывать полковнику все карты. Саблин же как-то странно посмотрел на майора, но промолчал.

– Давай-ка выпьем по одной, – неожиданно предложил он, доставая из чемодана бутылку коньяка.

– С удовольствием.

Пропустив по стопке, чекисты с наслаждением закурили, уставившись в потолок.

– Послушай, – спросил Саблин. – Но ведь увеличение нагрузки было кратковременным и почти незаметным. Может быть что-то где-то коротнуло или компьютер взбесился? Если б кто-нибудь нелегально работал в блоке, то нагрузка была бы значительно больше и по силе и по времени.

– Я думал об этом. Мне кажется, убийца не успел сделать то, зачем пришел. Доводить работу до конца после смерти лейтенанта он не рискнул – не такой уж дурак. Он понимал, что в обычной ситуации никто из техников не обратил бы внимание на увеличение нагрузки так ночные опыты проводятся довольно часто. Но не сейчас. Завтра я дам команду. чтобы проверили все свободные от опытов ночные смены за последние полгода. Может, где-нибудь да всплывет слишком большое потребление электроэнергии. Хотя на месте убийцы я бы работал только тогда, когда в соседних блоках проводят опыты. Тогда вообще ничего нельзя определить. Стоп…

Зотов поднял is: небу указательный палец.

– А ведь в ночь убийств, в четвертом блоке должны были проходить опыты, но их перенесли за два дня до этого. Значит, работа неизвестного была запрограммирована еще раньше и изменить дату он был уже не в состоянии.

"Прав Сеня, – подумал майор. – Надо перевернуть всю операционную систему компьютера. "

– Ты, пожалуй, прав, – не очень весело одобрил полковник.

– Чем больше я об этом думаю, – продолжал Зотов, – тем сильнее уверен, что убийцей может быть только одиночка. В этом случае остается один Мизин. Днем он, естественно, не мог проделывать свои штучки, так как об этом сразу доложили бы мне Черков или Куданова. На Зоне каждый следит друг за другом и о малейшем подозрении или, не дай Бог, нарушении, же доносят в Особый отдел. Поэтому профессор вынужден был выбрать ночь, но не учел двух случайностей – лейтенанта, который поперся к своему другу, что не входит ни в какие рамки и Черкова со своими бредовыми идеями обеспечившими алиби не только ему, но и Кудановой.

– И третье, – вставил полковник. – Отмену ночных опытов.

– Точно. А теперь я скажу тебе еще одну любопытную вещь. Как ты знаешь, лаборатория днем и ночью охраняется как в "центральной", так и на заводе и радиоточке. Чтобы проникнуть в бункер и воспользоваться личным кодом, необходимо сначала пройти охрану. Офицеры же в один голос утверждают, что в ту ночь никто не входил.

– А может, они у тебя спали?

– Не думаю, но даже если и так, двери-то открываются изнутри. Чтобы попасть в вестибюль, необходимо разбудить дежурных. Дверь же не вскрывалась – я проверил. Я сейчас прорабатываю вариант с выходом в шахту для спецотходов. Мизин либо нашел способ блокировать сигнализацию шахты, либо влез в операционную систему и изменил время открытия и закрытия дверей. Если ты помнишь, работа шахты строго регламентирована по времени.

– Когда ты проводил спецмероприятия по профилактике системы?

– По инструкции, в начале квартала. Кроме того, мои техники сейчас носятся по всей лаборатории – просматривают и прослушивают каждый сантиметр кабельных линий, электронной защиты и вообще все сети.

– Смотри, Зотов, документация у тебя должна быть в полном порядке, чтобы комар носа не подточил.

Майор тяжело вздохнул.

– Кстати, – спохватился полковник. – Мизина потрошили? Я имею в виду обыск.

– Конечно. Пока на работе – у него дома, а ночью в лаборатории. Безрезультатно.

– А может взять его? Одна ампула – и он мать родную заложит. Хотя без разрешения Москвы мы не можем этого сделать, а чтобы получить разрешение – нужны веские доводы. Замкнутый круг. Ты веришь в привидения?

– Так же как и ты.

– Тогда нам надо придумать что-то очень хитрое, чтобы этот мерзавец как-то себя выдал.

– А тут и выдумывать не надо. Все удачно складывается.

Полковник открыл было рот, чтобы выразить свое удивление, но телефонный звонок перебил его.

– Зотов слушает… Сейчас иду. Извини, Петр Александрович, служба. – произнес майор положив трубку. – Поговорим после. Перед ужином я к тебе зайду.

Полковник кивнул и налил себе еще стопку коньяка.

Когда Зотов появился на пункте связи, телеграмма из Москвы была уже расшифрована. Дмитрий Николаевич взял листок.

"Совершенно секретно. Начальнику Особого отдела в/ч 42127 С майору Зотову Д. Н.

ПРИКАЗЫВАЮ

Провести тщательное расследование убийства лейтенанта Макарина параллельно полковнику Саблину. О всех результатах докладывать мне лично. Посвящать в ход расследования полковника Саблина – на ваше усмотрение.