Текст книги "Узники смерти"

Автор книги: Юрий Мокшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

18

Быков поджег в пепельнице клочок бумаги и, когда она полностью сгорела, растер в порошок. Было уничтожено еще одно донесение связного о ходе операции. В нем сообщалось, что майор Зотов на последнем этапе сорвал всю операцию, выйдя из заранее просчитанной ситуации собственными силами, то-есть не так, как предполагалось по плану. Генералу необходимо было срочно корректировать дальнейший ход событий. Он уже представлял ядовитую ухмылку Летянина и его предательское нашептывание Папе.

До появления на сцене Зотова в проведении операции не было никаких срывов, и лишь с его приходом всю отлаженную систему Быкова начало лихорадить. Беда заключалась и в том, что майор не подчинялся Быкову, и генералу приходилось считаться с этим "честным чекистом". А ведь как все хорошо начиналось в самом начале, еще летом 82-го. Тогда, на первом этапе операции, одна из основных сложностей заключалась в том, что все данные о здоровье наших любимых вождей находятся за семью печатями. Но благодаря старому и испытанному шантажу и подкупу, удалось все-таки раздобыть необходимые сведения, на основе которых в лабораториях КГБ и частично ГРУ создали два типа психотропных веществ, действующих как поражающий фактор только на самого Андропова. Одно из веществ на основе "Фантома" было решено использовать в телефонной сети; второе под кодовым названием "Немо" – на повседневных вещах первой необходимости путем специального распыления вещества на твердой поверхности или растворения в жидких формах. Для этой цели было выяснено: пользуется ли Андропов кремом для бритья, и соответственно, какой бритвой бреется и бреется ли вообще. Каким пользуется лосьоном, зубной пастой, мылом и т. д. и т. п. Кроме того, готовился большой комплекс "подарков" ко дню рождения пока еще председателя КГБ, а затем и ко дню его триумфа – восхождения на трон Генерального секретаря партии.

Правда, была опасность, что группа контроля после очередной проверки, а проверяют они все, вплоть до туалетной бумаги, наткнется на аномальное поле. Но ведь и в спецгруппе работают разные люди со своими слабостями и недостатками. В итоге могут и не наткнуться, а если и обнаружат, то слишком поздно, когда ядовитые щупальца уже проникнут в организм Генсека и, воздействовав на его больные органы, вызовут необратимые последствия.

Андропов был сильным противником. Но в отличие от предшественника, его сила заключалась не только в безграничной власти, верном окружении единомышленников и собственных достоинствах, но и в преклонении народа, в слепом обожании, на какое способны слуги при сильном, беспощадном, но справедливом в их понимании хозяине.

На момент прихода Андропова к власти раскладка сил в Политбюро и секретариате была не в пользу Генсека. Из членов Политбюро "за" были лишь четыре человека, включая самого Андропова, "против" шесть человек. Громыко старался занимать нейтральную позицию и его постоянно болтало от одного берега к другому.

Постепенно Юрий Владимирович стал убирать Противников и сажать на освободившиеся места своих людей, неуклонно укрепляя позиции хозяина. Из членов Политбюро был исключен Кириленко и введены "солдаты Андропова" – Алиев и Соломенцев. Из кандидатов "умерли" Рашидов и Киселев и введены Воротников и Чебриков. В секретариат опять же вошли ставленники Генсека – Лигачев и Романов.

День за днем противники андроповских реформ теряли свои позиции. Кроме перестановок в высших эшелонах власти, Юрий Владимирович наносил сокрушительные удары и на местах. Только за три последние месяца с апреля по июль оппозиционеры потеряли четыре основных региона нашей страны. Наполовину была разрушена некогда мощная разветвленная сеть, паутиной охватывающая шестую часть суши и начавшая было успешно расползаться по всему миру.

Чувствуя, как почва уходит из-под ног и промедление смерти подобно, руководство оппозиции рошило срочно форсировать операцию по всем направлениям. Вопрос окончательного принял законченную форму:

"ЖИЗНЬ ИЛИ СМЕРТЬ".

19

В какие-то моменты Зотову везло, в какие-то, чтобы победить, приходилось прикладывать огромные усилия. Вообще майор не верил ни в случайности, ни в везение. Он считал, что и то и другое – это проявление неведомых нам сил, которые иногда помогают человеку, руководствуясь только им понятными соображениями.

В Бога, как такового, он не верил, но на Зоне вдруг понял, что кроме человека разумного, есть еще более высокая материя и именно здесь, на Земле, а не где-то в далеком космосе.

– Майор считал, что вся наша жизнь, как минное поле. У кого-то "миноискатель" более чувствителен, и он ловко проходит мимо мин-ловушек, щедро расставленных нашей жизнью. А кому-то не везет, и несчастный мыкается по жизни до конца дней своих. От чего это зависит, Зотов не знал. Он частенько замечал, что хорошим людям почему-то везет меньше, нежели плохим, но майор также верил, что судьба отпускает нам всем одинаковое количество и плохого и хорошего. В этом мире все уравновешенно и взаимосвязано.

Майор осмотрелся. Он находился на дне небольшого ущелья среди нагромождения глыб, песка и низкорослого колючего кустарника. Из ущелья наверх вела узкая тропинка, петляющая между торчащих отовсюду острых камней. Это была тропинка на тот свет. Чтобы не напороться на мины, выход был только один – подняться по почти отвесной стене.

Выбрав менее опасный участок подъема, Зотов стал осторожно карабкаться наверх. Теперь мин можно было не опасаться. Нет никакого смысла их ставить там, где шансы свернуть себе шею девяносто девять и девять десятых процента. Пару раз майор чуть не сорвался, и спас его лишь небольшой куст, чудом приютившийся в расщелине скалы. Острые колючки впились в руку, и Зотов зарычал от боли. Но это было лучше, нежели лежать на дне ущелья с переломанными костями.

Солнце палило нещадно. В полном безветрии это было хуже пытки. Примерно через полчаса, обливаясь потом, с исцарапанными об камни и колючки руками и разорванной одеждой, майор наконец-то добрался до края ущелья. Он осторожно высунул голову из-за камней и осмотрелся. Перед ним. лежало небольшое плоскогорье, окаймленное с двух сторон горами. У горизонта Зотов увидел ограждение из колючей проволоки и возвышающуюся по центру сторожевую башню. Была ли она пуста или там нес службу часовой, рассмотреть не удалось: амбразура вышки была затянута тонкой сеткой. Часовой видит все, но его самого заметить нельзя.

Майор не рискнул идти по открытому плоскогорью, где самый большой камень был величиной с картошку. Он прикинул, что с левой стороны скалы идут небольшими грядами, за которыми при желании и доле везения можно добраться до колючей проволоки и спрятаться в кустах.

Прикрываясь краем скалы, Зотов дополз до первой гряды и, как ящерица, скользнул вниз. Конечно же, ночью это было бы безопаснее, но у майора со временем было напряженно. Приходилось рисковать.

Дмитрий Николаевич остался без часов, но судя по тому, как солнце клонилось к западу, – прошло часа три, пока Зотов не добрался наконец до колючей проволоки. Вдоль нее шла дорога, уходящая за выступ скалы. До поворота было метров сто открытой местности, которую майору предстояло преодолеть бегом. Если на вышке есть часовой и он заметит Зотова, то вряд ли успеет открыть прицельный огонь, естественно, при условии, что часовой не заметил майора еще раньше ползущим по скалам и не ждет момента, когда тот выскочит на дорогу. Этот вариант тоже нельзя было сбрасывать со счетов, и Дмитрий Николаевич думал, что же делать, прежде чем решиться на определенный поступок. Выжидать, пожалуй, не было смысла. Если часовой заметил его, то давно уже связался с центральным постом, а скорее всего, сделал это еще раньше, когда услышал взрыв мины. В любом случае жди группу захвата.

– Итак, – прошептал майор, – вперед! Бог не выдаст, свинья не съест.

Но когда он уже осторожно пролез под колючей проволокой и спрятался в кустах, чтобы рвануть к повороту дороги, вдруг послышался шум машины. Сердце екнуло. Из-за скалы вывернул "ЗИЛ" и не торопясь проехал мимо майора к вышке. Зотов перекрестился и затаился в своем убежище. Тем временем машина остановилась, из кабины выпрыгнул офицер, и тут же по его команде из закрытого брезентом кузова посыпались в строгом порядке солдаты. Среди них майор заметил минеров. Они подошли к краю плато и приступили к своим обязанностям. Значит, минирован был не только вход в пещеру и ущелье, значит, Зотову снова повезло, и он родился в рубашке.

– Боже! Для каждой миссии ты готовишь меня и оберегаешь от неминуемой гибели? – прошептал Дмитрий Николаевич, непроизвольно посмотрев на небеса.

Между тем группа захвата уже осторожно входила в зону. Сейчас был самый удобный момент, чтобы исчезнуть: офицер и его солдаты были слишком напряжены, идя за минерами, чтобы глазеть по сторонам, а часовой на вышке, если он есть, слишком увлечен интересным зрелищем и в данную минуту, скорее, наблюдает за группой захвата, нежели за окрестностями.

Зотов опять приготовился к рывку, и опять рев машины остановил его. "ЗИЛ", выгрузив пассажиров, развернулся и не торопясь поплелся в обратном направлении.

"Что ж, может, это и к лучшему – не придется идти пешком, – решил майор. – Главнее, чтобы в кузове никого не оказалось."

Когда машина проползала мимо, Зотов, как кошка, выпрыгнул из-за кустов, в один миг добежал до "ЗИЛа" и, ухватившись за борт руками, перемахнул в кузов. В самом углу среди пищевых термосов сидел щупленький солдатик и обалдело смотрел на майора. Оружия у вояки не было, кроме, пожалуй, большой поварешки, за которую он испуганно ухватился руками.

– Не напрягайся, – пробурчал майор, пролезая ближе к солдату. – Если будешь вести себя хорошо – не трону.

– Хорошо – это как? – осмелел тот, но продолжал сжимать свое оружие.

– Где мы находимся? – спросил Зотов, игнорируя вопрос смельчака.

Солдат удивленно пожал плечами:

– Вы разве не знаете, откуда бежали?

– Вести себя хорошо – это значит не выстебываться и отвечать на поставленные вопросы, – резко произнес майор.

– На базе ВМФ, – быстро выпалил солдатик и добавил, – А вы шпион?

– Похож?

– Не очень. Глаза добрые, хоть и ругаетесь.

"Еще один психолог выискался", – усмехнулся Зотов и с интересом посмотрел на попутчика.

– Куда едем?

– На десятый пост обед везу.

– Далеко?

– Если напрямую, то вот за этой скалой, а по дороге полчаса. Никаких постов до этого не будет, – как бы предвидя следующий вопрос произнес солдат.

– Море далеко?

– По ту сторону горы. Но чтобы добраться до перевала, вам придется пройти через четыре поста.

– Дай-ка мне пожрать и расскажи диспозицию постов.

Перекусив, Зотов открыл впереди брезентовое окно, вылез на кабину и несколько раз стукнул кулаком по крыше. "ЗИЛ" остановился и, когда недовольный шофер открыл дверцу и высунулся наружу, Зотов обрушился на него сверху всей своей массой, мгновенно оглушив. У сержанта-водителя, как и сказал поваренок, оказался один штык-нож. Майору понадобилось меньше минуты, чтобы уложить его. Затем Зотов вытащил из кузова поваренка, приказал обоим снять брючные ремни и связал вояк так, чтобы они не смогли ни сами развязаться, ни развязать друг друга.

Оставив ребят на дороге, майор прыгнул в машину и рванул в сторону моря. Несмотря на объявленную тревогу, первые три поста он проехал без приключений, и сторожевые лишь удивленно таращились вслед, соображая, почему же им не оставили еду. Война войной, а обед по расписанию. Но на последнем посту, охранявшем всю зону, они все-таки доперли, в чем тут дело, и майору пришлось идти на таран, снося шлагбаум и едва не сбив замешкавшегося часового. 131-й "ЗИЛ" – машина мощная, и остановить Зотова теперь могла разве что противотанковая ракета.

Море показалось внезапно, и дорога серпантином пошла вниз. Над машиной завис вертолет морских пограничников. Это могли быть свои, а могли и… Майор почувствовал, что действие наркотика заканчивается и он вот-вот заснет за рулем.

"ЗИЛ" резко вывернул на следующий поворот. "Шиповку" майор увидел лишь на мгновение. Три двойных хлопка, машину повело, и Зотов нажал на тормоза. Бежать или сопротивляться было бесполезно, да и сил уже не оставалось. Несколько человек в штатском подбежали с двух сторон. Дверцу кабины открыл угрюмый тип, но в его глазах Зотов прочитал дружеское участие.

– Майор Зотов? – спросил тип больше для протокола, нежели из любопытства: естественно, он знал, с кем имеет дело.

– Да.

– Ну, наконец-то. Мы вас уже три дня тут дожидаемся. Вы один?

– Масленкин погиб.

– Вам привет от майора Корнеева. Вертолет в вашем распоряжении.

Мужчины обменялись паролем и подошедшие в штатском помогли обессилевшему Зотову вылезти из машины. Оказавшись среди своих, майор окончательно расслабился и последнее, что он произнес, падая в кресло вертолета, было:

– В Москву … – и уснул богатырским сном.

20

– Идиоты! – плевался Акулов, мчась на машине на дачу Мякишева. – Провалить такую операцию, поставить под удар целое направление, и какое направление!

Акулов был в бешенстве от этих тупорылых служак, но других не было. Выбирать не приходилось, и Федор Михайлович лепил изящный кувшин из бракованной глины.

Самое верное до недавних дней направление теперь оказалось самым ненадежным. Правда, при прорвал операции в целом ни Акулову, ни тем, кто за ним стоял, напрямую ничего не грозило. Для ее проведения от начала и до конца был задействовав исключительно советский научно-технический и людской потенциал. Пускай русские грызут друг друга. Никакого международного скандала, кроме скандала в благородном семействе, который тут же замяли бы, – не произошло. При удачном исходе дела все сливки, хоть и инкогнито, сняло бы ЦРУ.

Годами отлаженная агентурная сеть Акулова работала без перебоев. Но с приходом Зотова начались трения, и теперь перед Федором Михайловичем стоял вопрос оставить ли далее нового человека или, пока не поздно, убрать из спектакля. Зотов был обречен, и Акулов при всем своем уважении к нему не смог бы помочь. Майор добровольно шел в ловушку и чем дальше, тем сильнее затягивал петлю на своей шее.

И все-таки что-то подсказывало Акулову не дергаться. Зотов еще может очень даже пригодиться в дальнейшем. Ну, а убрать майора, в крайнем случае, можно всегда. Хотя, как выяснилось, Зотов не промах.

Что касалось операции в целом, то руководство торопило. Андропов уже приступил к кардинальному изменению внешнеполитического курса своей Империи.

Кроме советских людей, ни для кого не было секретом, что СССР строил свои отношения со странами "третьего мира", исходя из идеологических установок, сведенных к примитиву. Любому, самому гнусному и нежизнеспособному режиму было достаточно заявить о своей "социалистической ориентации", и он мог рассчитывать на получение в огромных размерах и на очень выгодных условиях (нередко безвозмездно) экономической, научно-технической и военной помощи, а также полного политического покровительства СССР на международной арене. При этом выгода для Советского Союза была минимальной, как экономически, так и в политическом плане. Как правило, это были самые неразвитые и нищие страны, неспособные прокормить даже самих себя. Если они и располагали богатыми природными ресурсами, как например Ангола, то освоить их надлежащим образом не удавалось в первую очередь благодаря экономическому бардаку, царившему в этих странах, и во-вторых, – общей беспомощности советской экономики, которая скорее сама была сырьевым придатком развитых стран, а не активным переработчиком чужих ресурсов.

Политически же подобная установка приносила еще больше вреда. Большинство из этих режимов были крайне слабы, и не только не имели международного влияния (а именно величиной такого влияния определяется ценность союзника), но не могли справиться зачастую даже со внутренней оппозицией и держались исключительно военной поддержкой нашего государства – то есть не добавляли силы, а сами висели как гири на шее.

К тому же они нередко вели настолько авантюристическую внешнюю политику, что вокруг них постоянно разгорались региональные конфликты, в которые таким образом косвенно втягивался и СССР.

– В начала 80-х годов Советский Союз участвовал в шести конфликтах малой интенсивности (помимо Афганистана) которые, понятно, пользы не приносили. Креме того, эти режимы в большинстве случаев вели антинародную политику, вводя свои страны в хаос и разорение, опираясь, в основном, на репрессии, и имели в глазах мировой общественности отталкивающий облик. Союз с ними резко дискредитировал СССР, подрывая его авторитет. Например, когда после свержения в 79-м году режима Иди Амина в Уганде выяснились факты массового истребления им населения собственной страны, участие самого диктатора и его окружения в людоедстве и прочая экзотика, СССР, который долго числил Иди Амина в друзьях, оказался в весьма жалком положении.

Тогда же, в конце семидесятых, возникла совершенно абсурдная ситуация на Африканском роге, где СССР сначала поддерживал режим Сиада Барре в Сомали, оказывая ему активную помощь (в том числе полностью перевооружил сомалийскую армию) и косвенно поддерживал его территориальные претензии к Эфиопии. Затем, в 1974-м году, в Эфиопии произошел переворот, новый режим провозгласил еще более крутую социалистическую направленность и также обратился к СССР за поддержкой. Помощь была оказана, после чего начался длительный флирт с новой подружкой, а Сомали попало в разряд империалистических государств. Кончилось это тем, что, когда в 77-м году началась эфиопско-сомалийская война, стороны оказались вооружены советским оружием, ну, а в какие суммы все это обошлось вашему бюджету, можно лишь догадываться.

После таких провалов в конце 70-х годов в некоторых советских внешнеполитических ведомствах, в том числе в Первом главном управлении КГБ (внешняя разведка), возникло мнение о необходимости корректирования традиционной стратегии. Имелось в виду заставить страны-сателлиты провести определенную демократизацию режимов, частично привлечь к сотрудничеству оппозицию, с тем, чтобы сделать более широкой социальную базу этих режимов, а самим обеспечить, с одной стороны, большую внутреннюю устойчивость, а с другой – большую предсказуемость их поведения. При этом можно было значительно сократить расходы и сэкономить усилия на их поддержку, подтолкнуть на хозяйственное развитие и наконец-то получать отдачу от вложений в эти страны, а также существенно повысить их международный авторитет, повышая вместе с тем и свой собственный, перехватив у США роль борца за демократию в мире. Там, где местная власть отказывалась бы пойти на реформы, она либо лишалась поддержки, либо просто свергалась с помощью СССР. В первую очередь такого рода "реконструкция" планировалась в Анголе, Мозамбике и Эфиопии, затем в Конго, Южном Йемене и на Мадагаскаре.

Уже само возникновение таких идей вызвало страшную тревогу как в самой догматической части руководства КПСС, так и среди военных, чиновников МИДа, Министерства внешней торговли, госкомитета по экономическим связям и т. д., короче, всей той публики, что кормилась от "гуманитарных подачек", загранкомандировок и взяток от правителей этих стран. Военные опасались потери огромной сферы влияния и возможности быстрых карьер в качестве военных советников. Руководители международных служб ЦК КПСС и, прежде всего, секретари ЦК Зимянин и Пономарев сочли это возвратом к Венгрии 56-го и Чехословакии 68-го. Громыко и его ведомство вообще очень нервно относились к любой корректировке внешнеполитического курса. Здесь интересы наших партократов прямо стыковались с интересами США, для которых подобное изменение политики означало бы потерю мощного пропагандистского козыря, ослабление их влияния в "третьем мире" и осложнило бы поддержку таких диктаторских режимов, как чилийский, парагвайский, либерийский, гондурасский и даже пакистанский. США были готовы пойти на что угодно, лишь бы не допустить этого.

Второе направление, по которому собирался ударить Андропов, было внешнеэкономическое. Начиная с 20-х годов, СССР помещал огромные средства в западные банки, страховые общества, различные фирмы и т. д.

Делалось это с разными целями: получение дополнительных источников валюты, создание организаций для финансирования внешнеполитической, в том числе разведывательной, деятельности, формирование новых каналов для торговли (прежде всего, сырьем), и наконец, разные руководящие товарищи просто откладывали средства "на черный день". Так или иначе, благодаря этим фондам, очень тесно переплетались финансовые интересы западного капитала и отечественной партократии, поскольку те и другие имели от этого огромные и зачастую незаконные доходы.

Руководство Андропова предприняло попытку инвентаризировать советские фонды за рубежом, произвести их общую оценку, регламентировать и ужесточить порядок использования. Тем самым Юрий Владимирович собирался наступить на очень больную мозоль многом чиновникам, чем вызвал скоординированное противодействие, как на Западе, так и у нас: опять же в МИДе, Минвнешторге, международных отделах ЦК, МВД и в своем КГБ, а также у руководителей стран Восточной Европы и республиканских компартий, поскольку последние часто заводили зарубежные активы вообще минуя Москву.

Словом, врагов у Андропова было хоть отбавляй, что явилось основополагающим фактором в разработке и проведении операции "Преемник".