Текст книги "Место (СИ)"

Автор книги: Юрий Нестеренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Евгений вновь выругал себя за неподобающие ученому бредовые идеи, но уже как-то без прежнего энтузиазма. Разумеется, никакого загробного мира не может быть в принципе… но ОТКУДА он это знает? Где доказательства? Все здесь выглядит вполне материальным, да. Но, может, так и должно быть? Ведь это лишь вопрос восприятия. Даже во сне все предметы кажутся вполне реальными… Но с чего бы вдруг помирать двадцатилетнему парню, никогда не имевшему проблем со здоровьем? Ну мало ли, как бывает. Какой-нибудь дефект в сердце, прежде не проявлявший себя. Или, скажем, авария. Пока он спал на сиденье, трамвай столкнулся с… ну, каким-нибудь грузовиком. Или где-то пробило изоляцию, и ток пошел прямо в салон. Как там у Булгакова – мало того, что человек смертен, он смертен внезапно…

А мертвец? Можно ли умереть, если ты уже мертв? Иными словами, насколько реальны здешние опасности? Может, в случае гибели просто «восстанавливаешься в начале этапа», как в компьютерной игре? Или, напротив – проваливаешься все глубже, на все более жуткие уровни?

«Все это полная чушь», твердо сказал Евгений. Точнее, хотел сказать, но страх сжал горло, не позволив произнести фразу громко. А шепотом получилось не очень убедительно.

В тот же миг что-то схватило его за штанину.

Евгений обмер, потом рванулся (хватка не отпускала), взмахнул своим импровизированным оружием, одновременно пытаясь левой рукой включить мобильник и, как назло, не попадая пальцем на нужную кнопку… Но уже в следующий миг паника схлынула. Он понял, что его держат вовсе не вылезшие из земли костяные пальцы, а корень или коряга. Он осторожно отвел ногу назад, приподнял вверх, и почувствовал, что свободен. Мобильник, наконец, ожил, и его задорная мелодия показалась дико неуместной в этой ночной глуши. Надо отключить к черту это музыкальное приветствие… Но прежде Дракин все же нагнулся и посветил вниз. Ну да – в траве скрывался… нет, видимо, все-таки не корень, а росток дерева или, скорее, куста. Правда, это был какой-то странный росток. Слишком толстый для такого невысокого побега, и при этом уже разветвившийся, прямо от самой земли, на несколько кривых и корявых отростков, и впрямь отдаленно напоминавших раздвинувшие щепоть пальцы. И даже с острыми коготками на концах – хотя на самом деле это, конечно, были шипы. Вообще говоря, молодым это не выглядело. Скорее, старым… даже слишком старым… и в то же время чувствовалось, что оно не мертво, несмотря на отсутствие листьев. Что же это за растение? Хотя в школе Дракина, как и всякого отличника, дразнили «ботаником», на самом деле данная наука никогда его особенно не интересовала. Но если здесь фауна, мягко говоря, отличается от нормальной (Евгения передернуло, когда он вспомнил, насколько), логично предположить, что и флора…

Он двинулся дальше, теперь уже глядя под ноги, насколько это позволяли темнота и высокая трава. Предосторожность была не лишней – здесь, куда не докатывался ни один трамвай, пространство не только по сторонам, но и между рельсами, казалось, с каждым шагом зарастало все гуще. Кое-где приходилось продираться через какие-то колючки и жесткий кустарник, а то и обходить стволы молодых деревьев. Но рельсы были все еще видны. Что-то в них было странное, в этих рельсах – помимо, разумеется, самой их совершенной нелепости посреди этого дикого и жуткого леса. Дракину пришлось присесть с включенным мобильником, чтобы понять, что именно.

Они блестели. Хотя, казалось бы, рельсы, по которым никто не ездил уже бог знает сколько лет – да и ездил ли кто-то вообще, и главное, КТО? – должны быть сплошь бурыми от ржавчины. Если вообще не ушедшими в землю. Что их удерживает? Никаких шпал под ногами Дракин не чувствовал… Евгению не понравился этот блеск. Он не ассоциировался с холодным твердым металлом. Скорее так могли бы блестеть два гигантских жирных червя, два влажных кишечных паразита, увеличенных тысячекратно… или, может быть, щупальца, протянувшиеся в траве и поджидающие беспечного путника…

Глупости, сердито сказал себе Дракин, поднося светящийся экранчик еще ближе. Самые обычные трамвайные рельсы, характерной формы, со стыками, ничего живого в них нет даже близко…

Он дотронулся до металла. Или того, что должно было быть металлом. Рельс действительно оказался влажным на ощупь. Влажным, холодным… и мягким.

Евгений брезгливо отдернул руку, потом решился потрогать снова. Нет, это не была мягкость плоти, которую, конечно, раздавили бы колеса тяжелых трамваев. Пальцы слегка продавливали поверхность – или даже проходили сквозь нее? – но затем встречали быстро растущее сопротивление. Что-то подсказывало Дракину, что попытки преодолеть это сопротивление, даже при помощи промышленной циркулярной пилы по металлу, ничем хорошим бы не кончились – во всяком случае, для пилы.

Юноша поднялся, машинально вытирая руку о джинсы. Мобильник предостерегающе пикнул, предупреждая о скором разряде аккумулятора. Поколебавшись, Евгений выключил его и осторожно пошел дальше, всматриваясь в заросли под ногами. Перебравшись через очередные усеянные колючками сухие стебли, он бросил взгляд вперед – и обмер.

Прямо перед ним, в каком-нибудь метре, на путях стояла безмолвная фигура. Ростом с человека, худая, скособоченная, она стояла неподвижно, растопырив уродливые руки с длинным узловатыми пальцами, словно поджидая, когда жертва сама придет к ней в объятия. Деформированная, покрытая шишками голова была повернута набок под каким-то жутким углом, наводившим на мысль о сломанной шее – и из этих шишек что-то торчало… точнее, росло. Словно кто-то увеличил в тысячи раз волосатые бородавки. Ничего похожего на одежду не было; бледное тело покрывали пятна бугристой коросты, обросшей какой-то паршой…

– Не подходи!!! – взвизгнул Евгений, вскидывая свое копье.

Но фигура и не думала подходить. Она оставалась все такой же недвижной и безмолвной – и эта окостеневшая неподвижность внушала еще большую жуть, чем если бы тварь зашевелилась.

Мобильник чуть не выскользнул из покрывшихся холодным потом пальцев Дракина, но тому все же удалось совладать с кнопкой включения. Экранчик засветился, и мгновение спустя Евгений выдохнул с облегчением. То, что он принял за человекообразное чудище, оказалось всего лишь деревом, выросшим прямо между рельсами. Старым – не чета тем тонким стволам, что Евгению уже попадались – полузасохшим и невероятно уродливым, но все-таки деревом. Не руки, а сучья; не волосатые шишки, а наросты с тянущимися из них тонкими ветками; не короста, а растрескавшаяся, отвалившаяся во многих местах кора, покрытая каким-то лишайником; не ноги, а разлапистые корни; не голова, а просто утолщение в верхней части короткого ствола, без каких-либо намеков на черты лица…

Интересно, сколько ему лет? Спилить бы да посчитать кольца… Впрочем, то, что этой дороге не меньше ста – судя по самым древним трамваям – и так понятно… Неужели никто не ремонтировал эти рельсы – чем бы они ни были – с тех самых пор? И не ездил дальше, чем докатываются трамваи? Странно, что эти пути вообще сплошь не заросли столетними дубами…

Евгений обошел дерево и вновь вышел на рельсы. Но резко возросшее чувство дискомфорта, возникшее, когда дерево осталось за спиной, заставило его обернуться.

И тогда он увидел лицо.

Оно было таким же уродливым, как и вся фигура, но находилось именно там, где и должно было находиться – на том самом «утолщении вверху ствола». Дракин просто подошел к этому… этому… со спины. А теперь он отчетливо видел раззявленный в безмолвном крике рот с растрескавшимися губами, крючковатый нос, черные ямы глаз в густой сетке глубоких морщин…

Статуя, мелькнула спасительно-рациональная мысль. Кто-то, попавший сюда, увидел дерево, похожее на человека, и решил довести сходство до логического конца…

Ледяная пустота страха наполняла живот, но Евгений заставил себя вновь подойти к тому, что стояло на путях, вплотную и посветил экранчиком на лицо.

Сразу стало ясно, что никакой резец скульптора, даже если понимать под таковым простой перочинный нож, здесь не прикасался. Рот оказался небольшим дуплом, из которого тянуло сырой гнилью, нос – наростом на коре, лишенным, естественно, ноздрей, глаза – двумя сучками, которые, должно быть, отвалились давным-давно, оставив окруженные валиками коры впадины. Все-таки просто дерево. Причудливая игра природы и не более чем. Плюс скудость освещения и соответствующий психологический настрой… днем это, наверное, выглядит не столь впечатляюще…

Чтобы окончательно в этом удостовериться, Евгений хотел было сунуть пальцы в дупло, но нечто удержало его от этой идеи. «Кто знает, что там за дрянь внутри, – разумно сказал он себе, – дохлая белка какая-нибудь… запах вполне подходящий… или просто руку занозить можно…» Вместо этого он подошел к одной из распростертых «рук». Хм, все-таки забавно – веток-«пальцев» на ее конце ровно пять. И на второй «руке», кстати, тоже, хотя она растет несимметрично – чуть ниже, более сдвинута вперед, да и в длину короче. К тому же обе ветви выкручены и изогнуты так, как никогда не смогли бы настоящие руки, если только не переломать в них все кости…

На «пальцах» справа росло несколько чахлых листочков, но левая, похоже, засохла окончательно. Евгений взялся за один из этих «пальцев» – на сей раз никакие тактильные сюрпризы его не поджидали, это и на ощупь была обыкновенная сухая ветка – и, для завершения своего анализа, с хрустом отломал его. Затем осмотрел место разлома, потрогал торчащие щепки… Да, ничего необычного. Евгений отбросил «палец» в траву и повернулся, чтобы продолжить свой путь.

Что-то вновь заставило его оглянуться.

Дерево, естественно, стояло на прежнем месте и в прежней позиции, как деревьям и положено. Дракин уже хотел в очередной раз выругать себя за дурацкие фантазии, но тут в слабом свете его экранчика, мазнувшем по стволу, что-то блеснуло.

Из левой деревянной глазницы сползала большая тягучая капля.

Смола, сказал себе Евгений. Это просто смола.

Он, правда, никогда не слышал о том, чтобы смола сочилась из практически уже засохших деревьев. Причем не в месте повреждения, а в добром метре от такового. Но он предпочел не задумываться об этом. Равно как и не стал подходить и трогать каплю. Вместо этого он торопливо, насколько позволяли заросли под ногами, зашагал прочь.

Туда же, куда смотрели деревянные глаза.

Тьма оставалась все столь же безнадежной, без всякого намека на рассвет. Идти становилось все труднее – приходилось все время проламываться через кусты и подлесок, которые росли как между рельсами, так и вокруг, занимая все пространство до самых больших деревьев, высившихся по обе стороны от пути. Евгений подумывал свернуть туда, в надежде, что там низовая растительность не столь густая – но не рискнул, боясь отклониться от курса в темноте.

И не только этого.

Иногда оттуда, из-за деревьев, доносились какие-то подозрительные шорохи, скрипы или даже словно бы вздохи, наполненные бесконечной печалью. Евгений в ужасе замирал на месте со своим копьем; включать мобильник он больше не осмеливался, опасаясь выдать себя, да и, по правде говоря, слабенький конус света делал окружающую тьму еще непрогляднее и страшнее. «Это просто ветер», – говорил себе Дракин, хотя никакого ветра не чувствовал. Он уже не раз успел пожалеть о том, что ушел от трамваев. Умом он понимал, что там опасно, но в то же время они были последней ниточкой, связывавшей его с привычным миром. Не считать же таковой эти рельсы, которые на самом деле и не рельсы вовсе…

Внезапно откуда-то слева раздался совершенно другой звук – не то громкие отчаянные рыдания, не то, напротив, истерический хохот. Евгений аж присел на месте; его сердце пропустило удар, а потом заколотилось так, словно стремилось разорвать грудную клетку. Невозможно было представить, чтобы подобные звуки издавало животное – но еще труднее было представить, чтобы они вырывались из груди человеческого существа…

Рыдающий хохот длился, наверное, минуты две, хотя практически вжавшемуся в землю юноше показалось, что прошло гораздо больше времени. Единственным утешением было то, что источник звука, судя по всему, находился все-таки не рядом, а, как минимум, в нескольких сотнях метров. Впрочем, Евгений ни в чем уже не был уверен. Он лишь стискивал свой обломок поручня, не замечая боли в судорожно сжатых пальцах.

Затем все стихло так же внезапно, как и началось. Евгений недоверчиво вслушивался в ночную тишину, боясь пошевелиться.

«Трус, – сказал он себе наконец. – Наверняка это всего-навсего какая-нибудь местная птица. Охотящийся хищник не станет так голосить, распугивая добычу…»

Но, несмотря на это разумное соображение, когда он все-таки распрямился, то понял, что его коленки дрожат. Он чувствовал, что охотящиеся хищники – это еще не самое страшное, что можно встретить в ночном лесу. Во всяком случае, в этом лесу. И что идти вперед ему совсем-совсем не хочется.

Впрочем, идти назад и снова встречаться с тем… деревом ему хотелось ничуть не больше.

Все же он заставил себя двинуться в прежнем направлении, стараясь производить еще меньше шороха и периодически отцепляя от штанов колючки. «Скоро рассветет, – убеждал он себя. – Растениям необходим свет для фотосинтеза. На деревьях есть листья, значит, солнце здесь все-таки бывает. Ночь вот-вот кончится…»

Вместо этого кончились рельсы.

Место было ничем не примечательным – никаких признаков станции, другой дороги или иных искусственных сооружений. Но рельсы здесь попросту уходили в землю, и все. Трава и кусты окончательно смыкались над теми местами, где они должны были проходить, и дальше, уже буквально в трех метрах, сплошною стеной высился лес – такой же черный и непроглядный, как и по бокам.

«Приехали», – мрачно сказал себе Евгений. Он снова включил мобильник и присел над тем местом, где кончались пути, надеясь разглядеть хоть что-нибудь полезное. Но аппаратик пикнул и погас, окончательно исчерпав свой аккумулятор.

Ничего не оставалось, кроме как развернуться и брести назад сквозь все ту же ночную жуть. В такую пору и в самом обыкновенном лесу человек чувствует себя не слишком уютно – что уж говорить про этот, находящийся неведомо где и населенный неведомо кем… Вместе с тем, если прежде страх, хотя и колол изнутри живот холодными льдинками, в то же время насыщал кровь адреналином и гнал Евгения вперед, то теперь на юношу навалилось иное чувство – вязкого, бесконечного кошмара, свинцовой безнадежности, какая обычно бывает только в тяжелом, мутном, нецветном сне. Ему казалось, что он так и будет шагать и шагать во тьме по этим призрачным рельсам и никогда не выйдет не то что в нормальный мир, но даже к трамваям. Просто рельсы в эту сторону оборвутся так же внезапно, как и в ту, оставляя его без всякой помощи и надежды посреди бескрайней ночной чащи… А может, не будет и этого, просто рельсы так и будут тянуться в бесконечность, и он будет идти, пока не свалится от усталости, жажды и голода. Кстати, эти чувства и впрямь уже давали о себе знать. Сколько он уже отшагал, сперва туда, потом обратно? Ему казалось, что он давно уже должен был выйти к тому кошмарному дереву на путях; теперь он уже одновременно боялся и хотел этого. Вновь лишившись источника света, он опять не мог разглядеть стрелки на своих часах. Да и идут ли они, или снова встали? Он поднес часы к уху. Нет, кажется, тикают…

Потом он увидел то самое дерево. Вроде бы он долго готовил себя к этой встрече, и все же оно выступило из темноты внезапно. Евгений вздрогнул, различив во мраке раскоряченный силуэт. У него даже мелькнула мысль, что это, возможно, другое дерево, хотя другого похожего на этих путях не было – но кто и за что мог поручиться в этом мире?

Повинуясь почти непреодолимому импульсу, он сошел с путей направо и побрел через высокую траву вдоль самой кромки леса, избегая встречаться взглядом с деревянными глазами. Когда, по его расчетам, дерево должно было уже остаться позади, он посмотрел налево, намереваясь вернуться на пути.

Дерево было там. И, конечно же, оно было то самое – Евгений отчетливо различил ветку с отломанным «пальцем». И она указывала прямо на него – изувеченная рука, вытянутая не то в угрожающем, не то в предостерегающем жесте.

«Подойду и отломаю всю эту ветку к черту!» – подумал Дракин с внезапной злостью, и даже сделал шаг в соответствующем направлении, но затем остановился. Его ноги словно вросли в землю. Ему снова представились капля, стекающая из деревянной глазницы, и почти болезненное ощущение буравящего спину взгляда.

«Ну его к дьяволу. Пускай стоит».

К дьяволу, да.

Впрочем, если дьявол и имел отношение ко всему происходящему, то явно не христианский. Судя по участи пассажиров того трамвая, которым не помогли кресты и молитвы…

Евгений невольно ускорил шаг, несмотря на то, что ноги уже начали ныть от усталости, а колючки то и дело цеплялись за штаны. Наконец он снова вернулся на пути; разум говорил, что на сей раз он ушел от того места действительно далеко, но иррациональное чувство внушало, что, если он отважится обернуться, то дерево окажется прямо за его плечом. «Да что за бред!» – зло сказал себе Дракин, чуть ли не силой заставляя повернуть голову. Сердце вновь пустилось в галоп, а в животе разверзлась неприятная пустота…

Никакой раскоряченной фигуры позади не было. Никого и ничего. Только рельсы, уходящие во тьму.

Евгений перевел дыхание, успокаиваясь. Все нормально. Никто его не преследует. Надо спокойно идти дальше…

Он сделал еще несколько шагов, и тут за его спиной раздался вой.

Это был совсем другой звук, нежели рыдающий хохот, так напугавший его раньше. Этот вой был хуже, гораздо хуже. Начавшись с низкого, скрипуче-вибрирующего, почти инфразвукового стона, он взлетел вверх до рвущего уши – и душу – чудовищного вопля дикой, неутолимой ярости и вновь скатился в глухую замогильную жуть, полную бесконечной тоски и отчаяния, отчаяния существа, обреченного на вечную муку без малейшей надежды и ясно осознающего это.

Тут уже нервы Евгения не выдержали, и он бросился бежать.

Вой позади не прекращался. Хуже того – он не становился тише. А это могло означать только одно – то, что выло, двигалось следом. По его, Евгения, следам…

Юноша мчался, что было сил. Он уже не думал о ночных птицах, или даже о волках (вой не походил на волчий или собачий, к тому же те воют, сидя на месте, а не на бегу). В его еще недавно таком рациональном, а теперь готовом капитулировать сознании жила лишь одна уверенность – лучше что угодно, даже надорвать сердце и умереть на бегу, чем достаться живым тому, кто так воет…

В какой-то момент Евгений сообразил, что, хотя вой не удаляется, он и не становится ближе. Значит, его не настигают. Кем бы – или чем бы – не было то, что издает такие звуки, оно, по крайней мере, перемещается не быстрее бегущего человека. Но долго ли он сам сможет выдерживать такой темп? В свое время он немало потешался над глупостью героев – и авторов – многочисленных фильмов, в которых преследуемые убегают исключительно по дороге, столь удобной для преследователей, вместо того, чтобы свернуть в лес и затеряться там. Но теперь такая мысль даже не приходила ему в голову. Лес был ИХ царством.

Сердце колотилось где-то в горле, пот заливал глаза, под ложечкой разливалась боль, во рту стоял мерзкий железистый привкус. Железяка в потной руке казалась невыносимо тяжелой, но он все же не бросил свое единственное оружие. Несколько раз Евгений спотыкался, но всякий раз ему удавалось сохранить равновесие. Он чувствовал, что если упадет, то уже не поднимется. Он бежал, уронив голову, почти ничего не видя – так было легче, тело само настраивалось на подходящий темп…

А затем резко возникшее ощущение преграды впереди – а возможно, просто запаха ржавчины и гнили – заставило его вскинуть голову. Как раз вовремя, чтобы не врезаться в самый древний из трамваев.

Евгений перескочил через рельс и побежал вдоль вагонов. Побежал уже из последних сил. Впрочем, у него еще хватило здравомыслия быстро оглядеться по сторонам, насколько позволяла тьма и прислушаться – возможно, твари из леса уже добрались сюда… Но нет, все было тихо и спокойно.

Тихо! Он только теперь сообразил, что уже несколько секунд как не слышит завываний за спиной. То ли замогильный стон все же ушел в инфразвуковой диапазон, то ли, наконец, прекратился окончательно.

Впрочем, если и так, это еще не значит, что преследователь остановился…

В тот же миг – Евгений как раз пробегал мимо «своего» трамвая – его нога запнулась о крупный камень, и он упал, выронив свое «копье».

Здесь трава была мягкой, падение не оглушило его, и все же, наверное, целую минуту он просто обессиленно лежал, тяжело втягивая ртом воздух и чувствуя, как жар вместе с потом сочится из всех пор его тела. Это было противное ощущение, хотелось поглубже зарыться в прохладную землю…

«Нет уж, в землю я еще успею», – сказал себе Дракин. Он снова мог рассуждать рационально.

Вокруг по-прежнему было тихо, лишь таинственно шелестел лес. Никто, похоже, не подкрадывался из темноты. Да и разве стал бы тот, кто так выл на всю округу, теперь осторожно подкрадываться? Может быть, сюда, к трамваям, ему хода нет? Или… было ли вообще преследование – или вся эта погоня существовала лишь в воображении беглеца? У страха велики не только глаза, но и уши… Нет, вой, разумеется, в самом деле был. Но верно ли Евгений определил направление? Возможно, эхо и все такое… или же неведомая тварь оставалась на одном месте, просто выла все громче… а может быть, этот звук, не приближавшийся и не удалявшийся, вообще шел откуда-нибудь… с неба?

Или из-под земли.

Камень, толчком плеснулась в сознание мысль. Об какой такой камень он споткнулся? Он же здесь как раз вылезал из трамвая – не было тут никаких камней, тем более таких больших… да и не только тут, на самом деле – на всем своем пути он не видел ни одного…

К тому же предмет был, кажется, слишком легким для камня. Вроде бы от удара он покатился вперед – иначе Евгений здорово отшиб бы, а возможно, даже сломал бы пальцы на ноге…

Юноша уперся ладонями в землю и поднялся. Он почти сразу же увидел в траве справа от себя округлый предмет с какой-то темной вмятиной сверху. Трава мешала рассмотреть, что это такое, и Евгений двумя руками поднял эту штуку. Она действительно была легче, чем камень того же размера, но все же довольно увесистой.

Он держал это кверх ногами, поэтому не сразу понял, что именно держит; ему пришлось поднести это к самому лицу, чтобы рассмотреть в такой темноте. На ощупь оно показалось ему дырявым, сдутым мячом – хотя для мяча было, напротив, слишком тяжелым – и лишь когда пальцы его правой руки скользнули в дыру, попав во что-то склизкое, а затем – уперлись в какой-то ряд мокрых твердых выступов, он понял…

У него в руках была старая, морщинистая человеческая голова с оторванной нижней челюстью. Кто-то отгрыз ей верхнюю губу и прокусил большую дыру в правой щеке; на месте носа зияла рваная треугольная дыра с вертикальной перегородкой, а глаза, похоже, были высосаны; из темных провалов глазниц свисали обрывки нервов. Уши превратились в изжеванное месиво. Редкие седые волосы, клочьями старой паутины свисавшие вниз, были перепачканы кровью – в нескольких местах их срывали с черепа вместе с кожей, и они так и болтались на недосодранных лоскутах…

Евгений вскрикнул и рефлекторно отшвырнул от себя страшный предмет (голова глухо ударилась о стенку трамвая и вновь скатилась в траву), а затем согнулся в приступе рвоты. Когда его уже почти отпустило, он приподнял голову и увидел то, что скрутило его желудок новыми спазмами: на нижней ступеньке передней лестницы трамвая лежала нога – неряшливо обглоданные берцовые кости, все в ошметках мяса и сухожилий, торчали из почти целой жилистой ступни, на которой остались три пальца с нестриженными и, кажется, пораженными грибком ногтями…

Хотя узнать обезображенную голову было сложно, Евгений не сомневался, кто это. Потапчук Сергей Иванович. Точнее, то, что от него осталось.

Дракин подумал, что все же очень вовремя унес ноги от трамваев. И сейчас здесь тоже нельзя задерживаться. То, что сожрало вагоновожатого, похоже, ушло – но, кажется, труп старика ему не очень понравился. Не вернется ли оно за молодой свежатиной?

И, словно в подтверждение этой мысли, из леса – на сей раз совсем близко – раздался треск и хруст. Что-то большое ломилось сквозь заросли. Ломилось по направлению к трамваям.

Бежать! Опять бежать! Скорее! Евгений едва не забыл про «копье», но в последний момент все же подхватил его из травы. Треск приближался слева, значит, направо… Юноша обежал трамвай со стороны кормы – как хорошо, что тот был последним в ряду – затем бросил быстрый взгляд по сторонам. Если то, что направляется сюда, заметит его на путях… нет, в лес! Теперь точно в лес!

Он поспешно нырнул между деревьями, очень надеясь, что сможет двигаться здесь без лишнего щума. Ему повезло – на пути действительно не оказалось густого подлеска, через который пришлось бы продираться, ломая ветви. Поначалу он бежал между высокими, корявыми, обросшими мхом и лишайниками стволами, потом заметил, что деревья становятся тоньше, словно этот лес разрастался от рельсового пути, а потом… вдруг выскочил на дорогу.

Нет, не рельсовую, не асфальтовую, даже не на грунтовку с кюветами по бокам. Скорее это была узкая, всего метра три шириной, просека, коридор, проложенный в чаще. Причем проложенный недавно – никакие кусты здесь вырасти не успели. Но едва ли по этой дороге ездили машины или хотя бы телеги – под ногами не было ни малейших признаков колеи. Только некое гладкое месиво из земли, увядшей травы и опилок. И это месиво было… скользким.

Евгений быстро понял, что бежать здесь неудобно – ноги проскальзывали назад – зато можно перемещаться, отталкиваясь, как на лыжах или, скорее, на коньках. Впрочем, этот способ тоже оказался не лучшим: грязь быстро набивалась внутрь его сандалий. В конце концов он остановился, прислушиваясь. Никаких звуков погони слышно не было. Можно было передохнуть и осмотреться.

Отдышавшись, он с удивлением понял, что деревья по бокам этой странной просеки не просто тонкие. Это были, собственно, даже и не деревья, а высокие и твердые зеленые стебли, что-то вроде бамбука, только росшие не так густо. Бамбук в умеренных широтах? Хотя, конечно, кто знает, что это за широты, и применимо ли к этому месту вообще такое понятие… но воздух явно холодноват для тропиков. Но это в Москве сейчас май – а здесь, может быть, зима?

Но тут в мозгу Евгения сверкнула куда более актуальная мысль. Зеленые! Он уже различает цвет – значит, все-таки светает! Собственно, он должен был понять это, еще рассматривая останки злосчастного вагоновожатого – слишком ясно он различил их детали… но тогда его мысли, мягко говоря, были заняты другим…

Он шагнул к стволам «бамбука», желая осмотреть их более внимательно. Да, похоже, и впрямь какой-то гигантский тростник… нельзя ли его использовать, как оружие? Соорудить из него древко – или, напротив, рукоять для его железяки… Евгений взялся за стебель, пытаясь определить, насколько тот прочен – и тут же неприязненно отдернул руку. Стебель тоже был скользким. Он был словно вымазан прогорклым жиром. Присмотревшись, Дракин понял, что вряд ли это свойство самого растения. Стебли жирно блестели лишь примерно до высоты человеческого роста – а выше выглядели вполне сухими. И, похоже, они перемазаны той же дрянью, что и земля под ногами…

Может, это какая-то химия? Эту просеку сделали, обработав бамбук неким гербицидным реагентом? И, если так, здесь все-таки есть некая цивилизация… и эта дорога должна куда-нибудь вести… с другой стороны, не вредно ли здесь дышать? Может быть, тем, кто проложил коридор – нет, но кто сказал, что их физиология не отличается от человеческой…

И все же Евгений пошел вперед. Не возвращаться же снова к трамваям… к тому же он вдруг сообразил, что после своего беспорядочного бегства через лес может и не найти туда дорогу.

Просека, поначалу прямая, вскоре свернула в сторону, затем вильнула в обратном направлении – а за очередным поворотом юноша практически уперся в ее создателя.

И это не был химик неведомой цивилизации.

Во всю ширину коридора, подпирая лоснящимися оплывшими боками бамбуковые стебли по краям, на земле покоилась чудовищно жирная туша. Кажется, в толщину она была даже больше, чем в длину. Необъятные желтовато-розово-синюшные телеса расползались дряблыми волнами, монументально бугрились, растягивая кожу так, что она, казалась, вот-вот лопнет, свисали каскадами тяжелых складок. Существо можно было бы принять за какого-то кошмарно раздутого червя или слизня, если бы по бокам туши не свешивались ручки и ножки. Сами по себе чрезвычайно толстые, словно бы состоящие из нескольких жировых мешков, разделенных глубокими багровыми складками, на фоне остального тела они выглядели рахитичными, бесполезными рудиментами, которые даже не доставали до земли. Очевидно, тварь могла передвигаться лишь червеобразно, ползя на животе. Головы за всеми этими горами жира видно не было, но, судя по всему, морда упиралась в стену бамбука впереди, которой заканчивался коридор. От туши мерзко воняло – прогорклым салом, по́том и бог весть чем еще.

Евгений попятился, кривясь от омерзения. Тварь, однако, не двигалась и не подавала никаких признаков жизни. В конце концов любопытство пересилило отвращение, и юноша, сделав несколько шагов вперед, осторожно ткнул отечный зад своим копьем. Ничего не произошло. Дракин ткнул сильнее, и туго натянутая кожа лопнула с сырым треском, образовав широкий вертикальный «рот», куда мог бы пролезть взрослый человек. Из этого «рта» выплеснулась, наверное, сразу пара ведер белесого жира, который начал медленно растекаться по земле – а из дыры выползал все новый. Тварь никак не отреагировала даже на это, и Евгений понял, что она мертва.

Он протиснулся между стеблями бамбука, обходя тушу сбоку, чтобы все-таки взглянуть на ее переднюю часть. Его взору открылась лысая грушевидная головка, едва выглядывавшая из жировых складок вокруг. Верхняя часть «груши» была гладкой, лишенной глаз и ушей. Ниже чернели две влажные дыры ноздрей, а под ними отвислые щеки резко расходились в стороны, открывая широченную, не меньше чем в полметра, пасть, из которой до сих пор торчало несколько обслюнявленных стеблей. Что ж, теперь относительно происхождения коридора не осталось сомнений – равно как и относительно разумности его творца…

И вдруг туша шевельнулась. Дракин попятился между стеблями, сжимая копье. Морда твари, впрочем, оставалась по-прежнему безжизненной, отвислые губы даже не дрогнули – равно как и беспомощные придатки конечностей… Евгений заметил новое движение и понял, что дергается бок существа. Там словно бы на глазах вспухал гигантский нарыв. Дракин смотрел на этот быстро растущий волдырь, достигший уже размеров человеческой головы, и не знал, что делать; он уже готов был ткнуть туда своим обломком поручня, но тут волдырь лопнул сам. Из бока мертвого чудовища высунулась лысая окровавленная голова, похожая на вытянутый по вертикали человеческий череп с затянутыми пленкой глазницами и безгубыми челюстями, блестевшими двумя рядами длинных острых зубов – однако это существо было, вне всякого сомнения, живым. Оно словно бы обвело незрячим взором окрестности – и, «глядя» прямо на Евгения – а может быть, и в самом деле видя его каким-то образом – издало тонкий пронзительный визг, от которого у юноши заложило уши. Затем, следом за головой, наружу резкими толчками стали протискиваться сегменты червеобразного тельца…