Текст книги "Время меча"

Автор книги: Юрий Нестеренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 47 страниц)

– Вот, присмотрел тут за вашей лошадью, – непринужденно сказал Редрих, подъезжая.

– Благодарю, – в тон ему ответила Элина. – На ней можно ехать?

– Думаю, да. Лучше ехать на хромой лошади, чем идти пешком. Но… – внезапно решился Редрих, – еще лучше дать ей отдохнуть. Мой конь выдержит двоих, и если вы… – говоря это, он смотрел куда-то в сторону, словно делал жутко неприличное предложение.

– Резонно, – спокойно одобрила Элина, легко вспрыгивая на круп его коня и без всякой задней мысли берясь за бока Редриха. От этого прикосновения сквозь куртку герцог ощутил сладкое томление во всем теле; он даже не сразу понял, что ему задают следующий вопрос.

– Остальные? Нет, я не знаю, что с ними. Кажется, когда налетел шквал, Йолленгел снова свалился с коня. Я старался скакать за вами, но вскоре потерял вас из виду.

– Я в состоянии о себе позаботиться, – дернула плечом Элина, хотя и была весьма довольна встречей с Редрихом, лошадью и своими записками. – Вам не следовало бросать Йолленгела. Неужели бедняга эльф проехал с нами все эти тысячи миль только затем, чтобы погибнуть под грудой песка посреди пустыни?

– Ну почему сразу погибнуть? Там где-то поблизости должен быть многоопытный Эйрих. Да и потом, вы же не погибли, – он подумал, что все это звучит недостаточно убедительно, и добавил: – Впрочем, я все равно ничего не мог поделать в этой буре. Разве что спрыгнуть с коня, и тогда бы без лошадей остались все трое.

– Надеюсь, что он жив, – непреклонно произнесла Элина. – В противном случае, Редрих, я вам этого не прощу.

«Неужели какой-то нелюдь вам дороже, чем… « – чуть было не вырвалось у Редриха, но он лишь крепче сжал губы.

Таким образом, молча и дуясь друг на друга, они ехали на север еще около часа. Элину это вполне устраивало – после всех передряг этого дня ей хотелось только выпить воды и завалиться спать. Редрих же, напротив, страдал от того, что снова упускает время, и что лучшую возможность для «серьезного разговора» трудно вообразить; он ругал себя ослом и в то же время вспоминал о своей династической гордости, выжидая, чтобы Элина нарушила молчание первой. Гордость, впрочем, была скорее лишь удачным предлогом; на самом деле молодой человек, не раз бившийся с мечом в руке против нескольких врагов сразу, не побоявшийся бросить вызов всему Тарвилону, сражаясь за приз Роллендальского турнира, в одиночку проделавший опасный путь длиной в несколько тысяч миль – теперь попросту боялся грядущего разговора.

Наконец он понял, что ищет предлог для оттягивания объяснения, обругал себя трусом и постановил сосчитать до пяти и начать. Солнце висело уже совсем низко; они поднимались на очередной песчаный гребень, и их длинные тени тянулись вверх по пологому наветренному склону.

– Элина… – после долгого молчания голос Редриха прозвучал до неузнаваемости хрипло.

– Меня зовут Эрвард, – немедленно отреагировала графиня.

– Зачем этот маскарад здесь и сейчас! – воскликнул он, пытаясь обернуться к ней, насколько это можно было сделать, сидя впереди нее на лошади.

– Затем же, зачем везде и всегда, – невозмутимо ответила Элина.

– Мы ведь с вами одни посреди пустыни! И, знаете, я давно…

– Кажется, уже не одни, – перебила графиня, глядя мимо него.

Редрих поспешно повернулся вперед. Они как раз выехали на вершину. Внизу, на расстоянии менее полумили, в северо-восточном направлении двигался караван.

Этот караван не походил на те, что уже приходилось видеть Элине. Здесь не было верблюдов, груженых товарами; голову и хвост каравана образовывали две группы всадников на лошадях. Между же ними тянулась длинная вереница людей, которые брели по пустыне пешком; всмотревшись, можно было понять, что все они скованы общей цепью, шедшей от шеи к шее. От хвоста колонны к голове неспешно гарцевало еще двое всадников, как видно, надсмотрщики.

– Работорговцы, – констатировал Редрих, натягивая поводья и разворачивая коня. Но было уже слишком поздно. Их заметили.

От обеих групп стали отделяться всадники, вытягиваясь в сторону потенциальной добычи. Надсмотрщики защелкали кнутами, заставляя рабов лечь, чтобы те не могли воспользоваться ослаблением охраны. Но измученные дорогой невольники и не помышляли о бунте и сами рады были возможности повалиться на песок.

Враги были еще далеко, и им предстояло скакать вверх по бархану, поэтому у молодых людей еще оставался небольшой запас времени, чтобы принять решение.

– Вдвоем на одном коне нам не уйти, – сказал Редрих. – И не отбиться.

– Мы все-таки лучшие бойцы Тарвилона, – возразила Элина без особой уверенности.

– Их слишком много, – резко качнул головой герцог. – Спасайтесь, я их задержу, – он принялся перебираться в седло хромой лошади.

На самом деле Элину обрадовала его готовность так поступить – естественно, у нее не было желания пожертвовать собой – но гордость требовала возмутиться.

– Почему вы? Давайте жребий.

– Нет. Скачите и не мешкайте.

– Только потому, что я – не мужчина? – Элина начала заводиться всерьез.

– Именно. И они это быстро обнаружат. Дальше объяснять?

Графиня вспомнила пиратский корабль и поежилась.

– Не надо, – тихо сказала она и принялась поспешно отвязывать сумку от седла своей бывшей лошади. – Редрих, постарайтесь остаться в живых! Я обязательно вас вытащу!

– Надеюсь, – криво усмехнулся герцог и, не тратя времени на дальнейшие прощания, поскакал навстречу врагам. Элина помчалась в противоположном направлении.

После нескольких минут стремительной скачки она обернулась. Теперь ее от каравана и Редриха отделял бархан, и она могла лишь догадываться о происходившем с той стороны; очевидно, герцогу, как он ни старался, не удалось отвлечь на себя внимание всех или большинства преследователей, потому что девять из них показались из-за бархана – четверо обогнули вершину слева и пятеро справа.

Во время боя на палубе «Русалки» Элине удалось убить или ранить девятерых пиратов, но теперь на подобное рассчитывать не приходилось. Тогда они не нападали на нее все разом; тогда был бой между двумя командами, и пираты, по неведению, пытались сначала атаковать более солидно выглядевших моряков, а не юношу, почти мальчика – чем Элина и пользовалась; в конце же боя, когда она осталась одна, то занимала выгодную оборонительную позицию в углу между бортом корабля и носовой надстройкой. Во время схватки в переулке ее противникам также негде было развернуться. Теперь ни на что подобное рассчитывать не приходилось; оставалось лишь надеяться, что усталый конь не подведет. Она изо всех сил погоняла своего скакуна, низко припадая к его холке. Опасаясь, что лошадь не выдержит подъемов, графиня петляла между барханами, вертя головой по сторонам, чтобы не прозевать опасность, если преследователям удастся срезать по прямой. Но те избрали ту же тактику, что и она, понимая, что самый короткий путь еще не значит самый быстрый.

Пару раз расстояние между охотниками и дичью начинало опасно сокращаться, но всякий раз графиня, нещадно колотя лошадь, добивалась восстановления паритета. К счастью, Эйрих знал толк в лошадях. Погоня продолжалась до тех пор, пока не стемнело; лишь тогда раздосадованные охотники за людьми повернули назад. Элина, все еще не веря своему счастью, продолжала погонять коня, пока тот вдруг не свалился обессиленно на песок. Элина вытащила ногу из-под лошадиного бока, позволила себе, наконец, несколько жадных глотков из фляги и почти сразу же забылась тяжелым сном.

Первым, что она увидела утром, была мертвая оскаленная конская морда. Тяжело вздохнув по этому поводу, Элина переложила немногочисленное имущество и припасы в свою котомку, позавтракала черствой лепешкой и несколькими финиками – этих продуктов должно было хватить еще на пару дней экономного использования – и вновь побрела по пескам, на сей раз выбрав северо-восточное направление (ибо намеревалась попасть в тот же город, куда работорговцы гнали свой товар). Теперь она шла с большой осторожностью, избегая опрометчиво показываться на гребнях холмов; но пустыня в любом случае – не самое подходящее место, чтобы прятаться, так что Элине оставалось полагаться более на удачу, чем на меры предосторожности. Впрочем, удача, столь систематически отворачивавшаяся от нее и ее товарищей в прошлые дни, на сей раз, кажется, была на ее стороне. Оно, однако, и неудивительно

– пустыня есть пустыня, и встречи с другими людьми, неважно, врагами или нет, здесь случаются нечасто.

На второй день пути изрядно измотанная уже Элина, перебравшись через очередной бархан, вдруг увидела впереди город.

Сердце ее забилось от радости – она полагала, что тащиться по пескам придется еще не один день. Тем не менее, город был здесь, в какой-нибудь паре миль. Его центральная часть была обнесена стеной, однако город, как видно, давно разросся за пределы крепостных укреплений. Элина с интересом рассматривала здания доселе невиданной архитектуры – их красные и желтые крыши походили на квадратные шляпы с изогнутыми вверх полями; среди зданий попадались высокие многоярусные башни, постепенно сужавшиеся кверху, и каждый ярус имел такие поля. Несмотря на близость пустыни, в городе было много зелени; низкие раскидистые деревья манили тенью и прохладой. По улицам двигались люди и повозки, слишком маленькие на таком расстоянии, чтобы различить подробности.

Позабыв про усталость и жажду, Элина бегом припустила вниз по склону бархана; она так спешила, что, зарывшись сапогом в песок, потеряла равновесие и кубарем скатилась к подножью. Оказавшись внизу, она поумерила прыть, и все же близость города придавала ей сил, и она спешила поскорее оказаться в этом полном жизни месте. Она отдавала себе отчет, что в городе ее могут ждать различные опасности, и все же он казался ей гостеприимным – должно быть, благодаря отсутствию внешней стены.

Но странное дело – она все шла и шла, а город не становился ближе. Всматриваясь в очертания домов и башен, Элина с растущим удивлением поняла, что тени в городе не вполне соответствуют положению солнца… да и сам он как будто бы даже не стоит на земле, а висит в воздухе. К тому же из города не доносилось ни единого звука.

Графиня сделала еще несколько нерешительных шагов, не понимая, верить ли ей своим глазам… и тут контуры стен и зданий начали терять свою четкость, таять, искажаться, а через несколько минут исчезли совсем. Вокруг, насколько хватало глаз, лежала мертвая пустыня.

Элина растерянно хлопала ресницами. В этот момент она походила на ребенка, над которым жестоко подшутили, подарив пустой фантик вместо лакомства. Что это? Магия? Но тогда где же чародей, который выкинул этот фокус? Обнажив меч, графиня осматривалась по сторонам и, разумеется, не видела ничего подозрительного. Прежде ей не приходилось слышать о миражах. Правда, в одном из манускриптов королевской библиотеки Роллендаля ей довелось как-то прочитать: «В пустынях Востока совсем нет воды; там не растет трава и не живет зверь, а обитают там одни бесплотные духи, насылающие морок на путников» – однако тогда она не приняла это всерьез. Все эти записки путешественников изобиловали непроверенными слухами и откровенными выдумками самих рассказчиков. Элина хорошо знала, что никаких бесплотных духов быть не может. Возможно еще, в эпоху магов, но только не сейчас.

Теперь же она не знала, что и думать. Однако, рассудив, что если она и находится под чьим-то недобрым вниманием, то сделать все равно ничего не может, Элина спрятала меч, вознаградила себя большим глотком теплой воды из фляги за бесполезную спешку и, зло стиснув зубы, зашагала дальше.

Вечером третьего дня она выпила последние капли воды. Последний финик был съеден еще утром.

Следующий день стал сущим кошмаром. Несмотря на всю свою физическую тренировку, Элина брела, с трудом переставляя ноги, вязнущие в горячем песке; язык, словно кусок дерева, царапал пересохшее небо; от солнца и голода раскалывалась голова. Все это до странности напоминало бред, который мучал ее в харбадской гостинице – только теперь это была реальность. Элина вяло подумала, что ночью идти было бы легче – но в темноте было бы слишком легко сбиться с направления.

Утром пятого дня она проснулась совершенно разбитой; казалось, сон не принес никакого облегчения. Второй день перехода по пустыне без воды. Сколько она еще протянет? Что, если это последние сутки в ее жизни? Почему-то мысль эта не вызывала страха. Скорее – усталое равнодушие.

К полудню перед ее глазами уже плавали темные пятна, а вялые мысли соскальзывали куда-то в черноту, прочь от реальности. В конце концов Элина обнаружила себя лежащей на песке и поняла, что теряла сознание. Она тяжело поднялась на четвереньки, затем заставила себя встать на ноги; ее качнуло, перед глазами совсем потемнело, в коленях разлилась предательская слабость. Однако минуту спустя зрение и равновесие вернулись; Элина сделала шаг, другой, третий… Затем впереди оказался склон, и графиня вновь повалилась на четыре точки.

Она не могла бы сказать, сколько времени ползла наверх, зарываясь руками в песок, иногда ложась, чтобы передохнуть; но вот наконец подъем кончился – Элина лежала на гребне.

Ее сознание было уже настолько замутнено, что она не сразу поняла смысл открывшейся с вершины бархана картины. Пески кончились; отсюда была явно видна их граница. Дальше к горизонту тянулась равнина, хотя и унылая и бесплодная, но не совсем безжизненная; то тут, то там – и чем дальше, тем чаще – проглядывали какие-то серо-зеленые кустики.

А у самого горизонта на северо-востоке маячила высокая сторожевая башня города.

Элина даже не стала спускаться обычным способом – просто легла на бок и покатилась, чувствуя, как на каждом обороте впиваются в бедро ножны меча. Внизу она некоторое время полежала, давая пройти головокружению, а потом поднялась на ноги и пошла.

До города она добралась уже почти на закате.

Ей было не до наблюдений и анализа местных особенностей, но все же она отметила, что у города нет крепостной стены. Такого она еще не видела ни разу – ни на Западе, ни на Востоке. Все дело в том, что пустыня и горы на юге защищали южные рубежи Тургуная лучше любых укреплений. Благодаря колодцам через пески Шезех-Кум мог пройти одинокий путешественник или караван, но не армия.

Элина ступила на широкую немощеную улицу. Ей не было дела до стратегии и географии. Ей хотелось одного – пить.

И почти сразу же она наткнулась взглядом на небольшое куполообразное сооружение, в арке входа которого стоял раскосый бритоголовый охранник с кривым мечом на поясе – меч, впрочем, не выглядел особенно внушительно. Из арки мимо него выскользнула молодая гибкая женщина в длинном коричневом платье, но с открытой головой и лицом; на плече она держала узкогорлый кувшин, и Элине не составило большого труда догадаться, что в кувшине вода, а строение перед ней – колодец, аналогичный тому, чьи развалины они видели посреди Шезех-Кум. Элина решительно направилась к арке, но охранник, разумеется, преградил ей путь. За воду надо было платить. Тургунаец, конечно, видел, что перед ним – чужеземец, измученный переходом через пустыню и мечтающий о глотке воды; ну так этот колодец не зря был построен как раз на южной окраине города.

Элина растерянно пошарила в пустых карманах, а затем решительно сняла куртку. Стражник брезгливо взял куртку – она была пыльной, здорово потрепанной и пропотевшей – и что-то крикнул на своем немузыкальном языке вглубь арки. Вскоре оттуда показался второй тургунаец, державший в сильных руках полный кувшин. Графиня жадно вцепилась в этот сосуд и принялась пить, пить, пить… потом перевела дух и снова принялась глотать воду. Наконец она смогла оторваться от края кувшина и вылила оставшуюся холодную воду себе на голову. Стало легче. Элина двинулась дальше по улице, углубляясь в город.

«Ну вот я и в Тургунае», – буднично подумала она. Более полугода назад она выехала из Роллендаля, направляясь в эту далекую неведомую страну и не подозревая, что ждет ее в пути. Тогда это путешествие казалось ей не трудней поездки в соседнее королевство Запада – по хорошим дорогам, через обжитые и цивилизованные земли. О, конечно, она беспокоилась, всерьез беспокоилась за Артена, и ей было грустно расставаться с отцом и городом, который стал для нее родным – но в остальном она была только рада предстоящему романтическому приключению. Если бы она знала обо всех грядущих опасностях, в которых порой даже смерть будет не самым страшным из возможных исходов – отправилась бы она тогда на выручку Артену? Да, наверное, да… но совсем с другим чувством. Конечно, в пути ее ждали не только несчастья… она приобрела новых друзей – да, пожалуй, она может называть их всех друзьями – но где они теперь? Эйрих и Йолленгел пропали во время песчаной бури; Редрих, гордый герцог Урмаранд, захвачен работорговцами, если вообще жив… Она вступает в Тургунай одна – как одна покидала Тарвилон; но разница весьма существенна. Теперь она одна в чужой стране, и у нее нет ни денег, ни лошади, ни даже куртки; практически ничего, кроме меча – да и тот не свой, привычный и любимый, подобный старому товарищу, а чужой, незнакомец с дальнего Востока, от которого неизвестно, какого коварства ожидать… Тогда она была полна надежд и радостного нетерпения, теперь не чувствовала ничего, кроме валящей с ног усталости и опустошенности. Да и Артен… жив ли он еще? Который день она не может установить с ним контакт… в последние дни, правда, было не до этого…

Солнце уже скрылось за домами, и Элина зябко поежилась в своей мокрой рубашке. Неужели придется ночевать на улице? И что делать утром? Ей казалось, что, когда она наконец доберется сюда, все станет ясно само собой. Но, кажется, неясностей стало только больше…

Над Тургунаем зажигались первые звезды.

Часть третья. Зурбестан

Элина проснулась от того, что кто-то несильно, но настойчиво тормошил ее за плечо. Некоторое время она пыталась не поверить в реальность происходящего и спать дальше, но затем сознание все-таки вынырнуло из вязкой пучины и встало на подобающее ему место, озарив мозг Элины светом нескольких истин:

она одна в чужом городе, в чужой стране, и местные жители могут быть весьма недружелюбны; она – проклятье! – все-таки уснула прямо на улице, хотя собиралась лишь присесть передохнуть на пару минут, а потом отправляться на поиски ночлега; ей холодно; кто-то тормошит ее за плечо.

Графиня резко распахнула глаза, а руки ее тем временем дернулись к мечу и котомке, проверяя наличие того и другого. Последнего, впрочем, можно было и не делать, ибо котомка была у нее под головой, а гарда меча впивалась в бедро. Элина лежала, съежившись в комок, в углу какого-то заваленного мусором двора, куда выходили лишь глухие стены. Запах здесь стоял не лучший

– вероятно, не без помощи валявшейся неподалеку дохлой собаки. Графиня поморщилась, недоумевая, как ее угораздило переночевать на этой помойке, и тут, наконец, обратила внимание на того, кто потревожил ее сон.

Это был туземный мальчишка лет девяти, чумазый и оборванный под стать этому месту. Когда она открыла глаза и потянулась к мечу, он испуганно отскочил и теперь стоял в трех футах от нее и что-то лопотал.

– Не понимаю, – пожала плечами Элина, – но если ты считаешь, что я занимаю твое место, то я немедленно его освобожу.

Юный тургунаец, естественно, тоже не понял ни слова, но продолжал говорить, явно что-то прося или предлагая. Графиня расправила затекшие конечности и поднялась на ноги; охнув, потерла бедро, на котором, очевидно, уже образовался синяк, затем поежилась и зябко обняла себя за плечи. Проделав все эти действия, она вдруг поняла, что парнишка настойчиво повторяет слово «эрых».

– Эйрих? – она не смела поверить своей надежде. – Ты можешь отвести меня к Эйриху?

– Эрых, эрых, – радостно закивал мальчик.

Конечно, это могло быть просто каким-то туземным словом, но, в конце концов, чем она рисковала? Заманивать ее в ловушку не было никакой нужды – можно было просто прийти сюда и взять ее голыми руками, пока она спала. Итак, Элина двинулась за своим чумазым провожатым, который периодически оборачивался, проверяя, идет ли она за ним.

Выйдя из тени двора на освещенную солнцем улицу, графиня блаженно улыбнулась, понадеявшись, что ее озноб наконец пройдет. Вообще чувствовала она себя достаточно скверно, но, тем не менее, осматривалась по сторонам и старалась запомнить дорогу.

Архитектура города напоминала средневосточную, но была при этом проще и грубее – то же тяготение к аркам и сводам, но без декоративных элементов; в то же время дома, избавленные от необходимости тесниться в границах городской стены, располагались свободнее, и улицы были, как правило, достаточно широкими. Народу на улицах было не слишком много; основную одежду мужчин составлял стеганый халат и облегающие штаны, на голове – небольшая угловатая узорчатая шапочка или островерхая войлочная шляпа. Женщины носили строгие коричневые или черные платья и шаровары; большинство покрывало голову платком или, на мужской манер, шапкой, но у молодых девушек единственным головным убором были их собственные косички, число которых могло достигать пары десятков. Периодически местные жители одаривали Элину любопытными взглядами, но нельзя сказать, чтобы на нее пялились во все глаза. Представители белой расы не были здесь такой экзотикой, как представители желтой – на Западе. Правда, обычно они попадали сюда в качестве рабов.

Пару раз мимо проезжали конные воины, похожие на тех, что сопровождали ханское посольство, но, конечно, выглядевшие далеко не так шикарно; они тоже внимательно косились на Элину, но, ничего не говоря, ехали дальше. Один раз навстречу графине попался худой жилистый раб в железном ошейнике; шаркая разношенными туфлями без задников на босу ногу, он нес на плече здоровенный окорок. Он принадлежал к восточной расе, и Элина не пыталась с ним заговорить. В этой части города мало у кого были собственные рабы; в более зажиточных районах такие встречи случались бы чаще.

Наконец мальчишка привел Элину к местному постоялому двору – это был длинный приземистый барак, выстроенный по трем сторонам квадрата. Во дворе у коновязи стояло несколько лошадей и один двугорбый длинношерстый верблюд, заметно отличавшийся от своих средневосточных одногорбых собратьев. Над кучей лошадиного навоза кружились мухи.

Мальчишка уверенно направился к левому крылу здания, но, вместо того, чтобы войти в завешенную грязной циновкой дверь, остановился и принялся выкрикивать какую-то фразу не то на местном, не то на ином неизвестном Элине языке. Графиня стояла неподалеку от него, чувствуя себя довольно глупо и положив на всякий случай руку на рукоять меча. В нескольких окнах показались любопытствующие лица, но, не обнаружив ничего интересного, снова скрылись. Но, наконец, пару минут спустя чья-то рука откинула циновку, и во двор вышел Эйрих собственной персоной. Элина на радостях едва не заключила его в объятия, но вместо этого, конечно, ограничилась рукопожатием. Эйрих бросил мальчишке монету, тот поймал ее на лету и убежал прочь.

– Йолленгел? – спросила графиня.

– Со мной. Редрих?

Она коротко рассказала, что произошло.

– Ну что ж, хорошо уже то, что на его месте не оказались вы, – резюмировал Эйрих. – Идемте внутрь. Апартаменты самые дешевые, но все лучше, чем ночевать на помойке.

– Откуда у вас деньги? – поинтересовалась Элина, ныряя вслед за ним с залитой весенним солнцем улицы в душный мрак коридора.

– От продажи лошади, разумеется, – ответил Эйрих.

Они оказались в небольшой комнате, вся меблировка которой состояла из матов на земляном полу. На одном из матов, поджав ноги, спал Йолленгел.

– Беда мне с ним, – заметил Эйрих. – После того, как я его откопал, он, наверное, целый день был в ступоре. И даже сейчас еще до конца не отошел, дрыхнет целыми днями.

Элина уселась на корточки, снова ежась и потирая плечи. Она никак не могла согреться. Эйрих протянул ей пиалу с горячим питьем, от которого резко пахло горькими степными травами. Графиня отхлебнула и поморщилась.

– Привыкайте, тургунайский чай полезен, даже если приготовлен в такой дыре, как эта… Лошадь Йолленгела я так и не нашел, пришлось ехать вдвоем на моей… Удивительно, что после такого путешествия я еще смог выручить за нее какие-то деньги. Когда мы въехали в город – он, кстати, называется Дзэбэх – то, должно быть, представляли собой колоритное зрелище. Во всяком случае, уличные мальчишки нами живо заинтересовались. Ну я и выяснил у них дорогу до дешевой гостиницы, а заодно пообещал заплатить тому, кто приведет ко мне молодых людей одной со мной расы, недавно прибывших в город…

– Вы и тургунайский язык знаете? – вяло поинтересовалась Элина без особого удивления.

– Нет, но я знаю его источники – язык приомолских степей и основной язык Среднего Востока. Собственно, нынешнее Тургунайское ханство образовалось в результате похода тех же кочевых племен, из которых происходит и Курибай – но предки степняков Курибая двинулись на запад, расселившись в низовьях Омолы и на прихурлуцких землях, попутно подчинив местные племена и уничтожив некоторое количество старинных городов южных народов белой расы, а предки тургунайцев – кочевники-тагаи – направились, наоборот, на восток, завоевывая средневосточные княжества к северу от Агабеи и Таграта. Самым крупным из государств средневосточной культурной традиции

– хотя уже с заметным влиянием Дальнего Востока – на их пути стало Ургунское царство, на территории которого мы и находимся. Ургунцы, как это обычно бывает, несмотря на больший уровень цивилизации, не смогли отразить дикий натиск степных варваров – однако предводитель тагаев, хан Кагарлыз, оказался не только умелым полководцем, но и умным политиком. Он видел перед собой процветающую страну и не хотел превращать ее в разграбленную пустыню, а ее жителей – в рабов, всегда готовых к бунту против завоевателей. Он хотел видеть ургунцев не рабами, а союзниками, и даже сам сочетался законным браком с дочерью последнего ургунского императора. Кстати, для этого ему пришлось перевести уже имевшихся у него трех тагайских жен в статус наложниц, ибо ургунские законы не допускали полигамии – что вообще-то необычно для средневосточных стран. Понятно, что знатные тагайские семейства, к которым принадлежали жены, были от этого не в восторге, и неудивительно, что уже через полтора года ургунская принцесса умерла при загадочных обстоятельствах – успев, однако, родить Кагарлызу сына. К тому же с легкой руки хана обычай жениться на знатных ургунках вошел в моду и среди его приближенных. Надо полагать, девушки были не в восторге – для них с их аристократической спесью было сомнительной честью стать женой какого-то варвара, но, в конце концов, это было лучше, чем стать его же рабыней. Без грабежей и захвата рабов, равно как и без восстаний, конечно, тоже поначалу не обошлось, но в целом процесс ассимиляции пошел вполне успешно, и уже где-то через два столетия победители и побежденные представляли собой единый народ – тургунайцев, причудливо сочетавший оседлую и кочевую культуру. Сын Кагарлыза и ургунской принцессы, Салымбек, продолжил завоевания отца и двинул войско тагаев – в которое входили уже и ургунские отряды – дальше на восток. Войско обогнуло с севера Бхиланайские горы и вторглось в империю Цань – слишком большую, чтобы покорить ее целиком, но изрядный кусок тургунайцы все же оттяпали. Часть захваченных земель, впрочем, впоследствии снова вернулась цаньцам, которые, в силу своей многочисленности, попросту растворили в себе завоевателей; не было даже войны, просто очередной хан махнул рукой на слишком дальние провинции, удержание которых приносило больше хлопот, чем доходов.

– Слушайте, Эйрих, откуда вы все это знаете? На Западе год назад и слово-то такое – Тургунай – мало кто слышал.

– Мир не исчерпывается Западом, как вы уже имели возможность убедиться.

Элина недовольно скривилась – она терпеть не могла, когда от нее что-то скрывали, но уже знала, что упрашивать Эйриха бесполезно – и задала более насущный вопрос:

– Вы не знаете, караван работорговцев уже прибыл в город?

– Пока не знаю; думаю, что нет, иначе мальчишки мне бы сообщили – я ведь не сказал им, в каком качестве должны прибыть белые молодые люди. Но я сегодня же выясню точно. Нет ничего странного, если вы их обогнали – закованные невольники идут медленно. Ваше счастье, что ваши пути не пересеклись еще раз.

Элина стащила сапоги, отстегнула меч и откинулась на мат.

– Что-то я сегодня не выспался, – виновато сообщила она.

– Отдыхайте, – кивнул Эйрих. – Ночью ваш организм не столько восстанавливал силы, сколько тратил их на борьбу с холодом. Вообще-то на будущее избегайте таких ночевок. Вы могли замерзнуть насмерть.

– Весной? – удивилась Элина.

– Такое случается даже и летом в холодные ночи, – наставительно изрек Эйрих.

Элина действительно вскоре уснула, зато проснулся Йолленгел. Он хотел было выразить бурную радость, завидев живую Элину, но Эйрих приложил палец к губам, а затем осведомился, можно ли оставить графиню на попечение эльфа. Йолленгел ответил, что он-де давно уже в порядке, а потому, мол, вопрос совершенно излишний. Эйрих не был в этом полностью уверен, но все же согласился и отправился в город.

Вернулся он часов через пять, имея встрепанный вид и запыленную одежду. Элина все еще спала. Эйрих неодобрительно прислушался к ее дыханию, а затем потрогал ее лоб. Его подозрения подтвердились – у девушки был жар. Она замычала во сне, но не открыла глаз.

Эйрих без лишних церемоний расстегнул ее рубашку и приложил ухо к груди; затем перевернул больную на живот и послушал со спины. Кажется, худших опасностей все же удалось избежать. Просто сильная простуда, вероятно, отягощенная испытаниями последних дней.

Хотя в поистощившемся уже арсенале Эйриха имелось средство, способное понизить температуру, он, вслед за своими учителями, считал, что не следует подавлять без необходимости естественные защитные реакции организма. Поэтому на этом этапе он ограничился лишь тем, что укрыл Элину одеялом.

Несколько раз графиня принималась ворочаться и что-то бормотать в бреду, но впервые пришла в себя только под вечер, устремив на Эйриха страдальческий взгляд слезящихся глаз. Эйрих объяснил ей ситуацию.

– Как это все не вовремя! – графиня сжала кулаки от злости на себя.

– Здравствуйте, Эрвард, – улыбнулся ей Йолленгел.

– Да, вот как раз здравствовать мне сейчас и нужно, а не валяться тут мертвым грузом. Д-демоны…

– Ну, пока нам некуда особо торопиться, – успокаивающе заметил Эйрих.