Текст книги "Всеобщая история искусств в шести томах. Том 4 (с иллюстрациями)"

Автор книги: Юрий Колпинский

Соавторы: Андрей Чегодаев,Борис Веймарн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 51 страниц)

В образах Ван Дейка Гейнсборо прежде всего воспринимает их тонкую одухотворенность, и во имя утверждения этой одухотворенности, а не высокого социального положения модели принимает он и сами схемы вандейковского торжественного большого портрета в рост. Это можно видеть на таких работах, как портреты леди Молине (1769), Бенджамина Трумена (ок. 1770) или доктора Шомберга (1768; Лондон, Национальная галлерея). Аксессуары, пейзажный фон Гейнсборо пишет свободно, без всякой мелочности, пейзаж теряет самостоятельное значение, становясь лишь аккомпанементом к настроению человека.

Собственно пейзажные полотна Гейнсборо этого периода доказывают, что интерес к пейзажу в нем не ослабевал. Портрет и пейзаж остаются для него равнозначными, но уже не в рамках одного полотна, а как равноправные жанры.

В своем известном полотне «Повозка со жнецами» (ок. 1767; Бирмингем, Институт Барбера) Гейнсборо находит новую тональность в показе гармонической связи природы и обычной трудовой сельской жизни.

Не раз подчеркивавший свою нелюбовь к книгам, Гейнсборо был зато тонким ценителем музыки. В Бате завязалась его дружба с семьей музыканта доктора Линли, с композитором Абелем, с музыкантом Фишером. Живя в Бате, Гейнсборо начинает с 1761 г. участвовать на выставках Общества художников и в течение ряда лет после 1769 г. – на выставках Королевской Академии.

С переездом Гейнсборо в 1774 г. в Лондон галлерея портретов, созданных им, все увеличивается. Гейнсборо пишет почти тот же круг лиц, что и Рейнольде; одни и те же писатели, актеры, меценаты позируют и тому и другому художнику. Королевский двор, временами выражавший недовольство энергичным Рейнольдсом, который принадлежал к партии вигов, также оказывал покровительство Гейнсборо. Он остается в центре всеобщего внимания даже тогда, когда, поссорившись с Академией в 1784 г., перестает присылать свои работы на академические выставки.

Гейнсборо. Водопой. Ок. 1777 г. Лондон, Национальная галлерея.

Заваленный заказами, живописец лишен в это время возможности работать с натуры над пейзажем. Уже в полотне «Водопой» (ок. 1777; Лондон, Национальная галлерея) больше мечты об успокоительной тишине сельской природы, чем непосредственных наблюдений; то же можно сказать и о «Входе в хижину» (1778; Сан-Марино, США, галлерея Хантингтон) с окруженной детьми молодой поселянкой, хотя характер английского пейзажа удивительно передан в обеих картинах.

Перед портретными работами Гейнсборо конца 1770—1780-х гг. мы с особенной непосредственностью ощущаем в человеке душевный трепет, порой тонкую интеллектуальность. Эти качества объединяют лучшие созданные Гейнсборо портреты высокопоставленных заказчиков с его портретами представителей английской интеллигенции того времени.

Гейнсборо, в противоположность Рейнольдсу, никогда не прибегает к аллегории, его портреты всегда интимнее, и он обычно не подчеркивает ни роль в обществе, ни род деятельности изображаемого лица. Он почти не показывает человека в каких-либо активных состояниях. Его «Полковник Сент Леже» (ок. 1782; Лондон, Бекингемский дворец) мечтательно ждет кого-то в парке, опершись на своего оседланного коня.

Гейнсборо. Портрет миссис Грехэм. 1777 г. Эдинбург, Национальная галлерея.

В портрете прекрасной юной миссис Грехэм (1777; Эдинбург, Национальная галлерея) с ее строгой осанкой горячность молодости и чувства не выказываются так бурно, как в «Джен Харрингтон» Рейнольдса. Но с какой-то особой остротой ощущаем мы нервный трепет в этом чуть задорном лице с капризным ртом и упрямо отведенными в сторону темными глазами; полон трепета и пейзаж с купами садовых деревьев и лиловыми тучами, а все остальное – колонна, к которой прислонилась молодая женщина, ее пышный туалет из белого и малинового шелка – кажется только традиционно парадным обрамлением для совершенно новой по своей сути, проникновенной психологической характеристики.

Гейнсборо. Портрет актрисы Сары Сиддонс, 1783-1785 гг. Лондон, Национальная галлерея.

У Гейнсборо его «Сара Сиддонс» (1783—1785; Лондон, Национальная галлерея), в отличие от ее рейнольдсовского портрета, изображена отнюдь не в виде музы: художник просто видит в ней интересную собеседницу. На актрисе костюм, в каком ходили по улицам, делали визиты: черная шляпа с перьями на пышных напудренных волосах, белое в голубую полоску платье с длинными рукавами, на колени небрежно брошена муфта. Ее тонкое лицо с блестящими глазами – это лицо проницательного, способного глубоко чувствовать человека. Не подчеркивая ничем род деятельности Сары Сиддонс, не возвеличивая ее аналогиями с древностью, но создав образ высокой интеллектуальности, художник воздал должное своей замечательной современнице. Столь же выразительны портреты композитора Абеля (ок. 1777; США) и музыканта Фишера у клавесина (ок. 1788; Лондон, Бекингемский дворец).

Двойные портреты Гейнсборо – воплощение нежной дружбы. Такие композиции он стал писать еще в Ипсвиче, начиная с нескольких портретов своих маленьких дочерей (1755—1756; Лондон, Национальная галлерея). Затем следует ряд подобных полотен, написанных в Бате: подростки Элиза и Томас Линли (1768; США), «Сестры», и, наконец, можно назвать позднюю работу – так называемую «Утреннюю прогулку» (1785; Лондон, Национальная галлерея). Это двойной портрет некоего сквайра Халлета и его жены, задумчиво идущих вдвоем по аллее парка в сопровождении ласкающейся к хозяйке собаки.

Манера письма у Гейнсборо совершенно иная, нежели у Рейнольдса: он не акцентирует объема, его фигуры всегда удивительно легки и подвижны даже в самых спокойных состояниях. Он дорожит своеобразной выразительностью каждого стремительного динамичного мазка и избегает услуг помощников. Если в полотнах Рейнольдса господствовали горячие красные тона, то красное у Гейнсборо (например, фон в портрете Сиддонс)—редкое исключение. Его гармонии оливково-серых, зеленовато-палевых и серебристо-голубых тонов необычайно богаты по звучаниям,

Гейнсборо. «Голубой мальчик» (портрет Джонатана Баттола). Ок. 1770 г. Сан Марина (США}, галлерея Хантингтон.

Гейнсборо. Портрет герцогини де Бофор. 1770-е гг. Ленинград, Эрмитаж.

В портрете герцогини де Бофор из ленинградского Эрмитажа, относящемся к 1770-м гг., полном одухотворенной красоты, жемчужно-серые и голубые тона оттеняют нежность карнации и блеск темных удлиненных глаз-В живописно трактованной одежде, в том, как написано лицо герцогини, можно увидеть очень ясно особенности самой работы Гейнсборо кистью. Он свободно набрасывает на холст чистые, звучные, словно переливающиеся одна в другую краски; мазки, очень длинные или совсем короткие, мелкие, то ложатся параллельно, то образуют изломы, то пересекаются, часто оказываясь как бы смещенными по отношению к границе формы. Но стоит отойти от картины, и эта точно рассчитанная приблизительность мазка превращается в живое мерцание взгляда, в трепет губ, легкое колебание складок ткани. В гамме сине-серых тонов выдержан и знаменитый «Голубой мальчик»—портрет сына богатого промышленника Баттола (Сан-Марино. США, галлерея Хантингтон).

В конце жизни под впечатлением от полотен Мурильо Гейнсборо пишет ряд картин, изображающих типы деревни. В них он как бы приближает к нашим глазам фигурки, населяющие его пейзажи. И в этих своих моделях художник находит тонкость и глубину чувства, способность наслаждаться природой. Особенно хороши своей естественной поэтичностью «Девочка с поросятами» (1782; Англия, собрание Говарда) или поздняя «Девочка, собирающая грибы» (Англия, собрание Уорда).

Как для Рейнольдса были привлекательны своей даровитостью люди самых различных социальных слоев, так для Гейнсборо сложной внутренней жизнью одинаково живут и герцогиня и простолюдин. Если для Рейнольдса душевные и умственные силы человека раскрывались через состояние всегда активное, то для Гейнсборо они обнаруживаются в способности уноситься мыслью далеко от всего окружающего, мечтать в уединении, на лоне природы, в кругу близких. Именно эта «преданность мечтам» является условием искренности и нравственной свободы человека для Гейнсборо, как одного из представителей предромантизма.

Содержание портретов Гейнсборо осталось непонятым другими английскими портретистами. Пейзажи Гейнсборо были высоко оценены, но только уже следующим поколением английских художников.

Вслед за Рейнольдсом и Гейнсборо в английском портрете выдвигается группа их младших современников – Ромней, Хоппер, Опи и шотландец Генри Реберн, творчество которого в своей основной части относится уже к началу 19 века.

Джордж Ромней, точнее, Ромни (1734—1802), сын столяра, ученик странствующего портретиста, приезжает в 1762 г. в Лондон, необычайно быстро воспринимает новые искания в портретной живописи и становится очень популярным в обществе портретистом.

В 1773—1775 гг. он побывал в Италии. Ромней никогда не выставлялся в Королевской Академии – Рейнольде относился к нему ревниво и свысока. Но Ромней успешно следовал рейнольдсовским поискам «большого стиля» в портрете. Он не был таким глубоким портретистом, как Рейнольде или Гейнсборо. Аллегория превращается у него просто в эффектный маскарад; так, он часто пишет знаменитую леди Гамильтон, одевая ее в костюмы богинь, муз, вакханок. В его портретах сохраняются лишь самые туманные намеки на пейзаж, и больше всего удаются ему несложные, цельные характеристики. Но в компоновке портрета Ромней достигает одновременно и уравновешенности и свободы. Он любит изображать свои модели в спокойных состояниях, очень четко строит форму и как бы неторопливо гранит ее мазком. По этой виртуозной, хотя, может быть, несколько холодной манере, по прозрачности красок можно узнать его работы.

Джордж Ромней. Портрет миссис Грир. 1781 г. Ленинград, Эрмитаж.

Больше всего у Ромнея портретов, развивающих как бы единую тему безмятежного цветения жизни. Это работы разных лет: «Миссис Карвардин с сыном» (1775; Англия, частное собрание), «Мать и дитя» (ок. 1782), гак называемая «Дочь священника» (Лондон, галлерея Тейт), «Миссис Кери» или портрет юного графа Грея, написанный по окончании этим последним Итонского колледжа (1784; Итон-колледж). Два полотна из ленинградского Эрмитажа – портрет молодой миссис Грир и портрет русского посла в Англии С. Р. Воронцова – удачно характеризуют возможности этого живописца.

Джон Хопнер (1758—1810), гораздо более молодой, чем Ромней, учился уже в классах Королевской Академии, которую окончил в 1775 году.

Джон Xопнер. Портрет Шеридана. Фрагмент. 1790-е гг. Ленинград, Эрмитаж.

Первоначальный период творчества, когда он следовал за Рейнольдсом и Ромнеем, был у Хопнера наиболее плодотворен. Хопнер писал много женских и детских портретов, иногда очень поверхностных, однако в мужских портретах ему удавалось создавать значительные характеристики. Таков эскизный, но очень живой портрет писателя Шеридана (Эрмитаж) и внушительный портрет английского государственного деятеля Уильяма Пигта Младшего (Москва, Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина).

Джон Они (1761—4807), приехавший в 1781 г. в Лондон из Корнуэлла, неизвестно где и как учившийся и поддержанный радикальным публицистом Питером Пиндаром, обратил на себя внимание знаменитого Рейнольдса, а вскоре и лондонской публики.

Первое, что показал Опи,– это были написанные очень темно, в резкой светотени типы бедняков: «Корнуэльский нищий», «Еврей». В 1784 г. Опи исполнил в том же духе картину, изображающую нескольких детей и бабушку, которая учит их читать («Школа»; Англия, частное собрание). За Опи установилось прозвище «английского Караваджо». Позже Опи работает как портретист, а с конца 1780-х гг. обращается к историческим сюжетам («Убийство Якова I Шотландского», 1786; «Смерть Риччо», 1787).

Однако самыми интересными в творчестве этого художника остаются типы бедноты и портреты представителей демократической интеллигенции («Писательница Мэри Уолстонкрафт»; Лондон, Национальная портретная галлерея); к ним близок и мужской портрет Опи из ГМИИ им. Пушкина.

В 1770—1780-х гг. начинается новый расцвет в Англии портретной миниатюры. В этой области работают Озайас Хемфри (1742—1810), Джон Смарт (ок. 1741—1809), Ричард Косуэй (ок. 1742—1821) и Джордж Энгельгарт (1750—1829). Миниатюры теперь исполняют на пластинках слоновой кости, что придает краскам особую прозрачность. Все же теперь успех миниатюры – это отраженный блеск по отношению к живописному портрету: Хемфри следует за Рейнольдсом (несмотря на то, что пользовался в Бате советами Гейнсборо), искусный Косуэй – скорее за Гейнсборо, хотя и сводит все почерпнутое у него к чисто внешней элегантности.

В отношении английского пейзажа говорить в этот период о какой-либо самостоятельной школе еще нельзя, но нужно упомянуть близких своим творчеством к Уилсону акварелистов Александра Казенса (ок. 1715—1786) и его сына Роберта Казенса (1752—1799).

Преобладание портрета над всеми другими жанрами бросается в глаза в английской живописи второй половины 18 века. На выставках Королевской Академии появляются в изобилии произведения на мифологические сюжеты, что ново для Англии, но все это или очень малооригинально и малохудожественно, как картины Джеймса Барри (1741—1806), или принадлежит кисти живописцевиностранцев, как композиции итальянца Киприани и немецкой художницы Анжелики Кауфман. Правда, в Англии в это время появляются картины совершенно нового для всей европейской живописи рода: изображение исторически важных событий современной жизни, притом без всякой драпировки . героев в античные одежды. Но эта инициатива принадлежала американцам Бенджамину Уэсту и Джону Копли, а у самих англичан она не нашла продолжения.

Джозеф Райт. Ученый, читающий лекцию о солнечной системе. 1763– 1765 гг. Англия, Музей графства Дерби.

Некоторое развитие получает в 1760—1780-е гг. бытовой жанр. Но это уже не тот обличительный жанр, который был создан Хогартом, в нем подчас заметно выражены идиллические черты. Своеобразное исключение составляет Джозеф Райт из Дерби (1734—1797), известный как живописец эффектов искусственного освещения. Учился Райт у Хэдсона. Наиболее плодотворный период его деятельности приходится на 1760-е годы, когда он работал в родных местах и вращался в кругу ученых и изобретателей (ему покровительствовали известный реформатор керамической промышленности Веджвуд и известный предприниматель Аркрайт). Там он создал ряд лучших своих картин, посвященных вдохновенной работе исследователя или мастера, увлеченного своей работой: «Ученый, читающий лекцию о солнечной системе» (1763—1765; Англия, Музей графства Дерби), «Испытание воздушного насоса» (1768; галлерея Тейт) и варианты «Кузницы» (ок. 1773; один – в Эрмитаже). Все сцены написаны при свете свечей или пламени («Кузница»). У модели небесной сферы собрались ученые и их близкие, задумчивые и взволнованные, словно вдохновленные ясностью картины мироздания, открывшейся их глазам. И «Кузница»– сцена, исполненная своеобразной, но тем не менее вполне жизненной романтики: в поздний час, когда уже взошла луна, не затухает, а еще ярче разгорается горн трудолюбивого кузнеца.

Джордж Морленд. В конюшне. 1790-е гг. Лондон, музей Виктории и Альберта.

Джордж Морленд (1763—1804) был вначале автором многочисленных сентиментально-нравоучительных сценок, которые он называл, подобно Хогарту, «Прилежная прачка», «Ленивый поселянин». Но настоящее призвание свое он нашел только тогда, когда начал писать непосредственно то, что видел вокруг, скитаясь по дорогам Англии. Небольшие его пейзажи или интерьеры, оживленные фигурками, подкупают своей эмоциональностью, хотя переживания, вложенные в них, несложны. Уют постоялого двора или деревушки, затерявшейся среди долин и холмов, радость близости к жилью, когда надвигается гроза,– вот содержание его картин «Деревенская дорога», «Приближение грозы» (Эрмитаж), «В конюшне» (Лондон, музей Виктории и Альберта), «Вход в таверну» (Эдинбург, Национальная галлерея).

Выдержанные, подобно картинам голландских пейзажистов, в единой тональности с господствующими теплыми коричневато-зелеными красками, они оживлены вкрапленными тут и там яркими пятнами – то это красная юбка поселянки, то кусочек чистого голубого неба.

Френсис Уитли (1747—1801) посвящает свои жанры не только деревне, но и городу. Такова его уличная сценка «Лондонские крики» или картина, на которой изображено, как известный поборник тюремных реформ Джон Хауард предлагает помощь заключенным (1787; Англия, частное собрание). Это бледное и приглаженное изображение жестоких, суровых сторон жизни Англии в эпоху промышленного переворота все-таки симптоматично: социальные проблемы вновь давали себя знать в живописи.

Господство живописи над всеми другими видами изобразительного искусства – еще одна характерная особенность его развития в Англии в 18 веке.

Так, например, рассматриваемое тридцатилетие ознаменовано блестящими достижениями гравюры, но это репродукционная гравюра, назначение которой – популяризировать шедевры живописи. Так ее использовал еще Хогарт, который исполнял свои гравюры резцом, применяя также и офорт. Но гораздо более соответствовала этим целям другая техника – так называемая «черная манера», или меццо-тинто. Известная в Англии еще со второй половины 17 века, она была доведена до совершенства такими мастерами, как Ричард Ирлом (1743—1822), Валентин Грин (1739—1813) и Джон Рафаэль Смит (1752—1812). Благодаря мягкости переходов, глубине черного тона, чистоте и серебристости «светов», какой достигали эти мастера, репродукционная гравюра приобрела настоящую художественность, стала достойным пропагандистом достижений английской живописи.

Скульптура почти не имела самостоятельного значения в Англии конца 17– 18 в. и развивалась главным образом постольку, поскольку она необходима в архитектуре или в прикладном искусстве.

Для надгробий часто исполнялись портретные статуи; декоративная лепнина использовалась в отделке зданий. Таково поле деятельности скульптора и резчика по дереву Гринлинга Гиббонса (1648—1720), англо-датского происхождения, работавшего на рубеже 17—18 вв., а также трех скульпторов-иностранцев, выступавших в Англии в 1720—1730-х гг.,– М. Рисбрака, Б. Шимейкера и Л.-Ф. Рубийяка, принесших в английскую скульптуру приемы барокко и рококо.

С 1760-х гг., сообразно характеру английского зодчества и установкам Королевской Академии художеств, в скульптуре господствует увлечение античностью, о чем свидетельствуют работы Томаса Бэнкса (1735—1805), Джона Бейкона (1740—1799), Джошуа Уилтона (1722—1803), одного из членов-основателей Академии, и Джозефа Ноллекенса (1737—1823). Античные сюжеты используются в рельефах для украшения каминов, в декоративной скульптуре; в античные туники и тоги задрапированы фигуры надгробий (например, надгробие доктора Джонсона работы Бейкона в соборе св. Павла в Лондоне, 1796). Появляется стремление к строгой, уравновешенной композиции, к чистым и плавным линиям.

В портретных бюстах, которыми особенно славился Дж. Ноллекенс, также чувствуется использование традиций античного портрета, но здесь более заметны реалистические искания. Бюсты работы Ноллекенса можно до некоторой степени сблизить с портретами Рейнольдса в живописи («Адмирал Нельсон» и «Лоренс Стерн», 1766, в Национальной портретной галлерее в Лондоне, «Джон Фокс» в Эрмитаже и многие другие).

В творчестве Джона Флаксмана (1755—1826) намечаются как бы две линия развития английской классицистической скульптуры – создание монументов официально-государственного характера и, с другой стороны, поиски более камерных скульптурных форм. Флаксман был автором монументальных надгробий в соборе св. Павла и в Вестминстерском аббатстве. Выступал он и с изящными линейными рисунками – иллюстрациями к Гомеру и Данте, но прежде всего и более всего приобрел известность своей работой в области прикладного искусства и мелкой пластики, сотрудничая с Веджвудом.

Декоративно-прикладное искусство Англии переживало в 18 в. высокий подъем. Революционные потрясения в 17 в., естественно, вызвали некоторую паузу в развитии этих отраслей искусства, а в период реставрации Стюартов для украшения королевских дворцов и усадеб знати применялись главным образом привозные изделия. Но в 18 столетии в Англии появляется ряд крупных мастеров торевтики и мебели; возникают фабрики-мануфактуры. Выпускаемая ими продукция уже начинает служить частному быту, правда, изысканному и роскошному. На протяжении первой половины 18 в. изделия английского прикладного искусства утрачивают пышность и репрезентативность, становятся уютными и изящными. В числе изделий из серебра еще встречаются предметы тяжеловесно-парадные, но это предметы, изготовляемые по дворцовым заказам, вроде огромной лохани-холодильника для вина, исполненной Чарльзом Кендлером и приобретенной русской императрицей Екатериной II (1734; Эрмитаж, копия в музее Виктории и Альберта в Лондоне). А в то же время создаются для широкого круга потребителей гораздо более «домашние» изделия; так, например, вырабатываются существующие и до сего времени типы предметов для чайного и кофейного сервизов. Постепенно они приобретают все большую элегантность и иногда оригинальные, но всегда чистые, ясные формы.

Уильям Кент. Интерьер замка Хоутон-холл в Норфолке. После 1722 г.

Использование гладко полированного дерева, слегка изогнутые, словно пружинящие ножки, иногда в форме звериных лап, спинки стульев и кресел таких же упругих очертаний – эти особенности появляются в английской мебели уже в первую половину столетия и сохраняются в изделиях широко известной с 1750-х гг. фирмы Чиппендейла. Их основные качества – сочетание принципа целесообразности, соответствия предмета его функции с тонким пониманием декоративных возможностей материала. Чиппендейл создал свои варианты стилей рококо, китайского и готики; но всей его мебели присущи добротность, умелое использование красоты материала, преимущественно красного дерева, элегантность конструкции. Несколько позже, в 1770—1780-х гг., публикуют свои образцы мебели Хепплуайт и Шератон. В этой мебели появляются прямые ножки, отделанные наподобие колонн или четырехгранные, спинки в виде лиры или щита, используются элементы античной орнаментики. В проектировании мебели принимают участие архитекторы, особенно Кент, создававший несколько барочные интерьеры, а позже Роберт Адам.

С конца 17 в. в Англии выпускают стекло с большим содержанием окиси свинца, отличавшееся исключительной прозрачностью. Оно обрабатывается алмазной гранью, резьбой, шлифовкой. В производстве фарфора Англия выступила с некоторым опозданием сравнительно с другими странами, но зато английские фарфоровые заводы, развивавшиеся без особой поддержки со стороны двора, с самого начала работая на частного потребителя, стремились к экономичности производства, к повышению практических качеств своей продукции. В изделиях возникших в 1740-х гг. заводов Боу, Челси и несколько позже заводов Уорчестера (Вустера) и Дерби для большей их прочности к глинам добавлялась жженая кость (так называемый костяной фарфор).

Талантливый организатор керамической промышленности Джосайя Веджвуд (1730—1795) улучшил качества фаянса. Веджвудский фаянс приобрел огромную популярность и соперничал по своим достоинствам с фарфором. В росписи посуды вначале копировали китайские образцы; постепенно у английских мастеров выработались такие качества, как соединение правдивости трактовки растительных и пейзажных мотивов с декоративностью общего композиционного решения. Показательны в этом отношении предметы сервиза с зеленой лягушкой в виде герба, исполненного Веджвудом в 1774 г. по заказу Екатерины II для Чесменского дворца, на которых коричневым тоном по желтоватому сделаны рисунки, воспроизводящие достопримечательные места Англии – замки, красивые поместья.

Портландская ваза. Каменная масса. Завод Веджвуда. 1789 г. Москва, Музей керамики в Кускове.

Позднее Веджвуд изобрел новые сорта особой керамической, так называемой каменной массы, изделия из которой отличались исключительной крепостью и которая вместе с тем допускала большую тонкость обработки. Каменная масса разных рецептов – базальтовая и в особенности яшмовая – стала очень широко использоваться в связи с распространением моды на античные мотивы. Изделия Веджвуда представляли иногда копии античных ваз, рельефов (знаменитая «Портландская ваза» 1789 г.), чаще же создавались более свободные подражания. В этих выпускавшихся в больших количествах изделиях – в созданных при участии Дж. Флаксмана и других художников сервизах, туалетных приборах, маленьких плакетках для мебели, камеях из каменной массы черного, синего, голубого и зеленого тонов, украшенных белыми рельефными фигурами, которые воспроизводили различные античные мотивы,– воплощены с наибольшей наглядностью поиски изящной простоты и ясной, гармонии форм, характерные для английского интерьера второй половины 18 века.