Текст книги "Сила Воли (СИ)"

Автор книги: Юрий Иванович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Чего нельзя было с уверенность сказать о сохранении громадного богатства, которое было реквизировано у воров и аферистов. И всё по одной причине: слишком много того богатства оказалось.

33 глава

И всё потому, что Киллайд заранее не мог представить того количества денег, валюты, золота и драгоценностей, которые ему «передадут» товарищи Тамирский и Шикалов. Его предварительная оценка варьировалась в пределах уверенности: «нам хватит для всего!». А в итоге оказалось раза в три, если не в четыре больше.

«Ну сколько там тех денег они сумеют списать и обменять на новые в первые дни? – рассуждал мемохарб до того как. – Чемодан? Ну, два! – оказалось шесть, причём здоровенных и тяжеленных. – И сколько там будет того золота с валютой? Вещмешок? Не больше!» – оказалось, что четыре. И тоже внушительного размера.

«Это же надо столько наворовать?! Столько награбить?! – это он уже отлёживаясь в больнице возмущался. – В такое время?! Когда остальной народ голодает и живёт порой в нищете?! В каких-то бараках! Без воды и нормального отопления! Не говоря уже о прочих бытовых удобствах во дворе… в такой-то мороз…» – это он успел насмотреться на капитальные бараки, в которых народ жил плотно, как селёдки в бочках.

Но что делать с излишками щедрой «милостыни», никак не мог придумать. Чтобы всё унести с собой, надо ещё четверых носильщиков нанимать. Чтобы такую ораву прокормить, надо ещё двоих или троих брать, чтобы несли продукты. Плюс проводник. Плюс собака (если понадобится). А это – уже целый отряд получается, который на границе засечь проще простого. Начнётся перестрелка с пограничниками, и прости прощай управляемая экспансия «мемо» в другие тела. А куда сознание забросит после смерти данного тела? Неизвестно…

Так что лучше откусить сколько надо, прожевать и остаться сытым, чем хватануть слишком много и подавиться. Но при этом категорически не хотелось деньги раздавать кому попало или оставлять кому придётся. Конечно, некоторую часть можно аккуратно вручить под разными предлогами, да с соответствующими напутствиями хорошим людям. Тому же профессору Эрдэру помочь, например. Материальная помощь достойным учёным никогда не помешает. Тем более что сам Корней Савович чрезвычайно помог молодым людям при обустройстве в Иркутске. Ну и нескольких его коллег поддержать материально не помешает. В меру, конечно, чтобы не привлечь внимание обиженных аферистов.

Но что делать с остальными трофеями?

Раз сам придумать ничего не мог, вполне здраво обратился к подруге:

– Ягодка! А вот скажи, если бы ты могла оставить при отъезде к нашим родителям какие-то денежки, то кому бы вручила их на пожертвования, так сказать?

Они уже о многом между собой договорились и когда о чём-то говорили вслух, старались хоть немножко шифроваться. Мало ли кто может подслушать нечаянно? Или специально…

Так что Бельских прекрасно поняла, о чём речь, и долго не раздумывала:

– Ты же сам в своём вопросе и ответил! Ну?.. Задумайся над этим словом: пожертвования. А кому их обычно дают? Правильно! В церковь. А уже там священники целесообразно поделят средства между самыми малоимущими и многосемейными.

– Пф! – зафыркал он в возмущении. Потому что уже несколько раз глубоко прозондировал сознание некоторых попов. – Нашла добродетелей! Да они сами эти пожертвования потратят и не почешутся. Сплошные лгуны и обманщики. Скорей последнее у людей заберут, вместо оказания помощи. Те ещё скоты, без стыда и совести.

– Зря ты так! – заметно обиделась Бельских. – Среди них достаточно много порядочных, кристально честных, искренне верующих людей. Так что отыскать именно их, как я уверена, несложно. Особенно, если не лениться и приложить к этому определённые усилия.

Это она так намекала на конкретные умения супруга, о которых догадалась и была частично проинформирована. И хотя Александр не скрывал своего глубокого скепсиса на счёт служителей церковного культа, утверждения подруги заставили его задуматься. А она продолжала настаивать:

– Вспомни хотя бы того батюшку, который нас с тобой венчал. Добрейшей души человек! И к нам отнёсся, как к родным детям.

«Ну да, двести рублей взять при этом не побрезговал, – вспомнил мемохарб упомянутое событие. – Хотя… Что ему было делать? Отказаться? Или дать сдачу?.. Раз дают – бери. Как здесь говорят. А бьют – жалуйся в милицию и богу. Что-то в этом роде… Так что можно, в принципе, и поговорить с самыми адекватными апологетами местной религии. Вдруг среди них в самом деле окажутся люди кристально честные, с горячим сердцем и чистыми руками?.. мм?.. Или это не про них сказано?..»

Также мелькнула мысль посоветоваться ещё с кем-нибудь на тему служителей церкви. С тем же профессором Эрдэром, например. Хоть он знаменитый путешественник и заядлый атеист, но наверняка знает, чем клирики дышат и можно ли хоть кому-либо из них доверять. Потому что для такого дела долгоиграющий гипноз не годится, обязательно сознание со временем вырвется из-под контроля и навязанного образа действий, и пойдёт вразнос. Здесь нужен человек искренне желающий помочь, будучи сам при этом бессребреником.

Ну и предварительно проверить такого сподвижника всегда можно гипнозом. Выяснить обязательно: чем он дышит в плане «стукачества». А то уже имелись проверенные данные, что некоторые попы приоткрывают тайну исповеди власть имущим и их злобным церберам. И удивляться нечему, такое творилось во все времена и со всеми религиями.

Кстати, пока молодые находились в больнице, удалось познакомиться довольно хорошо с одним из священников. Он приходил иногда, как говорится, дать последнее причастие умирающим или тяжело больным, коих в эти времена хватало. Причём делал это совершенно бесплатно, руководствуясь только искренним служением своему мамону. Но именно этот клирик довольно откровенно (да ещё и под внушением) рассказал обо всём духовенстве, которое радело о пастве на данных территориях. И про стукачей поведал, и про нечистых на руку мздоимцев, ну и самых честных, независимых, наиболее авторитетных и достойных выделил. Немного последних оказалось, но были такие, были. Только и оставалось с ними встретиться, да провести собеседование.

Если всё-таки останется необходимость поделиться трофеями.

А там и время подошло для выписки из больницы. И как раз совпало оно с приездом комиссии из Москвы и резкой сменой направленности всей следственной структуры. Здесь если уж карающий меч падал на намеченные жертвы, то никакие должности этих жертв их спасти не могли. А «признательные» письма граждан Шикалова и Тамирского, не оставляли их подельникам ни единого шанса, чтобы выкрутиться от справедливого наказания.

Ещё через две недели поползли слухи один противоречивее других. Кто шептал, что нашли миллионы и повязали всех до единого из провинившихся. Кто возражал, настаивая на том, что главные фигуранты дела удачно скрылись от правосудия, прихватив с собой всё уворованное. Но если многих лиц таки судили впоследствии, приговорив к максимальным срокам, а то и к высшей мере наказания, то ни Тамирского, ни Шикалова, так больше никто не увидел. Растворились эти деятели в неизвестности. А Киллайд, который много чего знал, не собирался распространяться о судьбе нечестных на руку личностей. Зачем? И кому это поможет? Ну пошли товарищи, да и нырнули в прорубь. Да и поплыли по Ангаре в сторону великого озера Байкал. Может у них совесть вскипела, и они таким образом решили охладиться? Или вообще оказались любителями подлёдного лова?

На съёмной квартире всё оставалось чинно, тепло и спокойно. В отсутствии приболевшей молодой семьи никто даже с обыском не нагрянул, хотя справки наводили. Правда, не всем соседям так повезло: в этом же элитном доме что-то искали в шести квартирах. А одно семейство так вообще переселилось жить в тюремные камеры.

Многие продукты сохранились в «холодильнике», как и консьержка прекрасно сберегла свою активность, ловкость и не растеряла наработанные связи. Так что уже через сутки молодая пара вновь ни в чём не знала проблем, стараясь жить, работать и учиться в прежнем ритме. А питаться стали ещё лучше. Потому что денежная реформа и отмена талонов на продукты первой необходимости, как-то резко повысила ассортимент товаров во всех магазинах.

Хотя многие утверждали, что изобилию способствовало прибытие специальной комиссии из Москвы. Очень много на складах и на базах оказалось товара, якобы уже проданного по старым ценам. Вот его и выложили на прилавки после строгих ревизий и конфискаций. Аферисты его собирались продавать уже на новые деньги. Собирались… А не вышло. Но это – здесь не вышло. А как оно по всей стране?

Последний представитель цивилизации пьетри плевал на всякие слухи со сплетнями в частности, и на страну – вообще. Он заботился только о себе, и об Анастасии. А после того, как правовой беспредел в городе чуточку схлынул, стал конкретно готовиться покинуть Советский Союз. Причём старался рассматривать все варианты, выбирая самый лёгкий, с оглядкой на свою юную супругу и её интересное положение.

Конечно, для личности, у которой впереди чуть ли не бессмертное существование, мемохарб вёл себя крайне поспешно. Ведь по сути он прекрасно устроился в Иркутске. Даже если в конце весны домой вернётся хозяин квартиры, молодая пара отыщет вариант для проживания не хуже. При наличии гигантских сумм денег, да используя уже имеющиеся силы гипноза можно уговорить кого угодно. Вплоть до покупки понравившейся квартиры в личное пользование.

То есть работай себе лаборантом, посещай нужные лекции, ищи специальную литературу или записки некоторых учёных, спрятанных от широкой общественности, да подталкивай разными способами свои возрождающиеся умения. И только потом, если ничего не получится в этом плане, отправляйся в иные места, где используется иная система познания собственного тела, астрала, ведических тантр… и всего прочего.

Увы! Ждать долго не хотелось, сразу по нескольким причинам. Первая: у Киллайда пылало в сознании чувство жгучего неудовлетворения собой. Он с таким трудом вырвался на свободу, уничтожая вместе со своими мучителями целую цивилизацию, но никак не может достичь своего взлелеянного состояния наивысшего по рангу харби. Ему претило чувствовать себя неполноценным, ущербным, надеющимся только на искорки своего былого могущества. Хотелось всего и сразу.

Вторая причина: крайне нервная, нестабильная обстановка в стране проживания. Ведь здесь привольней себя чувствовали воры, бандиты и прочие преступники, чем простые, честные труженики. Никто не мог быть уверенным в завтрашнем дне при ведущемся в стране ущемлении прав каждого человека. Гуманизмом в стране Советов и не пахло, хотя во всех средствах местной массовой информации твердили совершенно обратное. И если не повезёт попасть под репрессивную правовую машину, то никакие умения гипноза не спасут.

Третья причина, проистекала из второй: если сам Александр ещё как-то сможет сбежать из любой опасной ситуации, то вот гарантировать подобного для своей супруги, он никак не сможет. Она изначально являлась самым слабым звеном в их тандеме, и её следовало беречь пуще собственного глаза.

Ко всему она ещё и беременна. Четвёртая причина. Если рожать женщине в конце лета, начале осени следующего года, то уже в спокойном месте и в гораздо более комфортабельных условиях. Потому что, побывав в больнице и в клинике при мединституте, пьетри ужаснулся неприемлемым условиям для рожениц. Почему-то верилось, что в любой другой стране с этим будет лучше. По крайней мере, следовало добраться именно в такую страну и там благополучно устроиться. Затем оставить Настю на новом месте и уже самому пройтись по древним монастырям Китая, Тибета или Индии. Потому что брать с собой туда слабую женщину – несусветная глупость. Чуть ли не вся Азия в данное время – сплошные очаги военного противостояния. И даже трудно понять, кто с кем воюет.

А границу лучше пересекать, не выделяясь среди остальных ещё и внушительным животом. Нервничать меньше придётся и просто физически проще. И это не метафорический оборот речи: вдруг придётся топать ножками через государственную границу? Да ещё в сложных зимне-весенних погодных условиях? Такой вариант тоже следовало учитывать на крайний случай.

Учитывал. Усиленно работал над созданием нужных документов. Изучал карты, благо память позволяла. Готовился сам. Готовил Анастасию не только морально и духовно. Учил её обращаться с оружием, разбирать его, чистить и даже стрелять. Для этого нашли недалеко от дома тир работников охраны железной дороги. Там мемохарб обработал кого следовало жёстким гипнозом, и молодых людей всегда пускали пострелять в оборудованном для этого месте.

Примерные даты отъезда, Киллайд назначил на начало марта, когда морозы спадут и даже простейшее путешествие на поезде станет не в пример комфортнее.

С документами тоже особых сложностей, вроде как не предвиделось. Изначально помог всё тот же незабвенный товарищ Шикалов, работавший в вербовочном центре. Он перед своим «уходом» снабдил мемохарба кучей бланков строгой отчётности, предоставил массу полезной информации, и познакомил как с парочкой коллег, так и с несколькими работниками паспортного стола. Этого хватило, вкупе со скромными подарками и ненавязчивым вмешательством в мозги аборигенов, для обеспечения юной парочки не только проверенными и неподдельными бумагами, но и новыми документами. Вроде и не нужны, но на всякий случай сгодятся.

А изменить свою и подруги внешность, подстраиваясь под новые фотографии, Киллайд умел изначально. Ещё и на работе у себя, в лаборатории мединститута набрал нужных средств, ингредиентов, сделал особые смеси и теперь мог в течение получаса трансформировать цвет волос и кожи. Да и важные реперные точки на лице у него получалось сместить в нужную сторону что себе, что своей ягодке.

Вот они вместе и тренировались, приготовив для себя три варианта, то есть целых три запасных комплекта документов и три комплекса маскирующих компонентов.

34 глава

Чем ещё занимался Киллайд последние месяцы и недели пребывания в Иркутске?.. Помаленьку благодетельствовал, поддерживая небольшой круг своих новых друзей и знакомых. Помог, например семейству Эрдэров купить новую мебель в квартиру всего за «четверть» её стоимости. Дескать, подвернулся удобный случай, надо брать. Ещё и половину денег для этого одолжил. А что бывший хозяин этой мебели, проворовавшийся интендант пошёл под трибунал, так это честных граждан не касается.

При этом очень часто молодожёны щедро угощали профессора, как у себя дома, так и заскакивая к ним в гости. Ибо, несмотря на денежную реформу и некоторое улучшение с продуктами в первые недели после этого, обстановка с питанием всё равно оставалась тяжёлая. Многие, в том числе и преподаватели высших учебных заведений, вели полуголодное существование. И это несмотря на свои более чем внушительные зарплаты на то время.

Также удалось отыскать двух священников, вера которых была не столько фанатична в некое божество, сколько свою жизнь они положили на алтарь христианского милосердия и гуманитарного сподвижничества. Они рьяно защищали несчастных и несправедливо обиженных, помогали чем могли бедным, рвались навести порядки в детских домах, боролись за возвращение пастве обустроенных под склады и клубы церквей. При этом сами не стяжали, жили невероятно скромно и являлись примерами истинного подвижничества.

Вполне понятно, что некоторые рьяные представители советской власти очень не любили этих священников, всеми силами противились их деятельности, старались их скомпрометировать, а то и пытались пришить криминал да и отправить в лагеря. Но… Авторитетным клирикам сильно повезло, что в последнее время партия приняла несколько постановлений, дающих некоторую свободу церковным деятелям в частности и самой церкви вообще. То есть политика уничтожения религии претерпела значительные послабления. Вот священники этим и пользовались.

А Киллайд воспользовался самими священниками. Тем более что никакого гипнотического влияния на тех не требовалось. Они рады были любым финансовым пожертвованиям, не интересуясь их происхождению и не собираясь докладывать властям о таких щедрых поступлениях. Скорей оба священнослужителя готовы были взойти на костёр, чем уронить хотя бы копейку в потные ручки советских чиновников.

Вначале работники местного культа получили сравнительно небольшую порцию средств. Зато потратили её почти моментально. Проследив, куда ушли его пожертвования, мемохарб признал эти вклады полностью правильными, своевременными. После чего подкинул деньжат вдвое больше. Ну и напоследок, уже перед самым своим отъездом сбыл в распоряжение «батюшек» все лишние деньги, мешающие в дороге. Как он выяснил в далёком будущем, все средства, до последнего рубля были потрачены на благотворительность.

Казалось бы, какое дело последнему из пьетри до страдающих и несчастных аборигенов Земли? А вот, ощущалось в душе гостя из иных вселенных некое чувство особого удовлетворения. И даже гордость присутствовала. Мол, вот я как ловко поспособствовал торжеству справедливости. Обобрал воришек, при этом помогая людям ими же обокраденных. Ну и самое главное, что в душе царила уверенность: Настя обязательно похвалит за подобные действия. И уже сам этот факт почему-то считался наивысшей оценкой подобной (да и любой другой) деятельности.

«И суть этого явления – совсем не подкаблучничество! – рассуждал Киллайд порой, любуясь и умиляясь своей юной супругой. – И не тот головокружительный факт, что я в недалёком будущем стану отцом. Просто я готов делать всё, чему она радуется, что ей приятно и что она одобрит. И как это назвать по-другому?.. Если судить по местным меркам и использовать здешние понятия, то не иначе, как любовь… Если я не ошибаюсь, конечно…»

Ошибаться не хотелось. Да и логика подсказывала, что новое чувство не проходит, не приедается и не становится привычным. Наоборот, оно с каждым днём только всё больше усиливается, крепнет и становится всеобъемлющим. Вплоть до того, что сердце порой в груди стучало неровно, а дыхание спирало от накатывающейся волны нежности, желания обнять, приласкать и вообще не выпускать из рук это волшебное женское тело.

Оказывается, что любви не только все возрасты покорны, но даже такому существу как мемохарб – от неё не отвертеться. А он уже и не пытался. Отвертеться.

Вот так они и жили. Причём не до начала марта, а практически до его конца. Потому что зима в здешних краях отступать не спешила, а отправляться в дальнее путешествие при неутихающих морозах, отправляться не комильфо. Да и образовавшееся лишнее время, Киллайд использовал с максимальной отдачей: усиленно изучал сразу восемь иностранных языков. Ведь при намеченных планах подобные знания – краеугольные. Лучше самому общаться на основных диалектах, чем привлекать переводчика или перенапрягаться со словарём.

Но таки настал день, когда у двери квартиры академика оказался почтальон, в сопровождении консьержки. И вручил заказную телеграмму, с довольно прозаичным на первый взгляд текстом:

«Больше без вас не можем тчк Любим крепко и всё прощаем тчк Срочно нас навестите тчк Ждём обнимаем целуем тчк Ваши родители тчк»

Как раз в гостях находился Корней Савович. Именно с ним и с влюблённой в них консьержкой молодые люди и поделились искренним откровением:

– Наконец-то наши родителя нас простили за своенравную и несогласованную с ними женитьбу.

– Ага. Когда узнали, что я беременна…

– После этого они нас только ещё крепче любить стали! Поэтому…

– Да не смотри на меня так! Я тоже их люблю и уже давно за всё простила.

– Значит едем?

– Конечно, едем!.. Ой… А как быть с учёбой? – и Настя в сомнении уставилась своими глазищами на профессора.

Тот практически и минуты не раздумывал:

– Ради такого дела и для такой особенной студентки, в Горном для тебя оформим специальный отпуск по семейным обстоятельствам. Думаю, что вам хватит на всё про всё три недели?

– Мм… А если не успеем? – колебался Александр.

– Ничего страшного, если ещё на неделю задержитесь, – потворствовал профессор. – Главное справочки сообразите, что приболели. А с нашей стороны претензий не будет.

Он уже давно и прекрасно усвоил, что для молодой парочки не существует слова «невозможно». Если Сашка захочет, то любую справку у любого врача выпросит. А если ещё и Настенька своим пальчиком на Луну укажет, то он и Луну с неба достанет для своей ненаглядной. А тут такое дело: родители всё простили и желают видеть своих чад возлюбленных. Как не помочь в этом благом деле?

Причём Корней Савович мог лишь догадываться о том, кто же родители его молодых друзей и где они обитают. Только и получил изначально намёки, что они большие шишки, сидящие весьма высоко, и их имена не стоит поминать всуе. И это его, да и всех остальных более чем устраивало. Понимали: придёт время и все станет ясным. Потому что по умолчанию не могли быть у таких талантливых детей менее талантливые родители. И момент для раскрытия имён почти наступил: дети прощены, состоится встреча, а там дальше и скрывать не будет смысла, кто да что.

Александр не стал ходить вокруг да около остального:

– Часть вещей своих мы оставим в кладовке, чтобы ехать налегке. Если вдруг не успеем до возвращения академика, пусть наши чемоданы не выкидывает, мы потом заберём.

– Да как можно?! – успокаивал его Эрдэр. – Ничего не пропадёт, не волнуйтесь. Заодно стану подыскивать для вас новое место жительства…

– Проездные документы успеем за один день оформить?

– Конечно!

– Тогда беру билеты на завтрашний «ночной»! – принял решение глава молодого семейства. – Раньше отправимся – быстрей вернёмся. Или, как здесь говорят: раньше сядешь – толще станешь?

Посмеялись с грустинкой. Расстались до завтра, при прощании убеждая профессора, что провожать их среди следующей ночи на вокзал не стоит. Да и легли спать. Потому что давным-давно в путь всё было приготовлено и собрано. Только и оставалось, что получить при свидетелях такую вот телеграмму, устраивая подобным образом себе фору во времени и некоторое алиби для хороших знакомых. Ни к чему ведь лишние вопросы тем же преподавателям разных надзорных органов. И так они испытают немалый шок и огромное разочарование, когда поймут, что гениальная новатор в создании фиброволокна, и подающий огромные надежды лаборант мединститута, так и не вернутся в свои альма-матер.

С той же консьержкой легче: её сознание удалось запрограммировать надолго и в правильном направлении. И совсем не потому, что она оказалась глупее тех же профессоров, а потому что в последние недели вообще относилась к молодой парочке как к собственным деткам. А природной сообразительности и умения приспособиться у неё было, пожалуй, побольше, чем у некоторых представителей научной элиты.

Собрались. Получили документы. Попрощались. И на вокзал. И хорошо, что никто их не провожал, иначе никаких сомнений не оставалось бы: семейная пара уезжает навсегда. Четыре массивных чемодана, два внушительных баула и два тяжеленных вещмешка в их купе загрузили потеющие носильщики. И ушли довольные, зажимая в кулаке щедрые чаевые. При этом в памяти у сильных дядек только и осталось: несли они лишь один чемодан и одну корзинку с продуктами в дорогу. А клиент среднего возраста поддерживал свою жену на сносях. Обоим – далеко за тридцать. Он с бородой, она – слишком страшненькая на вид. Ничего запоминающегося.

Так и покинули молодые супруги Иркутск. И вот так началось их вполне спокойное путешествие. А через полторы недели они уже высаживались из другого поезда в городе Одесса. Южное приморье встречало путешественников ранней жарой, цветущими садами и специфическим гомоном многолюдного города. Не обошлось и без встречающих особого рода, которые только и высматривали в толпе пассажиров-ротозеев. Да и не только ротозеев они поджидали, молодых и беззащитных тоже не чурались.

Только Александр ещё из окна купе успел крикнуть носильщику с официальной бляхой:

– Тройная оплата! Жди только меня с женой!

Тот и подождал, отвергая предложения иных пассажиров. Потом поздоровался с молодым человеком за руку, о чём-то с ним переговорил, и доставил на привокзальную площадь не просто к месту, где можно было взять такси или пролётку, но чуточку в стороне, куда и послал чуть позже знакомого ему возчика. Тот помог загрузить багаж, не скрывая угрюмого скепсиса на лице, но потом всё-таки не выдержал:

– Неужто в самом деле мечтаете причалить в лучшей гавани нашего знаменитого города? – но тут парень начал с вежеством представляться, пришлось в ответ подавать ему руку. С минуту они так стояли, почти безмолвно, после чего азарт услужить в извозчике усилился стократно: – Не волнуйтесь, товарищи! Устрою, как у родной мамочки за пазухой! Шоб я так жил!

Устроил, как пожелал клиент. Нашлись знакомые, которые поселили парочку гостей в однокомнатной квартирке, небольшой, но со всеми удобствами. Ещё и с видом на морскую акваторию порта из окна. Так же одесситы показали своё наивысшее гостеприимство, показав, рассказав где, у кого и чего можно купить из продуктов. То есть недоедание или авитаминоз молодым людям не грозил.

Но подобное действо оказалось самым простым и лёгким, в чудесной «жемчужине у моря». А вот вырваться по этому морю, куда подальше из страны Советов, оказалось невероятно трудным. В этом даже возросшие умения гипноза помогали со скрипом. Вообще выехать за рубеж простым людям, не будучи знаменитыми артистами кино, партийными функционерами или высокопоставленными вояками, в эти годы было нереально сложно. И, казалось бы, в огромном портовом городе, откуда уходят еженедельно сотни больших кораблей, двум маленьким человечкам легко выскользнут в громадном грузопотоке и в водовороте пассажиров.

Как бы не так! Продать билет, оформить документы, дать разрешение, проверить все данные, согласовать все эти формальности между собой – всё это не зависело от одного человека. И даже – не от десятка чиновников, таможенников или пограничников. В государстве тотального диктатуры пролетариата, за каждым ответственным лицом следили десятки, а то и сотни иных лиц. Причём лица озлобленные, забитые пропагандой, боящиеся за своих родных, рвущиеся на высшие карьерные посты и должности, готовые на любую подлость и на всякую гадость просто из желания показать свою власть. Ну и руководствуясь главным тезисом своего существования «Не пущать!». Истинно, как говорится, пролетарские личики. Велись перекрёстные проверки, устраивались внезапные ревизии, писались кляузы и доносы, составлялись подробные докладные не только друг на друга, но практически на каждого пассажира или на работающего моряка. И всё это проверялось, перепроверялось, фиксировалось и стояло на тотальном контроле.

Вот там уже, окунувшись в этот нереальный по сложности и абсурду механизм государственной машины, Киллайду пришлось перенапрячься, используя все свои умения. Причём всё это тянулось не один день и не два! И в какой-то момент обозлённый пьетри даже посетовал:

«Да мне в своё время было легче бежать с научной базы, чем прорваться на какой-то ржавый корабль! Всего-то, прорваться! Никого, не трогая и не убивая!»

Естественно, будь он сам, попросту проплыл бы ночью к любому кораблю на рейде, уходящему в море, взобрался бы на палубу да и спрятался на сутки в трюме. А уже потом его капитан берёг и лелеял бы как отца родного. Увы! Анастасия на подобный подвиг сподобиться не могла. Да и не хотел Александр рисковать хотя бы одним волосом с головы своей супруги. Только ножками! Только в сопровождении носильщиков. Только чинно, благородно, официально. Только со всеми бумагами в руках и правильно оформленными паспортами! Только с тройной перестраховкой! С хорошими, проверенными продуктами в корзине. С двойным комплектом спасательных жилетов. Ну и с оружием за пазухой, куда уж без него!..

Сложностей оказалось выше крыши. И одна из них, что на острие двух краеугольных служб, оказались те самые пакри, люди не поддающиеся гипнозу. Один курировал весь паспортный контроль в порту и ОВИР, второй – командовал пограничной охраной. Точнее не командовал, а являлся заместителем командира по политической части. Этакий комиссаришко! Что ещё хуже: ответственности никакой, а нос совал в каждую бумажку, щель или дырку.

Вели себя пакри, как хищные звери или как озлобленные маньяки. Только вот звери или маньяки, после совершения своих дел или напившись свежей крови укладывались в берлоге и отдыхали. А эти двое прославились по всей Одессе как самые непредсказуемые, жесткие и безжалостные начальники. Сами толком не спали, и другим вздохнуть не давали внезапными проверками, обысками, боевыми тревогами и ежечасным контролем.

И столкнуться с такими хищниками прямо на трапе корабля, или на пирсе перед ним, выглядело крайне опасным делом, с непредсказуемыми последствиями. Александр наслушался ужасных историй, когда пара упоминаемых «держиморд» ссаживали на берег не просто уважаемых пассажиров с безупречной репутацией, а даже некоторых партийных бонз высокого ранга, плывущих куда-то со всеми полномочиями, заставляли возвращаться на родную землю. Иногда и в наручниках. Не говоря уже про всех остальных людей, коим не повезло столкнуться с подобным безобразием. И всё по мизерной причине: не там стоит нужная точка в паспорте, или нет должной чёрточки в сопроводительных командировочных документах.

Как ни старался мемохарб, никак эти две препоны обойти не удавалось. Пришлось принимать самые кардинальные меры, опирающиеся на физическое устранение фигурантов. Причём не обязательно требовалось полное устранение, хватило бы и временного. Иначе карательные органы могут затопить порт многочисленными проверками, подозрениями и арестами.

В этом плане оказалось не в пример проще: ведь всегда можно отыскать простых исполнителей, легко поддающихся тотальному внушению. Для руководителя отдела виз и регистрации нашёлся ловкий повар, который подстроил пищевое отравление. Отравившийся начальник выбыл из строя на полторы недели.

Ещё больше не повезло замполиту пограничников. Ему сорвавшимся погрузочным тросом поломало обе ноги. В его случае порт и все его работники могли свободно вздохнуть на два месяца. Если не больше… и если не навсегда. Ведь свято место пусто не бывает, да и пострадавший мог навсегда остаться инвалидом, а на костылях на такой должности сильно не попрыгаешь.

Только после устранения всех этих и прочих преград, в одно прекрасное апрельское утро, супружеская пара благополучно поднялась на борт турецкого пассажирского теплохода, следующего в Стамбул. А вскоре и город Одесса растаял за бортом в синей дали. Никто следом не гнался. Для Александра и для Анастасии начинался новый этап жизни.