Текст книги "Сила Воли (СИ)"

Автор книги: Юрий Иванович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

29 глава

Дальнейшие дни потянулись для молодой пары в многоцветье новых ощущений. Точнее они проходили у молодых под знаком взаимного изучения друг друга. Конечно, банкет они утроили солидный, на день, якобы, рождения. Все гости остались страшно довольны угощением, несмотря на скромные, принесённые ими подарки.

Ну и на следующий день Александр провёл три часа обеденного перерыва вместе с товарищем Шикаловым. Хорошо провёл, продуктивно. Сам почти не пил, оправдываясь тем, что сейчас упадёт и не встанет, а вот чиновник самолично выкушал почти все три бутылки рома. А что такому танку полтора литра? И не опьянел-то толком! Зато представители разных поколений сблизились настолько, что по некоторым вопросам стали откровенничать:

– Во время одного боя в сорок третьем, – жаловался Андрей Андреевич своему юному приятелю, – получил тяжёлую контузию. С тех пор и облысел резко, и головные боли одолевают частенько. Вроде выпью, легчает, но потом снова боли возвращаются. И никакие лекарства не помогают…

– В таких случаях надо иначе лечиться! – убеждал парень, притворяясь изрядно подвыпившим. – Вот меня ещё прадед учил специальному точечному массажу. Он во время русско-японской войны фельдшером в Китае служил, при нашей миссии в Пекине. Вот там и обучился всему… Ну и мне свои знания передал…

– Да ладно? – сомневался собутыльник. – И как это вообще выглядит?

– Просто. Только подержу пальцы у вас на висках, да на затылке, и боль на несколько дней уходит совсем. По всем канонам, как бы, надо верно пальцами нажать на нужные точки… Но тут пробовать надо, потому что каждый организм – он страшно индивидуальный. Вот!..

– Хм! Что-то я такое слышал… Так может и на мне попробуешь свои навыки?

– Запросто! – парень встал, зайдя к Шикалову со спины. – Сиди ровно, Андрей Андреевич… Расслабься… Теперь дыши глубоко…

Откровенно говоря, мемохарб пока за собой не замечал пробудившихся способностей целителя. Туго шло возрождение его уникальных умений, или просто рано ещё для этого тела. Но вот с гипнозом вопросы стояли не в пример проще. И циничный пьетри попросту приказал землянину не обращать внимания на болезненные ощущения в течение нескольких ближайших дней. А потом ещё и должные установки внедрил в голову чиновника, после которых тот обязательно проговорится о теневой стороне своей работы. Очень уж хотелось Киллайду узнать все связи, схемы и разработки преступной группировки чиновников города Иркутска. Имелись у него и на этот счёт определённые планы.

Сеанс гипноза, сделанный под видом китайского точечного массажа, закончился довольным вздохом Шикалова:

– Уф! А ведь в самом деле полегчало! Ну ты, парень, молоток! Отныне только к тебе и стану обращаться. А то эти врачи… Читал в газетах, какой они заговор в Москве устроили?.. И как им после этого верить?.. Да и вообще, знаешь как сложно у нас всё на работе?..

Понизил голос до шёпота и пустился в поразительные откровения. Как раз такие, что и требовались ушлому мемохарбу. Установочная программа сработала, память отсекла у клиента ненужное, и уже через час он был уверен, что ничего секретного не разболтал, обычная застольная беседа с приятным, понимающим, услужливым, чуть ли не родным по духу парнем.

Уже будучи сам, двигаясь домой, Шульга с азартным ужасом перебирал в голове полученные сведения. Его предварительные догадки по поводу чиновничьего беспредела, оказались наивными и мелочными. Размах деяний интендантского, снабженческого и контролирующего состава, поражал любое воображение. Замешаны в кражах, приписках, нецелевом списании – оказались все, начиная от простых стрелочников и заканчивая большой шишкой в самом обкоме. Они умело использовали послевоенную неразбериху в стране, искусственно взращивая дефицит и недостачу и активно увеличивая нормы списания. Почти половина карательных органов работала именно на прикрытие этого преступного спрута, не гнушаясь привлечь в случае необходимости даже откровенных уголовников.

Потому и не велась должная борьба с криминальным мусором, скопившимся в Иркутске. Потому и творились безобразия на улицах средь бела дня. Потому и разъезжали уркаганы с мешками денег и продуктовых карточек, являясь звеньями одной и той же цепи, созданной для воровства, грабежа и обмана.

Другой честный человек, получив такие знания, или застрелился бы от горя, или бросился бы добиваться справедливости. Киллайд сам себя тоже бесхитростно считал честным. Но в данном случае только порадовался обретённой информации, на ходу прикидывая: кого первым, как и где он станет лишать несправедливо нажитого богатства. Потому что его в первую очередь интересовало лишь собственное благополучие. Ну и чтобы девица Бельских возле него ни в чем не испытывала нужды.

Так что цели уже наметились, ходы стали продумываться, планы верстаться. Следовало только грамотно спланировать на местах каждый шаг, учесть каждый метр продвижения, и вычислить степень сопротивления каждого преступника. Да и о последствиях следовало задуматься заранее: куда и как потратить экспроприированные средства? Не обзаводиться же ими чисто из спортивного интереса! То есть – рутина. Пусть рутина и захватывающая, азартная, предельно интригующая.

Конечно, в идеале хотелось бы дождаться возвращения своих умений мемохарба. Хотя бы большей их части. Но тут большие надежды Киллайд возлагал на библиотеку мединститута. Почему-то верилось: достаточно изучить досконально строение тела местных аборигенов, найти мешающие отличия, устранить их или изменить, и всё встанет на свои места. Ну и само время пока работало на пьетри. Ведь его паранормальные возможности уже превышали любые, известные в этом мире. А вдруг завтра случится спонтанный прорыв возрождения умений? Или новые знания помогут обрести прежнюю силу мысли?

Имелся ещё один фактор, который сдерживал мемохарба от проведения акции. Пусть и со скрипом зубов, да со слезами на глазах, но товарищ Шикалов подтвердил витающие в народе слухи. То есть грядёт денежная реформа и планируется отмена карточной системы. При этом и сроки были названы: конец ноября. Крайний случай – это в первых числах декабря. И ушлый мозг преступного чиновничьего спрута уже начал подготовку к предстоящему «удару по спекулянтам и расхитителям социалистической собственности». То есть лица, сидящие на распределении потоков продуктов и товаров первой необходимости – ничего не потеряют. Наоборот, если хорошо подготовятся, то сумеют резко нарастить свои подпольные богатства.

Спрашивается: зачем Киллайду денежные знаки, которые в скором времени станут никому не нужной бумагой? А раз не нужны, то есть ещё один повод расслабиться, не спешить, а спокойно заниматься самосовершенствованием. Ну и, само собой, тщательно готовиться к намеченной экспроприации, но уже денег нового образца.

С такими мыслями Шульга и пришёл в снятое на время пристанище. Там пахло умопомрачительно: пришедшая чуть раньше из института Настя, готовила нечто вкусное и аппетитное. Мало того, именно на сегодняшний вечер ею было торжественно обещано открыть полный доступ к собственному телу. Дескать, неприятные для любой женщины дни завершены и «…будет можно». Чем не праздник, своего рода? Вот и готовился солидный, торжественный ужин. Вот и парень подпрыгивал от нетерпения, сходу включившись в процесс приготовления и выслушивая последние новости от восторженной студентки Горного института.

– Ты бы видел, с какой гордостью Эрдэр меня сегодня представлял этому вояке! – щебетала она. – Словно это он сам лично меня с самых пелёнок воспитывал, обучал и взращивал.

– Имеет полное право, – поддакивал ей Александр. – Ты теперь его законная студентка, восходящая звезда нового, революционного направления в строительстве.

– Да, да! Именно так он меня и называл: звёздочка. Хотя у вояки, как только он меня увидел, глаза сделались квадратными, и физиономия скривилась как от лимона. Но потом!.. Когда я стала демонстрировать таблицы и сравнительные графики…

Можно сказать, что с первого часа учёные Горного института озадачились главным вопросом любого перспективного начинания: где взять деньги на создание первых тонн фиброволокна? Причём деньги огромные, потому что масштабы виделись гигантские. Попутно следовало найти производственную платформу с солидным источником энергии поблизости. А где к нему присосаться? И кто даст такие средства?

На военную отрасль вождь страны советов, товарищ Сталин, денег не жалел. Особенно на повышение обороноспособности державы. Вот и решились учёные обратиться с просьбой к командующему округа, для начала. Тот заинтересовался докладной запиской, и послал обсудить захватывающие перспективы своего зама по строительству. Тот, будучи в чине генерала, пришёл. Увидел главного инициатора, скривился. Но уже через час беседы с юной студенткой, с азартом засыпал её конкретными вопросами по обсуждаемой теме. И сам всё больше и больше воодушевлялся, признавая:

– Это, какие перспективы вырисовываются! У-ух! – хотя и понимал прекрасно, насколько дорогими окажутся первые шаги в разворачивании намечающегося производства. Но чётко осознавал: чем больше вложений сейчас, тем большая экономия впоследствии.

То есть в черновом варианте идея о фиброволокне была принята. Производству быть! Хотя при этом очень хотелось всем без исключения начать с малого. То есть расплавить бочку базальтовой породы и вытянуть всего одну базальтовую нить. Потом с ней сделать несколько бетонных пластинок и провести должные испытания. И только после этого расширяться вдаль, вглубь и вкось. Увы! Процесс следовало сразу запускать громоздкий, дорогущий, энергоёмкий и с десятками (как минимум!) фильеров из дефицитной платины. Затем резать получившиеся волокна, промасливать их в специальном растворе. Или не резать, пуская на специальную оплётку или на арматуру. Или чётко просчитать вначале себестоимость продукции… и так и далее и тому подобное.

И это ещё никто не догадывался, что молодая студентка предоставила в распоряжение будущих производственников, контурные проекты оборудования сразу третьего, а то и четвёртого поколения. То есть, сколько сил, средств и времени будет сэкономлено – не поддаётся никакому учёту.

Уникальные возможности. Прекрасные перспективы.

А вот что нравилось больше всего лично Александру, так это невероятная увлечённость подруги. Она явно пропустила все полученные знания через себя, загорелась приоткрывшимся будущим, и теперь рвалась туда со всем задором бездумной юности. То есть идея фиброволокна становится чуть ли не всем смыслом существования юной девушки. А это ей обязательно поможет в тот момент, когда она войдёт в самостоятельную жизнь, оставшись без поддержки своего резко изменившегося приятеля и супруга. Ибо оставаться с ней навсегда, Киллайд и мысли не допускал. Ведь мемохарб может жить тысячи лет, особенно если его не преследуют карающие органы высшей цивилизации, коим под силу выявлять и пленять подобных сущностей.

Но всё это – потом. А сейчас на носу: отличный ужин, томный вечер с поцелуями, решение проблем пубертатного периода. Чем не идиллия?

Ужин удался на славу, воистину праздничный.

Вторая часть, с поцелуями, тоже пошла как по маслу.

А вот с третьей, давно выстраданной и страстно ожидаемой, вновь произошла неприятная задержка. Правда, звонок дверной звучал уже не так брутально, как раньше. Ещё накануне Киллайд его где надо прикрутил, в чём положено подрезал, и теперь тот звучал как расшалившийся сверчок. То есть совершенно не мешал заниматься более увлекательным делом. Чем молодые люди и воспользовались, решив не открывать и не отзываться.

Только неожиданные визитёры не унимались. Мало того, стали стучать в дверь ногами, сопровождая свои действия угрожающими выкриками:

– Открывайте немедленно! Мы знаем, что вы дома!

– Вот же наглость несусветная! – возмущался Александр на ходу, перебирая в голове десяток причин для такого позднего визита. К сожалению причины могли быть самого негативного толка: вплоть до ареста по политическим мотивам. – Разозлили они меня, если что, перестреляю всех – и в бега… Эй! Кто там дверь ломает?! Прекратить немедленно, а то милицию вызову! – с этими словами припал к глазку, рассматривая нескольких человек на лестничной площадке.

– Милиция уже здесь! Так что открывайте, гражданин!

– Я никого не вызывал! Может вы бандиты какие-нибудь переодетые? Кто подтвердит ваши полномочия?

Одна из самых массивных фигур оказалась принадлежащей консьержке, и та зачастила словами:

– Ох, Сашенька! Тут товарищи из милиции и из прокуратуры. Им нужны понятые, вот я и вспомнила, что вы сейчас дома.

«Ага! Кроме нас иных людишек в здании нет?! – возмутился мемохарб поведению бабищи, которая старалась всем угодить и помочь. – Пожалел дуру старую… Ладно! Я тебя так скотину загипнотизирую, что ты сама трупом ляжешь, но к нашей двери больше никого не подпустишь!»

Но дверь открывать пришлось, со словами, подкреплёнными должным апломбом:

– Здравствуйте, товарищи! Чем могу помочь?

Два милиционера и представитель чекистов скривились при виде наглого студента, но угрожающие нотки из их лексикона исчезли:

– Пройдёмте с нами, пожалуйста. Нам не хватает понятых для обыска у вашего соседа.

«Странно! Здесь ещё иногда руководствуются законодательным кодексом при обысках? – размышлял Киллайд, поднимаясь на этаж выше. – И не сразу стреляют по всем подозреваемым? Или всё зависит от личностей третируемых граждан?..»

Ну да, сосед оказался не одиозным человеком. Какой-то знаменитый, если не прославленный художник, вся квартира которого выглядела нагромождением картин, подрамников, свёрнутых холстов и стоящих возле окон мольбертов. Даже в туалете нечто сохло, топорщилось и обтекало. Что здесь собирались найти, если даже толковой кровати не имелось в спальне? Узкая кушетка, застеленная одеялом и только.

Но искали. Рьяно искали, присматриваясь к каждому полотну. А сам хозяин квартиры, седой старикан лет шестидесяти на вид, сидел с безучастным видом, прислонившись к дверному косяку и, время от времени, демонстративно позёвывал. Когда обыск подошёл к концу, стало понятно, что искомое не нашлось. И тогда один из представителей МВД устроил небольшой допрос художнику, не стесняясь присутствия трёх понятых:

– Гражданин Квятковский! Вам недавно была передана картина некоего художника Румалина…

– Этого откровенного и бездарного мазилы?! – экспрессивно отреагировал великий мэтр изобразительного искусства. – Какой из него художник?! Маляр! Не больше…

– Тем не менее, картину этого врага народа передали вам лично в руки, как подарок. Где она?

– Где ей и положено быть: на помойке! Мне такую мерзость даже в руках держать было противно. Потому сразу и выкинул.

– Но есть свидетели, что вы очень восторгались картиной гражданина Румалина. Так ли это?

– Пф! Мало ли что завистники и злопыхатели выдумают, чтобы поставить какую-нибудь бездарность вровень с гениями современности! – гневался мэтр. – Их слова – ничего не значат! Пустой звук!

– Да? – жёлчно ухмылялся чекист. – А как вам слухи, в которых говорится о вашем намерении сбежать за границу?

– Нонсенс! Я в любой момент могу уехать на любую выставку за рубежом! – жёлчно рассмеялся Квятковский. – С какой стати мне ноги бить, «убегая»?

– Вряд ли вас выпустят из страны, если вы и дальше будете поддерживать отношения с такими личностями как Румалин. Так что настоятельно советую вам в дальнейшем заводить правильные знакомства.

– Крайне признателен вам за такой ценнейший совет! – ёрничал художник. – Может, вы мне ещё и с вами посоветуете дружить? Или с первым попавшимся навстречу студентом?

И при этом так спесиво и с ненавистью глянул на Александра, словно тот ему на хвост соли насыпал. Лично. Большой лопатой.

Арест не состоялся, а может и не планировался. Так что все стали расходиться. Первой выскользнула наружу консьержка, прячущая глаза, потом все остальные покинули квартиру. Последним выходил Александр, но его вдруг ухватил за руку Квятковский и шепнул:

– Не спешите! Пожалуйста!

30 глава

Только сейчас парень заметил, как тряслись руки соседа. Да и весь он стал вздрагивать, словно нервный тик охватил его тело. Видно нервы перенапряглись, а сейчас следовал, так называемый отходняк.

Убедившись, что шаги на лестнице стихли, художник прикрыл дверь и начал с извинений:

– Вы уж простите старика, пришлось разыгрывать возмущение во все стороны. Вот и на вас окрысился чисто по необходимости. Достал уже этот надзор и тотальный контроль за каждым словом… А вас я видел, молодой человек, вы сейчас проживаете в квартире нашего академика. Не так ли?

– Совершенно верно, – пришлось ответить. При этом Киллайд продолжал всем своим видом излучать вопрос, как бы звучащий «чего надо?»

– Ну тогда к вам у меня небольшая просьба: заберите картину, которую академик меня просил освежить, так сказать. Вот! – и он снял прямо со стены прихожей полотно в простенькой рамке размером метр на полтора. – Только аккуратно, пожалуйста, краски ещё не до конца высохли. Понятно, что отдавать не к спеху, но сами видите, что в этом мире творится. Не знаешь, где через неделю окажешься: то ли в купе вагона, пересекающего границу, то ли в тюремном карцере.

Сюжет картины страдал откровенным примитивизмом, и слабо верилось, что он кисти великого художника. Ну так он и не утверждал, что это его творчество. А мало ли какое изобразительное искусство нравится академикам от геологии?

Правда, парню пришлось наморщить лоб, демонстративно вспоминая:

– И где именно эту картину повесить? Не припомню свободного места для неё.

– Когда хозяин вернётся из Москвы, сам повесит. Главное проследите, чтобы лицевой стороной ни к чему полотно не касалось. Ну и вообще… Заходите, если что. Ещё раз прошу извинить за грубость и за испорченный вечер. Всего хорошего, молодой человек!

Вот, не старый грубиян – а сама любезность. Уже и руки не дрожат и дыхание у художника выровнялось. Да и сосед больше задерживаться не стал.

Уже аккуратно внося картину в арендованную квартиру, Шульга наткнулся на переживающую Анастасию:

– Что там случилось, на ночь глядя? – потребовала она отчёта.

Пересказал ей суть происшествия, попутно выискивая место, куда бы приткнуть отреставрированное изделие неизвестного примитивиста. А так как жилище не обладало большими пустыми пространствами, несколько раз ткнулся габаритной ношей в разные препятствия. Итоги такой неловкости тут же сказались на целостности произведения, о чём не преминула воскликнуть наблюдательная девушка:

– Ой! Здесь кусок краски отвалился!

Уже предвидя неприятности, связанные с художником и с этой картиной, Киллайд поставил её на кухонный стол, прислони к стене, и стал внимательно осматривать при полном освещении. Вначале не удержался от критики вслух:

– Мазня! Я и то, в сто раз лучше нарисую!

Подруга глянула на него с изумлением, но вслух своего сомнения не высказала. Только смиренно продолжила выслушивать ворчание в виде рассуждений:

– Вроде ерунда… Можно закрасить этот оголившийся кусок, только цвет подобрать… Но что мы видим?.. Первым слоем на полотне совсем иной рисунок. Потом слой определённого лака, защитного качества… А потом эта мазня… Ещё свежая?.. Зачем?.. Не иначе, как этот Квятковский спешно закрасил нечто… Хм! А уж не искомую ли картину некоего Румалина?.. Вот же ловкач!.. Ещё и мне всучил этот явный компромат! И что теперь?.. Я же не усну спокойно, если не гляну на картину, из-за которой столько шума, обысков и треволнений.

Комсомолка Бельских обладала более правильным и не в пример рациональным мышлением:

– Оно нам надо? Закрасишь завтра и не смей никуда смотреть. Лучше вот глянь сюда, что это у меня там болит? Прямо огнём печёт…

И ткнула пальчиком себе в шейку, в место одного из недавних, особо активных поцелуев. Понятно, что руководствуйся мемохарб только своим сознанием, просто плюнул бы на покраснение, растёр, и оправил бы девушку в спальню. Но молодое, полное любовных гормонов тело, ему доставшееся, среагировало совсем иначе. Оно глянуло на пятнышко, поцеловало его, потом поцеловало румяную щёчку… Потом – алые губки. Потом оно подхватило желанное девичье тело, и унесло его в спальню. И уже там между молодыми супругами свершилось то, что обычно и происходит между ними в брачный период.

Естественно, что продолжительного акта, а уж тем более его повторения, не получилось. Хотя Александр, как мужчина, хотел ещё и ещё. Для его дорвавшейся, молодой, здоровой и истомившейся натуры одного раза было явно недостаточно. Но тут помогла (или помешала?) сверхчувствительность при непосредственном контакте с партнёршей. Киллайд чётко проследил в её сознании болезненные ощущения, предвидел дальнейшие неприятные чувства после дефлорации, да и отложил повторный акт на потом. А своё чрезмерное ощущение жалости и заботы оправдывал банальными, прагматичными рассуждениями:

«Ну не зверь же я дикий? Настя сейчас возражать не станет, по неопытности, зато возникнет у неё отчуждение и боязнь самого процесса. А вот если сейчас немножко сдержусь, то впоследствии получу всё в полной мере и с максимальной отдачей. Пусть у неё чуток заживут повреждения, и мы тогда наверстаем…»

А чтобы партнёрша не переживала или не подумала о своей несостоятельности, успокоил её поцелуями и ввёл в глубокий сон. Пусть отсыпается. Сам тоже три часа отвёл себе на отдых, после чего продолжил изучение нового для себя мира. Ведь ещё не все газеты с журналами пролистал, да и в библиотеке академика отыскалось кое-что весьма полезное в общеобразовательном плане.

За час до побудки супруги, вновь устроил ей передачу знаний по геологии и по всем сопутствующим дисциплинам. Такая информация всегда пригодится в будущем.

Потом плотный завтрак и проводы Анастасии до порога её места обучения. А сам – по своим делам, кои с каждым последующим днём преобразовывались в привычную, упорядоченную рутину. Ну и располагались эти дела в строгом соответствии со своей важностью и первоочерёдностью.

Главное дело – изучение всех доступных материалов, связанных со строением тел землян и всего, что сопутствует слову «медицина». Здесь отлично помогала сокровищница литературы мединститута, посещение открытых лекций, и небольшие консультации у нескольких профессоров. Нельзя сказать, что преподаватели так уж рвались помочь в наборе знаний простого лаборанта, но некие усилия при личном контакте, и всё возрастающие умения гипноза, помогли преодолевать почти все трудности.

Второе по важности дело, обещающее безбедное существование в будущем – это углубление знакомства с товарищем Шикаловым из вербовочного центра. А также тщательное изучение связей его покровителя Тамирского, из горисполкома и сопутствующей им компании. Перспективы там просматривались великолепные, конспирация не нарушалась, пути отхода и проработка легенды – усовершенствовались. А при опытности, цинизме и неразборчивости в средствах ничего не боящегося мемохарба, советским чиновникам города Иркутска завидовать не приходилось. Грядёт для них Армагеддон местного масштаба и «…да воздастся им за грехи тяжкие!»

Сексуальные игрища, которые Киллайд устраивал с Анастасией ежедневно, а порой и ежечасно, назвать «делом» язык не поворачивался. Там всего столько много и чувственного, и нереального переплелось, что анализировать не хотелось. Только и утешал себя пьетри коротким утверждением:

«Мне хорошо – а больше ничего и не надо!» – то есть он старался не копаться глубоко в своих новых ощущениях, а всю свою логику и прагматизм направлял на решение основных проблем.

На этом фоне совсем отдельным, но весьма опасным выглядел один момент. Молодая пара всё-таки сильно заинтересовалась всученной им картиной. Буквально через день, Шульга с помощью пинцета и тампонов с растворителем освободил полотно от слоя новой краски, уничтожая сделанный на скорую руку примитив. А когда рассмотрели суть основной, спрятанной от чекистов картины, получили кучу впечатлений. Причём не только положительных или негативных.

Неизвестный им художник Румалин, в самом деле оказался талантливым творцом. Причём настолько, что его картина могла нанести серьёзный вред как самой Советской власти в целом, так и её репутации. Даже само название, в нынешние страшные времена, звучало аполитично: «Арест коммуниста». На большом полотне, с гениальными подробностями изображалась сцена кошмарного насилия, сопровождающего задержание по месту жительства чуть ли не целой семьи: старика, молодого рабочего и его супруги. Или сестры? Причём всё с гениальной достоверностью зафиксировано в момент наивысшего апогея происходящего события.

Просторная комната, гостиная. Полулежащий на обломках стула старик с возмущением протягивает перед собой партийный билет. У него рассечена скула и порван ворот рубашки. А в сторону его лица с седой бородкой уже несётся сапог одного из типов группы захвата, одетых в кожаные куртки.

Молодого рабочего, пытающегося вырваться, давят и душат на полу сразу трое надзирателей в хорошо понятных по принадлежности мундирах. Как раз такие в нынешнее время носили вертухаи внутренних войск.

Ну и женщина, уже падающая в сторону хрупкой этажерки, с откинутой от пощёчины или удара головой. Рядом с ней, полусогнувшись, человек в офицерской фуражке. У него толстое, неприятное лицо со зверской ухмылкой. Сразу видно, что «сражение» со слабым полом ему доставляет огромное удовольствие. Этакий маньяк, орудующий под прикрытием государственного мундира.

Иные персонажи второго плана, тоже прорисованы изумительно. Два чекиста деловито взламывают ломиком внутренние ящики письменного стола, начиная обыск. А в проходе, ведущем в прихожую, стоит милиционер. Скорей всего простой участковый. Рука его с пистолетом опущена вниз, а вот голову он отвернул в сторону. При этом на лице его читается страшная горечь, стыд и какое-то раскаяние. Очень хорошо видно, что творимое безобразие его неприятно шокирует. Чуть со стороны от милиционера выглядывает человек в фартуке. Дворник. У него на лице вообще откровенный ужас.

Глядя на такую картину, у зрителя возникает когнитивный диссонанс. С одной стороны все его симпатии непроизвольно на стороне избиваемых людей. А с другой стороны, личности в форме и с погонами, как бы символизируют закон и торжество справедливости. Причём все эти, ворвавшиеся в чужой дом люди – советские. Тогда почему они арестовывают коммуниста? В чём нонсенс происходящего? Кто виноват? Почему? Как такое могло случиться?.. Но при этом каждый гражданин страны Советов прекрасно знает: могло. И случается. До сих пор случается. И не факт, что к тебе завтра тоже не придут с подобным арестом.

Молодой супружеской парочке сразу припомнилась первопричина их побега и последующего путешествия через пол страны. Тоже пришли арестовывать. Тоже стреляли и убивали. Тоже творили жуткую несправедливость.

Анастасия плакала.

Тогда как Киллайд интенсивно соображал, где найти должные краски, кисти и как можно скорей зарисовать опасною картину:

«Может у художника Квятковского одолжить?.. Нет! Он сразу поймёт. Обидится?.. Или потребует картину обратно?.. Придётся искать магазин и покупать… Или лучше вообще порезать полотно, поломать раму и сжечь всё это в печи?.. Если следовать целесообразности и разумным веяниям безопасности, то так и надо поступить. Только вот такое произведение искусства – невероятно ценное по всем параметрам. Вдруг как его удастся сберечь для благодарных потомков?.. Если они ещё сумеют понять и отблагодарить… Потомки, они такие…»

В тот же день он купил всё, что требовалось, и первым делом скрыл «Арест коммуниста» под слоем специальной грунтовки. А уже в последующие дни, не спеша, стал творить нечто особенное от себя. Долго творил, в общей сложности больше месяца. При этом с первого дня взяв слово с Анастасии, что она не станет подсматривать до самого окончания работы. Причём гипноз для этого употреблять не подумал, уговаривал обычным общением. Зато чего это ему стоило! Чуть до слёз свою юную жену не довёл.

Согласилась она только после конкретного пояснения и обещания:

– Ягодка, не сердись, так надо. Рисовать буду тебя, так что ты первая и оценишь данное произведение в итоге. Если оно у меня получится…

«Ягодка» согласилась, слово своё держала. Но одни только её жалостливые взгляды и горестные вздохи порой выматывали начинающего художника до смерти. Он неоднократно пожалел о своём запрете, и хорошо еще, что недовольство юной женщины никак не отражалось на сексуальных отношениях в семье. О них, и сопровождающих их эмоциях, только и следовало, что говорить в экзальтированном тоне.

И если обобщить их нынешнее существование в два коротких слова, то жили они очень хорошо. Жаль, что время и место их проживания не способствовало позитивной стабильности.