Текст книги "Обмануть пророка (СИ)"

Автор книги: Юрий Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Глава 9. Интересная информация

Влетела Янка, плюхнулась на стул. Ткнула пальцев в салат:

– Это чьё?

И, не получив ответа, придвинула тарелку, начала метать оливье.

– М.. Мня.. Это… Бабка. Вывезли всё до последней макаронины.

– А что сами жрать будем?

– А вон – Катька составила меню на неделю, написала калькуляции, и Бекас, каждое утро… М… М… Будет подвозить.

– Как она? – поинтересовалась Бабка.

– Катька-то? Ай… Нормально. Поплакала, конечно… М… Так мы все так. Я, первые дни, тоже ревела как сумасшедшая. Это… М… Надо компьютер найти. Хороший. Катерина в них разбирается… Утверждает.

– Хорошо. Учтём.

– И это… Дед за Варварой вроде бы ухлёстывает. Золотишко дарит по мелочам. И всё – "Варенька, Варенька".

– Ну и ладно. Может что хорошее и получится.

И Пашке:

– Мы нашу повариху выдернули из Булдырьи. Село такое. Так прикинь – там восемьсот шестьдесят второй год. Крепостное право, представляешь? Кое-как в машину запихали. Орала, как заведённая – "бесы, бесы".

Янка тоже усмехнулась:

– Мы неделю приучали её правильно обуваться. Напялит туфли право на лево и ходит как чунька.

Закинула в рот очередную порцию салата:

– М… М… У неё семья была… Двенадцать человек детей, да муж, да свёкор со свекровкой, да молодой деверь с женой. Она, по её рассказам, там целый день от плиты не отходила… А здесь как поняла, что дров не надо, что опару заводить ни к чему, что полуфабрикаты, и это… электричество… так и не оторвёшь. Так и прижилась на камбузе... М… М… Блин. Кручусь целый день как вентилятор, пожрать толком некогда…

Снова ворвался «Дед».

– Бабка, Фукс за воротами стоит. Просит пустить.

– Ну, так – пусти.

– Он не один. С ним тот мелкий, лысый.

– Следователь, что ли?... Пусть заходят.

Дед умчался.

– Ну вот, – посетовала Бабка, – началось.

И тут же вошли Шило с Коротким. Тоже подсели к столу.

– Ну как у вас? – поинтересовался Короткий.

Ванесса успокоила:

– Нормально… Кондрата моего убили.

Шило вылупил глаза:

– А чё он вам сделал-то?

– Дар отрабатывали... Вот прямо отсюда, из столовой, и прибили бедную зверушку.

– Это Скорый, что ли?

– Ну. Дар проверял.

Короткий махнул рукой.

– Ну и слава богу.

И Ванессе:

– Я не буду больше за тебя боятся. А то постоянно беспокоюсь, что твой лабораторный зверёк тебя скушает.

Тут ввалились ещё два мужика. Не столовая, а проходной двор.

Один, тот что покрупнее, первым делом обрадовался:

– О! Скорый! С приездом тебя!

Подал руку. Потом попросил:

– Подвинься, я напротив вашего шефа сяду.

Второй, небольшого росточка, лысый, одетый в тёмно-синий деловой костюм с галстуком, уселся в сторонке и молчал.

Первый опёрся локтями о стол, сцепил руки в замок, положил на них подбородок. Долго смотрел на бабку.

– Мила, ты зачем моих подчинённых выбрасываешь в окно?

– Клевета!! – возмутилась Бабка. – Никого я в окно не выбрасывала! Я их в дверь выбрасывала.

Фукс поёрничал:

– Ну!... Это, конечно, совсем другое дело! Это, конечно, полностью освобождает тебя от ответственности... Ага.… А оружие зачем испортила?

– Какое оружие? – удивилась Бабка.

– Стволы автоматные зачем погнула?

– Нет, Саша, – покрутила удивлённо головой шеф, – ничего такого я не делала.

И оба переговорщика молча и медленно оглядели бригаду. Ничего не выглядели. У всех морда кирпичом.

– Ну, ладно… А Елену Геннадьевну зачем оскорбляла.

– Пусть скажет спасибо, что и её не выкинула.

– Мила, если бы ты её выкинула, к тебе бы не мои бойцы пришли. К тебе бы подъехала штурмовая бригада… Ты чего взбеленилась?

– Саша, а если бы к тебе на кухню приперлась орава и начала там распоряжаться, что бы твоя Ольга сказала?... Ну, ладно бы предложили продать. Нет! Надо обязательно – конфисковать.

– А ты знаешь, что в Полисе введено военное положение?

Шило охнул:

– Нихрена себе!

– Да-да. И приказано забирать всё ввезённое продовольствие. Потом его будут выдавать по карточкам. Специальная комиссия разработает оптимальный рацион питания. На основе разработок будет определена потребительская корзина. Ежедневно люди будут получать полноценный паёк.

– Саша, и ты веришь в эту бредятину? У нас, что – голод, что надо ввести карточки? Они, что – по погребам будут лазить, и всю жратву выгребать? Как они это себе представляют? И чем это кончится?

Пашка подсказал:

– Голодомором… Тогда, примерно так и начиналось.

– Бабка, – вздохнул Фукс, – всё я понимаю. Крупных складов продовольствия – два. Один у администрации и один у тебя. Понятно, что Ксива решил прибрать к рукам твой. По дворам они не пойдут. Зачем им народное волнение… Впрочем, могут и пойти…

– Но ведь закон не имеет обратной силы? Правильно? А они…

Фукс перебил:

– Этот закон – имеет.

– Вот же суки! Издают законы, которые позволяют им грабить, и это… Грабят, суки, всласть… Саша, если Ксива и его шестёрки хотят войны, они её получат.

– А сколько невинного народа поляжет? Ты подумала?

– В этом случае невинного народа нет. Если кто против меня с оружием, то он виновен. И неважно – добровольно он воюет или по приказу. Так что Саша… А я ведь устрою бойню.

– Ладно, Мила. Может пронесёт… Я собственно пришёл тебя предупредить. Склад Гоги, тоже намерены национализировать.

– Тьфу, твари… – покривилась Бабка, – А на когда наметили это… экспроприацию?

– На послезавтра. Сегодня уже поздно, а завтра в администрации намечается серьёзная пьянка. К этому делу власти относятся вдумчиво, на самотёк не пускают.

– Так… Ладно… Успеем за это время вывезти магазин. А ангары пусть забирают… А, кстати, как они пьянку-то устроят, если спиртное тут не срабатывает?

– Ай. Свинья грязи найдёт… поморщившись, махнул рукой Фукс. – Там у них Череда изобретатель, мать его. Он хлопья, после фильтрования живца, в ацетоне растворяет, и потом по паре капель этого яда добавляет в поллитру водки. Говорят – штырит как от коньяка. Даже лучше – с яркими галлюцинациями. И похмелье настоящее, без дураков. Только Дар сразу "падает", как от спека. Череда это пойло "медок" называет, романтик, бля.

Бабка вздохнула, горько покивала:

– Саша, я ведь вам с Алмазом говорила, что вы упускаете власть? И что? Вы её бездарно просрали.

Фукс покривился:

– Мила, а что я мог сделать? А?... Ксиву народ избрал. Он от имени народа пакостит… Ладно, пойду. Но ты осторожней. Я тебя прошу…

И умотал.

Глава 10. Принятие нового, избавление от старого

– А ты, Женя, чего?

Лысый вздохнул, пересел на другой стул, поближе к Бабке.

– Меня уполномочили завести на тебя дело. Расследовать его с пристрастием и накопать как можно больше компромата. Ты поняла, к чему всё идёт?

– Поняла. Меня выдавливают из Полиса.

– Я отказался это дело вести. Я не собираюсь высасывать преступления из пальца. Тем более, против тебя. И вообще – я профессионал, а не шестёрка.

– Спасибо, Савва. Я признательна тебе. Честно.

– Так вот… Меня тут же уволили. Вытурили из ведомственной квартиры, и сняли с довольствия. Я теперь безработный и бездомный.

– А! Так вот ты чего ко мне! И что ты думаешь делать?

– Мне бы в рейды…

– Слушай, – заторопилась Бабка, – мне нужен человек, который организует… Как бы это …

Короткий подсказал:

– Службу безопасности.

– Да! Именно. Как тебе такое? Я думаю – ты справишься. А жить, так вон – больше половины комнат в приюте свободны. Заселяйся. Столуйся здесь. И приступай уже сегодня. Прямо сейчас.

– Хорошо, Мила Сергеевна. Но у меня ещё один вопрос. Ты свободна. Я прав?

– Нет, Женя, ты не прав.

Мужик посмотрел на мало чего понимающего Скорого.

– Но ведь он – новик. Есть вероятность, что у вас не сложится.

– Сложится, Женя. Я к нему намертво привязана. У нас дочь. Извини – нет.

– Ладно, добро. Тогда так… Схема Приюта и его территории есть?

– Да есть. Яна покажешь ему. Чертежи у меня в кабинете в столе.

– Список личного состава?

– У Биты возьмёшь. Яна подскажешь ему.

– План развития комплекса.

– Потом расскажу. Пока присмотри себе комнату. Вот в эту дверь. Всё что справа по коридору – свободно. Что надо, мебель там, одежда, оружие – говори, а лучше запиши. Бумага, ручки – это тоже у Янки.

– Оружие в эксплуатации и на складе?

– Это надо читать. Скорый записи вёл. Но… Сам понимаешь.

И лысый Женя ушёл.

А Шило спросил:

– Бабка, а чё ты этому хмырю так доверяешь?

– Он мне два раза доказал свой… своё…

– Лояльность, – подсказал Короткий.

– Да.

Бабка сильно расстроилась. Выговаривалась бригаде:

– Вот что за народ? Чего им от меня надо? Я что-то плохое делаю? Никогда я с таким не сталкивалась…

Скорый "успокоил":

– Мила, это же Россия. Тут всегда так. Народ тупой. Поэтому к власти приходят разные сволочи. Они пишут разные сволочные законы, по которым начинают этот самый народ грабить. И ничего не скажешь. У них народное доверие. Первый признак успешного российского политика – отсутствие порядочности.

– Нет, Паша, у нас было не так. У нас не было этой… как вы там называете?

Короткий подсказал:

– Перестройки.

– Да. Вот её родимой у нас не приключилось. У нас, Скорый, Янаев стоял у власти, пока меня не перебросило. Никаких перестроек.

– Повезло, – вздохнул Скорый, – а у нас, вот такие вот суки пришли в кремль. Не знаю, как в других мирах, а наши власти точно такие же. Впрочем есть одно отличие.

Все заинтересовались.

– Этим бежать некуда. Правда они этого, как вижу, ещё не поняли. Ведут себя как бессмертные.

– Так они и так бессмертные, – уточнила Ванесса.

Пашка хмыкнул:

– Ну, это дело всегда можно исправить…

– Так… Ладно… – закомандовала Бабка, – мужики со мной, надо Кондрата вывести, пока не провонял… Женщины, возьмите Якоря и Биту и сгоняйте за детьми. Не нужно, чтобы они оставались в городе. За стенами Приюта надёжней… Кстати! И пусть все наши, Бита там, Якорь с Данией, Гунн… Все. Пусть перебираются сюда. Рискованно по одиночке. Тем более с детьми... Тьма, одевайся и пройдись по приютским, объясни – пусть за периметр не выходят. Переходим на осадное положение.

Решительно встала.

– За мной, мужики.

Короткий и Шило легко, не напрягаясь, забросили в прицеп тело Кондрата. Накинули на Скорого полог «лешего». Объяснили ему – что это такая штука, она делает человека невидимым. И попёрли труп из города.

На КПП их, естественно, остановили. Солдатики собрались вокруг прицепа, шары вытаращили. Из караулки вышел начальник, здоровенный мужик со строгими глазами. Глянул в кузов и слегка охренел.

– Бабка… Э… Это что у тебя?

– Привет Башкир. Это лабораторное животное. Кличка – Кондрат.

Бабка мгновенно ориентировалась в обстановке и врала, как дышала.

– Это что же за лаборатория такая?

– Ну… У нас, в Приюте есть специальная лаборатория.

Народ тупо разглядывал жуткую скотину. А Башкир продолжал допытываться.

– Я так понимаю – вы над зверушкой опыты ставили?

– Ну, да. Изловили, посадили в клетку и приучали к растительной пище. Кашка, там… Морковка, капустка.

Все навострили уши, слушая эту ахинею.

– И что? – интересовался дальше Башкир.

– Ну… Помаленьку начал кашки кушать. От морковки и свеколки, правда, рыло воротил, хоть мы ему всегда свеженькое... Почти совсем привык, бедный Кондраша. А вот сегодня, ни с того ни с сего, дуба дал. Простудился, наверно.

Солдатик за спиной Башкира предположил:

– Ага. От ожирения сдох.

Весь КПП заржал.

– Башкир, – встрял Шило, – ну, чё ты пристал. Мы же его не завозим, а вывозим. Чё ты?...

– Ладно. Катитесь.

Труп сбросили в болото.

Бабка скомандовала возвращение, но Короткий остановил:

– Подожди, шеф. Нам надо, чтобы Скорый с "Кордом" освоился. Поехали в Сафоново.

Поехали.

Проскочили границу кластера и тихо, практически бесшумно, свернули вправо, в сторону леса. Остановились.

Короткий инструктировал:

– Поставь пулемёт в рабочее положение. Смотри.

Он взялся за ствол пулёмёта на крыше и перевернул его. Оружие встало дулом в сторону кормы. Вернул его в исходное положение.

– Теперь ты.

Пашка проделал манипуляции с тяжёлым пулемётом.

– Залазь в гнездо. Оно вращается вот так… Твоя, кстати, конструкция. Ленту умеешь вставлять.

– Видел пару раз. Но ты лучше покажи.

Короткий заправил ленту. Дернул за шнур доводчика.

– Понял? Стреляй короткими. А лучше вообще одиночными.

– Как, – удивился Пашка, не найдя переводчика огня.

– Коротко нажимаешь, резко отпускаешь. С оптикой работал?

Пашка покивал. Да, в горах Чечни он работал и с оптикой.

– Тогда поехали.

И Короткий, усевшись на место водителя, покатил потихоньку к лесу. Когда до деревьев сталось метров сто, он развернул багги и подсказал:

– Смотри в прицел. Вон туда.

Пашка посмотрел. В лесу бродила стая тварей. Штук двадцать. Они ещё не настолько обратились, чтобы совсем потерять напоминание о человеческой природе. Уродцы подходили к берёзе, толкали её и потом кланялись к лесной подстилке. И так, всё время.

– Ребята, а что это они делают?

Ответила Бабка:

– Майских жуков жрут. Эта стая постоянно тут пасётся. Срок перезагрузки… Сейчас…

Бабка достала карту.

– Так… кластер четыреста сорок девять… Тридцать восемь дней. Вот они тут постоянно и отираются. А что – тихое, спокойное, неопасное занятие. Умные, суки. Давай, Скорый, постреляй.

– А их обязательно убивать? – засомневался Пашка. Как-то он не привык попусту лишать жизни зверушек.

Шило криво усмехнулся.

– Обязательно, – отрезала Бабка и достала из бардачка бинокль.

Скорый прижал приклад, посмотрел в оптику. Прицел, примерно такой же как и у винтореза. Шкалы несколько по другому размещены, а так – то же самое.

Он подвёл птичку к голове одной твари. Резко нажал на крюк и отпустил. Как удобно, когда оружие на твёрдой турели. Прицел, от такого резкого нажатия, даже не сместился.

Пулемёт тукнул, как тяжёлым кулаком в дубовую дверь, голову добычи пробило точно в том месте, куда он целил.

Быстро передвигая прицел между мишенями, Пашка сделал ещё четыре выстрела. Последний уже в затылок одной из улепётывающих тварей. Итого – пятерых завалил.

Шило спросил:

– Ну, что, шеф? Шарики вырежем?

– Да ну их нахрен. Поехали. Сюда какие-то крупные прут.

И они убрались из кластера.

– Ну как, – спрашивал Короткий, – понравилось?

– Блин… Я никогда так точно не стрелял.

– Теперь будешь, – успокоила Бабка.

Глава 11. Дела наши тяжкие

Пока мотались, уже и половина седьмого. Солнце склонилось к горизонту, тени удлинились. Бабка скомандовала:

– Будем в Приюте ночевать. Не нравятся мне эти административные наезды.

– А они никому не нравятся, – откликнулся Шило.

Из Приюта выскочила Беда, подбежала к багги.

– Ну, как? На воротах не лютуют?

– Нет. Там всё нормально… Дети где?

– В садике.

– У вас и садик есть? – удивился Пашка.

– Так у нас восемнадцать спасённых детишек. Вот тебе и садик. Ну и наши тоже там с ребятнёй тусуются. Так… Ладно… Надо ужинать, да на ещё одно дело сгонять.

На ужин в столовке собралось много народу. И знакомые бригадные, и какие-то незнакомые мужчины и женщины.

За отдельным столом сидели покалеченные мужики, с подвёрнутыми штанинами, поставив рядом костыли. У одного был завёрнут рукав. Компания инвалидов не унывала, наяривала салаты и гуляш и иногда громко ржала над чем-то.

Бабкин экипаж сидел за одним столом в уголке и тихо переговаривался.

– Знаешь, как трудно детей спасать, – рассказывала Беда. – Они же все с родителями. А грибок, тварь такая, действует избирательно. Тех, кто весит меньше… Ну, так килограмм до пятнадцати, эта сволота не берёт. Ну, и представь себе – маленький ребёнок, лет трёх-четырёх. Он же около родителей. А родители стали тварями… Дети первыми гибнут. Мы, за всё время, только одного мальчика ясельного возраста вывезли. Ванечку… А так… Надо что-то придумывать…

Все удручённо кивали.

После ужина Бабка приказала:

– Скорый, Короткий, за мной.

Вышли на улицу, сели на лавочку у стены.

– Мужики… Такая задача… Я хочу поговорить с Осиповой Ленкой. Поговорить и наказать…

Долго молчали. Переваривали.

– Знаешь, Мила Сергеевна, – высказался Павел, – таких высокопоставленных людей, наказывают только тихой смертью. Так, чтобы ни улик, ни тела. Если её пожурить, то потом такое начнётся… Как ты её хочешь наказать?

– Я у вас совета спрашиваю…

– Может как Кондрата?

– Не получится. У тебя дар, пока что, слабый. Метров на пять, на шесть. Вместе со мной он увеличится в… Примерно, в десять раз. Это пятьдесят метров. Всё.

– То есть, ты предлагаешь мне вас прикрыть "лешим", – предположил Короткий, – подойти в плотную, и там Скорый её "погасит"?

– Нет, Аркаша, я же поговорить с ней хочу.

– Тогда, как?

И они уставились на Пашку.

– А что я?

– Ты всегда такие вопросы решал.

Пашка подумал, порищуривался...

– Ну ладно. Если мне решать… Тогда сделаем так…

Прикрываясь «лешим» Короткого, троица прошла в общежитие городского управления, усыпила Осипову и вынесла её в Приют. Никто и глазом не повёл.

Потом, на багги, которую местные забавно называли то "пепелацем", то "луноходом", вывезли похищенную на пленер. В соседний Светлоозёрский кластер. Откуда, кстати, родом Короткий.

Чтобы не вызвать подозрений с выездом за стену, загрузили в прицеп полный мусорный контейнер, Короткий снова накрыл Скорого и Осипову "лешим" и понеслись.

В Светлоозёрском заняли крайний домик, Короткий внёс уважаемую Елену Генадьевну, усадил её на стул посреди комнаты, примотали скотчем. Бабка скомандовала Пашке:

– Буди.

Осипова тяжело помотала головой, помычала нечленораздельно. Потом окончательно очнулась, осмотрела себя, подёргалась, подняла глаза на бригадных и строго спросила:

– Это что?

Бабка коротко объяснила:

– Похищение.

– Вы что, мерзавцы – совсем обнаглели?! Под трибунал захотели?! А ну!!...

Бабка перебила:

– Может поговорим?

– О чем мне с тобой говорить?! Освободи меня, немедленно!

Короткий и Бабка стояли спокойно, и невозмутимо смотрели на дёргания пленной. Видно было, что не первый раз они такое проворачивают. Только Пашке было немного не по себе.

– В партизан решили поиграть, дебилы?! – бушевала Елена, – Поздравляю! Доигрались! Бабка, ты кем себя возомнила?! Вот это, – она снова подёргала руками и ногами, – тянет на смертную казнь! Поняла, дура?!

Бабка поставила второй стул перед связанной, уселась на него, тяжело вздохнула, потёрла лицо двумя руками, устало спросила:

– Мне интересно вот что: Откуда у вас такая уверенность в безнаказанности?

– При чём тут эта уверенность?!

– Ну… Ты вломилась в моё жилище, попытались отобрать моё имущество… Да, кстати, а где список, тот что ты составила.

– Это не твоё дело!

– Так… Ладно… Хорошо… Почему ты пришла в Приют описывать мои продукты?

– Я повторяю! Это! Не твоё! Дело!

Бабка посидела молча. Потом резко наклонилась и врезала Елене по физиономии. Спокойно села, подождала, пока та сфокусирует взгляд и спросила:

– Ну и как? Это всё ещё "не моё дело"?

– Ты скотина! Ты что делаешь?! Вы все преступники!

Осипова зло посмотрела на стоящих мужиков и приказала:

– Остановите её немедленно! И развяжите меня! Я походатайствую, чтобы вас сильно не наказывали!

Бабка расстроено, шумно и долго выдохнула. Потом снова закатила Ленке жёсткую затрещину.

– А-а-а!... Что?! Что ты хочешь узнать?!

– Я задала вопрос…

– Какой?!! Какой вопрос?!!

– Ты невнимательно меня слушаешь. А твоя внимательность, это главный элемент нашего разговора. Давай вспомним, о чём мы тут говорили. Постарайся понять, что от этого зависит то – как ты умрёшь… Итак последовательно. Я задала тебе вопросы. Ты не ответила ни на один. Я слушаю.

– Что ты хочешь от меня? Сволочь!

На этот раз Бабка врезала серьёзно. Так, что Осипова потеряла сознание.

– Скорый…

Пашка сосредоточился, включил Дар и плеснул энергии в притухшие мозги.

Елена очнулась, помотала головой, огляделась мутными глазами… И вдруг зло, без слёз, заплакала.

– Ну ладно, хорошо, – примирительно продолжила Бабка. – Начнём с начала. Почему ты пришла в Приют описывать имущество?

– Я выполняла приказ.

– Чей приказ?

– Шуляка, Петра Егоровича.

– Сверла, что ли?

– Да, его.

Скорый поинтересовался:

– Бабка, ты его знаешь?

– Конечно знаю. Мы его из Гаврилова Посада вытащили. Можно сказать – прямо у рубера из хлеборезки. Ещё бы чуть-чуть…

Коротки буднично спросил:

– Ладно… И что? Волокём сюда Сверло?

– А я? А со мной что? – заволновалась Осипова.

– Ну… Вот если бы ты там, прямо на месте, сказала, что действуешь по приказу… То в принципе я ограничилась бы только Сверлом… Тебя бы это не коснулось. Но ты в одном месте говоришь одно, в другом – другое… Так что…

Скорый покашлял в кулак:

– Мила, вообще-то она врёт. Сверло ей не приказывал.

– Видишь Леночка-Ленок. У нас есть ментат. Слабенький, но есть.

– Ладно, хорошо. Это я сама. Я хотела получить поощрение по службе. Премию… Да тебя бы всё равно раскулачили. Ты в Полисе ни к месту. Поняла? Тебя так и так выдавят из города. Ты слишком самостоятельная… Так что… Я, или другие, всё одно. Просто я оказалась проворней…

– То есть Сверло не в курсе твоих подвигов?

– Нет. Не в курсе.

– Ага. Проворная ты наша… Теперь второй вопрос. Где список?

– В сейфе.

– Код от сейфа?

Елена снова завозмущалась:

– Ну, да! Сейчас!

А Пашка неожиданно спросил:

– А вы, Елена Геннадьевна, откуда?

– Из Нижневартовска.

– Да. – подтвердила Бабка, – Она крутая тётка. От тварей из макара отстреливалась. Пока мы не подоспели. У неё уже патроны заканчивались.

– Жалко.

Короткий и Бабка уставились на Пашку. Тот объяснил:

– Жалко устранять хороших бойцов, мужественных людей.

– А что ты предлагаешь?

Скорый покривился, пожал недоуменно плечами.

– Ну вот! – укорила его Бабка, и Осиповой – А запас средств у тебя есть?

Для налогового инспектора забрезжила надежда.

– Есть, немного. Деньги должны работать. У меня все вложено в дело.

– Бабка наклонилась поближе:

– Я так понимаю, деньги и список лежат у тебя в сейфе, в твоём кабинете?

– Да, – мрачно подтвердила пленница.

– Код?

– Я вам не скажу. Если вы это узнаете, то я за свою жизнь и горошины не дам… Давайте договоримся так – Вы меня отпускаете, я вам выплачиваю денежную компенсацию за причинённый ущерб, и забудем эту историю. Я буду молчать, уверяю вас.

– Сумма компенсации?

– Двести сорок две чёрных. Больше нет.

– Незначительная сумма. Но нам и это пригодится. Код?

– Нет. Вы же меня устраните. Сначала договоримся. Ты должна дать мне слово…

Бабка поохала, покряхтела, действительно как старая бабка.

– Ленка, раньше надо было договариваться. Я тебе ничего не должна.

И повернулась к Дугину:

– Паша, давай.

Пашка усыпил Осипову. И растерянно спросил:

– А теперь что?

– Ты раньше как-то делал, что усыплённые отвечали правду…

Павел думал с минуту. Потом до него дошло – покорность, вот что он должен внушить.

Сосредоточился, попробовал заставить Еленину личность стать покорной.

– Ну… – поторопила шеф.

– Код сейфа в кабинете? – спросил Скорый спящую.

– Два, ноль, восемь, восемь.

– Ну вот, – повернулся он к Бабке, – готово… Мы что контору будем брать?

– Возьмём по тихому. Буди.

– Так… Ладно… Ленка, пошли. Убивать тебя будем.

– Подождите! Мы же вроде договорились! Если вы меня отпустите, то я буду молчать!

– Так то оно так, конечно. Но где гарантии твоего молчания?... Понимаешь, – с одной стороны твоё слово, а с другой – моя бригада и ещё три экипажа. И ещё Приют, где живёт и работает куча народа. Я семь лет отлаживала эту систему, и я не могу ею так рисковать. Где гарантии? Нет гарантий. Так что… Извини.

– Вот я вляпалась, – огорчилась Осипова.

– Так… Ладно… Грузите её. И к болоту… Место тут какое хорошее. Болота кругом. А пахнет свежестью и яблоками… Ну всё… Поволокли.

На краю болота Бабка спросила у Елены:

– Ленка, если ты верующая, можешь помолиться.

Осипова ответила раздражённо:

– Да кончайте уже!

Усыплённая Пашкой до смерти, Осипова ушла в трясину, разбив плёнку ржавчины на воде…

Постояли плотной кучкой, полюбовались на восхитительный закат. Бабка приобняла Пашку:

– Красиво…

Вздохнула.

– Я начинаю получать от этого удовольствие…

– А раньше ты что, – закатов не замечала?

– Да я не про закат. Я про эти… экзекуции. Никогда не думала, что такое мне может понравиться. Какое-то острое ощущение победы добра… Умиротворение от свершения правосудия…

Бабка подняла лицо, посмотрела Пашке в глаза.

– Ну вот, казалось бы чего проще, – Беда же сказала, что она врёт. Ну и всё. Тесаком по балде и привет. Но вот эта игра, как кошка с мышкой, перед тем как съесть… Паша, может я больная. Или я превращаюсь в какое-то чудовище.

– Она вела себя мужественно. Жалко.

– А тебе, я вижу, тоже нравится этим заниматься?

Короткий хмыкнул, а Пашка помотал головой:

– Нет Мила, это мне совсем не нравится.

– А чего ты тогда с ней так разговаривал. Объяснял, жалел… Ну и всё такое… Время растягивал?

Пашка почему-то разволновался:

– Знаешь… Я пытался найти причину, по которой можно оставить её жить. Не хочу убивать. Не хочу и всё. Понимаю, что это глупо. Но, до самого последнего момента надеялся, что она скажет что-то такое, что позволит её отпустить… Оставить ей жизнь… А с другой стороны, я же не кисейная барышня, я прекрасно понимаю какие будут последствия. У власти мгновенно появится формальный и законный повод разрушить Приют, уничтожить тебя, а возможно, и всех членов бригады. Но даже не это главное. Главное, Мила, что пострадают ваши дети… Да чего там говорить – Наши дети. А детьми рисковать нельзя.

Бабка обратилась к Короткому:

– Понял, какая философия?

Короткий мрачно покивал:

– Правильная философия… Мы с Нессочкой… У нас ребёнок будет…

– Ну, слава Богу! Поздравляю! Рада за вас.

И обратилась к Пашке:

– Ну, что, малохольный ты мой? Успокоился?... Короткий, а ты как?

– Ну, как-как. Надо, значит надо. Ты же знаешь – я делаю то, что надо. Нравится мне или не нравится, но работу кто-то должен делать.

– Ладно. Поехали. Да темна надо успеть домой.

Когда въехали в ворота Полиса, уже потянуло прохладой и заструились сумерки.

День наконец-то закончился. Ещё тот денек.Тут что, всё время так насыщено событиями? Но усталости от перегрузки Пашка не ощущал. Живца хлебнул капельку – и как огурчик.

В Приюте, в той части корпуса, что над столовой, были и семейные номера. Примерно, как двухкомнатные квартиры, только без кухни.

Женщины уложили детей, приведённых из детского сада. Справа и слева от большой двуспальной кровати стояли детские кроватки.

Постелили Пашке в маленькой комнате, на диване. И все улеглись.

Дугин лежал, смотрел в тёмный потолок и размышлял.

Он понял, что его буквально натаскивают, интенсивно восстанавливая его прежние таланты и дары. Натаскивают для решения совершенно определённых задач. Точнее, задача одна – выжить. Как минимум. Остальное уже в приложении – собрать вокруг себя единомышленников и организовать пространство с более-менее сносным существованием, более-менее похожим на жизнь в прежнем, нормальном мире. В принципе, нормальные биологические задачи – выжить и доминировать.

Так, на философской ноте и уснул.

Проснулся от какого то движения. Прислушался – кто-то дышит рядом.

Протянул руку прикоснулся к мягкому. Женщина сдавленно ахнула. Чёрт… Женская грудь. Пашка отдёрнул руку, как обжёгся, а Тьма в темноте горячо зашептала.

– Паша, я… Я ничего, Паша… Я просто рядом полежу… Не обижайся, Пашенька… Можно?

– Да ладно. Лежи, – пожал плечами Дугин.

А из большой спальни выходила… Ну а кто там ещё мог выходить, Бабка конечно. С фонариком.

Она подошла к Пашкиному ложу, посветила в лицо.

– Не спишь?

– Нет, не сплю.

– Таня у тебя?

Таня из-за его спины ответила:

– Да, Мила. Я здесь.

– Паша, проглоти вот это и запей, – Бабка протянула жемчужину и пластиковый стаканчик.

– Это что?

– Пей, Паша. Не бойся, не отравлю.

Потом горестно вдохнула, положила фонарик на столик, лучом кверху и присела на край дивана.

– Тьма, вот что ты за человек?

– Мила, он мне разрешил… Я же не просто так. Он мне разрешил.

Пашка покивал в подтверждение.

Но Бабка не вошла в положение и не перестала укорять.

– Ты думаешь – я не соскучилась? Ты думаешь – мне не хочется к нему прижаться? Я такая же женщина, как ты. Но я не делаю глупостей…

Дугин смотрел на этих двух несчастных баб и чувствовал, как им хреново. И вроде прекрасно понимал, что любят они не его, а того мужика, которому, некоторое время назад, снайпер разнёс голову. А он тут так… Замена… Суррогат… Но обижать этих женщин ему совершенно не хотелось. Павел остро чувствовал их боль от утраты и слёзы стоящие в глазах, и у одной, и у другой. И их какую-то неприкаянность. Чёрт… Он слегка подвинулся.

– Мила Львовна, если это настолько для тебя важно – ложись рядом. Нет, ну правда… Ничего предосудительного в этом нет.

Повисла минутная тишина, потом Бабка видимо решилась:

– А чего мы будем на диване тесниться? Пошли в спальню.

В темноте кровать в спальне выглядела как аэродром. Павел забрался на неё и залез под одеяло. С одной и другой стороны, к нему прильнули две женщины, уткнулись носами в его плечи.

Он только предупредил:

– Только девочки… Я на большее…

Бабка прошептала:

– Да я лично и не претендую… Мы обе ни на что не претендуем…

И всхлипнула.

Что он мог сделать? Как он мог утешить этих его "жён"? В их бедных головах перемешалось всё. И боль от потери, и странное ощущение сиротства, и надежда… Женщины! Да он и сам теперь сирота…

Пашка пригрелся меж двух тёплых тел, и, на этой печальной мысли, уснул.