Текст книги "Искатель. 1977. Выпуск №6"

Автор книги: Юрий Тупицын

Соавторы: Николай Поночевский,Рудольфе Валеро
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Лена печально вздохнула.

– Погоди, милый… Что ж обо мне казаки подумают? Ведь это я их подняла на такое, оторвала от семей, заставила кровь проливать и сама же их брошу?… Нельзя так!

Однако Сергей не терял надежды спасти ее.

– Ты мне веришь?

– Я тебе всегда верила! Даже когда ты удрал, и то верила.

– Спасибо! – поблагодарил он, целуя ее волосы, и задал неожиданный вопрос: – А вдруг я красный?…

Лена, видимо, не ожидала такого вопроса. Долго сосредоточенно молчала и наконец, медленно растягивая и чеканя каждое слово, произнесла:

– Если это так и об этом узнают наши – я сама убью тебя!

«Примерно то же, что я думал о тебе днем», – подумал Волох, а вслух сказал:

– Не все ли равно, кто убьет!

– А почему ты это спросил?

– Да так… – уклонился он от ответа, с тревогой ожидая следующего вопроса.

Лена вдруг порывисто села, прикрыв на сей раз обнаженную грудь краем одеяла.

– Сережка, а ведь ты до сих пор ничего не рассказал о себе! И я забыла…

Еще по пути в станицу он придумал правдоподобный рассказ в двух вариантах: один для Лены, второй – на тот случай, если атаманшей окажется другая женщина. Ожидал этот вопрос еще в начале встречи, а сейчас… Сейчас не хотелось врать, хотелось выложить все начистоту. Но пойдет ли откровенность на пользу им обоим и делу? Решил рассказать выдуманную историю.

– Да что обо мне говорить, – нехотя начал он после продолжительной паузы. – Жизнь была обыкновенная… Как утек из вашей станицы, подался в Армавир, и, считай, в тот же день меня забрали в армию… Попал на прусский фронт. Скукота! На австрийском было, сказывали, куда веселее. Там хоть немножко наступали да отступали, а мы в окопах вшей кормили да с немцами братались… Я им песни пел – нравилось, просили еще петь… Так год и проболтался там… В октябре семнадцатого был в Питере, видел все своими глазами.

– За большевиков воевал?

– Нет, – солгал Сергей, – наблюдал… Интересно ж было там! Видел, как Зимний дворец брали… Потом болтался по матушке-России. Как здесь тихо стало, вернулся, решил старым ремеслом заняться…

– К нам не заходил?

А вот этого вопроса он никак не ожидал!

– Мне сказывали, там войска красных стоят… Вроде и штаб там какой-то… Боялся, в армию заберут.

– Враки! Нет там ни красных, ни белых… – В ее голосе звучала нескрываемая обида и боль. – Не думала я, Сережа, что ты… такой трус! Уж лучше бы воевал за красных, чем штаны в подвалах просиживать!.. Теперь понятно, почему ты не схотел стать атаманом…

Чудачка! Она и не подозревала, какую радость испытывал от ее колких слов он, Сергей Волох. Она любила его и хотела гордиться им, как и всякая другая женщина желает гордиться достоинствами любимого человека.

– Это ты брось… – попытался он защитить выдуманного Волоха. Попробовал обнять Лену, но она грубо оттолкнула его.

– Отцепись! – Быстро накинула ночную рубашку. – Спи, ты спать хотел.

Обиженно сопя, как перенесший незаслуженное наказание ребенок, повернулась лицом к стенке.

– Значит, больше не любишь?

– Не приставай, я спать должна!

– А если я скажу, что служу у красных?… Что я, к примеру, комиссар полка! Что ты на это скажешь?

Она повернулась к нему, явно заинтересованная.

– А зачем, комиссар, ты сюда попал?… Не трепись! Комиссары на такие свидания не ходят!

– Много ты знаешь о них! В разведку, скажем, пошел.

– Это комиссар-то полка? Что в полку, народу мало, послать некого?

– Пожалуй, верно… Но представь себе такое. Попадается этому комиссару твой короб, и узнает он в нем когда-то принадлежавшую ему вещь. А он помнит, где и у кого его оставил! И догадывается, что атаман банды – его любимая женщина. Решил на свой страх и риск проверить, и если его догадка окажется верна, то попытаться образумить ее, вернуть себе… Такое может быть?

– Смелый же этот комиссар! Сует голову прямо в пасть волку.

– Ну и ну. То трус, то смелый… Как же это понимать?

– Это я про комиссара. А ты трус!

– А ты бы хотела, чтобы я был комиссаром?

Она ненадолго задумалась.

– Как женщина хотела бы, а как атаман… Лучше оставайся трусом!.. А интересно было бы: Маруся-атаман – жена комиссара Красной Армии Волоха! – И надолго замолчала, что-то обдумывая и изредка поглядывая на Сергея. Потом вдруг оживленно спросила:

– Сережа, а тебя Ропот знает?

– Знает, – неохотно ответил он. – Мы с ним до двенадцатого года вместе бродяжничали. Он потом в офицерское училище поступил и попал в самый аккурат на фронт в четырнадцатом…

– Тогда вот что. Если ты комиссар, то уходи к своим сейчас же! Армянин, видать, уже послал человека в Преградную, тут недалече, чтоб узнать, кто такой Волох…

Сергей похолодел при этом известии, Ропот, разумеется, прекрасно знал, кто такой сейчас Сергей Волох и какую задачу выполняет их полк. Она говорила: Андрей в Преградной… Уж не готовит ли он ловушку всему полку? Ведь Христов и Терехов получили донесение разведчиков о его пребывании в Казьминке и, несомненно, двинули туда основные силы полка… Видимо, банда Маруси-атамана была лишь приманкой, на которую он хотел поймать весь полк и, кажется, добился желаемого. Его люди наблюдают за передвижением наших подразделений… Интересно, что он придумал, откуда и по кому нанесет первый удар, означающий начало восстания? Наверняка по эскадрону Шапошникова, как по наиболее слабому звену!.. А что она предпримет, если я уйду? Ропот не захочет терять такой боеспособный летучий отряд…

– Что ты в таком случае сделаешь? – с тайной надеждой спросил он.

– Уведу своих в другое место, – хладнокровно ответила атаманша, разом перечеркнув его надежды.

– А потом?

– Не знаю.

Не очень-то Ропот посвящает в свои планы ближних. Значит, если Волох уйдет сейчас, банда останется целой. Нужно выбить из рук Ропота эти двести сабель.

– Нет, я не комиссар! Я коробочник! Я остаюсь с тобой!

И опять они долго лежали молча.

– Сережа, – каким-то надломленным голосом прервала молчание Лена, – завтра утром мы повенчаемся. Я уже предупредила попа. Ты согласен?

– Да! – твердо ответил он.

– Смотри, комиссар, – повеселела она. – Будет теперь атаман Елена Волох, а не Маруся.

– А почему тебя так назвали?

– Это Андрей Филиппыч придумал. Говорит, была где-то такая атаманша. Теперь – дудки! Буду твое имя носить!

– А я, как законный перед богом и людьми муж, выпорю тебя розгами и запру в чулан. Придут казаки к атаману, а я пошлю их туда, где Макар овец не пас! Отвоевалась, скажу, моя баба! Не хрена ей людей пугать, пущай мне детишек рожает да обед готовит.

В ответ, как лесной ручеек, зажурчал счастливый смех.

– Ой, Сережка!.. Неужто так и сделаешь?

– А что? Имею на то законное право.

– Было б неплохо, коль ты бы так сделал, – уже без смеха тяжело вздохнула она…

За окнами шел проливной дождь. Могучие раскаты грома, повторенные и усиленные эхом в горах, невольно заставляли вздрагивать.

Когда-то Ропоту доставляло большое удовольствие бегать босиком, с непокрытой головой по такой погоде, но теперь, в дождливую погоду, мучительно начинало ныть простреленное колено. Вот и сейчас он полулежал на неведомо как попавшем сюда стареньком, обшитом кожей диване, вытянув раненую ногу и обложив ее пуховыми подушками. Подле дивана стоял его знаменитый костыль, на табурете лежали шашка с серебряным эфесом и маузер. Слева – стол с беспорядочно разбросанными книгами, брошюрками и листками исписанной бумаги. Тут же лампа с прикрученным фитилем.

Во дворе послышался шум, он потянулся за оружием.

Дверь открылась, впуская мокрого усталого порученца по особым делам Реву.

– За тобой гнались? – сухо спросил Ропот.

– Хуже, – мрачно бросил Рева. – Маруська себе мужа нашла…

– Что особенного, если бабе захотелось развлечься!

Рева многозначительно хмыкнул.

– Армянин сказывал, его зовут Сергей, а по фамилии Волох…

Ропот стремительно вскочил с дивана, подхватил костыль в шагнул к Реве.

– Ты с этим не шути, – тихо проговорил он.

– Я не шучу, – упавшим голосом ответил порученец.

Мысль работала четко, будто не было бессонной ночи. Обстоятельства требовали быстрого решения и немедленных действий. Это и была та непредвиденная случайность, которую попросту невозможно предвидеть. По замыслу Ропота, двести сабель Маруси-атамана должны были принять на себя удар эскадрона Шапошникова под Глинной и за счет численного превосходства разгромить его. Остальные части полка Христова, завлеченные в Казьминку, должны ринуться на выручку. При этом полк непременно растянется на марше, благодаря чему можно будет короткими фланговыми ударами силами отряда той же Маруси-атамана развеять и разгромить весь полк. Успех этой операции и должен был убедить казаков и горцев в целесообразности вооруженного выступления под руководством Ропота. Мятежные Кубань и Терек, наученные горьким опытом, могли поверить не словам, а только делу. И вот, когда с огромным трудом удалось заманить «дичь», капкан может не сработать из-за неисправности главной пружины.

Андрей в упор посмотрел на Реву. Тот в замешательстве опустил глаза. Он всегда неловко чувствовал себя под взглядом Ропота. Ропот щелкнул крышкой серебряных часов: было без четверти семь. Он укоризненно покачал головой, кивнул на закрытые ставни Ахмату. Тот понял. Вышел.

– Он мог видеться с кем-нибудь?

– По-моему, нет. Армянин не зря служил в контрразведке у Деникина, посты поставил, велел наблюдать.

– Тогда бери двух коней и быстро скачи в Глинную. Скажи, что я прошу отдать комиссара мне для получения нужных сведений.

– А Маруська отдаст? – опасливо спросил Рева.

– Устройте так, чтоб казаки узнали, кто он. Ты только смотри! Мне он нужен живой. Чтобы ни одного волоска из него не выдрали!

Звякнули засовы на ставнях, и вместе со светом в комнату ворвался свежий утренний воздух. Ропот положил руку на плечо порученца.

– Ты должен быстро добраться до Глинной… Иначе все погибло…

Из окна он наблюдал, как уезжал Рева. Потом еще долго стоял неподвижно, погруженный в невеселые размышления.

Сквозь щели в крышке погреба Илья видел полоску синего неба, веточку сирени да суматошно мечущихся по двору прислугу и работников поповского дома. Несколько раз по крышке погреба прошлепали босые девичьи ноги.

– Зойка! – донеслось из сада.

Босые ноги вновь стукнули по крышке.

«Уж не Федькина ли краля?» – подумал разведчик.

– Зоя, – негромко позвал он, когда девушка в очередной раз пробегала мимо.

Она испуганно отскочила в сторону.

– Ой!.. Кто тут?

– Тише, Зоечка… Тебе привет от Федьки, – торопливо за шептал Илья.

Услышав это имя, девушка смущенно зарделась и тихо спросила:

– А ты кто?

– Я Илья Горбунов, Федькин друзьяк… Не таращь так глаза на меня – заметят!

Зойка с независимым видам задрала голову к сирени.

– Слыхала я, как попадья вспоминала тебя недобрым словом… А Федька где?

Горбунов уловил в голосе девушки скрытую неприязнь к своей хозяйке и обрадовался этому.

– Федьки нет. Но он к тебе придет, видать, влюбился.

– Ишь как быстро…

– Зоечка, милая, некогда мне баланду разводить! Помоги мне.

– А что надо?

– Скажу сейчас. Только не говори об этом никому!

– Про Федьку ж не сказала…

– Спасибо! Передай коробочнику, что Илью, мол, дед выдал. Скажи, где я. И скажи еще: им известно, где я был ночью, а про Федьку они не знают… Все!

– Зойка! – донесся от дома голос попадьи.

– Передам, – шепнула она и убежала.

Человек десять казаков из одной с Леной станицы да Зойка в качестве подружки невесты присутствовали при обряде бракосочетания грозной атаманши и Волоха.

Невеста в белой кофте и юбке, не сходящейся у пояса, жених тоже в одежде с чужого плеча. У обоих усталый вид и темные круги под глазами. Казаки тоже выглядят неважно, лишь расчесанные волосы да торжественные лица немного соответствуют случаю. Зато степенно читающий молитву поп – при полном параде.

В церковь молодые идти отказались, и потому обряд совершался в самой большой комнате поповского дома. Млеющая от нежданно свалившегося счастья Зойка дрожащими руками держала над головой невесты позолоченную коронку. Над женихом венец держал гигант Савельич.

– Раб божий Сергий, любишь ли ты невесту свою Марию? – задал поп положенный по обряду вопрос.

– Елену, – мягко поправила невеста.

Священник удивленно взглянул на присутствующих казаков. Те утвердительно закивали головами.

Зойка обалдело икнула. На нее цыкнули, неодобрительно покосились.

– Елену, – поправился поп.

– Люблю! – твердо ответил Сергей.

– Раба божья Map… Елена, любишь ли ты жениха своего Сергия?

– Да!

Священник степенно благословил их иконой с изображением святой Марии с младенцем на руках. Новобрачные не догадались стать на колени перед образом. Никто не осмелился напомнить им об этом. Они выслушали благословение, приложились губами к иконе, обменялись неведомо откуда раздобытыми кольцами, поцеловались, и на этом обряд закончился.

Новобрачные молча удалились на свою половину поповского дома. Зойка последовала за ними. Казаки же вышли на двор, где уже собралось множество любопытных и желающих повеселиться по случаю свадьбы.

В сопровождении Карпыча, арестовавшего ночью Илью, пришел во двор дед Григорий. На нем была облезлая широкая папаха, мятая, выцветшая черкеска с поржавевшими газырями, перепоясанная тонким ремешком, на ногах нечищеные, но еще крепкие сапоги. Он тоже приложился к кружке самогона; осушив ее, зажмурился, подергал широкими ноздрями и двинулся к дому. На веранде его встретил Овсепян, окинул оценивающим взглядом, с усмешкой спросил:

– Твой внук красивый?

– Посмотри – узнаешь! Далась только тебе его краса… Чай, он не девка.

– Ладно. Стойте здесь!

Овсепян вошел в коридор. Дед проводил его недобрым взглядом.

– Кто там? – донесся из спальни спокойный голос атаманши.

– Я к тебе как к атаману…

– Говори!

– Ночью одного красного поймали. Доглядывал. Прикажешь привести на допрос?

Зойка невольно ойкнула, испуганно прикрыла рот ладонью. Широко раскрытыми глазами посмотрела на сидящего у открытого окна Волоха: в свадебной суматохе она совсем забыла выполнить поручение Ильи.

Лена сидела на табуретке у стоящего на столике зеркала и с помощью Зойки заплетала волосы в две женских косы и крепко укладывала их на затылке, чтоб не растрепались под папахой. Услышав про красного лазутчика, невольно взглянула в сторону мужа. С минуту пристально всматривалась в его лицо, ожидая увидеть какие-нибудь признаки замешательства. Сергей заметил ее внимание и равнодушно отвернулся к окну.

– Еще ничего от него не узнали? – спросила атаманша, не сводя глаз с Волоха.

– Нет! Только имя да фамилию, да и то его дед сказал.

– Какой дед?

– Как какой? Родной… Он здешний.

– Так это дед его выдал? – продолжала спрашивать она, заметив, как напрягся Сергей.

– Он.

– Что ж, веди…

Хлопнула дверь.

– Сергей, ты на допросе будешь?

Волох, чувствуя ее скрытый интерес, ответил как мог беспечнее:

– Посмотреть можно. Сроду не видал ничего такого.

– Ну, ну… посмотри. – Она вышла из спальни и уже из комнаты позвала: – Иди сюда, допрашивать здесь будем… Зойка, марш отсюда!

Девушка проворно шмыгнула к Волоху и быстро зашептала ему в ухо:

– Это какой-то Илья! Он велел передать, что Федька ушел…

Сергей благодарно кивнул.

Выбежав на веранду, Зойка увидела, как несколько казаков вели сквозь толпу гуляющих невысокого мужчину. Она обратила внимание на глубокий шрам, пересекающий лицо пленника от щеки по подбородка. Веселье стихло. Все смотрели на пленника.

– Братцы! – вдруг крикнул кто-то. – Да это же Илгоха Горбунов!

– Здорово, станичники! – весело приветствовал Горбунов своих знакомых.

Жители Глинной хорошо помнили веселого и озорного внука Горбуновых. Многим он насолил своими проказами. Много свадеб было справлено при его шумном участии. Многие часто вспоминали задиру и весельчака Илгоху добрым словом.

Станичники загалдели, затолкались, чтобы получше рассмотреть пленного земляка.

– Ты чо, Илья, у красных?

– Как эт тебя угораздило?

На веранду вылетела попадья, увидела поднимающегося по лестнице под конвоем старого обидчика, уперла руки в бока и обрадованно закричала:

– Попался, голубчик! Давно по тебе веревка плачет! Постойте, дайте поглядеть, как этого ирода разукрасили!

– Кого я вижу, братцы! – обрадованно закричал Илья, вскинув руки, будто желая обнять желанного друга. Знающие Горбунова умолкли, заулыбались, потянулись поближе, ожидая очередной шутки.

– Тьфу на тебя! – сплюнула попадья, пятясь. – Век тебя не видела и видеть не желаю!

– Как не видела! – воскликнул тот с искренним удивлением. – А кто тебя, матушка, ночью в кустах обжимал?

Глаза попадьи от возмущения вылезли на лоб.

– Паразит! Антихрист! – закричала она, потрясая кулаками.

Горбунов повернул свою широко ухмыляющуюся физиономию к столпившимся внизу станичникам, в притворном ужасе обхватил голову руками.

– А еще кто, матушка?

Толпа грохнула хохотом. Поняв, что смеются над ней, попадья взвилась еще пуще.

– Ирод! Иуда! – выкрикивала она. – Сатана!.. Сволочь!

Ухватившись за живот от смеха, Илья едва выдавил:

– И как ты стольких ангелов обласкала…

Попадья, поняв наконец причину неудержимого хохота, умолкла. В углу веранды она увидела скорчившуюся от смеха Зойку.

– И ты тоже! – злобно прошипела она. – Ну погоди же…

Побагровевший от смеха Овсепян махнул рукой конвоирам.

Кто-то подтолкнул Илью. Дед Григорий неуверенно поплелся следом, не спуская взгляда со спины внука.

Первое, что увидел Горбунов, когда его втолкнули вслед за Овсепяном, была плеть, висящая на стене. Напротив входа, у окна, так, что тень скрывала его лицо, сидел Волох, облаченный в серые бриджи и зеленый френч. Илья лишь мельком скользнул по нему взглядом и с нескрываемым интересом стал рассматривать сидящую за столом женщину. Серая папаха, черная черкеска с серебряными газырями, перекрещенная тонкими ремешками от шашки и кобуры револьвера, белая рубаха-косоворотка, виднеющаяся в широком вырезе черкески, – все это сидело на ней ладно, с чуть уловимым кокетством и молодецкой лихостью. Белое, не тронутое загаром лицо с подвижными чертами не было жестоким. «И как это ее угораздило в атаманы…» – с сожалением подумал он. Она окинула его настороженным взглядом, медленно перевела взор на неподвижно замершего у двери деда Григория и с любопытством спросила:

– Дед, ты знаешь этого человека?

– А как же! – возмутился дед. – Чтоб я да не знал собственного внука! Он сызмальства при мне… Казаком его сделал, а он спутался хрен знает с кем.

Овсепян украдкой покосился на Волоха. Осторожно уселся на табуретку.

– Расскажи, дед, что знаешь! – распорядился он.

– Эт про што?

– Как пришел, что говорил…

– Пришел обыкновенно, как все люди ходят, – ногами, – спокойно заговорил дед, не глядя на внука, засунув по привычке большие пальцы рук за ремешок на поясе. – Дело перед грозой было… Я ему говорю, чтоб в хату шел, а он спрашивать начал: где атаманша проживает да кого поймали вчерась…

Лена беспокойно повела бровями.

– Я ему про все рассказал, что знал, – продолжал дед. – А как он ушел, призадумался. «Зачем, – думаю, – ему все знать надобно?» Пошел к Карпычу, – старик кивнул на знакомого Волоху казака, – он сосед мой. Рассказал ему про все… Потом… Вот он!

– Молодец, дед! Ты настоящий казак! – похвалил Овсепян. – Говори, что хочешь за добрую услугу?

– Да мне ничего не надобно. Вот только внука… не убивайте.

Все, за исключением Карпыча, посмотрели на старика как на помешанного.

– Зачем же донес про него? – не сдержала удивления атаманша.

– Хочу, чтоб снова с казаками был, а не супротив казаков.

– Ну и болван ты! – чуть ли не со слезами в голосе вскипел Илья. – Настоящие казаки с Кубани и Дона за власть Советскую воюют, а не за толстобрюхих куркулей Деникиных да вот этих лавошников! – Он кивнул в сторону Овсепяна.

– Молодец, дорогой! Теперь мы знаем, ты большевичок! – довольно потирая руки, воскликнул Овсепян.

– А я в не собирался отпираться! Сбрехал бы, так ты б не поверил.

– Правильно! Теперь скажи: зачем сюда пришел?

– Сюда не приходил, сами привели! Я этот дом с малых лет не перевариваю.

– Это я уже видел… Зачем в станицу пришел? Зачем про атаманшу спрашивал?

– А на что тебе знать? Может, влюбился!

– Надо знать, дорогой. Ты лучше не серди меня. Скажешь все – с дедом домой пойдешь, не скажешь – так отделаю, ноги у меня целовать будешь!

Илья пружинисто напрягся, когда Овсепян, возбужденно сверкая глазами, нарочито медленно приблизился к нему. Двое казаков повисли на его руках. Овсепян сдернул с гвоздя плеть, поиграл ею и ожесточенно начал хлестать пленного, стараясь попасть по лицу.

– Я тебя, дорогой… сволочь! Я тебе весь морда исполосую!

Повисшие на руках казаки не давали разведчику уклоняться от ударов. Он пригибал голову, по плеть все равно достигала лица. Неожиданно армянин ударил его ногой в пах. Илья охнул от резкой боли и потерял сознание.

Дед Григорий тусклым взглядом наблюдал за избиением, не проронив при этом ни звука.

– Отнесите его в сарай! – распорядилась атаманша.

Овсепян, тяжело переводя дыхание, остался стоять посреди комнаты в позе зверя, у которого неожиданно отняли полуистерзанную жертву.

– Не можешь ты допрашивать пленных, – с нескрываемым торжеством и насмешкой поддела его Лена. – Надо об этом Ропоту сказать, чтоб отправил уборные чистить…

– У Деникина не таких заставлял говорить! – просипел бывший подполковник деникинской контрразведки, направляясь к двери. На пороге он обернулся, кинул недобрый взгляд на Волоха: – Еще посмотрим…

После его ухода в комнате несколько минут царила гнетущая тишина, нарушаемая лишь доносившимся со двора и улицы веселым оживлением.

– Как ты думаешь: зачем ему нужно было знать, где я живу? – нарушила молчание Лена, пытливо заглядывая в лицо мужа.

– Не знаю… – уклонился тот от ответа.

– Зато я знаю! – с вызовом бросила она. – Ему нужно было увидеться с тобой! И вы виделись! Ты передал ему, что услышал от меня… А вот уйти он не успел: пожрать у родного дедушки захотелось!

– Думай что хочешь!

– Должна думать! По вашей милости сделалась атаманом!.. Сегодня же уведу отряд. Этого расстреляем!

– Если ты уверена, что он связан со мной, расстреливай и меня.

Она затравленным взглядом смотрела ему в лицо.

– Сережка, кто я?

Волох неопределенно пожал плечами.

– Если для меня, так с одной стороны жена, с другой – сатана!

Она горько усмехнулась.

– Баба не баба, мужик не мужик… Не могу я тебя убить! Люблю же… Слышишь, люблю!

Лена порывисто бросилась к нему, стала на колени и заплакала, уткнувши лицо ему в живот.

– Что же нам делать?! – выдавила она сквозь слезы. – Ведь не могу же я все бросить!

– Можешь, если захочешь!

– А почему ты не хочешь?

– Во-первых, я уверен в нашей правоте. А ты в чем-либо уверена?

– Нет! Но предателем тоже не могу быть! – Она подняла к нему заплаканное лицо и впервые в этот день улыбнулась.

– Странно у нас получается, Сережка. Ничего друг другу не говорили, а все известно… Я теперь почти верю – ты комиссар… Уходи сегодня же, иначе я не смогу спасти тебя! Слышишь?…

– Слышу. Теперь ты послушай. Раз уж действительно карты открыты, делай как прикажу я, твой муж. Ты должна бросить банду! Сделаешь это ради себя, ради меня, ради наших будущих детей, ради брата, наконец!

– Брата?

– Да! Алексей Христов – командир полка, где я комиссар.

Лена оторопело посмотрела в глаза мужа, пытаясь заметить хоть искорку спасительной лжи. Медленно села на пол, закрыла руками лицо, будто спрятаться хотела.

– Господи! Что ж это?… Брат – командир, муж – комиссар, а я… О-о-о! И моего Степушку тоже красные убили!

– Это нелепая случайность!

– Где ты был раньше, чтоб сказать мне это? Зачем мне все это знать теперь, когда уже нет возврата?…

Она вдруг умолкла, напряженно прислушалась к воцарившейся во дворе неожиданной тишине.

– Что там случилось? – взволнованно спросила.

Со двора, так же неожиданно, как до того наступила тишина, донесся взрыв бурных криков и резких возгласов. Множество ног застучали в коридоре за дверью.

– Беги! – Она кивнула ему на окно, выхватила из кобуры револьвер. – За меня не бойся!

– Все равно не уйти. Кони…

Дверь с треском распахнулась, и в комнату ввалилась толпа возбужденных казаков во главе с торжествующим Овсепяном.

– Вот он!

Все взоры обратились на Волоха.

– Попался, комиссар!

– Хотел нас угробить, теперь сам запляшет…

Волох шагнул вперед и так, что за общим гомоном его услышала только жена, шепнул:

– Не делай глупостей! Меня не спасешь…

Атаманша трижды выстрелила в потолок.

– Тихо!

Толпа вздрогнула, умолкла, шарахнулась назад.

– Что случилось? Почему врываетесь ко мне без дозволения? – негромко спросила она, с мрачной решимостью сверкая глазами.

Из толпы вытолкнули запыленного, уставшего Реву.

– Пущай он объяснит.

Рева отер рукавом капли пота со лба, опасливо покосился на револьвер в ее руке.

– Ты, Мария, этой штукой не балуй…

– Ты за этим приехал, чтоб советы мне давать? Без тебя знаю, чем и с кем мне играться.

– Я от Ропота, – многозначительно заявил он.

– Не впервой вижу, знаю, что за голубь. Говори, что надо!

– Андрей Филиппыч приказал арестовать твоего мужа. Он комиссар! Он шпионил за нами…

– А Ропот почем знает, кто он?

Она умышленно тянула время, лихорадочно искала хоть малейшую зацепку в словах связного, чтоб послать его к черту. Но тот твердо знал, что делает.

– Знает. Они с ним друзьяки были…

– Вот как… – И медленно произнесла: – А если я не отдам его?

Рева опасливо попятился в толпу.

– Казаки знают! Они не позволят…

– Ты с кем, атаманша? – выкрикнул кто-то. – С нами аль нет?

Толпа сдержанно загудела, надвинулась. Она не дрогнула. Шагнула навстречу. И они вновь умолкли, отшатнулись, готовые, казалось, повиноваться ее власти.

И тут вперед вышел гигант Савич.

– Стреляй в меня, племянница! – спокойно предложил он. – Ты казаков поднимала против Советской власти, я помогал тебе.

Атаманша вздрогнула всем телом, словно от удара пастушечьего бича. Окинула толпу тяжелым недобрым взглядом. Медленно опустила револьвер обратно в кобуру.

– Хорошо, – медленно, разделяя каждое слово, произнесла она. – Я отдам его… Но с условием… – Все напряженно ловили каждое ее слово. – Он умрет сегодня же… Здесь, на майдане. Не ни до казни, ни после ни один волос не упадет с его головы… Кто хоть пальцем тронет – разорву на куски! Согласны?

В толпе согласно закивали. Одобрительно загудели, понимая ее чувства в этот тяжелый момент.

– Ропот приказал к нему его доставить! – выкрикнул Рева.

Глаза атаманши дико сверкнули.

– Проваливай отсель! Увижу – застрелю!

Рева не заставил повторять угрозу. Знал – исполнит.

– Чего стоите? Ведите его к тому… Да охрану поставьте получше, чтоб я спасти не смогла!

Она с усилием склонила голову к плечу, желая хоть искоса взглянуть на мужа, неподвижно стоявшего за ее спиной, но не взглянула. Резко вскинула голову и быстро вышла. Казаки поспешно расступились, уступая дорогу. С веранды окинула хмурым взглядом притихшую при ее появлении толпу во дворе.

– Закройте рты! Мужа моего уже забрали… Казнь через два часа… А теперь мотайте отсюдова!.

Пока люди поспешно покидали поповский двор, неподвижно стояла на веранде. Когда двор совсем опустел, сорвала вдруг с головы папаху и, прикрыв ею лицо, стремительно убежала на конюшню.

Заглянувшая туда минут через десять Зойка увидела, как атаманша, зарывшись головой в сено, судорожно извивалась в рыданиях…

Волоха отвели в один из пустующих амбаров поповской усадьбы. Никто на него не крикнул, никто не толкнул. Овсепян хотел было дать какие-то указания, но его по-доброму послали так, что он, сжавшись, поспешил скрыться неведомо куда.

Когда глаза свыклись с полумраком, Волох разглядел скорчившегося на полу Горбунова, который молча глядел на комиссара сквозь щелки распухших век на окровавленном лице.

– Больно? – сочувственно спросил Сергей, усаживаясь рядом.

– Ничего, уже отошел, – отозвался разведчик, с трудом шевеля распухшими губами. – Жаль, не успел вас предупредить.

– О чем?

Илья коротко рассказал о подслушанном Федькой разговоре в бане.

– Это было бы ни к чему.

– Чего так?

– Меня жена об этом предупреждала. Но я не мог уйти.

– Почему?

– Сам не понимаешь? Уйди я – и банда уйдет. У Ропота сил останется больше для восстания… Потом, мне кажется, нам готовят ловушку. Ропот ведь понимает, что я пришел в разведку не один и что данные о расположении банды уже известны в эскадроне. Но он не приказал им покинуть Глинную, а лишь распорядился арестовать меня и доставить к нему. Значит, Шапошникова здесь ждут. Точнее, ждет Ропот, а атаманше об этом не говорит. Ведь военная логика подсказывает, что для уничтожения банды нужно окружить ее. Но в этом случае силы эскадрона, и без того небольшие, будут распылены, и не составит труда разгромить его… Если Шапошников послушает меня, нанесет направленный удар силами всего эскадрона, то сможет и урон нанести, и себя уберечь… Здесь все решает время: если успеют в ближайшие два-три часа – успех будет…

– А почему позже не будет?

– Психологический фактор, – невесело усмехнулся Волох. – Скоро на майдане должны казнить меня. Любопытных соберется много… Потом банда уйдет и будет жалить злее прежнего…

– Ты чего здесь крутишься, дед? – раздался голос снаружи.

– Узнать хочу, – захрипел в ответ голос деда Григория. – Чего с внуком моим будет?

– Вот гад! – со злостью буркнул Илья.

– А чего с ним будет, – равнодушно ответил один из часовых. – Должно, повесят вместе с комиссаром.

– Ты на майдане посмотри, – посоветовал другой. – Коль виселицу на двоих делают, знать, там и встретишь опосля своего Илюху.

– Благодарствую, – сухо ответил дед. – Карпыч, подь ко мне на немножко. Дело есть…

Карпыч неохотно вышел из тени амбара. Вскоре вернулся.

– Чего это он? – спросили его.

– Да так, наган просил…

– Какой еще наган?

– Да что у Ильи ночью отобрали.

– А на что он ему?

– Память, говорит… Да еще боится. Красные придут, ему тоже петельку накинут.

– Отдал?

– Отдал. Пущай потешится! Поди, и в руках держать не сможет…

– Гляди, как бы у твоего брюха не подержал…

Карпыч хмыкнул что-то неразборчиво.

Илья призадумался. Видимо, дед что-то затевает. Вряд ли он всерьез станет думать о защите. В его возрасте смерти не боятся. Ее ждут как высшего блага, как избавления от непосильного бремени жизни. Но что он задумал? В душе шевельнулась смутная надежда…

– Станичники! – весело зашумел разведчик. – Хотите, расскажу, как Карпыча женили в первый раз?

– Гляди-ка, оживел?

– Давай, Илюха, сбреши напоследок!

– А ты что, у него сватом был?

– Заткнитесь, коль слушать хотите! – крикнул Илья. Когда караульные утихомирились, начал рассказ, лукаво поглядывая на грустного комиссара: – Когда Карпыч молодой был, народ тогда еще темнее вас, дурандосов, был. Карпыч вон до двадцати годочков без штанов в одной длинной рубахе бегал, песочком игрался: наберет песочку в подол и бежит через всю станицу…