Текст книги "Искатель. 1977. Выпуск №6"

Автор книги: Юрий Тупицын

Соавторы: Николай Поночевский,Рудольфе Валеро
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

– О причастности никто, кроме вас, не говорил, – уточнил следователь. – В завершение нашей беседы я хотел бы задать вам простенький вопрос: чем вы занимались в позапрошлый вечер? Где были?

Вновь человечек замкнулся в своей непроницаемой скорлупе: прижал подбородок к груди и быстро-быстро заморгал, как будто это помогало ему мыслить. Та часть его лица, которую мог видеть Сарриа, не выражала буквально ничего. Наконец он произнес:

– Ходил в кино.

– Куда?

– В… «Синематику».

– На какой фильм?

Прежде чем ответить, он снова долго моргал.

– «Андалузский пес».

– О чем он? – спросил лейтенант, который не помнил, видел ли сам этот фильм.

– О…

На этот раз его веки заморгали еще стремительнее, по лбу пошли морщины, он насупил брови, прикусил нижнюю губу…

– Не помню… – произнес наконец Вальдо.

– Значит, два дня назад вы видели кинофильм, но не помните, о чем он. И вы рассчитываете, что я вам поверю? Вы совсем ничего не помните?

– Ну, как же…

Человечек силился выглядеть озабоченным.

– Да… вот припоминаю… Там была группа людей… А потом пес. Да, пес…

– Андалузский, не так ли? Очень уж вы наблюдательны, – насмешливо бросил лейтенант. – Так, значит, не можете вспомнить кинокартину, которую видели позавчера?

– Представьте себе. Дело в том, что этот «Андалузский пес»…

– Это все чепуха, – оборвал его Сарриа.

– Нет, не чепуха, – поправил его Вальдо, – а сюрреализм.

– Что?

– Я о фильме говорю.

Сарриа встал со стула и, опершись на край кульмана, спросил:

– Кто-нибудь может подтвердить насчет кино?

– Моя невеста. Она ходила со мной.

Вальдо попытался выдавить улыбку.

– Ваша невеста? И больше никто?

– Я не хожу с какими-нибудь там финтифлюшками.

– В тот вечер вам бы это как раз не помешало.

– Ну, знаете! – обиженно воскликнул человечек и по жал плечами.

– Хорошо, – произнес лейтенант таким тоном, будто сказал «плохо», – думаю, на сегодня хватит. Если ненароком что-нибудь вспомните насчет ключей, сообщите нам.

И уже от дверей предупредил его:

– В любом случае не теряйте с нами связи.

Выйдя из барака, Сарриа направился к машине, но, уже подойдя к ней, решил зайти в дверь с табличкой «ДИРЕКЦИЯ». Там, за одним из столов, сидел человек, встретивший его раньше.

– Вы уже закончили, лейтенант? А мы только что наладили подъемный кран.

– У вас есть газета?

– Сегодняшней нет, есть старая.

Сарриа взял протянутую ему газету, раскрыл ее. Найдя раздел объявлений о показе кинофильмов, стал искать номер телефона «Синематики».

«КИНОТЕАТРЫ НА ВЕДАДО: «Акапулько»… – «На углу 23-й и 12-й»… «Синематика» – «Андалузский…»

Название этого фильма было обведено чернилами.

– Чья это газета?

– Ничья. Для общего пользования.

– А кто мог сделать эту пометку?

Мужчина бросил взгляд на газету и спокойно, пояснил:

– Это Вальдо. Он так отмечает те фильмы, которые собирается посмотреть…

Лейтенант еще раз посмотрел на газету, спросил:

– Ваши работники ночуют здесь?

– Не все. Некоторые ездят домой.

– А Вальдо?

– Он живет здесь. Как раз в этом бараке, предпоследняя койка от края.

– Значит, если бы ему позвонили, – сказал следователь, кладя руку на служебный телефон, – то именно по этому аппарату, не так ли?

– Разумеется. И тогда я или кто-нибудь другой позвали бы его. Почти всегда это делаю я.

– А на этой неделе кто-нибудь звонил Вальдо?

Мужчина усмехнулся:

– Еще бы. Его невеста звонит ему каждый день, ровно в четыре, как часы. Мы ему так и говорим: «Проверка времени».

– Его невеста… А кроме нее, больше никто не звонил?

Мужчина задумчиво посмотрел на телефон, откинулся на спинку кресла и уже готов был сказать «нет», когда вдруг легонько стукнул по столу, наклонился вперед и произнес:

– В самом деле. Я сразу не вспомнил, потому что это было на прошлой неделе, а не на этой. Да-да. Над ним еще подтрунивали, что у его «Проверки времени» испортились часы, а он обижался.

– Ему звонила женщина?

– Нет, это был мужской голос. Я как раз к телефону подходил.

– Не знаете, о чем они говорили?

Мужчина пожал плечами.

– Ну а примерно? Может, обрывки фраз слышали.

– Должно быть, это был какой-то шутник, потому что, помнится, Вальдо сказал что-то в таком роде, чтобы его не беспокоили и оставили в покое прах его отца. А потом попросил меня, чтобы любому, кто будет ему звонить, кроме его невесты, я отвечал, что его нет. Но больше никто не позвонил.

ДЕЛО ПРОЯСНЯЕТСЯ… ИЛИ ЗАТУМАНИВАЕТСЯ?

– Говори, что нового… – Такими были первые слова лейтенанта Сарриа, когда он вошел в кабинет и увидел Эрнандеса за письменным столом.

– Садитесь, – предложил Эрнандес, – потому что информацией я буквально напичкан. Отдышаться – и то времени не было. Только что возвратился к родному очагу, – он обвел рукой кабинет.

– Ну, не говори! – возразил Сарриа, плюхаясь в кресло. – Если бы здесь действительно был мой очаг, то первым делом я принял бы хороший душ. Посмотри, на кого я похож! Из-за этой плотины я весь… Ладно, начинай.

– Итак, Густаво Гонсалес переписывался с Ансельмо до самой его смерти в шестьдесят седьмом году. Смерть Ансельмо была для него сильным ударом, и он делился этим с целым кварталом. Выглядело это так, будто у него скончался близкий родственник.

– Значит, до шестьдесят седьмого года, – повторил Сарриа. – И это называется «всего два или три письма»…

– Он не навестил в тюрьме Рейнальдо Молину, потому что болел. В то время у него дважды были сердечные приступы, а в промежутке между ними, когда он себя почувствовал лучше, сын не пустил его к Рейнальдо, потому что врач советовал избегать сильных потрясений, которые могут оказаться роковыми. Тем не менее он был в курсе событий – ежедневно звонил к Консуэло, пока старуха не буркнула ему, чтобы больше ей не докучал. В письме к Ансельмо он пожаловался на это, и тот ответил, что «эта старая какаду» не стоит его внимания.

– А как ты все это установил?

– Очень просто. У этого Густаво, кроме обжорства, был еще один недостаток, – Эрнандес показал на свой язык. – Он у него был без костей. Все это я раздобыл, совершив рейд по маршруту «мясная лавка – винный погребок». А как у вас с сынком?

Сарриа рассказал младшему лейтенанту результаты поездки на плотину.

– Безусловно, он вам лгал.

– Да, конечно, – признал лейтенант, – но мы не можем арестовать его за одну лишь безобидную ложь… пока не докажем, что не так уж она безобидна.

Зазвонил телефон. Лейтенант взял трубку.

– Сарриа? Это я – Сабади. Есть новости. Оказывается, Антонио Молина, покойный супруг Консуэло Родригес, унаследовал от отца такую же сумму, как и его брат Ансельмо. Существенное различие между ними состояло в том, что Ансельмо всегда был эксплуататором, а у Антонио было иное мировоззрение: он хорошо относился к своим рабочим, не умел или не желал вести грязную игру в бизнесе. Это стоило ему поражений во всех начинаниях, которые он пред принимал, а их было много: продажа автомобилей, обувная промышленность, купля-продажа земельных участков, горнорудная промышленность и другое. Он медленно, но неуклонно шел к разорению, вызывая этим презрение своего брата и даже собственной жены, имевшей замашки знатной сеньоры…

Сарриа попытался, но так и не смог представить себе эту шепелявящую старуху в роли великосветской дамы.

– Альберто – его сын от первого брака. Первая жена Антонио Молины умерла во время родов, после чего он женился на Консуэле: Хосе-Рамон – их общий сын. Когда Антонио в шестьдесят третьем году умер, он оставил своей вдове и сыновьям все, что имел: дом и машину. Вот и все, что я разузнал об Антонио. Теперь слушай дальше.

Я переговорил с доктором, о котором говорила Консуэло, и он подтвердил, что звонил в тот вечер примерно без четверти или без двадцати минут двенадцать. Это соответствует тому, что говорили они. По словам врача, он разговаривал с сыном, так как мать лежала в постели. Это снимает с Хосе-Рамона все подозрения.

– Послушай-ка, а что ты установил насчет Альберто Молины, который находится в трудовой колонии? Может быть, у него в тот вечер была увольнительная?

– Я как раз собирался об этом рассказать. В комитете его квартала отмечены все дни, когда он должен получать увольнительную. Это у них делается в целях контроля по согласованию с центрами перевоспитания и социальной профилактики. В день, когда было совершено преступление, увольнительная ему не полагалась, хотя они мне посоветовали на всякий случай проверить еще в колонии. В КЗР мне также сообщили, что они интересовались поведением Альберто в деревне. Оказывается, работает он очень хорошо, поведение также отличное. Преступление, за которое он угодил в колонию, не слишком тяжкое: он работал шофером и однажды вечером, после работы, без разрешения заехал домой на служебной машине. Позже он признался, что допускал такие нарушения и раньше. В этом же случае имело значение то, что автомашина предназначалась для отправки в глубинные районы страны и в ящичке на передней панели находились деньги и талоны на бензин.

Во время рассмотрения дела он заверял, что не знал об этом и что ни к талонам, ни к деньгам не притрагивался, но остается фактом, что, когда на следующий день он пригнал машину обратно, ящичек был пуст, а замок на нем взломан. Дверцы кабины, однако, не имели следов взлома, а единственная связка ключей от машины осталась у него.

Украденные деньги и талоны найдены не были. Поскольку уголовного прошлого он не имел и был добросовестным работником, ему дали только шесть месяцев исправительных работ.

Едва лейтенант положил трубку, как телефон зазвенел снова.

– Слушаю. Да, Сарриа… Ого! Этого я ожидал. Взорвалась? Тем лучше. Что собой представляет? Отправьте в лабораторию, чтобы установили происхождение этого динамита. Всего доброго.

– Скважина?! – изумился младший лейтенант.

– Именно, – подтвердил Сарриа. – Нашли подрывную шашку домашнего производства примерно в сотне метров. Судя по количеству взрывчатки, взрыв не причинил бы ни малейшего вреда.

– И это склоняет вас к версии с похищением папки?

– Ага. Эта шашка представляла собой непригодный динамитный патрон, закрепленный с помощью винтов и гаек внутри какой-то трубы. Это смахивает на инсценировку. Они думали, что…

– Один момент! – прервал его Эрнандес. – Разве это ни о чем вам не говорит?

– Я же сказал тебе: это смахивает на инсценировку.

– Нет, я не о том. Я имею в виду динамитный патрон сам по себе.

– Так что же?

– Откуда вы только что приехали? – ответил младший лейтенант вопросом на вопрос.

– Я?… Я был на… Что ты хочешь этим сказать?

– Что вы меньше часа назад находились в таком месте, где при известной ловкости и осторожности можно вполне раздобыть непригодный динамитный патрон. Особенно если ты инженер.

– Ты связываешь Вальдо с… – показал головой Сарриа.

– Я связываю Вальдо, его ложь насчет отца, его сомнительное алиби, телефонный звонок к нему, отметку в газете и те безусловные возможности, которые он имеет, чтобы достать динамит. Вам этого мало для подозреваемого?

– Нет, пожалуй, нет, – медленно ответил лейтенант. – И к тому же он у тебя был на прицеле.

– Да, но сейчас я предпочел бы, чтобы он был здесь.

Уже в дверях их остановил телефон, звеневший пронзительно и настырно. Лейтенант вернулся к письменному столу, снял трубку:

– Слушаю! Да, говорит Сарриа. Молина? Разумеется, меня интересует. Говори… В церкви? – Он сделал Эрнандесу знак рукой, чтобы обождал. – Хорошо… Дай мне адрес реставратора. Что еще?… Женщина… Молодая или старая?… Да, понятно… Все, что будет иметь отношение к семейству Молины, обязательно мне сообщай. Я больше чем уверен, что это преступление в Департаменте нефтедобычи так или иначе связано с ними. До скорого.

– Что произошло? – спросил младший лейтенант, услыхав фамилию Молина.

– Я, правда, не знаю в точности, насколько сопричастно это с нашим делом, но что сопричастно – даю голову на отсечение. А вообще-то… Понимаешь, накануне того дня, когда было совершено преступление, двое мужчин разбили скульптурный образ испанской Святой девы в доме одного реставратора, которому эту скульптуру передал священник.

Священник же и заявил в полицию о случившемся. Он пояснил, что к нему в церковь позвонила какая-то женщина и поинтересовалась этим образом, сославшись на то, что должна исполнить обет. Священник сообщил ей, где находится эта скульптура, и только позже сообразил, что с ним говорили измененным голосом: ему и впрямь показалось странным, что он не мог определить, принадлежит этот голос молодой женщине или старой.

– А при чем тут семейство Молины?

– При том, что падре весьма огорчен, ибо Святую деву ему вручил лично Ансельмо Молина в шестидесятом году. Он отдал ее священнику на сохранение.

Эрнандес присвистнул от удивления.

– Тот фант, что Ансельмо вручил священнику Святую деву в шестидесятом году, не кажется мне чем-то из ряда вон выходящим; другие эмигранты поступали точно так же.

Но то, что тринадцать лет спустя какие-то двое совершили наскок на нее именно накануне того дня, когда в бывшем особняке семейства Молины произошло убийство, является знаменательным совпадением… слишком знаменательным, чтобы оставить его без внимания. Я поехал к этому скульптору, а ты займись Вальдо.

– А кто же второй? – спросил Эрнандес уже в коридоре.

– О ком ты?

– Святая дева дала знать, что этих проходимцев было двое.

– Ах вот ты о чем. Но их было трое, – уточнил Сарриа. – О женщине забыл? А я все думаю…

– О невесте инженера?

– Да, – признался лейтенант. – Теперь остается определить второго мужчину.

СЕКРЕТ ИСПАНСКОЙ СВЯТОЙ ДЕВЫ

– Это было ужасно! Ужасно! – размахивал руками скульптор-реставратор.

Они с Сарриа стояли в помещении, которое раньше служило гостиной типичного дома в Лоутоне. Мебели не было. В этом помещении, превращенном в мастерскую, были только два длинных стола, заставленных бесчисленным множеством разнообразных предметов – от керамических кофейных сервизов до всякого рода картин, были здесь и деревянные резные изделия – лодки, украшенные бычьими рогами, пепельницы. Вдоль двух стен красовались гипсовые алтари – некоторые еще недокрашенные, а в углу, образованном этими стенами, стоял на костылях Святой Лазарь, в то время как собаки слизывали с его ран красную краску.

– Никогда не представлял себе, что могут быть такие… такие страшные люди! – который раз повторял реставратор, а Сарриа, глядя на него, почему-то вспоминал Консуэло Родригес с ее недостающим зубом… хотя этой тощей фигуре недоставало каких-то более значительных деталей.

И дефекты эти проявлялись не только в разговоре, но и во всем остальном: в позах, жестах, вскинутых бровях…

– Успокойтесь, успокойтесь же и расскажите, как все это было, – попросил лейтенант.

– Мне успокоиться? Это невозможно, невозможно. Никогда со мной ничего подобного не происходило. И тем белее со Святой Тересой де Хесус, причисленной к лику святых в 1614 году и канонизированной в 1622 году, – взволнованно произнес мастер, как будто именно эти даты просил его сообщить следователь.

– В котором часу это произошло? – как можно спокойнее спросил Сарриа, призывая на помощь свое неиссякаемое терпение.

– Ночью. Нет, подумайте только, какие негодяи! Правда?

– Вы спали?

– Ой, нет. Из-за этой бессонницы я глаз не могу сомкнуть. Вот из-за чего я особенно расстроен. Если бы я себе спокойно спал… – Говоря это, он дотронулся до бинтов, обмотанных вокруг головы.

– Вы услыхали шум и поднялись, не так ли?

– Да, именно так и было. Я находился в своей комнате, ничего не ведая, и вдруг слышу такой звук, будто кто-то в окно лезет. «Кошка, должно быть», – подумал я и встал: не дай бог, еще разобьет мои сокровища. У меня же здесь творения божественные, – он обвел рукой мастерскую. – К примеру, вот этот Святой Лазарь просто бесподобен. Да зачем далеко ходить, как раз на той неделе у меня хотели его купить, но я…

– Вы услыхали шум и вышли посмотреть, – прервал его лейтенант. – Ну и что увидели?

– Так ничего и не увидел! Почувствовал удар и свалился без сознания на пол.

– И это все?

– Нет. Потом очнулся. Даже вспоминать не хочется. Я здесь один, голова кровоточит, а тут эти двое, словно звери, безжалостные звери. Я хоть и пришел в себя, но виду не подаю. Только время от времени приоткрою один глаз и сразу же закрою. Ведь опасность какая! Понимаете?

– А чем занимались они?

– Рыскали по всей мастерской с двумя фонариками, пока не нашли Святую Тересу. Все же они, очевидно, люди набожные, потому что знают, как отличить настоящую Святую от всех прочих вещиц…

«Не думаю, чтобы эта их набожность носила чисто религиозный характер», – подумал Сарриа, а вслух спросил:

– А потом что? Они уронили эту скульптуру на пол?

– Нет-нет, куда там! Они поступили, как настоящие вандалы. Схватили ее за голову – какое святотатство! – и, за вернув в мою же скатерть, с размаху стукнули о стол.

– Стало быть, они не собирались унести ее с собой? Скажите, а после того как разбили, они ничего не искали у нее внутри?

– А вы откуда знаете? Так оно и было. Когда разбили ее, на пол упало что-то металлическое. В этом я уверен, потому что звук был совсем не такой, как у гипса. Они на клонились, посветили фонариками и что-то подняли с пола.

– Вы слышали их разговор?

– До этой минуты они все время молчали. А тут один из них говорит: «Вот они. Идем отсюда, а то от этой мерзости мне уже не по себе». Какие наглецы, правда?

– У вас сохранились обломки?

– Конечно. Я ее почти восстановил. Не стану же я выбрасывать Святую Тересу на свалку.

Реставратор наклонился и вытащил из-под стола ящик от вермишели. Оттуда вынул скульптуру, в которой недоставало только основания и некоторых деталей туловища. Как мог определить Сарриа, золота на эту скульптуру не жалели. Реставратор пояснил:

– Это произведение искусства. Датируется XVIII веком.

– Внутри она пустая?

– Да. Обычно такие скульптуры заполняют бумагой.

– А в этой бумаги не было?

– Была. Я ее выбросил. Вчера, когда решил реставрировать, выбросил бумагу. К чему было ее сохранять?

– Сегодня здесь уже проезжал мусоровоз?

– Не проезжал, но должен вот-вот быть.

– Тогда принесите, пожалуйста, ваш мусорный ящик.

Тощая фигура реставратора метнулась на улицу, и через минуту перед лейтенантом стоял жестяной ящик, на котором краской было выведено название улицы и номер дома. Лейтенант вытряхнул из ящика пожелтевшую бумагу.

– Это она?

– Да.

Сарриа разложил бумагу на столе.

– Интересно… Как раз то, что я и предвидел.

– Что? – обеспокоенно спросил мастер.

– Не кажется ли вам странным, что скульптура, созданная в восемнадцатом веке, содержала внутри себя газету 1960 года?

– Не может быть! Позвольте взглянуть… Действительно, так и есть.

Сарриа принялся внимательно обследовать бумагу и, заметив что-то, удовлетворенно усмехнулся:

– Следы ржавчины! Именно здесь оставил ключи Ансельмо Молина перед тем, как покинуть страну.

– Молина? Вы сказали Молина? Именно так один из них назвал другого.

– Что-о?!

– Да. Когда они наклонились, ища упавший на пол предмет, один из них случайно осветил лицо второго, и тот сказал: «Убери свет, Молина».

Сарриа застыл от неожиданности. Все вчерашнее утро и часть дня они с Эрнандесом и Сабади анализировали и обсуждали это дело, а остальное время посвятили поискам родственников Ансельмо. Сегодня сам лейтенант уже побывал в четырех местах, если не больше, везде беседовал с людьми, но до сих пор в этом деле оставались существенные пробелы, а в подозреваемых числился один-единственный человек, да и то без конкретных улик. И вот сейчас, между делом, почти случайно ему сообщают фамилию преступника и даже, может быть,…

– Вы сказали, что один из них высветил лицо другого?

– Да. Злой такой тип.

– В таком случае… Вы бы смогли опознать его?

– Н-нет, не смог бы. Было очень темно, – ответил он, от волнения запинаясь.

– Но разве вы не сказали, что его лицо было освещено и выглядело не слишком приятно?

– Да, но… Не думаю, чтобы…

Лейтенант понял причину его сомнений и решил взять в союзники боязливость реставратора:

– А вам не приходило в голову, что, оставшись на свободе, этот преступник может снова явиться сюда и вытрясти из вас душу? Я говорю это ради вас. Разве вы хотели бы, чтобы подобное случилось?

– Ник-когда! Никогда! – Глаза реставратора чуть не вылезли из орбит. – Я попытаюсь.

– Тогда поехали.

РЕСТАВРАТОР ОПОЗНАЕТ СВОЕГО ОБИДЧИКА

Войдя в кабинет, Сарриа направился прямо к Эрнандесу, сидевшему за письменным столом.

– Вальдо находится в соседней комнате, – объявил младший лейтенант. – И уверяю вас, он гораздо больший ловкач, чем вы можете себе представить. Как только понял, что я приехал за ним, так сразу стал проявлять готовность помочь нам. Я сказал ему, что хотим допросить его еще раз, и не успели мы съехать с насыпи, как он уже признался, что, по-видимому, совершил ошибку.

– Ошибку?

– Начал разглагольствовать насчет того, что, бывает, человеком овладевает страх, и еще бог знает что молол, пока наконец не дошел до сути дела. В конце концов он признался, что солгал по поводу связи Густаво с семейством Молины. Поступил он так, говорит, потому, что всегда осуждал своего отца в этом вопросе, а после его смерти считал, что больше никогда ему не придется касаться этой темы… пока вы не сообщили, что направляетесь к нему для допроса. Упомянул он и насчет телефонного звонка и извинялся, что по той же самой причине не решился довериться вам.

– А как насчет взрывчатки?

– Я установил, что к ней могли иметь доступ только несколько человек, и среди них – Вальдо. Правда, выяснилось, что он уже больше недели не ходил на тот склад, где хранится взрывчатка.

– И что же ты по этому поводу думаешь?

– Думаю, что он мог запастись взрывчаткой заблаговременно, чтобы избежать подозрений. В общем, его невиновность не исключена, но я лично в нее не верю.

– А мне поверишь, если скажу тебе, что через пять минут ты сможешь сам во всем убедиться?

– Вы что-то обнаружили?

– Да. Свидетеля. Реставратор видел одного из преступников в лицо. Я его оставил внизу. Хотел сперва переговорить с тобой и узнать насчет Вальдо, а потом уже пригласить его сюда.

– Что ж, вы уже все знаете.

– Но есть еще кое-что, – заметил Сарриа.

– Что именно?

– Тот самый очевидец слышал фамилию одного из злоумышленников.

– Да ну! – воскликнул Эрнандес и наугад спросил: – Гонсалес?

– Нет. Молина!

На этот раз младший лейтенант не издал своего свиста, каким встречал все неожиданное, – такое охватило его изумление:

– Молина?

– Точно так. И именно поэтому я хотел с тобой побеседовать до того, как пригласить сюда реставратора. Скажи-ка мне: если Альберто Молина не имел увольнительной, а Хосе-Рамон Молина находился при своей больной мамаше, тогда какой еще Молина мог быть здесь замешан?

– Не хотите ли вы сказать, что… Рейнальдо Молина?

– Даже думать о нем не хотел бы, но…

– Неужели этому типу недостаточно было Хирона?

– Ладно, так или иначе отложим пока выяснение личности этого неизвестного Молины и воспользуемся нашим свидетелем. Я иду за ним, а ты приведи сюда Вальдо и еще несколько «подозреваемых». Проверим, был он сообщником или нет.

Из пяти человек, представленных на опознание, реставратор Вальдо не признал. Когда они снова остались в кабинете одни, Сарриа подошел к письменному столу, достал из ящика одолженную у Андреса фотографию, на которой были изображены все бывшие служащие Молины, и вручил ее реставратору:

– Поглядите сюда, только спокойно, и скажите, нет ли его здесь.

– Я предпочел бы опознать его по фотографии, а то мне просто дурно делается, – оправдывался мастер.

– Изучите ее повнимательнее, – попросил младший лейтенант.

В кабинете воцарилась тишина; впрочем, через несколько секунд ее нарушил телефонный звонок.

– Слушаю, – отозвался лейтенант. – Да. Говори, Сабади.

– Сарриа, я нахожусь в колонии. Послушайте, что я вам скажу, только не упадите: Альберто Молина имел увольнительную точнехонько в тот вечер, когда было совершено преступление.

– Что?! Как это могло случиться?

– Его отпустили в виде исключения, по причине болезни мачехи. Всего ему дали четыре часа: от половины десятого вечера до половины второго ночи.

– В таком случае он вполне мог порешить ночного сторожа.

– Несомненно.

– Его мачеха и брат лгали нам, покрывая его. Должно быть, они не знали всей тяжести преступления… Послушай-ка! Какую работу выполняет Альберто в колонии?

– Подождите минуточку, сейчас спрошу.

Сарриа повернулся к Эрнандесу, стоявшему рядом.

– Альберто Молина во время преступления имел увольнительную.

Младший лейтенант присвистнул:

– Сарриа…

– Да, говори.

– Альберто работает в составе бригады, строящей дорогу.

– Что-то такое я и предполагал. Там можно раздобыть взрывчатые вещества. Ладно, Сабади. Думаю, он уже наш. Выполни все необходимые формальности и доставь его сюда для допроса.

– Невозможно, лейтенант.

– Почему?

– Потому что Альберто Молина два часа тому назад получил увольнительную, на сей раз по графику.

Сарриа сцепил зубы, несколько мгновений подумал и сказал:

– Хорошо, в таком случае возвращайся.

– Есть. До скорого.

– До скорого. – Лейтенант положил трубку и взглянул на Эрнандеса. – Будем его искать. Возможно он отправился к себе домой.

Эрнандес подошел к реставратору, державшему фото перед самым своим носом.

– Ну, кого-нибудь узнали?

– Сожалею, но…

Снова зазвонил телефон. Лейтенант взял трубку:

– Лейтенант, докладывает дежурный. К вам звонит по телефону некий Хосе-Рамон Молина. Переключить на ваш номер?

– Да, благодарю вас.

Следователь сел на край стола и забарабанил пальцами по дереву. В трубке послышался обеспокоенный голос:

– Лейтенант Сарриа?

– Да, слушаю вас.

– С вами говорит Хосе-Рамон Молина, сын…

– Да-да, знаю. Продолжайте.

– Я позвонил, потому что случилось нечто странное, и я не уверен, что мне не грозят осложнения…

– Простите, – прервал его лейтенант, – не можете ли вы говорить громче? Очень плохо слышно.

– Да-да. Дело в том, что у нас телефон работает с перебоями. Если вдруг у нас прервется связь, сделайте одолжение и позвоните к нам сюда.

– Хорошо, но все же говорите погромче. Итак, что вы мне говорили?

– Произошло такое, о чем вам следует знать. Мой брат час назад прибыл с увольнительной. Он был в дурном настроении и…

Связь прервалась.

– Карамба, ну и дела, – Сарриа открыл ящик письменного стола и достал оттуда свою записную книжку. Нашел номер телефона, который записал еще в первый визит к Консуэло Родригес, набрал его на диске. Первый звонок не дозвучал еще до конца, как снова, словно сквозь пелену дождя, услышал голос:

– Ну вот, связь прервалась. Буду говорить кратко. Мой брат явился разозленный чем-то и попросил у меня ключи от машины. Я обратил внимание, что он вроде не в своей тарелке, и посоветовал ему остаться дома, чтобы, не дай бог, не натворить чего-то на свою голову. Но он ответил мне, что, мол, никому не позволит прятаться за его спиной и что этот… «негодяй» от него не уйдет. Он забрал у меня ключи.

«Дело осложняется», – подумал лейтенант, а вслух спросил:

– Он никого не называл? Или хотя бы место, куда поехал?

– Да, он назвал имя какого-то человека. Кажется… Эрнесто или что-то в этом роде.

– Попытайтесь вспомнить. Вы уверены, что он назвал Эрнесто?

– Нет… не уверен, точнее, вспомнить не могу. Он только вскользь обронил это имя, сквозь зубы. И притом с ненавистью.

– Так, говорите, он уехал на машине?

– Да.

– Хорошо. Вы правильно сделали, что позвонили, хотя, по правде говоря, ничего этого не произошло бы, если бы вы раньше сообщили нам, что вашего брата на днях специально отпускали из колонии.

– У него была увольнительная? Когда?

– Два вечера тому назад.

– Но ведь домой он не приходил. Если бы я знал, то непременно сказал бы, лейтенант.

– Ладно, в таком случае очень вам благодарен.

– Лейтенант, мой брат замешан в чем-то… серьезном?

– Похоже, что да. Мне очень жаль.

– Бедная мама, я в первую очередь жалею ее. Что ж, до свидания.

Сарриа повесил трубку и спросил у Эрнандеса:

– Ты слышал?

– Да! А чего не слышал, мог домыслить, – ответил тот. – Какое имя он вам назвал?

– Что-то наподобие Эрнесто.

– Эрнесто… Эрнесто… – начал повторять младший лейтенант, и тут Сарриа вскочил, одним прыжком оказался у шкафа, вытащил пачку фотографий, взял из них одну, показал реставратору:

– Посмотрите сюда. Это он?

Худосочный мастер широко открыл глаза, проглотил слюну и, запинаясь, вымолвил:

– Д-да! Да-да! Этот, этот. Он с-самый и есть. Это он.

На первом плане рвался с цепи красивый далматский дог, а чуть дальше стоял, сдерживая собаку, Нестор Гомес, зять ночного сторожа.

– Нестор? – недоверчиво воскликнул Эрнандес. – Но ведь я сам проверял. Этого не может быть.

Эрнандес подошел к своему столу, достал лист бумаги из папки и показал его лейтенанту.

– Вот здесь данные о том, что он делал в тот вечер.

В 23.05 ушел с работы – это небольшие механические мастерские на Ведадо, где у него тогда была вечерняя смена.

В 23.09 сел в автобус десятого маршрута, который должен был довезти его до улицы Ф, а там ему предстояло пересесть на семьдесят четвертый автобус – до самого дома.

Насчет десятого мы получили подтверждение от водителя, с которым он как раз обсуждал чемпионат мира по футболу. Затем его видел охранник КЗР, когда Нестор шел к своему дому в обычное для себя время, то есть чуть позже половины первого; это нормальный срок, если учесть, что живет он в Лоутоне и должен ехать двумя автобусами: десятым и семьдесят четвертым.

– Зато «Опель-58» может оказаться весьма быстроходной машиной, – заметил Сарриа.

– Что?

– А то, что мы должны немедля отправиться к дому Нестора, а потом уже все проверить. Мне не очень-то по нравились эти слова, что он «никому не позволит спрятаться за его спиной», – сказал лейтенант, выходя из кабинета в сопровождении Эрнандеса.

Спустившись на первый этаж, Сарриа проинструктировал одного из сотрудников, чтобы тот занялся оставшимся в кабинете реставратором и передал распоряжение всем постам полиции о задержании Альберто Молины и «Опеля-58».

СЛИШКОМ ПОЗДНО!

Лейтенант остановил свою машину позади патрульной, и оба следователя направились к прикрытому простыней телу, распростертому посреди улицы. Несколько струек крови, вытекая из-под белой ткани, образовывали красные лужицы на асфальте. Сарриа приподнял простыню.

Под ней лежал мертвый Нестор.

– Имеются свидетели, – сообщил патрульный. – Все в один голос утверждают, что это был «Опель-58» и что для несчастного случая все произошло довольно странно. Похоже на то, что водитель «опеля» совершил наезд умышленно.

– Когда это случилось?

– Минут двадцать назад.

– Далеко не уйдет. Его машину приказано задержать.

– Приходила для опознания его жена. – Патрульный указал на погибшего. – И ее хватил удар. Пришлось от править в больницу.