Текст книги "Толстый мальчишка Глеб"

Автор книги: Юрий Третьяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

– А мы их не примем! – радостно подхватил Огурец. – Скажем: валите на свой пост!

– А вам, – обратился Гусь к Мишане, – нечего тянуть волынку с трубками. Завтра и приступайте.

– Даже лучше, что народ разбежался, – оказал Огурец. – Останутся лишние трубки. Мало пистолетов, мы еще по ружью сделаем.

– По ружью и по два пистолета, – уточнил Мишаня.

– А потом, – мечтал Гусь, – сядем в засаду, поставим часовых: стой, кто идет, руки вверх!.. Вы смотрите побольше трубок набирайте. Сгодятся. Даже если лишние окажутся, будут про запас.

– Лишние пустим на обмен, – сказал Огурец. – Я знаю, кому можно обменять.

– Я дам – обменять! – рассердился Гусь. – Все бы ему менять, себе оставим! А народ найдется. Вон один идет. Эй, Аккуратист!..

Аккуратист в старой одежде трусил куда-то на промысел: видно, проведать, не появились ли грибы или ягоды, а вдруг болотца в тальниковых зарослях так уже обмелели, что можно будет в одиночку взмутить их и повыловить себе всех оставшихся там щурят и карасиков.

Услышав окрик Гуся, он вздрогнул и остановился, не зная, что делать: убегать – так от длинного Гуся не убежишь, подойти – неизвестно, что у него на уме…

– Иди, не бойся, – успокоил его Гусь. – Не тронем! Дело есть.

– Да нужен он! – сморщился Мишаня. – Какой от него толк?

– Покуда пускай побудет, – сказал упрямый Гусь. – До кучи. А как хорошими укомплектуемся – можно и выгнать. Что за важность! Здорово, Вовик! – и он приветливо подал подошедшему Аккуратисту руку, чем сильно его удивил. – Куда топаешь? Озера глядеть?

– Чего их глядеть! – быстро сказал Аккуратист. – Глядел уж: мутить не годятся – вода высоко стоит! Мартышкин труд – ловить в них… Нонешним летом вряд наедимся мы рыбки…

Из этого Мишаня понял, что болотца в самой поре и нужно поспешать, не прозевать, пока двужильный Аккуратист, наловчившийся мутить в одиночку, все оттуда один не повытаскивал.

Гусь сразу приступил к делу:

– Ответь нам на вопрос: желаешь поступить в наш коллектив?

Аккуратист, не ожидавший такой чести, заподозрил подвох.

– Знаю, – ухмыльнулся он, – купить хочете?.. Не выйдет…

– Верно тебе говорим: вот – зуб! – побожился Гусь. – Мы, понимаешь, уж сколько время об тебе беспокоимся: что это, думаем, наш Вовочка все один да один… Но не знали, какое будет твое отношение.

– Что мне у вас делать, – хмуро оказал Аккуратист. – С разными Глебами… нахалюгами жирными…

– Хо! Встренулся! – заржал Гусь. – Глеб от нас давным-давно выгнан: пускай в посту с маленькими состоит. И других кой-кого: Комара там, Братца Кролика – тоже отчислили как негодный элемент.

– Да, правда? – просиял Аккуратист. – Жирного этого… мыло… неужто разогнали?

– А ты думал!

– Он в Николашку влюбился и стал изменник, наподобие как Андрий в «Тарас Бульбе», – пояснил начитанный Огурец.

– И я его расстреляю лично, как только оружие заимеем, – пообещал Гусь, из всех книжных героев особенно ценивший Тараса Бульбу.

– Это хорошо… Это ладно… – ликовал Аккуратист. – А как же Мишаня теперь?

– Мишаня его первый и раскусил, какой это зверь к нам из сибирских лесов заявился!

Гусь похлопал. Мишаню по спине, и Мишаня нашел нужным добавить от себя:

– Суется везде, до всего ему дело. Ишь как осмелел! Не успел приехать, а уж порядки наводит.

И Мишаня поделился с Аккуратистом своим горем, рассказав о безвинно загубленных Психеей мельничках, – и не по чьей, а по Глебовой вине!

– Вдобавок чужие шнурки режет! – вспомнил Гусь. – Я ему эти шнурки не забуду!.. Поймаю да сниму с него, а что?..

– Он в сандалиях!

– Ничего! Я подожду, когда в ботинках выйдет. У меня терпежу хватит. Вот раз потеха была: отец за мной разогнался. Среди зимы дело было… Я выскочил на улицу босиком. Он стоит на пороге в валенках: «Иди домой!» Я не иду. А мороз – могучий! Ну, он стоял, стоял, замерз – уше-ел.

– А ты, Мишань, это дело так не оставляй, – посоветовал Аккуратист. – Я бы на твоем месте ему не спустил! Какое он имеет право не своих кошек отнимать?

– Это ты верно заметил! – согласился Гусь. – Вызывай его, Мишаня, один на один. Узнает, какие бойцы на Гусиновке. Не Сибирь ему тут!

– У Мишани кулак будь здоров! – поддержал его Аккуратист. – Как даст – держись за землю!

Хоть Мишане не хотелось драться с Глебом, но после такой похвалы стало приятно, что друзья такого о нем мнения: сумеет постоять за честь Гусиновки!.. Да и Глеба нужно проучить, чтоб знал свое место. А Глеб, скорей всего, испугается выйти на бой, струсит толстяк, не выйдет – и бояться нечего…

Поэтому Мишаня приосанился и заявил:

– А что? Я ему дам! Вызываю на одну руку!

– Так, значит, когда? – спросил Аккуратист. – Чего откладывать… Давайте завтра. На сколько часов назначаем?

– Часов на шесть, чтоб все с делами управились, – сказал Гусь. – Главное: я освобожусь! И попрохладней будет, не жарко, то есть, драться…

На возвратном пути, проходя мимо дома Братца Кролика, заслали туда Огурца как лазутчика и для передачи вызова, предполагая, что Глеб находится там.

Огурец долго не возвращался. Уже Гусь с Мишаней заподозрили, что и его совратили в измену, но все-таки он вернулся и коротко доложил:

– Так и есть – там!

– Ну, как он? – поинтересовался Мишаня. – Сильно испугался?

– Да не очень чтоб испугался… – пожал плечами Огурец. – Может, конечно, испугался, даже наверняка! Только снаружи незаметно… Он только опросил: «А где у вас тут дерутся?» У них, оказывается, дерутся на кладбище, возле стены, там есть и травка. А вы где будете: у нас ведь такое место пока не устроено?

– Где угодно! – сказал Мишаня, упав духом оттого, что противник не проявил никакого страха. – Мне все равно.

– Около нас можно! – сказал Гусь. – Место ровное, и травка мягкая – падать… И есть где отдохнуть. У нас всегда запасены бинты, йод…

– Зачем они? – обеспокоился Мишаня.

– Да мало ли… Когда в прежнее время тут драки проводились: Гусиновка на Новые места… У нашего дядь Паши до сих пор во дырища в голове.

Гусь показал пальцами круг величиной с тарелку, и Мишанино настроение еще больше ухудшилось.

– А у другого нашего дяди – дядь Кости, сейчас в Москве живет, – все до одного зуба выбиты. Он золотые вставил: еще и лучше, красивше.

– Значит, так и скажу, – кивнул Огурец, опять сходил на переговоры и, возвратившись, объявил: – Порядок! Говорит: приду… Братец Кролик дает ему ремешки – на руки надевать, вроде как от часов. От этого, говорит, кулак затекает, делается тверже, тяжелей. А у тебя нет таких ремешков? – обратился он к Мишане.

Мишаня слабо покачал головой.

– Ничего, обойдемся! – бодро сказал за Мишаню Гусь. – Веревочкой завяжем… какая важность!..

Мало-помалу боевой дух вновь возвратился к Мишане. Особенно после встречи с Розой и ее сестрой Лариской, которые везли куда-то пустую тележку.

Увидев их, Гусь радостно сообщил Мишане:

– Наши!

И еще издали загорланил:

– Эй, девки! Лариска! Роза, вянет от мороза! Слышь! Обождите нас!..

Лариска, похоже, не хотела дожидаться, но Роза ей что-то приказала, и они остановились.

– Огурец, когда ты нас нарисуешь? – спросила Роза, едва ребята подошли.

– Он вас так нарисует – окосоротеете! – загоготал Гусь. – Он меня в гусином виде изобразил. Я не обижаюсь… что за важность!..

– Они с Николашкой в пьеске будут выступать, – хихикнула Роза. – Нашел с кем связываться – с Николашкой-задавашкой. Будто и лучше нет…

– Ничего. Завтра он свое получит, – зловещим голосом сообщил Мишаня.

Девочки сразу пристали к нему, чтобы он им все рассказал, но Мишаня держался таинственно.

– Да-а… Получит по заслугам! – повторил он.

– Нет, правда? Ну, скажи, ну, Мишань…

– Завтра в шесть часов, – сообщил наконец Мишаня, – Один человек будет его бить.

– Кто? Ну кто? – теребили его Роза и Лариска.

– Это пока не известно… Вернее, известно, но секрет…

– Кто? Мишань, ты? Правда мы догадались?

– Может, я, а может, не я…

– Ты, конечно! Какой ты, Мишаня, храбрый! А ты с ним справишься? Он вон какой здоровый!

– А то нет! – совсем расхрабрился Мишаня. – Он еще меня не знает! Я поднимаю одной ручкой бревно, что у нас возле сарая лежит, Роза видела… Как начну! Меня лучше не затрагивай!.. А он слабый как муха!

Девочки помирали от любопытства.

– Мишаня, а можно мы придем посмотреть? Где это состоится?

– Около нашего дома, – сказал Гусь. – Валяйте, приходите, я вам скамейку вынесу.

– О-ой! Мы придем!

– Вы куда тележку везете? – поинтересовался Гусь.

– За мукой нас в город послали, – ответила Роза. – Был бы ты хороший мальчик, взял да и помог! Все равно тебе делать нечего.

– Делать-то есть что. Отец меня дожидается… – Гусь почесал затылок и махнул рукой: – Чего там! Подождет еще, что за важность. Дольше ждал! Залезайте обе в тележку, я вас покуда прокатну. Держись крепче, быстро поедем.

Девочки, хохоча, забрались в тележку, Гусь впрягся в оглобли, подмигнув дружкам, и понесся по дороге, топая ножищами, как конь.

КАК ГЛЕБ ПОМИРИЛСЯ С МИШАНЕЙ

Проснувшаяся Гусиновка занималась своими мирными делами и ни о чем не догадывалась.

В листве свежих зеленых деревьев верещали воробьи, радуясь наступающему веселому солнечному дню.

Со всех дворов слышалось бодрое кудахтанье: это куры приступили к несению яиц.

Петухан Курлыканыч вывел своих кур на улицу, на вольную травку, а сам стоял посреди дороги, горделиво озирался и время от времени кукарекал, вызывая на бой других петухов. Каждый раз ему откликался со своего двора Колюнька, достигший в кукареканье такого искусства, что Петухан Курлыканыч принимал его за другого петуха, незнакомого, хлопал крыльями и кукарекал снова и снова, сердясь, что противник все не идет схватиться с ним и помериться силой и храбростью.

Гусиновские собаки, сменившись с караульных постов, отсыпались после бессонной трудовой ночи.

Кошка Психея опомнилась от испуга и, растопырив усы, как Иван Тараканыч, сидела возле подворотни, наслаждаясь жизнью.

Малыши, нагруженные лопатками, ведерками, совками, ружьями и прочими необходимыми в их жизни принадлежностями, уже кое-где вышли и озирались спросонок, решая, за что первым делом приниматься…

С крайнего двора вышло стадо уток, крякающих все разом, и организованно, как школьники на экскурсию, направилось к реке.

За ними пошел Иван Тараканыч со складным стульчиком – выполнять свой мудреный режим.

Тетка Федотьевна сидела на лавочке, быстро работая спицами, а сама озирала улицу, поджидая кого-нибудь, с кем можно о чем-нибудь покалякать.

Аккуратистова мать на всю улицу ругалась с соседкой за повитель, дотянувшуюся до ее крыши, отчего крыша должна будто бы заржаветь.

Никто нипочем бы не догадался, куда направляются Мишаня с Огурцом: может, на пост коммунистического воспитания – репетировать пьеску «Зайка-зазнайка», а мажет, просто из дому послали их по важному семейному делу.

А в рукаве у Мишани был запрятан настоящий воровской ломик…

Сперва они имели намерение нарядиться в разбойничьи костюмы, да решили не связываться.

У беспечного Огурца вместо ломика оказалась железка от печки, которой не только ничего нельзя было оторвать, но при малейшем нажиме она сама гнулась во все стороны.

– Ладно, обойдемся моим, – пробурчал Мишаня, испробовав железку на своем заборе.

– Может, отложим? – с надеждой спросил Огурец.

– Вот еще! – рассердился Мишаня. – Из такого пустяка – опять жди… Я вон как загружен сегодня: трубки да еще драка эта… Отделаемся сразу, и все!..

Огурец так и приплясывал на ходу, так и озирался: видно, заранее у него пятки чесались – пуститься наутек.

Правду сказать, сам Мишаня тоже ощущал в коленках некоторую легкость.

Поход начался с плохой приметы.

Не успели Мишаня с Огурцом тронуться от Мишаниного двора, как Маринка, спозаранок дежурившая у щелки в заборе, крикнула:

– Вы куда пошли? Знаю! Скажу!

Огурец поднял с земли кусок тыквы и метнул в забор, но ничего уже поделать было нельзя.

– Закудакала на дорогу, ворона полоротая… – испугался суеверный Огурец. – Нужно три раза перевернуться через левое плечо, а то пути не будет!..

Уж если переворачиваться, то надо бы сразу, но тетка Федотьевна с той стороны улицы внимательно за ними наблюдала, и только через два квартала удалось отыскать безлюдное местечко и перевернуться, отчего сила этого обряда, конечно, значительно ослабла либо вовсе не подействовала…

– Может, вернемся? – опять спросил Огурец. – Все равно пути не будет через эту Маринку!

Но Мишаня твердо решил разделаться сегодня же со всеми своими обязанностями, свалив их с плеч, чтобы в дальнейшем жить спокойно, как все.

Маршруты бегства забыли, поэтому пришлось обходиться без них, как само выйдет.

– Бывает, по маршруту еще хуже бегать, – поделился своим богатым опытом Огурец. – Я раз бежал по маршруту, так чуть меня не поймали. Без маршрута я совсем у них с глаз скрылся. Запалились они, пошли шагом… Дай, думаю, следы запутаю. Для пущей верности. Ладно… Бегу по Крестьянской, через переулочек на Выгонную, с Выгонной сворачиваю еще в какой-то переулочек… выскакиваю, а они – и вот они! Прямо на них выскочил, в ихние лапы. Они про меня позабыли, идут, разговаривают, а увидели: ага! вот он!.. За мной!.. Они-то уже отдохнули, а я – нет… Вот в чем разница.

Очутившись у ограды РТС, Мишаня и Огурец обследовали все дыры, выбрали самую надежную и залезли во двор, заставленный старыми моторами. Они там стояли так давно, что кругом обросли бурьяном. Густой, высокий, он будто нарочно там вырос, чтобы в нем кто-нибудь скрывался.

А скрываться Мишане с Огурцом пришлось прямо сразу: значит, недоброе Маринкино кудаканье подействовало, а переворачиванье через левое плечо уже не имело той силы.

Только они приступили к осмотру первого мотора, выискивая, где там находятся годные трубки, как неподалеку появились двое чумазых шоферов, которые, громко разговаривая, что-то искали – возможно, тоже трубки себе.

Мишаня и Огурец нырнули в бурьян, залегли и притаились.

Прятаться в густом бурьяне, с одной стороны, хорошо: не увидят, а с другой стороны, плохо: самим ничего не видно… Не то ушли уже шоферы, не то заметили подозрительных ребят и подкрадываются, чтобы поймать.

Особенно волновался Огурец. На одном месте никак ему не лежалось: то он привстанет, как заяц на задние лапки, и выглядывает, то опять приляжет, а сам все шепчет:

– Повернули сюда… Остановились… Опять идут… Наконец он решил:

– Тут плохо… Я перейду! – и, пригибаясь, побежал в другой куст, который показался ему чем-то лучше. Через минуту и там ему не понравилось: он вздумал спрятаться под развалины автомобиля. Но под автомобилем оказалось совсем плохо, и Огурец побежал обратно в первый куст.

Больше он никакого места переменить не успел, потому что совсем близко послышался веселый голос:

– Этот откуда тут? Во-он выглядывает!.. Держи его!..

Раздался топот и жалобный крик Огурца:

– Дяденька, пусти! Да пусти! Ну пусти меня!..

Туг Мишаня ощутил необыкновенную легкость в ногах, вскочил и, не разбирая дороги, ринулся к спасительной дыре, а вслед ему кричали шоферы:

– Вон еще один! Лови!..

И ухали, и гоготали – очень страшно.

Совсем убежал уж было Мишаня и на улицу благополучно вылез, но там лицом к лицу столкнулся с самим Васькой Грузчиком.

Васька, по всему видно, пришел на работу: был он в замасленном комбинезоне и с авоськой, откуда торчали две бутылки молока.

– Ты чего тут шныряешь? – спросил Васька, свободной рукой хватая Мишаню за шиворот. Не зря уважал его Гусь – такая крепкая рука оказалась!..

Когда человека держат за шиворот, ему, конечно, трудно придумывать что-нибудь умное, а заранее никакую выдумку Мишаня не припас – не ждал, что так оно, дело-то, обернется…

Да придумывать ничего и не пришлось: в дыру выглянул один из шоферов, поймавших Огурца, и оказал Ваське:

– Попался ревизор? Давай его сюда!..

Кто-то за оградой спросил:

– А этот?

Шофер ответил:

– Он! Я его приметил – зеленую рубаху!..

И пригласил Мишаню, показывая на дыру:

– Лезь!

Мишане ничего не осталось делать, как лезть обратно во двор.

За ним протиснулся Васька, и все трое молча пошли к какой-то тесовой будке, тоже чумазой от всяких мазутов, не хуже этих шоферов.

В будке среди всякого железного хлама стояли только стол и табуретка. За столом на табуретке развалился и покуривал здоровенный губастый малый, чем-то похожий на Гуся, а на полу у стенки сидел, пригорюнившись, понурый Огурец.

При виде Мишани он почему-то обрадовался и ляпнул:

– Значит, тебя тоже поймали?

И, тут же поняв свою ошибку, попытался ее исправить:

– Хоть ты и вовсе не знакомый мне…

– Ладно, ладно, – ухмыльнулся губастый, оскалив штук двадцать кипенно-белых зубов. – Незнакомый… Ты, зеленая рубаха, садись рядом с другом, дожидайся…

– А что нам будет?.. – заискивающим голосом спросил Огурец.

Губастый свирепо нахмурил брови:

– А будет вам то: отдадим вас под суд! За проникание на гособъект… и за хищение соцсобственности!.. Ясно?

Мишаня и Огурец печально кивнули.

Васька Грузчик поманил губастого пальцем, и они все вышли, плотно прикрыв за собой дверь. Поэтому, о чем шел разговор, ни Мишаня, ни Огурец, как ни старались, не расслышали.

Губастый скоро вернулся один, опять сел за стол и начал их рассматривать, с важностью пуская папиросный дым.

– Значит, гусиновские будете… – наконец сказал он. – Гусиновских я знаю: темнота!..

Мишаня и Огурец не спорили: темнота так темнота…

– Я по виду могу человека определять, – хвалился губастый. – Например, этот вот, зеленая рубаха, сразу видать, парень незлостный… А злостный из них вот кто, рыжий! Ох, подозрительный!..

– Чем же я подозрительный? – заныл Огурец.

– Да уж оно видать… Сейчас вот начальство прибудет: зеленую рубаху, пожалуй, отпустим, а рыжий останется. Рыжего будем привлекать… по статье сорок семь, пункт «г».

– Почему ж меня одного-о? – ныл Огурец.

– Потому, что он пойман на улице, а ты – на территории. Чуешь разницу? – разъяснил губастый, выглянув в окошечко, и сказал: – Ага! Вот и сам директор подъехал!

Он встал, приоткрыл дверь и, высунувшись наружу, закричал во все горло:

– Товарищ директор, а, товарищ директор! Этих двоих поймали, куда девать? Ладно! А рыжего куда? В нарсуд? Ладно! Есть такое дело!

Закрыв дверь, он сказал Огурцу:

– Слыхал? Плохое твое положение. Ну, так и быть, допущу вам скидку… принимая во внимание молодой, возраст и все такое… Рассказывайте анекдоты! Если анекдоты будут хорошие – отпущу обоих, а плохие – не обижайтесь. Рыжий, начинай!..

– Да я что-то сейчас никак не вспомню, – беспомощно проговорил Огурец.

– Па-анятно! Что ж… сейчас представят мне бумаги… будем составлять на вас протокол!

У Огурца чуть глаза не вылезли – до того пыжился он вспомнить какой-нибудь анекдот, наконец вспомнил и обрадовался:

– Вот! Такой знаете? Приходит Лермонтов к Пушкину и говорит: «Пушкин, Пушкин, сочини мне стихотворение, чтоб…»

– Такие я не признаю!.. – отмахнулся губастый. – Ты давай смешной…

Огурец подумал.

– Вот еще один! Повстречались раз русский, немец и француз и заспорили, кто лучше нарисует…

– Это тоже чепуха! Вижу, не хочешь ты…

– А про пьяницу и таракана знаете? – старался Огурец.

– Такого что-то не помню… Давай!

Но рассказать свой анекдот Огурцу не довелось. Явился Васька Грузчик и сказал губастому:

– Порядок.

Потом обратился к пленникам:

– Можете идти.

– А куда нас? – не понял Мишаня.

– Домой… или куда хочете…

– Снисхождение вам вышло… при новом пересмотре… – добавил губастый.

– Мы еще увидимся… – пообещал Васька. – Я ведь вас знаю: ты – Мишаня, а ты – Огурец, художник, который у меня стамеску украл, верно?

– Стамеска… случайно взята… Я ее принесу… – хрипло пробормотал Огурец.

Они вышли нерешительно во двор, все еще не веря в свою свободу, и направились к дыре.

– Куда вы? – окликнул их Васька. – Валяйте прямо в ворота…

– В ворота им непривычно! – засмеялся губастый. – Стой! Погоди! Рыжий мне анекдот обещался: про пьяницу и таракана…

– Пускай идут! – сказал Васька. – Про это я тебе, если желаешь, сам расскажу…

Огурец шел впереди, стараясь не спешить, но, едва ступив за ворота, он почуял свободу и без оглядки чесанул вдоль улицы, не соблюдая никаких маршрутов и показав такую быстроту и легкость в беге, что моментально скрылся с глаз.

И у Мишани ноги шагали до того легко, будто и не ноги это, а крылья. Хорошо было на душе: свободно!

Но постепенно Мишанины ноги замедлили свой ход, а голова свесилась под тяжестью дум…

Он вспомнил, что Васька сказал: увидимся после… Где увидимся и зачем – вот вопрос. Зачем Мишане опять видеться с Васькой, вовсе ни к чему это, не имеет он такого желания – с Васькой видеться, а также с губастым.

Но что поделаешь, если они все про Мишаню с Огурцом знают? Куда от них в таком случае скроешься? Могут преспокойно пожаловать к отцу: так и так, ваш сын Мишаня пойман на гособъекте, около территории. Занимался хищением согласно статье сорок семь, надо привлечь… А уж если отца как следует разозлить, он так привлечет, что света не взвидишь!..

И может этот Васька явиться в любую минуту, что тут особенного: вот сейчас, вполне возможно, пьет свое молоко, а сам думает: дай-ка, думает, да пойду насчет этих ребят разузнаю… А губастый скажет: конечно, сходи, нечего им спускать, а то они всю РТС растащат! Вдобавок никакого смешного анекдота они губастому не рассказали, чтобы его развеселить и успокоить.

А когда Мишаня вспомнил, что ломик остался в бурьяне, а лезть его доставать – думать нечего в ближайшее время, стало ему и совсем скверно.

Домой он явился мрачный.

Даже Маринка и другие маленькие, игравшие около дома, увидев, какое у Мишани выражение лица, мигом разбежались и попрятались, словно не Мишаня по улице шел, а серый страшный бык Борис, завидев которого все малыши разбегались кто куда.

Пнув подвернувшуюся ему под ноги консервную банку с водой для кур, так, что она отлетела на полдвора, Мишаня сел под сараем на пенек и начал переживать.

Однако и тут ему покоя не было.

– Чем же это перед тобой банки-то провинились? – спросила мать, отворив окно.

– А что она!.. – рявкнул Мишаня.

– Она для дела поставлена, – рассудительно сказала мать. – Куры из ней пьют… им требуется пить аль нет?

– Нечего им тут распивать!

– Гляди-кось, какой грозный! – покачала головой мать. – Чем же это они тебе не угодили, скажи на милость?

– Ходют тут… кагакают!..

– А яйца кто тебе будет несть? Может, сам занесешься? Эва – нахохлился-то как… что твоя наседка!..

– Они мне не нужны! А наседку – по башке!..

– Тебя бы по башке-то, по дурацкой! Какого рожна тебе нужно, дозволь узнать?

– Ничего мне не нужно!

Мать долго, пристально присматривалась к Мишане и определила:

– Ремня тебе нужно хорошего ввалить, – вот это нужно так нужно! Вот погоди, скажу отцу – он те даст!.. Ишь, развоевался, чисто полководец какой! Ну-ка, постанови банку назад, покуда сама не вышла да за чуб не выдрала, чтоб не буянил тут серед двора!

Мишаня налил в банку воды, поставил ее на прежнее место, а сам опять сел под сараем, но мать продолжала говорить:

– Во-во! Охладись, посохни… Ишь горячий какой!

Пришлось от всех этих разговоров удалиться в смородину.

Там уж Мишаня не церемонился с сестрой Веркой, которая, учуяв тяжелое Мишанино положение, очутилась туг как тут и льстиво зашептала:

– Мишань, ты знаешь, чего мы с Розой от тебя хочем…

– Ничего не могу знать! Никаких Роз! – потревоженным медведем заревел Мишаня. – Пшла отсюда!..

Верка шмыгнула острым своим носом и скрылась – обиделась. И пусть.

Роза эта еще навязалась, а что ей нужно – сама не знает.

Получила от Мишани хорошее таежное письмо, где все сказано. Квартиру он им свою отдал, самовар и все имущество, а они каждый день пристают, над душой стоят, – кому угодно надоест… Тут, того гляди, нагрянут Васька или губастый, а им и дела нет – лезут со всякими пустяками!

Конечно, про Мишаню с Огурцом все узнано Васькой на посту этом самом, и где они живут, с удовольствием покажут изменники: хоть Братец Кролик, хоть Глеб, хоть другой кто…

В случае чего, отцу надо будет объяснить таким образом: в РТС залезли просто поглядеть, что там за забором находится. Прогуливались по улице, видят – дыра, дай залезем. А они набежали, схватили и повели. Приводят в будку и говорят: рассказывай им анекдоты. Дураки какие-то…

Но мало надежды, что отец больше поверит Мишане, чем своим шоферам, особенно если найдут ломик. Отец сам шофер и терпеть не может, чтоб моторы ломами расковыривали…

Так Мишаня размышлял и в то же время чутко прислушивался ко всякому шуму во дворе: не идут ли уже с РТС?..

Вот стукнула калитка, и громкие голоса что-то спросили, мать им ответила, потом позвала:

– Мишаня-я!.. Ну-ка, иди сюда скорей!

Сердце у Мишани так и оторвалось: пришли!

Скрываться было некуда, да и бесполезно, и Мишаня храбро вышел навстречу опасности, стряхнув с себя всякие налипшие соринки и застегнувшись, чтобы иметь вид чинный и благонравный, вызывающий доверие и снисхождение.

Но это оказались не Васька и не губастый, а свои ребята: Глеб, Братец Кролик и Лаптяня.

Братец Кролик вел переговоры с матерью, Глеб сзади помалкивал, а Лаптяня вообще не участвовал, а стоял в калитке, вертя бумеранг и показывая, что он здесь ни при чем, а пришел на всякий случай, чтобы защитить бумерангом Глеба и Братца Кролика, если Мишаня вздумает на них напасть.

А Мишаня нападать и вовсе не думал – так обрадовался, что свои гусиновские ребята пришли к нему, чтобы проведать, а не какие-нибудь скандалисты с РТС, чтобы жаловаться да привлекать…

– Вон он, Мишка наш косолапый, вылез из своей берлоги.

Мать показала ребятам на Мишаню и ушла.

– Мы за тобой! – заявил Братец Кролик, а Глеб помалкивал. – Они велели прийти. Ждут.

– Кто?

– Васька Грузчик, Галин Петровна… Пошли.

– А куда… меня? – растерялся Мишаня.

– На пост! А то куда ж! Им нужно с тобой повидаться. Огурца звали тоже, но его дома нет… Люди видели: мимо базара недавно пробегал как угорелый, а куда он бег и от кого – никто не знает… – растолковывал Братец Кролик, а Глеб помалкивал.

Не очень-то Мишане хотелось с Васькой видеться, да ничего не поделаешь: лучше на посту с ним повидаться, чем дома при отце. А по пути можно будет выспросить у ребят, не знают ли они, что Васька замыслил, какие у него планы насчет Мишани с Огурцом.

После всех сегодняшних испугов зло на дружков куда-то пропало, и даже радостно было опять с ними идти, хотя бы и на пост. Мельничков все равно не воскресить, а Психея по своей кошачьей несознательности не виновата, пускай живет без опаски и украшает Гусиновку своим пушистым сибирским видом… Чтобы совсем помириться, Мишаня для пробы обратился к Глебу:

– Ты случаем не знаешь, что там этот Васька насчет нас… намерен?..

Глеб будто только того и ждал: обрадовался, заулыбался во все свои толстые щеки и весело ответил:

– Да ничего! Не так он, как Галин Петровна хотела вас видеть.

– А он? – допытывался Мишаня.

– А он так стоял… смеялся…

– А ей чего?

– Да там к одному делу хочет вас привлечь.

Тут и Мишанины губы сами собой начали улыбаться: к делу – не страшно, к делу пускай привлекают. Если не к ответственности, а к делу, то против этого Мишаня ничего не имеет; ко всякому делу он пригоден, сумеет любое доверие оправдать.

– Ничего в этом Ваське особенного, – продолжал Глеб. – Гусь такого про него наплел, а он парень как парень.

– Это ты еще не знаешь, – не согласился с ним Мишаня. – У него сила зверская: уцепил меня, как клещами все равно…

Братец Кролик и Лаптяня продолжали хмуриться, но Мишаня надеялся, что и с этими все обойдется: с ними он в своей жизни ссорился и мирился не меньше чем сто раз.

У ворот поста Мишаня пощупал пуговицы, пригладил волосы, предполагая, что все сбегутся поглазеть, как Мишаню, того самого, что в РТС залез, привели.

Ребятишек там сновало достаточно: и мальчишки были, и девчонки, и совсем маленькие, но на Мишаню никто и внимания не обратил, будто кошка во двор зашла.

Из-за дерева, где во время пьесы сидела кукушка, выглянул Колюнька и тоже спрятался: не желал, значит, Мишаниным другом себя показывать и тем свою репутацию портить.

Больше всего ребят собралось в глубине двора, где стоял длинный верстак, а возле него доски, поленья, пеньки накладены: они что-то там измеряли и спорили.

Там же находилась и Галин Петровна.

Васьки Грузчика нигде не виднелось: возможно, он прятался в доме, чтобы в нужный момент оттуда выскочить и разоблачить Мишанино вранье.

Увидев Мишаню с ребятами, Галин Петровна бросила всех и пошла к ним.

– Вот и Мишаня к нам пожаловал! – сказала она, улыбаясь не ехидно как-нибудь – с намеками да подковырками разными, а сразу видно было, что приятно ей встретить Мишаню у себя на посту.

Мишаня словами ничего не сумел ответить, а просто кивнул.

Васька Грузчик все не показывался. Мишаня не утерпел и спросил:

– А где же Васька?

– Уже ушел, – сказала Галин Петровна. – Если он тебе так нужен, то можно отсюда ему позвонить.

– Зачем? – испугался Мишаня. – Вовсе это ни к чему. Не нужен он мне… и звонить ему нечего… Зачем человека от дела отрывать? Это нехорошо…

Отлично почувствовал себя Мишаня без Васьки, который, по всему видно, ничего против них с Огурцом затевать не собирался даже.

– Говорят, кошки у тебя всех птенцов поели? – спросила между тем Галин Петровна.

– А как же! – загорячился Мишаня. – Всех до одного сожрали, проклятые! А какие уж большие были – совсем оперенные, только куцые!.. Они бы у меня как развелись, если б не кошки эти собачьи. Передушить их, подлюк!..

– Я сколько раз смотрел, – подтвердил Глеб. – Сидят, носы высунули…

– Ой, как жалко! – вздохнула подошедшая Николашка.

– А ты думала! – оглянулся на нее Мишаня. – Я сам чуть не заплакал! Хорошо еще, что у меня нервы крепкие!..

Галин Петровна с удивлением посмотрела на Мишаню и сказала:

– Кошек душить совсем никуда не годится! Вот уж никак про тебя не думала, что ты душитель такой.

Мишаня смутился, покраснел:

– Да нет… Это я так… предложил…

И подозрительно покосился на Глеба с Братцем Кроликом – не разболтали ль они про Психею, но те и глазом не моргнули, и Галин Петровна не захотела дальше про это толковать:

– Хорошо, будем считать, что ты это предложил, не подумав… А мы вот что хотели тебе предложить… Это твой друг, Глеб, придумал, а мы поддержали… Хотим привлечь как можно больше птиц в наш район: развесим везде искусственные гнездовья, дуплянки. Туда кошки не залезут, и душить их тебе не придется.

– Скворечников у нас и так полно, – сказал Мишаня. – В каждом дворе торчат. Скворцов хватает. Весной, как побегут по всем огородам червяков из пашни доставать, так и кишат.

– Пускай еще больше будет! – сказал Глеб. – Но мы не столько об них, сколько об других беспокоимся: синичках, горихвостках, мухоловках, совах.

– Совах! – усмехнулся Мишаня. – Скажет тоже… Будет тебе сова со скворечниками паршивыми связываться. Она тебе что – воробей? У ней небось гнезда – в дебрях, в дремучем лесу расположены. Сов я ни одной, кроме как на картинке, и не видел даже.