Текст книги "Избранное в двух томах. Том II"

Автор книги: Юрий Стрехнин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 35 страниц)

ПОД ЗЕМЛЕЙ БУДАПЕШТА

Калганов вдавил подбородок в сухой колючий снег. С противным визгом над головой неслись пули. Где-то впереди, совсем близко, стучал немецкий пулемет, и казалось, не будет конца его надоедливому, злому татаканью.

Снег, набившийся в его не по возрасту солидную бороду, холодил кожу. Но лежать приходилось неподвижно: пулемет бил и бил. «На всю ленту запустил, что ли? – досадовал Калганов. – Этак бородой к земле примерзнешь, пока кончит…» Осторожно повернув голову, он посмотрел по сторонам. В нескольких шагах от него на снегу, который ночью кажется голубовато-серым, лежат, тоже распластавшись, матросы – Глоба и Чхеидзе. Впереди, шагах в ста, чернеет скелет двухэтажного, дотла выгоревшего дома, тянется полуразбитая снарядами каменная ограда. Из этих развалин и бьет пулемет.

«Придется возвращаться!.. Как только кончится очередь…»

Стук пулемета оборвался.

– Назад по одному! – негромко крикнул Калганов.

Вот, оттолкнувшись обеими руками от заснеженной земли, быстро вскакивает рослый Глоба. Пригнувшись, он пробегает мимо Калганова. И тотчас же от сгоревшего дома снова торопливо, взахлеб, словно спохватившись, стучит пулемет.

Обеспокоенный Калганов, повернув голову, смотрит вслед Глобе: успел ли? Кажется, успел. Глоба должен ждать там, где чернеет на краю сквера силуэт давно подбитого немецкого танка. За танком место сбора всех.

Пулемет опять замолкает.

И сразу срывается с места легкий на ногу Алексей Чхеидзе. Его невысокая, ловкая мальчишеская фигура в туго подпоясанном бушлате вихрем проносится к танку. Пулемет бьет ему вслед. Но Калганов уверен: Алексей успеет.

«Пора и мне…»

Калганову удается пробежать немного. Из-за своего высокого роста он, наверное, приметнее других – пулеметная очередь взвихривает снег рядом. Калганов падает, потом, едва смолкает пулемет, вскакивает. Бежит к подбитому танку. Снова очередь. Но он уже забежал за танк и вдруг ногой провалился куда-то, больно ударившись коленом обо что-то твердое. Слышно, как наверху, по броне танка, с сухим звоном выбивают частую дробь пули. Пусть! За танком уже безопасно.

«Куда это я провалился? – присматривается Калганов. – А, в канализационный люк!» Он вытаскивает ногу из щели между сдвинутой набок круглой крышкой и краем люка. Подползает к матросам, укрывшимся за громадой танка – черного, сверху чуть присыпанного снегом.

К пулемету, все еще бьющему по танку, присоединяются другие. Видно, враг переполошился не на шутку. Вот за танком колыхнулось белое быстро расширяющееся сияние – немцы бросили осветительную ракету.

Ракета гаснет. Смолкает пулемет. Успокоился враг.

Разведчики выжидающе смотрят на своего командира. А он молчит. Мнет в пальцах обмерзшую бороду, освобождая ее от набившегося снега.

Старший лейтенант еще не решил, повторить ли попытку где-нибудь в другом месте. Сколько земли исползали они за последние четыре ночи здесь, в южной части Будапешта, в Будафоке, пытаясь проникнуть за вражеский передний край! Все тщетно… Сейчас осуществить это труднее, чем когда-либо раньше. Окруженные гитлеровцы, теснимые со всех сторон, выбитые уже почти из всех районов города, еще держатся на левом берегу, в Буде. Их позиции тянутся вокруг крутой Крепостной горы, огражденной высокой каменной стеной. За этой стеной на горе огромный королевский дворец и много других старинных зданий прочной постройки.

К Крепостной горе, где находится ставка командующего окруженной группировкой генерала Пфеффер-Вильденбруха, стянуты все оставшиеся в Будапеште силы противника. Круг его обороны сократился, но от этого она стала еще плотнее. Каждый метр пространства у переднего края днем и ночью просматривается множеством вражеских глаз, взят под прицельный огонь.

А между тем нашему командованию, чтобы быстрее покончить со всей будапештской группировкой противника, нужно знать, где и как расставлены в Буде батареи, каковы силы гитлеровцев на участках обороны. Надо также узнать и о замыслах врага: намерен ли он прорываться навстречу своим войскам, пытающимся прийти на выручку. Чтобы узнать это, надо захватить сведущих «языков». Уже много раз пытались пробраться на Крепостную гору через вражеские позиции разведчики действующих в Будапеште наших частей. Но слишком плотно кольцо вражеской обороны.

Все попытки закончились безрезультатно. И поэтому то, что не удалось другим разведчикам, поручили выполнить отряду дунайцев, которым командует старший лейтенант Калганов: ведь об успешных поисках моряков-разведчиков известно и командованию фронта.

Уже несколько раз пробовали они выполнить порученное им трудное дело. Пытались пробраться на Крепостную гору через немецкую передовую, переулками, дворами или пройти чердаками, подвалами – все напрасно. Враг, чуя свой близкий конец, стал бдителен, как никогда.

…Тихо. Только изредка щелкнет где-то одинокий выстрел или глуховато простучит короткая очередь.

Идти опять? Калганов вглядывается в лица разведчиков, белеющие в полумраке под черными флотскими ушанками. Прикажет, и они снова пойдут за ним под пули. Но имеет ли он право рисковать их жизнями понапрасну? Погубишь людей, а задание не выполнишь… И все-таки надо попытаться еще. Но уже не сегодня. Теперь взбудораженные немцы до самого утра будут настороже.

– Возвращаемся! – невесело сказал Калганов.

Через полчаса пришли на свою квартиру, расположенную в глубине двора большого дома на окраине Буды.

Здесь разведчики отдыхали, обсуждали, кто как действовал в поиске, слушали политинформации, которые временами проводили Гура, Максименко или сам командир, готовились к выполнению новых заданий.

Когда Калганов, Глоба и Чхеидзе вошли, в кухонной плите жарко пылал огонь, весело фыркал паром огромный чайник. Те, кто оставался на базе, ждали их. Пришедших не спросили, удачна ли была попытка. Их вид ясно говорил – опять впустую…

Калганов отказался и от чая, и от еды. Закинул на угол кровати ремень автомата и, как был в ватнике, завалился на нее. Кто-то из разведчиков заботливо накинул на командира шинель.

Досада и злость грызли Калганова, не давали уснуть. Вдобавок болело расшибленное о край люка колено и еще пуще правая рука – там, где еще не зажила пулевая рана, полученная недели две назад в Пеште во время схватки в здании банка. С простреленной возле локтя рукой – повредило кость – Калганов вынужден был уйти в госпиталь. Там ему наложили гипс и сказали, что лечиться придется довольно долго. Но когда от навещавших его матросов он узнал, что командование дает разведчикам отряда задание проникнуть на Крепостную гору, твердо решил участвовать в этом поиске. Врачи запротестовали: надо эвакуироваться в тыл, а не возвращаться на передовую. Но Калганов настоял. Гипс сняли, наложили повязку, и он, вернувшись к своим матросам с рукой на перевязи, в тот же день доложил командованию: «К выполнению задания готов».

Сейчас, раздосадованный и злой, он, укрывшись с головой, лежал, потеряв всякую надежду уснуть, и, прислушиваясь к тупой боли в растревоженной раненой руке, мучительно думал: как же достать «языка»? День проходит за днем, под пулями исползана вдоль и поперек ничейная полоса, а проникнуть на Крепостную гору так и не удается. А тут еще в люк угодил, чуть ногу не сломал. Он протянул руку, чтобы потереть расшибленное колено, и замер, захваченный пришедшей вдруг мыслью: «А что, если?..»

Невероятно! Ну а вдруг удастся? Что, если пройти на Крепостную гору не через немецкую передовую, а под ней? Спуститься в люк и пройти по канализационным трубам. Помнится, когда бои шли еще в Пеште, несколько раз приходилось заглядывать в люки на мостовых, Через некоторые люки там проходят довольно широкие трубы, такие, что человек, согнувшись, проберется. Может быть, и здесь, в Буде, тоже так?

«Попробуем! – загорелся Калганов. – Но ведь надо знать, как идти. Подземных каналов, наверное, целая сеть. Идти наобум – выйдешь не туда, куда надо, или вообще никуда не выйдешь. А надо выйти непременно к королевскому дворцу, где вероятнее всего и находится штаб Вильденбруха. Только там можно захватить наиболее ценных «языков». Эх, если бы нашелся кто-нибудь, знающий канализационную сеть! Но где взять такого человека? А предварительно разведать все ходы самим – кто его знает, сколько на это времени уйдет!»

Теперь Калганову было и вовсе не до сна. Мысль, что на Крепостную гору, может быть, удастся пройти под землей, не давала покоя.

Утром, многое обдумав за ночь, Калганов поделился с товарищами своим замыслом. Замысел понравился всем, Но как найти под землей верную дорогу? Над этим сообща думали долго. Наконец командир сказал:

– Надо обойти подвалы, где прячутся жители. Спрашивать, кто специалист по канализации, но зачем специалисты нужны – не говорить. Ведь среди жителей могут скрываться враги.

Остаток ночи и почти весь следующий день разведчики обходили подвал за подвалом. Населению уже невмоготу было третий месяц ютиться по убежищам, голодать и ждать смерти от авиабомбы или снаряда; непрошеные «защитники» – гитлеровцы давно осточертели людям, и они с нетерпением ждали, когда же будет покончено с засевшими на Крепостной горе фашистами и в город придет мир. Жители Будапешта были рады помочь русским всем, чем могли.

Под вечер матросы наконец привели к старшему лейтенанту двоих людей. При помощи Любиши Жоржевича он расспросил их.

Один оказался слесарем-ремонтником. Но выяснилось, что о расположении канализационной сети в Буде он ничего не знает, и его сразу же отпустили. Другой, уже дряхлый старик, объяснил, что он пенсионер, много лет прослужил в будапештском муниципалитете инженером по эксплуатации канализационной сети и рад помочь русским. На вопрос, знает ли он расположение канализационных труб и люков, выводящих на Крепостную гору, старик ответил, что знает. «А какова ширина труб?» – спросил Калганов. Старик ответил: «Разная. По некоторым даже можно пройти, согнувшись». Калганов положил перед стариком на стол лист бумаги, карандаш и попросил его начертить точную схему канализационной сети Буды, указать на ней диаметры труб и места, где находятся люки. Старый инженер, напрягая память, несколько часов чертил схему. Хотя он и не знал, для чего понадобилась она русским, но, видимо, догадывался, что нужна для каких-то военных целей, и очень боялся ошибиться. Его не торопили. Пусть вспомнит все точно…

Наконец схема была готова. Калганов поблагодарил старого инженера и отпустил его. Разведчики щедро наделили старика хлебом и консервами из своего пайка.

Долго сидел командир разведчиков над схемой, сверяя ее со своей картой. Получалось, если верить схеме, что канализационными трубами можно, правда, сгибаясь в три погибели, и при условии, если они не доверху заполнены сточными водами, дойти до люков, находящихся совсем близко от королевского дворца. Можно было надеяться, что трубы, залегающие довольно глубоко под землей, целы, не засыпаны в результате разрывов бомб или снарядов.

«Выйти на поверхность ночью возле дворца и там захватить «языка», тем же путем с «языком» вернуться обратно», – составил план Калганов. На это дело надо взять немногих разведчиков, но самых выносливых и ловких.

О своем плане Калганов доложил командованию. План был одобрен.

Прежде чем начать такой рискованный поиск, надо было натренировать людей и провести предварительную разведку. Накрепко заучив схему, начерченную стариком-пенсионером, Калганов, когда стемнело, стараясь, чтобы не заметил противник, вывел всю группу к подбитому танку, к тому самому, возле которого так же неудачно, как и предыдущие, закончилась последняя попытка пробраться на Крепостную гору.

За танком противник не видел разведчиков. Как получилось по схеме, начать путь под землей можно было от того самого люка, в который Калганов провалился ногой. С люка сдвинули тяжелую крышку, и командир, включив фонарик, первым спустился в глубокий колодец по вделанным в каменную стену железным скобам. На дне колодца по колено стояла зловонная жижа. Видимо, за время боев канализационная система была где-то повреждена и сточные воды в некоторых местах перестали уходить из нее. Калганов посветил по стенкам. Как и значилось в схеме, через колодец в сторону немецкой передовой вела труба диаметром около метра. Согнувшись до последней возможности, Калганов решительно полез в трубу.

То и дело задевая головой за осклизлый свод, Калганов шел, раздвигая сапогами неподвижно стоящую, источающую миазмы жижу. С каждым шагом зловоние нестерпимее. Все труднее дышать: в трубе почти не было пригодного для дыхания воздуха…

Но Калганов упрямо пробирался дальше. Фонариком светил не все время, а только изредка зажигал его на секунду-две, чтобы рассмотреть путь впереди, ибо опасался: а вдруг враг находится где-то во встречном колодце?

Изредка оглядывался, прислушивался – идут ли остальные? Идут!

Но сам он с каждым шагом все больше чувствовал, что идти дальше невмоготу. Он задыхался, почти терял сознание. Наконец остановился, обернулся:

– Возвращаемся!

Разведчики с трудом выбрались обратно, в колодец. Некоторые чуть не задохнулись, их пришлось вытаскивать. Поднявшись к подбитому танку, все обессиленно легли на снег, жадно вдыхая свежий морозный воздух.

Калганову было ясно, что далеко не каждый из тех, кого он сегодня взял с собой, будет в силах пройти таким трудным путем. Даже если идти в противогазах. Да и поможет ли противогаз? Надо отобрать выносливейших из выносливых, сильнейших из сильных. Сейчас прошли по трубе не более двухсот метров, а многие уже совсем выбились из сил. А ведь путь до королевского дворца во много раз длиннее, и, может быть, чем дальше, тем невыносимее будут условия этого пути…

Выход в поиск был намечен на следующую ночь, ночь на 7 февраля. Надо было торопиться: приближался день решающего штурма последних гитлеровских позиций в Будапеште.

Весь день Калганов посвятил подготовке. Из тех, кто ходил с ним в трубу, он после этой «пробы» отобрал наиболее крепких: Андреева, Гуру, Коцаря, Глобу, Чхеидзе, Никулина, выздоровевшего Малахова. Конечно, включен был в группу и Любиша Жоржевич. Любиша ловок и силен, был до войны в Белграде чемпионом по боксу, и если понадобится без выстрела захватить пленного и скрутить его, Любиша очень пригодится. А кроме того, Любиша, отлично знающий и немецкий и венгерский языки, незаменим на случай, если нужно будет подслушать разговор гитлеровцев или на месте допросить пленного.

Калганов разбил разведчиков на две группы, поручив одной из них командовать Андрееву, вторую же возглавил сам. В состав групп кроме разведчиков были включены а несколько бойцов из бригады морской пехоты. Обе группы должны были сначала двигаться вместе, а затем, дойдя до отмеченного на схеме разветвления трубы, разойтись, с тем чтобы каждой выйти на поверхность в различных пунктах вблизи королевского дворца.

Люк, через который должна была выйти на поверхность группа Андреева, находился, согласно схеме, за церковью Магдалины, близ площади Капистрана, немного севернее дворца.

Группе Калганова предстояло выйти к люку, находящемуся вблизи колодца короля Матьяша, неподалеку от внутренних ворот дворца.

Из всех возможных выходов на поверхность Калганов выбрал эти два, как наиболее подходящие.

В девять часов вечера 6 февраля, когда над городом уже плотно лежала темнота зимней ночи, изредка прорезаемая светящимися трассами снарядов и пуль, разведчики отправились в этот необычный поиск. Взяли противогазы, запаслись патронами и гранатами. Перед самым выходом, как это делали всегда, провели небольшое, минут на пять, партийно-комсомольское собрание. «Помните. – сказал командир, – идем на такое дело, труднее которого, может быть, и не было. Самое главное – сохранить выдержку. Сохранить каждому. Если не выдержит один, не смогут идти все: в трубе сворачивать некуда. Наберитесь мужества!» – «Выдержим!» – сказали матросы. Но понимали, что будет нелегко.

Не замеченные противником разведчики прошли к подбитому танку, стоящему на ничейной полосе. Их сопровождало несколько матросов, которым Калганов приказал залечь возле танка и, на всякий случай, до возвращения разведчиков охранять люк: ведь противник близко.

Калганов первым спустился в колодец. Включил фонарик и, согнувшись, протиснулся в трубу. За ним пошли остальные. Последним шел связист с телефонным аппаратом и катушкой за плечами. Разматывающийся с катушки провод, падая в покрывающую дно трубы жижу, тянулся назад, к люку. От люка он шел с ничейной полосы к нашей передовой и дальше на командный пункт генерала, командующего частями, готовящимися наступать на Крепостную гору. Генерал, у которого Калганов был перед выходом, сказал, что будет ждать у аппарата. Предполагалось, что первое же донесение о результатах разведки будет передано по телефону непосредственно генералу, а по окончании ее, если будет возможно, у королевского дворца останутся наблюдатели, которые будут по проводу сообщать обо всем замеченном.

Разведчики медленно двигались по трубе. Миновали то место, которого достигли в прошлый раз. Начиналось неизведанное. Калганов с большей осторожностью пользовался фонариком, включая его только на секунду-другую и светя им не прямо перед собой, а в сторону, на покрытую пупырчатой слизью стену трубы.

Он предупредил, чтобы никто, кроме него, не зажигал фонарика. Шли, соблюдая полнейшую тишину. Только хлюпала под ногами жижа да сквозь противогазы слышалось тяжелое дыхание.

Идти приходилось все время согнувшись, порой ползли на четвереньках, невольно погружая руки в холодную липкую жидкость, чтобы опереться ими о дно трубы. Зловоние проникало и в противогазы. Иной раз было невтерпеж, и руки сами тянулись к маске, чтобы сорвать ее.

Силы таяли быстро. Калганов решил устроить короткую передышку. Сдвинув со рта запотевшую резиновую маску, он шепотом передал по цепочке:

– Как позади, все идут? Связь действует?

– Идут все! – услышал в ответ. – Но телефон отказал.

Телефонист доложил, что связаться с командным пунктом не может, потому что где-то в проводе утечка тока, наверное, разъело изоляцию.

«Изоляция не выдержала, а мы выдерживаем!» – подумал Калганов.

Дальше пошли без связи. Телефонист вернулся, он был уже бесполезен.

После короткого отдыха двинулись дальше. Все очень устали. Нелегко идти скрючившись, в ужасающей духоте и зловонии. А силы нужно было беречь. Как подсчитал по схеме Калганов, в таких условиях под землей предстояло пройти несколько километров и столько же обратно. И наверху нужны будут силы. Может быть, с бою придется брать «языка», с бою отрываться от преследования.

Чтобы сберечь силы, Калганов все чаще устраивал передышки. В минуты остановок командир проверял, все ли налицо, не отстал ли кто, потеряв сознание от духоты. Ведь шли уже более двух часов.

Нет, все еще держались.

По расчетам, давно прошли под линией обороны врага и сейчас находились, видимо, уже в тылу его передовых позиций.

Несколько раз слышали, как над головой вздрогнула толща земли, донесся глуховатый гул. Должно быть, это рвались снаряды, посланные нашими артиллеристами в глубину вражеской обороны.

Прошли уже сквозь несколько колодцев, соединяющих трубу через люки с поверхностью. К колодцам приближались особенно осторожно. Проходя одним из них, слышали, как наверху, возле крышки люка, похрустывал под тяжелыми подошвами снег… Несколько раз за стенкой глухо звучали голоса. Вероятно, в этих местах трубы проходили совсем близко от подземелий, в которых ютились окруженные гитлеровцы.

После трех часов пути подошли к нужному разветвлению трубы. И до этого попадались разветвления и пересечения подземных труб, проходя через которые, Калганов, чтобы не сбиться с пути, при свете фонарика сверялся с полученной от старого инженера схемой.

На минуту остановились.

Посветив фонариком на схему, командир удостоверился, что не ошибся. Шепотом приказал:

– Андреев – влево!

Команду тихо передали назад по цепочке. Калганов шагнул в трубу, уходившую вправо, за ним – разведчики его группы.

От развилки до люка, через который было намечено выйти наверх, оставалось пройти, как значилось по схеме, совсем немного. Сточные воды, стоявшие на дне трубы, теперь не достигали колен: этот участок канализации был расположен, по-видимому, выше предыдущих. Идти было бы легче, если бы разведчиков уже не вымотал весь предыдущий путь. От зловония не мог уберечь и противогаз. Мутилось сознание. Только усилием воли люди заставляли себя идти. Болела спина, колени, нестерпимо хотелось разогнуться, а разогнуться было некуда: вплотную на плечах лежал округлый каменный свод.

Но вот Калганов сделал еще несколько шагов и с нетерпением выпрямился во весь рост. Труба кончилась, он стоял в колодце. Затхлый воздух канализационного колодца после удушливой атмосферы трубы показался ему свежим и чистым. Стояла кромешная тьма. Калганов включил фонарик и повел им вокруг. Круглые, выложенные давно почерневшим кирпичом стены, кое-где кирпич вывалился. Прямоугольные скобы, вбитые в кладку, уходят вверх, к плотно прикрывающей колодец крышке. Многих скоб нет – давно выпали из отсыревшей кладки. Под желтоватым лучом блеснула стоячая вода. Калганов погасил фонарик. Глянул на светящийся циферблат наручных часов. Начало второго. Они шли по трубам около четырех часов.

В колодец протискивались из трубы остальные разведчики. Всем уместиться в нем было трудно, стояли, теснясь друг к другу.

По-прежнему было тихо: все помнили отданный командиром приказ о молчании. Может быть, враг прямо над годовой.

Любиша Жоржевич попытался подняться по скобам, но это ему не удалось: слишком многих скоб не хватало.

– Становись нам на плечи! – сказал ему Калганов.

Разведчики встали у стенки, еще теснее прижимаясь друг к другу. Любиша вскарабкался им на плечи и дотянулся до крышки. Припав к ней ухом, долго прислушивался. Снаружи не доносилось никаких звуков, кроме редких отдаленных выстрелов где-то на передовой. Видимо, вблизи люка врагов нет… Жоржевич, держась рукой за уцелевшую скобу, другой нажал снизу на крышку люка. Крышка не поддалась. Нажал еще. Крышка держалась прочно. Неужели она чем-то придавлена?

Яростно нажимая крышку плечом, Любиша пытался выдавить ее наверх. Крышка держалась как припаянная. Обессилев, Любиша спрыгнул с плеч товарищей вниз. На смену ему поднялся к крышке другой разведчик. И он бился долго, но тоже не смог поднять ее.

Калганов нетерпеливо глянул на часы. Уже почти полчаса минуло, а проклятая крышка ни с места! Неужели так и не удастся ее выдавить? Неужели придется возвращаться ни с чем, и весь трудный путь окажется проделанным напрасно?

– Выколачивать надо! – решил Калганов.

Под ногами, на дне колодца, в жиже лежало несколько кирпичей, выпавших из облицовки колодца. Один из них передали Жоржевичу, вновь поднявшемуся на плечи товарищей. Жоржевич стал осторожно, чтобы не произвести большого шума, постукивать кирпичом снизу по краям крышки.

Глуховатые, чуть звенящие удары кирпича по железу тревожно отдавались в сердцах всех. Не услышит ли эти удары враг наверху? Может быть, привлеченные подозрительными звуками, гитлеровцы уже стоят около люка, ждут, держа оружие наготове?

Резко скрипнуло наверху. Пахну́ло свежим, морозным воздухом. Наконец-то удалось сдвинуть примерзшую крышку.

Любиша вытолкнул намявший руку кирпич в щель, образовавшуюся между краем крышки и краем люка. Расширяя щель, осторожно сдвинул крышку. Стоявшие внизу в темноте не видели, что делает Жоржевич, но слышали, как он вылез наружу и, стараясь не брякнуть крышкой, вновь надвинул ее на старое место.

Стояла мертвая тишина. Разведчики ждали. Жоржевич должен был осмотреться, узнать, можно ли выходить наверх остальным.

Шли томительные минуты. Молча прислушивались разведчики. Но безмолвие стояло наверху.

Что с Любишей? Может быть, его схватили враги?

Прошло пять минут… десять…

Над головой раздался негромкий удар по железу. Еще… еще.

Это, как было условлено, три раза стукнул в крышку люка Жоржевич. Значит, выходить можно.

Проскрежетала крышка, сдвигаемая набок. Обозначился мутно-серый круг люка. Ночное небо было покрыто тучами. В люк, на лица разведчиков, упали крупные лохматые хлопья сырого снега – он валил вовсю. На темно-сером фоне неба с края люка показался силуэт головы в ушанке. Это Жоржевич. Он громко шепнул:

– Можно.

К отверстию люка поднялись по плечам товарищей и вылезли наверх Малахов и один из морских пехотинцев, задвинули крышку за собой, чтобы открытый люк не привлекал внимания немцев, если те будут проходить мимо. Внизу, в колодце, остались Калганов и Никулин – как резерв. Старший лейтенант совершенно справедливо решил, что наверху успешнее действовать небольшими группами, по два-три человека.

Любиша и двое с ним, закрыв люк, быстро отбежали за низенький парапет, огораживающий небольшую площадь. За парапетом, покрытым толстым слоем нетронутого снега, в темноте зимней ночи смутно высилась темная громада дворца.

– Я смотрел, – прошептал Любиша, – близко немцев нет. Искать их надо.

На противоположной стороне маленькой площади, на краю которой находились разведчики, темнели контуры многоэтажных, тесно стоящих домов. В той стороне, пояснил Любиша, слышались чьи-то шаги. Очень похоже, что путь от дворца к передовой проходит именно в этом месте. Да и вообще здесь, в своем тылу, возле штаба, немцы, надо полагать, ходят довольно свободно. Вот только время позднее… Но штаб ведь и ночью не спит. Тем более сейчас, когда гитлеровцы зажаты в кольцо, им, должно быть, не до сна.

Разведчики быстро перебежали через площадь, к домам. Юркнули под арку ближних ворот, железные ажурные створки которых были полураскрыты. Затаились, прислушиваясь.

Ждать пришлось довольно долго. Все падал и падал крупными мохнатыми хлопьями снег. Насквозь промокшее за время пути обмундирование быстро обледенело, стужа сковывала ноги в разбухших от сточных вод мокрых сапогах. Разведчиков бил озноб. Они потихоньку шевелились, чтобы хоть немного согреться.

Но вот в дальнем конце улицы послышались шаги. Шли несколько человек. Шаги быстро приближались. Разведчики приготовились. Вот шаги уже около ворот…

Любиша, прижавшись спиной к стене, предостерегающе протянул руку назад, коснулся рукава стоящего за ним Малахова. Это означало: «Отставить!»

Мимо ворот прошла группа немецких солдат. Все они, в мешковатых шинелях, низко надвинутых шапках с большими козырьками, один за другим черными силуэтами мелькали за причудливым железным кружевом ворот. Смена караула? Подкрепление на передовую? Слишком много их, чтобы захватить «языка». Да и нет смысла брать «языка» из числа простых солдат. Нужен офицер. И не простой, а сведущий, из штабных.

Томительны минуты ожидания…

Но вот Любиша оглянулся, кивнул стоявшим позади разведчикам. С той же стороны, откуда недавно прошли немцы, слышались два перебранивающихся голоса. Бранились по-венгерски. Любиша сразу же понял: салашисты! С двоими, да еще с пьяными, справиться нетрудно. Но стоит ли брать кого-либо из них? Едва ли этим прихвостням гитлеровцы доверяют серьезные военные данные.

Салашисты прошли мимо ворот. Из их перебранки Любиша уловил, что они возвращаются на передовую, очень недовольны этим и по какой-то причине друг другом.

Салашистов пропустили. Вскоре их пьяные голоса затихли.

И снова потянулись минуты ожидания…

Наконец на тротуаре, приближаясь к воротам, вновь послышались шаги. Шел кто-то один, спокойно, неторопливо. Вот он поравнялся с воротами. Прячась в их тени, Любиша разглядывал его. Фуражка с высокой тульей, широкий плащ… Офицер!

Любиша выждал. Идущий миновал ворота. Любиша метнулся из ворот вслед, рассчитанным движением ударил гитлеровца прикладом автомата в затылок. Тотчас же на него бросился Малахов и, обхватив, повалил на тротуар. Фуражка с головы гитлеровца слетела. Ошеломленный, он не издал ни звука. «Языка» втащили в ворота, фуражку, чтобы не оставлять следов, подобрали, надели офицеру на голову, крепко заткнули ему рукавицей рот скрутили назад руки – он все не приходил в себя. Любиша забеспокоился: не слишком ли крепко он стукнул фашиста? Нет, дышит.

Пользуясь тем, что на площади пока нет никого, пленного быстро потащили к люку.

Никто не заметил разведчиков в те секунды, когда они перебегали площадь.

Возле люка они опустили свою добычу наземь и подали вниз условный сигнал – трижды ударили прикладом в крышку.

– Принимайте улов!

«Языка» спустили в колодец, следом спустились сами. Крышку снова надвинули.

Безжизненно опустив голову, гитлеровец сидел в жиже, которая на дне колодца была чуть ниже колен. Он упал бы, если бы из стоявшие вплотную вокруг него разведчики.

– Приведите его в чувство! – приказал Калганов.

Пленному стали тереть уши. Наконец он шевельнул головой, что-то промычал.

– Очухался! – обрадовались все. Калганов зажег фонарик. В его свете было видно, как дико блеснули глаза гитлеровца, как он шевельнул челюстями и дернулся, а на лице появилось выражение ужаса. Только что он шел по тротуару, кругом было тихо и спокойно, и вдруг он сидит в чем-то жидком, пропитавшем одежду, леденяще холодном, трудно дышать от непонятного зловония, а вокруг, в темноте, тесным кольцом стоят и рассматривают его какие-то люди с черными лицами, в черной одежде…

Все, что видел гитлеровец сейчас, могло всерьез показаться ему преисподней, в которой он внезапно очутился. Может быть, и поверил-то он, что находится не на том свете, а в плену, лишь после того, как Любиша по-немецки объяснил ему это. Офицер попытался встать, но бессильно плюхнулся в жижу: ноги не держали его.

Пленного обыскали. При свете фонарика Калганов просмотрел его документы. Обер-лейтенант Рейнрор. По приказанию Калганова изо рта обер-лейтенанта вынули скомканную обслюнявленную рукавицу. Калганов через Любишу стал расспрашивать обера. Тот сразу же сообщил, что является офицером оперативного отдела штаба Вильденбруха. Калганов обрадовался: очень ценный «язык», то, что нужно.

Эх, если бы действовала телефонная связь! Сейчас допросил бы и сообщил по проводу прямо генералу. А то ведь еще не известно, что случится на обратном пути, удастся ли дотащить «языка», удастся ли дойти самим…

Тем временем группа Андреева тоже действовала. Также не без труда выбив примерзшую и засыпанную снегом крышку люка, выглянули из него. В ночной тьме сквозь медленно падающий снег они увидели, что находятся в конце узкого переулка, возле небольшой церковки с полуразрушенной колокольней. Это и была та церковь Магдалины, к которой они должны были выйти. Церковь стояла на углу переулка и площади, белевшей свежевыпавшим снегом. На противоположной стороне площади можно было разглядеть трехэтажное здание с колоннами и возле него какой-то памятник. Слева, на краю площади, стояло на огневых позициях несколько больших пушек. Разведчики подсчитали: восемь стопятидесятимиллиметровых – две батареи. Поблизости стояло два гусеничных тягача. Возле них суетились немецкие солдаты – сгружали ящики со снарядами. Неподалеку от пушек, перед трехэтажным зданием, стоял танк с зенитным пулеметом на башне. Внимательный глаз разведчиков отмечал все. На одной из выходящих к площади улиц они насчитали семь шестиствольных минометов. Чуть подальше на той же улице виднелись задранные вверх длинные стволы трех двухсотмиллиметровых пушек, готовых к стрельбе. Было ясно, что здесь сосредоточено немалое количество вражеской артиллерии. Гитлеровцы, зажатые в кольцо на Крепостной горе, уже не имели достаточного пространства, чтобы для меньшей уязвимости рассредоточить свою артиллерию.